Текст книги "Почти цивилизованный Восток (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Глава 31 О возвращении домой и воссоединении
Глава 31 О возвращении домой и воссоединении
Возвращаться домой было страшно.
То есть, Эва, конечно, хотела вернуться. Любой нормальный человек хотел бы вернуться домой! А она как раз нормальный человек и… и все равно было страшно.
Что ей скажут?
И она? Что скажет она в свое оправдание? И надо ли вообще что-то говорить? Может, притвориться больной? И в обморок упасть?
Но ведь остаток жизни в обмороке не проведешь.
А эти вот… она искоса глянула на мужчину, который снял маску и оказалось, что Эва его видела. Где-то. А где – не помнит, надо бы спросить, чтобы потом, дома уже, выразить благодарность.
В письме.
В письмах благодарности выражать куда проще. Правда… а вот Эдди устроился в углу экипажа. И мальчишку-сиу рядом с собой усадил. А когда тот попытался отодвинуться, возложил лапищу на плечо и сказал:
– Не дергайся.
И сиу замер.
Будь они одни, Эва бы сказала, что бояться нет нужды. Эдди добрый. И даже благородный. А благородные люди, пусть и не совсем они люди, но слабых не обижают.
– Я спать хочу, – заметила девица в совершенно безумном розовом платье. Безумным оно было и цветом – такой насыщенный оттенок категорически ей не шел – и кроем. Зачем столько кружева? Причем розового… цветное, конечно, вошло в моду, но…
Но и сама девица странная.
Её Эва точно не видела. Иначе запомнила бы. Определенно. Эти резкие черты лица, в которых проглядывало что-то нечеловеческое, сложно не запомнить. И кожу смуглую.
Эва тоже легко загорала.
И матушка вздыхала, сетуя, что даже крема с жемчужной пудрой не спасают. И зонтики… зонтики приходилось носить даже осенью, но почему-то помогали они слабо. И Эва смуглела. Расстраивалась. А вот девица, несмотря на кружево и смуглость, расстроенной не выглядела.
Кто она вообще…
Спросить?
Неудобно. Леди… в подобных обстоятельствах должна быть благодарна, а не совать свой нос в чужую жизнь. Благодарность Эва чувствовала, но справиться с любопытством было сложно.
– Леди, – когда экипаж остановился, человек, её купивший, подал руку. – Пожалуйста, воздержитесь в будущем от… приключений. Не всем они на пользу.
И вздохнул.
И…
И помог выбраться из экипажа. Сперва её, потом той, другой…
– Может… пусть Эдди проводит? – поинтересовалась она, глядя на Эву с сомнением. – А мы домой…
– Боюсь, это будет не совсем вежливо.
– Зато разумно, – она зевнула, пусть и прикрыв рот рукой. Но… но разве так можно?
Или все-таки можно?
Эдди хмыкнул и, склонившись, поинтересовался:
– Сама-то дойдешь, а то ведь босая…
И только теперь Эва поняла, что вправду все это время была босиком. Что… туфли её остались в доме, даже не её, а… чьи-то, чьи ей было позволено носить.
На сцену её выпихнули без них.
И в одной рубашке.
И… и в обморок будет падать матушка. А отец разозлится, правда, ничего не скажет. Никогда он ничего не говорил, но точно разозлится. И тогда всем станет неуютно, а у матушки еще и голова болеть будет три дня.
И…
– Дойду, – решительно сказала Эва.
Ведь не холодно же
Почти.
Там, в доме, было даже тепло. А еще нервы. На нервах не только об отсутствующей обуви забыть можно. Потом ей очень хотелось скорее уехать и… и снова было не важно.
Она решительно сделала шаг, конечно же, наступив на что-то острое. Ойкнула и… снова ойкнула, когда Эдди подхватил её на руки.
…там, в романе, дикий благородный шаман тоже нес графиню на руках. Через пустыню. И это казалось романтичным, а теперь подумалось, что ему, бедному, наверняка тяжело было. Эва ведь не легкая. И не хрупкая, в отличие от графини, которая еще умирать решила. Дура. И так тяжело было, через пустыню волочь, а еще и умирающую. Почему тогда она восхищалась? И куда восхищение подевалось? И что Эве делать-то? Это ко всему неприлично!
Ладно, если бы и вправду через пустыню, но тут же город!
