Текст книги "Земля Без Короля"
Автор книги: Эд Гринвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
3
НЕДОСТУПНОЕ РАЗУМЕНИЮ – И ХУЖЕ ТОГО
ИЗ ВСЕХ ЖИВОТНЫХ, которые охотятся на людей, нет ни одного, который внушал бы такой же страх, как ночной червь. В Дарсаре существуют и более крупные чудовища – говорят, что есть даже более беспощадные, – но в блестящей, похожей на гигантского угря твари, десятикратно превосходящей человека длиной, носящейся в воздухе на колоссальных крыльях летучей мыши и обладающей челюстями, способными пожрать сразу целую семью, есть что-то такое, что заставляет людей рыдать и цепенеть от ужаса.
Ночные черви водились в долине Серебряной испокон веку. Когда солнце стоит высоко и заливает землю ярким светом, они неподвижно висят в воздухе, обычно укрываясь под густыми кронами в чащах, или неспешно летают над болотами, где не бывает людей, а с наступлением сумерек вылетают кормиться. Корова, несколько овец или коз являются для них более лакомой добычей, чем человек, но некоторые из этих чудищ любят охотиться именно на людей. Есть и такие, которые предпочитают вылетать за добычей при свете дня. Похоже, что некоторым из них нравится даже насмехаться над людьми, разоряя и разламывая ловушки, которые те ставят против них, а то и просовываясь в окна, опрокидывая кровати, заставляя несчастных обитателей забиваться по углам и поселяя в их душах мертвящий ужас, перед тем как вновь наброситься на них, чтобы терзать и пожирать.
Есть и такие, которые питают пристрастие к мясу людей определенного баронства или города, а то и одной семьи. Все они ненавидят тех, кто в состоянии причинить им наибольший вред: лучников и волшебников. Менестрели часто поют легенду о Маерданте, у которой погибла чуть не вся семья – сначала дяди, потом дочь, а потом сын, – из-за того, что те были способны заклинаниями отгонять темных летунов, повадившихся поедать их овец. В конце концов она сама выдумала заклинания, которые позволили ей принять образ ночного червя, и в таком виде затаилась рядом со своим почти опустевшим домом.
Когда появился очередной крылатый охотник, ей удалось уцелеть и самой убить чудовище только потому, что он проникся любовными чувствами к неожиданно попавшейся самке, а не растерзал ее в первый же момент.
Тело, найденное слугами, пришедшими за своей тяжело израненной хозяйкой, оказалось шестидесяти футов в длину от плеч с огромными кожистыми крыльями до конца щетинившегося шипами хвоста. Даже истерзанное в схватке, мертвое чудовище выглядело таким изящным и таким смертоносным, что мало кто решался приблизиться к нему. У него было множество заостренных голов, и каждая из них заканчивалась клювом, похожим на птичий, но длиной равнявшимся росту высокого мужчины и усеянным множеством острых, похожих на акульи зубов; а глаза были белыми пятнами без какого-либо подобия зрачка. Даже жрецов кидало в дрожь, когда им приходилось по каким-то причинам оказываться рядом с мертвым страшилищем.
А этот ночной червь казался меньше других, но зато обладал чудовищными челюстями. Они, жадно щелкая, тянулись к Эмбре, и влечение, которое испытывала к девушке эта тварь, нисколько не походило на любовное.
Если, конечно, не считать любовью стремление пожирать свежеубитых, залитых еще дымящейся кровью волшебниц.
Владычица Самоцветов сплюнула в ладонь и, запинаясь, произнесла слово власти, которое она надеялась не применять еще многие и многие годы. Оно эхом разнеслось вокруг, а девушка резко взмахнула рукой и швырнула капли своей слюны в одну из раззявленных глоток. В то же мгновение по всему ее телу разлилась болезненная слабость, причиной которой, как она хорошо знала, послужило использование именно этого заклинания, и волшебница громко застонала.
В это мгновение к ней метнулась еще одна голова; громко клацнули темные зубы. Эмбра из всей силы оттолкнула ее, бросилась в сторону и, отчаянно дергаясь и извиваясь всем телом, покатилась по груде щепок. Ветви хлестали ее кожу, как языки пламени, и от этой боли подступавшая к горлу тошнота исчезла как не бывало.
