Текст книги "Записки бывшего милиционера"

Автор книги: Эдуард Скляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

Нахапав задарма, нувориши, многие из которых при попустительстве властей тут же стали олигархами, до сих пор спорят между собой по поводу того, кто кого из них обманул при дележе, кто присвоил больше. Один из подобных споров стал предметом судебного разбирательства в Лондоне в 2011–2012 годах между Абрамовичем и Березовским, выступившим в роли обиженного и обманутого.

Как сообщали газеты, Абрамович и Березовский, вынужденные давать ответы на простые и ясные вопросы суда, к примеру: «Где вы взяли деньги на покупку нефтяных активов?» – поясняли, что деньги им дали в долг эти же самые нефтяные заводы, которые для этого вынуждены были взять кредиты в банке под будущие доходы. Таким образом, благодаря чисто мошеннической схеме, не имея серьёзного капитала за душой, Абрамович и ему подобные приобрели объекты на многие миллиарды долларов. И всё это стало возможным только благодаря их близости к семейству Ельцина. Абрамович свой бизнес начал, по сути, в 1992 году, когда, будучи мелким предпринимателем, занимающимся вулканизацией шин, стал фигурантом уголовного дела, возбуждённого по факту махинаций с дизельным топливом Ухтинского НПЗ, доступ к которому ему, видимо, открыл усыновивший его в младенчестве родной дядя, занимавший должность на нефтяных предприятиях Ухты. В 1995 году вышеуказанным способом Абрамович стал сначала номинальным владельцем «Сибирской нефтяной компании» («Сибнефть»), что стало возможным только благодаря близости Б. А. Березовского к семейству Ельцина. На самом деле указанная компания принадлежала семейству Ельцина, и только потом Абрамович стал реальным собственником «Сибнефти».

Что касается Березовского, то этот враг России, гражданин Израиля, благодаря своим финансовым махинациям и усыпляющим речам, ухитрился стать заместителем секретаря Совета безопасности России. Неизвестно, чем руководствовался Ельцин, назначая Березовского на эту должность, но несомненно, что Израиль (а, значит, и США) в лице своего гражданина получил доступ к сверхсекретам России.

Чубайсовско-ельцинская приватизация войдёт в учебники как классический пример криминальности политического режима. Поэтому естественно, что ельцинское окружение подбирало и соответствующих кандидатов в председатели Правительства России, и именно таких, которые бы не смели пикнуть и тем более мешать дальнейшему грабежу страны. В июне 1992 года в правительстве появился Е. Г. Гайдар, которого привёл и навязал Бурбулис, а Гайдар в правительство привел Чубайса. На смену Гайдару пришел Черномырдин, плясавший под дудку ельцинских ребят, продолживший гайдаровский курс капитализации России и завершивший развал экономического пространства бывшего Союза, а заодно и России.

И всё это происходило на фоне «вселенского» оболванивания населения Союза с помощью непонятно откуда взявшимися экстрасенсами А. Кашпировским и А. Чумаком, которые под видом лечебных сеансов посредством, как считалось, недоступного телевидения неизвестно что вдалбливали в психику людей.

Что касается ельцинских министров и прочих руководителей федерального ранга, то большая их часть была занята воровством и почти всё своё свободное время тратила на освоение нового, но обязательного для них вида спорта – большого тенниса, которым был увлечён Ельцин. Об этом даже сам Ельцин написал в своих мемуарах, что от министра до советника все разом «полюбили» теннис. Газеты по этому поводу тоже, не стесняясь, рассказывали о том, как впервые допущенные сразиться в теннис с Ельциным предварительно инструктировались Тарпищевым – личным тренером Ельцина. Оказывается, играя с ним, надо было иметь в виду, что Ельцин не видит навесных мячей, боится кручёных, не может брать ни верхних, ни нижних мячей. Тем не менее, конечно, после таких инструкций Ельцин неизменно выигрывал.

Министерская и прочая государственная деятельность была под стать деятельности президента Ельцина и его приближённых.

Но, несмотря на поголовную коррупцию в высших эшелонах власти и всяческое выгораживание и сокрытие грандиозных по своим масштабам экономических преступлений, некоторые «шалости» ельцинских министров изредка становились достоянием общественности. Вспомним некоторые из них.

