355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдгар Аллан По » Зомби » Текст книги (страница 20)
Зомби
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:21

Текст книги "Зомби"


Автор книги: Эдгар Аллан По


Соавторы: Говард Филлипс Лавкрафт,Роберт Альберт Блох,Клайв Баркер,Джозеф Шеридан Ле Фаню,Брайан Ламли,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Ким Ньюман,Лес Дэниэлс,Чарльз Грант
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

VI. Легион мертвецов

Год назад, после исчезновения доктора Герберта Веста, полиция Бостона подробно допросила меня об особенностях нашей совместной многолетней работы и обстоятельствах последней встречи. Полицейские подозревали, что я о многом умалчиваю, вероятно, даже догадывались об истинных причинах моей скрытности: я не мог рассказать им всю правду просто потому, что они мне не поверили бы. Они знали, что деятельность Веста была связана с такими вещами, которые обычному человеку трудно вообразить. Мой коллега с увлечением и самоотдачей занимался исследованием природы жизни и смерти и при этом ставил эксперименты на человеческих трупах, пытаясь их реанимировать. Держать столь активную деятельность в полном секрете от окружающих было невозможно. Что касается последней катастрофы, свидетелем которой я оказался, то ее обстоятельства были настолько чудовищны и невероятны, что я и сам не уверен в реальности происшедшего.

Долгие годы я являлся самым близким другом Веста и его тайным помощником. Познакомились мы очень давно, еще во время учебы на медицинском факультете, и я с самого начала принимал участие в его жутких исследованиях. Вест медленно, но верно совершенствовал свое изобретение – оживляющий раствор, который вводился посредством инъекции в тело недавно скончавшегося человека и возвращал покойного к жизни. Для работы над ним все время требовался свежий экспериментальный материал, причем в большом количестве. Чтобы его добыть, нам приходилось идти на самые отвратительные поступки. Но даже это было не самым страшным. Куда ужаснее оказались жуткие твари, созданные Вестом в результате неудачных опытов, – несколько ходячих груд мяса, оживленных мертвецов, безумных, бесчувственных и тошнотворных, лишенных всего человеческого. В этих неудачах не было ничего удивительного: сознание и разум можно восстановить только в очень свежих телах, поскольку клетки головного мозга весьма чувствительны и начинают разрушаться при первых признаках разложения.

Необходимость постоянно добывать мертвые тела для экспериментов в конце концов привела к нравственной гибели Герберта Веста. Найти свежий труп и заполучить его в свое полное распоряжение было непросто. В итоге настал день, когда Вест вцепился в живого и совершенно здорового человека и использовал его тело для опытов. Борьба, укол и сильнодействующий алкалоид превратили его в труп первой категории; эксперимент удался. Результат был недолговечен, но запомнился мне на всю жизнь. С тех пор душа Веста огрубела и будто иссохла, взгляд стал тяжелым. Он оценивающе поглядывал на людей крепкого физического здоровья и высокой нервной организации. К несчастью, я сам обладал первым качеством и с некоторых пор стал до смерти бояться своего друга, поскольку заметил, что он и на меня порой бросает плотоядные взгляды. Посторонние люди ничего не замечали, зато я все видел, чувствовал и понимал.

После исчезновения Веста у многих возникли нелепые подозрения на мой счет. На самом деле мой друг боялся гораздо больше, чем я. Ведь гнусное дело, которому он посвятил свою жизнь, требовало скрытности и постоянных ухищрений. Неудивительно, что даже собственная тень заставляла его вздрагивать. Отчасти он боялся полиции, но гораздо чаще его маниакальный страх имел куда более смутные причины, связанные с ужасными тварями, которых он некогда реанимировал, принудив к противоестественному, мучительному существованию, в ряде случаев так и не прекратившемуся. Обычно в подобных ситуациях Вест прибегал к помощи револьвера, но нескольким тварям все же удалось ускользнуть. Во-первых, мы ничего не знали о судьбе нашего первого подопытного; на месте его могилы обнаружили странные следы, будто кто-то рыл землю. Во-вторых, было живо тело профессора из Аркхема, которое совершило несколько актов каннибализма. Его поймали и, не опознав, упрятали в сумасшедший дом в Сефтоне, где оно в течение шестнадцати лет колотилось головой о стены. Говорить о других выживших и вовсе не поворачивается язык: в последние годы благородный научный интерес Веста превратился в патологическую, кошмарную манию. Он бросил все силы на оживление отдельных фрагментов человеческих тел, а также частей, приживленных к другой органической материи, уже не человеческой. К тому моменту, когда Вест исчез при таинственных обстоятельствах, его работа превратилась в бессмысленный и омерзительный садизм; о многих экспериментах я даже намекнуть не могу в печати. А Первая мировая война, в которой мы оба участвовали в качестве хирургов, лишь усилила маниакальные наклонности Веста.