Ночной червь, во чреве которого начало действовать заклинание, забился в конвульсиях, отчаянно выбрасывая во все стороны длинные черные шеи. Эмбра откатилась подальше и сквозь стиснутые зубы прошипела еще одно, последнее слово, которое должно было довести ее магическое действо до конца.
Ночь взорвалась, рассыпавшись крупным дождем яростного колдовского пламени и клочков погибшего чудовища. Покрытая густой росой земля сотряслась. Поблизости испуганно вскрикнули двое мужчин.
Кровь забрызгала все ближние деревья и капала с листьев, громко шлепая по земле. Сырое дерево и обрывки плоти, шипя, тлели в угасавшем пламени, а черные капельки, разлетевшиеся после взрыва, оседали на спутанных ветвях и одежде троих беглецов. Из тех мест, куда попадали капли, поднимались тонкие струйки дыма.
Владычица Серебряного Древа дымящимся лоскутом ночной рубашки стряхнула с ноги чуть выше колена крупный горящий клок. Судорожно хватая ртом воздух, она попыталась загнать обратно подступавшую к горлу рвоту… и каким-то образом ей это удалось.
– Змея в Тенях! – устало, почти не повышая голоса выругалась она (это было самое крепкое выражение из всех, употреблявшихся в Долине).
Освободившись от воткнувшегося в кожу острого как кинжал обломка ветки – Эмбра просто выдрала его вместе с клочком кожи, оставив на ребрах кровоточащую ссадину, – она раз жадно глотнула холодного ночного воздуха, несколько раз моргнула и взглянула в глаза Хоукрилу Анхару.
Волосы латника тлели в тех местах, на которые попала кислотная сукровица ночного червя, а на его покрытом каплями пота и пятнами копоти лице застыло выражение благоговейного ужаса. Краер, так же как и оба его спутника облепленный ошметками внутренностей монстра, встал рядом с другом и, не говоря ни слова, протянул Эмбре темный сверток, в котором она узнала свою одежду, положенную в мешок.
– Потом, – огрызнулась она и повелительно взмахнула рукой вдоль просеки, проделанной в лесу ее первым заклинанием. Когда ни один из мужчин не пошевелился, она проворчала нечто невнятное и заковыляла вперед в одиночестве. Эти двое были не героями, а парой остолбенелых идиотов…
– Может быть, вы что-то не поняли в словах «целая и невредимая»? – мягким тоном спросил барон Серебряное Древо, отводя холодный взгляд от движущегося изображения под потолком. Трое волшебников разом подняли на него глаза, и на их потных лицах отразился страх.
– Я… я молю о снисхождении, господин, – пробормотал Ингрил Амбелтер (он прекрасно умел угадывать почти все прихотливые перемены настроения своего хозяина). – Колдовство госпожи Эмбры…
– … Оказалось более мощным, чем вы ожидали, – закончил за него барон Фаерод, и голос его был резким и холодным, как лезвие меча. – Она моя дочь, любезные маги. Я рассчитываю, что вы приложите все усилия и что ваши действия будут, скажем так, достаточно аккуратными.
В комнате повисла напряженная тишина. Глядя куда-то в пространство, барон вскинул брови и добавил нежным, прямо-таки шелковым голосом:
– Ваша магия будет защищать каждый волос на ее голове, любезные волшебники, каждый дюйм ее кожи, которую она с такой готовностью демонстрирует прохожим авантюристам… Разве не так?
Все трое промолчали. Барон Серебряное Древо склонил голову и так же молча посмотрел сначала в одно потное лицо, потом во второе, в третье, дожидаясь, пока каждый из магов, хоть и с заметной неохотой, не ответит ему кивком. После этого он повернулся и вновь принялся созерцать висевшее под потолком изображение леса на противоположном берегу реки, совершенно игнорируя почти внятное бормотание и косые взгляды, которые метнули на него все трое магов, перед тем как вернуться в свои углы и заняться новыми заклинаниями.
