Текст книги "Зомби"

Автор книги: Эдгар Аллан По

Соавторы: Говард Филлипс Лавкрафт,Роберт Альберт Блох,Клайв Баркер,Джозеф Шеридан Ле Фаню,Брайан Ламли,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Ким Ньюман,Лес Дэниэлс,Чарльз Грант
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

До сих пор он всего два раза пытался проделать это, и оба раза не совсем удачно. Но во второй раз получилось лучше, чем в первый, так что, пожалуй, он понемногу учился, как и предсказывал Маргал. Почувствовав, что покрывается потом, он стянул дорогую рубаху и отбросил ее к ногам, потом принял прежнюю позу и снова закрыл глаза. Вскоре пот струйками стекал у него по груди.

Зато лицо стало проявляться, и не так, как прежде.

Раньше изображение возникало у него в голове, в уме. А в этот раз – иначе. В этот раз лицо бокора плавало над кроватью, в изножье.

– Маргал, ты пришел! – прошептал Люк.

В ответ глаза уставились на него. Люк ни у кого не видел таких пронзительных глаз.

– Я не прошу о помощи на боях, – заговорил Люк. – Сейчас я должен сказать тебе что-то важное.

Голова медленно качнулась вверх-вниз.

– Ты помнишь маленькую девочку – Тину Луизу Англэйд?

Ответ – "Конечно!" – пришел словно из далекого далека.

– Ну вот, она сейчас возвращается в Буа-Саваж. После того как она скрылась из дому в Дижо-Квалоне, она забыла свое имя и где жила, но теперь вспомнила. И сестра из швейцеровского госпиталя везет ее домой!

Глаза ответили на его взгляд с такой яростной силой, что парень едва не задохнулся. Он услышал вопрос и ответил:

– Да, я уверен. – Затем на следующий вопрос он покачал головой.

– Нет, ничего не могу сделать. Слишком поздно. Они выехали вчера утром.

Образ медленно померк и пропал. Немного погодя Люк мешком сполз на постель и лежал, дрожа в собственном поту, покуда не уснул.

2

Одинокий домик на прогалине был выстроен из обмазанной глиной плетенки и покрыт пальмовыми листьями. Всего минуту назад Кэй Гилберт засомневалась, действительно ли их проводник Джозеф знает место для ночлега или просто надеется наткнуться на что-нибудь подходящее. Обрадовавшись, что после многочасовой поездки на муле они хоть куда-то добрались, она свесила ноги с седла и спрыгнула наземь.

И споткнулась. И больно шлепнулась задом. И осталась сидеть, обняв колени руками, смутившись, что выглядит так глупо в глазах вышедших из дому мужчины и женщины.

Джозеф склонился со своего мула, поставил Тину на землю, спрыгнул сам и подбежал помочь Кэй.

Джозеф. Слава богу, у них есть Джозеф. Она достаточно навидалась в больнице молодых гаитян, чтобы распознать хорошего парня. Чистюля, умница, с мягкой речью и повадкой – о таком проводнике можно только мечтать. Его нашел им капрал полиции в Тру.

Кэй надеялась заночевать сегодня уже в Вальери. Там была церковь, и священник приютил бы их. Но они слишком припозднились с выездом из Кэйп-Гаитена. И еще тропа. Не тропа, а "русские горки", каждая миля – настоящая мука.

Ровный подъем – еще не самое плохое: понемногу привыкаешь клониться вперед, почти обнимая мула за шею. И спуск не так уж плох, когда научишься откидываться назад, что есть силы вцепившись в луку седла и молясь Богу, чтобы кожаные стремена не лопнули. А вот постоянная смена подъемов и спусков – просто ад, страшно до беспамятства и пытка для бедного тела. Она не раз позавидовала малышке Тине, надежно устроившейся в крепком кольце рук Джозефа и ни о чем на свете не заботившейся.

Пока она сидела, разглядывая показавшихся из хижины людей, Джозеф подбежал к ней и принялся поднимать на ноги.

– М'зель, это мои знакомые, – сказал он. – Они устроят нас на ночь.

Он представил их как Эдиту и Антуана, не назвав фамилий. Кэй пожала руки хозяевам. Наугад она сказала бы, что обоим далеко за шестьдесят. Босые, почти беззубые, оба с лицами, немного обезображенными давними вспышками фрамбезии.

Слава богу, теперь Гаити очищен от этой заразы.