Называя его страх перед собственными творениями "смутным", я хочу сказать, что это чувство имело сложную и противоречивую природу. Отчасти оно происходило от сознания, что эти чудовища по-прежнему существуют на свете, а отчасти – от понимания того, какие страшные увечья они могут нанести своему создателю, если обстоятельства сложатся неудачно. Исчезновение подопытных усугубляло ситуацию: Весту было известно местонахождение только одного – несчастного узника сумасшедшего дома. И еще более странное чувство страха, совершенно особое, возникло у моего приятеля после любопытного эксперимента, проведенного в 1915 году в госпитале канадской армии. Во время ожесточенного боя Вест реанимировал майора сэра Эрика Морланда Клапама-Ли, кавалера ордена "За безупречную службу", нашего общего коллегу-врача, который располагал достаточными сведениями об экспериментах Веста и мог при необходимости воспроизвести его опыты. Голову майора отделили от тела, чтобы выяснить, способно ли туловище к какой-либо самостоятельной квазиразумной деятельности. За секунду до того, как здание госпиталя было уничтожено германским снарядом, стало ясно, что эксперимент удался. Обезглавленное туловище произвело ряд вполне осмысленных движений. Как бы дико это ни звучало, мы с Вестом оба были совершенно уверены, что отсеченная голова трупа, лежавшая в самом дальнем и темном углу лаборатории, при этом издавала членораздельные звуки. Разрыв снаряда милосердно прервал тошнотворную сцену. Однако Вест явно предпочел бы иметь больше уверенности в том, что мы с ним оказались единственными, кто выжил. Он нередко высказывал леденящие душу предположения относительно того, что мог делать, оказавшись на свободе, безголовый врач, умеющий реанимировать мертвых.

Последняя штаб-квартира Веста располагалась в очень изящном старинном особняке, окна которого выходили на одно из старейших кладбищ Бостона. Причины, по которым Вест решил поселиться здесь, имели символический и отчасти эстетический (как это ни странно звучит) характер – большинство захоронений на этом кладбище были сделаны еще в колониальную эпоху, а потому не могли принести никакой пользы естествоиспытателю, нуждающемуся в исключительно свежих трупах. В секретной лаборатории, которую бригада рабочих, специально привезенных из другого города, устроила под домом, ниже подвального помещения, имелась большая кремационная печь. Она позволяла бесшумно и незаметно избавляться от трупов, отдельных частей человеческих тел и их синтетических симуляторов – одним словом, от всего, что оставалось после безумных экспериментов и богопротивных развлечений владельца.

Выкапывая в подвале котлован для лаборатории, рабочие наткнулись на фрагмент старинной каменной кладки. По всей видимости, она была как-то связана с кладбищем, однако находилась слишком глубоко, чтобы можно было отнести ее к одной из сохранившихся гробниц. Произведя несложные расчеты, Вест пришел к выводу, что кладка принадлежит стене какого-то потайного помещения, расположенного под семейным склепом Эйврилл, чье последнее захоронение датировалось 1768 годом. Я присутствовал при этом неожиданном открытии и видел, с каким выражением лица Вест изучает поверхность изъеденной временем, влажной от конденсата стены, очищенной от земли лопатами и мотыгами. Я полагал, что возможность открыть вековые тайны, спрятанные под склепом, вызовет в нем болезненный, извращенный восторг. Однако на сей раз боязливость, которую я в последнее время все чаще замечал, впервые одержала верх над врожденным любопытством. Былая сила духа изменила Весту, и он выдал свой страх, приказав оставить стену на месте и даже заштукатурить ее. Так она и стояла до той адской ночи.