Один из той троицы был менее разговорчив, чем остальные двое, и поэтому, как обычно бывает, часто оказывался незамеченным в тени своих более напористых сотоварищей. Его звали Кламантл Бейрлдоун, и все это время он, ничего не говоря другим волшебникам и барону, создавал могущественное колдовство: заклятие против Владычицы Самоцветов. Раз уж ее волшебные силы представляли собой единственную проблему – конечно, без нее эти двое бродяг из Черных Земель не смогли бы устоять против колдовства Серебряного Древа, – то пусть собственные чары разрушают ее самое, пока она не окажется сломленной и не преклонится снова перед отцом телом и душою.
Если такой день когда-нибудь наступит… в чем он, впрочем, очень сомневался. А до тех пор пусть заклятие остается при ней. Каждый раз, когда ей придется колдовать, волшебство будет высасывать из нее часть силы, она будет постоянно слабеть и в конце концов обратится в ходячий скелет, в котором жизнь сохранится лишь до тех пор, пока она не вздумает вновь прибегнуть к колдовству.
Губы Кламантла медленно растянулись в довольной улыбке. Он шепотом проговорил последнее слово своего заклинания. Да будет так! О нем и впрямь часто забывали.
– Серебряное Древо кажется мне не самым безопасным местом в Аглирте, – вполголоса сказал Делвин Много Арф своему спутнику, окинув взглядом раскинувшийся вокруг темный лес. На завитых по последней моде, спадавших на стройные плечи каштановых волосах барда, опасливо вглядывавшегося в окружавшую путников темноту, блестели капли ночной росы.
Ветки деревьев смыкались невысоко над дорогой, по которой шли двое. Под этим древесным пологом царил глубокий мрак, и в нем вполне могли прятаться и медведи, и огромные ночные кошки, и сколько угодно вооруженных до зубов разбойников. Сейчас мысль о том, что можно и по ночам идти по дорогам Серебряного Древа, чтобы поскорее добраться до Силптара, казалась совсем не такой уж толковой, как накануне, при ярком свете солнца.
– Я склоняюсь к мысли, что в Аглирте вовсе не осталось безопасных мест, – спокойно ответил Хелгрим Дворцовый Плащ и сразу же остановился, положил руку на висевший у пояса нож и прислушался, вскинув голову. Роса блеснула на его полуседой короткой бороде. – Замри! – Он положил левую руку на запястье Делвину, и оба барда застыли на месте.
Неподалеку послышался звук… Он тут же повторился: погромыхивание брони. Воин в полном вооружении находился где-то неподалеку и подходил все ближе и ближе. Нет, несколько воинов…
Хелгриму уже приходилось бывать на войне. Он поспешно отбежал к краю дороги, таща за собою своего молодого спутника, и они присели на корточки в канаве, из которой поднимался тяжелый запах прелых листьев.
– Ни звука, – чуть слышно прошептал он на ухо Делвину, показывая рукой вперед.
Из-за деревьев, отделявших дорогу от берега реки, показался небольшой отряд воинов. Солдаты, явно только что выбравшиеся из реки, то и дело стряхивали с доспехов воду, поправляли на ходу украшенные гербом Серебряного Древа посверкивающие латы, увенчанные гребнями шлемы, шипованные боевые перчатки… Неизвестно, куда направлялись эти латники, но они, несомненно, спешили – спешили убивать.
Владычица Самоцветов вскарабкалась на невысокую гряду скользких от росы, обросших мхом камней и только тут обнаружила, что снова жадно хватает холодный ночной воздух широко раскрытым ртом. Уцепившись за ветку, чтобы удержаться на ногах, она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться, и оглянулась. В лунном свете блестели шлемы и клинки преследовавших их солдат Серебряного Древа… и, ах! до чего же красивой была эта лунная ночь. Будь она неладна!
– Господа, наша общая потребность в вашем безопасном убежище становится все более настоятельной, – хрипло воскликнула Эмбра, все же не удержавшись от того, чтобы иронически спародировать аристократическую любезность. – Знаете ли, ложась спать вчера вечером, я не подумала о том, чтобы приготовить магические средства для сражения с половиной Аглирты!
