Текст книги "Ведьмина ночь (СИ)"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 40

Что сказать.

В этом доме и одежда отыскалась, пусть слегка большеватая, но все же.

– Я вас одну с этими мохнатыми не отпущу, – княжич с красными от недосыпу глазами – начинаю подозревать, что они тут ночью чем-то донельзя интересным занимались и без меня – выглядел грозно. Ну или пытался. Мятая майка немного сбавляла градус пафоса.

Мирослав и вовсе не впечатлился.

– Можно подумать, можно подумать… – пробормотал он в сторону. – У тебя сегодня ужин с потенциальными невестами!

– А я из конкурса выбыла, – призналась я, правда, изобразить сожаление не получилось.

– Почему? – поинтересовались и княжич, и Мирослав.

– Так… конкурс же. Я ничего не сделала для пользы города или что там еще надо было…

– А, это… формально сделали. Камеры отметили вашу работу с клумбами. Да и горожане проголосовали за то, чтобы оставить вас.

Вот… спасибо вам, добрые люди.

– Есть такое право у них, сохранить невесту на конкурсе, – пояснил Лютобор и руку протянул. – Привет, Зар, рад встрече.

Рысь вежливо подал лапу.

– Но пользуются им нечасто. Для этого надо, чтобы под петицией подписалась хотя бы треть горожан…

А она подписалась? Какие активные в Упыревке граждане.

– У нас много родичей… так уж вышло. И прямых, и не совсем.

– У оборотней сложные отношения, – поддержал Лютобор. – Он говорил, что браки у них недолгие? Так вот, многие женщины остаются в городе, при детях. Ну или с детьми… отцы оборотни хорошие, даже когда ребенок дар не принимает. Приглядывают. Помогают. Да и жить тут удобно, тихо, спокойно. Часто потом повторно замуж выходят. Другие дети рождаются… ну и вышло, что если копнуть, кто-то кому-то да родичем выходит.

Надо, наверное, благодарности преисполниться. А не выходит. Ведь какая возможность была с конкурса этого…

Нет, ну вот что с ними делать-то?

Ничего.

Зелье мое так и стояло, на полочке, где я его оставила.

Рысь.

И зелье. Ведь книга подсказывала. Опять же, почему мне, а не Наине?

– Почему? – спросила я у нее. Но страницы остались чистыми. Ясно, отвечать не станут. Хорошо. Попробуем иначе. – Его ведь приворожили? Того рыся? Но чем?

Тихий шелест.

И снова страницы раскрываются. На них рисунок, явно сделанный во времена стародавние, уж очень характерное, схематическое почти изображение. Две девицы с несуразно огромными головами склонились над котлом. На одной – длинные в пол одеяния, другая обнажена.

Обе – длинноволосые.

Над котлом поднимается пар. А над ним уже нарисован зверь.

И рецепт тут же.

Зелье сердечную страсть возжигающее.

Приворотное?

Не совсем… я веду пальцам по строкам. Волчеягодник, снятый после первых морозов. И змеецвет, о котором я только слышала. Кровь… не совсем понятна, чья. А нет, внизу уточнение. Девы невинной. И зверя, коего приручить надобно.

Зверя?

Стало быть не просто приворотное, а на оборотней рассчитанное?

А вот пыльцеголовник и сон-трава в нем как раз на то, чтобы зверя подчинить. Как и полуночная роса, которая со следа собрана. Непростой рецепт.

Закусываю губу.

Если так, то… эта Василиса Зара знала? Откуда? Хотя, если ведьма, то, наверняка, не из молодых. Надо было спросить, какого рода эта Василиса, и где училась. Некоторые ингредиенты очень специфичны. И если допустить, что росу с рысьего следа она при толике удачи получить могла, то вот шерсть и ус – уже сложнее. Стало быть, Зар доверял ей?

Или не ей?

А что, если зелье изготовила не она?

Кто?

Кто-то, кто жил достаточно давно, чтобы знать чуть больше остальных. Кто-то… хитрый и изворотливый?

Я дочитала до конца страницы.

Так и есть. Зелье работало, но заклятье держалось от луны до луны. Стало быть, и зелье требовалось подавать снова и снова. Оно, конечно, с зачарованного зверя и росы собрать, и шерсти надрать проще, но вот…

Я взяла бутылочку, книгу тоже подхватила и вышла в кабинет.