Цивилизация!
Увидит кто.
– Слушай… – окликнула Эдди девица. – А что там тебе напредсказывали…
– Не обращай внимания. Скоро уже все…
Эва кивнула, хотя и сама не отказалась бы узнать, что там ему напредсказывали. Матушка вот как-то обратилась к провидице, и Эву с собой взяла. И та женщина в черных одеждах, строгая и пугающая, лила воск в воду, а потом еще палец Эве пробила иглой.
И предсказала удачное замужество.
Очень выгодную партию.
Мама потом долго и скептически Эву разглядывала, вздыхала и больше к провидице не брала. Да и сама не ездила.
Эва поерзала, но тут же спохватилась и затихла. Еще уронят… а вообще, конечно, так себе способ. Если по дорожке от ворот до дома, то одно, а вот через пустыню так идти… спина же затечет. И ноги.
И…
Дверь открылась.
– Привет, – сказала Эва брату и рукой помахала. – А я вот… вернулась.
Её поставили на ноги, и она с трудом подавила желание вцепиться в Эдди. А еще спрятаться за него. Даже подумалось, что хорошо, что он такой огромный. Прятаться за такого – одно удовольствие.
– Вижу, – сказал Берт и потом сгреб её, сдавил так, что дышать невозможно стало.
Эва только и смогла, что пискнуть.
– Чарльз, я… идем.
Он отстранился.
И потом, спохватившись, сам поднял Эву. Да что за… у нее ноги имеются, между прочим! Пусть даже не слишком чистые, но стоять-то она способна.
И ходить.
– Мелкая, я так… волновался! – Берт сделал два шага и опустил.
Отпустил.
– Жива?
Эва кивнула.
– Цела?
Она опять кивнула. Наверное, надо что-то сказать. Такое. Душевное. Соответствующее моменту. Она же… она пыталась придумать речь. И даже как-то немного сочинила. Но все придуманные слова разом из головы вылетели.
Прав был учитель.
Безголовая она.
И с дырявой памятью. И…
– Теперь все будет хорошо… – он снова обнял. – Я не позволю тебя обидеть. Никому…
И силой потянуло.
Да что с ним такое-то? Берт, конечно, не папа, но раньше никогда себе не позволял подобных… эмоций. Да еще и при посторонних.
– Девочка моя! – матушка выплыла в холл, и желание спрятаться стало почти непреодолимым. – Девочка…
В обморок, что ли упасть.
– Мама! – Эва позволила себя обнять. И сама обняла. И все-таки расплакалась, хотя плакать совершенно не собиралась. Да и слез-то не было. Не было, не было, а потом как взяли и потекли.
Ручьями.
Стыд-то какой!
– Целитель ждет, – матушка приподняла полу плаща и нахмурилась. – Идем. Тебе нужен отдых…
– И ужин! – крикнула та, в платье. – Ужином её тоже покормите, пока совсем не отощала… что? Я не думаю, что её там разносолами пичкали. И вообще…
В животе вдруг заурчало, а Эва подумала, что и вправду не отказалась бы от ужина.
А еще лучше, если будет общий.
И…
И матушка решительно взяла Эву под руку.
– Несомненно, дорогая, но сначала целитель…
Послушать, о чем станут говорить, не получится.
Жаль.
Но… если потом Берта спросить? Или не Берта…
– Мама, – Эва вытянула руку, показав серую полосу браслета, который и не сказать, чтобы мешал, но все же был лишним. – Снять бы…
– Сперва целитель! И умыться… Господи, Эва, на кого ты похожа? Хорошо, что на тебе плащ… и это просто-напросто неприлично!
Эва прикрыла глаза, слушая такое знакомое, такое успокаивающее ворчание матушки.
Она дома.
Она… действительно дома!
Старший Орвуд слушал молча. Внимательно. Иногда кивал, словно соглашаясь то ли с Чарльзом, то ли с какими-то своими мыслями.
За окном забрезжил рассвет. И серые тени метались по ту сторону стекла. Чужая сила давила, пусть даже хозяева и сдерживали её. Но сам этот дом давно и прочно пропитался ею.
– За нами долг, – произнес Орвуд-старший веско. И Бертрам склонил голову, подтверждая, что долг есть. И не будет забыт.
– Вы будете их искать?
