Текст книги "Земля Без Короля"
Автор книги: Эд Гринвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
– Госпожа Эмбра, – зарычал Хоукрил, – если вы затеяли с нами игру…
Волшебница повернула голову – у нее был очень усталый вид – и окинула взглядом его искаженное яростью лицо.
– Тогда убейте меня. Прямо сейчас. Это может дать вам хоть немного удовлетворения, которым вы станете тешить себя перед тем, как отцовские маги заставят вас забыть обо всем на свете, кроме своих мук. Я думаю, что было бы хорошо – клянусь богами, это просто необходимо, – если бы мы доверяли друг другу. Боюсь, что я больше не в состоянии управлять стражами стены. Под моим контролем остался только этот.
– Ну и? – прогремел Хоукрил, продолжая целиться острием меча в ее горло.
– Я послала его бороться с тем, который гонится за вашим… нашим другом, – все тем же ровным голосом объяснила она, а затем взглянула воину прямо в глаза и проговорила с гневом, не уступавшим его ярости: – Хоукрил, верьте мне!
Земля снова задрожала. Латник отвернулся от Эмбры и, испустив громкий боевой клич, воздел свой испытанный в боях меч, готовый встретить то, что, он точно знал, должно было вот-вот обрушиться на него. Кинув взгляд на две каменные головы, возвышавшиеся над деревьями – оттуда доносился громкий треск ломавшихся веток и стволов, – он вновь взглянул на волшебницу. «А не может ли быть такого, – мелькнула у него мысль, – что, как только я убью Владычицу Самоцветов, оба этих чучела тут же развалятся на куски?»
– Ждите и смотрите, – сказала Эмбра дрогнувшим голосом, – Вы сами увидите…
Затрещали ветки, и из темноты появился Краер Делнбон. Он споткнулся, растянулся на земле прямо между ними и с трудом выговорил, задыхаясь:
– Сожалею, но я привел сюда уже двоих…
Хоукрил мельком взглянул на него, а потом перевел взгляд на возвышавшихся неподалеку каменных титанов. Он взмахнул мечом – с таким же успехом он мог бы выйти против этих огромных каменных клинков, вооружившись травинкой, – и тут у него перехватило дыхание.
Страж, чья каменная кожа была изрезана морщинами трещин, размахнулся было мечом, чтобы нанести удар, но второй рыцарь ударил его сзади, опустив клинок, словно топор дровосека, и вложив в удар всю неодолимую силу своего огромного тела. Каменное оружие обрушилось на поднятую руку с мечом, и кисть оказалась отрублена; с грохотом посыпались камни, оглушив волшебницу и обоих воинов Грифона. Каменные брызги полетели во все стороны, а преследователь столкнулся с разоруженным стражем.
Камень, грохоча, ударился о камень, земля, казалось, застонала, и два титана медленно повалились, сокрушая деревья; треск и грохот, сопровождавшие это падение, эхом отразились от невидимых в темноте стен замка.
Хоукрил, разинув рот, глядел на эту невероятную схватку, а Эмбра Серебряное Древо дергала его за рукав и что-то кричала, но он из-за звона в ушах не мог понять ни слова. Краер уже стоял рядом с нею, и она указывала ему рукой вперед, одновременно продолжая уговаривать латника прийти в себя.
Латник приподнял руку, освобождаясь, повернулся к девушке с жесткой, но все же восхищенной улыбкой, вложил меч в ножны и с поклоном предложил ей пройти вперед. Его жесты были достойны высокородного кавалера, приглашающего даму первой войти в танцевальный зал.
Эмбра Серебряное Древо с комическим восхищением закатила глаза – ее мимику было хорошо видно в лунном свете – и пустилась бежать. Краер держался в полушаге перед нею. Усмехаясь, словно слабоумный, Хоукрил последовал за ними; звон в ушах постепенно стихал, и наконец он снова смог услышать свое быстрое дыхание, треск сучьев и шелест травы под ногами.
Больше на них никто не нападал; ни волки, ни другие стражи не показались из темного леса, но когда перед беглецами затемнелась высокая стена, в которую упиралась аллея, она казалась живой: каменные зубцы качались и, похоже, собирались сойти с места. Хоукрил так резко остановился, что чуть не упал, и в который раз выхватил меч, а мгновение спустя земля опять затряслась, и раздался гром, раз за разом раскатывавшийся и снова оглушивший троих беглецов.