Что-то случилось.

Мир устроился напротив Люта и оба сверлили друг друга взглядом. Мрачным таким.

– Если драться станете, то в саду лучше, – сказала я.

– Прошу прощения, – Мир чуть склонил голову. – Мы не собираемся выяснять отношения…

– Здесь, – добавил Лют.

– И хорошо.

Я положила книгу на стол. К счастью, открывшееся мне заклятье не исчезло.

– Посмотрите, пожалуйста. Могли ли быть… – я отошла, позволяя Миру приблизиться. И Лют тоже не усидел. Только Зар остался спокоен. Лежал себе, лапу на лапу закинув, и голову поверх пристроил. Позевывал да щурился, будто все происходящее его и не касается.

– А пожалуй… – Мир выдохнул резко и зло. – Вот… тварь! Я снимок сделаю? Это… важно. Очень.

– Если получится сделать. Книга может и не позволить.

– Пусть сделают, – попросила я книгу. – Пожалуйста.

– Спасибо… о таком мы не слышали, – Мирослав сделал несколько фотографий, да и Лют не утерпел. Он коснулся страницы, наклонился, даже понюхал.

– Старая запись. Раннее средневековье ориентировочно…

– С чего ты…

– Рисунки. Характерные весьма изображение. Посмотри, с одной стороны кажутся схематичными, с другой – очень детальны. Манера написания опять же. Вот эти обозначения…

Палец Люта ткнул куда-то в сторону.

– И здесь… это переписано и, вероятно, с очень старого свитка. Видишь, знаки тут и тут?

Мирослав склонился.

– Кто…

– Василиса была сильной ведьмой?

– Да, но… сомневаюсь, что она могла бы сама. Сильная – да. Умная – нет. Самолюбивая. Самоуверенная. Но не умная. Другая бы куда осторожней пользовалась… а тут… почему мы ничего не почуяли?

– Не знаю.

– Заговор, – Лют провел пальцем по строке. – Видишь? Эти слова кажутся бессмыслицей, но лишь кажутся. Это тайное имя Велеса. А его слово для зверя…

– Закон.

Мир отстранился.

– Откуда она… если бы знала… или её родители… воспользовались бы и раньше. А больше ничего подобного и не происходило. Или я не знаю?

– Розалия, – я опустилась на пол возле рыси. – Она как раз была и сильной ведьмой. И старой. И опытной. И что-то такое могла уметь… даже записи не надо, сама вспомнила бы.

Взгляд у рыся все-таки человеческий.

– Она дала девчонке инструмент. Может, надеялась, что ваш брат отведет её к источнику. Или что эта Василиса подружится с Наиной? Или как-то сумеет на Наину надавить? Главное, что она помогла Василисе. А потом… потом назначила встречу.

И выпила душу.

Согласно условиям заключенной сделки.

Я не знаю наверняка, но подозреваю, что именно так все и случилось.

– Только почему книга не показала это заклятье Наине?

Я повернулась к книге. И не удивилась, увидев пустые страницы. Да, долг она исполнила… знать бы, кем поставленный. И вовсе вопросов не стало меньше.

– Рот открой, – сказала я рысю. – Пожалуйста.

Тот потянулся лениво так.

– Зар, не дури! – попросил Мирослав. – О матушке подумай… и вообще! Я, между прочим, до сих пор мечтаю…

Зар открыл рот.

А вот сколько лить-то? В рецепте о дозе ничего сказано не было. Как и о том, как эту дозу рассчитывать для рысей.

Хотя…

Отравы вроде нет.

Я и вылила все. А он проглотил. Закашлялся, правда, головой затряс, а потом вовсе вскочил на четыре лапы. Качнулся. И рухнул… твою ж…

Тело рыся пошло судорогой, потом еще одной. Рыся скрутило.

– Идем, – княжич подхватил меня под руку. – Не стоит… они этого не любят.

И уволок.

Книгу, к слову, я успела прихватить, а то… последнее, что я увидела, обернувшись, как бьющуюся в конвульсиях рысь окутывает туман.

– Я… я не хотела.

Княжич захлопнул дверь и спиной к ней прижался.

– Я не хотела!

– Все хорошо.

– Хорошо? А если он… если…

– Мирослав взял ответственность на себя.

