Текст книги "Толстолоб (ЛП)"
Автор книги: Эдвард Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– В порядке, да? Ты выглядишь так, будто у тебя ломка. Если это так, я отвезу тебя в больницу.
– Оставьте меня в покое, – огрызнулась Джеррика. – Просто отвезите меня обратно в пансион.
– Хорошо, не хочешь говорить об этом, ладно. Твое дело. Но я думал, что мы поговорим обо всем.
– Сейчас я не в настроении разговаривать, – сказала она. Так оно и было. Что она могла сказать? Я только что отсосала наркодилеру за кокаин? Проглотила его сперму? Нет...
– Как ваш разговор с боссом? – спросила она вместо этого.
– Очень информативно. Но тема конфиденциальная, так что не спрашивай.
Джеррика поникла. Она чувствовала себя, словно кусок веревки, который разматывали нить за нитью. Одна ее часть думала лишь о том, как сильно ей хочется вернуться и удовлетворить потребность. Другая ее часть могла лишь признать, что отец Александер сам был лекарством. И все же первая часть напоминала ей, насколько все бесполезно.
Если не одно, так, что-то другое...
Она готова была уронить лицо в ладони и расплакаться. Я люблю вас! Разве не видите?
Но что это изменит? Он же – священник.
В Люнтвилль они возвращались молча. О себе давали знать лишь едкий привкус спермы во рту и ощущение пластикового пакетика в набедренном кармане.
4
Толстолоб чувствовал это нутром. Теперь он знал, что что-то не так. С тех пор, как он покинул Нижний Лес, тот Голос взывал к нему каждую ночь. Он вел его куда-то, не так ли?
Толстолоб остановился на краю леса.
Он не мог ничего с собой поделать. Он выхватил член, думая о всех тех красивых "телках", которых трахал в свое время. О влажных горячих дырочках, в которые он совал свой причиндал. Жаль, что у него никогда не получалось правильно кончить в них. Они все были слишком маленькими! Но он все равно думал об этом, надрачивая себе член, и выпустил обильный заряд "молофьи" в заросли кустарника. Было приятно. Очень приятно!
Но затем он вновь вернулся к размышлениям. Это место...
Он знал его!
Это было то самое место, куда вел его Голос, не так ли? Место, где людей предают земле. Каменные плиты торчали из травы. Он знал, что это такое, потому что Дедуля рассказывал ему.
Это место называлось "кладбище".
ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ 1
– Тебе уже лучше, Тетушка Энни?
– О, да, дорогая, теперь, после сна, гораздо лучше. – Она выглядела отдохнувшей и бодрой, когда нарезала зеленый лук на большом разделочном столе. – Господи, целый день проспала! Не успею вовремя приготовить ужин!
– Не беспокойся, – сказала Чэрити. – Отец Александер и Джеррика еще даже не вернулись из Ричмонда.
– Просто у меня есть огромное желание впечатлить святого отца настоящей местной стряпней. Свекольные яйца, кукурузная запеканка и мои знаменитые пироги с белкой – как тебе такое?
Пироги. С белкой. В Чэрити сперва проснулся инстинкт зоозащитницы, но потом она вспомнила, как ей нравилось в детстве есть бельчатину. Лишь бы мне не пришлось смотреть, как она обдирает и потрошит зверька, – подумала она.
– Звучит замечательно, Тетушка Энни. Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Нет, нет, дорогая. Предоставь готовку мне.
"Пироги" являлись неотъемлемой частью местной кухни, и чем-то напоминали буррито. Мясо и овощи заворачивались в тесто, а затем запекались. Чэрити помнила, какая это была вкуснятина, как и тетушкина кукурузная запеканка. "Свекольные яйца" – это были просто сваренные вкрутую и маринованные в свекольном соке куриные яйца. Тоже очень вкусно. При мысли об этих блюдах у Чэрити разыгрался аппетит.
– Чем сегодня занималась? – спросила Энни.
– Я... я ходила на кладбище.
В кухне на мгновение повисла тишина.
– Что ж, думаю, это правильно, что ты посмотрела место упокоения свой мамы.
– Да, – смущенно ответила Чэрити. – У меня сразу возникло множество вопросов.
– Сейчас не время, дорогая. Позволь мне приготовить ужин. Эти пироги пекутся полтора часа. На низком огне, иначе начинка останется сырой. Но обещаю, вечером я рассказу тебе о твоей замечательной ма...
