Текст книги "Толстолоб (ЛП)"
Автор книги: Эдвард Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Но, как говорится, вся эта работа и отсутствие развлечений серьезно повлияли на Боллза и Дикки и сделали из них достаточно мрачных парней. Поэтому между рейсами они занимались тем, что на их жаргоне называлось "рвать жопу". Насиловали девок, сбивали на дороге людей, или, спрятавшись за придорожными барами, избивали и грабили парней. А иногда...
Убивали кого-нибудь.
Мертвый голодранец ничего не расскажет, – так говорил Боллз. Однажды, когда они около полуночи возвращались из рейса в Харлан, они заметили хорошенькую телочку – блондинку в узких шортиках и с почти голым верхом – голосующую у Фурнэйс-Брэнч-роуд. Она была жительницей холмов, и когда они притормозили и предложили ее подвезти, та просто улыбнулась хорошенькой, белозубой улыбкой и сказала: «Конечно, мальчики, большое вам спасибо». Поэтом она скользнула на сиденье рядом с Боллзом. Дикки отъехал от обочины, думая, что сейчас они отвезут ее домой, и тут услышал: «ШМЯК! ШМЯК! ШМЯК!» Он в ужасе оглянулся и увидел, что Боллз колотит ее по башке самодельным домкратом.
– Ты на хрена это сделал? – взвыл Дикки.
– Остановись возле следующей грунтовки, и увидишь, – ответил Боллз. Дикки так и сделал... Будет не очень прилично описывать то, что случилось потом, поэтому просто скажем, что Тритт "Боллз" Коннер устроил себе классное "порево". Он дважды успел присунуть девке, пока та была без сознания, причем, прямо там, у обочины дороги. Да, крошка была что надо, хотя ей, наверное, не было и четырнадцати. И когда она пришла в себя прямо посреди второго траха, то начала орать так, будто хотела разбудить всех мертвецов на местном кладбище. На это Боллз лишь разразился дьявольским хохотом, продолжая утрамбовывать в землю ее молодую "дырку". Сам Дикки стоял в сторонке и смотрел. И глядя на эту юную милашку с сорванной одеждой, на ее маленькие подпрыгивающие сиськи и все такое... у Дикки быстро случился "стояк". Поэтому он не удержался, вытащил своего "плохиша" и принялся надрачивать. Но то, что он дрочил, не значило, что он одобрял действия Боллза. Бросьте! Похитить местную девку прямо на дороге! Настучать ей по башке и оттрахать против ее воли? Здесь происходило изнасилование, и, если это девка сможет их опознать, Дикки и Боллз получат по "пятнашке" на брата. И в окружной тюрьме их каждую ночь будут иметь в зад большие, черные парни, а им придется отсасывать "петуха", из страха быть выпотрошенными чьей-нибудь заточкой. Поэтому, когда Дикки закончил стряхивать со своего члена остатки "молофьи", он проворчал:
– Эй, Боллз! Что мы будем сейчас делать?
– Не знаю, как ты, но я скажу, что собираюсь делать. Черт. Я отдрючу эту сучку в зад. И он берет и переворачивает эту бедную вопящую девку, сует свою елду ей между "булок" и начинает яростно драть, в то время, как из ее "дырки", словно из прорванной трубы, хлещет кровь.
– Я не это имел в виду, Боллз! – воскликнул Дикки. – Я в том смысле, что если она возьмет и расскажет копам, как мы выглядим?
– Можешь заткнуться и дать мне кончить? – проворчал Боллз, продолжая наяривать. К тому времени девка уже перестала орать, и, предварительно блеванув, снова вырубилась. Боллз ужесточил свой "трах", бормоча при этом:
– Да, папочка, о, да! Вот это задница, скажу я тебе! Я кину ей палку прямо в какашки!
И в следующий момент Тритт "Боллз" Коннер именно это и сделал. Закончив, он отстранился и вытер свой грязный хрен об красивые светлые волосы девки, затем смачно плюнул ей на голову.
– Господи Иисусе, Боллз! – не переставал ворчать Дикки. – Она же возьмет и расскажет полиции, как мы выглядим!
– Как тебе такое, Дикки? – спросил Боллз, зловеще ухмыльнувшись. Затем он сел девке на спину, и стал тянуть ей голову назад, пока...