– Пожалуйста, заходите в дом, – сказал Антуан. – Я займусь мулами.

– Погодите!

Никто не должен был трогать сумку из коричневой кожи. Отцепив ее от седла, Кэй повесила сумку себе на плечо.

И доме были две маленькие комнатушки. В передней стояли четыре самодельных стула и стол, во второй – самодельная кровать. Ни двери в перегородке, ни кухни. Готовили здесь снаружи, под навесом.

Вы с девочкой ложитесь на кровать, – распорядилась Эдита таким тоном, что о возражениях и думать не приходилось, – Мы с мужем ляжем здесь, в зале, и Джозеф тоже. Джозеф – сын моей сестры.

– Спасибо.

Ей не впервой было спать в крестьянских калье. Сестры из швейцеровского госпиталя часто поступали так, как в голову не пришло бы их коллегам из более цивилизованных стран. Конечно, в постели могут быть насекомые. Но на земляном полу вполне могут оказаться крошечные бестии, которых здесь называют "чигре". Они забираются под ногти и откладывают там яйца.

– Тине надо отдохнуть перед ужином, – сказала Кэй. – Я помогу вам готовить, Эдита.

Женщина с удовольствием приняла ее помощь. Девочка заснула, едва добравшись до кровати.

На ужин, как увидела Кэй, войдя в кухню, предполагалась тушеная кура. Первым делом – зарезать курицу. Эдита управилась с ней своим мачете, потом очистила отрубленную голову и кинула в горшок вместе с тушкой. Кэй нарезала меланги, порей и морковь. За работой женщины разговорились.

– Куда вы едете, м'зель, если смею спросить?

– В Буа-Саваж. Тина там живет.

– О?..

Кэй объяснила, сделав упор на потерю памяти, которой страдала девочка.

– Там вокруг и не такое случается, – заметила Эдита, покачав головой. – Вы знаете те места?

– Нет, я совсем не знаю этих гор. А что там случается?

– Ну… неестественные вещи.

– Буду?

Каждый раз, когда сельские жители начинали говорить в таком тоне, можно было не сомневаться, что подразумевается вуду. Или связанные с ним тайны.

– Нет, думается, не вуду, м'зель. Скорее, колдовство или ведовство. Вы знаете, в тех местах есть человек по имени Маргал.

Глубокая морщина на лице Эдиты объяснялась не только следами фрамбезии.

– Маргал? Нет. Кто он такой?

– Бокор. Вы знаете, что такое бокор?

– Знахарь?

"Признай, что тебе что-то известно, и узнаешь больше".

Эдита кивнула:

– Маргал сильный колдун, так говорят. Может быть, самый сильный на Гаити. Есть чего бояться.

– И он живет в Буа-Саваже? – Кэй не радовала перспектива оставить Тину в деревне под властью подобного человека.

– В Легруне, в нескольких милях оттуда. – Женщина все хмурилась. – Может, вы с ним не встретитесь. Надеюсь, что нет.

– Я тоже надеюсь.

Пока готовилась курица, стемнело. Женщина в своей кухне пользовалась лампадкой, сделанной из бутылки, но, когда настала пора нести ужин в дом, позвала мужа с фонарем. Кэй разбудила Тину, и все пятеро уселись ужинать в передней комнатке, наполнившейся теперь, когда закрыли дверь, запахом керосина от фонаря, чадившего на стенном крючке. Несколько минут ели молча, затем Эдита, взглянув на сидящего напротив мужа, заговорила:

– Эти люди, Антуан, собираются в места, где живет увечный бокор.

– Джозеф мне так и сказал.

В Кэй пробудилась любознательность медицинской сестры.

– Увечный, говорите?

Они закивали.

– Он не может ходить, – пояснил Антуан. – О том, отчего это, рассказывают по-разному. Одни говорят, это после того, как фура, на которой он ехал, перевернулась и придавила его. Другие, что он замешался в политику и враги в столице раздробили ему ноги. Еще говорят, его мул сорвался со скалы Сут-Дьябле…

– Вы завтра увидите Сут-Дьябле, – перебила Эдита, – и судите сами, можно ли выжить, упав с него. Так или иначе, ходить Маргал не может, но он очень даже живой.

– И очень страшный, – добавил Антуан.

После ужина легли спать. В этих отдаленных горных районах мало кто остается на ногах в темное время. В первую очередь потому, что керосин для фонарей стоит дорого и привозить его приходится издалека.

