Текст книги "Толстолоб (ЛП)"
Автор книги: Эдвард Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
В замке было темно, стояла темная ночь. И Толстолоб, все еще находясь во сне, прошу заметить, не видел почти ничего, кроме беззвучных молний, сверкающих в окнах.
И убедившись, что он перетрахал и перебил уже всех ангелов, Толстолоб ушел. Затем он встал посреди той величественной и прекрасной ночи и обратил свой взор к небу.
Молнии продолжали сверкать, что странно, без звука. А потом, во сне, он услышал голос...
Это был не дедулин голос, нет. Он не был чей-то конкретно.
Этот голос, скорее, потрескивал у него в голове, когда Толстолоб смотрел на молнии. И этот голос сказал ему вот что:
Он сказал: ПРИДИ.
Этот сон Толстолоб видел очень часто. И именно о нем он думал в данный момент, когда пытался заснуть под холмом. Но больше всего его беспокоили не все те ангелы, которых он убил во сне, а голос, который он слышал, и который потрескивал, как мясо енота на огне.
ПРИДИ, – произнес голос.
Но...
Идти куда?
ПРИДИ.
Толстолоб не понимал. За каким лешим ему снился этот сон? Однажды Дедуля сказал ему, что сны имеют значение, что сны, это, типа, зов души. Но что мог значить этот сон?
Он понял, что пытаться уснуть бессмысленно, поэтому встал и потянулся, помочился в кусты, опорожнился опоссумом и мозгами енота, которые он съел накануне, а также вкусными змеиными кишками. Было поздно и темно, в его косые глаза светил лунный свет. Толстолоб обратил свой взгляд в небо и стал просто смотреть.
И именно тогда он услышал. И он знал, что не спит, знал, что находится в полном сознании...
И, тем не менее, он услышал.
И вот, что он услышал.
Он услышал тот же самый голос из сна. И голос произнес:
ПРИДИ.
Толстолоб не совсем понимал, как он мог слышать наяву то, что он слышал во сне. Но он знал, что может сделать лишь одно.
Пойти на голос...
2
Молнии беззвучно сверкали через все лобовое стекло. Зарница, – узнал отец Том Александер. Заряды статического электричества, образовывающиеся в зоне высокого давления. Летом в горных регионах это распространенное явление.
"Мерседес" свернул на черную дорогу – 154-ое шоссе. Зеленые часы на приборной панели показывали 00:58. Как могло время пролететь так быстро? Он должен был хотя бы позвонить, предупредить, что будет поздно. Ну, что ж. Я спал в орудийных башнях танков и в рисовых полях, в бараках, палатках и полевых лагерях. Если хозяйка уже спит, я не развалюсь, если не переночую в гребаном «Мерседесе».
Он закурил сигарету, подставив лицо под теплый ночной воздух. По крайней мере, место было хорошо обозначено. Каждые пару миль стояли указатели: ПАНСИОН ЭННИ. И Хэлфорд сказал, что комната была оплачена заранее.
Он ехал, а его взгляд блуждал вокруг. А здесь получше, чем в сраном Ричмонде, – решил он. Ему пришлось признать, что сельский пейзаж, даже ночью, был потрясающим. Месяц следовал за ним, словно серповидный спутник, несущийся над вершинами деревьев. Дороги вились и петляли. Наконец, он оказался на месте.
Приличный на вид старый дом, – дал он определение. Извилистая аллея вела к гравийной парковке. Возле дома стояли два автомобиля, модный красный кабриолет "Миата" и побитый пикап, которому на вид было лет тридцать. Александер припарковался, погасил фары и заглушил двигатель. Весь день он потел в черных брюках, черной рубахе и пасторском воротнике. Последний впился ему в шею, словно железная окова. Он схватил свой чемодан и поднялся по ступенькам.
Медный дверной молоток смотрел на него, словно некое причудливый лик: Только два глаза, ни рта, ни других черт. Все, наверное, уже спят, – сказал себе Александер. Переночуй в машине. Не буди весь дом лишь потому, что ты потерял счет времени. Но когда он тихонько постучал, дверь почти сразу открылась. И миловидная, седовласая женщина лет шестидесяти, в тапочках и халате цвета индиго впустила Александера в дом.
