Текст книги "Записки бывшего милиционера"

Автор книги: Эдуард Скляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

10. Криминализация страны и милицейская повседневность

С начала 80-х годов в стране стала осложняться криминогенная обстановка. Всё чаще и чаще стали совершаться преступления, о которых ещё пару лет назад и не слышали. Мне кажется, знаковой точкой в этом процессе следует считать до сих пор не раскрытое, в какой-то мере таинственное, убийство популярной актрисы Зои Фёдоровой, которое произошло в декабре 1981 года. А потом посыпалось: каждое преступление, как выражаются нынче, круче и страшнее другого. В качестве примеров могу напомнить фрагменты нескольких судебных процессов по небывалым для 80-х годов преступлениям, показанным фрагментарно по телевидению: о банде студентов из семи человек, приговорённых к расстрелу в Воронеже, или о краже группой военных у себя в части 640 пистолетов (ПМ) и 5 тысяч патронов и другом. Даже нас, работников милиции, подобные преступления просто поражали, настолько они для того времени были в диковинку. Появились подобные случаи и в нашей области.

22 сентября 1988 года в Архангельске исчез милиционер Максимов, который нёс службу у кинотеатра «Русь». Исчезновение обнаружилось утром на другой день, и только потому, что при смене дежурных нарядов недосчитались пистолета. Тело убитого нашли около трёх часов дня в кустах, в зоне поста: четырнадцать ножевых ран, проломлена голова и почти перерезано горло, исчезло оружие, радиостанция, сумка постового. Небывалое происшествие для Архангельска! Но оно, к сожалению, осталось нераскрытым, хотя и были подозреваемые. А один из них, некий Лебедев, при конвоировании его оперативниками выпрыгнул в окно третьего этажа здания УВД и разбился насмерть. Убийство Максимова явилось одним из звеньев резкой бандитской криминализации области, да и страны в целом.

Особо страшной стала ситуация в молодёжной среде. Резко возросла преступность среди несовершеннолетних. Этому – наряду с беззаконием, творимым властью, – способствовала вакханалия на многочисленных телеканалах. Началось наглое, откровенное вдалбливание в юные головы вседозволенности, культа насилия и денег, что не могло не дать горьких плодов. Правоохранительные органы, и прежде всего органы внутренних дел, с одной стороны, оказались совершенно не готовыми к таким переменам. С другой стороны, вместо радикальных мер противостояния преступности, что в большей мере зависело от центральной власти, они продолжали «борьбу» с бумажными показателями, используя для этого возможности, предоставляемые советской, а потом и такой же российской статистикой. Не буду голословным и напомню, как ещё в апреле 1990 года в президиум областного Совета депутатов с письмом на восьми страницах обратился В. К. Дугин, который с февраля 1987-го по сентябрь 1989 года возглавлял уголовный розыск области и который вынужден был покинуть свой пост из-за разногласий с начальником областного УВД Панариным.

Дугин – москвич, уголовный розыск области возглавил по рекомендации министерства, был независим в суждениях, за что и был изгнан из рядов архангельской милиции.

В своём письме он, среди прочего, обращал внимание депутатов на архаичность методов руководства органами внутренних дел области, на запущенность, а вернее, на полное непонимание руководством УВД значения профилактики, на направленность основных усилий на формирование показателей и использование для этого любых приёмов. В качестве примера Дугиным приводился факт незаконной регистрации 700 преступлений как раскрытых по фактам приобретения в аптеках наркотиков по поддельным чекам. Зарегистрировать 700 раскрытых преступлений означает резко увеличить общий вес преступлений, тем самым резко уменьшить в этом весе долю нераскрытых. Правда, в ходе прокурорской проверки по четырёмстам таким преступлениям постановления о возбуждении уголовных дел были отменены как необоснованные. Но дело-то сделано, отчёт в министерство уже ушёл.