– Не уверен…
– Отец?
– Во-первых, Эва и вправду вернулась. Она цела. Физически здорова. Что до остального, то… в случившемся есть и её, и наша вина. Во-вторых, не сомневаюсь, что её похититель давно мертв. Подобные нити рвут первыми. В-третьих… скажем так, мы можем попытаться найти что-либо, но… для чего? Кому ты собираешься мстить, Берт? Этой… торговке живым товаром?
Бертрам мотнул головой.
– Или остальным? Они лишь исполнители. Их смерть ничего не изменит.
– А что изменит? – тихо спросил Чарльз. И Орвуд-старший честно ответил:
– Не знаю. Знаю, что если убить этих, то скоро появятся другие. Третьи… они уже есть. Где-то там, на окраинах. И те, кто вылавливает молоденьких дурочек, напевая им песни о любви. И те, кто потом этих дурочек продает. И те, кто покупают…
– Их тоже можно найти.
– Можно, – взгляд Орвуда был тяжел. – Только… это как раз и опасно.
Он поднялся и подошел к подоконнику, оперся на него, коснувшись лбом серого стекла. Рассвет пробирался в город незаметно, да еще и туман породил, сизый, драный.
– Возможно, когда-нибудь в будущем… в далеком будущем… мир изменится настолько, что все люди станут добры. И будут относиться друг к другу с сочувствием…
– Вы сами в это верите? – не удержался Чарльз.
– Нет, – Орвуд смотрел в туман. Что он видел? И видел ли хоть что-то? – Когда-то… я имел неосторожность состоять в подобном клубе.
– Отец?
– Мы далеко не все знаем о своих близких. Это надо принять. Я был молод. И горел желанием изменить мир. К лучшему. Никто и никогда не хочет менять мир к худшему. Только к лучшему… чтобы ни бедных, ни больных… ни голодных, ни замерзающих насмерть потому как не за что купить дров. Чтобы… счастье и благоденствие. Всеобщее.
Тихо-то как. На рассвете всегда тихо.
И потому сквозь нервный полог этой тишины слышно, как грохочут колеса. Где-то там, далеко. Туман поглощает звуки, играет с ними, и кажется, что вот-вот из него выкатится старая телега.
– Нас таких была дюжина… мы называли себя Братством Мастеров. В знак того, что строим новый мир. Мы… искали. Пути преобразования. Изменения. Не мира. Себя. Всегда ведь надо начинать с себя. Стать сильнее. Умнее… только это ведь непросто. Мы собирали древние рукописи, ведь когда-то легендарные маги способны были движением руки осушать реки и двигать горы. Мы тоже так хотели. Хотя… на сегодняшний день я понимаю, что проще сдвинуть гору, чем переубедить одного человека…
Это признание не для Чарльза. Но ему позволено присутствовать.
Почему?
Не потому ли, что Орвуд-старший… подозревает? О предложении, которое было сделано? И о том, что предложение это… звучит заманчиво?
Никто не хочет сделать мир хуже.
А лучше… получится ли сделать его лучше?
– У нас даже план был. Преобразований. Освоения диких земель Запада. Расчистка их, поскольку только человеческая раса воистину совершенна и близка к Создателю. А стало быть, все прочие… нет, мы не собирались их уничтожать. Отселить. Куда-нибудь в горы. Или дальше, туда, где земли вовсе не годны… пока не годны. Мы были уверены, что со временем иные вовсе вымрут. Естественным образом… правда, Мастер Целитель обещал создать что-то такое, что ускорит процесс. Для иных. А человеческую расу не затронет. Но как-то работа у него не заладилась, а потом и вовсе…
Выдох.
А ведь услышанного достаточно, чтобы… опасное признание. И Бертрам смотрит со… страхом? Нет, еще не страх, скорее разумные опасения.
– Я участвовал в тех исследованиях. Нам привозили… материал. Если относится, как к материалу, все много проще.
Он все-таки отступил от окна.
