Текст книги "Ведьмина ночь (СИ)"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Глава 17

Разбудил меня стук в окошко. Такой вот… бамц и тишина. А потом опять – бамц. И снова тишина. И главное, бамцы эти слышу я четко… а встать не могу.

Не сразу.

Тело со сна тяжелое, как не мое. И пальцы замерзли. Летом. Под пуховым одеялом. И в груди тоже холодно. А во рту сушь стоит. Только и можется, что губы облизывать.

А тут этот…

Бамц.

– Погоди, – из горла донесся сип. Я перевернулась на бок, а там и ноги спустила. Села, пытаясь сообразить, на каком вообще свете нахожусь.

Приснись жених…

Чтоб еще когда-нибудь я взялась гадать.

Бамц.

Я оперлась на кровать обеими руками и встала-таки. А на пол что-то посыпалось, мелкое… потом разберусь. До окна дотянуть бы…

Оно рядышком вроде бы.

Бамц.

Что за… доберусь, узнаю, кто шалит и уши оборву. Или прокляну. Точно, прокляну, чтоб уши эти отвалились.

Я дернула створку и…

Бамц!

– Да чтоб тебя! – мой вопль пролетел над сонным городом. А я потерла лоб.

– Извините! – донеслось снизу. – Я не нарочно!

Мне от этого не легче!

Я легла на подоконник.

– Ведьма? – уточнил тип.

Совершенно, между прочим, незнакомый тип. Наглый. А как еще назвать человека, который в шестом часу утра кидается камнями в чужое окошко. В это время любая женщина, до сроку разбуженная, такою ведьмой обернется, что и зачарованной книги не надо.

– Сам дурак, – я потерла лоб. Больно, между прочим. Очень! И наверняка, шишка будет.

– Я же извинился!

– И что?

Тип огляделся. А потом вдруг дернулся и прижался к стене.

– Эй… – я свесилась с подоконника, правда, ухватившись за него обеими руками. Причем крепко так, ну, на всякий случай. Не хватало еще сверзнуться по-за какого-то там… кстати, как он через забор-то перелез? Или калиткой воспользовался? Хотя вчера курьер не смог и через калитку.

Этот же…

Пока я соображала – а соображалось спросонья ну очень туго – тип принял свое решение и, вцепившись в ветви винограда, бодро по ним пополз.

– Вы что творите! – возмутилась я. Вполне искренне.

– Тише… – донеслось снизу. – А то услышат!

– Кто?

– Невесты, – левая рука типа оперлась на подоконник и когтистые пальцы попытались впиться в дерево. Но то явно было зачарованным, потому пальцы соскользнули. – Ой…

Я успела перехватить наглеца за рукав.

Оно, конечно, хам и гад, но вот если разобьется ненароком, пусть и по своей собственной глупости, меня совесть заест.

Я вцепилась в руку и потянула на себя.

Еще и тяжелый!

Но вот и вторая рука… и рукав трещит, как бы намекая, что он не для того к рубашке пришивался, чтобы за него всяких там таскали. А тип пыхтит. И голова показалась.

Он лег на подоконник.

– С-спасибо… староват я стал для таких подвигов.

Но внутрь комнаты он соскользнул весьма ловко.

Согнулся.

Разогнулся. И отвесил поклон.

– Позвольте представиться, Лютобор, – и ножкой шаркнул, прям душевно так. Не будь время столь ранним, я бы впечатлилась.

– Ведьма. Яна, – сказала я. – Можете так называть.

Упырь.

Это до меня только сейчас дошло. Тощий. Высокий. Светловолосый, бледнокожий, классический упырь. И смотрит так ласково-ласково…

А главное, физия его мне смутно знакомою кажется.

То ли в силу упыризма его, то ли и вправду где-то видела. Хотя… я бы запомнила. Уж больно наглая и холеная. Куда там Гришке.

– Вы меня чаем не напоите? – ласково осведомился упырь. – А то как-то вот… очень хочется.