Но заснуть на крестьянской кровати оказалось непросто. Во всяком случае для Кэй, у которой все болело. Тюфяки были набиты какой-то жесткой травой, сбивавшейся комками. Стоило ей пошевелиться в поисках более удобного положения, трава трещала, как на огне. Тина, слава богу, уснула, но Кэй лежала без сна.

И нельзя сказать, чтобы в тишине. Кто-то из троих, спавших в "зале", громко храпел. В лиственной крыше урчали, щелкали и шуршали гекконы. За стеной еще какая-то ящерица производила такие звуки, будто старался откашляться человек с больным горлом, а древесные лягушки свистели, как игрушечные паровозики. Но звуки снаружи доносились приглушенно – в стенах не было окон. На такой высоте думают о том, как бы сохранить тепло, а не прохладу.

Похожий на таракана светляк того рода, который крестьяне называют кукуе, залетел из передней комнаты, мигая в полете зеленым огоньком. Он прополз по стене на крышу и мерцал в листьях, как надоедливая рекламная вывеска.

Вопреки всему, Кэй все же задремала.

И вдруг Тину, лежавшую рядом, пробрала дрожь.

Девочка видит сон? Если так, наверняка опять кошмар. Она спала, сложив ладошки под щекой, но теперь рывком перевернулась на спину и застонала.

"Проклятие, нельзя ее будить, но придется, если она не перестанет". Кэй, приподнявшись на локте, всматривалась в подергивающееся детское лицо, радуясь теперь мерцанию светляка на крыше.

Что-то с глухим стуком упало с кровли в ноги кровати. Геккон, конечно, но она все же повернулась проверить.

Ящерки-гекконы, маленькие и безобидные, даже довольно милые.

Тина в кошмаре металась так, что вся кровать тряслась под ней. Кэй протянула руку, чтобы разбудить девочку. Снова что-то шлепнулось на кровать. Кэй снова повернулась туда.

С кровли сорвался светляк. Не переставая светиться, он ворочался на спинке, беспомощно перебирая ногами в воздухе в шести дюймах от геккона.

Голова ящерки развернулась в сторону жука, глазки-бусинки следили за его усилиями. Передние лапки, похожие на крошечные ладони, цепко впились в одеяло. Тонкое шоколадное тельце приподнималось и опускалось, словно геккон проделывал отжимания.

Разинув рот, он рванулся вперед.

Крак!

В комнате стало темно, как в яме. Девочка рядом с Кэй резко села и завопила так пронзительно, что хижина содрогнулась.

Дальнейшее было настолько ужасно, что Кэй с огромным трудом удержалась, чтобы не завопить вместе с девочкой. Проглотивший светляка геккон в изножье кровати увеличивался в размерах. Он уже вырос в темное пятно, закрывавшее собой почти всю кровать. Его лапы вцепились в одеяло, голова развернулась к Кэй и вопящей девочке, тело вновь стало пульсировать.

Он подобрался для прыжка, его ужасная пасть готова была захрустеть новой добычей.

Почти не сознавая, что делает, Кэй подхватила девочку и вместе с ней скатилась с кровати на земляной пол, в сторону открытого дверного проема. Очень вовремя. Она ползла к двери, увлекая за собой визжащего ребенка, когда услышала щелчок сомкнувшихся челюстей. На четвереньках, не выпуская Тину, она выбралась в переднюю комнату.

Вопли потревожили спавших там. Антуан зажигал фонарь. Его жена обняла Тину и гладила ее, уговаривая успокоиться, ведь все уже хорошо. Джозеф, помогавший Кэй подняться на ноги, бросил на нее странный взгляд, потом отвернулся, чтобы заглянуть в черневший проем, к которому подошел Антуан с фонарем в руке.

Тина замолчала. Кэй шагнула к двери, чтобы заглянуть и комнату, откуда только что выползла, словно спасаясь от смерти.

Никого.

Но я же видела! Он был там. Огромный, и он прыгнул на нас.

Антуан, помолчав, спросил:

– М'зель, что вас напугало?

– Не знаю.

На кровати ничего не было. Не было даже ящерки, проглотившей светлячка.

"Тебе почудилось, Гилберт!" Но ведь первой перепугалась Тина. Вопила не Кэй, а Тина.

Кэй взглянула на часы. Через час или около того дневной свет прогонит пугающую тьму. Попятившись от кровати, она вернулась в переднюю комнату, где Эдита, сидя на стуле, баюкала на коленях Тину.