Хоукрил предостерегающе вскрикнул – это был совсем не тот ответ, который ожидала услышать волшебница. Она торопливо оглянулась и увидела, что на вершине той самой гряды, на которую они с такой поспешностью взбирались, появился здоровенный латник. За его спиной и над его головой висело смутное зарево зеленоватого цвета, быстро обретавшее веретенообразную форму. Несомненно, это была работа Маркоуна. Он всегда пытался внушить тем, с кем имел дело, что все решено наперед.
Эмбра усталым движением уничтожила сгущающийся призрак языком магического огня. Увидев короткую вспышку созданного ею пламени, преследователи громко завопили и бросились к своим жертвам.
Снова пошатнувшись, Эмбра Серебряное Древо взглянула на своих спутников и покачала головой.
– Теперь ваша очередь спасать меня, —мрачно пробормотала она стоявшему поблизости Хоукрилу. Вместо ответа тот лишь беспомощно развел ручищами и пожал плечами.
Из темноты выскочил Краер, хлопнул по спине застывшего в растерянности латника и прошипел:
– Хватай ее милость и дуй отсюда. Живо, во-он туда и в дыру!
– Наверно, там волшебница! – взволнованно выдохнул Делвин, увидев на склоне огненную вспышку.
– Ш-ш-ш! – прошипел Хелгрим, с силой пригибая голову Делвина, пока подбородок его не погрузился в воду, стоявшую в канаве. – Ты что, хочешь, чтобы они нас услышали? А я не прочь еще пожить!
Тут он умолк и, разинув рот, в изумлении уставился на склон, где разворачивались дальнейшие события. Сами того не замечая, оба барда поднялись на колени, чтобы лучше видеть происходящее. Солдаты Серебряного Древа, толкаясь и гремя доспехами, лезли в гору, неподалеку от гребня появился еще один зеленый изгибающийся светящийся столб, с лунного неба упала и пролетела мимо этого жуткого светового потока длинная темная тень с крыльями, как у летучей мыши, но с двумя головами и длинными когтями, единственным назначением которых могло быть лишь убийство. Все это неслось в погоню за волшебницей и двумя ее спутниками, которые уверенно приближались к пролому в полуразрушенной каменной стене, венчавшей холм.
– Клянусь Троими, – испуганно прошипел Хелгрим, – они лезут в катакомбы, где живут призраки!
– Дом Безмолвия? – сдавленно прошептал Делвин, – Говорят, что там берлоги длиннозубов! – Он сглотнул подступивший к горлу комок.
– Ты знаешь, что нам делать, – медленно проговорил Хелгрим.
– Да, – выговорил Делвин, еще раз глотнув. – Мы должны следить за тем, что происходит, чтобы потом петь об этом.
Оба одновременно перевели дух, окинули взглядами темные деревья Аглирты, как будто хотели попрощаться с ними, и дружно двинулись вперед вслед за летающим чудовищем, столбом света и бегущими латниками, которые по одному протискивались через узкий сводчатый вход в огороженную стеной гробницу, носившую название Дом Безмолвия. Место упокоения шестнадцати, если не больше, баронов Серебряного Древа было воспето в балладах, и даже такой прославленный менестрель, как мастер Индерос Громовая Арфа, однажды сказал Делвину, что в этих балладах немало правды. Впрочем, не только старые барды знали о скрывавшихся там хищниках. Они назывались длиннозубами и охотно поедали людей. Немало смельчаков, пытавшихся разыскать сокровища, захороненные вместе с мертвыми владетелями Серебряного Древа, были съедены ими (во всяком случае, все они исчезли бесследно), и это убеждало самых закоренелых скептиков в том, что в лабиринтах обитает нечто, питающееся человечиной.
Покрытые мхом камни были скользкими, и все же дорога показалась обоим друзьям слишком короткой. Они добрались до полуобвалившегося входа в считанные мгновения.
– Что, вот так и погибают барды? – пробормотал Делвин, остановившись возле осыпающейся каменной стены. Его голос заметно дрожал.