хрясь!
... шея не сломалась.
– Она никому ничего не расскажет, потому что мертвые голодранцы молчат, – сказал Боллз, нюхая воздух. – Черт. Ну, разве не отвратительно воняет хрен после "жопотраха"?
Так или иначе, это было их первое убийство, а после этого их было не мало. Автостопщица здесь, "сломавшийся" мотоциклист там. Девки, парни, для Боллза это не имело значения. Едрен батон! Бывало, они подъезжали к какому-нибудь парню, у которого заглох мотор, и Боллз стрелял ему в голову – БАХ! Вот так! – из большого ржавого пистолета, доставшегося ему от отца. В другой раз они ехали по Дэвидсонвилль-роуд и увидели эту старуху, которая выкатила на инвалидной коляске к почтовому ящику, стоявшему у дороги. Они подлетели к ней, Боллз выдернул ее из кресла и бросил в кузов. Потом, как только Дикки свернул на одну из старых лесовозных дорог возле федерального заповедника Бун, он тоже отодрал ее в зад. С ее "дыркой" он заморчиваться не стал, потому что она была старой, морщинистой и уродливой.
– Как тебе "жопотрах", бабуля? – взорвался хохотом Боллз. – Зуб даю, у тебя лет пятьдесят не было ничего подобного! – Тут Боллз запнулся и уставился вниз. Дикки тоже это увидел. Странный мешок, болтающийся на боку у старой дамы. – Вот это да! – воскликнул Боллз.
– Ч-что это, Боллз? – поинтересовался Дикки.
– Это же калоприемник! Я знаю, потому что у моего Дядюшки Нэта был такой. Доктора дают тебе его, когда ты больше не можешь срать своей задницей. Перекручивают тебе кишки на бок и проделывают там дырку, а затем подвешивают под дыркой такой пластиковый мешок, так чтобы всякий раз после еды дерьмо выходило в него.
– Ох, едрен батон, Боллз, – простонал Дикки, закрывая глаза. – Ты хочешь сказать, что этот мешок наполнен именно этим?
– Конечно, Дикки, только он нам без надобности. – С этими словами Боллз сорвал отвратительный мешок с бурым содержимым с бока бедной дамы. А затем, знаете, что он сделал?
Снова скинул с себя штаны.
– Зачем ты... – судорожно сглотнул Дикки. – Зачем ты спустил штаны, Боллз?
– Едрен батон, Дикки. "Дырка" она и в Африке "дырка", верно? Черт. У меня снова стоит, поэтому я трахну эту старушенцию в ту дырку у нее в боку!
При том, что Дикки любил наблюдать за хорошим "поревом", он не имел ни малейшего желания смотреть на это. А когда Боллз закончил трахать бедную старушку в кишечное отверстие, он раскроил ей башку самодельным домкратом, так что все мозги вывалились в грязь. Затем схватил тот пластиковый коричневый мешок и вылил вонючее содержимое прямо на мозги. Просто ради прикола.
Вот таким был парнем это Тритт "Боллз" Коннер, и вот такими "шалостями" они занимались ради прикола, в промежутках между рейсами. И...
– Господи помилуй! – едва не заорал Боллз с пассажирского сиденья.
О, нет, – подумал Дикки, потому что тоже увидел.
В ярком свете дня, у обочины Тик Нек Роуд стояла она – миловидная брюнеточка с длинными, стройными ножками в обрезанных шортиках, с выпирающими из-под топика роскошными "дойками". И, улыбаясь, голосовала.
– Черт, – сказал Боллз. – Тормози, Дикки. Подбросим эту телку.
4
Джеррика не знала, что и думать о своей пассажирке. Чэрити была очень милой, симпатичной женщиной, казалась интеллигентной и склонной к самоанализу. Но...
Хмм, – Джеррика задумалась.
В ней было нечто, чуть ли не мистическое. За налетом застенчивости и замкнутости скрывалось нечто тревожное. Ей уже тридцать, а она не замужем, даже парня нет. Такое с трудом укладывалось в голове у Джеррики Перри. Может, она лесбиянка? Католичка, или вроде того?
– Итак, и чем именно ты занимаешься? – спросила Джеррика. 199-ое шоссе уже заканчивалось, и примерно через двадцати миль должен был быть съезд на 23-тье. – Работаешь в Мэрилэндском университете?