Я говорю, что мой приятель начал слабеть, деградировать, но исключительно в психическом плане, и перемены эти были едва уловимы. Внешне он ничуть не менялся: был невозмутим и хладнокровен, та же худощавая невысокая фигурка, соломенного цвета волосы и голубые глаза за стеклами очков. Он по-прежнему казался молодым человеком, несмотря на прошедшие годы и мучившие его страхи. Даже вспоминая о той могиле, которую кто-то пытался разрыть голыми руками, и со страхом глядя через плечо, даже думая о страшной кровожадной твари, грызущей зубами решетку своей клетки в сефтонской психиатрической лечебнице, Вест внешне оставался спокойным.

Началом конца для Герберта Веста стало событие, о котором мы узнали однажды вечером, когда мирно сидели в общем рабочем кабинете. Вест расположился за столом, с любопытством переводя взгляд с меня на газету и обратно. В глаза ему бросился странный заголовок на скомканном листе. Казалось, огромная когтистая лапа дотянулась до нас из прошлого, из того далекого дня шестнадцать лет назад. В пятидесяти милях от нас, в сефтонском сумасшедшем доме, произошло невероятное событие, которое привело в ужас всю округу и сбило с толку полицию. Рано утром, перед рассветом, на территорию лечебницы вошла группа безмолвных мужчин. Их предводитель разбудил санитаров и сиделок. Это был зловещего вида военный офицер; когда он говорил, губы его не двигались, как у чревовещателя, а голос, казалось, раздавался из гигантского черного чемодана, который он нес в руках. Лицо, лишенное мимики, было очень красиво, если не сказать – ослепительно-прекрасно. Однако, когда его озарил электрический свет, директор лечебницы пришел в ужас, ибо увидел, что лицо вылеплено из воска, а глаза отлиты из разноцветного стекла. По-видимому, этот человек стал жертвой невообразимого несчастного случая. Ориентироваться в пространстве ему помогал очень крупный мужчина – донельзя уродливый увалень, синюшное лицо которого было будто разъедено какой-то неведомой хворью. Предводитель обратился к администрации лечебницы с просьбой, чтобы ему передали на попечение людоеда, доставленного шестнадцать лет назад из Аркхема. Получив отказ, незнакомец дал сигнал к началу внезапного нападения. Негодяи избили всех сиделок и санитаров, которые не успели сбежать, четверых даже убили и в конце концов освободили чудовище. Пострадавшие, которые могли говорить о происшествии без истерики, клялись и божились, что бандиты действовали не как люди. Скорее они напоминали жуткие машины, управляемые предводителем с восковым лицом. К тому времени, как подоспела подмога, странные посетители и захваченный ими безумец исчезли без следа.

Прочитав эту статью, Вест до полуночи просидел будто парализованный. В полночь в дверь позвонили. При этом звуке он вздрогнул всем телом. Поскольку слуги уже спали у себя на чердаке, открыть пришлось мне. Как я впоследствии сообщил полиции, никакой повозки на улице не было – лишь группа людей странного вида, которые внесли в переднюю большой квадратный ящик и поставили его на пол. Затем один из них пробормотал очень неестественным голосом: "Экспресс-доставка по предоплате". После этого они вывалились обратно на улицу и подпрыгивающей походкой направились прочь. Как это ни нелепо, но мне показалось, что они двинулись в сторону старого кладбища, к которому примыкал задний фасад нашего дома. Когда я вернулся в дом и захлопнул входную дверь, Вест спустился в переднюю и взглянул на ящик. Тот имел форму правильного куба, около двух футов в длину, ширину и высоту. На нем было четко указано имя Веста и его последний адрес. Рядом красовалась следующая надпись: "От Эрика Морланда Клапама-Ли, Сент-Элуа, Фландрия". За шесть лет до этих событий руины госпиталя, в который попал германский снаряд, погребли под собой обезглавленное реанимированное тело доктора Клапама-Ли и его отсеченную голову, издававшую, как нам тогда показалось, членораздельные звуки.

