Текст книги "Книга (СИ)"

Автор книги: Ефимия Летова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Мы опустились на небольшой стульчик, и я принялась осторожно стягивать с Теля варежки, шапку, расстёгивать куртку.

– Но ведь роман нельзя закончить просто так, даже я это понимаю. Карина, – я не хотела произносить "мама" вслух при ребенке, мало ли, вдруг снова расплачется, хотя на самом деле не была даже уверена, что он вообще меня слышит. – Карина всегда заканчивала свои книги счастливым финалом, хотя и не без грустной нотки, именно это мне всегда больше всего в её книжках нравилось… Настоящие писатели пишут по плану, однако о каком плане может идти речь, если каждую главу мой невидимый соавтор меняет по собственному желанию в неведомую мне сторону?

Я стянула сапожки, и Тель сполз с моих коленей, потопал к игрушкам, схватил те самые, полюбившиеся нам обоим мячи и бросил в мою сторону.

– Вы в детском саду, случайно, не работали? – Вячеслав стоял в дверях.

– Только Снегурочкой на библиотечном корпоративе.

– У вас неплохо получается обращаться с детьми.

– Зато у вас – отвратительно, – огрызнулась я. – Хреновый из вас отец.

– Сказать по правде, это не мой ребёнок.

– Как это – не ваш? – глупо переспросила я. – А чей?

– Не знаю. Мы познакомились и поженились с Кариной, когда она уже была… в общем, я не знаю, кто его настоящий отец. Карина всегда говорила, что родила его просто для себя. Но официально он записан на меня. Я всегда много работал, и им занималась Карина.

Высокие отношения, ничего не скажешь.

– Надо же, какое благородство, – я пожала плечами. – Так вам нянька требовалась, на самом деле, или писатель?

– Милена скоро придёт, у неё какие-то… семейные обстоятельства.

– А кем, если не секрет, вы работаете?

– Я предприниматель.

– Предпринимаете попытки выжить в этой стране, – пробормотала я себе под нос старую шутку из интернета.

– Что?

– Ничего. Всё это очень интересно, но похищать людей вам права никто не давал.

– Аня, я понимаю, и мне, правда, очень жаль, но… У меня нет другого выхода, – Вечер стянул очки и уставился на меня, почти с той же беспомощностью как тогда, в прихожей. – Мне нужно, чтобы Карина вернулась. Вы же видите, без неё тут всё катится в бездну. Она нужна ребёнку. Она нужна читателям. Она нужна нам всем! Мне… Допишите книгу.

– Послушайте, Вячеслав, – я вздохнула, поднялась и подошла к нему. – Мне действительно хочется вам поверить. Но так не делается. Я сочувствую вашей беде, но у меня своя жизнь!

– У вас её нет, – совершенно спокойно отозвался новоиспечённый предприниматель и вдруг взял меня за руку, сжал пальцы. – Вы несчастны и одиноки. Ваша работа не приносит вам ни денег, ни удовлетворения, в ближайшем будущем вас бы попросту сократили, точнее, сократили бы вашу подругу, а вы бы ушли сами, чтобы она осталась – и даже спасибо бы не услышали. Человек, которого вы думали, что любили всю жизнь, скоро женится на беременной от него девушке, гораздо моложе вас. Вы будете перебиваться случайными заработками, полнеть, коротать вечера и выходные за книгами, лет через десять начнёте активно болеть всем подряд, в большей степени от скуки и душевной пустоты, а потом…

– Замолчите, – я сказала это слишком громко, и невольно оглянулась на Теля, но мальчик именно в этот момент перевернул большой пластиковый контейнер с каким-то крупным и ярким конструктором. Вырвала свою ладонь из руки Вечера. – Откуда вам это знать? Никто не может знать, как всё пойдёт дальше.

– Никто, – он кивнул. – Будущее может меняться, разумеется, но при прочих равных условиях иногда оно очевидно. И вы это тоже понимаете. Иначе пытались бы сбежать гораздо активнее.

Чёртов… випирий выродок.

– Я ничего не говорила вам о человеке, которого я люблю. "Думаю, что люблю" – эта фраза меня резанула больше, чем следовало.

– Здесь вы ничего не теряете. Наоборот. Вы это понимаете.