– Я обычный администратор, – призналась Чэрити, ее темные кудри развевались на ветру. – Но еще хожу на занятия.
– А в какой школе ты училась? Я в ситонской.
– Я не ходила в школу, после приюта мне пришлось идти работать.
Приют. Черт, Джеррика, а ты умеешь задавать неправильный вопрос! Но она хотя бы растопила пресловутый лед.
– Наверное, тяжело было, да?
– Я справлялась лучше других, – призналась Чэрити. – Но так работает система... школу закончить в тех условиях почти невозможно. Это – другой мир. А как только тебе исполняется восемнадцать, тебя выпинывают, дают сто долларов и желают удачи. Я вкалывала на трех работах, чтобы свести концы с концами, получила общеобразовательную подготовку при содействии штата. Но с большинством девушек происходит вот что – их вышвыривают на улицу, идти некуда, а потом их берут в оборот сутенеры, и они садятся на иглу. Мне очень повезло.
Джеррика попыталась подыскать нужные слова, но в голову лезла лишь социологическая статистика, которую она читала в своей газете. Да, я читала, сейчас у нас в стране 800000 сирот, но лишь треть получает общеобразовательную подготовку и находит работу. Остальные либо исчезают, либо оказываются на улице.
– Верно, и это очень грустно. Меня растила тетя, но штат взял опеку на себя, потому что она мало зарабатывала. Но лучше бы я осталась с ней. Я в этом уверена.
– Наверное, ты скучаешь по своей тете, раз не видела ее так долго.
– Ну, да, вроде того. Прошло двадцать лет, а по истечении такого большого срока от человека остается лишь смутное воспоминание. То есть, я все еще помню ее – веришь или нет – очень хорошо помню дом – но он такой далекий, что уже не кажется реальным. Вот почему я немного нервничаю. Понятия не имею, как это будет, когда я снова увижу ее. Увижу Люнтвилль.
– Что ж, ты определенно вправе нервничать, – предположила Джеррика, но она и представить себе не могла, как фальшиво это прозвучало. Что она знала о реальном мире? Выросла в Потомаке в семье миллионеров, всю жизнь посещала частные школы, на шестнадцатилетие получила новенькую "Шевроле Камаро". Я же не черта не знаю, – призналась она себе.
– Так что ты там говорила? – спросила Чэрити. – Об этом парне, Мике?
Ух, ты. Очередь Джеррики еще не подошла. Однако внезапно, и особенно после признания Чэрити, она почувствовала себя в высшей степени открытой.
– Красавчик, тридцать лет, хорошая работа – трудится на биотехнологической компании в Бифезде. Хороший улов, спору нет. И да, в постели он – динамит.
Чэрити слегка покраснела и поспешила прийти в норму.
– Но разве ты не сказала, что была инициатором разрыва помолвки?
Мысли у Джеррики в голове бешено заметались.
– Не знаю, сложно сказать. Я... я выгнала его.
– Почему?
Снова заминка. Будь честной! – приказало она себе. И какое это имеет значение? С этой Чэрити она только что познакомилась, а после поездки, наверное, никогда больше не увидит. Джеррика закурила очередную сигарету, стиснула зубы и моргнула.
– Он меня застукал.
– Застукал тебя?
– Застукал меня с двумя парнями. Я изменяла ему.
Лицо у Чэрити покраснело от смущения.
– Но, кажется, ты только что сказала, что он...
– Да, знаю, я сказала, что он – динамит в постели. Это правда. Но... похоже, у меня есть проблема. То есть, я любила этого парня, и все еще люблю. Но я изменяла ему направо и налево. И изменяла всем бойфрендам, которые у меня когда-либо были. Дело не в любви, и не в том, что Мика не давал мне то, что мне было нужно. Это было... что-то другое. Не знаю. Возможно, я – эротоманка, или вроде того.
– Может, тебе нужно было показаться психиатру? – предположила Чэрити.
При любых других обстоятельствах Джеррика вспылила бы. Но по какой-то причине слова Чэрити возымели на нее другое воздействие.