Много внимания Дугин уделил в своём письме вопросам неиспользования в УВД современных возможностей борьбы с правонарушениями на основе применения электронно-вычислительной техники. В этом вопросе Архангельская область безнадёжно отстала от других регионов. И как тут не вспомнить о разработанной и внедрённой отделом ООП электронной программе «Адм-стат-Личность». Каких трудов стоило мне уговорить начальника УВД Панарина дать согласие на это! Были потрачены большие средства, программа начала действовать, хотя и были сбои, что объективно является неизбежным в начале применения любого новшества. Пошёл процесс накопления информации, в этом и был основной смысл программы. Но вместо организационной поддержки мы чувствовали сначала полное равнодушие со стороны руководства, а затем, с подачи И. А. Охрименко (заместитель Панарина), наше нововведение было Панариным закрыто под предлогом того, что на органы внутренних дел легла эта новая обязанность, а им, органам внутренних дел, надо «заниматься раскрываемостью». Если не подозревать здесь умысла на вред, то в этом как раз проявилась дремучесть руководства, полное непонимание им значения и возможностей ЭВМ в профилактике правонарушений и борьбе с преступностью.

Возвращаясь к молодёжной теме, вспоминаю публикацию в газете «Архангельск» за 14 апреля 2001 года о том, как студентки Архангельского педагогического университета утащили с вахты общежития кошку на восьмой этаж, облили её бензином и подожгли. Напрасно задавать вопросы о том, кто они, эти девчонки, дети человека или зверя? Кто их воспитал, что это за родители? Как они оказались студентками такого учебного заведения и что стало с ними и с теми, с кем им приходится жить, общаться, а возможно, и учить их? После этого случая прошло более десяти лет, и в голову приходит мысль, что именно эти выпускницы педвуза, давно уже взрослые, уже, может быть, имеющие солидный «педагогический» стаж за плечами, воспитывают нынешних девчонок и мальчишек. Но чему они их могут научить, если сами способны на зверства?

В этот период катастрофические масштабы приобрели грабежи и кражи при перевозке грузов на транспортных средствах, причём на всех их видах.

На грабёж поездов выходили целыми деревнями и посёлками, на ходу отцепляли вагоны и опустошали их. На шоссейных дорогах, на стоянках автотранспорта бесследно исчезали десятки и сотни большегрузных трейлеров с ценными грузами. И везде, как на заказ, как по сговору, полное отсутствие охраны, полное бездействие власти.

Муж моей дочери Ирины, будучи начальником отделения БХСС в одном из райотделов милиции, рассказывал мне, что половину рабочего времени его отделение проводит на главпочтамте с разбирательствами по заявлениям граждан по кражам из посылок. В 90-е годы стоимость пересылки, как и всех прочих почтовых отправлений, ещё не достигала тех размеров, которые ныне напрочь отбили охоту у граждан пользоваться услугами почты. Посылок было много, но практически половина их вскрывалась и обворовывалась, видимо, почтовыми работниками, а конверты с открытками внутри ими вскрывались все без исключения, поскольку советские граждане в те времена ещё имели обыкновение вдобавок к поздравлению вкладывать купюру между страничками открыток.

Из посылок воры брали всё: продукты, спиртное, вещи, а взамен, но не всегда, в ящики для веса клали пачки газет, мешковину и т. п.

Но, как признался сам рассказчик, по почтовым кражам за несколько лет было возбуждено всего два или три уголовных дела, хотя по закону требовалось это делать по каждой краже, но тогда бы процент раскрываемости преступлений – а почтовые практически всегда были «глухарями» – резко упал бы. Начальство такого не потерпело бы. Вот и приходилось всякими правдами и неправдами искать возможности для отказа в возбуждении уголовного дела. И находили.

Как в советское, так и в перестроечное время власть продолжала валить на органы внутренних дел всё подряд. Советская государственная реальность отличалась от жизни иных государств тем, что огромное количество социальных функций общегосударственного масштаба в стране просто некому было выполнять. Например, почти до конца XX века в Советском Союзе никто из всей системы органов партии (имеется в виду КПСС), органов власти и управления не отвечал в целевом порядке за обеспечение борьбы с наркоманией как социальным смертельно-опасным явлением в стране. Таких примеров можно привести сотни, и не удивительно, что партийные и советские органы большую часть исполнения многих этих «ничьих» функций – когда уже нельзя было закрывать глаза – сваливали на органы внутренних дел и, более того, с них же за это и спрашивали. И никого при этом не волновало, что в органах внутренних дел для обеспечения этих функций не было ни штатной численности, ни специалистов, ни денег, ни прочего материального обеспечения.

