Текст книги "Похищенный"

Автор книги: Эбби Тэйлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– И что теперь? Что они намерены предпринять дальше?

– Они оповестили полицейские участки по всей стране, – ответила Тамсин. – Пограничники тоже предупреждены. Сейчас их ищут все. Муж Филиппы Хант утверждает, что, насколько ему известно, у нее очень мало наличных денег. Поэтому если она захочет купить что-то, то ей придется воспользоваться кредитными карточками. И тогда мы будем точно знать, где они находятся.

– А если она не станет ничего покупать?

– Рано или поздно, но ей придется это сделать, – уверенно сказала Тамсин. – Например, хотя бы бензин.

Бензин! Сколько литров бензина вмещает бак? И насколько его хватит, если бак полон? На несколько часов? Или дней? А что, если Антония решится украсть чужую машину?

– Полицейские не теряют надежды, – говорила тем временем Тамсин. – Они найдут беглецов. Я нисколько не сомневаюсь в этом. А пока что, если я смогу чем-то помочь вам, только скажите. Договорились?

После ее ухода сиделка попыталась уговорить Эмму позавтракать.

– После наркоза вам необходимо усиленное питание, – увещевала она свою пациентку. – Уровень жидкости в вашем теле катастрофически понизился.

Эмма послушно взяла с подноса прямоугольник сливочного масла в золотистой фольге. Масло расплылось у нее в пальцах. В комнате было слишком тепло. В окно лился яркий солнечный свет. От батареи парового отопления накатывали волны жара. От запаха растаявшего масла ее чуть не стошнило. На подоконнике оса сонно жужжала и билась о стекло.

Минула целая ночь, а Риччи до сих пор не найден! Что с ним? Во имя Господа, где они сейчас?

Нож, приставленный к его горлу…

Эмма отшвырнула масло в сторону.

Вы его не получите.

* * *

Из Лондона позвонил Рейф.

– Полиция получила результаты анализа ДНК на орехе, – сказал он. – Это ваш сын. Это Риччи.

Эмма ничего не видела. Сквозь оконное стекло, падая ей прямо на лицо, комнату заливали солнечные лучи.

– Я знаю, – просто сказала она.

Солнце по-прежнему било ей в глаза. Она отвернулась.

Рейф продолжал:

– Я вчера пытался вам дозвониться, поэтому, когда вы не ответили, я понял – что-то случилось. Майк обзвонил всех, кого знал, и его друзья нажали на лабораторию, чтобы получить результаты как можно быстрее. Но все равно мне очень жаль, что мы не успели вовремя.

– Она окончательно сошла с ума! – тихонько заплакала Эмма. – Совершенно спятила! И у нее был нож. Она угрожала им Риччи. Она поднесла нож к его горлу.

– Ш-ш, ш-ш… Успокойтесь.

– А что, если она ранит его, если она…

– Я лечу к вам, – сообщил Рейф. – Я только что забронировал билет на ближайший рейс.

Эмма шмыгнула носом. Потом глубоко вздохнула. Прижала телефонную трубку к щеке. Как здорово, что Рейф скоро будет здесь! Он всегда точно знает, что нужно делать. Она увидит его теплые и ласковые глаза, ощутит его силу. Эмма всегда чувствовала, что может положиться на него, что он все сделает правильно.

Но она ответила:

– Нет.

– Не вижу никаких проблем. Я с радостью прилечу к вам.

– Вам снова придется отложить свое путешествие, – напомнила ему Эмма.

– Это не имеет значения.

– Почему вы делаете это? – спросила Эмма. – Почему отодвигаете в сторону собственную жизнь? Почему продолжаете помогать нам?

Эти слова прозвучали с такой горячностью, что он не нашел что сказать.

Она ответила за него, ответила ровным и спокойным голосом:

– Потому что вы чувствуете себя виноватым, вот почему. Что не сумели спасти его. Но вы и не должны были этого делать. В тот момент вы сделали все, что от вас зависело. А с тех пор вообще сделали все, что могли, и даже больше. Сейчас полиция слушает и слышит меня, и это только благодаря вам.

– Эмма, вы не должны бороться в одиночку! Верите вы мне или нет, но есть люди, которым вы небезразличны.

– Потому что им за это платят. Это их работа.

Рейф сказал:

– Это не моя работа.

Эмма не нашлась что ему ответить.

– Я хочу быть там, – продолжал он. – Я хочу быть с вами!