Сисси, – подумала Чэрити. Сестра Энни. Моя мать. Какой она была? Эти вопросы крайне редко приходили ей в голову, но теперь?
Теперь они терзали ее.
Должно быть, это из-за ее нахождения здесь. Спустя долгое время Чэрити вернулась домой, и вполне естественно, что эти вопросы у нее возникли. Но...
– Чэрити! – воскликнула Энни, ее нож завис над репой и луком. – Твоя рука!
Голос тетушки вывел ее из задумчивости. Она чесала повязку на руке. Ей не хватало смелости рассказать тете подробности того, что она делала сегодня. И ей требовалось больше времени, чтобы расспросить о безымянной могиле. Она не могла просто сказать: "Понимаешь, Тетушка Энни, когда сегодня я ходила на кладбище, я не только навестила могилу моей матери. Еще я посмотрела ту вторую, на которую ты вчера возложила цветы. И которую ты не хотела мне показывать. О, и я вытащила из земли тот непомеченный камень...
Она действительно сделала это и заметила у основания камня надпись. Там было грубо выбито, будто поработала долотом неумелая рука: «Покойся с миром» А ниже: «Джералдин, прости меня».
Но возвращая камень на место, Чэрити содрала на руке кожу, и ранка кровоточила довольно сильно.
– Ничего страшного, – сказала она. – Просто поцарапалась сегодня... – Затем она солгала. – Об заднюю ограду. Но я хорошо перевязала.
– Ты уверена, дорогая? Может, помазать йодом?
– Нет, правда. Все в порядке.
Затем мысли у Чэрити снова начали блуждать. «Покойся с миром», – вспомнила она. Зачем писать это так низко? Сельские обычаи, – решила она. Странные обычаи. И кто такая Джералдин?
– О-о, привет, мисс Чэрити!
Чэрити повернулась и увидела Гупа, стоящего в дверях кухни. Ей пришлось признать, что парень был довольно привлекательным. Высокий, мускулистый, с лицом, словно с обложки спортивного журнала, и весь вспотевший, очевидно после тяжелой работы. И все же, это не мой типаж. Однако она легко понимала, почему Джеррика проявила к нему симпатию, хоть и столь грубым образом.
– Привет, Гуп, – ответила она. – Как ты сегодня?
– Хорошо, мисс Чэрити, – с энтузиазмом ответил он. – Только что прибил снаружи пластиковые молдинги, за которыми мисс Энни посылала меня вчера в Роанок. Скажите, вы знаете, где мисс Джеррика?
– Гуп! – вмешалась Энни. – Ты закончил вешать те молдинги?
Гуп Гудер замешкался.
– Ну... ну, нет, нет еще, мисс Энни.
– Тогда иди, заканчивай! И перестань беспокоить подругу Чэрити. Оставь ее в покое и займись своим делом.
– Ды-ды-да, мисс Энни.
Затем Гуп, впав в уныние, исчез за входной дверью.
– Не слишком ты с ним жестко? – осмелилась спросить Чэрити.
Энни вернулась к нарезанию овощей.
– Пойми, дорогая, я прекрасно знаю, что Гуп – хороший, очень хороший парень. Но он немного тугой на голову, и может быть настоящей болью, сама знаешь где, если дело касается гостей женского пола. Я очень его люблю, но иногда приходится его контролировать. Я не могу допустить, чтобы Гуп докучал твоей дорогой подруге Джеррике.
– Это же просто кратковременное увлечение, – отметила Чэрити, но мысленно добавила: Да, Тетушка Энни, это просто кратковременное увлечение. Настолько кратковременное, что ночью Джеррика уже занималась с ним сексом в твоем саду.
– Уверена, что он ее не побеспокоит, – сказала она вместо этого.
– Надеюсь, ты права, Чэрити, потому что не хочу, чтобы твое подруга вернулась в город, думая, что все мы здесь – кучка неотесанных деревенщин.
– О, Тетушка Энни, ты невыносима!
И все же она задумалась. Сама Чэрити очевидно не интересовала Гупа. Почему именно она, а не я? – снова заговорили в ней комплексы.
2
Ужин был фантастическим, еда – восхитительной. Но Чэрити не могла не заметить одного: Джеррика и отец Александер почти не разговаривали. Джеррика казалась подавленной, в то время как священник выглядел встревоженным и растерянным. Что было совсем на них не похоже. Затем они – довольно рано – разошлись по своим комнатам.