– Настолько, что вы меня ни свет, ни заря подняли? – я вдруг сообразила, что это он тут стоит в белоснежной, словно только с гладильной доски, рубашечке и джинсах, пусть слегка мятых, но по ощущению, настолько дизайнерских, что и мятость их вкупе с зелеными травяными пятнами казалась частью великого замысла. А я вот – в старой пижамке. С шортами.

И котом.

Кот был черным и полинявшим, как сама пижама. А шорты – короткими.

– Я приношу свои извинения, – сказал упырь голосом, в котором ни тени раскаяния не улавливалось. – И готов всецело компенсировать причиненные неудобства… когда станет возможным.

– А когда оно станет возможным?

Потому как вдруг да он вовсе тут поселиться захочет? Я на такое не согласна, но то я. А вот дом его пропустил. И вообще судя по наглости, этот упырь чувствовал себя тут куда более своим, нежели я.

Хотя…

Стоило бы догадаться.

– Вы… отец Горислава?

– Найду – уши оборву, – помрачнел упырь, подтверждая мою догадку. – И выпорю тоже!

Горислава стало жаль.

Он забавный. И вся их компания. Пусть даже я рядом с ними чувствую себя непомерно старой. Но это же мои проблемы.

– Чай внизу, – буркнула я. – Идите, ставьте.

– А вы?

– А я переоденусь.

Подмывало вернуться в кровать, но… как-то это даже не невежливо. Это совсем уж по-хамски будет. Так что переодеться. Собрать волосы в хвост, а то вечно они у меня дыбом. И ныне как-то особенно, никак от сна…

Я подняла камушек, застрявший в складке одеяла. Синенький. И рядом еще один, уже сине-зеленый. И красненький тоже есть… надо же.

На полу вон россыпью. Я их собрала, какие увидела. Целая горсточка получилась.

Сны тут вещие и вправду вещие.

Скажи кому… нет, не скажу. Разве что Бизону. Потом. Когда разберусь со всем. Вернусь в Москву, в университет, загляну на кафедру и скажу спасибо. За все. Пусть даже я ничего не просила, но все одно спасибо. И камешек подарю.

Или два.

Если они через пару часов не развеются, как оно с мороками бывает.

Я натянула джинсовый сарафан, который, может, был вовсе не дизайнерским, но при том пятна имел, некоторые даже травяные.

А камни высыпала в косметичку. Может, оно не совсем подходящее место, но пускай полежат.

И спустилась.

Гость и вправду вел себя по-хозяйски. И с чайником разобрался, и хлеба нашел где-то, и масла. Откуда? Вчера была только пицца и ту почти доели.

– Только прибыли? – светским тоном осведомился Лютобор. – Предпочитаете чай черный? Зеленый?

– Крепкий и горячий, – меня он раздражал.

Крепко так.

Явился тут…

– К слову, в доме дверь имелась.

– Я проверил. Закрыта… – он сыпанул заварки. – И малая тоже.

– Малую не трогала.

– Значит, еще Сашка запер. Вы откройте, так оно проще будет.

Открою. Обязательно. Вот как найду её, так сразу и открою.

– К слову, продукты можно заказывать и на дом. Правда, еще рановато, но чуть позже – вполне. Привезут в лучшем виде.

– Воспользуюсь… – я не сумела подавить зевок. – Извините.

– Это вы меня. Поверьте, я не хотел.

А по физии не скажешь.

– Стало быть, вы знакомы с моим сыном? – мне подвинули кусок хлеба с ломтем масла. Лучше не думать, сколько оно тут лежало. Не пахнет? И ладно. Все одно больше есть нечего. – Если спросили про него… он очень своеобразный молодой человек. А уж его идеи…

– Про Упырьград? – я посыпала масло солью.

Вот теперь вкусно.

– Ладно бы только это… но вот… я собирался встретиться с… одной дамой!

– Очень за вас рада.

– А тут… она звонит и устраивает скандал…

– Это вообще кто?

Кипяток по чашкам он сам разлил.

– Затем Жози… следом Выхвятские, с которыми у меня договоренности. Недоумение выражают…

– Чем?

Мне и вправду стало любопытно.