Я очень хорошо помню конец 50-х и начало 60-х годов, когда в стране взрывоподобно стала распространяться наркомания. И если в Тбилиси это было более-менее скрыто от непосвящённых, то, например, в Тихорецке, который в то время больше напоминал деревню, в вечернее время практически на каждом углу можно было видеть кучки пацанов, курящих и колющих наркоту. А во время велосипедных поездок на рыбалку, – чем я в Тихорецке очень увлекался, – проезжая мимо конопляного поля, я видел, как голые мальчишки, покрытые потом или маслом бегали по конопле, покрываясь её пыльцой, которую потом соскребали и скатывали из неё шарики для курения. И никто палец о палец не ударил, чтобы хоть что-то сделать для борьбы с этим злом. А поэтому уже вкусившие это зло люди открыто и нагло ради наживы втягивали в него очередных мальчишек и девчонок.

А что при этом делали милицейские руководители от министра до начальников областного и районного звена? Многие из них, не имея ни гражданского, ни служебного мужества хотя бы формально возразить властям и бить тревогу во все колокола, соответствующие функции перекладывали прежде всего на подразделения службы общественного порядка, на их штатный личный состав, если они (подразделения службы ООП) были, а были далеко не в каждом районном или городском отделе милиции, а в сельской местности, как правило, вообще отсутствовали. Но все делали вид, что так и должно быть и борьба с наркоманией ведётся. А в результате мы имеем то, что имеем, – сплошную наркотизацию страны. Хотя это, конечно, далеко не единственная, и тем более не главная, причина.

И только в 90-е годы в УВД-МВД начали создавать штатные службы борьбы с наркоманией, но эти службы были малочисленными и неквалифицированными, их работники порой даже не знали, как выглядит тот или иной наркотик. И представьте, наряду с этим законодатели России – опять-таки прикрываясь демагогической болтовнёй о правах человека – отменили уголовную ответственность за потребление наркотиков и тем самым подрубили последнюю реальную возможность борьбы с распространением этого зла. И теперь уже властям современной России приходится применять титанические усилия для борьбы с наркоманией, но пока практически безуспешно, и нет уверенности, что её вообще можно победить. Большой вопрос – кто кого? Если же учесть нынешнее беспрецедентное по сути реформирование системы уголовного наказания в сторону его небывалого смягчения, то мы, скорее всего, в этой борьбе проиграем.

Что касается либерализации уголовного наказания, то тут я категорический противник. Никогда ещё смягчение наказания не приводило к снижению преступности, и лгут те, кто пытается утверждать обратное.

Я – в прошлом полковник милиции, имеющий 30 лет стажа милицейской службы, окончивший два вуза (юридический и управленческий), человек, который в своё время слушал лекции известнейших учёных в сфере профилактики преступлений, таких как А. И. Алексеев, С. Е. Вицин, И. С. Ной, Ю. М. Антонян и других, – категорически заявляю, что уголовное наказание должно быть неотвратимым, строгим, но соизмеримым с конкретным преступлением. При этом наказание ни в коем случае не должно считаться только мерой воспитания, как десятилетиями власти пытались вдолбить в головы людей, закрывая глаза на реалии преступности. Назначение судом уголовного наказания должно преследовать прежде всего цель наказания, причиняющего преступнику физические и нравственные страдания. Конечно, речь не идёт о пытках, речь идёт о воздействии на человека средствами изоляции от общества, средствами ограничения доступа ко всему тому, что развлекает его, о воздействии обязательным физическим трудом с увеличенным рабочим днём и т. д. и т. п.

Перевоспитать взрослого человека – а сейчас взрослыми в рассматриваемом аспекте становятся чуть ли не с двенадцати лет – существующими гуманными средствами невозможно. Только страх перед неотвратимостью и строгостью наказания, причиняющего человеку нравственные и физические страдания, способен удержать часть (именно только часть) потенциальных преступников от совершения преступления. Значительную же их часть не остановит и страх наказания, потому что они или убеждены, что за очередное преступление им на сей раз уж непременно удастся избежать правосудия – и никаким перевоспитанием преступников не убедить в обратном, – или в силу личностной (психологической) деградации их вообще не страшит наказание, и они о нём даже и не думают, тем более что меры воспитания для них – пустой звук.