Евгений Матвеевич Бычков – глава «Роскомдрагметалла» – совершил многочисленные преступные сделки со своими американскими и прочими партнёрами по поставке им алмазов и бриллиантов на многие десятки миллионов долларов. За эти кучи алмазов Россия ничего не получила. Все эти сделки совершались с ведома правительства России и непосредственного куратора Бычкова – заместителя министра финансов Б. Г. Фёдорова и другие высших чиновников, и надо полагать, не безвозмездно. И никто из них, несмотря на возбуждённые уголовные дела, реально так и не был привлечён ни к какой ответственности.

Другой пример, причём уникальный и единственный пример в мире. Глава федерального Министерства атомной промышленности РФ Евгений Олегович Адамов, с попустительства (а, скорее, с одобрения) ельцинской шайки, ухитрился создать десятки, если не сотни, коммерческих предприятий за рубежом (в основном в США) и в России со своим личным участием. Он грабил нашу страну и присвоил даже те 9 миллионов долларов, которые выделило правительство США для повышения безопасности российских атомных объектов. За все свои преступления он отделался четырьмя с половиной годами условного осуждения.

А чего стоил ельцинский советник, небезызвестный «генерал» Дима – начинающий адвокат Якубовский, – сугубо гражданский человек, который за никому не известные «подвиги» в одну ночь по указу Ельцина стал генералом и который оказался обычным уголовником и был судим – несмотря на высочайшее ельцинское покровительство – за кражу книг из публичной библиотеки.

И таких «героев» десятки и сотни, а многие из них не изобличены и продолжают быть во власти до сих пор, переводят деньги в оффшоры, жируют, являются «элитой» нашей страны.

Не могу также не вспомнить еще одного человека – Костикова, бывшего пресс-секретаря Ельцина, который, уйдя на пенсию, начал делать из себя мученика ельцинского режима. На самом деле именно он был глашатаем всех бредовых идей и оправданий поступков своего хозяина. Причём всё это преподносилось таким образом, что у людей возникал вопрос, от чьего имени он говорит – от собственного или от имени Ельцина. Неспроста в народе его стали называть Министром всех дел. Казалось, нет ни одной дыры, в которую бы он не сунул нос, не облив при этом грязью всех, кто был в оппозиции к Ельцину.

Костиков очень любил публично порассуждать о харизме Ельцина, искусственно насаждая его образ как простого и упрямого русского мужика-медведя, если бы не одно «но». Оказывается, как писали некоторые газеты оппозиции, родной дядя Ельцина по линии отца был Борух Моисеевич Эльцин (это к вопросу о русскости), который в 1918–1920 годах являлся членом коллегии НКВД. Неискушённые люди новое для них слово «харизма» понимали как образованное от слова «харя». И если Костиков тоже имел в виду именно это, то он был прав, поскольку никакой особой привлекательностью, никаким магнетизмом – что и является содержанием харизмы – Ельцин не обладал. Наоборот, его опухшее лицо без всякой мысли в глазах, нередко пьяное, вызывало только отвращение. А тот факт, что он в первые годы после своего появления в Москве приобрёл очень много сторонников, является не результатом его харизмы, а благодаря «борьбе с привилегиями» да показным поездкам в общественном транспорте.

Ельцин достойно отблагодарил Костикова за старания: однажды по его пьяной команде его подручный Коржаков сбросил пресс-секретаря с борта теплохода в реку.

У меня много чего есть рассказать об этих почти двух десятках лет кошмара, но о тех годах написано сотни книг, и не мне тягаться с их авторами. Да и не могу я быть объективным, оценивая произошедшие события.

Все эти события и перемены не могли не затронуть и правоохранительные органы, и прежде всего руководство системы МВД. Происходили соответствующие события и в руководстве милиции на региональном уровне страны, в том числе и в Архангельской области.

Так, незадолго до своего снятия с должности первого заместителя министра внутренних дел в ноябре-декабре 1984 года Чурбанов приезжал в Архангельск, привёз своего человека – для согласования с обкомом КПСС – на должность начальника областного УВД вместо В. И. Вдовина, который дорабатывал в системе последние дни. Но в обкоме партии, по слухам, уже знали о предстоящем «закате эпохи» Чурбанова, поэтому особо с ним не церемонились и отказали его протеже. И, действительно, вскоре Чурбанова освободили от должности и назначили заместителем начальника управления по внутренним войскам МВД СССР. Этому событию предшествовал «подарочек» всем работникам советской милиции: 9 ноября 1984 года был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении бывшего министра внутренних дел Н. А. Щёлокова всех наград и званий. А 10 ноября все работники милиции должны были праздновать День советской милиции, обычно отмечаемый большим концертом (транслируемым по телевидению) с присутствием на нём первых лиц государства. Не было никаких сомнений, что дата опубликования указа была определена преднамеренно.