Упырь молча вытащил из кармана телефон и, разблокировав, сунул мне под нос. Что? А… статья. Надо же…

А Горислав времени зря не терял.

И выложена она… да через полчаса после отъезда.

–…славящийся эпатажностью князь… – Лютобор воздел руку к потолку. – Решил вернуться к истокам… древняя традиция. Фестиваль!

– Ну… они с вашим дедом разговаривали… на эту тему.

– Вот именно. С дедом. А со мной?

– При мне с вами не разговаривали, – призналась я.

– Без вас тоже. Поверьте. Знаете, что он сделал? Скинул в мессенджере. Два слова. Сказать, какие?

– Какие?

– «Ты участвуешь».

Чудесно. Весьма… одаренный молодой человек. Это я про Горислава.

– Теперь Софья требует жениться на ней и готова прибыть для соблюдения традиций.

– А Жози?

– И Жози. И все три дочери Выхвятских. А у меня с ними…

– Договоренности.

– Именно.

– И при чем тут мое окно?

– В меня стреляли, – буркнул княжич, склоняясь над кружкой. – На въезде в город.

– Полицию надо призывать.

– Из водяного пистолета.

– Эм…

Вот и что сказать не знаю.

– Приворотным, – продолжил он.

– Оригинально.

– Сперва бросили на землю такую вот… с шипами. Колесо пробило. Я остановился. Выхожу из машины, думал, что… в общем, сам справлюсь с заменой. А тут из кустов девица… с водяным пистолетом.

Я промычала что-то очень сочувственное. Что, хлеб был твердым, зубы и застряли. Но поняли меня верно.

– А пахнет специфически… я сразу понял, что там, – пожаловался княжич.

Это они, конечно, круто… хотя как по мне, водяной – не то. Вот если бы такой, специальный, который уколами со снотворным стреляет, оно бы надежнее. Вместо снотворного – приворотное. И вперед.

Но помолчу.

Хотя…

– А это только начало! – Лютобор хлебанул чаю и скривился. А то, горячий. – Извините…

– И вы бежали?

– Еще как… причем слева обнаружился круг Гретта…

– Это парализующий?

– Именно!

Что-то они совсем страх потеряли.

– Справа – туман, тоже явно непростой… я огородами. Мне еще Жуковская помянет потоптанные розы… – он опустил голову. – Сунулся было к усадьбе, но на дороге меня ждали. Издали засаду почуял. Вот я и решил отсидеться. В дом бы не вошел, но и за ограду никто бы не сунулся. А тут вижу, что кто-то да поселился. Вот и вспомнил, что дед что-то про новую ведьму говорил.

– А не боитесь?

– Чего?

Глаза у него ясные, прозрачные. И сам он блеклый. Но это для упырей нормально. У них там синтез меланина в тканях нарушен, отчасти потому солнца и избегают. В прежние времена оно и вовсе опасным было, а теперь крема есть особые.

И витамины.

И еще что-то.

– Я ведь тоже могу… приворожить там.

Он подобрался и во взгляде появилось что-то такое вот, упреждающее.

– Успокойтесь, – я махнула рукой. – Больно надо…

А теперь вдруг обиделся.

– Между прочим, я князь.

– Я думала, что ваш… дедушка, верно? Он князь.

– Он. Я, кажется, будущий, – теперь он и на чай глядел с подозрением. Сам же делал.

– Кажется?

– У нас наследование идет… своеобразное, – все же он не то, чтобы до конца поверил, даже отодвинулся чуть, хотя между нами и без того стол. – Некогда мой предок, приняв эти земли, дал зарок их хозяевам беречь и хранить.

– Государю?

– И государю клятву само собой, но земли эти…

– Заповедные, – подсказала я.

– Именно. И потому не приняли бы они пришлого. До того то ли пятеро, то ли шестеро пытались тут порядки свои поставить… в общем, где-то там и остались.

Ага, местные леса густы и необъятны. Это даже если болота в расчет не брать.