Разве можно было перевоспитать молодого парня – некоего Д. Виноградова – из города Подольска, который за считаные минуты расстрелял семь человек, своих сослуживцев, только потому, что (о чём рассказывали газеты), как он сам написал на своей странице ВКонтакте: «Всё, что я увидел и узнал за свою жизнь, воспитало у меня ненависть к человеку как к виду. Я ненавижу человеческое общество, и мне противно быть его частью. Я ненавижу бессмысленность человеческой жизни! Я ненавижу саму эту жизнь! Я вижу только один способ её оправдать: уничтожить как можно больше частиц человеческого компоста… Поймите, вы здесь лишние, вы – генетический мусор, которого здесь быть не должно, мусор, который возник случайно, в результате ошибки в эволюции, мусор, который должен быть уничтожен». Никакие обстоятельства, никакие причины или повод для такого преступления не могут оправдать Виноградова хоть в малой степени. Конечно, такие люди, как он, не имеют права не быть изолированными на всю свою оставшуюся жизнь.

В настоящее время в обществе в очередной раз возникла дискуссия по вопросу необходимости снижения возраста (до 12 лет), с которого можно было бы привлекать несовершеннолетних к уголовной ответственности за тяжкие преступления. Речь идёт не о заурядных кражах и тому подобном. Речь идёт только о посягательствах на жизнь и здоровье людей – а в современной криминальной истории уже зарегистрирован факт умышленного убийства шестилетним ребёнком – и других тяжких преступлениях, которые реально представляют большую угрозу обществу.

Казалось бы, это совершенно очевидная необходимость, так как общество уже стонет от преступлений малолеток. Опыт западных стран, так любимых нашими «демократами», в которых уже давно преступники привлекаются к ответственности с двенадцати лет, подтверждает это. Но, кажется, и на сей раз демагогия «правозащитников» побеждает, и при этом никто не задумывается, что потерпевшие – тоже люди и их тоже надо защищать. Древние говорили: «Кто щадит виновных, тот наказывает невинных». Однако у нас защищать предпочитают несовершеннолетних преступников. Ведь понятно, что двенадцатилетнего ребёнка, убившего другого просто так, от нечего делать или ради любопытства, уже ничем в современных условиях не перевоспитаешь, не сделаешь другим. Более того, безнаказанность неизбежно порождает в таком преступнике вседозволенность, а это путь к обязательному рецидиву. Но государство, общество всё-таки должны защищать нормальных людей, а не нравственных уродов, люди не должны страдать и гибнуть только из-за гуманных соображений по отношению к малолетнему преступнику. Значит, неизбежно напрашивается один вывод – необходима обязательная изоляция такого преступника. Пусть изоляция будет – с учётом малолетства – комфортной для него, но она должна быть. Этим, во-первых, мы хоть на время защитим общество от преступника, во-вторых, неизбежная изоляция, может быть, не всегда, а из ста случаев только в одном, но сыграет роль сдерживающего фактора для другого потенциального малолетнего преступника. Давно нужно было понять, что никакая душеспасительная беседа с малолетним убийцей или штраф для его родителей ещё никогда не удержали ни одного из них от совершения следующего преступления, причём, как правило, более тяжкого.

Ко всему этому хочу добавить, что проблемы уголовного наказания – это проблемы не только уголовного кодекса и судьи, который определяет меру наказания, это, конечно, и социально-психологическая проблема личности преступника. Несомненно, есть люди, для которых, к примеру, сам факт отбывания наказания в виде содержания в колонии-поселении является тяжелейшей мерой, более строгой он просто не выдержит, но есть и такие, для которых и цепи на руках и ногах лишь забавная игрушка. Опять-таки не могу не привести ещё одно изречение древних римлян: «Один нуждается в узде, другой – в шпорах». А поэтому обязательным, без всякого исключения, элементом судебного следствия должно быть проведение судебной социально-психологической экспертизы каждого подсудимого. И только от её результатов суд должен иметь право определять как вид уголовного наказания, так и его меру. Более того, от её результатов должно зависеть и решение вопроса о возможности применения так называемого упрощённого порядка судопроизводства, предусмотренного уголовно-процессуальным законом, к конкретному преступнику. Нельзя на откуп судьям отдавать право единолично решать вопрос о мере наказания без учёта результатов социально-психологической экспертизы.

В заключение этого раздела ради справедливости не могу не сказать (не в оправдание) о том, что в описываемые времена всё больше искушений стало появляться и для работников милиции. Безденежье, резкое ухудшение материального обеспечения не могло на них не сказаться – и посыпались преступления, ими совершаемые. Не миновало это и Архангельскую область. Попался на взятке начальник Беломорского райотдела милиции Северодвинска. На моей памяти ранее таких случаев не бывало.