– Интересно, что с ними такое? – спросила Энни. – Господи. Надеюсь, им понравились мои пироги с белкой.
««—»»
– Итак. – Энни откинулась назад, сидя за большим столом в гостиной, и закурила свою едкую пенковую трубку. Чэрити сразу подумала: Если ты боишься, что люди сочтут тебя неотесанной деревенщиной, Энни... выбрось эту трубку.
– Теперь остались только мы с тобой, все остальные спят. Уже поздно и даже немного прохладно.
Чэрити ждала и слушала.
– Самое время, дорогая, чтобы я рассказала тебе о твоей маме.
– Я хочу знать о ней все, – сказала Чэрити, едва дыша.
– Я называла ее Сисси, она являлась мне младшей сестрой. Хорошая была женщина. Вышла замуж за славного парня, по имени Джер. Он был из Филберта, редко встретишь такого хорошего парня. Начал с отборщика породы на шахте и дошел до старшего смены. Очень хороший парень.
Да, я поняла. Хороший парень, – грустно подумала Чэрити. Но она знала, что должна отдать пожилой женщине должное. У стариков был собственный способ рассказывать истории – несколько громоздкий, но, обычно, так получалось лучше.
– Твой папа, дорогая, был не только хорошим, любящим мужем, он еще, наверное, самым красивым парнем в округе. Женившись на твоей маме, он разбил немало сердец, но так было угодно Богу, поскольку Сисси была благословенной женщиной. Все было хорошо. Твоя мама была беременна тобой, папа поднимался вверх по карьерной лестнице у себя на шахте. Все было хорошо, пока однажды...
Мой отец не умер, – подумала Чэрити.
– Пока твой папа не умер. Все произошло быстро, сказали инспекторы, поэтому не беспокойся. Он погиб мгновенно, как они утверждали. В главной шахте сломалась крепь, и весь уголь вывалился на твоего папу и еще на нескольких мужчин. – Энни налила два бокала темного малинового вина, затем повторила: – Они погибли мгновенно.
– А моя мать? – спросила Чэрити.
– Твоя мама, дорогая, была хорошей женщиной, как я уже сказала, но очень уж неуравновешенной. Подозреваю, ей не давало угаснуть лишь то, что она была беременна тобой. Поэтому она ждала, а живот у нее все рос, пока в один прекрасный день она не родила тебя. И могу сказать, Чэрити, ты была самой красивой девочкой, какую я когда-либо видела. Понимаешь, я была местной повитухой, и повидала немало новорожденных. Но ты... – Энни отхлебнула из бокала, вздрогнула и закрыла глаза. – Ты была милейшим созданием. – На самом деле, именно поэтому мы назвали тебя Чэрити, потому что ты была Божьей милостью...
Чэрити не особо впечатлилась словами тетушки. Она хотела знать остальное, все до малейших деталей. Она имела право знать, не так ли?
– Но вскоре, – продолжила Тетушка Энни, – у твоей мамы не осталось сил больше терпеть. – Энни сделала глоток, налила еще вина. – Мне больно говорить это, дорогая, но однажды ночью твоя мама взяла дробовик Джера и...
– Расскажи мне, – настойчиво попросила Чэрити. Она не успокоится, пока не услышит все. – Что... случилось? Что именно?
– Твоя мама... она выстрелила себе в голову из дробовика.
Страшная картина обрушился на нее. Чэрити не могла себе представить, каким сильным должно было быть отчаяние, чтобы заставить кого-то сделать такое. Из дробовика, – подумала она. В голову. Было ли ей больно? Какими были ее последние мысли?
Думала ли она обо мне?
– Вот и вся история, дорогая. Я не рассказывала тебе, потому что ты была совсем маленькой, когда тебя забрали у меня. Не думала, что восьмилетней девочке гоже знать такое. Мне очень жаль, что все так получилось.
– Энни, перестань. Ты поступила правильно. В восьмилетнем возрасте еще рано слышать такие подробности.
Тетушка Энни глотнула еще вина, явно нервничая.
– Но, теперь, когда я, наконец, рассказала тебе, мне стало немного лучше. Пожалуйста, прости меня...
3
Джойслин, – подумал Александер. Аббатиса. И Грэйс, старшая сестра...