Было бы неверно сказать, что посылка привела Веста в крайнее возбуждение. Его душевное состояние являло образец ужаса. "Это конец, – сказал он. – Но все равно давай сожжем эту штуку". Напряженно прислушиваясь, мы отнесли ящик вниз, в лабораторию. Разумеется, многие подробности стерлись из моей памяти – можете себе представить, в каком смятении я пребывал. Но те, кто говорит, что я сжег в кремационной печи тело Веста, – гнусные лжецы. Мы вместе подняли деревянный ящик, поместили его в печь, закрыли заслонку и включили электропитание. За все это время внутри не раздалось ни единого звука.

Вест первым заметил, что с древней стены, отделявшей лабораторию от старинного склепа, местами посыпалась штукатурка. Я хотел было удрать, но он меня остановил. В стене показалось маленькое черное отверстие, пахнуло затхлым ледяным воздухом, могильной землей и перегноем. Все происходило в полной тишине. Вдруг электрические лампы погасли, и в призрачном свете, словно из преисподней, я увидел силуэты множества странных существ, породить которых могло только безумие или что похуже. Они сосредоточенно разбирали стену. Среди них были человеческие, получеловеческие, частично человеческие и вовсе не человеческие силуэты – разнородное стадо гротескных существ. Медленно, не спеша, тихо, один за одним они вынимали камни из вековой кладки. Затем, когда пролом оказался достаточно велик, они всей толпой ввалились в лабораторию под руководством обладателя красивой восковой головы. Кошмарное чудовище с безумным взглядом выскочило из-за его спины и схватило Веста. Тот не сопротивлялся и не издал ни звука. Все твари разом набросились на него и растерзали прямо у меня на глазах, а куски забрали с собой в таинственную и страшную каменную пещеру подземного склепа. Голову Веста унес предводитель, одетый в форму офицера канадской армии. За мгновение до ее исчезновения во тьме я увидел, как в голубых глазах за стеклами очков появились первые жуткие признаки безумного, нескрываемого ужаса.

Утром слуги нашли меня без сознания. Вест исчез. В кремационной печи не было ничего, кроме пепла. Следователи начали меня допрашивать, но что я мог им рассказать? В связь сефтонской трагедии с исчезновением Веста они не поверят, как не поверили в существование ночных посетителей, доставивших нам квадратный ящик. Когда я рассказал о подземном склепе, они показали мне стену, покрытую нетронутым слоем штукатурки, и рассмеялись. Поэтому об остальном я решил умолчать. Полицейские думают, что я безумец либо убийца. Вероятно, я действительно лишился рассудка. А коли так, это могло случиться лишь оттого, что проклятые мертвецы не произнесли ни единого звука.

Лиза Таттл
В лабиринте

А есть еще Лиза Таттл, которая думает, что никогда не писала рассказов о зомби… Вот ее слова: ""В лабиринте" появился на свет благодаря воспоминаниям о романтично проведенном отпуске, о счастливой многодневной поездке в черном, мини" по западной части Британии, о ночах в "В&В", точно таких, как описанная в рассказе гостиница. На поле у гостиницы никакого лабиринта не было, во всяком случае я его там не видела".

"На самом деле, – продолжает автор, – я никогда в жизни не видела настоящих торфяных лабиринтов, но много о них читала, и меня заворожила эта тема. По моему разумению, никто еще толком не объяснил, для чего их сооружали. Мой рассказ – одна из версий ответа на этот вопрос".