Вскоре после изъятия наград у Щёлокова, что практически осуществлялось с участием П. Г. Мищенкова (бывший заместитель начальника управления исправительно-трудовых учреждений Архангельской области, ставший в 1979 году после окончания Академии МВД первым заместителем начальника ГУ ИТУ МВД СССР, а затем первым заместителем начальника Управления кадров МВД СССР, наверное, не без влияния «мохнатой руки» в ЦК КПСС, а точнее, родственника Мищенкова, о котором он сам рассказывал в академии), Н. А. Щёлоков застрелился. Его место занял В. В. Федорчук, бывший председатель КГБ страны. Как пишет С. Кредов в своей книге «Щёлоков», Федорчук не скрывал, что Андропов назначил его главой МВД СССР, «ненавидя и желая меня унизить», «он (Андропов) ненавидел меня лютой ненавистью», «он меня ненавидел так же, как я его». Под стать ему был и его заместитель по кадрам – генерал В. Я. Лежепеков, который до этого назначения был заместителем председателя КГБ СССР, то есть того же Андропова.

Федорчук, не стесняясь, заявил, что он пришёл в милицию наводить порядки, как будто в КГБ при его руководстве стало меньше предателей. И полетели милицейские головы, были сокращены штаты многочисленных структур. Особо пострадала, как говорили, милицейская наука. Не знаю, для дела или ради наведения порядка всё это происходило, но мне понравилось, что Федорчук категорически запретил назначение москвичей на должности в министерство. Он доверял только людям из регионов, и в период его правления практически все, кто стремился работать в Москве, без особых проблем там и оказались. Несколько человек уехали из нашего областного УВД. Чуть не уехал и я. Уже дошло до фактического одобрения моей кандидатуры, и я уже ждал вызова в МВД для окончательного собеседования, но тут вмешался очередной Его Величество Случай: групповой побег из изолятора временного содержания в Онеге, произошедший из-за разгильдяйства местного начальника милиции. Из МВД прилетел Бурцев – заместитель начальника ГУООП МВД, который (несмотря на то, что беглецов под моим руководством задержали в течение двух дней) жаждал крови, грозил Панарину (начальнику областного УВД) принятием определённых мер, если он не накажет меня как ответственного в области за ИВС, хотя 26 декабря 1984 года – за несколько дней до побега – сам же Бурцев на Всесоюзном совещании руководителей служб охраны общественного порядка, проходившем в Рязани, назвал наш отдел ООП одним из лучших в стране. А страна тогда называлась СССР. Конечно, Панарин, который незадолго до этого был назначен на должность, постарался и объявил мне приказом предупреждение о неполном служебном соответствии, но в приватной беседе, пытаясь успокоить меня, заявил, что это для отчёта, что он скоро взыскание с меня снимет и я смогу перевестись в МВД. Я и поверил, не стал приказ обжаловать, хотя наказание было совершенно незаконным ни по форме, ни по существу.

Фактически на этом с моим переводом в Москву было покончено. Меня вычеркнули из списков и к этому вопросу никогда не возвращались. И даже через пару лет, когда проверяющие из штаба МВД, ознакомившись с моими разработками по единому плану действий сил и средств органов внутренних дел при различных ЧП независимо от их вида, с моего согласия начали решать вопрос о моём переводе для работы в штабе МВД, но, узнав об объявленном мне когда-то предупреждении о неполном соответствии должности и уже давно снятом, дали отбой.