Он смотрел на старые фото из дела, которое дал ему Хэлфорд. Привлекательные женщины, несомненно. Аббатиса, стройная и улыбающаяся, с короткими темными волосами. И старшая сестра: Ясные зеленые глаза, ангельская улыбка и ярко-рыжие волосы.
Обе умерли. Двадцать лет назад. Изнасилованы и убиты безумцем.
Или, как сказал Хэлфорд, обезумевшим ребенком.
Общий бред. Массовые галлюцинации. Александер задумался. Психоз на двоих? Но Даунинг, психолог епархии, сразу бы понял это. Спятившие монахини? Это было бы очевидно даже для новичка.
Так что же его беспокоило?
К делу были подшиты предсмертные показания. Ребенок-монстр, – сказала Джойслин. Дьявольское отродье. Сестра Грэйс была более конкретной. Десять лет, или около того. Жуткого вида. Огромная голова, размером с арбуз, отец Даунинг, а глаза... спаси меня, Господь. Один глаз большой, как яблоко, а другой... меньше, чем кончик моего большого пальца, святой отец! То был дьявольский ребенок!
Затем она впала в кому и вскоре умерла.
Александер закрыл папку с делом. Что-то бормоча себе под нос, закурил. Вчера вечером Энни рассказала байку про Толстолоба, "ребенка-монстра". Местный миф.
И, согласно этим секретным архивным записям, именно так аббатиса Джойслин и старшая сестра Грэйс описали напавшего на роксетерское аббатство.
Ребенок-монстр.
Священник, прищурившись, посмотрел в окно. Сверкала зарница, сопровождаемая жуткой тишиной. Он снял свою черную рубашку и брюки и приготовился принять душ.
Ребенок-монстр?
Нет.
Просто, – подумал он, борясь с этой мыслью. Просто... совпадение.
4
Гуп убрал инструменты и, обливаясь потом, пошел к себе в спальню. Пластиковые молдинги, новый заполнитель для швов? Ничего из этого дому было не нужно, и Энни не должна была посылать Гупа в Роанок. Похоже, хозяйка придумала эту поездку исключительно для того, чтобы держать его подальше от дома. Он не видел Джеррику целый день!
Проклятие, – пробормотал он себе под нос. Он знал, что происходит. Это был заговор.
Энни пытается держать меня подальше от Джеррики...
Пластиковые молдинги. Новый заполнитель. Пансион выглядел отлично, и во многом благодаря тяжелому труду Гупа. Энни просто тратила деньги, которые получила с того "коллективного иска". Он попытался успокоиться, и, наконец, у него это получилось.
Но он ничего не смог с собой поделать.
Гуп проскользнул в свой шкаф, убрал панель и оказался в проходе. Едрен батон, если Энни узнает об этом, она шкуру с него сдерет. Из-за отсутствия света он двигался по узкому коридору на ощупь. Он бывал здесь столько раз, что отлично знал дорогу. Сперва он прошел мимо комнаты Чэрити. Дырка светилась, и Гуп Гудер заглянул в нее. Мисс Чэрити сидела на кровати в своем красивом боди – по крайней мере, Гуп думал, что так называется это белье. У нее были красивые, белые ноги и густые темные волосы, свисающие на плечи. Смазливое лицо. Но что внимание Гупа привлекло больше всего, так это ее сиськи, они выпирали из-под ее боди, словно пара больших летних дынь. Божечки! – подумал Гуп. Но смазливое лицо Чэрити выглядело каким-то...
Растерянным. Или даже печальным. Будто она думала о вещах, которые не только ее удручали, но и приводили в недоумение.
Никакого голого представления его здесь не ожидало. Она очевидно уже приняла душ и готовилась ко сну. Гуп двинулся дальше.
У следующего отверстия он остановился и заглянул в него.
Вот она.
Голая, как в тот первый раз, когда он ее увидел, и трогает себя. Глядя на такую красоту, Гуп тоже был вынужден потрогать себя. Как же я ее люблю, – подумал он, прижимая руку к промежности. Женился б на ней, не задумываясь, и был бы ей хорошим мужем...
Из-за размера отверстия глаз не имел большого угла обзора, однако видел Гуп достаточно. На столе стояла какая-то маленькая чудная штуковина с поднятой крышкой, но сама мисс Джеррика...