– Да, – ответил Хелгрим. Хотя он говорил шепотом, его голос прозвучал холодно и сурово, – Да, именно так.
Бок о бок они протиснулись сквозь проход в обитель призраков.
Преддверие Дома Безмолвия некогда представляло собой парк с пышными кустами и ухоженными клумбами, а потом превратилось в место захоронения внебрачных детей баронов, их любимых слуг и куда более дорогих сердцам правителей лошадей и собак. Но уже на протяжении долгих лет здесь беспрепятственно разрастался лес, и теперь в этом окруженном рассыпающимися от старости каменными стенами пространстве деревья, казалось, пытались загасить льющийся с неба лунный свет, и потому покосившиеся обелиски и даже гробницы размером с крестьянский домик появлялись из темноты пугающе неожиданно.
– Опустите меня на землю, – прошипел женским голосом мокрый тюк, переброшенный через плечо латника, – Опустите,разрази вас гром, вы…
Эмбра негромко вскрикнула – что-то с писком вцепилось в ее свисавший влажный локон.
– Не разобрал ваших последних слов, – рявкнул тащивший ее гигант. Впрочем, голос его прозвучал не удивленно, а скорее сердито. – А теперь перестаньте дергаться, а то я не удержу вас и уроню на какой-нибудь камень.
Тут Хоукрил как раз поскользнулся на влажном камне, резко дернулся, чтобы устоять на ногах, и девушка, которую он тащил на плече, снова взвизгнула. Он на самом деле оступился, а если Эмбра подумала иначе, ну и что из того?
У них были и куда более серьезные основания для тревожных и печальных размышлений. Позади, у подножия холма, кто-то выкрикивал приказы, и слышалась тяжелая поступь вооруженных до зубов воинов. Отряд людей Серебряного Древа гнался за ними, чтобы убить. Хоукрил в ярости зарычал.
Летучие мыши, пронзительно попискивая, мельтешили над головами. Краер пробирался вперед, уверенно и бесшумно, как тень, но латник, обремененный своей мокрой разъяренной ношей и болтавшимся мешком с драгоценностями, который при каждом шаге шлепал его по бедру, спотыкался все чаще и чаще.
И вскоре случилось неизбежное: он обеими ногами наступил на скользкий камень, и земля ушла у него из-под ног. В тот же миг руки Хоукрила оказались пустыми: драгоценные камни, разлившись гремящим потоком, посыпались в темноту в одну сторону, а Эмбра со сдавленным криком отлетела в другую.
Она тяжело грохнулась на плоскую могильную плиту, ободрав оба локтя и ударившись головой о выщербленный непогодой камень. А когда ей удалось немного прийти в себя, то она разразилась такими яростными и крепкими проклятьями, что перепуганный латник поспешил укрыться в темноте.
Эмбра Серебряное Древо резко обернулась, чтобы лицом к лицу встретить солдат своего отца; она поднялась на ободранные, кровоточащие колени и воздела обе руки. Будь она проклята, если безмозглый маг, прах его побери, не наколдовал еще одного ночного червя… Точно, и еще одну призрачную пиявку!
Она выкрикнула, почти провыла заклинание, которое сшибло растрескавшуюся арку ворот и швырнуло камни в темневшую на фоне звездного неба тушу ночного червя. Чудовище даже не успело издать ни единого звука.
Разбрызгивая из многочисленных дыр кровавую пену, безголовая туша, дергаясь в конвульсиях, рухнула на землю, уничтожив по пути призрачную пиявку: она была разорвана на куски слишком большим количеством жизненных сил – а именно ими и питалась эта пиявка, – все еще остававшихся в околевающем чудовище.
Эмбра следила за всполыхнувшими перед окончательной гибелью чудовищами, гневно сжав губы в тонкую белую ниточку. Несомненно, скоро здесь, дрожа, спотыкаясь и испуганно озираясь, появятся воины Серебряного Древа, послушные ее отцу и исполненные решимости довести до конца то, за чем их послали сюда. Каким бы бушующим пламенем ни взрывалось колдовство, дело всегда заканчивали простые тупоголовые вояки, не так ли?