Последний роман Лизы Таттл, "Утраченное будущее" ("Lost Futures"), вошел в шорт-лист премии Артура Кларка за 1992 год. Роман был издан вслед за ее книгами "Дух родства" ("Familiar Spirit"), "Габриэль" ("Gabriel") и написанной в сотрудничестве с Джорджем Р. Р. Мартином "Гаванью ветров" ("Windhaven"). Короткие рассказы Лизы Таттл вышли в сборниках "Воспоминания тела" ("Memories of the Body"), "Космический корабль из камня" ("А Spaceship Built of Stone") и "Гнездо кошмаров" ("А Nest of Nightmares"). Также она составила антологию рассказов женщин-писательниц в жанре хоррор "Кожа души" ("Skin of the Soul").

Вывеску "В&В" мы увидели с дороги, и, хотя солнце было еще высоко и не было настоятельной нужды искать пристанище для ночлега, нам понравились пейзаж, большой добротный фермерский дом, и привлекла вывеска "Дом викария". Фил свернул на подъездную дорогу, припарковал на повороте нашу малолитражку и сказал: – Можешь не выходить. Я только загляну и спрошу. Я все равно выбралась из машины, просто поразмять ноги и погреть плечи под косыми лучами солнца. Чудесный был день. В воздухе пахло навозом, но вкупе с другими деревенскими ароматами это не было неприятно. Я прошла к живой изгороди, что отделяла сад от раскинувшихся за ним полей. Вдоль подъездной дороги тянулась невысокая каменная стена, и я забралась на нее, чтобы оглядеть поле.

В центре поля в полном одиночестве стоял человек. Он был слишком далеко, и я не могла разглядеть его лицо, но что-то в его неподвижной фигуре заставило меня поежиться. Испугавшись, что он заметит меня, я быстренько слезла со стены.

– Эмми? – Фил шагал в мою сторону, его удлиненное лицо светилось от радости. – Там великолепная комната, пойдем посмотришь.

Комната была на втором этаже, с огромной кроватью, платяным шкафом невообразимых размеров и большим окном с широким подоконником, которое я сразу открыла. Я стояла у окна и смотрела на поля.

Ни следа человека, которого я только что там видела. Я представить не могла, куда он подевался за такой короткий промежуток времени.

– Ужин планируем в "Гластонбери"? – поинтересовался Фил, расчесывая волосы перед зеркалом, висящим на внутренней стороне дверцы шкафа. – У нас еще хватит времени, чтобы осмотреть аббатство.

Я оценила расположение солнца на небосклоне.

– А завтра мы можем забраться на тор.

– Ты можешь забраться на тор. А я уже сыт восхождениями на все эти древние холмы и памятники старины – Тинтагель, Сент-Майкл, Кэдбури-Касл, Силбури-Хилл…

– Мы не забирались на Силбури-Хилл, он огорожен.

– И правильно, а то бы ты меня заставила и на него карабкаться. – Фил подошел ко мне сзади и крепко обнял.

Я расслабленно облокотилась на него, казалось, кости мои растопились, и притворно-сварливо затараторила:

– В прошлом году, когда ты попросил показать тебе все чудеса Америки, я не ныла. Так что теперь, в порядке обмена любезностями, ты мог бы продемонстрировать мне достопримечательности Британии. Там, откуда я родом, нет ничего похожего на Силбури-Хилл или Гластонбери-Тор.

– Если бы в Америке был Гластонбери-Тор, вы соорудили бы там подъемник, – сказал Фил.

– Или хотя бы сделали в ограде окошко и продавали проезжающим гамбургеры.

Мы оба не сдержались и расхохотались.

Я представляю нас в той комнате у окна, мы обнимаем друг друга и смеемся… Я представляю, что так будет всегда.

На ужин в кафе "Гластонбери" был гриль ассорти. Прогулка по аббатству заняла больше времени, чем мы рассчитывали, и, когда мы прибыли в кафе, хозяйка уже собиралась закрываться. Фил очаровал ее и упросил не торопиться и накормить двух последних посетителей. Седая, толстая и беззубая хозяйка на протяжении всего ужина болталась возле нашего стола и кокетничала с Филом. Он ей подыгрывал, улыбался, шутил, льстил, но как только хозяйка поворачивалась к нему спиной, Фил подмигивал мне и трогал за коленки. Его стараниями внятный собеседник из меня не вышел.