– Отец Александер?
– Да, а вы, должно быть, мисс...
– Энни. Прошу вас. – Сияющие голубые глаза смотрели на него. – Я ждала вас.
– Дико извиняюсь, что я приехал так поздно, – извинился Александер. – Я задержался, и не заметил, как пролетело время.
– О, все в порядке. – Она провела его в тускло освещенную гостиную, встречные воздушные потоки из открытых окон создавали приятную прохладу. – Поставьте свою сумку. Могу я предложить вам немного вина?
– Э-э, да, спасибо. – Александер улыбнулся. На самом деле, я предпочел бы что-нибудь покрепче, но вино подойдет. За время ее короткого отсутствия он огляделся. Приятный своей стариной дом, уютный и настоящий. Где-то поблизости часы тихо пробили первую четверть часа. Вскоре вернулась Энни с бокалом чего-то темного.
– Это малиновое вино, сама делала, – сказала она. – Надеюсь, вам понравится.
Если в нем есть алкоголь, мне понравится.
– Спасибо, – сказал он. – Мой босс сказал, что оплачены две недели моего проживания, верно?
– Да, это так.
– Скоро я выпишу еще один чек. Похоже, мне придется здесь задержаться.
– Чем дольше, тем лучше, святой отец. Мы очень рады, что вы здесь.
Они сели за раскладной стол, покрытый затейливыми салфетками.
– Так вы уже побывали в аббатстве?
Александер кивнул и отхлебнул вино, которое было сладким и освежающим.
– Там такой бардак. Потом мне придется перебраться туда, чтобы следить за ремонтными работами, а еще ездить в Ричмонд пару раз в неделю для выполнения моих обычных обязанностей.
– Быстро нашли его?
Александер подавил смешок.
– Не совсем, но теперь я знаю дорогу. На самом деле он несколько часов колесил в поисках Тик Нек Роуд, которой, как выяснилось, нет на карте.
– Вы, наверное, знаете об аббатстве больше, чем я, – предположил он. – Епархия не особо подробно меня проинформировала. Вам известно, как давно оно было закрыто?
Лицо Энни ненадолго приобрело задумчивое выражение.
– О, я бы сказала, его закрыли в году 75-ом, двадцать лет назад.
– А похоже, что сто двадцать.
Во время своей экскурсии он обнаружил огромный пустой остов, украшенный паутиной, толстой, как рыболовные снасти. Это было совсем не то, что он ожидал. Слово "аббатство" вызывало определенный образ – большое каменное здание на холме, нечто, имеющее средневековый облик. Но вместо этого он обнаружил простую постройку, крытую кедровой черепицей, с узкими окнами и наклонной крышей, стоящую посреди густого леса. Что самое странное, истинный возраст здания выдавали его внешние стены. Щели между разнокалиберных бревен были заполнены пожелтевшим раствором. Но затем Александер вспомнил короткий инструктаж Хэлфорда – аббатство было построено в конце 17-ого века, и его экстерьер сохранился в изначальном виде. Маленькая колокольня была единственной деталью, указывающей на "церковность". Внутри оказался лабиринт, единственный этаж из темных коридоров и заколоченных досками дверных проемов. Хэлфорд не шутил, когда говорил про отсутствие электричества. За время экскурсии Александер посадил три набора батареек в фонарике и не обнаружил никаких следов электропроводки. Натуральная помойка, – пришел он к выводу. И моя задача состоит в том, чтобы привести здесь все в порядок. Да, вот это я называю богоугодным делом. Они посылают меня убирать за ними бардак... Позади здания в лунном свете искрилось озеро.
– Довольно скоро мне потребуются кое-какие материалы для работы, – сказал Александер. Он, не колеблясь, закурил свои "Лаки Страйк", и увидел, что женщина зажгла тонкую белую трубку. Вместо пепельницы она положила на стол черепаший панцирь.
– Мне понадобятся спиртовые лампы, фонарики, моющие средства, и все такое. Надеюсь, поблизости есть какой-нибудь магазин?
– О, да. Уверена, в "Халле" есть все, что вам нужно. Гуп, мой работник завтра покажет вам. Это в городе, недалеко.