Эмбра внезапно содрогнулась. Она снова почувствовала себя слабой и больной. И неудивительно – ведь ей пришлось несколько раз пользоваться волшебством. Бросить вызов и нанести поражение троим магам, которые, без всякого сомнения, много ее сильнее и, конечно, куда хитрее. Пора снова удирать, и…
Она неуверенно соскочила с могильной плиты, почувствовала под ногами свои собственные драгоценные камни, невидимые в темноте, и тут поняла, что осталась одна. Где же этот тупой вол, этот латник?
Эмбра продолжала ругаться: бешенство настолько овладело ею, что она даже не в состоянии была вспомнить его имя, зато лицо достаточно хорошо запечатлелось в памяти, и этого было вполне достаточно.
Владычица Самоцветов хрипло выкрикнула заклинание, и Хоукрил Анхару вдруг остановился на бегу. Он чуть не упал, а безжалостные силы стремительно овладевали его телом, опаляя словно огнем и вытягивая жилы. Он даже не смог выругаться, когда невидимые руки резко повернули его кругом. Внутри у него, казалось, бушевал пожар, и он даже не сразу заметил, что, внезапно оказавшись пленником собственного тела, бежит неверными шагами туда, где осталась волшебница.
Эмбра окинула яростным взглядом дрожащего воина. Лицо Хоукрила было белым от страха и перекошенным от гнева, сдержать который позволяли только ее неусыпное внимание и железная магическая сила, но то, что его мышцы все время вздувались буграми, а шаги были неестественно широкими, говорило о том, что он изо всех сил пытался противиться ее волшебству. Он с видимой неохотой вытянул руки, и Эмбра бросилась в эти отнюдь не нежные объятия, даже не удосужившись оглянуться, чтобы посмотреть, насколько близко подошли преследователи.
Мгновением позже латник со своей ношей снова, задыхаясь, мчался среди бесчисленных могил; рассыпанные драгоценности были позабыты, а громкие крики передовых воинов Серебряного Древа раздавались, казалось, совсем рядом.
– Сюда! Скорее! – послышался впереди голос Краера, и Эмбра позволила своему упрямому коню повернуть на голос. Квартирмейстер махал им рукой от зияющего темного входа в склеп, не уступающий размером особняку какого-нибудь городского купца. При лунном свете дверь была похожа на пустую глазницу гигантского черепа, наполовину зарытого в землю.
– Дом Безмолвия, – процедила Эмбра сквозь стиснутые зубы, словно сплюнула. – Так этои есть ваше «безопасное» убежище?
Краер кивнул и жестом поторопил ее войти.
– Прошу вас быть первым, – с любезностью, достойной придворного бала, ответила волшебница. – Там живут длиннозубы, а у меня не осталось волшебства, чтобы разделаться с ними. Помашите перед ними вашим мечом, и, может быть, они разбегутся. Я устала и начинаю терять контроль над нашим могучим другом.
Краер ответил ей взглядом, в котором можно было прочесть сразу и удивление, и тревогу, и предостережение, и метнулся в темноту, держа кинжал наготове.
Эмбра отскочила на несколько шагов от разгневанного, трясущегося от бешенства Хоукрила, прежде чем латник успел дотянуться до нее. Если бы ему удалось схватить девушку, то он, без всякого сомнения, размазал бы ее по дверному косяку. Освободившись от ее тяжести и большей части ее власти над собой, он ринулся вперед в то же мгновение, когда она отскочила в сторону. Ну и что, не только он один тащил на себе этой ночью через лес бремя смертельной ярости. Ее выбор был сделан, она воспользовалась жалким, ничтожным шансом, и, если она сейчас допустит ошибку, ее может ожидать только смерть.
Она заставила себя повернуться, хотя и видела показавшихся невдалеке солдат. Искоса окинув их гневным взглядом, Эмбра Серебряное Древо произнесла спокойным голосом, обращаясь к луне:
– Отец, я знаю, что вы сейчас слышите меня. Так имейте в виду: я не желаю, чтобы меня так или иначе использовали против моей воли. Отныне и впредь можете следить за мной – и бойтесь, как бы я не вернулась.