Официально это взыскание с меня сняли только 5 ноября 1985 года вечером, на торжественном собрании, причём одним приказом наряду с поощрёнными сотрудниками. Понятно, что меня от такой «милости» затрясло, так как почти все уже забыли об этом незаконном взыскании, а тут публично напомнили. Я плюнул на всё и ушёл домой, где по-настоящему затемпературил, но, скорее всего, потому, что днём организовывал работу нарядов по обеспечению порядка во время митинга в честь открытия обелиска «Доблестным защитникам Советского Севера» на площади Профсоюзов. Был такой холодный и сильнейший ветер, что все инструкторы горкома партии двумя руками держали полотнище, которым был накрыт обелиск, а бедный В. Елезов (первый секретарь горкома партии) от холода не мог нормально выговорить ни слова. Надо было видеть, как бросились все участники митинга в разные стороны, как только полотнище с обелиска было сорвано, а его открытие было объявлено. Через минуту на площади остались только милицейские наряды.

Рушились бастионы, которые ещё несколько месяцев назад считались неприступными и несокрушимыми. Прекратила своё существование Коммунистическая партия Советского Союза.

30 ноября 1990 года на общепартийном собрании личного состава УВД было принято решение о ликвидации парткома, а значит, и парторганизации УВД. И сразу же посыпались заявления о выходе из партии, но большинство просто молча прекратило платить членские взносы и перестало участвовать в партийных мероприятиях.

Кажется, самым первым из бывшей парторганизации УВД официально подал заявление о выходе из КПСС М. Федотов (начальник отдела вневедомственной охраны), неизменно и чуть ли не ежегодно награждаемый приказами начальника УВД за лучшее проведение занятий с личным составом по марксизму-ленинизму.

Штатный секретарь парткома УВД В. Н. Бызов, получавший немалую зарплату за эту должность, оказавшись не у дел, пришёл ко мне в службу и напросился на вакантную должность, на которой и проработал до увольнения из органов на пенсию.

Упоминая о КПСС, хотел бы сказать несколько слов и о своём членстве в партии. После увольнения из органов внутренних дел я продолжил состоять в рядах бывшей КПСС, а теперь уже КПРФ, хотя видел и сознавал, что КПРФ – это далеко не КПСС с точки зрения партийного строительства. Партией правил, по сути, самопровозглашённый вождь Г. Н. Зюганов, который имел весьма мощную поддержку в обществе. Его электорат составляли не только члены партии, но и почти все пенсионеры, все те, кто сожалел об уничтожении СССР. Я довольно активно поддерживал линию КПРФ, даже избирался в 1999 году делегатом на пятую конференцию Архангельской городской парторганизации от партийной организации «Центральная». Но, к сожалению, с годами речи Зюганова стали просто пугающими. Он предлагал, по сути, повторение той обстановки, что была в лихие 90-е годы. Хотя задача, на мой взгляд, состояла не в ломке, а в наведении порядка в стране.

Где-то в 2002–2003 годах от зюгановской команды откололась значительная часть партактива, которая, по сути, встала в оппозицию к Зюганову. В оппозиции оказался и Ю. А. Гуськов – бывший первый секретарь Архангельского обкома КПСС, возглавивший парторганизацию области и после ельцинского захвата власти. В такой обстановке для меня был потерян всякий смысл продолжать оставаться в рядах КПРФ, и 11 февраля 2003 года я подал заявление о выходе из партии. Присяге я не изменил, поскольку, вступая в партию, присягал КПСС.

Как бы там ни было, но наличие различных оценок событий 90-х годов – несмотря на то, что я был непосредственным участником многих из них, хотя и на местном, региональном, уровне, и свидетелем этой эпохи, – возможно, и мешает объективному взгляду на них. И, видимо, нужно, чтобы прошло не одно и не два десятилетия, чтобы обозначилась историческая правда и выявилась подлинная роль каждого «героя» этих перипетий.

Далеко за примером ходить не надо. Семьдесят лет мы свято верили, что события февраля 1917 года – это буржуазная февральская революция как предтеча Октябрьской пролетарской революции. А теперь, когда появились весьма убедительные исследования и масса книг на эту тему, выясняется, что февральские события были государственным переворотом, устроенным масонами. Оказывается, все её «герои», начиная с А. Н. Керенского, а также большинство членов Временного правительства были масонами, поэтому Февральская революция и была масонской, и преследовала цель установления власти масонов. Всем известно, что масоны ничего не делают, не сообразуясь со своими планами глобального масштаба. А движущей силой Октябрьской революции, оказывается, были разночинцы и бедное дворянство из русского еврейства, тесно сотрудничавшие с зарубежьем, а также вовлечённые ими в силовые акции солдаты, которые целыми полками дезертировали с германского фронта, и немногочисленные рабочие отряды, возникшие на основе забастовочных событий на крупных предприятиях.