А совесть мою он тоже на себя возьмет? Что-то очень сомневаюсь.

– На самом деле, как я понимаю, начался оборот, пусть и неконтролируемый, но это уже хорошо. Мир большой. То бишь сильный. Поможет. Поддержит. И если получится… оборотни тебя не отпустят.

– В каком смысле? – слезы, которые едва не посыпались из глаз, высохли моментально.

– В прямом, – вполне серьезно ответил Лют.

Из-за двери донесся протяжный крик, и не сказать, человеческий или звериный.

– Посуди сама. Двое из стаи обрели суженых. Мальчишка, который еще недавно умирал, того и гляди очнется и снова, будет уже не один.

– Он еще не очнулся. И… не факт.

– Шанс у него появился. А это много. Очень. Теперь еще и Зар. Его… очень любят. Он и вправду был бы толковым вожаком. Так что, если не Мир, то кто-нибудь да попробует привязать тебя прочнее. Но скорее всего именно Мир.

– Как?

– Замужеством.

– Да не собираюсь я замуж! – получилось чуть громче, чем хотелось бы.

– Скажем так… они довольно упрямы. И если решат, что так оно надежнее, то твое желание… они, конечно, примут во внимание, но постараются его изменить. Всеми доступными средствами.

Вот и делай после этого добро людям.

Или нелюдям.

– Не стоит бояться. Похищать и принуждать тебя никто не рискнет. С хозяйкой места это себе дороже…

– С какой…

– Есть места. Не просто места, а…

– Места.

– Именно. Такие. Особые. Силу таящие. А при них те, кто места эти хранят.

– Как Наина…

– Здесь не уверен. Когда-то – да… но вот… слишком много всего вскрылось. И вскрывается. Я начинаю думать, что Наина совершила нечто такое, что разорвало её связь с этим местом. Потому и сила у нее была, но… как бы не совсем. И книга ей не подчинялась. И ведьма эта опять же… хозяйка места почуяла бы неладное, а она вот… ни она, ни дед.

Лют замолчал.

Так мы и стояли, молча, вслушиваясь в то, что за дверью происходит. А там кто-то хрипел, сипел и кашлял. Причем, громко… и когда замолчал, то в дверь постучали.

– Мы уезжаем, – раздался голос Мирослава. – Я прошу прощения за причиненный беспорядок. И уберу все. Но…

– Погоди, – я встрепенулась, когда взгляд задержался на флаконах. – Еще два… не знаю, надо ли их пить, но если сварила, то возьми на всякий случай.

Лют отступил и дверь приоткрыл. И флаконы сам передал.

– Получилось? – тихо спросила я.

– Пока… сложно сказать, – Мирослав выглядел совсем бледно. – Облик вернулся, а вот с остальным… разберемся.

Надеюсь.

И они ушли. А мы остались. И я стояла, прислонившись спиной к двери, обнимая книгу и думая… да ни о чем не думая.

– Яна, – мягко позвал княжич. – Может… вернешься к нам?

– Нет, – я покачала головой. – Все… хорошо. Просто много. навалилось вот. Я справлюсь.

Я ведь всегда и со всем справляюсь. И сейчас как-нибудь.

Отойду.

Вот… чаю попью.

– Чаю сделаешь? – спросила я.

– Чаю?

– Сам же говорил, что в любой непонятной ситуации надо пить чай.

– Это да, – Лют улыбнулся. – Сделаю. Сейчас…

И сделал.

Мы сидели на кухне и пили чай. Крепкий, темный. И молчали каждый о своем, но все равно вместе. Я смотрела в окно и думала, что надо бы кусты постричь, что чубушник разросся, что спирея. И деревьями бы заняться. Яблоня старая совсем, тяжело ей. Но омолаживать лучше глубокой осенью, когда уснет она. Или по весне. Надо будет почитать, как оно правильно.

А лучше пригласить человека, который в яблонях больше моего понимает…

Еще бы пару грядок поставить, таких, высоких, я видела в интернете, да травами заняться. А то что я за ведьма-то на покупных? Пусть не все растет, но ту же мяту или вон ромашку с базиликом вполне осилю. И прочие мелочи.

Звонок телефона нарушил такую уютную тишину.

– Извини, – княжич поднял трубку. – Да…

Кто-то что-то говорил, он отвечал, а я… я все так же смотрела в окно.