– С вами все в порядке, м'зель?

– Наверное, да. Но вряд ли я снова усну. Позвольте мне посидеть здесь до утра.

Женщина кивнула.

Кэй присела. Она спала одетой, чтобы не замерзнуть ночью. Она взглянула на Тину, перевела взгляд на изуродованное лицо женщины.

– Спит?

– По-моему, да.

Джозеф с Антуаном вернулись в комнату. Оба первым делом взглянули на девочку, потом на Кэй, как видно ожидая объяснений.

"Молчи", – остановила она себя. Если ты хоть словечко скажешь, Джозеф может повернуть назад.

Они не собирались стоять просто так, разглядывая ее.

– М'зель, прошу вас, что случилось? – спросил Джозеф.

Надо было что-то отвечать.

– Ну, мне очень стыдно, но мне, как видно, приснился страшный сон, я разбудила бедняжку Тину, а та принялась кричать.

– И все?

– Боюсь, что так.

Она видела по глазам, что не сумела их обмануть.

3

Они задержались немного в деревне Вальери, чтобы дать Джозефу время поболтать со знакомыми. Но ненадолго. За деревней тропа все так же вилась вверх в прежней тишине.

Молчание гор. Ни птичьи крики, ни шорох листьев не способны разбить эту глубокую тишину, как и приглушенные удары копыт мулов по лиственной подстилке. Кэй ка залось, будто они заехали в иной мир.

Наконец тропа выровнялась, и она теперь видела, как Джозеф, обогнавший ее ярдов на десять, оглянулся и остановился подождать. Тина, как обычно, уютно устроилась в кольце его рук. Кэй подъехала к ним.

– Теперь будет трудный участок, м'зель, – предупредил Джозеф. – Хотите ненадолго остановиться?

– Я не устала.

– Вот и хорошо. Даже и лучше поскорее оставить позади это место.

Вспомнив кое-что сказанное ночью женщиной, Кэй нахмурилась:

– Это место называется Сут-Дьябле?

Она знала, что название означает "Прыжок Дьявола".

Он кивнул.

Кэй попробовала разобрать, что там впереди. Тропа, рябая от теней, круто спускалась в овраг, вырытый сезонными дождями на глубину восьми или десяти футов. Проезжая по таким рвам, приходится вынимать ноги из стремян и высоко подтягивать их. Иначе, если мул оступится, вы рискуете размозжить ногу о склон.

– Вы должны заставить мула спускаться очень медленно, м'зель, – предостерег Джозеф. Она боязливо кивнула. – И даже не начинайте спуска, – продолжал он, – пока я не крикну вам снизу.

– Пока не крикнешь?

– В самом низу тропа резко поворачивает вправо, вот так. – Он театральным жестом начертил в воздухе прямой угол. – Я буду ждать там, чтобы помочь вам.

Кэй не совсем поняла его, но, глядя ему вслед, отметила, как осторожно он управляет мулом. Оставаясь наверху, она смотрела, как он скрылся за поворотом. Прошло, кажется, очень много времени, пока она не услышала снизу его голос.

И робко подтолкнула мула вперед.

Такой трудной тропы им еще не попадалось. Было не только круто, но и скользко. Красные глиняные откосы рва едва позволяли проехать между ними. Ее мул семенил медленно и осторожно и все же временами спотыкался.

Один раз он упал на колени, чуть не выкинув ее через голову, и с большим трудом снова поднялся на ноги. Кэй, бросившая стремена, сама поразилась, каким чудом удержалась в седле. К счастью, внизу овраг немного расширялся, и она смогла взять стремена. Джозеф ждал ее, широко расставив ноги и сжимая в поднятом кулаке сухой прут длиной с его руку. За его спиной виднелось лишь голубое небо.

– Подъезжайте медленно и остановитесь! – крикнул он.

Когда она оказалась перед ним, он взмахнул папкой.

Шмяк. Удар пришелся мулу по левой стороне шеи и заставил животное резко свернуть вправо. Вцепившись в луку седла, чтобы не свалиться, Кэй увидела все и мгновенно намочила штаны.