Да и много ли сил было нужно, чтобы совершить захват государственной власти. Внутренние причины (влияние Распутина, бездарность и коррупционность правящей верхушки) до основ расшатали российское самодержавие. Оно практически рухнуло само от косности, подлости и дурости. Поэтому масоны без труда развалили эту власть. Но шла война, которую Германии объявило царское правительство, которого уже в марте 1917 года не стало. Временное правительство бездействовало, никак не могло определиться со своей позицией. Этим и воспользовались Ленин и его сторонники, умело применив недовольство солдат для установления власти Советов.

Другое дело – Гражданская война, когда уже армия (в лице офицерства) и крепкое крестьянство наконец-то осознали, чем грозит им «диктатура пролетариата».

Конечно, всё это спорно. Советская история советского государства, которая была, по сути, историей ВКП(б), позднее переименованной в КПСС, и современная история того же государства – объективно разные вещи. И где истина, ещё предстоит установить нашим потомкам.

Волна «вольнодумства» и свободы в выдвижении кандидатов в народные депутаты, в том числе и в областной Совет народных депутатов, порождённая потерей государством тотального контроля буквально за всем, не могла не породить желания у огромного количества людей проявить себя, быть причастными к переменам, рождённым перестройкой. Мной же, помимо всего прочего, двигал застой в моей карьере. Я жаждал перемен и поэтому, не долго думая, решил тоже баллотироваться. Выбрал избирательный округ, который охватывал часть Октябрьского района города Архангельска, и уже 10 января 1990 года подал документы для регистрации в качестве кандидата в депутаты областного Совета народных депутатов. Кандидатов по этому округу оказалось аж одиннадцать человек, и среди них были первый секретарь Архангельского городского комитета ВЛКСМ Ю. Б. Медуницин, генеральный директор Архснабсбыта Л. М. Титов, директор коммунального техникума, пара работяг и другие. Я почему-то сразу решил, что они мне не соперники: комсомольское и советское было «не в моде», фамилии других кандидатов народу были просто неизвестны, а моя фамилия в Архангельске за полтора десятка лет была уже на слуху: благодаря моей должности довольно часто упоминалась в средствах массовой информации, нередкие мои выступления по радио и телевидению на милицейские темы, публикации в газетах моих заметок и т. д.

Выборную кампанию я проводил без отрыва от своей службы, никаких проблем в связи с этим не возникало, тем более, что практически всю техническую работу взял на себя сотрудник отдела ООП Александр Сергеевич Малаховский (старший инспектор), с которым меня связывали не только служебные отношения, но и совместная творческая работа над книгами.

Во время выборной кампании я получил немало писем с одобрением своего стремления быть депутатом, с просьбами дать денег, выделить квартиру и т. п. Но была и пара анонимок, в которых меня обливали грязью и кляли всеми ругательствами, которые можно было только придумать. Жаль, не указали, за что именно ругали-то. Может быть, и за дело. Анонима одного из этих писем я знаю, уж очень характерными для него были слог и содержание письма.

Одним словом, в день подачи документов я был зарегистрирован кандидатом в депутаты, а на выборах, хоть и во втором туре, – а это случилось 19 марта 1990 года – я победил и стал народным депутатом областного Совета. Но узнал я об этом, будучи в Москве на Высших академических курсах при Академии МВД СССР, куда уехал по разнарядке министерства практически сразу же после похорон матери, которая умерла 15 марта. Многие удивились моему отъезду, но для меня это был выход – надо было прийти в себя, осмыслить дальнейшее.

Конечно, немаловажную роль в моей победе на выборах сыграло то, что это были первые по-настоящему демократические выборы областного уровня (и, по-моему, последние), и выборная кампания для всех кандидатов практически ничего не стоила в смысле денег, разве что пару сотен, потраченных на агитационные листовки. Только известность и авторитет имели тогда значение. Никаких денег, никакой лжи, никакого пиара, в плохом понимании этого слова.