– Мне… надо уйти. Следователя встречать… конкурс придется немного свернуть, – Лют убрал трубку. – Придумаем что-нибудь… концерт какой или там ярмарку. Ярмарка и так планировалась, просто сдвинем немного. Дед артистов пригласит. Объявим паузу.

Почему-то он выглядел донельзя виноватым.

– Хорошо, – соглашаюсь. – Пауза мне не помешает…

И не только мне.

Наверное.

– Тут еще… – Лют не спешил уходить. – Прибыл отец Дивьяна. И он захочет встретиться. Ты не обязана…

Не обязана.

Если подумать, я много чего не обязана.

– Он вреда не причинит, просто человек своеобразный…

– А как мальчик?

– Пока без изменений, – Лют покачал головой. – То есть, Цисковская утверждает, что изменения есть, он уже и дышит сам, и сердцебиение, и что-то там еще… в общем, точно лучше. Но в себя не пришел.

Надо бы навестить.

А отца Дивьяна я не боюсь. И никого, пожалуй, больше не боюсь.

– Скажи… – я замялась, не зная, как сформулировать просьбу. – Твой дедушка сказал, что будет говорить с Игнатьевым…

– Он старший в роду. Ему и отвечать.

За темную ведьму, которую сам князь не заметил? И не только он. Что-то слегка перегибают они. И Лют все понял по моему взгляду.

– Ничего ему не грозит. Дед глянуть хочет просто. Мало ли что ведьма сотворить могла, вот и… а так дед просто зол. На себя прежде всего.

Ну да.

Верю.

– Так что ты хотела?

– Могу я… с ним встретиться? И с дочкой его. Правда, она беременная и… мы с её мужем когда-то… встречались. Но дело не в нем. В ней.

И я так и не поговорила с Ульяной Цисковской.

– Это… это связано с Розалией. Да и Цисковская пусть бы глянула обоих… я не собираюсь причинять ей вред. Просто…

Сама не знаю, зачем оно мне.

Но надо.

– Не думаю, что будет проблемой, – кивнул Лют. – А ты отдохни все-таки. Хорошо?

Отдохну.

– Еще мне нужно будет уехать.

– Куда? – он подобрался.

– Туда, где я родилась, – я потерла лоб. Усталость, отступившая было, возвращалась. И с нею – нудная головная боль. – Возникли… вопросы. Не знаю, найду ли я ответы, я там не была целую вечность. Но теперь… просто чувствую, что надо. Хотя бы для себя.

– Я отвезу. Если подождешь до завтрашнего дня.

– А…

– Или Мирослав, хотя, конечно… лучше я, – княжич протянул руку и коснулся щеки. Его сила была мягкой, что облако. – Ложись спать. Увидишь, все образуется.

И я легла.

И сон был в кои-то веки спокоен. Кажется, где-то там, за гранью сознания, шелестели листья великого дуба, напевая колыбельную. И было так хорошо, как бывает лишь в детстве.

Глава 41

Проснулась я ближе к двум часам дня от голода, а еще от настойчивого дребезжания телефона. Трубка лежала рядом и я, дотянувшись до нее, почти не удивилась.

Еще один незнакомый номер.

Посмотрела.

И сбросила.

Раньше я себе подобного не позволяла, но теперь… в ушах еще стоял шепот листьев, в животе была пустота, которую я и заполнила кофе с бутербродами. А потому, когда позвонила Свята, я была, если уже не в норме, то почти.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – голос Святы звучал ровно, что уже настораживала. – Ты… дома сейчас?

– Дома.

Я прислушалась. Нет, у забора никого…

– А ты могла бы приехать к Дивьяну?

– Ему хуже?

– Нет, но…

– С тобой все в порядке?

– Да, просто… отхожу еще. И в голове полная каша. Деда сказал, что проклятие все… в смысле, что нет его. Вода смыла. Или что ведьма померла. Поэтому не страшно, просто… просто оно как-то надо все пережить. А оно не переживается, – выдохнула Свята. – Но со мной Горка. И Мор тоже… и все будет хорошо. Папа пообещал, что учиться отпустит теперь. Но мне теперь почему-то никуда и не хочется.

– Пройдет, – сказала я. – Ты уже на месте?

– Да.

– Тогда скоро буду.