– Мы готовились. Мы… собирались начать с небольшого поселения на границе, там, где иные встречаются часто. И… отправились… втроем. Я, Мастер Целитель и Мастер Строитель. За этапом расчистки жизненного пространства должен был начаться второй. Заселения. И… сперва планировалось проложить дорогу. Железную. Она связала бы поселки, которые мы бы поставили, между собой. Поселки нового типа. Общины, связанные меж собой узами родства. Такие, где бы люди были близки друг с другом. Сами стремились бы помогать один одному. Мы бы еще и наставили… Мастер Иллюзий говорил, что почти разгадал одну… один древний артефакт, который позволил бы изменить человеческую натуру. Если бы все вышло, то мы бы смогли внушать людям, что есть добро, а что – зло. Это ведь так заманчиво… новые земли, новые люди. Совершенные люди. Избавленные от слабостей и пороков, дающие начало новому идеальному обществу. Такому, в котором нет ни злобы, ни зависти, ни…
– Что произошло? – спросил Бертрам.
– Я всех предал, – Орвуд отвернулся. – Я… всех предал.
Он сделал вдох.
– Мы… ехали. Долго. Железной дороги еще не было. Да и сами по себе места… специфические. Нам не были рады, но… в какой-то момент мы оказались в орочьем поселении. Я помню, как очнулся. Горы… не сказать, чтобы высокие, но темные, черные почти. Небо. Звезды. Костер. Дикарь напротив. Огромный, как эти горы. И… и понимаешь, что вот он – их часть. И этой земли. А я так, пришлый. Он еще смотрит с насмешкой. И видит всего-то тебя, насквозь. С планами этими великими, которые на самом деле яйца выеденного не стоят. Но планы же…
– Вы…
– Я их убил. Тех, кого еще недавно называл братьями. Нет, сперва я хотел миром… мы же цивилизованные разумные люди. И мы можем договориться друг с другом. Так мне казалось. Я… я пытался рассказать о том, что чувствовал. Честно пытался. Про… племя… про то, что они – на своей земле, в своем доме. Это мы гости. И всегда ими были. Про то, что нельзя вот так. От заразы погибнут не только воины, но и женщины, и дети… я не хотел быть виновным в смерти детей, даже орочьих. На деле если, вживую, то от человеческих они мало отличаются.
Вот дерьмо.
И главное, поневоле начинаешь думать, что надо ли оно, такое знать? К чему чужие тайны, когда собственных девать некуда.
Но Чарли молчит. Снова. Кажется, молчание входит уже в привычку.
– Слово за слово… мне отвечали. Про план. Про дикарей. Про новый мир, который стоит малых жертв. Про то, что земля нужна, что без нее не будет этого нового прекрасного мира. А я… я все отчетливей понимал, что не может быть никакого прекрасного мира на чужих костях. Я же все-таки некромант. Такие вещи никогда не проходят даром. В какой-то момент спор затих. Я даже решил, что… меня услышали. Мне сказали, что все хорошо, что мы уходим. И что мою точку зрения нужно донести до всех. Что Братство решит, кто прав.
– Вы поверили?
– Я ведь цивилизованный человек. А цивилизованные люди верят другим цивилизованным людям.
Это, конечно, зря.
– Мы отошли от стойбища… сутки… сутки по жаре. Вода теплая. Еще пахла так, неприятно. Я, помнится, подумал, что протухла… перед тем, как отключиться. Когда очнулся… был один. В прериях. Ни коня, ни… ничего. Оружие и то забрали. Записку вот оставили, что я предатель. И приговорен. Что если мне так дороги дикари, то надеяться я могу лишь на их милость.
Он дернул шеей.
– Я должен был сдохнуть там, в прериях. Без лошади. Без воды… но они как-то забыли, что я все-таки некромант. А в прериях довольно много павших лошадей. Хотя… ехать на такой – сомнительное удовольствие.
– И ты…
– Впрочем, у мертвых лошадей есть одно преимущество. Они не знают усталости, – Орвуд сцепил руки, и суставы хрустнули. – Я их догнал.
Чарльз сделал себе пометку, что если случится ссориться с некромантом, то добивать надо сразу.
– Догнал и убил.
– Ты же…
– Некроманту не нужно оружие. Тем более, когда он зол… моя сила выплеснулась и… в общем, я потом дам тебе почитать кое-какие книги.
Орвуд покосился на Чарльза, но тот сделал вид, что не слышит.