На всем протяжении стены, насколько хватало глаз, каменные зубцы превращались в рыцарей, а те начинали медленно двигаться вперед, угрожающе поднимая тяжелые клинки.
– Тут были еще и руки, – пробормотал Краер, вспомнив твердые пальцы, хватавшие его за лодыжки. Да, приключение получилось не таким уж приятным и увлекательным…
Владычица Самоцветов воздела руки и что-то негромко проговорила твердым голосом. Ее глаза, казалось, вспыхнули, а потом пламя – пламя, которое, казалось, родилось в этих глазах, – прокатилось от нее до стены, как волна штормового прибоя, обрушивающаяся на высокий берег.
И там, куда ударило это пламя, все, будь то неуклюжий рыцарь или казавшаяся несокрушимой стена, мгновенно задымилось, а потом распалось со странным рокочущим звуком и стало осыпаться, словно куча пыли под сильным ветром.
Туча песка налетела сзади, хлестнув латника и квартирмейстера по спинам, и умчалась туда же, куда кануло то, что осталось от стены. Двое мужчин растерянно смотрели на пустые, растерзанные ногами каменных рыцарей газоны с возвышавшимися тут и там статуями и на образовавшуюся в стене брешь, за которой серебрилась в лунном свете рябая полоса реки… а затем дружно обернулись к своей новообретенной спутнице.
Эмбра Серебряное Древо вскинула брови, встретив два ошеломленных взгляда, и решительно заявила:
– А теперь нам нужно по-настоящему поторопиться. Вперед, лежебоки!
– Так скажите мне, Повелитель Заклинаний, какими же должны быть следующие действия Серебряного Древа, – произнес барон Фаерод Серебряное Древо, приподняв черные как вороново крыло брови. Он походил на ухоженную, красивую хищную птицу, когда осторожно поставил высокий стакан на стол с выгравированной на столешнице картой и взглянул с мягкой, деликатной улыбкой на своего главного мага.
Впрочем, улыбка эта не означала ничего хорошего. Тучный, с мрачным лицом Ингрил Амбелтер только что отправил в рот сочный кусок зажаренной на вертеле дрофы, политой вкуснейшим соусом из мелко нарезанных и обжаренных в масле грибов, но он отлично знал, что вызывать неудовольствие человека, нанявшего его на службу, ни в коем случае нельзя. Гнев правителя Серебряного Древа мог проявиться бурно или едва приметно, но оба варианта были одинаково опасны, равно как и шутки, для которых тоже не стоило давать повода – даже самому могущественному волшебнику трех баронств.
И потому Ингрил с нарочитым рвением вытер подбородок и пухлые пальцы, унизанные перстнями, поддернул рукава, склонившись вперед, окинул подчеркнуто внимательным взглядом извилистое русло Серебряной, изображенное на гравированной карте, и лишь после этого заговорил. Ему следовало безошибочно подобрать слова и произнести их с твердой уверенностью, чтобы убедить своего хозяина; его бешенство не должно было оставаться неуправляемым.
– Господин барон, – сказал он, уловив некие признаки того, что, по его мнению, безошибочно свидетельствовало о некотором возбуждении, – я думаю, что нам представляется редкий случай…
В дальнем конце небольшого зала раздались гулкие удары, сопровождаемые веселым звоном разбитого стекла.
Оба собеседника мгновенно повернулись и уставились на изящную стеклянную модель замка: прозрачная голова самой правой из одинаковых ухмыляющихся горгулий разлетелась на мелкие осколки, а это означало, что нечто разрушило чары, наложенные на наружную стену замка Серебряного Древа.
В край стола барона был вделан ряд золотых драконьих голов. Он потянул за одну, потом за вторую. Послышались удары гонга, затем они смолкли, а барон снова схватил стакан. В его движениях теперь не было той осторожности, с какой он только что ставил стакан на стол.