Криминализация части милиции, методы, которые она стала употреблять в разборках между хозяйствующими субъектами, – как и само участие в таких разборках – породили немало горьких анекдотов о ней, которые отнюдь – и это надо признать – не беспочвенные. Вот пара из них:

«Почему, если на Западе в офис врываются люди в масках и с автоматами, то это – ограбление, а у нас – ОМОН?»

«Вчера была задержана группа бандитов-оборотней. Они охраняли правопорядок, возвращали владельцам угнанные автомобили и жили на семь тысяч рублей в месяц».

Но, кажется, ещё страшнее было то, что в конце 80-х и в начале 90-х годов началось бурление и в рядах самой милиции, начался её развал. Этому способствовало огромное количество материалов о «плохой» милиции в газетах, на ТВ и радио. Конечно, милиция тех лет была далеко не образцовым правоохранителем, но создавалось впечатление, что публикациями её преднамеренно пытались добить, чему, конечно, способствовала чехарда с министрами внутренних дел, устроенная Ельциным. Он всё искал абсолютно послушного ему человека, способного по его указке на любое преступление против общества, против страны. Милицию всё чаще стали привлекать к борьбе с массовыми недовольствами людей, попытками народа защитить свои интересы. Но и работники милиции, поддавшись веянию времени, всё чаще стали публично выступать в защиту своих «милицейских» интересов. Нередко это приобретало форму открытого бездействия по отношению к своим обязанностям по охране общественного порядка и борьбе с преступностью. В этой связи вспоминаю статью участкового инспектора милиции В. Губенко, опубликованную 4 ноября 1989 года в газете «Комсомольская правда». Эта статья была предметом повсеместных неорганизованных обсуждений в милицейской среде. А чего стоит массовый митинг работников милиции в защиту своих прав на Дворцовой площади в Ленинграде в том же 1989 году! Не обошли публичные акции и архангельскую милицию. Наиболее запомнившаяся из них – голодовка в феврале 1989 года следователя А. П. Евсеева и оперативника А. А. Меджиняна, которые разместились в палатке, поставленной у ограды сквера напротив здания Главпочтамта. К подобным событиям можно отнести и «демарш» ранее уже упомянутого мной Бурдова, который с частью личного состава своей роты решил протестовать против своих непосредственных начальников.

Конечно, всё это происходило на фоне громадья всем известных событий в стране 80-х-90-х годов. Не обошли они и Архангельск. Здесь, на мой взгляд, они проявились прежде всего в выборах депутатов всех уровней по-новому, приватизации-при-хватизации госсобственности, возне вокруг строительства атомной тепловой станции в Архангельске (многие на этом сделали себе карьеру, стали известны), назначении сверху главой администрации области А. А. Ефремова – губернатора, как подхалимно именовали его СМИ и различные приближённые. Должность губернатора в области была введена при И. Ф. Михальчуке в 2009 году. Области явно не везло на губернаторов, в отличие от многих настоящих губернаторов царского времени.

Начиная от А. А. Ефремова – неожиданно, в результате интриг «там, наверху» (о чём откровенно писали газеты того времени) назначенного указом Ельцина главой администрации области, – все они, в том числе Киселёв, Михальчук, оказались случайными, слабыми руководителями, которые ничего не дали региону. Всё шло само собой, независимо от того, кто из них был у власти, точно так же, как если бы их вообще не было «у руля».

Ефремов, возглавлявший область с 1996 по 2004 год, если чем и прославился, то это своей рыжей «шкиперской» бородой. Из-за его такой яркой внешности правители нашей страны любили включать его в состав различных делегаций, посещающих зарубежные края. В милицейской среде Ефремова нередко называли «заслуженным туристом»; в области он бывал редко, ничем особенным, кроме своей рыжей бороды и склонности к застольям, не запомнился. Неспроста область дружно проголосовала против него на очередных выборах, и победил человек по фамилии Киселёв, которого можно было назвать «растерянным молчуном».