– Я вас в тюрьму засажу. Какой бы ни была моя жизнь, это не ваше дело! Не ваше, и вы не имеете права..!

– Мне нечего вам возразить, просто сейчас я не могу поступить иначе. Не кричите при ребёнке, пожалуйста. Милена вот-вот придёт, я приглашаю вас на семейный ужин. На кухне, зато меню ресторанное.

– Идите вы со своим ужином в…

– Вы же хотели задать мне несколько вопросов по Криафару. Вот и поговорим. И поедим заодно.

"Вы верите в мистику?…" – спросил меня Вячеслав при первом знакомстве. Нет, я не верила… тогда – точно, но сейчас было ощущение, что я падаю в пропасть, стоя на одном месте.

Не может же он читать мои мысли? Я посмотрела на Вечера, словно ожидая ответа на безмолвный вопрос в подтверждение своих догадок, но он глядел только на Теля, пока в спальню, наконец, не проскользнула Милена, а я не отправилась в свой кабинет, фактически признав капитуляцию.

…Так ведь и подумала – "свой кабинет".

* * *

Я не умею общаться с людьми. Не умею флиртовать, кокетничать, что там ещё нужно делать для того, чтобы наладить контакт, вызвать к себе симпатию, заинтересовать или понравиться. Наверное, не стоило входить с сумасшедшим Вячеславом в конфронтацию, тем более, что псих он, похоже, мирный.

А если не псих?

Если он действительно читает мои мысли, если неведомые силы управляют всем вокруг, если люди исчезают просто так и возвращаются в зависимости от содержания книги, которую могу написать только я? В ожидании сама не знаю чего, я умылась холодной водой и уселась на диван. А вдруг шизофрения передаётся воздушно-капельным путём? Мне надо проверить.

Я достала из принтера пачку обычной писчей бумаги, откопала ручку за клавиатурой. Бестолково огляделась в поиске скрытых видеокамер, понимая, что это – чистое безумие, прикрыла бумагу рукой.

И начала писать новую главу чужой – и в то же время моей собственной – Книги. О недостойном короны Короле, запутавшемся в собственных чувствах и не знающем, как ему дальше жить и править. О его молодой прекрасной жене, так и не разделившей с ним постель, стоящей на распутье: протянуть ему руку или оттолкнуть окончательно. О мужественном Страже и несчастной Стражнице, каждый из которых был обречён остаться на второстепенных ролях, но в глубине души ещё надеялся на другую судьбу. Каждый из которых скрывал в душе собственные секреты. О смешном, но гениальном скульпторе с глазами навыкате и торчащими, как у кролика, зубами, похожем на одного моего одноклассника в начальной школе. О погибающем каменном мире, о его разгневанных божествах, о проклятых магах… Но именно сейчас мне казалось, что я пишу о совершенно других вещах. О собственном одиночестве, о надеждах и любви, которая то ли поддерживала моё внутреннее пламя, то ли, наоборот, не давала ему возможности разгореться.

Первый раз в жизни я писала и писала, лист за листом, совершенно забыв о времени и о том бедственном положении, в котором оказалась. И удивилась, когда поняла, что совершенно не чувствую поджатую ногу, что за окном совсем темно, что в горле совершенно пересохло, и ноют отвыкшие от механического письма пальцы.

Словно откликаясь на моё возвращение к реальности, раздался тихий стук в дверь. Я перевела дыхание, потрясла ногой и руками, достала заранее присмотренный моток широкого прозрачного скотча. Не без внутреннего содрогания свернула исписанные листы трубочкой и стала заклеивать скотчем. Намертво.

Сунула получившийся неаккуратный свёрток под подушку.

Конечно, в случае чего, вряд ли я смогу потом это размотать и отодрать скотч, проще будет выкинуть. Но эксперимент есть эксперимент. Я знаю, что не существует магии, экстрасенсов, неоткрывающихся замков и исчезающих в никуда людей. Есть совпадения, обман, чудеса техники и продажные люди.

Но…

Я открыла дверь.