– Заразу я уничтожил. Они не успели донести её… и знаешь, тот, кого я считал другом, он был очень удивлен. Оказывается, я должен был умереть от яда. В воде был. Лишал сил. Магических, физических… я должен был очнуться и лежать, сдыхая на палящем солнце, ни на что не способный. А я взыл и не умер… и я вспомнил того дикаря, который подал мне трубку. Он подал, я взял. И дым еще горький был. А дикарь сказал, что у меня есть выбор, что… выходит, и вправду был.
Он потер глаза.
– Когда я вернулся домой, то… оказалось, что братства больше нет. Дом, в котором располагался наш клуб, сгорел… пожар. То ли свеча опрокинулась, то ли уголек выскочил из камина. Артефакты оказались разряжены, да и… трое братьев задохнулись в дыму. Еще одного задавило рухнувшей крышей. Двое получили ожоги, от которых потом и скончались. Целители не помогли.
Чарльз повернулся к окну.
Туман почти истаял. И город просыпался. Там, за оградой, была своя жизнь. Звенел колокольчик на тележке молочника. Орал кот.
И снова грохотали колеса.
– Вы не поверили?
– Нет, конечно. Маги немалой силы и не справились с пожаром? Чтобы тот, кто управляется с огнем, как дышит, скончался от ожогов? А другой, способный, если не гору сдвинуть, то почти, не выбрался из горящего дома? Не удержал просевшую кровлю? Пожар был лишь предлогом, а я решил, что кто-то из нас, из тех, кто остался в живых, осознал то же, что и я. Что мы едва не стали причиной катастрофы. Что наши изыскания, наши стремления – скорее во вред. И мы сами, мы ничего по сути не знаем о людях, жизнь которых пытаемся улучшить. И вряд ли это возможно вовсе… если и да, то не таким путем. Нельзя постоянно внушать доброту или сочувствие. Я просто послал цветы. Соболезнования. И… сделал вид, что ничего-то и не было.
– И делал вид многие годы.
– Отнюдь, Берт. Я и вправду… занялся делом. Некромантия на многое способна. К примеру, создать зелье, которое остановит гниение плоти. И мне не помешает свежий взгляд. Когда я убивал заразу, ту, которую нашел у Мастера Целителя… это был по сути воздух с мельчайшими живыми существами, в нем заключенными. И эти существа… о них не так давно писали, были они открыты сотню лет тому, но открытие не сочли сколь бы то ни было интересным. Так вот, Брат Целитель весьма плотно их изучал. И пришел к выводу, что именно они во многом вызывают болезни. А узнав причину, можно отыскать лекарство. Если бы он приложил усилия к этому, он бы достиг многого… я же, уничтожив созданных им существ, понял, что так же могу уничтожить и любых иных. Но проблема в том, что… в воздухе и воде ладно, как и в земле, правда, земля вбирает мою силу и становится мертвой. А вот в живом человеке мне сложно отделить одну жизнь от другой. Я пытался создать яд, который бы действовал избирательно. И даже вышло, но…
– Не то, чего хотелось?
– Не совсем. Яд действует на мельчайших существ, однако мыши, на которых я пробовал действие яда, тоже погибают. Не сразу и не от яда, тот довольно быстро выводится из тел. Пока не могу разобраться, в чем причина… не суть важно. Со временем пойму. Возможно, или яд слишком силен и вредит уже телу, или наоборот, слаб и убивает не всех…
Он перевел взгляд на Чарльза.
– Не так давно я получил одно… весьма занимательное послание, в котором мне напомнили о прошлом. Далеко не все, что мы делали, было законно. Так вот… меня предупреждали, что излишнее любопытство в некоторых вопросах может привести к… не самым приятным для меня последствиям.
– Погоди…
– Человек, которому я задавал вопросы… про Эву. Опытный и весьма толковый человек, давно помогавший мне… в разного рода делах скончался. Вдруг. Как и еще один…
– То есть, вы полагаете…
– Я практически уверен, что… стоит принять это предложение.
– Просто забыть? – в голосе Бертрама прорезалось… удивление? И что же именно его удивило? То, что отец готов отступить.
– Я говорил, что нас была дюжина… двоих убил я. Шестеро погибли при пожаре или после него.
– Восемь. С вами девять. Осталось трое?
– Только я. Найт ушел в тот же год. Несчастный случай. Виктор тогда же… простуда. Банальная простуда, которая на проверку оказалась чахоткой. Правда, незадолго до смерти он написал письмо. Просил о встрече. И я бы встретился. Собирался. Не успел. Потом… со мной связался его поверенный, говорил, что ему оставили конверт.