К этому времени новорождённые «капиталисты» еще боялись кичиться своим богатством, ещё не успели легализовать наворованное под видом приватизации, все выжидали, и поэтому я с полным правом заявляю, что выборы в областной Совет 1990 года были первыми и единственными демократическими выборами в нашей области. Депутатами стали те, кто вызывал доверие избирателей своей работой, своей известностью, своими программами, своим видом, наконец.

Что касается уголовного элемента, то он был занят накоплением первоначального капитала, и ему ещё и в голову не приходило, что награбленные деньги можно легализовать посредством депутатских мандатов, а самому прийти во власть. Но уже к следующим выборам, а тем более к последующим, все разобрались, что к чему. Пример некоторых состоявшихся депутатов показал, какую выгоду можно извлечь из децутатства. Оказалось, будучи депутатом, можно прорваться и во власть, и к деньгам. Поэтому путь к повторению депутатства для меня и мне подобным был просто закрыт. Теперь всё решали только деньги, потому что предвыборная кампания стала стоить больших средств.

На первых же заседаниях Совета избрали председателя и его заместителя. Борьба была ожесточённая, однако председателем стал Юрий Александрович Гуськов, бывший первый секретарь обкома КПСС, а его замом стал Виктор Александрович Ширяев, судья облсуда.

Я записался в две депутатские постоянные комиссии: в молодёжную, где власть сразу захватили неформалы из Северодвинска, и по правопорядку, здесь я стал председателем, но после схватки с другими желающими занять этот пост. Особенно старался В. С. Чикин, мало кому известный, непредсказуемый в поступках, который сразу публично пожаловался на меня на первом же после этого заседании Совета. Как председатель комиссии я был утверждён и членом президиума Совета, который просуществовал недолго. Вместо него создали малый Совет. Чуть позже меня вдобавок ко всему избрали ещё и председателем комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Но эта комиссия была не депутатской, а работала на полуштатной основе, так как в её составе была штатная должность секретаря. Этот секретарь вёл всю техническую и подготовительную работу по рассмотрению материалов на заседаниях. Должность секретаря я выпросил у П. Н. Балакшина, который в то время возглавлял администрацию области, благодаря чему комиссия работала, по сути, на постоянной основе и успела рассмотреть – в отличие от многих других регионов – огромное количество дел. Чрезвычайно интересно было изучать материалы по репрессиям конкретных лиц, а они касались периода с 30-х до 1950 года.

Почти по всем политическим репрессированным, то есть осуждённым по политическим статьям, принимались решения о реабилитации, но почти по всем этим материалам значилось, что виновные свою вину признавали полностью и рассказывали, как они совершали политические преступления.

Другое дело, что было много заявлений о реабилитации от лиц, осуждённых за чисто уголовные преступления, хотя их фигуранты утверждали, что этих преступлений они не совершали, что их им «навешивали» из политических соображений, а признаваться в совершении таких преступлений их заставляли. По таким делам решающее значение имело заключение прокуратуры, которая обязана была изучать архивы по заявлениям.

Окончилось моё председательство в этой комиссии уже после того, как всех депутатов по указу Ельцина насильственно лишили депутатских полномочий.

Депутатский корпус состоял из личностей, я бы сказал, среднего уровня, к которым – надеюсь, я себя не переоцениваю – отношу и себя. Выдающихся личностей не появилось, хотя яркие, отличающиеся от общей массы, конечно, были. Например, Ю. А. Гуськов – человек государственного мышления, В. А. Ширяев, А. В. Дмитриев, П. Н. Казакевич, П. Г. Вершинин, В. М. Сивков и некоторые другие. Они-то и задавали тон сессиям.

Были и просто неординарные личности, как Дмитрий Владимирович Зинченко, выпускник Киевского высшего военного инженерно-авиационного училища, совсем ещё молодой мужик в звании капитана. Казалось бы, с учётом депутатства какая перед ним служебная перспектива открылась. А он вдруг возьми да и уволься из армии и только ради одного – безвозмездно и бескорыстно быть ближе к тяжелобольным детям, находящимся в облбольнице. Газеты назвали этот поступок «послушанием по благословению настоятеля Антониево-Сийского монастыря отца Трифона». Конечно, это не поступок Че Гевары, но что-то из этого ряда, это уж точно.

Но, удивительно, были и такие депутаты, которые за весь срок своего депутатства не произнесли ни слова публично, сидели и молчали, как будто происходящее их не касалось. Конечно, это были случайные люди, манекены, которые оказались абсолютно не в своей тарелке, не на своём месте и со временем перестали являться на сессии, не принеся никакой пользы своим избирателям.