Ему едва-едва хватило времени, чтобы в один присест проглотить обжигающе крепкий напиток и с силой выдохнуть, до того момента как две арочные двери в противоположных стенах зала раскрылись. В одну быстрыми шагами вошли несколько вооруженных стражников, а в другую – два волшебника в мантиях. Ни те ни другие не были настолько глупы, чтобы спрашивать, что случилось, – барон вызвал их, и он, несомненно, даст все нужные распоряжения, когда сочтет нужным.
Он не обманул предчувствий вошедших и не стал томить их, выжидая, пока они продемонстрируют ему подобающее рвение. Все (хотя у нескольких человек глаза еще были сонными) заметили разбитое стекло и, не задавая вопросов и не обменявшись ни единым словом, поняли, что это означает тяжелую работу, к которой нужно будет приступить немедленно.
– Стена замка повреждена. Вероятно, в дальнем конце острова, – резким тоном объявил барон. – Догоните того, кто так невежливо покинул нас, и приведите его ко мне – без проволочек и в максимальной степени живым.
Стражники склонили головы и, пятясь, протиснулись в дверь, через которую вошли. Господин Серебряное Древо поднял взгляд на троих мужчин в мантиях, оставшихся в комнате, и спросил спокойным тоном:
– А вы чего ждете?
Других слов не понадобилось. Трое магов разошлись к своим скамьям, стоявшим в разных углах комнаты, и принялись творить заклинания.
Спустя совсем немного времени Ингрил Амбелтер прошипел:
– Готово!
Волшебник развел руками в стороны, и посреди комнаты повис огромный, светящийся багровым светом, неторопливо крутящийся глаз. Он потемнел, поднялся выше и взорвался туманом, который растекся радужной пеленой по потолку, образовав чуть заметно подрагивающий волшебный ковер.
В пелене замелькали разноцветные полосы, свернулись спиралью, и вдруг из этого хаоса возникло четкое изображение трех человеческих фигур. Они карабкались по обрыву противоположного берега Змеистой, и с них струями стекала вода.
– Моя дочь… – без всякого удивления произнес барон, – Как интересно. – Он обвел взглядом магов и добавил небрежным тоном: – Вы знаете, что делать.
Маркоуну Яринду, самому молодому из всех троих, все еще не терпелось при всяком удобном и неудобном случае продемонстрировать свой ум, и потому он ответил вслух:
– Сохранить ее целой и невредимый. Доставить всех сюда. Состояние мужчин значения не имеет.
– Совершенно верно, – почти пропел барон.
Трое магов обменялись невыразительными взглядами и возвратились в углы, чтобы снова заняться своим делом.
Краер беспокоился, что книгам и одежде Эмбры, сваленным в мешок, пребывание в реке не пойдет на пользу, но владычицу Серебряного Древа это, похоже, нисколько не тревожило. Она не обращала внимания ни на то, что мокрая ночная рубашка липла к телу, ни на то, что ее распущенные волосы спутались, превратились в длинный хвост и цеплялись за ветки. Впрочем, ни у кого не было времени обращать внимание на внешность девушки, пробираясь через валежник в сгущавшейся предутренней тьме.
Шагавший впереди Хоукрил выругался и вытащил меч из ножен. Ветви деревьев, нависавшие над головами беглецов, зашевелились– они изгибались, напоминая приготовившихся к броску змей, тянулись к людям, явно пытаясь удушить или связать их, или же вытягивались поперек дороги, образуя гигантскую живую решетку.
Краер, чувствуя, как к горлу подступает страх, холодный, как вода в Серебряной, тоже вынул шпагу, готовый присоединиться к Хоукрилу, который принялся с ожесточением рубить ветки. Ожившая ветвь промелькнула рядом с его головой, он дернулся, уклоняясь от удушающего объятия, и ему в горло чуть не воткнулось острие другой ветки, налетевшей с противоположной стороны.
– Когти Темного! – громко выругался он; в его голосе послышалось рыдание: много ли времени понадобится этим ожившим палкам, чтобы повалить их, ослепить или захлестать до смерти?