– И если б вы помогли мне со списком строительных компаний, я был бы счастлив.
– Святой отец, в Люнтвилле полно хороших, сильных мужчин, которым нужна работа. И они будут работать, не щадя себя, могу вас заверить.
Конечно. Возможно, это объясняло ее энтузиазм по поводу его пребывания здесь. Он слышал, что весь регион уже десять лет страдает от безработицы, которая составляет почти пятьдесят процентов. Александер приехал на церковном кошельке, раздавать работу, как мороженщик на фургончике с эскимо. Но эта женщина его заинтриговала, и он чувствовал, что ее энтузиазм имеет более глубокие корни. Возможно, она была одной из многих, которые сохраняли веру в безбожном обществе. Для нее Александер был символом скрытой силы и истины. А еще она была довольно привлекательной для своего возраста. Пышногрудая, хорошо сложенная, стройная, без печати физического распада, которую обычно накладывает тяжелая сельская жизнь на пожилых людей. Напротив, она сохранила отличную грацию. Александер надеялся, что годы тоже пощадят его.
Он допил вино и затушил сигарету.
– Энни, знайте, что Церковь очень ценит ваше гостеприимство. И спасибо за вино. Думаю, мне нужно лечь в постель – у меня был тяжелый день.
– Что ж, святой отец, как я сказала, это замечательно, что вы здесь. – Она проворно встала и подвела его к подножию лестницы. – Вас никто не потревожит. Кроме вас здесь живут только моя племянница Чэрити и ее подруга Джеррика, журналистка из городской газеты. – Затем она сказала ему номер его комнаты. – А если вам что-нибудь потребуется, сразу же обращайтесь.
Александер улыбнулся.
– Обязательно. Спасибо. Спокойной ночи.
Он поплелся вверх по лестнице, мимо портретов и натюрмортов. Тишина в доме, казалось, была осязаемой. Он проследовал по устланному ковром коридору, и на мгновение задержался возле одной из закрытых дверей. Он услышал... что-то.
Женский голос. Тихий, но не вызывающий сомнений. Сдавленные звуки человека, испытывающего... муки.
Александер был уверен, что кому-то снился кошмар.
3
Сны Чэрити вспыхивали вместе с беззвучными молниями за окном. А еще их сопровождал страх, в виде ярких и острых как бритва образов. Она металась во сне, сминая простыни, а пот был таким обильным, что ткань ночнушки липла к телу, словно мокрая салфетка.
Во сне мужчины занимались с ней любовью, или так ей казалось. Сейчас с ней в постели были все мужчины, с которыми она когда-либо спала. Они меняли друг друга, разные тела, разные лица, но каждый акт любви был утомительно одинаковым. И это была не настоящая любовь, а нечто прерывистое, поверхностное, и никогда не оправдывающее ее ожиданий. Стив, Джонни, Тим, Рик и все остальные. И, наконец, Нэйт. В теплой тьме их лица – как и их тела – появлялись над ней, словно тасующиеся игральные карты. Всегда все начиналось красиво. Всегда. Она видела их члены, влажные от ее предварительных оральных ласк, все разные, как и их тела. Некоторые длинные, некоторые короткие, некоторые толстые, некоторые тонкие. А один принадлежащий Нэйту, красивый и большой. Всякий раз Чэрити знала, что влюблена, до тех пор, пока...
Один за другим они входили в нее. Она почти не ощущала проникновение, но ее это не волновало. Ее волновали они, а не реакция ее тела. Тем не менее, она чувствовала себя возбужденной. И ощущение лежащего сверху и желающего ее обнаженного мужчины было единственным, что ей хотелось испытывать. Они вводили в нее свои эрегированные члены и начинали заниматься любовью. А потом...
Все распадалось.
Всякий раз они останавливались спустя считанные секунды. Выражение их лиц пугало ее больше всего. Выражение внезапного смятения, сменяющегося разочарованием. Что же было не так? Один за другим они отстранялись от нее и уходили, заявляя: "Похоже, я слишком много выпил", или "Наверное, я перенервничал на работе", или "Сегодня я не в настроении", или любое другое оправдание, которое они могли придумать. Она ничего не понимала. До сего момента все проходило замечательно, а в постели все обращалось в прах. И один за другим они оставляли ее лежать там, побледневшую, со слезами на глазах.