Джозеф встал на краю отвесного обрыва, чтобы не позволить ее мулу сделать лишнего шага перед поворотом. Потому что, сделай он лишний шаг, они с мулом – и Джозеф, конечно, тоже, – уже летели бы в ущелье, лежавшее сотней ярдов ниже. Ее мул встал. Чуть впереди ждал мул Джозефа. Тина, сидевшая на его спине, поглядывала назад. Тропа ленточкой тянулась по крутому склону, уходившему в неизмеримую ввысь справа и в пугающую глубь слева. Джозеф, так и не выпустивший своего прута, догнал ее и потрепал ее мула по плечу, словно извиняясь за удар.

– Все хорошо, м'зель?

– Мне уже никогда не будет хорошо.

Он хихикнул:

– Я, в общем-то, не беспокоился. Наши серые скотинки уже хаживали этой дорогой, а они не дураки. Я просто хотел увериться, что он помнит, где сворачивать. Теперь отпустите повод и позвольте ему просто следовать за моим, хорошо?

– Хорошо, – ответила она, надеясь, что он не заметит мокрого пятна на ее штанах.

Джозеф прошел вперед, вскочил в седло и сказал Тине что-то такое, отчего девочка уставилась на него с обожанием. Его мул двинулся вперед, и мул Кэй зацокал следом.

И тут над тропой стало темнеть.

Кэй подняла голову, чтобы посмотреть, что случилось с солнцем. Оно было на месте, но померкло, а небо стало походить на толстый лист передержанной фотопленки и чернело с каждой секундой.

Кэй взглянула вниз. Темный туман поднимался из долины, всего миг назад ярко зеленевшей внизу. Да туман ли это? Она отчетливо различала запах дыма и видела языки пламени. Затем, словно выдохнула сама земля, тьма сомкнулась и поглотила их.

Она не видела ничего ни впереди, ни вверху, ни внизу. Весь мир кипел чернотой.

Ее мул встал. Почему? Потому, что она в приступе страха дернула поводья, или потому, что он тоже ослеп? Того, что происходило, не могло быть. Так же как безобидны и геккон не мог прошлой ночью превратиться в свирепого дракона.

"Маргал, – подумала она. – Безногий бокор. Мы приближаемся к нему, а он не хочет нас подпускать".

Небо, ущелье, тропинка, вившаяся по обрыву, – все теперь исчезло. Темнота, поглотившая их, была живой и свирепой, выбрасывала языки пламени и дымный смрад. От дыма она закашлялась и вцепилась в седло, пытаясь отдышаться.

Потом загремел гром. Раскат за раскатом наполняли огненный мрак долины, отдавались эхом от скал впереди и позади. Только, конечно, это был не гром. Это были раскаты барабанов, множества барабанов. Их грохот раздавался в голове. Кэй хотела закричать, но не смела. Вопль мог напугать серого мула.

Это животное не из пугливых. Мул не раз доказывал это. Но он все стоял на месте, ожидая от нее приказа двигаться дальше.

"Послать его вперед? Или его мир тоже сошел с ума? Или он видит все ту же тропу, Джозефа с Тиной на муле впереди, зелень внизу?

Нельзя здесь оставаться. Слишком опасно. Но и повернуть, вернуться назад невозможно.

Попробовать спешиться и вернуться пешком? Нет-нет!"

Мир был окутан такой тьмой, словно Кэй ослепла. Если им а вздумает спешиться на тропе, мул шагнет в сторону, чтобы дать ей место, и может сорваться с обрыва. А если она попытается соскользнуть с седла в сторону обрыва, не видя края, то рискует спрыгнуть прямо в пустоту.

Она щелкнула серому языком, как научил ее Джозеф. ()чень, очень бережно толкнула его пятками:

– Вперед, дружок. Но потихоньку, потихоньку.

Он тряхнул головой и двинулся вперед сквозь дым и гром барабанов, а Кэй молилась, чтобы ему видна была тропа, чтобы он не шагнул за край или не размазал ее по уходящему вверх обрыву.

"Если он прижмет меня к скале, значит, ему так же плохо, как мне. Тогда можно будет остановить его и выждать, что ли. Но если он ошибется в другую сторону – помоги мне, Боже!"

Мул брел сквозь несуществующую тьму. Грохотали барабаны. Алые языки взметывались высоко над ущельем – так высоко, что лизали тропу и тянулись к ступням Кэй, словно заставляя ее выдернуть ноги из стремян и потерять равновесие. Сражаясь с паникой, она обеими руками вцепилась в седло и крепко сжала коленями бока мула.

Что… – о господи! – что там с Джозефом и Тиной? Она не видела их.

Сут-Дьябле. Прыжок Дьявола. И человек по имени Маргал покалечился, упав отсюда? Она не могла в это поверить. Никто не выживет после такого падения.

Милостивый Боже, сколько еще?

Но ее серый видел, куда идет. Она уже не сомневалась в этом. Он шагал вперед, будто этот путь сквозь кошмар был его привычной работой. Он ни разу не прижал ее колено к скале, и, надо полагать, держался на безопасном расстоянии от обрыва. Значит, темнота существует только у нее в сознании? Работа Маргала?

"Не думай сейчас об этом, Гилберт. Просто двигайся вперед и молись".

Можно было поверить, что некто, создав чудовищный морок, понял, что его замысел не сработал. Понял, что она не запаниковала, не сорвалась с мулом в пропасть. Гром барабанов стал громче. Казалось, череп вот-вот лопнет or грохота.

"Я ничего этого не вижу. Это только у меня в мозгу".

Большой серый мул шел вперед.

Вихрь замедлился, побледнел. Пламя осело гаснущими огоньками. Небо просветлело, и на нем проступило солнце, Впереди медленно проявлялся силуэт второго мула и Джо зефа с Тиной у него на спине. Джозеф остановился там, где кончался обрыв и тропа снова уходила в лес. Спрыгнув с седла, он поставил на землю и Тину. Девочка вцепилась ему в ноги. Догнав их, спешилась и Кэй.

Они с Джозефом уставились друг на друга. Красивое лицо гаитянина цвета древесной золы безжизненно застыло. Девочка дрожала, прижимаясь к нему, и в ее устремленных на Кэй глазах стоял тот же ужас.

"Кошмар предназначался не для меня одной. Они тоже проехали сквозь него".

Кэй чувствовала, что должна как-то их успокоить:

– Ну… вот мы и здесь, а? Сут-Дьябле остался позади.

"Блестяще, – подумалось ей, – Как раз то, чего говорить не следовало".

– М'зель… что это было?

– А как по-твоему?

"Надо его разговорить. Стереть с его лица эту призрачную бледность. И с лица Тины тоже".

– Все потемнело, м'зель. Ущелье горело. Пламя поднималось до самой тропы, и я кашлял от дыма.

Она молча смотрела на парня.

– Барабаны, – хрипло продолжал он. – Я слышал все три барабана – барабан-мужчину, второй и булу. И кажется, еще и четвертый. Еще и ассатор-великан.

– Это было только в нашем сознании, – возразила Кэй. – А не на самом деле.

– М'зель, это было. – Он обернулся пепельным лицом к Тине. – Ведь было, тай-фай?

Девочка, онемевшая от страха, только кивнула.

– Нет, – покачала головой Кэй. – Не барабаны, а просто гром, и огня настоящего не было. Пройди назад и взгляни сам.

Он не желал тронуться с места. Когда она взяла его за руку и потянула, парень уперся.

Только выйдем на обрыв, – уговаривала она, – чтобы тебе было видно.

– Нет, м'зель!

– Этого не было, Джозеф. Говорю тебе, не было! Это нам просто представилось. А теперь идем.

Он мотал головой из стороны в сторону, и сдвинуть его с места не удавалось.

В больнице она научилась проявлять характер, когда в том была надобность.

– Черт побери, Джозеф, не будь таким упрямцем. Идем смотреть! – Она так дернула парня, что тот едва устоял на ногах.

Он дал ей протащить себя к месту на тропе, откуда видно было ущелье. Оно лежало в страшной глубине, но на зелени не было и следа огня.

– Вот видишь? Если бы там в самом деле бушевал пожар, ты и теперь бы видел огонь и чуял дым. Теперь ты мне веришь?

– Я знаю, что видел!

– Ты знаешь, что тебе показалось, и только.

О господи, если бы в креольском нашлись слова для такого рода дискуссий! Но их не было. Это был простой язык, в котором едва хватало слов для самых основных понятий. Так мало слов, которые позволяют думать.

"Ну ладно, тогда держись основных понятий".

– Ладно, Джозеф. Огонь был, но его больше нет. Едем дальше.

Но парень замотал головой:

– Нет, м'зель. Только не я. Я возвращаюсь.

– Что?!

– То, что было, – это предупреждение. Если мы поедем дальше, будет хуже.

Догадываясь, что и на ее лице предательская бледность, она встала перед ним, уперев руки в бока:

– Ты не можешь так со мной обойтись, Джозеф. Ты взялся проводить нас в Буа-Саваж. Я уже отдала тебе половину платы.

– Я верну. До последней монетки.

– Джозеф, прекрати. Прекрати сейчас же! Я должна отвезти Тину домой, а ты должен мне помочь. Это сумасшествие нас не касается. Оно было для кого-то другого. Кому нужно мешать Тине вернуться домой?

– Я возвращаюсь, м'зель. Я боюсь.

– Неужто ты такой трус!

Он только пожал плечами.

Она старалась. Добрых двадцать минут она умоляла, задабривала, упрашивала его подумать о Тине, грозила гневом полицейского, нанявшего ей проводника. Она не сдавалась еще долго после того, как поняла, что все напрасно. Он хорошо относился к ней и привязался к девочке, но он слишком напуган.

– Ладно. Если уж не идешь дальше, по крайней мере скажи мне, как туда добраться. Потому что я поеду и без тебя.

– М'зель, не надо!

– Эта "тропа приведет нас в Буа-Саваж или с нее можно сбиться?

Жалобным шепотом, понурив взгляд, он ответил:

– Тут одна тропа. Вы не собьетесь.

– Тогда, пожалуйста, переложи багаж, чтобы у нас с Тиной осталось все, что может понадобиться. – Отцепив от седла коричневую сумку, она отступила в сторону.

Он молча повиновался. Они с Тиной не спускали с него глаз. Глаза у малышки стали в пол-лица.

– Теперь, пожалуйста, подсади Тину ко мне на мула. Я знаю, что из-за твоей трусости мне теперь придется справляться самой, но один раз напоследок ты можешь это сделать?

Он поднял девочку на руки. Прежде чем посадить ее на серого мула, коснулся губами ее щеки. У него у самого щеки были мокрыми.

Кэй осторожно влезла в седло и спросила его сверху:

– Не передумал?

– М'зель, я буду ждать вас в доме у тети, где мы сегодня ночевали.

– Не трудись! – с горечью огрызнулась она. – Как бы тебя там ящерица не съела.

Поджав губы, кипя от злости, она поехала дальше.

Прошел час, и страх ее стал отступать. Прежде она по-настоящему боялась, хотя и храбрилась перед Джозефом.

Но тропа дальше стала не такой опасной. Во всяком случае "прыжков дьявола" им больше не попадалось.

Милю за милей они слышали только голоса птиц и шелест листьев. Она разговаривала с девочкой, чтобы разогнать тишину:

– Ты рада будешь снова увидеть маму и папу, малышка?

– О да!

– А какие они? Расскажи мне о них.

– Мама красивая, как вы.

– Благослови тебя Бог. А отец?

– Он все время работает.

– Чем он занимается?

– Растит по большей части. Ямс и еще кое-что. И у нас есть коза и куры.

– А зовут его как?

– Метеллус Англэйд.

– А твою маму?

– Фифайн Бономе.

Не женаты, конечно. Крестьяне редко женятся. Но многие из живущих в плакажбольше верны друг другу, чем иные "цивилизованные", вступившие в законный брак.

– А сестру и двоих братьев тебе тоже хочется увидеть?

– Да, мисс Кэй.

– Они старше тебя?

– Только Розмари. Близнецы младше.

– Твои братья – близнецы? Я не знала. Должно быть, наша семья очень важная.

В культе вуду близнецы играли важную роль. Были даже особые службы для духов марасса.

– Хотите, расскажу вам про свою деревню, мисс Кэй? – спросила Тина.

– Очень хочу. Расскажи, пожалуйста.

– Ну, она не такая большая, как та, что мы проезжали нынче утром, – это я про Вальери. Но там славный рынок и родник…

Они болтали, просто чтобы скоротать время. Ближе к вечеру тропа вывела их на плоскогорье, выровнялась и стала расширяться. По сторонам появились плетни и калье, люди из-за бамбуковых изгородей с любопытством поглядывали на чужаков. Случалось ли им прежде видеть белую женщину?

Но Кэй быстро поняла, что не она была главным объем том внимания. Они не отрываясь смотрели на девочку, сидевшую перед ней в седле.

Тина отвечала на их взгляды. Это была ее деревня.

На развилке Кэй натянула поводья.

– Куда нам, Тина?

– Туда! – Голос девочки дрожал от волнения.

Кэй повернула мула налево, обернулась и увидела потянувшуюся за ними толпу крестьян.