Вячеслав стоял на пороге. Одетый в какой-то дорогой тёмно-синий деловой костюм, белоснежную рубашку, только что цилиндра не хватало и галстука-бабочки. На прекрасного принца он всё равно походить не стал, но в какой-то момент я пожалела, что в своих мятых домашних брюках и довольно-таки замызганной старой рубашке я ему не соответствую. Можно было бы сделать совместное селфи и кинуть Валентине… потом, когда магия выборочной блокировки телефона и интернета закончится. Выложить в социальные сети: смотрите все, я и молодой симпатичный олигарх ужинаем в его пентхаусе…

Подходящей одежды – вечерней, элегантной и пафосной – у меня в принципе не имеется. Но судя по взгляду Вячеслава, ему нет до этого никакого дела.

Глава 41. Криафар.

Стук повторяется, а я смотрю на лежащего на кровати Тельмана, болезненно-пристально следящего за мной, закусившего губу. Кажется, его и без того бледное лицо утратило последние краски, но одновременно он выглядит едва ли не соблазнительней, чем обычно: уже такое привычное капризно-надменное выражение совершенно ему не идёт.

– Я иду к тебе. А ты лежи и не рыпайся, только попробуй сказать что-нибудь лишнее, уничтожу все твои драгоценные запасы, – истерический смех опять прорывается через преувеличенно угрожающие интонации. Тельман кивает, судорога проходит через его тело. Не похоже, что он притворяется. Впрочем, что я знаю о его актёрских способностях?

– Ключ от манжет принеси, – выдыхает Тельман. – Там же… Под подушкой.

– Манжет..? А, ну да. Самое место, – киваю я. – Всегда под рукой должны быть, понимаю… Слушай, до чего ты себя доводишь? Для чего, – не выдерживаю и подхожу ближе. – Чего тебе не хватает?!

– Мораль мне читать вздумала?! – вскидывается он, но тут же опускается обратно на подушки. – Всего мне хватает. У меня всего – даже слишком. Попробовала бы сама так пожить, когда тебя даже в сортир одного не выпускают, когда даже в самый первый раз трахнуться пришлось едва ли не под неусыпным надзором! "Вират, поторопитесь, у вас скоро урок фехтования!" – передразнил он кого-то, очевидно, Рем-Таля.

– И теперь тебе постоянно хочется делать это при всех, что ли? Тоже мне, страдалец.

– Ты ничего не понимаешь!

– Куда мне… Чем ты болен?

– Проклят, как Криафар, – криво ухмыляется Тельман. – Так мне отец сказал. Оставишь меня одного – и рассыплюсь. Хватит болтать, принеси мне золотого праха, и ключ не забудь! Ну же… Поторопись. Словно жилы вытягивают через поры…

– Сам виноват. Ладно. В твоих интересах никого сюда не звать и не сбегать, – на самом деле, я сомневаюсь. Вот так два десятка с лишним лет ничего с ним не случалось, а сейчас… Проклятие, шутки шутить со мной вздумал. А ну как и впрямь рассыплется? Я не доверяю ему, но ещё меньше – доверяю этому миру, в котором происходит одна Шиару ведает, что.

Или Шамрейн. Или вообще кто-то третий.

Совершенно забыв о только что раздававшемся стуке, я распахиваю дверь – и едва ли не сталкиваюсь нос к носу со стоящим прямо за дверью Гаррсамом.

О, не-е-ет, только не он! Только не сейчас!

– Вирата! – масляно глядя на меня, Гаррсам бочком-бочком пытается протиснуться в комнату. – Вирата, дорогая, ваша скульптура готова! Она прекрасна, невероятно, неподражаема, как любое творение моих рук, то есть, я хотел сказать, она едва ли не превосходит по красоте изумительный оригинал, но этот ретроград, ваш законный супруг, ничегошеньки не понимает в искусстве в целом и в скульптуре в частности! Он, видите ли, кощунственно протестует и не даёт согласия на то, чтобы красота стала достоянием общественности! Что может быть восхитительнее, прекраснее и естественнее обнажённого женского тела?! – руки Гаррсама очерчивают в воздухе некое подобие восьмёрки, а зрачки мечтательно закатываются. – Уж Вират-то должен понимать, не струп, чай, какой-нибудь, но нет! И это разбивает моё трепетное нежное сердце! Вирата, послушайте, нет, вы должны послушать, как оно мучительно бьётся, дайте вашу прелестную ручку…

– Так, – у меня разом на нервной почве заныли голова и зубы. – А ну-ка, идите сюда!