– А он вот иначе решил. Пошел. Поклонился людям… и не только. Его и проводили на заповедную поляну. Вот там и клятву дал. А с клятвой и силу обрел, для себя и рода. Только оказалось, что покинуть свои владения он не способен. Надолго… в общем, тут жить и стали.

Я подвинула кусок хлеба.

– Честно, – сказала. – Привораживать не стану. Силой клянусь. Да и вообще… не хочу я замуж.

– Даже за князя?

– Пока еще не князя.

Он только хмыкнул.

– С той поры и повелось. Сыновей у него было трое, у них свои… живем мы долго, а тут и того дольше. Земля питает, силу дает.

Хлеб Лютобор взял. И в него зубами вцепился. Надо же… князья, пусть и будущие, тоже не святым духом питаются, стало быть.

– Я со вчерашнего… не ел. Как узнал, так и… ужин не состоялся.

– Я не виновата.

– Не вы… Софья… очень обиделась. А обиженная ведьма – это… нехорошо.

Еще как.

Все-таки надо дротики брать, а к ним – винтовку с оптическим. Тогда точно ни один жених не уйдет. Правда, тоже странно. Если конкурс, то должны быть задания какие-то или что-то вроде? Он даже еще не начался. А княжича уже приворожить пытаются.

– Так вот. Князь живет, конечно, долго, но и он устает. И тогда в ком-то из потомков его просыпается желание вернуться… так-то мы большей частью там, – Лютобор махнул рукой и пояснил. – В Москве. Петербурге еще. Там интересы рода… давно уж больше частью финансовые, а земли – это… было важно. Да и сейчас важно. Но деньги не здесь. Здесь они тратятся.

Киваю.

Ну да, и немалые, если вспомнить, как городок этот выглядит.

– То есть, в вас проснулось непреодолимое желание вернуться?

– Не сказать, чтобы пока непреодолимое. Даже скорее вполне себе преодолимое пока… но да. Хотя… может, и ошибаюсь.

– Значит, все-таки не князь?

– Я и без титула хорош, – он пил чай, слегка прихлебывая. – У меня, между прочим, своя корпорация… и пакет акций имеется. Два завода…

– Три парохода.

– Нет, яхта. Но думаю продавать.

– Почему?

– Купил по глупости. А плавать… куда мне на ней плавать-то?

Этого я не знала. Передо мной в жизни такие вопросы не вставали.

– Спасибо, – князь чай допил.

– Да не за что.

– Как сказать… сейчас еще немного посижу и наберу кого. Сразу стоило. Маверик вот приедет. И с машиной разберется. А вы…

– Ты, – поправила его. – После того, как вы мою репутацию порушили, в окно забравшись, можно и на «ты».

– Тогда и ко мне на ты. Для равновесия.

Я пожала плечами.

А надо же. Целый князь… ладно, княжич. Рода древнего, небось, подревнее Окрестиных с Жабовскими разом. Владелец компании и яхты, и пакета акций впридачу.

Но держится-то просто.

Гришка вон, даже когда молчал, когда ничего не делал, как-то давал понять, что не чета он простым смертным. А князь будто…

Не о том думаешь, Янка.

– Меня Афанасьев привез.

– Я так и понял, – кивнул Лютобор. – И стало быть, наследница…

– Я? – глаз дернулся.

А если… князь-то он князь, но от силы чужой кто откажется.

– Дом ведь тебя принял, – пояснил княжич. – И силу чую знакомую, стало быть, отошла к тебе. Наину, конечно, жаль.

– Что с ней случилось. То есть, мне Афанасьев рассказывал, но… там ведь не все так просто.

Лютобор поморщился.

– Не знаю, – он и ответил не сразу. – Расследование было. И мы оплатили независимую экспертизу… все-таки из наших. Под дедовой рукой. Но…

– Ничего?

– Скажем так, выводы вполне совпадают с теми, которые следователь сделал. И дело закрыто.

Значит…

А ничего не значит.

Я хотела спросить еще что-то, когда в дверь постучали. То есть, не в дверь – в ворота. И главное, звук такой… дребезжащий, недовольный.

Я посмотрела на князя.