Почти над его ухом Владычица Самоцветов пропела несколько властных слов, и от нее разошлась волна коричневого, как пиво, сияния, ударившая по выстроившимся впереди темным деревьям. Ветви задрожали и изогнулись, пытаясь уклониться, но тщетно; листья на них сразу пожухли, ветки согнулись, начали ломаться и повисли безжизненными плетями. Краер срубил две уцелевшие ветви, перепрыгнул через третью и оказался на длинной полосе из безжизненных деревьев, протянувшейся дальше в ночь. Хоукрил нетерпеливо махнул Краеру, предлагая взять на себя лидерство.
– Длиннопалый, ты знаешь дорогу, – пробасил латник. – Не забудь, что мне никогда еще не приходилось подолгу разгуливать по Серебряному Древу!
Краер и Эмбра вдруг заметили, что смотрят друг на друга. Квартирмейстер встряхнул мешок.
– Э-э… Не хотите обуться? И…
– Позже, – решительно отрезала волшебница. – Когда мы доберемся до того убежища, куда вы нас ведете. У моего отца слишком много хитроумных магов, чтобы можно было стоять тут и вести светские беседы.
– А кстати, сколько их, этих хитроумных магов? – мрачно спросил Краер.
Забраться в замок Серебряного Древа и украсть столовое серебро барона средь бела дня было бы менее глупо, чем лазить за содержимым гардероба Владычицы Самоцветов! Более чем вероятно, что к рассвету они будут…
Позади них захлопали огромные крылья, затрещали ветки, защелкали зубы. К беглецам стремительно приближалось нечто массивное, темное, с крыльями как у летучей мыши и огромным количеством жадно клацающих челюстей.
– Дьявольские рога! Что это еще? – задыхаясь выкрикнул Хоукрил, поднимая меч над головой.
– Бегите! – приказала девушка своим спутникам, – Пригнитесь как можно ниже и бегите! – Она не замедлила подать пример, устремившись в ночь, как мокрое босое привидение. Двое мужчин, не задумываясь, кинулись следом, с размаху налетая на деревья, спотыкаясь о корни и кочки. Падая, они тут же вскакивали и без малейшей задержки продолжали бег. А неумолчно раздававшиеся сзади треск и хлопанье крыльев говорили о том, что летающий ужас продолжал с неугасаемым энтузиазмом преследовать их.
– Вы не знаете, – задыхаясь, пробормотал Краер, когда ему наконец удалось догнать волшебницу, которую они, как предполагалось, провожали, или похищали, или уводили из замка Серебряного Древа подальше от рук жестокого барона, – вы не знаете, что это такое?
– Это ночной червь, – тяжело дыша, ответила Эмбра. – Он подвластен одному из отцовских магов. Если он поймает нас, то разорвет на куски.
Ни у Краера, ни у Хоукрила не оказалось времени, чтобы придумать какой-нибудь умный ответ – ночной червь, похоже, был способен разделяться на части и вновь сливаться воедино, и ему удавалось с пугающей скоростью проникать под древесный покров, который вроде бы должен был остановить чудовище. Вот уже преследователя отделяли от людей считанные футы, вот…
Они кинулись врассыпную, напрягая все силы, а зубы клацали уже в считанных дюймах за их спинами, головы на гибких шеях жадно тянулись к жертвам… и тут им на помощь пришло скрюченное дерево.
От такого столкновения любое нормальное животное несомненно погибло бы. Толстый ствол зашатался и раскололся по высоте, но все же устоял, на людей посыпались сломанные ветки. Госпожа Эмбра Серебряное Древо описала в воздухе сальто, в неприличной позе грохнулась рядом с мужчинами с такой силой, что ей показалось, будто из нее вышибло дух, но все же нашла в себе силы сразу же перевернуться и уселась посреди торчащих щепок.
Она смотрела прямо в одну из битком набитых зубами пастей, широко распахнувшуюся в считанных дюймах от ее лица. Ночной червь потянулся вперед, чтобы вцепиться в нее.
– Ты не будешь есть, госпожа?
В голосе Мрессы слышались сдавленные рыдания. Необходимость видеть ее юную подопечную разрывала ей сердце даже сильнее, чем то ужасное зло, которое отец этой девочки сотворил над ее матерью. И этому злу нужно было лишь чуть-чуть, самую малость расправить плечи, чтобы в его объятиях оказалась и младшая баронесса Серебряное Древо.