Я отодвинулась, пропуская Гаррсама в комнату. От зрелища лежащего на моей кровати прикованного к ней Его беспутного Величества, про которого он только что распинался самым что ни на есть неуважительным образом, Гаррасам резко закашлялся и покраснел, будто камалья шерсть. Зубы снова принялись отбивать чечётку по нижней оттопыренной, как у испуганного жеребёнка, губе.

– Эм, Ваше Величество, то есть, я хотел сказать… Ну…

Я-то была уверена, что некоторая неадекватность лица Тельмана, некоторая, если так можно выразиться, перекошенность и яростное сверкание огромных тёмных глаз на белом лице связаны с его физическим состоянием, а никак не с ревнивым отношением к моим обнаженным изображениям и их творцу-задохлику, но Гаррсам-то об этом не знал и жалобно, тоненько заскулил.

– Ммм, Вират на вас не сердится, – безуспешно стараясь быть доброжелательной и естественной, широко заулыбалась я. – Не сердится же, да?!

Тельман нехотя мотнул головой, как лев под дулом пистолета, убеждающий окружающих в том, что стал вегетарианцем.

– Но у нас к вам есть одна, гм, просьба. К кому, как не к вам, мы можем обратиться, – импровизация никогда мне не давалась. – Ведь вам доверяет сам Вират Фортидер. Да, дорогой?!

Тельман снова мотнул головой и, кажется, клацнул зубами, а Гаррсам нервно загарцевал на месте.

– Только никто не должен об этом знать! – строго продолжала я вещать, потом сунула замороченному скульптору в руки бумажный лист и палочку. – Понимаете, мы с Его Величеством любим иногда позабавиться… Вы меня понимаете?!

Гаррсам затравленно кивнул.

– Смотрите, как замечательно он смотрится! Запечатлейте-ка его портрет, пока я сбегаю за другими нашими… приспособлениями, – я подтолкнула уже вплотную прижавшегося ко мне бедолагу. Чего ж его так разбирает, неужели Тельман славится не только постельными экспериментами, но и пытками-казнями? Впрочем, стоит вспомнить разговор у статуи в мастерской, чтобы понять – иногда Его Величество может быть вполне убедителен.

– Я скульптор, а не художник! – мявкнул было Гаррсам, но я зажала ему рот рукой.

– Только близко к нему не подходите, на всякий случай – кусается… Шучу! – торопливо добавила я, глядя на стремительно бледнеющее лицо нечаянного визитёра.

"И да хранят меня каменные драконы от постели Его Величества!" – одними губами прошептал несчастный Гаррсам.

– Стоите здесь. Рисуете. Ждёте меня. Понятно?!

– Да, Вирата, – обречённо вздохнул юный гений, а потом неожиданно хитро улыбнулся. – Но я могу рассчитывать на ответный шаг? Статую, статую прятать грех. Грех же?!

– Грех, – я снова открыла дверь, к счастью, нового посетителя за ней не обнаружилось. – Статую поставим в спальне моего супруга, пусть любуется. Я полностью разделяю его мнение, уж извините. Всё, уважаемый Гаррсам, я скоро вернусь.

Где находятся личные покои Тельмана, я знала – выспросила у Айнике – но внутрь никогда не заходила. Стоящий около дверей стражник нервно переступил с ноги на ногу, явно не понимая, как реагировать на моё вторжение. Я тоже не понимала, как вести себя: поздороваться, начать разговор первой – как-то не по-королевски… молча пройти?

– Имя! – рявкнула я, уставившись в лицо стражнику.

– Ассан Хорк! – почти так же отрывисто отозвался мужчина средних лет и вытянулся еще сильнее. – К вашим услугам, Вирата!

– Наградить вас надо, за верную службу! – брякнула я и вошла в королевские покои Его Величества Тельмана.

Глава 42. Криафар.

Темно. Занавеси были опущены, лампины на горючем сланце не горели, но абсолютной темноты не вышло – каменные стены в королевских покоях Вирата Тельмана ровно и мягко мерцали, искрились, переливались. Не без сожаления я потрясла светильники, заставляя их разгореться. Появившуюся было смазливую служанку с хитрыми глазами прогнала одним взмахом руки и гневной гримасой. Несправедливо резко, возможно. Я имела ничуть не больше прав на Тельмана, чем и он на меня. Совершенно никаких прав.