Всякий раз.
Затем сон превращался в чудовищный кошмар. Беззвучные молнии все сверкали и сверкали. К ней приходили новые мужчины. Мужчины, с которыми она никогда не встречалась. Мужчины из ее будущего? Может, этим кошмаром ее психика пыталась предсказать ее дальнейшие неудачи? Кряхтящие, безликие, они грубо совокуплялись с ней, шлепая ее, дергая за волосы, лапая за груди, только чтобы точно также покинуть влажные недра ее влагалища, предпочтя присесть над ней и мастурбировать. Их руки энергично скользили вверх-вниз по их пенисам, пока сперма не выплескивалась, брызгая ей в лицо, в глаза и в широко раскрытый рот. Затем они, как и другие, оставляли ее одну в темноте.
Чэрити металась и вертелась. Простыни обвивались вокруг ее тела, словно питоны. За окном продолжала беззвучно сверкать молния.
И в тишине кошмара она услышала голос, будто кто-то разговаривал с другой стороны двери, а, может, с другой стороны ее души.
Да, да.
Голос...
4
Еще один сон, в другой комнате. Просто образы, просто слова.
Ее собственные слова.
Бульон...
И ее собственные руки, сжимающие ей груди.
Большой и указательный пальцы берут сосок и сжимают его.
Джералдин, Джералдин...
В зернистой темноте сна вспыхивает спичка.
Мне очень жаль...
Затем пламя касается розового соска, и он начинает с шипением гореть...
5
Прокравшись назад, они услышали голоса.
– Шшш, – шикнула Джеррика на Гупа, который собрался, было, открыть свой огромный рот. – Нам нельзя шуметь.
Она поняла, что голоса доносятся из гостиной. Это Энни и... еще кто-то. Но кто? И что Энни делает там так поздно? Она же уже спала. Но там был еще один голос, который Джеррика не узнавала.
– Идем, – прошептала она Гупу, продолжая держать его за огромную ручищу. Только этого мне не хватало, – подумала она. Чтобы Энни застукала меня рыскающей по ее пансиону в час ночи, после того, как я трахнулась в кустах с ее работником. Она стиснула зубы, затаила дыхание, и прошмыгнула через кабинет. Гуп, словно послушный щенок, последовал за ней. Когда они миновали гостиную, то заметили две тени, сидящие за столом. Джеррика почувствовала запах тетушкиной трубки и сигаретного дыма, а еще мельком увидела на столе два недопитых бокала вина. Кого тетя Чэрити могла принимать в этот час?
Она отбросила эти мысли и стала быстро подниматься по лестнице. Гуп следовал за ней. Слава богу! – подумала она, когда они добрались до второго этажа незамеченными. Затем Гуп выпалил:
– Ох, блин, мисс Джеррика, это было так...
– Шшш! – она быстро потянула его по коридору и остановилась возле его двери. – Немедленно иди в постель, – прошептала она, словно мать неугомонному ребенку. Гуп, действительно, во многих отношениях был ребенком. Инфантильно эмоциональный, без какой-либо духовной глубины и самоанализа. Но, конечно же, вовсе не этих качеств она искала на темном заднем дворе...
– Немедленно иди в постель, Гуп. Спокойной ночи...
– Ох, мисс Джеррика, – он запнулся, его огромное лицо растянулось в глупой, широкой улыбке. Он нежно взял ее за руки. – Знаете, это по-настоящему много для меня значит, и...
Она быстро чмокнула его в губы и отстранилась.
– Уже поздно! Увидимся завтра.
Оставив его изнывать от безнадежной любви, она быстро проскользнула в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Черт, – подумала она, этот большой глупый ребенок влюбился в тебя! Вот «геморрой»!
И этот "геморрой" будет продолжаться до конца ее пребывания здесь. Справиться с этим будет нелегко, это точно. Придется избегать его, вежливо отшивать...