Вернувшись в "Дом викария", мы оказались втянутыми в чаепитие супругами – хозяевами отеля – и постояльцами. Так как лето уже клонилось к закату, помимо нас в "В&В" остановилась только пара из Бельгии.

Электрический камин был включен, и в гостиной было чересчур тепло. От духоты комната казалась меньше, чем она была на самом деле. Я пила сладкий чай с молоком и с восхищением наблюдала за Филом, который поддерживал разговор о погоде, природе и Второй мировой войне, а у моих ног лежал старый белый пес.

Наконец чай был допит, коробка с печеньем завершила третий круг, и мы с Филом могли ретироваться в наше прохладное убежище на втором этаже. Мы избавились от одежды, забрались в огромную постель, шептались на личные темы и занимались любовью.

Я поспала совсем немного и, проснувшись, осознала, что рядом Фила нет. Шторы мы не задергивали, лунного света было достаточно, чтобы разглядеть Фила. Он сидел на подоконнике и курил.

Я села.

– Не спится?

– Это все моя гнусная привычка. – Он помахал сигаретой; я не видела, но могла представить его смущенную улыбку. – Не хотел тебя тревожить.

Фил последний раз глубоко затянулся и раздавил сигарету в пепельнице. Когда он встал на пол, я увидела, что он в вязаном свитере, который был достаточно длинным, чтобы соблюсти приличия, но худые ноги при этом оставались голыми.

Я хихикнула.

– Что такое?

– Ты без штанов.

– Верно, очень смешно. Я смеюсь над тобой, когда ты в платье? – Фил повернулся к окну, потянулся вперед и открыл окно пошире. – Чудесная ночь… ого!

– Что?

– Там… люди. Не могу понять, что они делают. Кажется, танцуют в поле.

Подозревая, несмотря на искренние нотки в голосе Фила, что это шутка, я встала и, обхватив себя за плечи, подошла к окну. Присоединившись к Филу, я посмотрела в ту же сторону, что и он, и увидела их. Это определенно были люди. Пять, может быть, шесть или семь фигур двигались по спирали, будто бы играли в какую-то детскую игру или танцевали деревенский танец.

А потом я увидела. Это было похоже на внезапное постижение оптического обмана. В первый момент ничего не понять, а в следующий – полная ясность.

– Это лабиринт, – сказала я. – Посмотри, он виден на траве.

– Торфяной лабиринт, – предположил Фил.

Один из передвигающихся по древней ритуальной спирали вдруг остановился, поднял голову и посмотрел прямо на нас. На таком расстоянии при смутном лунном свете я не могла точно определить, мужчина это или женщина. Просто темная фигура с бледным лицом.

И тогда я вспомнила, что уже видела кого-то именно на этом поле, возможно, именно в том самом месте, и поежилась.

– Что они делают? – спросила я.

– По всей стране еще сохранилась традиция танцевать или бегать в лабиринтах, – сказал Фил. – Большинство старых торфяных лабиринтов исчезло, люди перестали за ними следить еще в том столетии. Их называют трой-таун или мизмейз. Никто не знает, когда и для чего их начали сооружать, был ли проход по лабиринту забавой или ритуалом и какой в нем смысл.

Рядом с первой фигурой остановилась еще одна, взяла ее за руку и, казалось, что-то сказала. А потом эти две фигуры продолжили танец по спирали.

– Мне холодно, – сказала я.

Меня била дрожь, но не от физического холода. Я высвободилась из уютных объятий Фила и побежала к кровати.

– Это, наверное, ведьмы, – сказал Фил. – Хиппи из Гластонбери пытаются воскресить старинные обычаи. Такие места привлекают всяких чудаков.

Я зарылась под одеяло, оставив только нос снаружи, и ждала, когда зубы перестанут стучать, а тепло разольется по телу.

– Я могу пойти и спросить, что они делают, – сказал Фил, голос его звучал странно. – Я бы хотел узнать, кто они. У меня такое чувство, будто я должен это знать.

Я встревоженно смотрела ему в спину:

– Фил, ты туда не пойдешь!

– Почему нет? Это вам не Нью-Йорк. Я буду в полной безопасности.