– Мика предлагал мне то же самое. Говорил, чтобы я шла на собрание анонимных эротоманов и подобное дерьмо. И я просто не представляла, как буду сидеть там. В прошлом я какое-то время посещала нескольких психиатров, но это ничего мне не принесло. Она мысленно отмотала назад. Минуточку... Неужели я эротоманка? Это звучало настолько банально, как очередная современная попытка оправдать потворство слабостям и безрассудство. Отныне все это называлось не слабостью, а «болезнью». Алкоголизм, наркомания, азартные игры, переедание. А еще секс. Черт, сейчас даже магазинные кражи считались болезнью! Джеррика не могла в это поверить, даже несмотря на собственные промахи.
А их было немало.
Даже вела им подсчет. Свыше пятисот, с тех пор, как она в шестнадцать потеряла девственность. Пятьсот. А ей всего двадцать восемь. Затем она нерешительно попыталась объяснить.
– Не знаю, что на меня нашло. Когда я с мужчиной, я будто становлюсь другим человеком. Я нуждаюсь... нуждаюсь в ощущениях, стимуляции. Во всяком случае, мне так кажется. Однажды она читала в "Космо", что некоторые люди являются "сенсуалистами". Они нуждаются в чувствах, которыми управляли другие. Еще одно оправдание эксплуатации человеческого эго. Джеррика не верила в это ни на минуту. Но с другой стороны...
Она не знала, во что верила.
И лишь потом она осознала, о чем вообще говорит. Боже мой, – мысленно простонала она. Чэрити, по сути, была чужим человеком, а Джеррика рассказывает ей интимные подробности личной жизни. Хотя, может, это нормально. Иногда человеку необходимо говорить обо всяком, с людьми, которые не представляют опасности. А Чэрити была именно такой. Не представляющей опасности.
Но хорошего понемножку. Мысли у Джеррики в голове метались, как крысы в лабиринте, пытающиеся найти выход. Она закурила очередную сигарету и попыталась сменить тему.
– Расскажи мне лучше о себе. Ты уже говорила, что не замужем, и что у тебя нет парня.
Чэрити резко опустила глаза. Не от смущения, а от недоумения. Как и Джеррика, Чэрити Уолш чувствовала себя озадаченной. Но причина была не в окружающем мире и людях, живущих в нем, а в ней самой.
– Я не понимаю, – сказала она. – Я встречалась со многими мужчинами – я люблю мужчин – но... но, ни разу в жизни у меня не было более, чем одного свидания с одним и тем же парнем. Я просто не понимаю. Понятия не имею, что я делаю неправильно.
– Эй, не вини себя, если чего-то не выходит, – заверила ее Джеррика. – Боже, я тоже люблю мужчин, но я буду первой, кто скажет тебе, что все они – засранцы. Но, э... ты...
– Занималась ли я с ними сексом на первом свидании? – снова вспыхнула краской Чэрити. – Да. Каждый раз. Но... ничего не получалось.
Не получалось. Даже Джеррика с ее богатым опытом не совсем могла понять это. Может, Чэрити – бревно в постели, – решила она. Может, она не умеет делать минет... Но она никогда не высказала бы свои предположения.
– Что-то просто не работает, не получается, понимаешь? – застенчиво продолжила Чэрити. – Не знаю, в чем дело.
Это утверждение можно было истолковать по-разному. Чэрити имела в виду оргазм? Или сексуальное влечение?
– Послушай, – сказала Джеррика, перестав строить догадки. – Думаю, все сводится к тому, что тебе нужно найти подходящего парня. Возможно, это проблема нас обоих. Мы просто не нашли подходящего парня.
Худые плечи Чэрити поднялись и опустились.
Да, возможно, так оно и есть.
Они свернули на 23-тье шоссе, маленькая красная машинка мчалась по открытой загородной дороге, мимо проносились длинные поля. Сейчас они ехали между Аллеганскими и Аппалачскими горами. Мир здесь был другим, вместо небоскребов и смога их окружали леса и сельхозугодья с пугалами. На Джеррику это оказывало странное, но, в то же время, освежающее воздействие. Ей не терпелось написать статью про Аппалачскую аграрную культуру. Эта поездка вызывала энтузиазм, но одна мысль не шла у нее из головы...
Сколько же я продержусь без...
Она даже не решилась закончить предложение.