По крайней мере, секс был неплохой. Хотя, опять же, для Джеррики не существовало такой вещи, как плохой секс. Острота момента охватила ее, как всегда. Все ее остальные мысли были сметены прочь его внезапным появлением на заднем крыльце. Она соблазнила его на месте, увлекла вглубь залитого лунным светом заднего двора, где они целый час совокуплялись в грязи, как животные. Гуп не обладал богатым опытом, но для Джеррики это не имело ни малейшего значения. Ее сексуальный фитиль был очень коротким. С дрожью в ногах, она сняла с себя ночнушку, а ее рука нащупала в темноте то, что уже было в боевом состоянии. Она притянула его к себе, ее дыхание было отчаянным и жарким от необузданной похоти. Она была буквально вмята в землю под весом его жилистого, мускулистого тела, но именно это ощущение мечтала она получить прежде всего. Он хныкал по-детски и кончил через пару минут, но к тому времени Джеррика кончила уже дважды. Ее взмокшее лоно пульсировало, а она стонала, возя ногами в грязи.
– Ох, блин, мисс Джеррика, – неловко пытался извиниться он. – Я не хотел кончать так быстро, просто не смог удержаться... – Она толкнула его руками в огромную грудь, заставив замолчать и лечь на спину. Без колебаний взяла его пенис в рот, почувствовав вкус спермы и собственных выделений. И принялась жадно отсасывать, при этом поигрывая его яичками и щекотя анус. Склонившись над его промежностью и задрав вверх зад, она чувствовала, как горячий поток спермы вытекает из ее влагалища и льется по внутренней стороне ног. Она хотела еще, больше того, что ей было нужно. Ее груди походили на горячие камни, которые венчали раскаленные кончики сосков. Член у нее во рту через считанные минуты снова набух, после чего она уселась на его промежность, как на конское седло. Ее взмокшее лоно ныло так, что на глаза у нее выступили слезы. Гуп обладал причиндалом впечатляющих размеров, и сразу же пронзил ее. Она яростно и отчаянно скакала на нем. В тени они напоминали какие-то безумные тени, глотающие раскрытыми ртами влажную жару, их ноздри трепетали от сексуальных запахов и пышного аромата окружающих цветов. С каждым движением своих бедер она позволяла ему проникать все глубже. Его шершавые, как наждачная бумага руки обхватили ее спину, ее груди болтались в воздухе. Она кончила еще дважды, соки текли из нее, как из незакрытого крана.
Джеррика совершенно утратила рассудок. Она слезла с Гупа, чтобы торопливо занять следующую приглашающую позицию, т. е. встала на четвереньки. Эрегированный член Гупа пульсировал с каждым ударом его сердца. Он только собирался снова войти в нее, когда она, задыхаясь, потребовала:
– Нет, теперь в попку. Я хочу в попку.
– Но... но.. н... – заикаясь, отозвался Гуп.
– Используй слюну, – приказала она.
Гуп снова запнулся:
– Но, мисс Джеррика, я никогда раньше этого не делал. Я правда не знаю, как это делать.
Джеррика раздраженно нахмурилась. Она плюнула на пальцы, протянула руку назад и увлажнила прямую кишку, затем направила его член себе в анус.
– Толкай, – сказала она. – Толкай на всю глубину. Не осторожничай.
Чувство было такое, будто в бутылку с узким горлышком вогнали пробку. Теперь его член был по ощущению не просто размером выше среднего, он был гигантским. Ей казалось, будто ее нафаршировали под завязку. Именно это она хотела почувствовать, именно это ей было нужно. Медленные толчки становились все интенсивнее. Одной половиной лица Джеррика возила по грязи. Запустив руку себе между ног, она начала поочередно сжимать его яички и теребить себе клитор, пока ее похоть не возросла до точки кипения. Помощь ее пальцев в сочетании с вгоняемым на всю длину огромным членом заставляла ее извиваться, напрягая каждую мышцу тела. Она кончила, пуская слюни в грязь, затем ахнула, почувствовав, как семя Гупа заполняет ее прямую кишку.
Черт возьми, Джеррика, – подумала она, вернувшись к себе в спальню. Я же практически изнасиловала его. Она понимала, что неправильно вот так соблазнять мужчину, используя его только ради своих низменных нужд – особенного такого простого и впечатлительного человека, как Гуп. Но это не значило, что она не будет делать это снова. Она не могла доверять себе.