Она лежала на большой, высокой кровати, стонала и извивалась, поигрывая рукой между ног. Я люблю ее, – снова подумал Гуп, сжимая себе промежность. Все в ней было прекрасно. Красивые сиськи, длинные загорелые ноги и аккуратный животик. Ее куст – Боже правый! – был такого же красивого белого цвета, как и ее волосы. Блестящий, как щелк!
Затем Гуп подумал: Интересно, о чем она думает, пока делает это. Интересно, не обо мне ли...
Но примерно через минуту она кончила, да так громко, что Гуп услышал сквозь стену. Лицо у нее порозовело, а тело обмякло. Какое-то время она лежала, ее грудь вздымалась и опускалась. А затем...
Она приподнялась и перевернулась на бок. От этой картины Гуп едва не кончил себе в штаны! Потому что между ягодиц сейчас он увидел ее маленького мохнатого "зверька", похожего на белого бурундука, бегавшего на заднем дворе у мисс Энни. Милейшее создание.
Но...
Какого лешего она сейчас делает? – подумал он.
Джеррика потянулась к прикроватной тумбочке и что-то достала. Открыла дорожное дамское зеркальце и что-то высыпала на него, затем принялась измельчать это чем-то похожим на бритвенное лезвие.
Что за...
Затем он понял.
Мисс Джеррика поднесла зеркальце к носу и стала вдыхать в себя...
Наркотики, – подумал Гуп. Он слышал о них от людей. Мисс Энни назвала их однажды «дьявольской забавой». Городские вдыхают это белый порошок и балдеют с него. Энни сказала, что этот порошок путает им мозги и отдает их во власть дьявола. Она принимает наркотики, – понял Гуп, глядя в дыру немигающим глазом. Дьявол крепко в нее вцепился!
Джеррика вдохнула эту дрянь пару раз, затем снова легла с легкой усмешкой на лице. А потом...
Она встала, накинула на себя ночнушку и вышла из комнаты.
Гуп понятия не имел, что она будет делать в этот час, но ему было все равно. Он знал лишь одно: Я люблю ее и я должен помочь ей бороться с этой дьявольской привычкой...
Разволновавшись, Гуп спешно вернулся по темному коридору к себе в комнату.
Затем выскочил за дверь.
5
Чэрити не могла уснуть. Она металась в постели, постанывая. Всякий раз, когда она начинала погружаться в сон, ее мучил кошмар. В основном, ей снились ее бывшие мужчины. Мужчины, отвергнувшие ее без объяснения. Что со мной не так? Почему я отталкиваю мужчин всякий раз, когда оказываюсь с ними?
Знакомые вопросы, обычно остающиеся без ответа. Ментальный блок, – всегда говорила она себе. Возможно, что-то в ее подсознании блокировало ее способность чувствовать.
Она просыпалась снова и снова.
Но это ли ее беспокоило?
Нет...
Она знала, в чем причина. В той могиле. В том маленьком камне.
С нацарапанной у самого основания надписи "Покойся с миром".
«Джералдин, прости меня».
Чья это могила? Зачем ее тетя ходила туда?
Моя тетя...
Возможно, до сих пор гнала из головы этот главный вопрос.
Это была какая-то тайна.
Почему Энни не упоминала эту вторую могилу – эту безымянную могилу?
А может, это воображение, но...
Хотя Чэрити увидела свою тетю впервые за двадцать лет, за эти годы она получила от нее множество писем. Сотни писем...
И теперь она не могла не думать об этом.
Выцарапанные каракули у основания надгробия.
Наверное, это мое воображение, – подумала она.
Но выцарапанные у основания надгробия каракули напомнили ей почерк Тетушки Энни.
6
– Мисс Джеррика?
Гуп осторожно выскользнул из тени. Он не хотел пугать ее, как прошлой ночью. Она бродила в лунном свете, возле беседки в саду.
Но, повернувшись, Джеррика, похоже, совсем не испугалась.
– Гуп? Привет! – поздоровалась она, будто действительно была рада его видеть. – Я не видела тебя со вчерашнего дня!
– Знаю, – сказал он. – Мне пришлось съездить в Роанок, провести там ночь в мотеле, и привезти для Энни молдинги и еще кое-что. Но...
Он видел, что Джеррика сама не своя. Это все наркотики, – понял он. Наркотики, которые она вдыхала.