Я почистила зубы. Достала джинсы, старые, потому как новые были не в том виде, который годится для визитов. Количество одежды стремительно таяло, и кажется, надо бы в магазин заглянуть.

Обязательно надо.

Госпиталь все так же дышал покоем. Запахи и те не переменились, зато в холле появилась четверка типов одинаково характерно-квадратной наружности. А черные костюмы и вовсе делали из них близнецов. Старший шагнул ко мне.

И отступил.

– Вас ожидают, – произнес он, любезно открывая дверь.

Уже страшно.

А пятый, за дверью обнаружившийся, и провожатым стал. Это хорошо, потому что куда идти, я помнила смутно. Да и в прошлый раз мы вниз спускались, теперь же наверх поднялись, на второй этаж.

И палата другая.

Просторная.

Окна распахнуты настежь, и пахнет внутри не столько больницей, сколько летом. Земляникой вот, горка которой возвышалась на блюде. Молоком. Теплом и солнцем.

Одно не изменилось – бледный парень в слишком большой для него кровати. И девочка, которая тоже побледнела с прошлого раза, что парня этого за руку держит. Лицо у нее заострилось, а в глазах поселилась тоска, будто она уже все для себя решила.

Или не для себя.

Свята сидела на диванчике у стены. С одной стороны от нее устроился Гор, растрепанный и мрачный. С другой – Мор. Этот насупленный и явно готовый сражаться со всем миром.

Мирослава не было.

Была женщина в бледно-розовом костюме. И мужчина.

Отец Дивьяна.

Вот в кого у него такие золотые глаза. А так не похож… совсем. У мужчины узкое лицо и черты какие-то вроде бы правильные, но смотришь и не по себе становится. Сглаженные… змеиные?

Пожалуй.

У змей нет лиц, но теперь я в этом сомневаюсь.

– Доброго дня, – сказала я.

Взгляд вот горячий. Прямо видно, как внутри него кипит и бурлит сила, норовит выброситься, да и сдерживается он едва-едва.

Может, и вправду кого из стаи кликнуть?

Или… нет.

Справлюсь.

– Доброго, – мужчина ответил не сразу. На меня он смотрел пристально. А я на него. И золотая змейка на щиколотке сжалась, то ли предупреждая, то ли… не знаю.

– Яна, – сказала я, протянув руку. Её взяли осторожно, бережно даже, а вместо того, чтобы пожать, поднесли к носу. И мужчина, наклонившись, сделал вдох. Глубокий такой. А потом взял и лизнул кожу.

Что за…

– Извините, – руку отпустили. – Иногда сложно… совладать. Бальтазар. От вас пахнет золотом.

Да?

А руки я вроде мыла.

– Очень старым, даже сказал бы древним золотом. У него особый запах. Очень навязчивый. Отделаться не так легко… а для меня он весьма привлекателен.

– Ничего страшного, – руку я все-таки убрала, еще подумала, что стоит ли её вытереть или же сочтут за оскорбление. – Кажется, понимаю, но… вам ведь не это нужно было.

– Вы можете помочь моему сыну? – заговорила женщина. Она подошла и встала рядом с мужем. Странная пара. Он высокий, худой и страшный. Она же красива именно своей гармоничностью. И даже горе не забрало этой красоты. Вон, седина и та смотрится правильно.

– Не знаю, – я теперь смотрела на нее. И от надежды, что виделась мне в её взгляде, было стыдно. Будто я пообещала что-то, чего сделать не могла. – Я ведь на самом деле не слишком разбираюсь во всем этом. И мне просто повезло. Соединить.

– Вам, – прозвучало почти обвинением. – Почему Наина не увидела этого вот?

Бальтазар указал на Марику, которая, кажется, ничего не видела, а если и видела, вряд ли осознавала происходящее.

– Столько лет впустую. Если бы раньше её нашла, шансов было бы больше. Они оба истощены до крайности…

И почти подошли к грани, из-за которой нет возврата.

За ней серая-серая земля.

И серое небо.

И пустошь… или что-то иное еще есть? Не может быть, чтобы это поле было для всех.

– Бальтазар… – с легким укором произнесла женщина.

– Не стоит, – он накрыл руку жены ладонью. – Наина мне еще тогда показалась… что-то с ней не то было. Ну да ладно. Чего ты хочешь взамен, Яна Ласточкина?

– Ничего.

– Деньги? Золото… хотя предлагать золото тому, к кому оно само в руки просилось, смешно. Но пускай. Земли? Имя?

– Хватит, – отрезала я. – Я и вправду не знаю, что могу сделать. Я… посмотрю, но… я в этом городе всего пару дней!

А кажется, будто жизнь прошла.

– И сила моя дареная…

И в книге, в которую я заглянула перед тем, как уйти, тоже пусто. Я же честно рассчитывала на подсказку.

– Поэтому… не знаю.

Я обошла Змеиного князя – а теперь чуялась сила, от него идущая – и приблизилась к кровати. Мальчишка и вправду дышал сам. И верю, что сердце его стало ровнее биться. Вот только не само собой. Он тянул жизнь из Марики. Потому-то та и побледнела.

А где её родители?

Не пустили?

Сказали ли им вовсе, где дочь искать?

– Где её родители? – задала я вопрос вслух. – Вы им сказали?

– Да, – ответила женщина. – Мы… решили по очереди здесь быть. Сейчас наше время. Не думайте, мы не чудовища… просто… появилась надежда. Впервые за годы появилась хоть какая-то надежда.

Только знать бы, какая.

Я вот взяла с собой воду, ту, которая живая и мертвая. Но сейчас отчетливо понимаю, что не поможет. То есть, раны она зарастит. И жизнь задержит. В теле. Тела могут жить годами, только вот душу в них как удержать.

– Марика? – я взяла девушку за руку. – Марика, ты меня слышишь?

Взгляд неподвижен.

– Марика, – я сжала руку.

– Еще вчера она разговаривала… очень милая девочка… такая хорошая… славная.

– Марика! – я добавила чуть силы в голос. И она обернулась ко мне, нехотя, словно через силу. – Что ты видишь?

– Зеркало. Опять зеркало… ненавижу зеркала. Я их боюсь! Но он там… темно. И свечи… и темноты боюсь. Свечи вот-вот догорят.

– Что… – Бальтазар качнулся к нам.

– Замолчи! – надо же, а эта хрупкая женщина вполне себе командует жутким мужем. И главное, он послушно замолкает.

– Времени осталось мало. Свечи – это сила…

Думай, Ласточкина, думай. Голова – она ведь не только для того, чтобы в нее есть. А ты… ты сможешь. Если вода не годится, живая да мертвая, то должно быть другое средство.

– А его ты видишь? – я помешала Марике повернуться.

– Да, у него глаза золотые.

– А он тебя видит?

– Да.

– Ты можешь коснуться его?

– Н-не знаю… надо подойти. Ближе. К зеркалу.

– Подойди.

– Страшно, – всхлипнула Марика. – И темно… совсем темно… а еще там шелестит что-то… как чешуя. Чешуя скребется… а я змей боюсь.

– Змей?

– Там, в темноте… змеи, змеи… боюсь. Очень.

Пальцы, сжимавшие мою руку, дрогнули.

– Не бойся. Змеи не причинят тебе вреда.

Если отец полозовой крови, то и в сыне она будет, пусть даже и забита той, другой, оборотнической. Но вот змеям открыты многие дороги…

Так.

Змеям.

Я стянула браслет с ноги, вложив в руку Марики.

– Чувствуешь?

– Теплая.

– Это моя змея. Она поможет.

– Светится… и она не страшная.

Браслет вдруг расцепился, и золотая змейка скользнула, обвив запястье Марики.

– Совсем не страшная… тепленькая. Разве змеи теплые?

– Еще какие.

– И не склизкая… – она высвободила и вторую руку, осторожно коснувшись чешуи. Но судя по взгляду, Марика все одно была не здесь. – Мягкая, как… как бархат… золотой бархат… я платье себе на выпускной хотела из золотого бархата, но дорогой безумно. Ткань и еще шить, если на заказ.

За спиной кто-то фыркнул и сказал в сторону… в общем, что-то да сказал.

– Иди за ней, – сказала я. – За змейкой. И другие не тронут.

– Да…

– К зеркалу.

– К зеркалу, – эхом повторила Марика. И дернулась было. Это она идет, там во сне. А вот вытягивает руку, будто касаясь чего-то. – Оно неправильное… и держит. Его держит.

– Крепко?

– Он устал.

– Конечно, он там давно.

– Сил не осталось. И у меня.

– Остались. Надо только…

– Мне туда?

– Нет, – я покачала головой, пусть даже Марика меня не видит. – Змейка, пусть она пойдет. Она почует его.

Что я творю?

Это ведь не игра, в которой можно взять и все откатать обратно, до последней сохраненки. Здесь и шанса-то второго не будет.

Змейка?

Зеркало?

Обряд, который… сила моя. Да, именно она будет связующей нитью. Я питаю змейку. И Марику. И на парня хватит. На какое-то время точно хватит.

– Ой, ниточка…

– Не трогай, – попросила я. – Зови его…

– Как?

– Как-нибудь. Можно, не вслух. Можно про себя, он там услышит.

– Особенно, если зеркало потрогать… там темно-темно. И страшно тоже. А она проползла и…

Сила уходила, я вот не видела ни зеркало это, ни то, что за ним, просто сила уходила словно в никуда. Но я давала, держала вот девчонку за руку и давала. Столько, сколько понадобится.

А она тоже сидела, чуть покачиваясь взад-вперед, и губы шевелились. Стало быть, разговаривает, не здесь, но…

– Зеркало! – мысль была логичной донельзя. – Зеркало нужно! И побыстрее…

– Какое?

Спорить Балтазар не стал, как и выяснять.

– Любое. Большое желательно. Свечи…

Если попробовать воссоздать тот ритуал? Правда, кладбищенских черных, на человечьем жиру у меня нет, но обойдемся без них.

– Свечи. Таз с водой. Вода любая. Еще что-нибудь острое, кровь отворить.

Все появилось, если не во мгновенье ока, то весьма быстро.

Зеркало притащили, подозреваю, чье-то. Уж больно роскошное – в полный рост да в раме тяжеленной. Свечи заговоренные из аптеки, благо, здешняя была широкого профиля.

Я расставила их.

– Он не может пройти там… – пожаловалась Марика.

– Хорошо, попробуем другой путь, – я зажигала свечи одну за другой. Людей бы… или нет, не мешают. А помочь, если вдруг что не так… не думать о том, что что-то пойдет не так.

Все будет хорошо.

Вода.

Трав нет, но есть кровь.

Марики. И Дивьяна, которого отец осторожно переносит на пол. Я чувствую на себе его взгляд, и сомнения чувствую, и прав он, я понятия не имею, что творю.

Но творю.

Укладываю его.

И Марика садится рядом. Свечи. Зеркало. Вода и кровь. Она растворяется в тазу, а я добавляю своей. Вот так… и чувствую что-то… что-то очень рядом.

Слова заговора льются, причем я точно не читала его прежде, может, где-то попадался… и заговор такой, судя по словам, совсем деревенский…

Про остров Буян.

Камень-алатырь.

Путь затворенный, тропа тайная. И вот уже не вслух говорю, шепчу, нашептываю, завязываю воду силой своей, заговариваю да скрепляю.

Так оно…

И дрожит идет рябью темная поверхность зеркала. И из нее выглядывает… кто? Что? Не важно. Главное Марика вдруг подается вперед, выбрасывает руки, которые в зеркальную гладь по самые локти уходят. А потом дергает на себя и зеркало тянется, тянется за нею соплями стеклянными, не желая отпускать то, что ему принадлежит. И звенит, гудит что-то внутри, что-то злое, тяжелое. Я же онемевшими руками поднимаю таз. До чего тяжелый… вроде воды на донышке.

Поднимаю и выплескиваю на эту гладь.

– Отдай! – кричу тому, что скрывается. – Не твое!

И в ответ раздается звон медный, да такой, что глохну и не только я. Кажется, сгибается вдруг полозов правнук, зажимая руками уши. Охает и падает на колени жена его.

Мор кричит.

И не только он, но по-за звоном медным не слышу ничего. И когда звон становится невыносим, зеркало лопается изнутри. Оно разлетается мелкими осколками, я только и успеваю, что глаза закрыть да руку вскидываю, в которую стекло впивается.

Твою ж…

Помогла, называется.

Зато звон стихает. И все стихает. И в этой тишине слышно сиплое натужное дыхание. Чье? Не знаю. С трудом отрываю руку от глаз. Крови сколько… порезы неглубокие, но много. И не только у меня.

– Ой, – Марика трогает пальцами лицо и кривится так, что того и гляди расплачется. – Что… я… я…

Взгляд её растерян.