На часы.

Раненько тут встают, однако.

– Я в библиотеке пока, – князь поднялся и телефон прихватил. И кружку с чаем, куда долил кипятку и, видя мой недоуменный взгляд, пояснил. – Привычка старая. Люблю вот… хотя глупо.

А потом добавил:

– Ты, главное, не теряйся. Кто бы что ни говорил, это теперь твой дом.

Ну да.

Я почти и поверила.

Глава 18

Женщину, что стояла у ворот, я сразу и не узнала. Да и не мудрено. Сегодня на ней был не деловой костюм, но легкое платье в пол, пусть и украшенное вышивкой.

Соломенная шляпка.

Корзинка в руках.

– Доброго утра, – сказала она, улыбаясь весьма дружелюбно. – Вижу, вы уже проснулись. Не спалось?

– Да… так… получилось.

– Мы не были представлены. Ангелина… Цисковская. Целитель.

Корзинка тоже соломенная, но хитрого плетения. А в ней – травы.

– Яна, – сказала я. – Ласточкина. Участковая ведьма.

– Наслышана… в городе только о вас и говорят.

И смотрит так, выжидающе. До меня не сразу дошло. Конечно.

– Прошу, – я открыла ворота. – Проходите… чаю?

– Скорее уж молока.

– Молока нет.

– Я с собой принесла, – она приподняла платочек с корзины. – И молоко, и свежие булки. Подумалось, что вы, наверное, еще не освоились.

– Спасибо.

Шла она неспешно.

– Сад несколько зарос… Наина в последние годы за ним почти и не смотрела. Хватало иных забот. Впрочем, она никогда не стремилась его облагораживать. Все повторяла, что природа сама знает…

От нее пахло какими-то совершенно удивительными духами. Не сладкими, скорее уж пряноватыми. И легкими. В них смешались ароматы трав и полуденного солнца, едва-едва поспевшей земляники.

Реки распаренной, ленивой.

Этот аромат успокаивал.

– Вы её знали?

– Это маленький город, Яночка…

А вот это меня чуть царапнуло снисходительностью, почудившейся и в тоне, и в самом имени.

– Здесь все всех знают. И обо всех, – легкий смешок. – Но да, мы с Наиной приятельствовали. Дружбой наши отношения не назовешь, но вот…

Дверь я открыла. И та отозвалась раздраженным скрипом. Кажется, дом эту приятельницу не слишком жаловал.

– Своеобразная женщина. Да… но князь её весьма ценил.

А дорогу на кухню она нашла сама. И пустую чашку заметила, а вот княжич свою благоразумно унес.

– Чай? Я травяные сборы вам дам. Тонизирующие… или сами составить предпочтете? Вы… где учились?

– В Московском государственном. На факультете общей практики. И участковой ведьмой потом работала. Там же. По распределению.

Врать смысла нет. Все это легко проверить, да и ложь ведьмы чуют. А Цисковская была сильной ведьмой. Не мне с такой тягаться.

Во всяком случае во вранье, тем паче смысла в нем немного.

– О! Я тоже там! Только на целительском и, надо полагать, чуть раньше… клянусь силой, что не желаю вам вреда.

Она сняла с полки кружки и молока налила.

И отступила, позволяя мне самой выбрать, отчего стало слегка неудобно, будто бы я не доверяю. Пусть даже я и вправду ей не доверяю, но все одно…

– Моя внучка там теперь учится.

– На целительском?

– А где еще? – Цисковская пожала плечами. – Умная девочка. Талантливая… приедет и я вас всенепременно познакомлю.

– Буду очень рада…

– Бросьте, вы ей не соперница, – Цисковская и доску достала, и нож.

Выложила каравай.

Сыр.

Масло.

Это вам не черствый хлеб непонятной сохранности. Только… есть вдруг расхотелось. Совершенно.

– И не стоит обижаться, я правду говорю.

А на правду не обижаются.

Да, есть такое мнение. Только вот и правду сказать по-разному можно.

– Да я, собственно говоря, и не собиралась…

– Конечно, весьма удивительно, что все вышло так… у нас с Наиной был договор, однако внук её… весьма бестолковый человек распорядился по-своему. И от этого все… неприятности.

– У кого? – уточняю так, на всякий случай.

Но этого моего вопроса Цисковская словно и не слышит. Она сооружает бутерброды, которые выглядят весьма симпатично, а у меня же крепнет желание выставить незваную гостью за порог.

– Злитесь, – она точно определяет момент. – Думаете, вам повезло? В какой-то мере да… по сути вы сумели получить просто так силу, которая… от которой, скажем так, многие не отказались бы.

И внучка Цисковской тоже.

– Зачем вам? – интересуюсь, разом вдруг успокаиваясь. А и вправду, чего нервничать? Это она переживает, пусть даже изо всех сил старается казаться этакою вот, отстраненно-равнодушною.

Но она пришла.

Она вот устроила цирк с ранним завтраком. В прошлой-то моей жизни я бы и взгляда не удостоилась, не то, что высокой чести вкушать бутерброды, лично сотворенные. Она бы вовсе меня не заметила.

– Сила? – уточнила я, присаживаясь на стул, на котором недавно княжич сидел. И подумалось, что он наверняка где-то рядом.

Слышит?

Подслушивает? Не то, чтобы я сильно против, но… как-то оно неудобно, что ли. Или удобно?

– Вы ведь пришли за нею, верно? Уговорить меня отдать…

– Мы хорошо заплатим, – Цисковская не стала юлить. – Род мой стар, велик и состоятелен. А ты молодая красивая девочка, у которой вся-то жизнь впереди. И эту жизнь можно сделать комфортной. Скажем… ты можешь вернуться в Москву. Получить квартиру… две или даже три комнаты. Приличный район. И солидная сумма компенсации.

Ага. Верю. Причем, согласись я, все будет, и квартира, и компенсация. И с размером её поторговаться можно, потому что…

– Зачем? У вас и вправду род древний и славный. Своей силы хватает. Зачем еще и эта?

– Силы мало не бывает.

– На самом деле. Мне просто интересно. Раз уж так пошло.

– Внучка моя… – Цисковская чуть поморщилась, явно не рассчитывая на столь откровенную беседу. Но и лгать не стала. Верно. Ведьмы ложь чуют.

Ну… когда они не влюблены и головой работают, а не только воздушные замки в оной возводят.

– Хорошая девочка. Милая. И происхождение подходящее… но слегка не дотягивает уровень.

– До чего?

Молчание.

И хмурое такое, недовольное…

– До того, чтобы войти в круг потенциальных невест его императорского высочества, – этот голос заставил меня подпрыгнуть. – Доброго утра, госпожа Ангелина…

Княжич высунулся-таки на кухню.

– Извините, у вас тут просто так пахнет… – кончик носа его дернулся. – Не усидел. Со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

И ближайший бутерброд цап.

И в рот.

– Я не знала, что у вас гости, – Цисковская определенно удивилась. И не обрадовалась.

– Да какие гости, – отмахнулся князь, который умудрялся мало того, что говорить с набитым ртом, так еще и весьма внятно. – Свои люди… так вот, собственно говоря, я слышал, что весьма скоро отправят приглашения…

И ко второму бутерброду тянется.

А он смелый. Недавно еще бегал от приворотного зелья, теперь вон ведьмины бутерброды жует, а ведь в них многое запихать можно. Но князю, кажется, плевать.

– Стало быть, верно оно… на самом деле все довольно банально. Цесаревичу давно уже не восемнадцать и даже не двадцать. К тому же единственный сын… оно, конечно, по нынешним временам и женщина наследовать может, но на деле, чем оно выше, тем традиционней.

И пальцы облизывает.

Он точно княжич?

Гришка вон даже не всякий платок использовал. И салфетки одноразовые терпеть не мог, требовал всенепременно льняные, чистые и отглаженные.

А я, дура бестолковая, и стирала, и гладила, и боялась, что сложу неправильно, с заломами.

Нет, и вправду дура.