Она нырнула в дверной проем, к которому, гремя доспехами, уже приближались солдаты.
Эмбра хорошо помнила большой высокий зал, открывшийся ее глазам за порогом. Всякий раз, когда кто-либо входил туда, наложенные на помещение и еще не до конца иссякшие чары озаряли помещение. В этом слабом свете она увидела сводчатый каменный потолок, все так же покрытый толстым слоем пушистой паутины, два ряда статуй, ничуть не изменившихся с тех пор, когда она впервые увидела их много лет назад; они были укрыты защитным заклятием, которое когда-то сотворил старый Гадастер Мулкин. Каменные воины, на голову выше человеческого роста, стояли стройными шеренгами, а их искусно высеченные пустые глаза, казалось, неотрывно смотрели на вошедшего человека, где бы он ни находился.
Хоукрил, застыв посреди комнаты, отчаянно боролся против волшебства Владычицы Самоцветов. Почувствовав горячий прилив гнева, Эмбра использовала последние крохи своей волшебной силы и погнала его вперед, словно пастух, подхлестывающий тупую упрямую скотину, а сама танцующими шагами устремилась следом. Когда она приблизилась к арке в дальней от входа стене, за ее спиной раздались гулкие крики: солдаты уже ворвались в зал. Она точно знала, что, какие бы приказания ни дал воинам барон, их мечи и кинжалы вот-вот вопьются ей в спину.
Переступив за порог, она резко обернулась и что-то прокричала с болезненным, мучительным надрывом. На сей раз ей пришлось чуть ли не выдирать из себя заклинание, и, когда оно было произнесено, вместо волшебной силы пришла жуткая головная боль, Эмбра зашаталась и чуть не упала. Цепляясь за холодный, бесчувственный камень, чтобы удержаться на ногах, она следила за тем, как потолок зала медленно, лениво задрожал, а потом вдруг обрушился на бежавших к ней солдат каменным дождем, сокрушившим и статуи, и все остальное, что находилось в зале.
– То-то радости у Троих, – уныло проговорила Эмбра, когда грохот крушения начал стихать, – теперь мы заперты здесь среди голодных длиннозубов, а у меня не осталось колдовских сил даже на то, чтобы зажечь свечу…
Как только она умолкла, совсем рядом с ее ладонью, опиравшейся на стену, вспыхнул сноп искр, с яростью высеченный могучей рукой, трут в огромной ладони затлел, а потом загорелся, испуская легкий дымок, смешивавшийся с висевшей в воздухе пылью. В этом свете Эмбра увидела искаженное холодной яростью лицо Хоукрила, гневно глядевшего на нее. Взгляд его темных сверкающих глаз, казалось, мог пронзить ее, словно кинжал. Не отрывая взора от волшебницы, великан ловко отцепил от пояса фонарь со свечой внутри и засветил его от трута.
Пока он закрывал лампу, чтобы ее не задул ветерок, и укладывал кремень и трут в висевший на поясе мешочек, его руки нисколько не дрожали, но когда он заговорил, его голос прозвучал резко, словно свистящий шелест, с каким извлекают из ножен клинок.
– Тыобратила против меня свое волшебство, тыобошлась со мной как с мулом или рабом, которых погоняют плетью. Я вовсе не уверен, что это входило в нашу сделку.
– Вы уронилименя, – огрызнулась Эмбра, – и у меня не было времени…
– Ты намерена так говорить всякий раз, когда захочешь управлять нами, словно кукольник своими марионетками? Не было времени для чего? Чтобы позвать нас на помощь? Уверен – на то, чтобы заставить нас дергаться по твоему приказу, времени у тебя всегда хватит!
– Мне грозила смерть! – резко бросила волшебница. – Если бы вы не убежали, я…
– Если ты, сударыня, посмеешь снова пытаться управлять мною при помощи своего поганого колдовства, то даже не рассчитывай, что я убегу! Будь довольна, что я не поломал тебе руки и не перебил челюсть прямо сейчас, чтобы лишить тебя такой возможности на ближайшее будущее!