Но ее образ, казалось, засел у него в голове. Она стояла там, в темноте, с широкой сияющей улыбкой, с живым, дышащим телом под ночнушкой.
– Я рада, что ты здесь, – сказала она, ее голос был мягким, как цвет ее волос. – Я скучала по тебе.
Скучала по мне. Боооже. Гуп сомневался, что по нему стала бы скучать хоть одна знакомая девушка, хотя у него их было не так уж и много. Но вот Джеррика именно так и сказала.
– Я... я тоже скучал по вам, мисс Джеррика, – произнес он, стараясь не дрожать. – Я много думал о вас.
Ночнушка упала к ее ногам, а затем... перед ним возникло потрясающее загорелое тело, груди, белые на фоне коричневого загара, и красивые твердые соски цвета редиса... Затем протянувшаяся рука схватила его за промежность.
– Оооооо, мисс Джеррика, – забормотал он. – Я должен... я должен... поговорить с вами кое о чем.
– Поговорим позже. – Ее голос напоминал теплый ветерок, а улыбка светилась в темном цветочном саду. Над головами у них сверкала зарница, освещая Джеррику снова и снова. И чем больше он на нее смотрел, тем сильнее любил.
– Ты мне очень нужен, – прошептала она и усилила нажим.
Но это было неправильно, не так ли? Наркотики, – сказал он себе, снова подумав о зле, которое они несли. Я должен поговорить с ней об этих наркотиках...
Джеррика принялась целовать его, засовывая ему в рот горячий язык и работая рукой у него в штанах.
– Господи, я скучала по тебе, – прошептала она еще тише. – Как же я хочу почувствовать в себе твой огромный член...
Бооооооооже...
Она схватила его руку и положила на свою мягкую, белокурую "киску". Погрузила его палец в ее влажность, затем извлекла его. И принялась обсасывать.
– Я хочу проглотить твое семя, – выдохнула она. – Как тебе такое, Гуп? Хммм? Понравилось бы?
Что он мог сказать? Что мог сказать любой парень?
– К-конечно... понравилось бы, мисс Джеррика. Это было б очень...
Она не дала ему закончить. Обняв его, она принялась тереться об него своим телом. Приподняв ногу, она массировала ею его промежность. Ооо, – мысленно простонал он. Ему казалось, что он вот-вот кончит.
– Я сяду тебе на лицо и одновременно буду сосать тебе член...
Она попыталась увлечь его на землю, как в другую ночь. Ее груди прижимались к нему, а "киска" оставляла теплый влажный след на его штанине. Гуп изо всех сил пытался взять себя в руки. Что-то тут не так, это было ясно. Джеррика была сама не своя.
Наркотики, – догадался он. Это наркотики...
– Мисс Джеррика, я должен сказать вам кое-что.
– Скажешь потом. – Ее пальцы нежно массировали ему яички, осторожно сжимая их. – Я хочу, чтобы ты сперва в меня кончил, а потом говори, что хочешь. – Затем она сжала ему ствол члена, и у него снова едва не случился оргазм. – Я хочу, чтобы ты трахнул меня, Гуп, и выпустил мне в "киску" свое горячее семя. Я хочу его почувствовать...
– Я видел, что вы делали, – вздрогнув, наконец, сказал он. – Но хочу, чтоб вы знали, что все в порядке. Я помогу вам!
– О чем это ты, Гуп?
– Я видел... – Он зажмурил глаза и сглотнул. – Видел, как вы принимали наркотики.
Поцелуи прекратились. Ее рука выскользнула у него из штанов.
– Что... ты... имешь в виду?
Гуп стиснул зубы. Он должен был сказать ей.
– Я видел вас, мисс Джеррика. Не спрашивайте, каким образом – это не важно. Но я видел, как вы принимаете эти дьявольские наркотики, и они не принесут вам ничего хорошего. Я хочу помочь вам.
В лунном свете ее лицо, будто исказилось.
– Ты... что? Зачем ты... Ты подглядывал за мной в окно?
– Нет, мисс Джеррика, но это не важно....
– Ты гребаный деревенский слизняк! – Ее лицо внезапно вспыхнуло ненавистью. – Ты подглядывал за мной! Ты – тупой деревенский кусок дерьма!
– О, нет, мисс Джеррика! Вы не понимаете!
Она принялась натягивать на себя ночнушку.