Ледяным тоном Эмма сказала:

– Вы считаете, что мне это поможет? И вы полагаете, что сейчас мы ведем уместный разговор?

– Я… – Рейф явно растерялся. – Я совсем не это имел в виду.

– До свидания, – мягко сказала она.

Она нажала кнопку отбоя. Телефонная трубка нагрелась. Она прижала ее к груди, как будто это была его рука.

Рейф не заслужил подобной отповеди с ее стороны. После того, что он для них сделал, он никак не заслуживал такого к себе отношения. Но у него была собственная жизнь. Если бы Эмма думала, что он может сделать для Риччи еще что-нибудь, то непременно взяла бы его с собой. Но больше ничем Рейф помочь не мог. Полиция наконец-то взялась за дело всерьез. А когда Риччи вернется, она должна быть сильной. Она должна стать опорой сыну, а не зависеть или полагаться на кого-то, кто ей не принадлежал.

Когда Риччи вернется…

Когда он вернется, у них все будет по-другому, не так, как раньше. Подобного не должно повториться: они больше не будут оторваны от других, не будут жить настолько изолированно, что никто не придет на помощь в случае необходимости. Теперь Эмма ясно понимала, что произошло. Она вполне могла довольствоваться собственным обществом, ей никто не был нужен. Но только не Риччи. Риччи нуждался в общении, в других людях. И ради него она сбросит саван жалости к себе, перестанет убегать и прятаться от мира. Ведь есть же достойные и приличные люди, которые будут с любовью относиться к Риччи, будут добры к нему. Такие люди, как… Да. Такие люди, как Рейф. И не только. Другие тоже. Розина Алькарес. Миссис Корнс. Они существовали на самом деле, они жили в этом мире, и от нее требовалось только не прогонять их.

А если он не вернется?

Сделав над собой колоссальное усилие, Эмма все-таки сумела отойти от края пропасти, которая внезапно разверзлась у нее в душе. Она пока не готова принять такую возможность. Но она шагнет через край, если в том возникнет необходимость. Потому что больше у нее ничего не осталось.

* * *

В обтягивающей юбке и с узлом блестящих волос на затылке Тамсин Уагстафф выглядела типичной француженкой, но оказалось, что она родом из городка Таунтон, что в графстве Сомерсет.

– Почти соседи, – с улыбкой заметила она, узнав, что Эмма родилась в Бате.

Эмме было не до пустых разговоров. Тамсин, похоже, прекрасно понимала это и не досаждала ей. Она старалась быть полезной, выполняя для медсестер и врачей, которые не говорили по-английски, роль переводчика. Ей даже удалось убедить одну из сиделок открыть окно, чтобы жара в комнате не казалась столь удушающей. Полицейские пообещали Эмме позвонить в случае каких-нибудь известий, тем не менее Тамсин звонила им каждый час, чтобы узнать, нет ли чего новенького.

Риччи наконец-то обрел известность и стал популярным. Его показывали по телевизору, на одном из каналов круглосуточных новостей. Он стал гвоздем программы, появляясь на экране каждые двадцать минут или около того: телевизионщики взяли фотографию, где он сидел на красном грузовичке в тенниске, улыбаясь в объектив.

– А он у вас красавчик! – заключила Тамсин, глядя на экран телевизора и машинально поглаживая себя по горлу. – Очень красивый малыш. Вы можете им гордиться.

– Спасибо.

Вид улыбающегося сына причинял Эмме почти физическую боль. Она не могла смотреть на него. И у нее не было сил отвернуться.

Тамсин продолжала:

– Мне очень хочется знать, каким образом Филиппе Хант удалось смошенничать во время проведения анализа ДНК. Выяснилось, что тот, кто проводил его, был их семейным врачом. Полиция уже допросила его. Очевидно, он как положено взял мазок у Риччи, и в это время Филиппа удалилась в ванную комнату, заявив, что плохо себя чувствует. А когда она вышла оттуда, то уже держала в руках пакетик с запечатанной собственной ватной палочкой. Доктору Риджуэю не следовало, конечно, брать у нее пакетик, но он все-таки принял его. Он ведь так давно знал эту семью. Разумеется, она что-то сделала со своей палочкой, пока была в ванной, но вот что…

Эмма мрачно заметила:

– Она пошла на многое ради Риччи и не захочет добровольно вернуть него.

Вы его не получите.