Что им нужно? И если они узнали девочку, почему, во имя Божье, не окликнули ее по имени, не помахали? Не ужели предчувствие, заставившее ее захватить сумку из коричневой кожи, оправдывается?

Тропинка, по которой они свернули, теперь шла вниз сквозь пышные, но неухоженные заросли широколиственных банановых пальм и дикого манго. По сторонам выстроились новые калье. И здесь люди выглядывали из дверей и из калиток и выходили, чтобы присоединиться к молчаливому и потому казавшемуся зловещим шествию.

"О господи, только не говорите мне, что дело обернется плохо теперь, когда я все-таки добралась сюда! Что такое с этими людьми?"

– Вон там! – Взволнованно подскакивая в седле, Тина протянула дрожащую ручонку.

Стоявший на отшибе у поворота тропы, за внушительным забором из обтесанных столбиков калье был чуть больше других и покрыт новыми цинковыми листами.

– Мы дома! Вот мой дом! – пронзительно выкрикивала девочка.

"Конечная остановка, – с облегчением подумала Кэй. – Мы справились. Можешь собой гордиться".

Она оглянулась на толпу – и гордость растаяла. Ей стало не по себе. Нет, больше того. Безумно страшно.

У калитки в заборе она остановила мула, устало сползла с седла и подняла руки навстречу Тине. Из дому вышла стройная миловидная женщина лет тридцати, одетая в платье, сшитое из старых мешков. Она взглянула на Кэй и направилась к воротам. Потом взгляд ее скользнул от Кэй к Тине, и она застыла как вкопанная. И завизжала.

Ее визг в клочья разорвал молчание и вызвал из дому мужчину, спотыкавшегося на бегу. Он успел подхватить под мышки бессильно опускавшуюся на колени женщину. Поддерживая ее, он тоже взглянул на приезжих и издал странный звук. Не такой громкий, как вопль женщины, но гортанное "ах-ах-ах-ах", бурлившее, казалось, не в горле, а во всем его исказившемся лице.

Толпа отозвалась ревом бури, словом, вспыхнувшим, как зигзаг молнии:

– Mort! Mort! Li Mort!

Сжимая детскую ручку, Кэй отворила калитку и подошла к обмякшей женщине. Она не знала, как прекратить эти кошмарные крики. "Не слушай их, Гилберт, делай свое дело".

– Это твоя мать, Тина?

Вместо ответа девочка, обняв женщину за шею, всхлипнула:

– Маман! Маман!

Женщина вырвалась из ее объятий и подскочила. Она в ужасе взглянула на дочь, развернулась и бросилась, словно ослепшее от страха животное, бежать через двор, мимо кучки могил на краю утоптанной площадки, в поле, где скрылась за высокими стеблями пишими.

Мужчина остался стоять, вылупив на Тину глаза так, что они, казалось, вот-вот лопнут.

Девочка умоляюще взглянула на него:

– Папа.

– Ах-ах-ах…

– Это же я, папа. Тина!

Он отшатнулся, прикрывшись руками:

– Ты мертвая!

– Нет, папа.

– Да, да, мертвая!

– Папа, пожалуйста… – Потянувшись к нему, Тина расплакалась.

И сильный темперамент Кэй прорвался наружу. Она шагнула к мужчине и, подбоченившись, обожгла его взглядом:

– Что за чепуха, месье Англэйд! Если девочка пропала, это еще не значит, что она умерла. Вы же видите, что нет!

Он уставился на нее, его толстые губы шевелились, но теперь беззвучно. На сведенном судорогой лице проступил пот.

– Вы меня слышите, месье? С вашей дочерью все хорошо. Я медицинская сестра и могу судить.

– Вы… не… понимаете.

– Чего это я не понимаю?

Он, двигаясь так, будто ноги у него увязли в жирной красной глине, развернулся в сторону, куда убежала мать девочки, и, подняв руку, словно тяжелый груз, указал туда.

– О чем это вы? – резко спросила Кэй и, опустив взгляд на плачущую девочку, сказала: – Ничего, малышка. Я во всем разберусь.

Метеллус Англэйд протянул руку и тронул ее за плечо:

– Идемте.

Он медленно побрел через двор, шаркая босыми ногами по твердой земле. За маленьким кладбищем, к которому он направлялся, начиналось поле сорго. Что такого в этом поле, что оно заставило его испугаться собственной дочери?