– Но…
– Но пока я добирался до города, случился еще один пожар. Пожары ведь – явление такое… постоянно происходят.
И поверенный погиб, а конверт сгорел.
– Так… кто тогда?
– Я был на пожарище, – Орвуд-старший смотрел на сына. – И пытался призвать души. Я был еще в достаточной мере наивен, чтобы надеяться на ответы. Но никто не отозвался. Точно также, как не пришел Виктор. Да и Найт… хотя, конечно, после смерти прошло больше года, а спустя такой срок…
Двое в пустыне и сам Орвуд.
Шестеро при пожаре.
Итого девять.
Десятый от несчастного случая. Одиннадцатый…
– Кто-то еще должен остаться. Не сходится. Вышло одиннадцать…
– Двенадцатым был Император, – спокойно произнес Орвуд. – Правда, тогда еще наследник, но…
Твою же ж… чтоб их всех.
Дерьмо-то какое.
Глава 32 Леди и еще раз леди
Глава 32 Леди и еще раз леди
– На самом деле он скорее покровительствовал, нежели сам участвовал. Деньги… изыскания всегда дороги, а далеко не все могли позволить себе подобные траты, – Орвуд устроился в кресле. – Кое-какие книги. Артефакты. Императорская сокровищница хранит много разных вещей.
– А потом…
– Потом у нас состоялась беседа. Короткая. Но мне явственно дали понять, что об участии Его высочества лучше забыть. Да и вовсе о клубе. Признаться… – он ненадолго замолчал. – Тогда еще я подумал, что наши игры привлекли внимание Императора. И он счел их слишком опасными. Предпринял меры…
Возможно ли?
Отчего нет. Тогда объясним и пожар, и то, что маги погибли. И то, что упокоили их со знанием дела. Да и в целом…
– Честно говоря, опасался, что и со мной произойдет… несчастный случай. Странное было состояние. Такое… как будто душу вытащили. Слишком много всего. Я вдруг утратил цель жизни. Друзей. Братьев… смешно горевать о том, кого сам убил. Да и жизнь особо… ценной не казалась. Я просто существовал, это уже потом, после… начал приходить в себя. Постепенно все менялось…
Он кривовато усмехнулся.
– Я встретил женщину, которая меня не испугалась. Женился… появился ты. Потом девочки. И оказалось, что все не так уж плохо. Да и работа… забыть совсем не вышло, но воспоминания утратили болезненность. И тут это письмо.
– Могу я взглянуть? – поинтересовался Чарльз.
– Боюсь, что нет. Подобные письма имеют отвратительную привычку рассыпаться прахом после прочтения. Но писал его человек, который хорошо меня знал. Как и знал о том, что происходило в Клубе.
– Император?
– Ему незачем. Я приносил клятву. Личную… одно из условий моей жизни здесь. В принципе жизни. Так вот, ему достаточно было бы отдать приказ. Нет… Император, если и виноват, то в той же наивности, что и я…
– Кто-то… уцелел, – вывод напрашивался сам собой. – Пожар. И тела были изуродованы. И…
– И опознавали кости. А если добавить, что, возможно, пожар и вправду устроила Тайная Канцелярия, то уцелевший в нем не стал бы распространяться о своей удаче. Он бы воспользовался ситуацией…
– Все равно не понимаю, – Бертрам упрямо мотнул головой. – Какое к этому отношение имеет Эва?
– Полагаю, что никакого. Напрямую. То, что с ней произошло, не более чем череда случайностей. Неприятных весьма, но и только… а вот Клуб… судя по тому, что рассказали вы, Черльз, он остался. Изменился. Раньше мы не скрывали лиц. И не прятались за теми, кто одержим удовольствием. Но надо признать, что тайные клубы подобного толка существовали всегда. За ними приглядывали, но если на пороки телесные Тайная Канцелярия посмотрит сквозь пальцы, то иные… устремления будут пресечены. Так что… одно к другому. Аукцион – место, где пересеклись многие интересы.
– Хорошо, это все понятно, но… ты серьезно хочешь отступить?