Я села и даже не придержала одеяло.

– Фил, не надо.

Он отвернулся от окна и посмотрел на меня:

– Что такое?

Я не могла говорить.

– Эмми, ты что, плачешь? – с тревогой и нежностью спросил Фил.

Он подошел к кровати и обнял меня.

– Не оставляй меня, – прошептала я, уткнувшись в его свитер грубой вязки.

– Конечно, я тебя не оставлю. – Фил погладил меня по голове и поцеловал. – Конечно не оставлю.

Но конечно, он оставил. Не прошло и двух месяцев. Оставил так, как никто из нас тогда и представить себе не мог. Но уже в ту ночь, наблюдая за танцующими в лабиринте, уже тогда он умирал.

Утром, оплачивая счет за постой, Фил упомянул о танцующих людях, которых мы видели ночью. Хозяин категорически не хотел в это верить.

– Вы уверены, что вам это не приснилось?

– Абсолютно уверен, – сказал Фил. – Я еще подумал, что это, наверное, какой-то местный обычай.

Хозяин фыркнул:

– Какой-то обычай! Танцы в поле посреди ночи!

– Там торфяной лабиринт… – начал было Фил.

Но хозяин упрямо мотал головой:

– Нет там никакого лабиринта!

Фил был терпелив:

– Я не имею в виду лабиринт из живой изгороди, как в Хэмптон-Корте. Обыкновенный торфяной лабиринт, такие делали в стародавние времена. Сейчас его почти не видно, хотя вряд ли прошло так уж много лет с тех пор, как ему дали зарасти. Я видел такие и в других местах, читал о них. В прошлом был обычай бегать по лабиринту, танцевать в нем или играть. Думаю, какой-то такой здесь и возродили.

Хозяин пожал плечами:

– Я ничего об этом не слышал.

Накануне мы узнали, что хозяин с женой чужаки в этих местах, перебрались сюда лет двадцать назад. Очевидно, хозяин был не очень посвящен в местные обычаи.

Мы уже загрузили свои сумки в багажник, а Фил все медлил и смотрел в сторону живой изгороди.

– Мне действительно очень хочется взглянуть на этот лабиринт вблизи, – сказал он.

Сердце у меня сжалось, но я не смогла найти ни одной убедительной причины, чтобы удержать Фила.

– Мы не можем нарушать право владения… – робко попыталась я.

– Пройтись по полю – не значит нарушать право владения!

Фил зашагал вдоль изгороди к шоссе. Я не хотела оставлять его одного и поспешила следом. Через несколько ярдов в изгороди была калитка, и мы через нее вышли в поле. Когда мы там оказались, я подумала, что мы вряд ли найдем лабиринт. Не имея возможности посмотреть на поле с высоты, как из окна в "Доме викария", и к тому же при дневном освещении, сложно было заметить незначительное изменение уровня почвы, поросшей высокой травой.

Фил оглянулся на дом, мысленно провел прямую линию до окна, потом повернулся и, прищурившись, посмотрел в поле, пытаясь вычислить расстояние до нужного места. А потом он пошел вперед, медленно, то и дело поглядывая под ноги. Я плелась позади, держалась от него на расстоянии и вовсе не была увлечена поиском лабиринта. Я не могла бы объяснить свое состояние, но лабиринт отпугивал меня. Я хотела бы уйти с поля, хотела снова оказаться на шоссе, ехать вдвоем с Филом в нашей малолитражке, грызть яблоки, любоваться пейзажами и болтать.

– Вот!

Услышав триумфальный возглас Фила, я замерла на месте. Он прыгал с ноги на ногу, одна определенно стояла выше другой.

– Кажется, здесь! – крикнул мне Фил. – Кажется, я его нашел. Если этот ров тянется дальше… Да, да, это здесь! – Он остановился и, широко улыбаясь, посмотрел на меня.

– Замечательно, – сказала я.

– Иди сюда, посмотри. – Фил покачивался взад-вперед, демонстрируя мне глубину рва.

– Верю на слово.