– Так здорово снова оказаться здесь, – сказала Чэрити.
– Что?
– Я была не уверена, что почувствую, но теперь, когда снова оказалась среди этих холмов, я понимаю, что поступила правильно, что вернулась. Люди здесь простые, как и их жизнь. Гораздо более честные и настоящие, чем там, откуда мы приехали.
Джеррика задумалась об этом, выбросив в сторону еще один окурок. Мотор урчал, шасси прижимало к дороге на каждом повороте. С обеих сторон размытым зеленым пятном проносились леса. А воздух был таким чистым, что Джеррике показалось, будто она словила кайф.
И Чэрити была идеальной попутчицей. Она знала местность, плюс ее тетушка владела пансионом. Так что у них все будет тип-топ. Чэрити показывала ей дорогу, и через час они миновали ржавый зеленый указатель с надписью: "ЛЮНТВИЛЛЬ".
Люнтвилль. Джеррика с самого начала знала, что именно туда они и едут. Но в тот момент название вызвало у нее какой-то тик. Она что-то читала про это место.
– Эй, а ты не помнишь, в газетах как-то давно писали про какую-то общину или монастырь недалеко от Люнтвилля?
– По-моему, это было аббатство, – поправила ее Чэрити. – Но я правда ничего не знаю об этом. Хотя ты можешь спросить у моей тети.
Точно, она читала об этом не в газетах, а в редакционной сети. Там произошел какой-то "сыр-бор", если она правильно помнит. Что-то, связанное с хосписом, где умирали священники. Хммм. Но прежде чем она успела вспомнить что-то еще, Чэрити объявила, показывая пальцем:
– Поверни здесь!
Джеррика крутанула руль. Да, да, – подумала она. Боже, они были в пути уже более десяти часов. Можно в такое поверить?
– Приехали! – сказала Чэрити, ее округлое лицо покраснело от волнения.
Джеррика замедлилась возле деревянной вывески, затем повернула и неторопливо поехала по длинной гравийной дороге. Потом деревья расступились. Посреди прогалины стоял красивый деревянный загородный отель, с длинным крыльцом, опоясывающим его по периметру, кедровой черепицей и большими эркерными окнами. И все это в окружении пышной лесистой ложбины. Деревянная вывеска гласила: ПАНСИОН ЭННИ. 20 ДОЛЛАРОВ ЗА НОЧЬ. МЕСТА ЕСТЬ.
– Это оно? – спросила Джеррика. Ее светлые волосы, наконец, перестали развеваться на ветру и опустились на плечи.
– Да, это оно, – ответила Чэрити.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1
– Тетушка... Энни! – воскликнула Чэрити. Она вскинула руки вверх. Женщине, вышедшей на крыльцо, на вид было лет шестьдесят. Привлекательная, несмотря на возраст, с белоснежными волосами, и теплой улыбкой на слегка обветренном лице. На ней было поношенное белое платье и черные рабочие ботинки. Ее холодные голубые глаза внимательно следили, как гости вылезают из машины.
Внезапно женщина на крыльце разрыдалась.
Для Чэрити словно случился временной сбой. Мир вокруг нее замер. Все, на что она смотрела, застыло. И ей показалось, что она больше смотрит на себя, чем на все остальное. Нет, она совсем не знала, что будет чувствовать, когда вернется. И не знала, что будет чувствовать, когда увидит Тетушку Энни. Люнтвилль, ее тетя, этот дом – все это было осколками ее жизни, оставленными в прошлом ради ее же блага, наряду с более глубокими ранами. Смерть отца, психические проблемы матери, приведшие, в конечном итоге, к ее самоубийству. Родители, которых она никогда не знала, были для нее всего лишь тенями. Но теперь, когда она стояла посреди своих застывших воспоминаний, она поняла, что сделала правильную вещь. Единственную правильную вещь, если быть точным.
Возвращение в Люнтвилль давало Чэрити возможность разобраться в себе, привести мысли в порядок. Последнее было особенно ей необходимо.
Чэрити, сама внезапно расплакавшись, бросилась обнимать свою тетушку.
– Боже милостивый, Чэрити, – рыдала Тетушка Энни. – Это же дар Господа... вновь увидеть тебя.
««—»»
– Но вы, девочки, наверное, очень устали, – сказала Тетушка Энни, приглашая их в гостиную. – После такого долгого пути.
– Было не так уж и плохо, – сказала Джеррика. – Какие-то десять часов.
– Ой, простите, – извинилась Чэрити за то, что забыла представить попутчицу. – Это моя подруга, Джеррика Перри. Она работает на крупную вашингтонскую газету.
– Очень приятно познакомится, – казала Энни, протягивая маленькую, бледную ручку. – Репортерша, да?
– Не совсем, – призналась Джеррика. Я пишу для регионального отделения "Вашингтон пост". Числюсь в штате, но получаю лишь особые задания. Именно поэтому все так замечательно сложилось, и мы с Чэрити приехали вместе.
Тетушка Энни остановилась, пытаясь скрыть свое недоумение.
– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
Боже, – подумала Джеррика. Похоже, Чэрити ничего не рассказывала ей про меня.
– Мы познакомились через доску объявлений в газете. Мы обе разместили сообщение о поиске попутчицы. Моя газета заказала мне серию статей о сельской местности в районе Вашингтона. Первая будет именно об этом районе, между Аллеганскими и Аппалачскими горами.
– Похоже, для такой молоденькой девушки, как ты, это чудесный шанс. Имею в виду, в профессиональном плане.
Джеррика была озадачена. Она не совсем понимала, что значат тетушкины слова. В любом другом случае она почувствовала бы себя оскорбленной. Ей не нравилось, когда ее пол упоминался применительно к карьере. Но потом до нее дошло. Эта женщина была из другого мира, из другого общества...
– Да, верно, – ответила она. Действительно, так оно и было. Она пошла работать в газету сразу после окончания Мэрилэндского университета. И это было ее первое серьезное задание. Она попыталась оживить разговор.
– Да, верно, это – шанс. А самое главное то, что мой босс оплачивает мне всю поездку.
Тетушка Энни слегка наклонила голову набок.
– Ну, о проживании и питании тебе не придется беспокоиться. – Затем она похлопала Чэрити по плечу. – Я и не подумаю брать деньги с подруги моей маленькой девочки.
– Я высоко ценю вашу щедрость, – ответила Джеррика, но она не могла не заметить странного выражения, мелькнувшего на лице у Чэрити. Какие-то внутренние заморочки, – подумала она. Даже не буду спрашивать...
– Интересные здесь повсюду указатели, – сказала Чэрити, наконец, расслабившись на больших диванных подушках. – Мы видели их, пока ехали по шоссе. "Пансион Энни". Каждые двадцать или тридцать миль. Обошлись, наверное, в целое состояние.
– Ну, да, – призналась Энни. – Мы поговорим об этом и не только. – Но не успела Энни продолжить, как Чэрити снова прервала ее. – А сам дом выглядит потрясающе. Почти как новый.
– Ну не как новый, – усмехнулась Энни. – Хотя в капремонт я вложила немало. Братья МакКалли, помнишь их? Они отлично здесь все починили. И сделали это почти даром, учитывая экономическую ситуацию. А что до указателей – стоят они недешево, но они привлекают клиентов, особенно осенью и весной.
Сидящая на диване Чэрити вдруг подалась вперед.
– Но, Тетушка Энни, как ты смогла позволить себе все это?
На лице у Энни снова появилась нерешительность.
– Я получила небольшую сумму. Как и все на северном хребте. Я... я расскажу тебе об этом позже.
– Это же... замечательно! – радостно воскликнула Чэрити.
Но Джеррика уловила флюиды. Энни по какой-то причине не хотела говорить об этом. Сейчас, во всяком случае. Поэтому быстро добавила:
– Но Чэрити права, мисс Уолш. Пансион и правда отлично выглядит.
– Глупышка, – усмехнулась Энни. – Пожалуйста, называй меня Энни. Ой... давайте, я принесу чай!
Тетушка Энни поднялась с дивана, довольно проворно для женщины ее возраста, и исчезла за темно-красной занавеской.
– Твоя тетя очень клевая, – сказала Джеррика, воспользовавшись возможностью.
– Есть такое. – Чэрити какое-то время молчала, уставившись перед собой. – Она – удивительный человек. Не понимаю, как я могла забыть.
– Когда ты не видишь кого-то так долго, они, будто, стираются из памяти.