При свете ничего особенного в королевских покоях тоже не обнаружилось. Поскольку уверенности в том, что Тельман ломает комедию, а также в том, что он не вывернется из своих металлических "манжет" и не сбежит, чтобы жестоко отомстить за небольшое устроенное мною представление, у меня не было, следовало поторопиться. Я мельком оглядела неприлично огромную кровать, а в остальном – почти спартанскую для короля обстановку: несколько вбитых в стены полок с книгами и неуклюжими, явно сделанными детскими руками глиняными фигурками животных, стол и пару бордовых с золотом кресел. Почему-то сразу представился сидящий в одном из них Рем-Таль, бесстрастно, как обычно, читающий книгу или просматривающий какую-то документацию перед Советом Одиннадцати, пока Тельман беспечно дремлет в объятиях очередной блондинки. Двух блондинок.

Картинка была слишком яркой, слишком натуралистичной, слишком отчётливой. А я пришла сюда по делу… Ключ, да.

На кровать пришлось забраться с ногами. Я распласталась по шёлковому тёмно-зелёному покрывалу, запустила руки под ворох подушек, испытывая одновременно чувство лёгкой брезгливости и какого-то смутного сожаления. При других обстоятельствах…

Смогла бы я остаться надолго единственной в этой постели? Хотела бы я остаться, как утверждали маги?

Ключ обнаружился, маленький, холодный и острый, я сжала его в кулак и принялась за поиски неприкосновенного королевского наркотического запаса. Где Тельман вообще достаёт эту дрянь? Сильно подозреваю, что у него для таких дел имеется посредник, и даже догадываюсь, кто. Нет хуже врага, чем заклятый друг…

Один из камней в полу – под ним, как и говорил мне Тельман, небольшое углубление. Ещё один тайник – в толстом подлокотнике кресла. Это те схроны, на которые указал мне сам Вират. Но они, разумеется, не единственные – не настолько Вират потерял голову. В результате беглого обыска я обнаружила ещё три местечка – в глиняной фигурке фенекая, под кроватью и в одной из пухлых книг, стоящих на самой высокой полке – пришлось пододвинуть одно из кресел, чтобы добраться.

Выдумщик, чтоб его. Но человека, прочитавшего в свое время добрую сотню детективов и просмотревшего пару десятков детективных фильмов и сериалов как минимум, трудно обмануть наивным жителям доинтернетного мира.

Возвращайся, Крейне!

То есть, Кнара… Как же меня зовут на самом деле? Кто я? Может быть, прошлая жизнь в другом мире – это и есть наваждение, сон или бред, а моё место на самом деле здесь?

Хватит думать всякие глупости, возвращайся!

Я бросила прощальный взгляд на покои Тельмана, такие обезличенные, словно роскошный, но стандартный гостиничный номер, ничего не говорившие о своём владельце. Если бы я осталась здесь, с ним, приказала бы вышвырнуть эту кровать к Шиаровой матери. Для сна сгодилась бы такая, как моя, а ещё тут есть соблазнительно пушистый ковёр на полу, вероятно, из шкур тех же камалов, которому при желании можно было бы найти применение…

Я решительно закрыла за собой дверь, пряча свой мерзкий груз в складках юбки. Воодушевлённый обещанием награды стражник источал положительные флюиды мне вслед и, надо полагать, не обратил внимания на мой вороватый и слегка виноватый вид.

* * *

Гаррсам честно меня дождался, но с явным облегчением испарился буквально через десятую часть шага при моём появлении. Тельман, уже не просто белый, а какой-то серо-зелёный, рванулся мне навстречу.

– Принесла?!

Я кивнула. Выложила найденное добро на пол.

– Тут больше.

– Всё, что нашла. У меня нюх, как у лисака, – кивнула я, а Тельман опять вздрогнул, словно его ударили током, губы беззвучно шевельнулись. Матерные слова в Криафаре существуют, вот только их категорически запрещено произносить вслух, одна из тех традиций, которая как самоподдерживающаяся реакция, не требует внешнего контроля для соблюдения. Наверное, эффект психологической разрядки куда меньше, но и плюсы свои имеются. Нет ни малейшего желания выслушивать от Тельмана то, что он может мне наговорить.

Непонятно только, как о шедеврах матерного фольклора в таких случаях узнают новые поколения. Может быть, существуют какие-то справочники?

– Дай!

– Не так быстро.

Я снимаю со стены лампин. Беззвучно, как и Тельман, чертыхаясь, открываю горячую дверцу и вытряхиваю прямо в пламя горсть бесценного золотого порошка.

– Ты…! Ты что творишь?!

– Маленький разговор начистоту, – я знаю, что он до меня не дотянется и вряд ли разломает кровать, раз уж до сих пор не разломал, но мне всё равно отчего-то страшно. Глаза у Тельмана в этот момент – чёрные, как Пирамида и совершенно безумные.

– Я тебя убью, – хрипит Тельман, а мне на самом деле кажется, что его тёмные глаза светятся ведьминым золотом. – Не смей. Дай мне… Ты знаешь, как трудно её достать?!

– Даже тебе?

– Мне?!Я ничем не лучше других! – он срывается на крик, который, впрочем, тут же обрывается. – Ты думаешь, что я могу больше, чем другие?! Я ничего не могу. Ни бросить этот проклятый дворец, ни оставить этот мир, ни выбрать себе жену, ничего я не могу, ничего!

– Всё могут короли, – вполголоса шепчу я. Не то что бы его слова для меня неожиданность, но всё-таки не думаю, что он врёт. Я имею в виду – не врёт в своих чувствах. Ему действительно нехорошо.

– Дай мне, ты обещала! Эту дрянь нельзя вдыхать не до конца, она мне кости изнутри переламывает!

– Чем ты болен?

– Я не знаю!

– Быть такого не может.

– Я не знаю, – шепчет Тельман. – Я бы и сам хотел это знать! Когда я оставался один надолго… один раз, тогда, когда я сбежал в детстве из дворца, со мной на самом деле что-то стало происходить. Я плохо понял, что именно, я был ещё ребёнком, но ощущения… запомнил. Это было не больно, но очень похоже на то, когда превысишь дозу этой золочёной пыли. Словно падаешь с огромной высоты, и вся кожа горит. Невыносимо. Я так упивался тогда своим одиночеством, шагов, может быть, десять, а потом меня охватил ужас, и я выбежал к людям. Отец говорил, что это как родовое проклятие, но ты же видела нашего великого Вирата, на самом деле ему плевать на меня и на мои вопросы. Всегда так было.

– И при этом он требует наследника, который так же будет страдать от того же недуга? – это не укладывалось в голове.

– Оно проявляется не в каждом поколении. Редко. Случайно. Мне просто не повезло.

Что ж, тут трудно спорить.

– Почему тебя не водили к магам в детстве? Почему ты сам не пошёл?

– Я ходил, но меня не приняли, – хмыкнул Тельман, на мгновение прикрыв ладонью глаза, виски поблёскивали от проступившего пота. – Видишь ли, наша нелюбовь с Советом Девяти друг к другу взаимна. Надо полагать, тебя они приняла с распростёртыми объятиями? Ведь ты же была там, Вир-рата? Я ответил? Дай мне золотой пыли. Я и сам сейчас – пыль. Пыль к пыли…

– Она тебя убивает, – убеждаю я то ли себя, то ли его. – Потерпи. Перетерпи. Станет легче, если ты сам с этим справишься…

– Я не справлюсь! Дай, дай мне…

Я бросаю в огонь еще порцию порошка, и золото, которым вспыхивает пламя, отражается в зрачках Тельмана.

– Что ещё тебе от меня нужно? – он почти скулит. – Я был не прав, но ты слишком… Не знаю, что на меня находит рядом с тобой.

– Это тоже интересный вопрос, – киваю я. Раздвигаю губы в улыбке – не хочу, чтобы он видел, что меня тоже почти трясёт. – Что ты никак не уймёшься?

Еще горстку – в огонь. Золото и чёрное пламя.

– Ненавижу тебя.

– Это я знаю, но почему? Ответь.

Его подбородок опускается на грудь, глаза закрываются, дыхание тяжёлое, и я не знаю, что мне делать.

Подхожу к нему с пустыми руками, опускаюсь на корточки.

– Не трогай меня.

– Почему?