Ну она явно уже не там, где была. Где бы она ни была. А я подползаю к мальчишке и трогаю его за руку. Теплая. Пульс бы еще нащупать, потому что если он… живой. Пульса не слышу, но слышу как стучит в груди его сердце. А еще он от моего прикосновения вздрагивает. И глаза открывает.

Открывает и смотрит.

На Марику.

И взгляд такой… шальной, безумный слегка.

– Ты… красивая, – он шепчет едва-едва слышно. – К-красивая… я… г-гховорил ему, что… с-сокровище найдем… найдем… н-нашли.

– Дивьян! – этот крик заставляет меня вздрогнуть и окончательно очнуться.

Что бы я там ни сотворила, это помогло.

А вот змейка потерялась… или нет, я увидела блеск чешуи на запястье Марики.

И на втором, Дивьяновом.

Не потерялась. Я хотела связать их, чтобы вытащить мальчишку, вот и связались. Силой моей. И змейкой, чем бы она ни была. Жаль, конечно, подарок. Но зато они живы.

Оба.

И я жива.

И это же хорошо. Отползаю. Кто-то помогает подняться. Гор? Он хмур.

– Вы целы?

– Вполне, просто стеклом посекло.

Повезло, что в глаза не попало. Да и вообще повезло. Нет, надо что-то с этим делать… в смысле не с моим стремлением помочь, а с тем, что помогать лезу, не разобравшись.

Учиться…

У кого и чему?

– Боги, – голос Цисковской заставил вздрогнуть. – Вас совершенно невозможно оставить без присмотра…

Меня ощупали.

И отпустили.

И каплей силы не поделилась, хотя могла бы… но с другой стороны, кто я? Вон, над мальчишкой склонилась, хлопочет. И отец его что-то слушает. И матушка.

– Пойдем отсюда, – тихо сказала я Гору.

– А…

– К нему тебя все одно сейчас не пустят.

– Да. Наверное. Отец… его считал, что это я виноват.

– Ты его силой тащил?

– Это его идея была, – Гор не отпускал мою руку. А рядом Свята встала, и Мор. И как-то стало тепло. Мор и платок подал, пусть мятый и кажется, карамелькой пахнущий, но все одно спасибо. – Он… сказал, что место одно почуял. У него отец из полозовичей. Чует иногда сокрытое…

Мы вышли из палаты.

Люди в черном останавливать не стали. Их больше волновало то, что в палате происходило.

А мы…

– Мне бы воды умыться, – сказала я.

– Тут внизу фонтанчик есть, – Свята нервно оглянулась. – Питьевой. Или в туалет можно.

– Див и предложил… сказал, что точно что-то есть, но один не справится. Я деду хотел сказать…

– Не сказал?

– Див… он смеялся, что я со всем к деду. Что как маленький.

Подростки.

– И еще, что если дед узнает, то запретит. Или сам полезет, заберет. А оно наше. Только.

– А металлоискатель? Твой отец говорил, что ты его сделал.

– Да не совсем, чтобы сделал. Там простая такая схема. Та штука, которую Див нашел, она не из металла. И я тоже почуял, но смутно так. И он тоже… вот. Я и подумал, что если поработать, то можно перенастроить. Ну, чтоб на силовые потоки реагировал. Только… не помню. На самом деле не помню. Помню, как мы поехали.

– Без нас, – проворчал Мор.

– У тебя тогда… ну, дядька Мирослав забрал… сказал, что… период сложный.

– Это да. Но могли бы и подождать.

– И было бы трое лежащих, а не двое, – резко осекла я. – Извини.

– Ты права, – Гор потряс головой. – Я должен был сказать… спросить… а мы полезли. И вот.

Тут я промолчала.

А умылась в туалете, благо, имелась вода. Да и почистилась, оно несложно, когда сила есть. Стоило закрыть глаза, сосредоточиться, и тело само сделало.

Ведьму сложно убить.

Тем паче стеклом. Хотя да, попади в глаза, пришлось бы помучиться. Но нет, опять повезло.

А змейку все одно жаль.

Или нет?

Я снова отерла лицо. Раны пусть не затянулись до конца, но хотя бы не кровят. К вечеру только бледные пятнышки от них останутся. А к утру и это пройдет.

Хорошо, когда сила есть.