– Знаю, – призналась Чэрити. – Но Энни другая. Как и многие люди из этих мест. Она...
– Исключительная, – подсказала Джеррика.
Чэрити просияла. – Именно! Это идеальное определение!
– Что за идеальное определение? – поинтересовалась Тетушка Энни, внося на подносе красивые серебряные кружки с дымящимся чаем.
– Да, ничего, Тетушка Энни, – сказала Чэрити. – Просто девичьи разговоры.
Энни улыбнулась.
– Правда? Что ж, можете не верить, но раньше я тоже была девочкой. И я знаю про девичьи разговоры. На самом деле, именно поэтому я сочла необходимым выделить Джеррике комнату рядом с твоей, Чэрити. Между ними есть смежная дверь, которую вы можете оставлять открытой, чтобы вести ваши девичьи разговоры.
Джеррика, со своей стороны, оценила новость. Хммм. Это более, чем хорошее известие...
– Спасибо Тетушка Энни, ты очень заботлива. – Затем голос у Чэрити стал каким-то мечтательным. – Все-таки здорово снова оказаться здесь.
– И здорово снова видеть тебя здесь. Я всегда думала, что ты не должна была уезжать, но потом...
– Тетушка Энни, не надо, – Чэрити прервала ее, снова подавшись вперед. – Это не твоя вина.
Энни флегматично опустилась на свое место. Последовала пауза.
– Не возражаете, если я закурю? – спросила Джеррика в попытке снять странное напряжение. Она уже заметила на деревянном столе перевернутый черепаший панцирь.
– О, пожалуйста, – сказала Энни. Джеррика с облегчением зажгла сигарету, сделала глубокую затяжку, а затем с некоторым удивлением проследила, как Энни достала длинную пенковую трубку и набила ее табаком. Эти стереотипы завораживали ее. Боже, – подумала Джеррика. Какое же это все-таки захолустье. Странно, что она еще не вытащила трубку из кукурузного початка!
Затем Джеррика улучила момент, чтобы внимательно рассмотреть лицо Энни. Да, оно было обветренное, но благородное, морщинистое, но привлекательное. Голубые глаза – ясные, как у подростка. И для женщины ее возраста у нее была потрясающая фигура. Надеюсь, мне тоже повезет...
Затем ее взгляд переместился на Чэрити. Другие волосы, другая форма лица, но все равно по-своему, по-деревенски привлекательная. Однако, тишина становилась все более гнетущей. Джеррика понимала, что ей надо нарушить ее.
– Ой, я вот о чем хотела спросить. Я прочитала об этом в редакционной сети. Расскажите мне про аббатство.
Лицо у Энни внезапно стало каким-то испуганным, с крошечной чашечки на конце трубки вился тонкий дымок.
– Аббатство? О, боже, – она, наконец, пришла в себя. – То место закрыто уже несколько десятилетий.
– Помню, ты упоминала какое-то аббатство, – сказала Чэрити, – в одном из писем.
Энни вздохнула.
– О, конечно. Правда, рассказывать особенно нечего. Это было после того... ну... после того, как власти штата забрали тебя. Его называли Роксетер. Оно находится в лесу, за полями Кролла. Ничего особенного. Какое-то время его обслуживали монахини, это был дом отдыха для католических священников.
– Вы хотели сказать, хоспис, – поправила ее Джеррика, вспомнив материалы из редакционной сети. – Для умирающих священников?
Это аббатство, очевидно, было больной темой для тетушки Чэрити. И Джеррика сразу обратила внимание на ее волнение. И, тем не менее, согласно ее исследованиям, аббатство Роксетер было открыто вновь в качестве дома престарелых для священников. Но что там был за сыр-бор?
– Там возникли некоторые проблемы, – наконец, призналась Энни. – Но все это в прошлом. Смена темы произошла так внезапно, что Джеррика поняла, что задала неправильный вопрос.
– Уверена, что вам, девочки, понравятся ваши комнаты, – сказала Энни. – Чэрити, конечно, займет свою прежнюю комнату. А ты, Джеррика – соседнюю. Это номер губернатора Томаса. Знаешь, в честь него еще назвали дорогу.
– Губернатор Томас? – задумчиво произнесла Джеррика.