Киселёв пришёл во власть благодаря пиару, творимому наймитами, шумно, но возглавлял область незаметно и ушёл с должности тоже почти незаметно, как будто его и не было. Но с удивлением о нём поговорили – это был скандал в связи со взяткой, – когда по TV показали видео, снятое скрытой камерой, где Киселёв брал деньги пинцетом, опозорив область. Вскоре после этого он и ушёл с поста. Кстати, последний раз я его видел случайно в Театре сатиры в Москве, куда в очередной раз за минералами ездил с Еленой. Это было 25 сентября 2009 года. Мы по приглашению супругов Виктора и Дины Шушаковых (он – мой сокурсник по Академии МВД, уже на генеральской пенсии, она – врач-офтальмолог, живут в Москве) пришли посмотреть спектакль «Мольер» по пьесе Булгакова «Кабала святош», кстати, с А. Ширвиндтом в главной роли. Когда проходили на свои места, увидели через ряд от нас Киселёва, видимо, с супругой. Он кивнул мне. А судя по его реакции, он узнал меня как архангелогородца, с которым сталкивался где-то в коридорах власти, хотя лично я с ним знаком не был. Вот так, достаточно побывать в кресле губернатора, хоть и бесславно (если не сказать хуже), чтобы потом всю оставшуюся жизнь проживать в столице, и, надо думать, весьма безбедно. Чисто советская номенклатурная система, несмотря на провозглашённый капитализм.

Не могу не сказать о том, что спектакль ни нам, ни Шушаковым категорически не понравился: ни его убогие декорации с пыльными шторами, ни режиссура, ни игра актёров, в частности крайне ленивое исполнение Ширвиндтом своей роли.

Славословить Ефремова стали после его смерти бывшие его приближённые, и их понять можно – одновременно они тем самым оправдывали себя и свои дела. И если нам, его современникам, всё это понятно, то наши потомки могут и поверить в эти славословия. Нельзя же поставить ему в заслугу то, что годы его правления пришлись на тяжелейшие годы последствий перестройки. От его губернаторства жизнь людей отнюдь не стала легче, да и в регионе при его правлении ничего, кроме прожектов, не появилось нового. Уж, казалось бы, как не проявить себя в алмазном вопросе, но и тут – полный ноль для области. И совсем невозможно в этом аспекте серьёзно воспринимать его туры в Австралию и Африку для «изучения» алмазного вопроса.

В области в эти годы всё же было несколько известных личностей, которые, по большому счёту, и делали её историю. К ним я бы прежде всего отнёс Юрия Александровича Гуськова, Александра Петровича Иванова, Павла Николаевича Балакшина и других.

Время от времени на публичной арене появлялись и иные лица, например Виктор Садков, Виктор Ширяев, Юрий Барашков. Последний сделал себе имя в борьбе со строительством в Архангельске тепловой атомной станции.

Кстати, огромных трудов стоило областной власти в конце 80-х годов пробить в верхах положительное решение вопроса о строительстве этой атомной тепловой станции. Строительство было начато, выбрана площадка, проложены дороги, началось строительство городка для персонала и строительство нулевого цикла самой станции. Были потрачены миллиарды рублей. И вот при таком положении дел новоявленные демократы ради предвыборного популизма сделали всё, чтобы погубить это уже начатое дело. Пропали миллиарды, пропала стройплощадка, а главное, город лишился надёжного, достаточного и дешёвого источника тепла. Зато на выборах в Верховный Совет победил один из ярых «противников» строительства станции – Ю. Барашков, который через пару лет вместе с другими депутатами «сдал» Советский Союз. Здесь слово «противник» в кавычках, потому что уверен, что Барашков стал противником АТС не по убеждению, не по знанию вопроса, а ради депутатского пиара. Потом он, кстати, признал «ошибочность» своей позиции, но дело-то сделано, а вернее, загублено – исчез один из шансов на улучшение жизни людей.

Считаю, что в равной мере с Барашковым (и иже с ним) виноват и тогдашний глава администрации области – П. Н. Балакшин. К сожалению, в этом деле ему не хватило ни государственной мудрости, ни элементарной смелости противостоять оголтелой «антиатомной» шумихе.

Из всех перечисленных очень уважаемых мной людей я особо выделил бы А. П. Иванова, которому в понимании бюджетного процесса, способности дать объективную оценку любым событиям в Архангельской области вообще не было равных, во всяком случае, мне такие неизвестны. Я думаю, что А. П. Иванов, если бы захотел, легко мог бы стать главой администрации области, но он почему-то бездействовал – то ли ждал, что его выдвинут, то ли были какие-то обстоятельства, мне неизвестные, которые мешали ему стать таковым.