Ну и грязнуля, – пришла она к выводу. Она посмотрела на себя в зеркало, ее белая ночнушка была заляпана грязью. Но сняв ее, она обнаружила, что тело испачкано еще сильнее. Грязные руки, ноги, колени, на грудях и животе – грязные отпечатки рук. Половина лица черная от грязи. Господи, если б Энни увидела меня такой, то, наверное, вышвырнула бы из дома...
В третий раз после приезда она приняла душ, смыв с себя все остатки похоти. Затем она, наконец, выключила свет и легла голой в постель, размышляя и остывая. Жар прошел, осталось лишь знакомое угасающее волнение. Ей необходимо было кончить еще раз, "шлифануть" напоследок, но делать это так поздно она не осмелилась. В тишине дома ее вибратор могли легко услышать, и даже прибегни она к помощи пальцев, ее охи и ахи могли быть слишком громкими.
Боже милостивый, Джеррика. Да что с тобой такое?
Она пыталась оправдаться, как всегда. У меня был зуд, и я почесалась, – решила она. Затем сделала более грубый вывод: – У меня чесалась киска, и я почесала ее членом Гупа. О, да. И думаю, задница у меня тоже чесалась. Нет, ей не было никакого оправдания. Это точно. Несмотря на свое пристрастие, она продолжала оставаться человеком и понимала, что поступает неправильно. Я соблазнила деревенского паренька, который запал на меня. Я использовала его.
Она попыталась просто забыть это и уснуть. К этому моменту зарница утихла, оставив ее одну в темноте, слегка подкрашенной лунным светом. Оставшаяся на коже после душа влага стала теплой. Ее пальцы коснулись влажных лобковых волос. Она услышала, как за стеной стонет во сне Чэрити. Кошмар приснился, – догадалась Джеррика. Бедная, Чэрити...
Но затем она услышала кое-что еще, не за стеной, а за дверью ее спальни.
Шаги.
Кто это здесь?
Она встала и голая подкралась к двери. Шаги, не сбавляя темп, миновали ее дверь, и проследовали дальше. Она не смогла удержаться.
Приоткрыв дверь, выглянула одним глазом в коридор. У последней двери стояла фигура, фигура в черном. На мгновение она повернулась, будто настороженно. Блеснул белый квадратик пасторского воротника.
Священник. Он приехал.
Окинув рассеянным взглядом коридор, он пожал плечами и вошел к себе в комнату.
Джеррика закрыла свою дверь и, стоя в темноте, задумалась. Священник приехал – ну и что? Но по какой-то причине это позднее прибытие показалось ей дурным знаком, вызвав странное чувство тревоги. Может, Бог послал его в виде напоминания о ее виновности. Джеррика пожала плечами. Она все равно не верила в бога.
Но она, должно быть, верила в дьявола, пусть даже и подсознательно. Иначе что еще могло объяснить сон, который ей вскоре приснился.
Ей снилось, что она поднималась из озера дымящихся экскрементов. Она едва не утонула в нем, и когда ее лицо, наконец, вынырнуло на поверхность, она, давясь, стала выкашливать комки кала. Толстые руки тянули ее вперед, к узкой полоске горячего, вязкого песка. Но вытаскивали ее не мужчины, а какие-то твари, привратники этого демонического царства. С глиняными лицами и щелками вместо глаз они глядели на нее сверху вниз, ухмыляясь и хохоча от восторга. Озеро огибал бесконечный, почерневший от огня горный хребет. Небо было кроваво-красным, с черной сияющей луной. Джеррика сопротивлялась, но безуспешно. Привратники с усердием мучили ее, их толстые трехпалые лапы щупали ее обнаженное, склизкое от экскрементов тело, от чего ей вскоре захотелось нырнуть обратно в озеро и утонуть в фекалиях. Хохот усилился, как и эрекция их дьявольских фаллосов. Руки одного привратника раздвинули ей ягодицы, в то время как монструозный член другого проник в ее прямую кишку. Джеррика, исторгнув рвоту, закричала. Крик эхом разнесся по ущелью, словно ружейный выстрел. Толстый член в ее прямой кишке, казалось, рос пропорционально ее ужасу. Да, он рос и рос, растягивая ее внутренности, пока его головка, размером с персик, не проникла в горло, а затем вышла у нее изо рта.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ 1
Тук-тук-тук.