Должен, к сожалению, сказать, что среди депутатов нашего созыва был и психически больной человек, но и он был избран народом, а это, конечно, свидетельствовало о проблемах, а точнее, недостатках выборной системы, если такое стало возможно.

Естественным процессом было деление депутатского корпуса на разные неформальные группы, прежде всего, по территориальному признаку.

Очень сильна была депутатская группа «Северодвинск». По сути, вопросы в облсовете решались так, как голосовала эта группа. Именно её голосование зарубило мою кандидатуру на пост заместителя председателя облсовета (Ю. А. Гуськова), и им стал Сивков из Северодвинска. Помню, как тому, что не прошла моя кандидатура, очень шумно радовался И. А. Охрименко, который присутствовал на сессии в числе приглашённых. До него даже не доходило, какую выгоду могло бы иметь УВД в случае избрания меня на этот пост.

В противовес северодвинцам, хоть и с опозданием, – не помню уже по чьей инициативе – была создана депутатская группа «Архангельск». Сначала власть в ней захватил депутат В. А. Крупин со своими единомышленниками, но в дальнейшем первую скрипку в ней стали играть М. Королёв, А. Н. Казакевич и я, ваш покорный слуга, назначенный сразу сопредседателем этой группы. Результативность её деятельности, в отличие от северодвинской, оказалась низкой из-за пассивности членов группы, из-за неявки некоторых из них не только на заседания группы, но и на сессии, и как следствие – провалы вопросов, по которым группа пыталась занять определённую позицию. Вопросы в основном касались областного бюджета, а, значит, и распределения денег по регионам области.

Депутатская работа, несомненно, очень интересная, но для одного человека – неподъёмная, если работать по-настоящему. Основное – это предварительная работа над вопросами очередной грядущей сессии, а вопросов не менее 30–40, и практически по каждому из них мне надо было готовиться не просто как депутату, которому предстоит по ним голосовать, а как председателю комиссии по правопорядку (через полгода её переименовали в комиссию по законности). Комиссия во главе с председателем должна была до сессии выдать заключение с точки зрения законности, если не по каждому конкретному проекту решения сессии, то по каждому второму – это уж точно.

Кроме того, были ещё обязательные работы в округе, приёмы населения, необходимость присутствия на различных мероприятиях, а ещё кучи бумаг, среди которых большая часть – жалобы на соседей, на мужей, на нужду, просьбы о помощи деньгами и т. д. и т. п. А тут ещё приход людей – в основном не из моего округа – непосредственно в облсовет со своими проблемами, и каждый почему-то считал, что я как председатель комиссии по законности должен заниматься их вопросами лично. Конечно, приходилось всё расставлять по своим местам: добился, чтобы жалобы людей из канцелярии Совета шли не мне, а по подведомственности – в милицию, в жилищные органы, местные администрации и так далее, то есть туда, где обязаны были рассматривать и решать по существу соответствующие вопросы; сумел перестроить и отношения с посетителями: выслушивал и работал только по тем вопросам, которые входили в мою компетенцию как депутата. Всем остальным просителям давались рекомендации, куда следует обратиться. Согласитесь, что принимать жалобу на строгий приговор суда по уголовному делу или разбираться в семейных спорах даже порой очень уважаемых людей в области, с жалобами на которых и с кипами всяких бумаг являлись их жёны, – это не только не обязанность депутата, но и противоречит закону.

Отметал я и всякие попытки втянуть меня в коммунальные проблемы, потому что, во-первых, это не входит в обязанности депутата областного уровня, во-вторых, коммунальные прорехи были и остаются не просто проблемой, а массой огромных проблем, копившихся десятилетиями, которые можно разрешить только с помощью миллиардных вложений, а этого никто не собирался делать. Конечно, ради популизма можно было заняться каким-то одним конкретным дырявым унитазом, а потом долго трубить в прессе о том, какой я хороший – добился замены унитаза, как делалось и делается некоторыми депутатами. Да и делается это в нынешние времена некоторыми депутатами за свои деньги – а они, как правило, у них есть. У них есть теперь и неплохо оплачиваемые помощники, работающие на штатной основе. В наше время никаких помощников не было и в помине.