– Вот вопрос о свадьбе и встал… остро. Острее некуда. Да… сперва-то ждали восемнадцати лет. Опять же, дар стабилизировался. Там это сложно, есть свои нюансы. Чем силы больше, тем оно и тяжелее.

Ага.

Сижу. Слушаю. И тоже бутерброд взяла, потому что есть все-таки хочется, а княжич отличается какой-то невероятною прожорливостью. Наверное, в детстве ему не сказали, что урожденный аристократ должен быть скромен. В том числе в еде.

Цисковская молча переводила взгляд с него на меня.

С меня.

На него.

– А императорская семья силой всегда обладала немалой, – пояснил он. – И наследнику… передалось. Вот. Потом учеба. На двух факультетах сразу… а что? Управлять империей непросто. Это вам не хвосты коровам крутить.

– При чем тут коровы? – сдавленно поинтересовалась Цисковская.

– Не при чем, – княжич ответил охотно. – Коровы тут совершенно не при чем… кстати, молоко свежее? Люблю свежее молоко… вот. Ну а тут учеба завершена. Стало быть, пора жениться. А это значит что?

– Что? – я спрашиваю, потому как интересно. Хотя… я, как и коровы, к императорской свадьбе отношения не имею.

– А значит, надо выбрать невесту. И тут тоже интересно. Есть традиция, негласная, само собою, но соблюдается строго. Императрицы должны чередоваться. Для соблюдения, так сказать, баланса. Если одна происходит из какой-нибудь приличной европейской семьи, то вторая будет нашей, местной. Это и для того, чтобы не допустить внешнего влияния на политику империи делается, и чтобы кровь разбавить.

– Все они там давно друг другу родня, – проворчала Цисковская.

– Именно… так вот, государыня-императрица наша урожденная немка.

Я это знаю.

Проходили… а вот про традицию такую слышу впервые. С другой стороны, и вправду, если вспомнить череду императриц, то получается… оказывается я многое знаю. И не знаю. Не обращала внимания. Хотя зачем оно мне было?

– А стало быть, искать жену наследнику станут средь девиц наших, – княжич поглядел на бутерброд, который остался последним. А ведь дюжина была! Не меньше! Или чуть меньше.

И куда в него влезло-то? Даже жаль стало его потенциальную невесту. Такого поди-ка прокорми.

– То есть…

– Сплетни, – Цисковская поднялась. – Боюсь, я вынуждена откланяться… надо открывать приемный покой, да и в целом… думаю, мы еще побеседуем.

Наедине.

Это я поняла по выразительному взгляду. И княжич тоже понял. Улыбнулся так, душевненько, и добавил:

– Разговоры – это хорошо… женщинам надо разговаривать о своем, о женском. Даже когда они ведьмы… особенно, когда они ведьмы.

И пауза.

– Главное, не забывать, что на этих землях законы порой куда более строгие, нежели в Империи…

Цисковская поняла.

И улыбнулась в ответ столь же душевненько.

– Конечно, – пропела она. – Как можно забыть о таком?

И удалилась.

– Вот же… ведьма, – княжич вздохнул. – На нервы действует… я когда нервничаю, то ем много.

Кажется, он оправдывался. А я вот последний бутерброд стянула. Воспитание воспитанием, но и вправду, поди-ка пойми, когда тут магазины открываются. Сон же мне не грозит.

– Значит, она надеется внучку… серьезно? В императрицы?

Оно, конечно, Цисковская целительница и ведьма сильная, но…

– Почему нет, – княжич остатки молока разлил по кружкам, а потом накромсал хлеб и масло, правда, получилось не так изящно, как у Цисковской, но тоже сойдет. – На самом деле род очень древний. Но вопрос даже не в древности. Все упирается в силу. Императорская семья отличается немалой… мощью.

Тут он осторожно подбирал слова.

А я что? Сижу.

Слушаю.