– А как вы думаете, долго ли вам в таком случае удастся продержаться против магов моего отца? Клянусь рогами Владычицы, какие же дуракиэти воины! Теперь я понимаю, что они годятся лишь на то, чтобы тупо идти туда, куда их гонят умники, способные командовать!
Едва она успела закрыть рот, как огромный кулак врезался ей в челюсть. Следующий удар пришелся в лоб, из глаз Эмбры хлынули слезы, она отлетела назад и, вскрикнув от боли, ударилась спиной и затылком о неровную стену.
Очнулась Эмбра на полу, ее рот был наполнен кровью, а головная боль стала совершенно нестерпимой. Сквозь застилавшие глаза слезы она посмотрела на стоявшего над нею латника. Его лицо потемнело от ярости, на щеках гуляли желваки. Казалось, он ожидал, пока девушка поднимется, чтобы снова сбить ее с ног. И этого человека она не менее полудюжины раз за эту ночь спасала от неминуемой смерти, последний раз всего лишь несколько минут назад… впрочем, будь оно все проклято!
Баронесса Серебряное Древо с трудом поднялась на колени, чувствуя, что к недавним ушибам прибавились новые – правый локоть горел огнем, – и окинула Хоукрила пылающим взглядом. А тот согнул левую руку, чтобы схватить ее за горло; правая замерла над рукоятью меча.
Эмбра заставила себя оторвать взгляд от оружия и вновь вгляделась в глаза, в глубине которых отчетливо читался страх, в лицо, искаженное гримасой отвращения, и на нее вновь нахлынул гнев. Ах так, значит, для этих людишек волшебство такое великое зло, что получить полфута острой стали в брюхо кажется им куда более приятной и благородной участью, да?
Эмбра резкими движениями сорвала с плеч ночную рубашку, открыв грудь, и резко проговорила, глядя в глаза, в которых к страху теперь примешивалось изумление:
– Ну же, всадите сюда свой меч! Я знаю, вам этого давно хочется!
Лицо Хоукрила совсем почернело, меч мгновенно вылетел из ножен, рука от ярости затряслась так, что клинок заплясал в воздухе. Видя, как огромный воин замахнулся для удара, Эмбра почувствовала, что к ее горлу подкатил холодный ком, но она все так же смело, не отводя от его лица горящих глаз, заставила себя выпрямиться и податься грудью навстречу смерти.
Клинок отодвинулся на пару дюймов и замер. Хоукрил взглянул на нежное девичье тело, на пылающие гневом глаза волшебницы, выпятил челюсть, снова отвел меч назад, напрягся…
В этот момент к ним метнулся вернувшийся Краер.
– Клянусь Троими! Вы погубите нас всех! Уймитесь!
Толкнув плечом не ожидавшего нападения латника, он откинул его руку с мечом в сторону и выхватил из левой руки фонарь.
Воин резко обернулся и с недоумением уставился на старого друга, а квартирмейстер почти выкрикнул высоким голосом, дрожавшим от возмущения и страха:
– Пара идиотов! Не могли найти лучшего времени для ссор? Спрячь оружие, Ястреб! И вы тоже, госпожа, уберите… уберите это,встаньте и давайте сматываться отсюда! Может быть, вы думаете, что колдуны вашего доброго батюшки решили отдохнуть и сейчас спокойно похрапывают в своих постелях? Эй, вы? Или я прервал какой-нибудь торжественный ритуал Серебряного Древа или еще чей-нибудь, при котором воин должен вырезать на коже дамы свои инициалы? Ну?!
Пустив в ход все свое недюжинное остроумие, насмешками, лестью и уговорами квартирмейстер все же смог заставить своих спутников двинуться дальше, хотя ни один из них не ответил ни слова на всю ту ерунду, которой он без умолку осыпал их. Он еще долго тараторил и скакал вокруг них, и в конце концов мужчина и женщина обменялись тяжелыми взглядами, повернулись и плечом к плечу двинулись вслед за своим более рассудительным товарищем. Эмбра так и шла с обнаженной грудью, а Хоукрил не стал убирать меч в ножны.