– Да, я понимаю, ты гребаный деревенский извращенец, шпионящий за людьми! Кто дал тебе право делать подобное! Господи Иисусе, лучше бы я попытала счастья с этим чертовым священником! Ты – кусок дерьма, Гуп! Гадкий, никчемный, дефективный кусок дерьма!
Гуп выпучил глаза, будто видел перед собой эти слова. Нет, нет, что же я натворил?
– Пожалуйста, мисс Джеррика! Мы должны просто поговорить!
– Пошел на хрен! – закричала она. Спустя мгновение хлопнула задняя дверь. Джеррика исчезла, вернулась в дом, ушла подальше от него.
Нет, нет, нет, – сказал себе Гуп. Она не хотела произносить эти гадости. Это наркотики заставляют ее говорить такие вещи. Он знал абсолютно точно. Нужно делать только одно. Пойти, прямо сейчас, к ней в комнату и поговорить. Поговорить с ней об этом. И только Гуп Гудер повернулся, как...
– Эй, голодранец.
Гуп остановился и оглянулся. Он не видел, кто сказал это, но это было не важно. Он не любил, когда кто-то называл его голодранцем. Когда он обернулся, в глазах у него блеснула луна. Он сжал кулак, приготовившись задать серьезную взбучку, моргнул...
Шмяк!
Гуп упал. Что-то ударило его по голове с такой силой, что через секунду он ничего уже не видел. Он мог лишь дышать и чувствовать под собой твердую землю.
– Гляди на этого голодранца! Эй, Гомер Пайл!
– Прикончим его прямо здесь?
– Нет уж. Сперва повеселимся.
Гуп отчаянно пытался хоть что-то разглядеть. Над ним склонились два пятна, два парня, это все, что он смог различить.
Гуп не мог пошевелиться...
– Позволь сказать тебе кое-что, голодранец, – произнес один, схватив его за воротник. – Та избалованная городская блондиночка, на которую ты положил глаз. Мы отдерем ее в зад так жестко, что она будет кровью срать. Затем я кончу ей в нос, и буду медленно сдирать с нее кожу, слышишь? Я прикончу эту городскую сучку, обстругаю ей задницу, как яблоко и заставлю есть собственное дерьмо, а затем похороню. – Смешок из темноты. – И знаешь, что, голодранец? Ты ничего не сможешь с этим поделать.
Гуп напрягся, призвав на помощь всю силу своего огромного тела. Но тот удар по голове...
Он не мог пошевелить ни единым мускулом.
– Тащи его к машине, Дикки, – произнес голос. – Черт, давай отмудохаем этого голодранца, а потом выбросим в лесу, – Большой и указательный палец сжали ему лицо. – Слышишь меня, голодранец? Мы отмудохаем тебя так, что даже дьявол проблюется!
ЧАСТЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ 1
– Есть множество людей, которых ты можешь бесить, и это ни хрена не значит, – сказал ему во сне Иисус. – Но только не СЫНА БОЖЬЕГО!
Александер вздрогнул. Что я натворил на этот раз?
– Ты думаешь, я какой-то засранец? Какой-то деревенский дебил с холмов? Разве мы с тобой не имели серьезный разговор прошлой ночью?
– Что я такого сделал, Господи? Прости меня за мое невежество, но что я сделал не так на этот раз?
Иисус вытащил у Александера из кармана рубашки пачку "Лаки Страйк", выбил из нее сигарету, закурил. На Царе Царей был не только терновый венец, но еще и футболка "Данциг". Черная, с белой надписью. Он глубоко затянулся.
– Ты можешь дурачить маленьких людишек, – сказал Иисус, – но только не Меня. Я есмь Осанна Всевышнему, Я есмь Мессия.
– Я никого не дурачу, Господь, – ответил Александер. – Пожалуйста, прошу Тебя. Скажи мне, что не так?
Иисус стряхнул с сигареты пепел.
– Ты все еще хочешь ту блондинку, и знаешь это.
– Клянусь Тобой на небесах. Я НИКОГДА НЕ ПРИКОСНУСЬ К НЕЙ.
– Это не важно! – взревел Иисус. – Грех, живущий в сердце, равносилен совершенному! Ты знаешь это! Разве не читал интервью с Джимми Картером в «Плейбое»? Он не очень разбирался во внешней политике или дефиците бюджета, но, по крайней мере, у него хватило мужества признаться в своих христианских грехах!