Несколько разочаровала меня в отношении к А. П. Иванову ситуация, когда он выступил по гражданскому делу в облсуде в качестве свидетеля – а по сути как главный эксперт – по моему иску. Дело в том, что где-то в начале 2001 года я, как предприниматель, находился на налоговом режиме, называемом «Единый налог на вменённый доход», размер которого устанавливался местной властью в зависимости от ряда показателей, в том числе от уровня инфляции (показатель условно обозначался К4). На 2001 год областным законом № 13-2-03 этот К4 был установлен как 1,9, то есть увеличился почти в два раза, в то время как инфляция за предыдущий год в области составила всего 21 процент, а прогнозируемый К4 на 2001 год составил 30 процентов, но никак не 90. Таким образом, власть в три раза завысила размер налога, взимаемого с меня и тысяч таких же, как я, предпринимателей. Вот по этому поводу я обратился в суд с исковым требованием признать указанный облзакон в соответствующей части незаконным. Вопреки моим правомерным ожиданиям облсуд своим решением от 13 апреля 2001 года (дело № 3-37) отказал в удовлетворении моих требований, и это вопреки федеральному законодательству. А Иванов как свидетель сделал всё, чтобы облзакон был оставлен в прежнем виде. Что двигало Ивановым, я не знаю, могу только догадываться, что он каким-то образом был заинтересован в этом беззаконии, возможно, он и был разработчиком этого закона в соответствующей части.

Но я и другие юристы, с которыми я делился проблемой, убеждены, что решение облсуда, вступившее в силу, не соответствует федеральному закону, и это подтверждается самим текстом решения, которое, обильно цитируя нормы федерального законодательства и областных законов, не имеющих отношения к предмету спора, ни разу не упомянуло пункт 2 статьи 5 Федерального закона от 31.07.98 № 148-ФЗ, гласящий: «Сумма единого налога рассчитывается… также с учётом повышающих (понижающих) коэффициентов базовой доходности, которые определяются в зависимости от… инфляции».

Более того, в решении облсуда не приведено ни одного прямого доказательства, опровергающего неправомерность искового требования. Кроме того, облсуд обвинил меня в «узком» понимании слова «инфляция», но почему-то не объяснил, что такое инфляция в широком смысле, в каком законе говорится об этом и почему надо её понимать не так, как о ней говорится в законе. Вот и всё решение вопроса, и вся аргументация суда.

Я, как юрист, понимаю, что суды, вопреки закону, как были, так и остаются по сути государственными органами и защищают бюджет как могут, и трудно ждать от них объективности, когда затрагиваются интересы государства, но позиция А. П. Иванова меня просто убила, потому что я всегда считал его человеком объективным и неспособным идти против правды.

Серая «культурная» жизнь в городе этих лет изредка оживлялась приездами различных знаменитостей, встреча и пребывание которых, как правило, осуществлялись строго по заранее разработанным программам, утверждённым партийным органом. Обязательным элементом этих программ были вопросы обеспечения общественного порядка в местах присутствия таких гостей и предупреждение в их отношении каких-либо правонарушений. Мне по должности были известны эти визиты, так как именно отдел ООП разрабатывал и обеспечивал реализацию соответствующей части этих программ. Поэтому мне приходилось не только видеть визитёров, но и вступать с ними в контакт. Здесь речь не идёт о государственных деятелях – ими занимался КГБ, он же и привлекал нас к решению милицейских вопросов в подобных мероприятиях. Не идёт речь и о, например, артистах уровня Эдиты Пьехи, Владимира Этуша и им подобных знаменитостях, одна за другой приезжавших в Архангельск на гастроли. Речь идёт о гостях более высокого уровня. Например, Иван Папанин – известный герой-полярник, который прибыл в наш город 28 июня 1983 года. Было ему уже 89 лет, совершенно седой и со своими странностями. Запомнилось его заявление о краже денег ночью из номера гостиницы, где он поселился. Осмотр места происшествия показал, что при запертой двери совершить это было просто невозможно. Факт кражи не подтвердился. Зато в ходе следственных мероприятий мне удалось сделать несколько неплохих фотоснимков Папанина.