Фил вскинул голову:

– Я думал, тебе будет интересно. Думал, что-нибудь такое как раз по вашей части. Забавные обычаи древних бриттов.

Я пожала плечами, но не смогла объяснить, что меня беспокоит.

– Любимая, у нас куча времени, – сказал Фил. – Обещаю – залезу на Гластонбери до того, как двинемся дальше. Но сейчас-то мы здесь, я хочу прочувствовать это. – Он протянул мне руку. – Давай пройдем по лабиринту вместе.

Было так легко взять его руку и сделать это. Но мое желание быть рядом с Филом, воспринять проход по лабиринту как очередную забаву пересилила необъяснимая уверенность в том, что в этом месте таится опасность. И если я откажусь составить ему компанию, он, возможно, откажется от этой идеи и уйдет вместе со мной. Пусть бы он дулся в машине, но потом все равно остыл бы, а мы, по крайней мере, уехали бы из этого места.

– Давай уйдем прямо сейчас, – попросила я, руки мои напряженно прижались к бокам.

По лицу Фила пробежала тень неудовольствия, он повернулся ко мне спиной и пожал плечами.

– Ну, тогда дай мне одну минуту, – сказал он, а я стояла и наблюдала за тем, как он начинает путь по лабиринту.

Фил не пытался изобразить подпрыгивающий танец, который мы наблюдали ночью накануне, а просто шел размеренным шагом. На меня он не смотрел, хотя, следуя по лабиринту, снова и снова оказывался лицом ко мне, он смотрел под ноги. Глядя на Фила, я чувствовала, что он с каждым шагом все больше отдаляется от меня. Я обхватила плечи руками и приказала себе не глупить. Я чувствовала, как тоненькие волоски у меня на руках и на позвоночнике встают дыбом, и изо всех сил боролась с желанием сорваться с места и убежать с этого поля. И еще у меня было такое чувство, будто кто-то за нами наблюдает, но, когда я огляделась по сторонам, вокруг не было ни души.

Фил остановился, я решила, что он дошел до центра лабиринта. Он стоял в профиль ко мне, не шевелился и смотрел куда-то вдаль. Я вспомнила человека, которого видела в поле, – возможно, в этом самом месте, в центре лабиринта, – когда мы только приехали к "Дому викария".

А потом Фил встряхнулся и, не глядя под ноги, переступая через тропинки лабиринта, направился ко мне. Он крепко меня обнял и спросил:

– Не злишься?

Мне стало чуть легче. Все кончилось, и ничего страшного не случилось. Я сумела тихонько рассмеяться:

– Конечно нет.

– Вот и хорошо. Тогда идем. Фил немного развлекся, и хватит.

Держась за руки, мы пошли в сторону шоссе. Больше об этом случае мы не вспоминали.

Потом, в те месяцы, что последовали за двухнедельным отпуском, я часто вспоминала волшебные дни, которые мы с Филом провели, путешествуя по юго-западу Англии. Воспоминания о той поре были антидотом более близким по времени воспоминаниям о последних днях в больнице, где был страдающий от боли Фил, где была смерть Фила.

Я вернулась в Штаты, в конце концов, это был мой дом, там жила моя семья и большинство моих друзей. Я прожила в Англии меньше двух лет, и без Фила оставаться там не было смысла. Подыскав квартиру неподалеку от того места, где жила сразу после колледжа, я устроилась преподавателем. Болезненно, со скрипом я начала строить новую жизнь. Я не переставала тосковать по Филу, боль со временем не стала меньше, но я приспособилась. Сумела.

Весной, на второй год моего одинокого существования, я начала думать о поездке в Англию. В июне у меня был отпуск, и я запланировала провести неделю в Лондоне, потом несколько дней в Кембридже у сестры Фила и несколько дней у друзей в Сент-Айвсе. Выезжая из Лондона на взятой напрокат машине, я не собиралась повторять навсегда запечатлевшийся в памяти маршрут того последнего отпуска, но обнаружила, что делаю именно это. Это была сладкая пытка. Каждый городок, каждая деревушка дарили светлые воспоминания, а печаль становилась все острее и глубже.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю