Текст книги "Земля Без Короля"
Автор книги: Эд Гринвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
Хоукрил принялся продираться сквозь стену из женщин, отчаянно пытавшихся вонзить свои тесаки ему в грудь. Краем глаза он видел других воинов, пробивавшихся с разных сторон. Какой-то лучник с аккуратностью, не предвещавшей ничего хорошего, прицельно отстреливал дам с рогатыми шлемами на головах. Хоукрил выругался про себя на такую недисциплинированность, проскочил мимо жреца, который, видимо, обучался фехтованию в какой-нибудь модной школе, крикнув ему через плечо: «Подождешь!», и продолжал проламываться через толпу, отшвыривая в стороны жриц с ножами и всех остальных, у кого хватало глупости подвернуться ему на пути.
Мгновением позже он оказался в толпе, навалившейся на барона. Латник размахивал мечом как безумный, он орал, плевался и бил свободной рукой, пытаясь хоть как-то отвлечь озверевших женщин от залитого с головы до ног кровью человека, который с двумя торчавшими из груди ножами (больше Хоукрил не мог разглядеть) бессильно опускался наземь в гущу этой толпы.
А он все еще пробивался вперед, желая только одного – закрыть собой барона, если удастся. Кровь была повсюду, и дюжина или больше воинов тоже пробивались к барону – медленно, слишком медленно! – с разных сторон. Следующие мгновения решат все. Хоукрил разрубил зарычавшую на него святую харю, со всей силы ударил сапогом в святую промежность и расчистил себе путь для отчаянного прыжка. Он приземлился на ноги, без малейшей задержки очертил клинком широкий круг, отбросив в сторону несколько мечей, не глядя убрал с пути по меньшей мере еще одну телесную преграду и похлопал себя по груди, чтобы убедиться, что драгоценный пузырек не вывалился по дороге.
Глаза, которые глядели на него, уже подергивались туманом, но окровавленные губы искривились в жалком подобии улыбки.
– Ты… прав, Ястреб… но… уже… уже поздно…
Хоукрил вздрогнул, словно от холода, и осмотрелся. Он сидел на скрипучей лодке, плывущей по темной воде Серебряной, а не крутился в кровавой мясорубке среди умирающих жриц. Некоторым воспоминаниям предстояло, видимо, вечно обжигать душу.
Но, с другой стороны, что такое жизнь человека, как не костер опаляющих воспоминаний?
Сидевший рядом Краер Делнбон улыбнулся своим мыслям и пожал плечами.
– На нас объявил охоту самый влиятельный и жестокий человек во всей долине Змеистой, поручивший это дело трем знаменитым злобным магам. Так что ты прав, что-то здесь не так. И мне не нужен ни бард, ни седой мудрец, чтобы понять это.
– Я говорю о другом, – настаивал латник. – Серебряное Древо поставил на нашем пути какую-то западню и ждет, пока мы в нее влетим…
– Но не ожидаешь же ты, что этот изверг рискнет в такое время отправить в Аделн хотя бы одного из своей Темной тройки? – отозвался Краер. – Сейчас, когда все готовятся к войне? У барона Аделна достаточно лучников, чтобы сокрушить любого одинокого волшебника… К тому же он просто долженбудет начать войну, если Серебряное Древо пошлет магов, чтобы те действовали в открытую в самом сердце его баронства. Иначе все будут считать его слабаком, трусом и станут плевать ему в глаза.
– Нет, я просто считаю, что разумнее всего будет не стоять на дороге у колдунов, – угрюмо пробормотал Хоукрил. – Но в одном я с тобой полностью согласен: любой правитель в Аглирте, который не пресечет быстро и решительно подобные действия и тем более вторжение на свою территорию, тем самым даст молчаливое согласие на дальнейшие нападения. Так что Серебряное Древо нанесет удар, как только мы выберемся из Аделна.
– То-то будет веселья… – сладко потянувшись, произнес Краер. – Ну, если…
И в этот момент мир взорвался громом – громом, ударившим с неба и отдавшимся на носу лодки.
Квартирмейстер и латник, открыв рты, взирали на подпрыгивающие камни, с грохотом рушившиеся на палубу, на растекающееся масло и разлетающиеся черепки. Им потребовалось несколько вздохов, прежде чем они поняли, что это не небо над ними разразилось каменным дождем, что смертоносные булыжники сыпались на лодку с нависавшего над рекой утеса, и этот убийственный камнепад стремительно приближался к двум друзьям, все так же, лениво развалясь, сидевшим на корме.
– Проклятье! – выдохнул Краер, дернувшись к кормовому люку.
– Проклятая гнусь, разрази ее гром! – выругался Хоукрил, споткнувшись о своего малорослого товарища. Сквозь дробный грохот камней, обрушивавшихся на крышу каюты, они слышали звонкий треск разбиваемых амфор и чувствовали запах масла – растительного масла, на котором хозяйки жарят оладьи.
Люк оказался заперт, причем заперт изнутри. Это стало ясно, как только латник дернул за металлические скобы, заменяющие ручки. Хоукрил яростно взревел, напрягся и потянул с такой силой, что вены на его руках вздулись толстыми канатами, а деревянная крышка выгнулась и затрещала.
Она трещала, но не ломалась. Камни загремели вокруг двух искателей приключений, несколько булыжников попали по рукам и в плечо огромному воину с такой силой, что тот разжал руки, грохнулся на спину и застонал от боли, ударившись поясницей о какой-то выступ палубы. А лодка тем временем миновала опасный участок, и каменный дождь, как по мановению волшебной палочки, прекратился.
Краер приподнялся на цыпочки, весь вытянулся и с риском сломать шею попытался заглянуть через край утеса, ничего не увидел и окинул взором суденышко. Палуба была залита блестящим маслом и завалена кучами камней, смешанных с острыми черепками глиняных кувшинов.
– Тут их добрый воз! – объявил Хоукрил. Он с трудом поднялся на ноги и, кряхтя, потирал ушибленную спину, вздрагивая при каждом прикосновении.
Краер, с трудом удерживаясь на ногах, уже бежал шаткой рысцой на нос; через мгновение он рванул люк и проорал в сердитое и удивленное лицо лодочника:
– Живо на палубу, пока она у тебя еще есть! Кто-то высыпал здоровую кучу камней на твои горшки с маслом, а ниже по течению наверняка засели их друзья, и на следующем изгибе на твою посудину полетят факелы! Ты скоро останешься без лодки!
Никто из команды, кроме самого лодочника, изумленного до полного отупения, не двинулся с места, а лодка тем временем подошла к следующему изгибу реки – и действительно получила первые пылающие гостинцы.
Хоукрил, Краер и лодочник, пригибаясь и непрерывно извергая страшные проклятия, выбежали на палубу и поспешили укрыться за брезентом – над водой громко запели стрелы. Несколько пущенных с высоты пылающих стрел вонзились в палубу в разных местах, и масло мгновенно занялось, взметнув языки пламени на высоту человеческого роста. Судно быстро миновало поворот, и следующий залп, слава Троим, пришелся в воду. Но Краер уже не видел этого: он находился в кубрике команды и держал за грудки одного из одетых в засаленные робы хмурых матросов, сидевших у стола, на котором были разбросаны карты и мелкие монеты. При свете висевшего на крюке фонаря на него удивленно уставились, грозно сдвинув брови, пять туповатых лиц.
– Все наверх, – проорал квартирмейстер в лицо матросу, – и швыряйте кувшины за борт, или ваша дурацкая посудина вспыхнет как факел и мы все вместе с нею!
– Ты,коротышка, хочешь указывать нам, что делать? – глумливо бросил один из моряков, – По-моему, ты лезешь не в свое дело.
– Вы можете выйти на палубу и работать или же ругаться здесь со мной и погибнуть в огне, – яростно ответил Краер, – но мне сейчас нет дела до того, что вы решите. Время нынче горячее, а ваша лодка плывет прямиком в свой последний рейс, который очень скоро закончится погребальным костром!
Он оттолкнул все так же изумленно пялившегося на него матроса – тот тяжело рухнул на табуретку, – перескочил через стол и принялся колотить в дверь каюты, где спали Эмбра и Сараспер. А ведь и они с Ястребом могли бы сейчас храпеть во все носовые завертки, будь у них хоть капля здравого смысла.
– Выходите! Пожар! – взревел он, несколько мгновений подождал ответа и, услышав из-за двери недовольные голоса, резко повернулся и вновь выскочил на палубу.
Его встретила стена ревущего пламени. Сквозь пляшущий над огнем воздух – от его жара Краер чуть не задохнулся – он увидал, как Хоукрил на пару с хозяином лодки руками и ногами, как безумные, сбрасывали за борт горящие черепки, а яростно шипящие стрелы с глухим стуком впивались в доски палубы или попадали в огонь, взметая тучи искр. И время от времени вокруг этих искр высоко в воздухе с яростным ревом вспыхивали огненные шары, расплывающиеся изумительно красивыми, но смертоносными облаками.
Краер выругался, вылил себе на голову воду из оказавшегося очень кстати поблизости бачка, чтобы волосы не сразу загорелись, ринулся на крышу каюты и принялся, пригнувшись, выбирать уцелевшие кувшины из тлеющих веревок и швырять за борт.
Тут и матросы все-таки вылезли на палубу и остолбенело уставились на огонь. Кто-то метнулся к борту, чтобы прыгнуть в воду, но Краер заметил, что стрелы летели не только на палубу, но также проносились залпами вдоль бортов, чтобы поразить любого, кто попытается покинуть судно.
Матросы тоже заметили это и кинулись назад. Кто-то упал, истыканный стрелами, трое замерли посреди горящей палубы, но одному, как заметил Краер, все же удалось невредимым прыгнуть в воду.
И все это время стрелы со свистом вылетали из-за деревьев, осыпая суденышко губительным дождем, а матросы, громко крича от страха, метались в огне с черпаками или отчаянно размахивали ножами, пытаясь перерезать многочисленные канаты, крепившие их смертоносный груз.
Одна стрела вонзилась Хоукрилу в плечо и отшвырнула его к мачте. Он взревел от боли, и в этот момент из люка поспешно выбралась Эмбра. Следом за нею поспешал Сараспер.
Разинув рты, они уставились на пылающие канаты и не сразу увидели в дрожащем знойном воздухе нетвердо державшегося на ногах Хоукрила и метавшегося на крыше каюты, как выброшенная на сушу рыба, Краера с начисто сгоревшими бровями и опаленной густой порослью на предплечьях. Он, не останавливаясь ни на мгновение, швырял и пинал горящий груз, а вокруг него со всех сторон звенели стрелы.
Эмбра закричала и кинулась вперед по горящей палубе. Наверно, ее увидели с берега: на лодку сразу же посыпалось, раскалывая уцелевшие амфоры, множество стрел. Зазубренный осколок отлетел в сторону и, словно направленный опытной рукой, ударил юную баронессу по голове.
Сразу же по длинным спутанным волосам хлынула кровь, залила глаза. Эмбра Серебряное Древо, ничего не видя, сделала несколько неуверенных шагов прямо в огненный ад и, тонко вскрикнув от внезапной боли, ткнулась в мачту.
Сараспер, не пытаясь скрыть испуга, смотрел на нее, а вокруг билось яростное пламя и свистели стрелы. Справившись с собой, он шагнул к бессильно осевшей на палубу волшебнице, и в то же мгновение она скрылась за огненной завесой – над лодкой прогремел мощный взрыв.
Гобелен, прикрывавший дверь, опустился за спиной Майерши, и присутствующие барды склонились вперед, чтобы возобновить разговор, который они прервали, пока хозяйка наливала им вино. Один из них, с пышными бакенбардами янтарного цвета, засунул в рот длинный, тонкий мундштук глиняной трубки, глубоко затянулся и произнес:
– Как бы то ни было, но я совершенно уверен: какой бы смертью они ни умерли, к этому приложил руку Серебряное Древо. Он люто ненавидит всех бардов.
– И вообще всех, кто не целует ему перчатку, – с горечью заметил молодой, но уже сильно поседевший бард. – Мне однажды пришлось бежать от его латников. Он приказал им отхлестать меня, чтобы, как он сказал, у меня появилась настоящая причина для воплей и я больше не шумел просто от нечего делать!
Послышались возгласы гнева и отвращения. И несколько звуков, больше всего похожих на сдавленные смешки. Флаерос сидел молча, совершенно неподвижно, и все еще не осмеливался поверить в то, что он допущен в эту укромную комнату как один из бардов, и ему дозволено сидеть здесь вместе с полудюжиной ветеранов-менестрелей. За стенами, обшитыми деревянными панелями, кипела жизнь – «Горгулья» в этот вечер была переполнена, – но здесь, рядом с угасающим камином, люди, творившие музыку на всех необъятных просторах Дарсара, мрачно обсуждали печальную участь своих погибших собратьев.
– Хелгрим научил меня играть на волынке, – вдруг произнес один из них, – и представил меня старой Тешаэре.
– Клянусь Владычицей, она умела плести струны! – вздохнул другой бард. – Но настало ее время уходить к праотцам. Что ж, это удел всех живущих.
Послышался печальный ропот общего согласия, головы закивали, а потом кто-то сказал:
– Интересно, что теперь будет со всеми арфами Делвина?
– Думаю, что все они уже пошли на растопку для очага. Его хозяйку страшно бесило, что его комната стояла пустая, пока он странствовал. Я слышал, что она всякий раз, когда он уезжал, заходила туда и ломала одну из арф, просто так, из одной только злобы.
– Но ведь ему, похоже, так и не удалось найти заколдованный инструмент, ведь правда? – Все головы обратились к задавшему этот вопрос, и говоривший добавил чуть ли не с восторгом, понизив голос, как человек, сообщающий важную для всех тайну: – Всю жизнь он больше всего на свете желал найти волшебную арфу.
– Такие вещи не каждый день попадают на рынок, – с кислой миной проговорил бард, курящий трубку. – Лучше бы ему вообще не знать о существовании волшебства.
– Если учесть, что он был убит колдовством, это еще слишком мягко сказано, – согласился другой бард, – но кто из нас может честно сказать, что не знает о существовании волшебства? Только простаки и сумасшедшие, а ни те ни другие не могут творить хорошую музыку.
– Это верно, – хмыкнул один из старших бардов. – Я слышал, как ты поешь.
Послышались смешки, кто-то громко свистнул, кто-то сделал непристойный жест, и вдруг среди этого веселого шума кто-то спросил:
– А как же все-таки они погибли?
– Их растерзало что-то вроде дракона, но величиной с лошадь, – сообщил бард, до сих пор хранивший молчание. – Какая-то тварь, созданная для убийства магией Темной тройки.
– Но как же они умудряются делать такие вещи? – как бы со стороны услышал Флаерос свой голос. – Неужели волшебники от самого рождения знают, как создавать ветер и пробуждать силы растущих тварей или…
Все головы повернулись к нему, и Флаерос вдруг снова почувствовал себя посторонним. Он сидел, пытаясь сохранить беззаботный вид, но ощущал, как внутри у него что-то съеживалось и умирало. Наступило недолгое молчание, которое нарушил чей-то недовольный голос:
– Интересно, чему теперь учат молодых бардов? С какого конца дуть в охотничий рожок?
– Полегче, полегче, – вмешался старший, – Мы все учились понемногу, так почему бы ему не узнать что-то новое от нас? Слушай, парень: маги творят колдовство, забирая силы из различных вещей. Иногда, если настолько хотят навредить кому-то, что для этого не жалеют собственной жизни, то из себя самих. Но чаще – из врагов, или рабов, или животных, а иногда из вещей, в которые так или иначе уже заложена магия.
– Но все это далеко не столь действенно и безотказно, как пытаются убедить нас знаменитые маги, – вставил другой голос, – Можешь не сомневаться, барон Серебряное Древо не пообещал бы сотню фургонов золота, если бы мог найти свою дочь при помощи волшебства.
– Но все же ему служат трое из самых могущественных колдунов Аглирты, которые могут проследить за всем этим, – уныло заметил старший из бардов, – Волшебство лучше всего действует там, где можно обойтись обманом и хитростью. Интересно, почему бы?
– Нет, вы только послушайте: он говорит о колдовстве и хочет получить ответы. Вот кто у нас и простак, и дурак!
– Хватит, – громко заявил бард, продолжавший попыхивать трубкой, – В общем, Владычица Самоцветов позволила себя похитить – говорят, что она давно готовила это и наняла банду воинов-убийц, чтобы те ворвались на остров и захватили ее! – и все мы, здесь присутствующие, были бы рады получить обещанное богатство, чтобы навсегда избавиться от необходимости шляться по стране и петь за деньги.
– Действительно, барон обещает сотню фургонов золота тому, кто сумеет в целости и сохранности вернуть госпожу Эмбру на остров Серебряное Древо, – вполголоса пробормотал кто-то. – Интересно, сколько она сама согласна заплатить за то, чтобы скрыться от него?
– А мне интересно, многие ли из живущих вверх и вниз по реке настолько глупы, чтобы попытаться поймать ее, потребовать награду, да еще и верить, что барон позволит им прожить столько, чтобы они успели потратить хоть пару горстей золота!
Снова закивали головы, печальный голос воскликнул: «Вот именно!». Но тут кто-то указал рукой вверх:
– Светает!
Флаерос до сих пор не замечал, что в потолок вделано окно. Высоко за стеклом первые розовые пальцы рассвета прикоснулись к умирающим ночным облакам. Барды надолго умолкли, глядя, как зарево становится все ярче; в комнату бесшумно проскользнула Майерша с большим подносом, плотно уставленным стаканами и бутылками. Когда же она снова вышла, сразу возобновился оживленный разговор.
– Может быть, волшебница и готовила заговор, – уныло сказал один из бардов, – но я очень сомневаюсь, что госпожа Серебряное Древо устроила свое собственное похищение. Если отец поймает ее, то самое меньшее, что ее ожидает, это страшные пытки!
– Ты думаешь, что за этим стоит кто-то из противников барона? – спросил курильщик. – И все это устроено, чтобы отвлечь Серебряное Древо от намерения пройти по всей Аглирте с мечом и в конце концов завладеть ею?
Старший из бардов пожал плечами и повернулся к Флаеросу.
– Ты что-то давно молчишь, юноша. Складываешь балладу?
Флаерос вздрогнул, но спокойно ответил:
– Я думал о том, что госпожа Серебряное Древо может быть в плену, и о том, где она сейчас может находиться: несомненно, одна, неспособная защитить себя от тех ужасов и оскорблений, на которые так щедра жизнь.
Головы снова повернулись к нему, но на сей раз во взглядах читалось нечто похожее на уважение. Никто не сказал ни слова в ответ.
– Ладно, парень, – нарушил молчание старший из бардов, – надеюсь, когда твоя баллада будет готова, ты споешь ее нам. Беспомощная владычица Серебряного Древа скорбит, окруженная своей мелкой магией… Н-да…
Взрыв взметнул вверх языки огня, рассыпал вокруг густые искры и, встряхнув, вернул сознание беспомощной владычице Серебряного Древа. Эмбру швырнуло на кучу тлеющих канатов, подбросило, и вдруг оказалось, что она вновь стоит на ногах чуть в стороне от бушующего пламени. Девушку охватила ярость. Лодка стремительно неслась по течению, но теперь суденышко содрогалось, словно в конвульсиях; палуба заметно осела.
Молча возблагодарив Троих за то, что накануне ей хватило ума переложить из мешка Хоукрила в карманы и прицепленный к поясу кошелек кое-что из самых мелких безделушек, найденных в Доме Безмолвия, Эмбра взяла в руку, сколько поместилось, и торопливо, но внимательно, несмотря на владевший ею гнев, проговорила заклинание. Когда она произнесла последнее слово, языки пламени вдруг распрямились, их движение подчинилось общему ритму, а затем все они начали медленно, лениво перемещаться.
Стройная фигура волшебницы из рода Серебряного Древа возвышалась среди тонких струек дыма, вьющихся от затлевшей одежды, а огонь соединился в кольцо у нее над головой и начал, повинуясь ее воле, вращаться, ускоряя движение. Поднятый им ветер отбросил стрелы, и они в бессильной злобе взвились к небу и упали по сторонам. Когда же пот начал щипать ее веки и чуть ли не сплошной струей потек с подбородка, Эмбра выкрикнула заключительную фразу заклинания и резко вскинула руки.
Палуба под ее закопченными сапогами накренилась; вода пела свою угрюмую песню где-то под самыми досками. Девушка присела на корточки, чтобы не попасть под случайную стрелу, и следила прищуренными глазами, как порожденный ее магией гигантский огненный вихрь стремительно приближался к деловито изрыгавшей стрелы стене деревьев.
Вот огонь вломился в лес; жалко затрещали горящие ветки. Эмбра услышала лишь один-единственный протяжный испуганный крик, прежде чем ближний берег реки окутался огненной завесой, свет которой затмил разгоравшийся рассвет. Некоторое время она мрачно смотрела на стволы деревьев, торчавшие, словно черные пальцы, из сплошной стены, а потом заставила себя подняться на ноги, окинула взором палубу, посреди которой, шатаясь, стоял владелец лодки, раненный двумя стрелами, и нашла взглядом своих спутников.
– Плыви! – повелительно крикнула она надтреснутым голосом, увидев, как темная речная вода прикоснулась наконец своими длинными пальцами к палубе – послышалось шипение, и повалил пар.
Эмбра еще раз обвела взглядом лодку, содрогнулась, несколько раз моргнула и в обмороке опустилась на обугленные доски.
Сараспер, наблюдавший за всем происходившим, держась за обрывок леера, кинулся, спотыкаясь, к девушке по прогибавшимся доскам палубы. Под ногами у него хлюпала вода: судно продолжало погружаться, и река вот-вот могла смыть бесчувственную волшебницу за борт.
Добравшись до Эмбры, целитель пнул в сторону валявшееся рядом горлышко амфоры, схватил девушку за плечи и попытался поднять ее. Ему почти удалось усадить владычицу Серебряного Древа, но тут он сам поскользнулся, вцепился в свисавший с обугленных снастей клок тлеющей парусины, чтобы не упасть, и снова схватил девушку за плечи.
– Сараспер, – донесся до него голос откуда-то сзади.
Он прозвучал громче, чем казался в подземелье, когда старый целитель в одиночестве стоял на карауле. Старик застыл в неподвижности, продолжая поддерживать девушку.
– Да, вот оно, ее горло, прямо у тебя под рукой.
Сараспер весь похолодел изнутри и беззвучно проговорил, обращаясь к тому, что внедрилось в его разум:
– Ты называешь себя Предвечным Дубом, но я не ощущаю божественного грома. Кто же ты на самом деле?
– ТЫ ДЕРЗНЕШЬ ПРОТИВИТЬСЯ МНЕ?!
На сей раз это был оглушительный рев, от которого Сараспер покачнулся, голова у него закружилась, и целитель ощутил во всем теле гул от силы, овладевшей им.
– Я-а-а… – захлебываясь рыданиями, проговорил он, размахивая одной рукой, будто пытался отогнать неведомого противника, но тут яростный поток, вливавшийся в его тело, достиг горла, и Сарасперу вдруг стало невыносимо холодно.
– Пока что усади ее возле мачты, – приказал голос, и тело Сараспера задвигалось само, против воли целителя.
Голос, казалось, говорил еще и с кем-то другим, находившемся вдали…
– Видишь, под ногами лежит свайка [4]4
Свайка – такелажный инструмент в виде прямого или слегка согнутого деревянного или железного стержня, похожего на гвоздь, со шляпкой на одном конце и заостренный с другого конца. – Прим. перев.
[Закрыть] . Повернись так, чтобы ее никто не видел. Возьми ее и спрячь в рукав.
Судно уже заметно перекосилось; правый борт поравнялся с водой. Тело одного из матросов, убитого наповал тремя стрелами, неожиданно покатилось по палубе и с громким всплеском свалилось в реку. Перед глазами Сараспера мелькнул навсегда разинутый в крике страха и боли рот, а лодка, влекомая течением, мгновенно оставила мертвеца позади.
Тело целителя передвигалось, повинуясь приказам таинственной силы, завладевшей его сознанием. Сараспер пробежал по поднявшемуся вверх левому борту с быстротой и ловкостью, какую никто не мог бы заподозрить в его хилом теле. Предвечный Дуб привел его на корму, где Краер и Хоукрил боролись с почти бездействующим рулем.
Квартирмейстер пытался срезать с румпеля кучу свалившихся на него канатов и кусков парусины. Сараспер остановился у него за спиной, выждал, пока Хоукрил отвлечется на звук падения тела еще одного из матросов, и со всей силы ударил Краера свайкой по голове.
Квартирмейстер пошатнулся от удара и начал было поворачиваться, но тут сознание покинуло его, нож выпал из ослабевшей руки, и тело Краера тяжело рухнуло на палубу. Хоукрил услышал стук упавшего кинжала и обернулся, однако Сараспер уже переместился и присел возле борта.
– Длиннопалый, что слу… – взревел воин, выпустив румпель и наклонившись, чтобы подхватить Краера за ремень.
Но не успел он договорить, как Сараспер высоко подпрыгнул, чтобы удар получился сильнее, и с размаху опустил тяжелую свайку на голову латника.
Тот повернулся на месте, навалился грудью на румпель, но тут же попытался встать. Сараспер снова ударил его чуть выше уха, а потом еще раз, и Хоукрил вытянулся ничком, оставив руль беспомощно болтаться. Целитель стоял, покачиваясь, над упавшим воином, а голос Предвечного Дуба, которому он не мог противиться, гремел в его голове. Ему следовало, приказывало божество, немедленно привязать Эмбру к мачте, чтобы она не вывалилась за борт, а потом опустить головы лежавших в беспамятстве воинов в воду и держать их так, пока они не захлебнутся, а потом скинуть тела с накренившегося судна в воду. После этого…
Его подбросило в воздух, и он, отчаянно взмахнув руками, приземлился на кучу оборванных снастей. Лодка с ходу вылетела на гряду острых камней. Палуба выгнулась и раскололась, ощетинившись множеством длинных, чуть ли не в рост человека, острых обломков. Сараспер видел, как один из них насквозь проткнул лодочника. Несчастный повис, размахивая руками и ногами в тщетных попытках дотянуться до ушедшей из-под ног палубы. Он громко вопил от невыносимой боли, но тут Сараспера что-то с чудовищной силой ударило по голове, он услышал страшный рев, а затем все скрылось за застлавшей ему глаза кроваво-красной пеленой, которая тут же сменилась непроницаемой тьмой…