– Нет, – Орвуд-старший поглядел на Чарльза. – Те работы, которые вел Брат-Целитель… я не уверен, что записи сгорели. Они были довольно подробны. Да и Вейзель всегда отличался нечеловеческой дотошностью. Если уцелел кто-то из Братьев, то могли уцелеть и эти записи. Я не говорю уже об идеях. Идеи в целом весьма живучи.
– Погоди, – Бертрам потер переносицу. – Ты хочешь сказать, что где-то в городе существует некая тайная организация, готовая выпустить в мир заразу? Ту, что уничтожит… нелюдей?
– Если бы нелюдей. Сколько лет прошло, Берт? Больше сорока. Этого хватит, чтобы по записям восстановить процесс. Создать то… зелье. Испытать его. И использовать. Все ведь были уверены, что Клуб прекратил свое существование. Так что никаких преград. Но почему-то до нас не доходило слухов об эпидемиях… так что, возможно, все куда хуже.
– Куда уж хуже? – не выдержал Чарльз.
– Всегда есть куда хуже. Скажем так… некоторые из Братьев полагали, что далеко не все люди годны для того, чтобы стать частью нового мира. Дурная кровь. Слышал о такой теории?
– Смутно, – вынужден был признаться Чарльз. – Это что-то о…
– О том, что сын убийцы станет убивать. От вора родится вор. Да и в целом люди с преступными наклонностями породят преступников.
– Это же… бред!
– Для тебя, Берт. И… для вас? – вопрос был осторожным, а взгляд – весьма внимательным.
– Бред, – подтвердил Чарльз. – Иначе было бы просто. Уничтожить всех…
Он осекся.
– Нет. Это же… безумие!
– Безумие. Но… понимаете, безумцам их логика зачастую представляется единственно верной.
Все равно безумие.
Как… как вообще подобная идея могла прийти кому-то в голову?
– Это объяснило бы задержку. К чему привлекать внимание эпидемией средь малых народов и рисковать, что кто-то дойдет до сути, если не решена основная проблема? А решить её не так и просто… все же, что орки, что сиу отличаются от людей. А люди? Как отделить тех, в ком есть дурная кровь, от прочих?
Чарльз очень надеялся, что никак.
Что…
Нет, уповать на здравый смысл, когда речь заходит о чьем-то безумии, не следует. А вот неразрешимость задачи…
– Император…
– Сомневаюсь, что он помнит об этом своем… увлечении. Да и единственный раз, когда случился спор на тему чистой крови, высказался довольно-таки резко. Что-то о том, что… никогда нельзя быть уверенным, что твоя кровь в достаточной мере чиста? Кажется, так… да и не нужен ему клуб. У него есть Тайная канцелярия и не только.
– Кто тогда?
Молчание. И нет, Орвуд не тянет время. Скорее он обдумывает, что именно сказать. Снова. И ведь не раз и не два он уже перебирал, что мысли, что имена.
– Трое. Среди братьев трое придерживались идей истребления «дурной крови». Но имена ничего не дадут. Они мертвы и…
– Где их тела?
– Где и положено. В родовых склепах. Вызвать дух не выйдет.
– У некроманта, – задумчиво произнес Чарльз.
А вот если попросить шамана?
Не то, чтобы он наверняка знал, но… Эдди ведь сумел вызвать духов в гостинице? И если попробует снова… хотя наверняка тот, кто затеял эту игру, не выпустит из виду собственный склеп.
И семью.
И… нужно действовать осторожно. Крайне осторожно. Как-то не хочется, чтобы с ним несчастный случай приключился. Или… вовсе забыть?
Отступить.
Отказаться от приглашения. Уехать, как и собирался. Возможно, намекнуть Эдвину. Он наверняка связан с Тайной Канцелярией, иначе откуда такой интерес к «Слезам сиу». Или… ну да, если дурную кровь от недурной отделить сложно, то, возможно, с даром все куда проще?
Отделить одаренных от всех остальных?
Или…
Нет, уехать не получится. Матушка ведь останется. Августа. Да и прочие… Берт точно теперь не отступит. Взгляд у него такой вот, задумчиво-нехороший.
– Возможно… возможно, стоит поговорить с Его императорским Величеством, – Чарльз поднялся. – Для начала. И… заняться чем-нибудь таким. Чем вы обычно занимаетесь?
– Работой.
– Вот ею… Берт же в свет выйдет.
– Зачем?
– За невестой?
– У меня уже была одна.