Левый глаз Чэрити открылся, правая половина лица была похоронена в подушке. Утро? – подумала она. Уже? Сквозь стекло балконной двери проникал солнечный свет. Слышалось радостное чириканье птиц.
Тук-тук-тук.
– Чэрити? Ты проснулась?
– Ага – сонно ответила она. – Входи.
Через смежную дверь вошла Джеррика, ее светлые волосы были взъерошены от сна. На ней была лишь простыня, обернутая вокруг тела.
– Думаю, мы должны проснуться и петь, как говорят.
– Кто говорит? – простонала Чэрити. – Поверить не могу, что уже утро. Кажется, будто я легла спать пятнадцать минут назад. И... – Все лицо у нее горело, она поднесла руку ко лбу. – Блин, мне приснился кошмар.
Джеррика рассмеялась.
– Не переживай. Уверена, он был не такой мерзкий, как у меня. Черт. Мне приснилось, будто я побывала в аду. – Она скривила лицо. – И будто меня насиловали демоны. Это было отвратительно!
От этих слов Чэрити почувствовала себя чуть лучше. Ее собственный бесцветный кошмар, по крайней мере, обошелся без демонов. И изнасилование было каким-то поверхностным.
Джеррика лениво закурила сигарету.
– О, и угадай, что? Священник уже здесь.
Священник. О, да. Теперь Чэрити вспомнила. Вчера тетушка Энни упоминала его. Говорила, что он приезжает осмотреть аббатство.
– Может, поговорить с ним, чтобы он взял меня с собой в аббатство.
Чэрити села в кровати и потерла глаза.
– Когда он приехал?
– Ночью, – ответила Джеррика. Теперь она смотрела сквозь балконные двери в сад. – Около часа ночи.
– Часа ночи! Я думала, ты легла в постель сразу, когда мы вернулись из бара. Что ты делала так поздно?
Джеррика повернулась, закусив губу. – Ну, я типа...
– Что?
Джеррика вздохнула.
– Я типа наткнулась на Гупа. Вышла на заднее крыльцо, подышать свежим воздухом, а он настраивал там оросители или вроде того. И, ну, ты понимаешь.
У Чэрити это не укладывалось в голове.
– Джеррика, нет! С Гупом?
Джеррика кивнула, со стыдливым видом.
– Думаю, произошла одна из тех ситуаций. Он был там, я была там. Затем одно потянуло за собой другое.
– Где?
– На заднем дворе.
– Ты шутишь.
Джеррика покачала головой, выдыхая сигаретный дым.
– Но Гуп же... разве он не умственно отсталый?
– Нет, он немного заторможенный, может быть, – заметила она. – Но он не отсталый. Типа неотесанный мужик, и все. И это не проблема. Очевидно, он сильно запал на меня.
– Это проблема, – возразила Чэрити. Хотя она все еще не могла поверить в это. У Джеррики был секс... с Гупом? Она считала, что его привлекательность была простой и грубоватой. Но она даже день здесь не пробыла!
– Ты определенно торопишься, – сказала она, наконец, выбравшись из постели. Она слегка побледнела, вспомнив свои страшные сны. Но затем ей в голову пришел наиболее необычный вопрос. – Могу я спросить тебя кое-что... личное?
– Конечно. – Джеррика усмехнулась. – Личные вопросы – самые лучшие.
Чэрити понизила голос.
– Тебе... было... приятно?
– Да, весьма, – не раздумывая, ответила Джеррика. – Было очень приятно. Но ты же понимаешь, это был одноразовый секс. И как я уже сказала, этот парень залип на меня. Это могло обернуться проблемой.
Чэрити не стала спорить.
– Ты верно заметила. Этот парень, Гуп? Он же ходил за тобой как маленький пудель.
У Джеррики с лица не сходило хмурое выражение.
– Придется избегать его, вежливо отшивать. Не хочу ранить его чувства. Но, господи... – Она даже не потрудилась закончить фразу.