Если она больше никогда не увидит Риччи, то в его последних воспоминаниях о матери останется то, как она кричала на него и отталкивала от себя. А ведь он был замечательным сыном. Чудесным, жизнерадостным, добрым маленьким мальчиком. Ему нужно было от нее так мало, он хотел лишь быть рядом с ней. И еще чтобы она любила его. И как же она отплатила малышу за это? В тот же день, накричав на Риччи, она потащила его к доктору Стэнфорд.

О господи! Эмма заворочалась на кровати. То, что она тогда наговорила, просто ужасно. Отвратительно и омерзительно. Слышал ли он ее слова? Понял ли их? Ведь он сидел рядом.

– Люди часто говорят то, чего на самом деле не имеют в виду, – сказал ей Рейф.

Но ведь его там не было, правда? Он не знал. И не мог знать.

* * *

Эмма все еще испытывала сонливость после общего наркоза. Временами больничная палата начинала плыть у нее перед глазами. Она знала, что находится во Франции, но иногда, открыв глаза, никак не могла понять, каким образом оказалась в этой белой комнате, а не в розово-коричневом гостиничном номере. Со всех концов страны приходили звонки от людей, которые утверждали, что видели Риччи и Антонию. Тамсин регулярно передавала ей новости, полученные от полиции. Эмма старалась запомнить места, из которых ей звонили, но постоянно путалась и забывала их названия. Она изводила Тамсин бесконечными вопросами, но, слушая ответ, понимала, что уже спрашивала ее об этом раньше.

– Какой-то человек утверждает, что заметил машину Филиппы! – с волнением воскликнула Тамсин. – Пятнадцать минут назад, на шоссе А20. Она удалялась на север от Лиможа.

Но через полчаса им перезвонили из полиции с сообщением, что они остановили эту машину и за рулем оказался мужчина средних лет. Да и номерные знаки у него были совсем другими, чем у Филиппы.

Вскоре после полудня последовал еще один звонок.

– Кто-то видел женщину с ребенком, – передала ей Тамсин. – На автозаправочной станции, неподалеку от итальянской границы. Похоже, ребенок не хотел оставаться с женщиной. Он плакал и пытался выбраться из автомобиля. Полиция отправляет туда патруль. – Тамсин прижала телефонную трубку к груди. – Похоже, это они, Эмма. Что-то мне подсказывает, что это ваш сын.

Спустя некоторое время телефон зазвонил снова.

– Понятно, – сказала Тамсин. – Мать-швейцарка с дочерью. Рыжеволосая девочка пяти лет. Но все равно спасибо.

Она с размаху положила трубку.

– Я понимаю, что люди стараются помочь – во всяком случае, надеюсь на это! – но почему, ради всего святого, они так ведут себя? Почему каждый идиот в этой стране, который хочет привлечь к себе внимание, чувствует себя обязанным позвонить и сообщить о том, чего на самом деле не видел? А полиции приходится тратить время, отслеживая такие звонки. Не говоря уже о напряжении, которое испытываете вы.

Вечером собралась целая команда врачей, чтобы оценить состояние руки Эммы. Они кружком расположились вокруг ее кровати.

– Операция была очень сложной, – начал один из них. – Пройдет время, пока станет ясно, уцелела ли рука. Вспомогательная артерия, на выходе из подключичной…

Эмма почти не слушала, о чем они говорят. Поверх головы врача она смотрела на висящий под потолком телевизор. На экране снова показывали Риччи. Он улыбался ей, сидя на красном грузовичке. Кто-то коснулся плеча доктора, и тот замолчал. В полном молчании врачи вышли из комнаты.

* * *

Наступила ночь и принесла с собой долгожданную прохладу. Новостей по-прежнему не было. А потом вдруг пошел дождь. Медсестра включила свет и задернула занавески, но в комнате все равно был слышен стук дождевых капель по стеклу.

В три часа ночи Эмма, которая никак не могла заснуть, встала с кровати и, бережно поддерживая забинтованную руку, подошла к окну. Несмотря на включенное отопление, в комнате было холодно. Дождь усилился. В свете фонарей на парковочной площадке желтые конусы капель разбивались на мелкие осколки.

Дверь спальни отворилась. В комнату вошла толком не проснувшаяся Тамсин. Глаза у нее были уставшими от долгой работы за компьютером.

– Они нашли ее, – сказала она. – Она нашли машину.

Эмма повернулась к ней.

– На этот раз это действительно их машина, – добавила Тамсин, – а не ложная тревога.