Девочка резко отвернулась и побежала прочь по стене. Мресса провожала глазами ее удалявшуюся фигурку в черном длинном платье, напоминавшую привидение. Куда она направлялась? Навстречу гибели? – молчаливая, белолицая, ожидающая мгновения, когда ее уничтожат, как уничтожили ее мать. А может быть, Эмбра предпочла бы сама выбрать время и место смерти и разглядывала бы торчавшие из реки камни – точно так же, как сейчас, – перед тем, как прыгнуть вперед и пуститься в короткий губительный полет, у которого может быть только одно завершение?
Мресса держала тарелку с отвергнутой едой возле своей внушительной груди, смотрела на застывшую в молчании и неподвижности Эмбру, глядевшую вниз, на место своей смерти, и дрожала. Она не осмеливалась сейчас подойти к девочке, чувствуя, что от ее… от чьего угодно приближения Эмбра и впрямь может с воплями броситься вниз.
С воплями… такими же, как те, что на всем протяжении долгой ночи испускала ее мать Тларинда, привязанная к столу, завывавшая и визжавшая в муках, под пытками, которым подвергал ее владетельный супруг. Вопли умолкли только перед восходом солнца, когда несчастная испустила последний вздох, и барон Серебряное Древо – всю ночь с его лица не сходила ласковая улыбка, – весь залитый кровью жены, спокойным голосом спросил, готова ли для него любимая теплая ванна.
Мресса содрогнулась от воспоминаний… содрогнулась и тут же застыла. На вершине самой высокой башни она увидела одинокую фигуру, рассматривавшую Эмбру точно так же, как та рассматривала воды Серебряной, неустанно текущие мимо стен замка. Стервятник взгромоздился на насест над своей добычей, которая, как он хорошо знал, никуда не могла укрыться от него, и его взгляд своей холодной тяжестью, как кинжал, пришпилил девочку к месту.
Мресса плохо видела его лицо, но издали ощущала на нем холодную улыбку. Она попыталась вздохнуть, но, как оказалось, в ее тучном теле сил осталось лишь на то, чтобы задрожать. Она перевела взгляд на молчаливую девочку, которую отныне и впредь должна была величать госпожой Серебряное Древо, не смея вновь поглядеть вверх. Она уже приросла к этому месту и была обречена смотреть, как Эмбра Серебряное Древо решает, жить ей или умереть.
Узнав о своей ошибке, барон пожал плечами и улыбнулся. Мресса навсегда запомнила эту улыбку.
Все также улыбаясь, он осушил на дорожку свой неизменный кубок и отправился покупать племенных кобыл и жеребцов для собственных табунов, даже не подумав хоть как-то изменить свои планы. Это произошло на четвертое утро после того, как он собственными руками запытал до смерти Тларинду за грех супружеской измены.
Барон увидел, как она в стороне от людей разговаривала с каким-то мужчиной. Владычица Серебряного Древа явно была очень рада этой встрече, они обнимались, целовались и смеялись. Неизвестный, закованный в тяжелые цепи, сидел в темнице, и наутро ему по приказу барона принесли окровавленное расчлененное тело Тларинды, а потом, прежде чем солнце успело высоко подняться, его вытащили на главную площадь, отрубили руки и ноги, прижгли культи раскаленным железом – беспощадные чары Гадастера Мулкина не давали ему умереть – и бросили обнаженное изувеченное тело под лучами солнца дожидаться медленной, мучительной смерти.
Этот незнакомец оказался родным братом Тларинды, которого она не видела много лет.
Именно это известие заставило Фаерода Серебряное Древо пожать плечами и улыбнуться. Точно так же он улыбнулся бы какой-нибудь ерунде, например, надев не тот плащ или взяв пустой кувшин вместо стоявшего рядом полного. Пустяковая промашка, о которой не стоит даже вспоминать, не то что скорбеть или раскаиваться.
Совершенно ошеломленная Мресса смотрела, как останки обоих выбросили свиньям, и на этом со всем происшествием было покончено. Покончено было и с тихой мечтательной девочкой, которая с удовольствием носила усыпанные драгоценными камнями платья и любила в одиночестве проводить время в садовых беседках за чтением книг. Со дня казней девочка испытывала жестокую подавленность, ни с кем не разговаривала и все время ходила в черном траурном платье.