– Не знаю. Не хочу. Не могу!

– Ты ничего не знаешь и ничего не можешь. Не надоело?

Время идёт. Зачем я вообще это всё затеяла? Тельман мечется по кровати, переходя от бессильного шёпота к рёву раненого зверя, от просьб к угрозам и обратно.

– Дай мне этой пыли, Крейне, – он произносит моё имя так обманчиво-мягко. – Дай. Я расскажу тебе всё, что ещё ты хочешь знать? Я не был тебе верен, я никогда даже не собирался. Секс даёт почти такое же забвение, как эта золотая прелесть… Почти такое же. Даже на нашей свадьбе я думал о том, кто станет следующей после тебя, хотя ты мне понравилась. Тогда ты казалась такой невинной, такой чистой. Такой испуганной и робкой. Это возбуждало, но… Я вёл тебя в спальню и держал за руку. Дорого бы я отдал, чтобы сейчас просто взять тебя за руку. Может быть, это часть моего проклятия?

– Что случилось?

– Мы зашли в спальню. Я раздевал тебя, мы целовались. Ты выпила вина – оно стояло в спальне, как и заведено. Я помню этот сладкий привкус на твоих губах, а потом внезапно всё изменилось.

– Вспомни, – прошу я. Хотя – какая мне разница? Не об этом я должна думать. Впрочем, любая странность могла бы стать ключиком к моему появлению здесь… Или я тоже вру, как и Тельман?

– Мне становится плохо, когда я тебя касаюсь, – говорит Тельман, его голос словно прорывается сквозь тяжёлое дыхание. – Но и когда не касаюсь… Знаешь, наверное, если бы не это, я уже забыл бы тебя и о тебе. Ты оказалась бы одной из многих, очень многих. Но за эти два года ты стала единственной. Я думал о тебе каждый день. С каждой. С каждым. Всегда. Думал о тебе. Ненавижу тебя! Дай мне забыть, Крейне… не хочу ни о чём думать, ничего не хочу, эта пыль даёт мне тишину…

Время идёт, шаг за шагом, неумолимо движется к апельсиновому криафарскому рассвету. Ломает не только Тельмана – и меня тоже, потому что я не могу, боюсь отвести от него взгляд. Пространство между нами будто искажается.

Золотой пыли становится всё меньше. Я жгу её.

Тельман то воет, то кусает подушку, но уже ни о чём меня не просит. Иногда он замолкает, словно проваливается в сонное беспамятство, иногда срывается на какое-то бессвязное бормотание. Окончательно покончив с дурманящей пыльцой, я устало опускаю голову на подушку рядом с головой Тельмана.

– Ты – тоже наваждение, как и эта пыль, только от тебя легче не становится даже на пару шагов, – дёргаюсь, как бывает во сне, обалдело кручу головой, не понимая, приснились мне эти слова, или Тельман и в самом деле их произнёс. Наверное, приснились: его глаза закрыты, и дышит он пусть и неровно, но глубоко.

Лампины гаснут, но сквозь занавески пробиваются уже лучи дневного светила. Осторожно-осторожно я протягиваю руку к Тельману, касаюсь его носа. Подбородка. Лба. Приглядываюсь, присматриваюсь.

Ничего сверхъестественного не происходит. Вират спит. Вират жив. Очень осторожно достаю найденный под подушкой ключик. Он работает, вероятно, как магнит: наручники открываются при простом прикосновении. Поглаживаю покрасневшее, стёртое запястье. Запускаю пальцы в волосы, сжимаю уши, глажу шею. Провожу рукой от кончиков пальцев до груди.

Его рубашка влажная от пота. Недолго думая, я надрезаю ворот острым кончиком металлического ключа и рву тонкую ткань, вытираю краем простыни кожу. Прижимаюсь щекой к груди, прислушиваюсь к дыханию, пытаюсь уловить стук сердца.

Если бы это было проклятие, сон бы его не развеял…

Залезаю на кровать рядом. Может быть, завтра он действительно меня убьёт. Но пока что…

Недоумённо моргаю – кажется или нет? Такое чувство, что стайка шаловливых детей с зеркальцами поймала добрую половину сотни солнечных зайчиков и пустила их скакать по кровати. Точнее, по Тельману. Золотистые линии пробегают только по его коже, не касаясь одежды и простыней. Накрываю один из ломаных кругов ладонью – и он гаснет, как светлячок, а кожа кажется такой горячей. Но и вспышка жара проходит без следа.