Вдруг у Эммы закружилась голова. Она качнулась к окну, и Тамсин едва успела подхватить ее под руку.

– Где… – пересохшими губами прошептала Эмма. – Что…

Тамсин ответила:

– Мне очень жаль, но Риччи и Филиппы в машине не было. В ней не осталось ни капли бензина, поэтому она и бросила ее.

Эмма оперлась о подоконник и выпрямилась. Забинтованная рука скользнула в повязку, закрепленную на шее.

– Где это произошло? – спросила она.

– За пустым домом, на заброшенной сельской дороге в Эльзасе. Неподалеку от швейцарской границы.

– Как давно? Сколько времени прошло с того момента, как они покинули ее?

– Полиция полагает, что, по меньшей мере, двадцать четыре часа.

– Двадцать… – Эмма, не веря своим ушам, уставилась на Тамсин. А она-то думала, что Филиппа и Риччи только-только оставили машину. – Но ведь это же целая вечность! Сейчас они могут быть где угодно.

– Могут, – согласилась Тамсин. – Но полиция считает, что это маловероятно. Пешком они не могут далеко уйти. И это существенно сокращает район поисков.

– Но ведь кто-то мог подвезти их.

– Да. Но тогда бы Риччи узнали. Его показывают по всем каналам.

– Но ведь не все смотрят новости.

– Это очень большая и шумная кампания. – Тамсин попыталась убедить Эмму взглянуть на происходящее с ее точки зрения. – И шансы на то, что кто-нибудь хотя бы просто слышал о вашем сыне по радио, очень велики. Я бы сказала, то Филиппа слишком умная женщина, чтобы идти на такой риск. Так что, вероятнее всего, они сейчас где-то на расстоянии суточного перехода от брошенной машины. У полиции есть собаки. Поисковые партии обшаривают окрестности.

Тамсин почти умоляла Эмму, стараясь заставить ее поверить: то, что у больной женщины и ребенка нет ни машины, ни крова над головой, ни еды, что они уже два дня не смыкали глаз и что посреди промозглой ночи остановиться им негде, – это хорошие новости, добрый знак.

Швейцарская граница! Разве это не там, где Альпы? Если погода была плохая здесь, то какой же можно ее назвать там, в горах?

Снаружи по-прежнему лил сильный дождь. Больница располагалась в старом здании. Оконные рамы в ней покоробились, в щели врывался ледяной ветер.

Два дня…

Внезапно Эмму охватила мрачная уверенность. Прошло слишком много времени. А Риччи еще совсем маленький. Так что в конце концов все закончилось. Полиция не успеет найти его вовремя.

Она взглянула на свой мобильный телефон.

– Батарея светится красным, – сказала она. – А зарядное устройство я не взяла.

– Не волнуйтесь, – успокоила Тамсин. – Если ваш телефон и отключится, существует много других способов, которыми полиция может связаться с нами.

Но Эмме было страшно. Она отчаянно вцепилась в телефон. На парковочной площадке, под фонарями, плотные желтые конусы капель закрутились быстрее.

– Пожалуйста, остановись, – обратилась она к дождю. – Пожалуйста, остановись, пожалуйста, остановись, пожалуйста, остановись…

Голос у нее сорвался. Подошла Тамсин. Эмма отчаянно нуждалась в ней, ее собственные силы иссякали.

Она прижалась к Тамсин, вцепилась в нее обеими руками, почувствовала, как возвращается надежда, и заплакала горько и безутешно.

* * *

На рассвете дождь прекратился.

Тамсин сказала Эмме:

– Вам нужно подышать свежим воздухом. Пойду узнаю, можно ли это устроить, и если можно, то как.

Она отправилась к медсестре за разрешением отлучиться хотя бы на день.

– Все устроилось, – сообщила она по возвращении. – Очередная перевязка у вас только завтра. Так что нет причины весь день оставаться здесь.

Медсестры и нянечки будили и готовили других пациентов к завтраку. Было всего шесть утра, а они уже брили мужчину в соседней палате. Похоже, они были только рады, что им остается на одного пациента меньше. Одна из сестер подошла к Эмме, чтобы помочь ей одеться и поправить повязку. Эмма достала из шкафчика свой телефон. Батарея уже настолько разрядилась, что телефон попискивал каждые пару минут.