– Он был губернатором сто лет назад. А еще ему, э-э, нравилось встречаться с другими парнями. – Тетушка Энни улыбнулась. – В то время этой особенностью – по-моему, вы называете таких людей геями – ни с кем не делились. У губернатора была жена, для отвода глаз. Но каждый четверг, вечером, он приводил домой своего молодого любовника... О, извиняюсь, я даже не придала этому значения. – Ясные голубые глаза Энни с тревогой сфокусировались на Джеррике. – Наверное, пребывание в комнате с такой историей будет для тебя оскорбительным.
Джеррика едва не рассмеялась.
– Вовсе нет, Энни, – сказала Джеррика, – Для меня будет честью остановиться в комнате губернатора Томаса.
– Хорошо, хорошо, – сказала Энни. – Отлично. Потому что это очень хорошая комната Прекрасный вид на лес. Гуп!
Джеррика и Чэрити едва не подпрыгнули от этого возгласа. Гуп? Джеррика задумалась. Что это?
Внезапно из-за занавески в гостиную вошел высокий человек в комбинезоне. Джеррика уставилась на него. Еще одно клише, еще один стереотип. Комбинезон, рабочие ботинки, во взъерошенных волосах до плеч даже застряли несколько соломинок. На самом деле, длина волос была единственной вещью, не соответствующей стереотипу. Но его физические данные... Боже! – подумала Джеррика. Огромный трапециевидный торс был весь покрыт твердыми мышцами.
– Это – Гуп Гудер, а это – Джеррика Перри, а там – моя чудесная племянница Чэрити, о которой я тебе уже много раз рассказывала, – бойко произнесла Энни, добавив словам легкий оттенок строгости. – Не лезь к ним. И не мешай.
– Да, мэм, – сказал Гуп.
– Джеррика, ты можешь отдать Гупу ключи, чтобы он достал ваши сумки из багажника.
– Конечно, – сказала Джеррика. Она передала мужчине ключи и улыбнулась. – Привет, Гуп. Гуп? Да вы шутите! Это имя такое? – Приятно познакомиться.
Шелушащееся лицо Гупа покраснело.
– Э-э... Привет – Мне тоже приятно познакомится, мисс Джеррика, и с вами, мисс Чэр...
– Гуп! – воскликнула Энни. – Просто достань сумки и отнеси в их комнаты!
Гуп пожал плечами и побрел через входную дверь на улицу, не переставая ухмыляться и шаркая огромными ботинками по деревянному полу.
– Знаю, что ты городская девушка, – сказала Энни, обращаясь к Джерике, – И возможно, тебе не нравится то, как я разговариваю с Гупом. Но ты должна понимать, что Гуп – лучший мастер на все руки в этих местах, однако он слегка тугой на голову, и может быть немного несдержанным при симпатичных женщинах.
– Понимаю, – сказала Джеррика. Еще одна местная черта, еще один стереотип. Тугой на голову? Что ж, с виду в штанах у него все в порядке, – дерзко подумала она, не в силах проигнорировать значительное утолщение у Гупа между ног... Она всегда обращала внимание на это место у мужчин. То, на что она не могла не посмотреть, пусть даже неосознанно. Промежность у Гупа выглядела так, будто он затолкал себе в трусы весь спортивный раздел «Вашингтон пост».
– Пойдемте наверх, девочки, – предложила Энни. Она обняла Чэрити за плечо и повела их за занавеску к винтовой лестнице. – Я покажу вам ваши комнаты.
Чэрити, в свою очередь, обняла Энни за стройную спину.
– Много сейчас у тебя жильцов? – спросила она.
– Нет, милая, сейчас никого, но у меня есть заказ на завтра. – В этот момент Энни остановилась и оглянулась через плечо на Джеррику.
– Кстати, это священник, – сказала Энни. – Остановится здесь где-то на неделю.
– Священник? – спросила Джеррика.
– Верно, дорогая. Католический священник... приезжает из самого Ричмонда.
Для чего, интересно? Джеррика нахмурилась. Священник? Приезжает сюда? Зачем? Но Джеррике даже не пришлось спрашивать.
Продолжив подъем по лестнице, Энни закончила свое откровение.
– Он приезжает, чтобы вновь открыть Роксетерское аббатство.