– Прости меня, Господи!
– Не пялься своими бесстыжими глазками на ту блондинку! Она – кокаинистка и нимфоманка! А ты кто? Боже, мужик. Ты же священник. На тебе Моя черная одежда, а на твоей индюшачьей шее – Мой воротник веры. Утренняя Звезда так смеется надо мной, что я слышу его хохот из самой чертовой бездны! Из-за тебя я выгляжу полным идиотом!
– Я сделаю что угодно, чтобы загладить свою вину, Боже, – прохрипел Александер. Что угодно. Клянусь!
Длинные темные волосы свисали Иисусу на лицо.
– Хочешь сделать кое-что для Меня? Так сделай! Перестань быть лицемерным кретином!
– Да, Господи!
Лицо Мессии с косматыми волосами и бородой подалось вперед.
– Ты хоть понятие имеешь, на что похож ад? Я был там, мужик. И это не пикничок какой-то. Ты должен увидеть, какое дерьмо тот ублюдок собирает там. Хочешь этого?
– Нет, Господи!
Иисус сделал последнюю затяжку, встряхнул головой.
– Тогда разберись со своим дерьмом, братан. – Он выбросил окурок.
– Да, да! Разберусь, клянусь!
– Твоя клятва ни хрена не стоит, мужик, пока ты не будешь честен с самим собой. Можешь представить, сколько обещаний я слышу, которые потом нарушаются? Черт, если б я за каждое получал по пять центов, Билл Гейтс был бы по сравнению со мной мойщиком сортиров.
– Все, что я говорю Тебе, исходит из моего сердца.
– Тогда докажи, что это так, черт возьми. – Святое лицо Иисуса смягчилось. Он немного успокоился. – Потому что иначе ты пропадешь.
Александер кивнул так энергично, что едва не вывихнул шею.
– Твоя воля будет исполнена.
– Спасибо за сигаретку, мужик. Мне нужно валить. Но...
– Но что, Господи?
Иисус поморщился.
– Призраки вернулись. Они снова хотят видеть тебя, и ты ничего не сможешь с этим поделать. Поэтому скажу лишь, просто страдай, как Иов, понимаешь? Держись. Докажи, что у тебя есть яйца.
Кошмар уплыл в черноту. А затем...
– Вытеснение.
– Завтра всегда наступает.
– Ты такой глупенький маленький священник!
– Наверное, все еще думает о той белобрысой наркоманке.
– А, может, о старухе!
– Тебе, святой отец, я предаю дух мой.
– На самом деле, Грэйс! Ты должна была сказать так: Тебе я предаю кулак мой.
Смех, зловещее щебетание...
Рядом стояли еще две посетительницы. Теперь его ночные гостьи имели лица. Аббатиса Джойслин и старшая сестра Грэйс.
– Так приятно быть искупленным, – сказала Джойслин. – Так приятно менять местами...
Грэйс наклонилась, ухмылялась.
– Черт, ты же психолог. Разве не читал Фрейда или Юнга?
Александер застонал. Он лежал на спине, голый и привязанный к полу. Затем голоса и лица слились воедино, словно расплавленный воск.
– Где смазка?
– Вон там.
– Дай сюда. Я оттрахаю кулаком этого набожного прохвоста. Всегда хотела трахнуть кулаком священника.
Александер попытался мысленно переместиться в другое место. Он понимал, что это всего лишь сон – накопившийся стресс, плюс обман Хэлфорда насчет аббатства, плюс особые подробности убийств.
Не просто ребенок, – вспомнил он слова монсеньера.
А ребенок-монстр.
Кулак блестел в свете лампы, словно его макнули в глицерин. Ноги священника внезапно раздвинулись.
Сперва один палец, затем два, потом три...
Они проникали, извиваясь, в его прямую кишку.
Затем четыре...
Господь Всемогущий, останови это!
Потом все пять.
Весь кулак заполнил его кишечник, словно большой плод. Он ходил туда-сюда и поворачивался.
– На самом деле, все священники – педики, – сказала одна монахиня. – Именно поэтому ради священства они бегут от мира, отрицая то, что знают о себе. Они действительно педики. Любят засовывать себе в задницу разные штуки.
– Я не педик! – взвыл Александер, пытаясь освободиться от пут. – И я не хочу, чтобы мне что-нибудь засовывали в задницу!