И думаю, что будет со мной, когда вся эта местечковая сказка закончится. Оно же не бывает, на самом-то деле, чтобы она длилась и длилась. Уже пора бы усвоить, что хорошее, если и происходит, то…

– Следовательно, и пару найти не так и просто. Слабая ведьма не сумеет выносить дитя. И сама погибнет, и… в общем, уровень силы – это главное. И на него ориентируются в первую очередь.

– А во вторую?

– Личная симпатия.

Да?

– Не древность рода?

– Когда-то да, имело значение. Мой… дед на нее и ориентировался. Древность рода. Воспитание. Предки… проблема в том, что живешь ты не с родом и славными его предками, а с конкретным человеком. Моя бывшая… – тут он понял, что разболтался без меры и осекся. – Она… хороший человек. Безусловно.

– Но?

– Мы просто очень разные. И чем дальше, тем сильнее это ощущалось. А развод… развод – неплохой способ наладить отношения. Как выяснилось.

Интересно, а Гришка обо мне что говорит?

И говорит ли вовсе? Или делает вид, что меня и не было в славной его жизни?

– Мы же о другом. Она права. Еще полгода-год и будут составлены списки подходящих девиц. А вот их на самом деле немного. Трубецкие, Оболенские… у Дементьевых дочке двенадцать, сама понимаешь, взросления ждать никто не станет. Давыдовские. Орловы… может, еще пять-шесть родов. Исключить следует тех, кто уже состоит в отношениях или в браке. Что останется?

– Что? – послушно интересуюсь я.

– Хорошо, если дюжина наберется.

Мда. Сложно быть императором. Даже сочувствую. Немножечко.

– Значит, шансы…

– Были бы. И неплохие. Ульяна девушка красивая и весьма. Характер неплохой. Плюс семейное упорство. Воспитание.

Все при ней.

И меня это снова злит, пусть даже я и близко с этой самой Ульяной не знакома.

– А вот силы маловато, – княжич подул на кипяток. – Поэтому Цисковская от тебя просто так не отстанет.

– Я не собираюсь…

– И хорошо, – вот теперь он снова изменился. – Запомни, если бы Наина собиралась поделиться силой, она бы это сделала. А раз сила твоя, стало быть…

Моя.

Я её еще не так, чтобы чувствую, но она моя. И отдавать кому-то… ладно бы там, чтобы жизнь спасти. Но чтобы в императорские невесты пробраться?

Или в невестки.

– А… если род древний, – я поерзала. – Почему…

– Потому что сила копится и прибавляется из поколения в поколение, – пояснил княжич, молоко прихлебнувши. И громко, главное, нисколечки, кажется, того не стесняясь. – Но и делится на всех, кто в роду состоит. И у старшей в роду силы половина. У той, что за ней – половина половины. У следующей – половина оставшейся половины. Ну и так далее.

Да?

А этого нам совершенно точно не рассказывали.

– Вот как отойдет Ангелина, так сила её и разделится меж прочими живыми. И новорожденных, коль будут, одарит, но капелькой, ибо их черед… не скор.

Да, такое я бы запомнила.

И гляжу, может, шутит? Но нет, княжич серьезен, даже очень.

– Отчасти потому и невелики рода. И не спешит ведьма детей рожать, потому как дочке часть силы своей отдать надобно. Ульяна к тому же третья из сестер. Последыш…

Он чуть задумался, явно решая, стоит ли посвящать меня в чужие тайны.

Не стоит.

Но…

– До недавнего времени её, скажем так, в расчет не принимали, но, как понимаю, теперь Цисковская увидела вариант.

Вот… не было печали.

– Правда, еще один у нее был. И есть. Давно известный. И вполне законный. На него даже высочайшее дозволение не требуется, поскольку по сути этот ритуал – дело сугубо семейное.

– Силу отдать, – я все-таки порой бывала не слишком тугодумна. – Она может отдать свою силу внучке…

По доброй воле.

По собственному почину. Ритуал и вправду есть. И прежде использовался часто, особенно, когда ведьмы старели и начинали тяготиться жизнью. Сила ведь душу в теле держит.

– Именно. Кстати, не обязательно отдавать все. Хватило бы малой части, но… – княжич поднял кружку. – Слишком жадна она для того…