На парапете что-то зашевелилось, и мысли Мрессы мгновенно вернулись из былых времен к нынешнему дню. Каменная плита покачнулась, откинулась, словно крышка сундука, и перед Эмброй открылась ниша, в которой лежало несколько книг. Девочка вынула их и начала листать. Они очень походили на колдовские фолианты; книги, подобные этим, она видела два или три раза в руках Гадастера Мулкина, главного волшебника барона.
Краем глаза Мресса уловила какое-то движение наверху. С трудом вынудив себя поднять взгляд, она увидела, что к барону присоединился Гадастер. Оба с одинаково холодными улыбками разглядывали юную наследницу Серебряного Древа, а та с увлечением листала книги. О, неужели ей, Мрессе Каландю, предстояло оказаться единственным свидетелем очередного темного деяния? И именно ее язык Фаерод не задумываясь отрубит, если ему взбредет в голову, что его обладательница видела то, что не полагалось?
Так и получилось. Прямо под тем местом, где стояла Эмбра, находился балкончик, полукруглая площадка, выдававшаяся из стены, в прежние времена барон и баронесса Серебряное Древо частенько сиживали на нем, любуясь рекой при хорошей погоде. Сейчас там никого не было, но Гадастер Мулкин взмахнул рукой, балкон на мгновение окутался мерцающим маревом, а когда оно рассеялось, там оказался Фаерод Серебряное Древо, рассматривающий реку. Он держал в руке кубок и опирался на перила, по-видимому забыв о стоявшей наверху дочери. А она заметила его и напряглась.
Мресса взглянула на башню как раз вовремя, чтобы заметить, как барон – настоящий барон – отступил назад и скрылся за спиной волшебника Гадастера. Он следил за тем, как Эмбра сверху вниз глядела на его двойника, как она быстро окинула взором все вокруг – Мрессу она сочла своим другом, а может быть, просто привычным предметом обстановки; во всяком случае, ее глаза ни на мгновение не задержались на массивной фигуре старой девы, – чтобы убедиться, что поблизости никого нет, а затем принялась с лихорадочной поспешностью перекидывать страницы.
Казалось, прошла вечность, прежде чем она выпрямилась, выбросила вперед, словно меч, худенькую руку, указывая на стоявшего внизу отца, и звонко произнесла какую-то короткую фразу.
Воздух над балконом склубился в темный дым, над которым тут же поднялось пламя, весь замок сотрясся, а балкон развалился на мелкие куски, и они, вместе с образом барона, полетели вниз и канули в воды реки.
Тут же раздались крики, сбежались стражники, во всех окнах показались головы, а на башне вокруг волшебника и барона образовался светящийся шар. Чуть дрожа, он проплыл по воздуху и плавно опустился совсем рядом с девочкой-подростком, которая перегнулась через парапет, не в силах оторвать взгляда от пустоты, образовавшейся на том месте, где только что был балкон. Голоса Гадастера и барона донеслись до Мрессы так же четко, как и до Эмбры. Девочка резко обернулась на их звуки, и ее лицо побелело как мел.
– Быстрая, сообразительная, энергичная и с прирожденной способностью к волшебству, – прошамкал волшебник.
Фаерод Серебряное Древо улыбнулся.
– Прекрасно. Она принесет мне больше пользы – со временем! – если сгодится не только на то, чтобы демонстрировать окружающим мои драгоценные камни. Делайте с ней все, что сочтете нужным, Мулкин, ну а она, конечно, не посмеет противиться. Я не прощаю неверности. – И он улыбнулся еще раз.
При его последних словах лицо Эмбры Серебряное Древо переменилось. На мгновение в его искаженных чертах отобразилось больше гнева, чем Мрессе когда-либо доводилось видеть, а глаза сверкнули яростным пламенем.
Но сразу же – ведь девочка происходила из рода баронов Серебряного Древа, черты лица смягчились, выражение стало безразличным, и далее баронесса Эмбра следила за тем, как ее обрекают неведомой, но, несомненно, плачевной участи, скрывая свои чувства за непроницаемой маской.