Полшага – и всё закончилось, золотых линий больше нет, если они вообще были. А если всё действительно закончилось?

Осторожно касаюсь губами его лба. Губ. Груди.

Не просыпается. Пристраиваюсь рядом, натягиваю одеяло на себя и на него. На ощупь нахожу его руку, переплетаю наши пальцы – пожалуй, достаточно для начала – и вполне себе трогательно для конца. Тоже закрываю глаза.

…голоса врываются в мой беспокойный сон.

– Нет-нет, прошу вас, уходите немедленно! С Виратой всё в порядке, Вирата спит… и она не одна. Прошу вас, уходите!

Это голос Жиэль, а мужской голос я не могу узнать. Кого она прогоняет прочь? Не знаю, я слишком устала. Прижимаюсь к Тельману крепче и ни о чём не думаю.

Когда я просыпаюсь окончательно, в комнате кроме меня больше никого нет. Только листок на столе с наброском Гаррсама, и я жалею, что не обзавелась собственным тайником, чтобы спрятать его ото всех.

* * *

– Я её нашёл! – ликующий голос того, кого огненная Лавия прозвала Шипохвостом, ввинчивается в густую темноту подземного лабиринта. – Грирта, я нашёл демиурга! Она исцелила своей кровью ужаленного випирой камала, это она, это…

– Вирата Крейне, – голос Лавии лишён привычного сарказма. – Надо же, как любопытно.

– Откуда вы знаете? – изумлённо переспрашивает маг, а голубой глаз презрительно щурится в ответ.

– Ты не единственные мои глаза и уши. Вирата Крейне… Что ж, в каком-то смысле это так символично. Доставь её сюда. Немедленно.

– Но как?! Это же Вирата, гвирта… Как я могу забрать её из Дворца?

– У тебя, кажется, был напарник…

– На такое никто не согласится!

– Меня не интересует, как ты это сделаешь. Я говорила тебе, что готова подождать, но не тогда, когда свобода так близко… Ты брал кровь человека из Дворца на ритуале. Воспользуйся этим, это укрепило вашу связь, не могло не укрепить. Делай, что хочешь, но ни капли крови демиурга не должно пропасть втуне. Приведи мне Вирату Крейне, Шипохвост.

Маг в ответ склоняет голову, чувствуя, как подрагивает мёртвый камень вокруг.

Глава 43. Криафар

Немного поколебавшись, я всё же решила до завтрака проведать Тельмана. Отослать меня прочь ему так легко не удастся, пока жив отец, но как-нибудь ещё напакостить – запросто. Да и Рем-Талю неплохо бы сказать несколько слов. Например, спасибо. "Спасибо, что не изнасиловал, хотя была такая возможность", – так себе комплимент, но уж что есть, то есть.

Двигаясь уже проторенной дорожкой в сторону личных покоев Его Величества, я готовила какие-то примирительные слова – может, и не надо было, но несмотря на полную уверенность в своей правоте, я не знала, чего ожидать. Никогда не сталкивалась с людьми, употребляющими наркотики, но если организм слабый, а ломка сильная, дело, вроде как, и летальным исходом может закончиться…

Впрочем, раз дожил до утра и ушёл на своих двоих – может, всё не так уж плохо и все останутся живы? И кое-кто даже извлечёт какой-нибудь урок?

…первое, на что упал мой взгляд, было как раз-таки лицо Тельмана. Стоящего в настежь распахнутых дверях своих мерцающих покоев Тельмана. Живого, вполне себе даже бодрого Тельмана, настолько ошеломлённое лицо, как будто за ночь я превратилась в скорпиониху или отрастила себе вторую голову. Но нет, смотрел он куда-то мимо меня. Точнее, за меня.

Рем-Таль и Тира Мин обнаружились рядом. И они, Шамрейн их погрызи, тоже как по команде уставились вдруг куда-то за мою спину. Хотя мимика Первого Стража была куда более сдержанной, тёмные глаза расширились, что в его случае вполне тянуло на гримасу изумления. Даже вытянутый в струнку стражник скосился…