Чэрити мучили более непривычные вопросы. Она не понимала, почему. Как долго они занимались этим? Сколько раз? Кончала... ли она?
Это вырвалось из нее прежде, чем она успела подумать.
– Ты кончила? – спросила она.
Джеррика бросила на нее изумленный взгляд. Она была явно не из тех, кого мог обидеть подобный вопрос, но было видно, что она слегка удивлена.
– Я только что сказала тебе, что мне было приятно. Конечно, я кончила. И не раз.
Еще один укол ревности. Внешность Джеррики, ее открытость и личностные качества уже вызывали у Чэрити ощущение неловкости. Теперь еще это. Я ни разу в жизни не испытывала оргазм, – подумала она, – а Джеррика говорит об этом, будто для нее это просто выкурить очередную сигарету.
– Хватит этот болтовни про секс с Гупом, – предложила Джеррика. – Чем страдать фигней, давай лучше спустимся вниз. А то твоя тетушка подумает, что мы – парочка лентяек. И мне не терпится познакомиться со священником!
2
Монахиня мочилась ему на задницу...
««—»»
Срань... господня, – подумал Александер.
Он резко проснулся в своей постели, с плохим привкусом во рту. Возможно, это была настоящая ночь сновидений, сосредоточие кошмаров, ибо у отца Тома Александера был его собственный кошмар, от которого он только что пробудился. Жуткий. Отвратительный...
Ему снилось, что он лежит на животе голый, привязанный к полу с помощью кольев. Его запястья и лодыжки были натерты петлями грубой веревки. Кто привязал его? И зачем? И...
Где я? Мысли у него путались.
Пол пересекла какая-то тень. Он постарался максимально вытянуть шею, чтобы посмотреть через плечо. Наконец ему удалось рассмотреть фигуру, отбрасывающую тень.
Монахиня.
– Что это за херня? – спросил Александер во сне. – Господи, да развяжите же меня, черт вас подери!
Ее голос был шепотом, слабым, как духи, с легким южным акцентом.
– Не поминай имени Господа Бога твоего всуе.
– Да ладно? – воскликнул священник. – А еще не привязывай священников голыми к гребаному полу!
– Но это всего лишь сон, – заметила монахиня.
– А мне насрать, – продолжал сквернословить Александер. – Мне это не нравится, поэтому развяжите меня! Я чувствую себя идиотом, когда я голый привязан к полу перед монашкой!
А монашка-то красивая, – успел заметить он. Ее тонкие белые руки были сложены на груди, будто она читала молитву. На ней была традиционная черная ряса, но ноги, вместо того, чтобы быть облаченными в ожидаемые неуклюжие туфли, были босыми. Тонкое красивое лицо обрамлял овал белого апостольника (платок монахини – прим. пер.). Оно было спокойным, но чувственным. Ясные карие глаза смотрели на него, светясь искренностью, верой, и почтением к Всевышнему.
Зачем же Александер привязан здесь?
– Теперь мы очищены, – сказала она. – Искуплены. Это так приятно... – Ее карие глаза сфокусировались на нем. – Ты хотел бы быть искупленным?
– Нет! – взревел Александер. – Я хочу, чтоб меня развязали, черт возьми! Вот, что я хочу!
Монахиня даже не вздрогнула от его крика. Вместо этого она слабо улыбнулась, кроткой монашеской улыбкой, а затем...
– Да вы издеваетесь, – пробормотал Александер, продолжая смотреть из-за плеча.
... задрала подол рясы. На ней не было ни типичных черных гольф, ни нижнего белья. Образ сразу же ошеломил его. Перед ним стояла пара стройных, красивых ног, соединенных пышным кустом черных лобковых волос. Внутреннюю сторону бедер покрывали более тонкие волоски, и дорожка из еще более тонких поднималась к пупку.
– Когда-нибудь слышали про леди Ремингтон? – спросил Александер.
– Искупление снизошло на нас, святой отец, – ласково произнесла монахиня. – И на тебя.
Удерживая подол над талией, она неуклюже шагнула вперед, оказавшись у него сзади. Она стояла, расставив ноги по обе стороны от его голых бедер, и ее заросший лобок находился прямо над его задницей.