– Будет и вторая, если понадобится. На деле… попробуй стать, если не своим, то и не чужим. Заодно послушать, о чем говорят. Если что-то затевается… или планируется… сейчас вряд ли, после заговора некоторое время будет очень тихо. Но вот настроения… – Чарльз щелкнул пальцами. – Их стоит уловить. А еще…
В памяти вдруг всплыло имя.
– Надо познакомиться с одним человеком. Но как-то так, в неформальной обстановке… и… да, если вы совсем отступитесь, этого ведь не поймут. Не поверят. Ваш характер знают. Значит, этот человек проведет небольшое расследование. По частному заказу. Как полагаю, он отыщет похитителя, скорее всего мертвого. Вы выразите недовольство…
Бертрам хмыкнул.
– А ты?
– А я… я прислушаюсь к старшим братьям. Я ведь тоже хочу изменить мир к лучшему.
– Это опасно.
– Зато если что-то и будет, то там… только там.
Потому что, пусть даже нет оснований полагать, будто одно с другим связано, но Чарльз всей сутью своей чувствует: связь имеется.
Имеется связь.
– И да… я думаю, что будет весьма логично, если моя супруга подружится с вашей дочерью… и время от времени станет её навещать. И наоборот.
– Думаю, Эве понадобится поддержка, – Бертрам вздохнул и посмотрел на отца. – Матушка упоминала, что слухи уже пошли, пусть даже никто не знает наверняка, но… ей придется сложно.
Он замолчал, чтобы добавить спустя мгновенье.
– Им обеим придется сложно.
– Ничего, – Чарльз поднялся. – У Милли револьвер имеется… кстати, стреляет она неплохо.
Я сидела в гостиной с чашечкою чая, такого же поганого, как дома. Правда, к чаю подали сэндвичи с ветчиной и сыром, и еще какие-то крохотные штучки, с мясом внутри. И пирожные.
Печенье.
В общем, поганость чая несколько сглаживалась возможностью поесть. И главное, никто не сидел, не буравил взглядом. Кроме мальчишки-сиу, который молча опустился на пол.
Надо как-то с ним… заговорить, что ли?
И что сказать?
Твоя матушка просила тебя найти? И ждет… ждет ли?
– Есть хочешь? – поинтересовалась я и протянула сэндвич.
Его приняли.
Осторожно так. И не спуская с меня внимательного взгляда.
– Я тебя не обижу. Чарли тоже. И Эдди… он, конечно, большой и грозный, но только с виду. На самом деле он добрый.
Эдди, дремавший в кресле, приоткрыл глаз. И закрыл.
Мальчишка ел быстро, не жуя.
И молчал.
– Чай? Или еще?
Молчит.
Так мы и сидели. Пялились. Я на него. А в самом деле, что с ним делать-то? Полукровка… и сиу его не примут. Или примут, но все равно жизни не будет. Да и он сам… сколько лет он прожил здесь? И наверняка привык к городу.
А в горах? Справится ли?
– Ты хочешь вернуться домой? – поинтересовалась я.
– Как госпожа пожелает.
Ясно. Для задушевных разговоров еще не время. И что-то вот подсказывает, что свекровь моя не слишком покупке обрадуется. Она и меня-то с трудом терпит, а тут этот вот.
Хмурый.
– Ладно. Ешь тогда…
Сиу дернулся. И Эдди потянулся, стряхивая остатки сна. А потом и я услышала шаги. И сразу разочаровалась. Не Чарли. О чем столько говорить можно? Час уже прошел, если не больше, а эти… ладно, вернется – расскажет.
– Прошу прощения, леди Диксон…
Я не сразу сообразила, что это она мне.
– …что бросила вас, – матушка Эвы выглядела так, будто последний час прихорашивалась, а не дочку успокаивала.
Надеюсь, с той все хорошо.
Нет, девица выглядела довольно-таки бодрой, но мало ли, как оно… иные вот так бодрые, бодрые, а потом раз и в петлю. Была среди Беттиных девочек такая, новенькая…
О таком и думать неохота.
– Как она? – спросила я, поерзав. – Извините, если вот…
– О, не переживайте. Эва спит. И целитель уверен, что все, что ей нужно – это отдых, – леди опустилась в кресло и недовольно нахмурилась. – Чай совсем остыл…