Риччи снова показывали в новостях. Около укрепленного над столом дежурной сестры телевизора стояли несколько человек в белом и смотрели выпуск. Когда Эмма вышла из палаты, все как один повернулись к ней и что-то пробормотали. Она уловила сочувствие как на усталых после ночного дежурства лицах, так и на лицах врачей, только вышедших в дневную смену.

– У моих друзей есть виноградник, – рассказывала Тамсин, пока они шли по территории госпиталя к ее машине. – Как раз сейчас они в отъезде. Там можно спокойно прогуляться и подышать воздухом. И никто нам не помешает.

– А ведь у вас ненормированный рабочий день, – заметила Эмма. Ей только что пришло в голову, что Тамсин провела с ней большую часть ночи, а теперь возит ее по окрестностям.

– Сегодня я не работаю, – откликнулась Тамсин. – Я просто пришла повидать вас. Мне не хотелось оставлять вас одну.

Они остановились у большого одноэтажного дома с верандой, окна которого были забраны ставнями. Вокруг простирались поля с рядами темно-зеленых растений. Слабый ветерок шевелил листья, из-под которых просвечивали блестящие зеленые или пурпурные ягоды. Эмма и Тамсин прошли по винограднику до каменной стены. Кое-где за ней виднелись скопления белых и желтых домиков, которые, сливаясь с ландшафтом, были почти неотличимы от деревьев и земли.

Взошло солнце. Высокая трава хватала Эмму за лодыжки.

Риччи, лежащий где-то в поле… Господи, пожалуйста!

Ее мобильный телефон попискивал каждые две минуты.

Эмму опять охватило тяжелое предчувствие. Если ей не позвонят, если батарея в ее телефоне сядет окончательно и она не получит долгожданного известия…

Рука об руку женщины шли по траве.

* * *

И тут зазвонил телефон Эммы. Она взглянула на экран.

– Это французский номер, – сказала она, и сердце ее забилось с глухим тревожным стуком, каким звучат, наверное, барабаны судьбы.

До сих пор из полиции звонили только на номер Тамсин. Это казалось вполне разумным: у нее был французский мобильник и она могла перевести сказанное.

Обе поглядели на телефон, потом друг на друга. Тамсин побледнела.

Эмма отвернулась. Она шла, пока не очутилась за деревьями, в полном одиночестве. Все вокруг, казалось, обрело кристальную чистоту и ясность: зеленая трава, бледно-голубое небо, ветви деревьев над головой… При этом Эмма различала каждую песчинку под ногами, каждый сучок и крохотные веточки, покрытые трепетавшими листьями.

Эмма нажала кнопку.

– Алло, – сказала она.

Биип. Телефон снова предупредил, что разряжен.

– Мисс Тернер?

– Да.

– Говорит Эрик Перрен.

Биип.

– Я звоню вам, чтобы сообщить, что пятнадцать минут назад мы задержали миссис Филиппу Хант…

Биип. Биип.

– …при попытке пересечь границу в местечке…

Эмма больше не в силах была ждать, пока он перейдет к главному.

– Риччи… – сказала она. На нее, казалось, опускается темный мешок. Он накрыл Эмму с головой, заслонил свет, перекрыл дыхание. – Как там мой Риччи?

Биип. Биип. Биип.

Голос лейтенанта Перрена не изменился. Он оставался все таким же мягким. Успокаивающим. Очень добрым.

Эмма не знала, что стало тому причиной – его слова или тон, или она сама догадалась обо всем, – но внезапно она обрела возможность дышать, тревожный сигнал зуммера батареи зазвучал ровно, на одной ноте, а душный мешок лопнул, открывая небо.

И хотя телефон уже умолк у нее в руках, в ушах продолжал звучать мягкий голос: «С ним все в порядке. Ваш ребенок в безопасности. Он с нашими жандармами».

Глава девятнадцатая

Четверг, 4 октября

День девятнадцатый

Эмма ждала в комнате консульства, где вдоль стен стояли кресла с кружевной вышивкой на спинках и стеклянный шкафчик с посудой, а в углу громоздились напольные дедовские часы.

В комнату стремительно вошла Тамсин Уагстафф, заправляя за уши гладкие, блестящие волосы.

– Еще пара часов, самое большее, – заявила она. – Сейчас они в Клермон-Ферране.

– Как он? – спросила Эмма. Она задавала этот вопрос каждые пятнадцать минут с тех пор, как ей позвонили, что малыш найден. – С ним все в порядке?

Она представляла себе Риччи в полицейской машине, мчащейся по Франции, и то, как его раскрасневшееся личико подпрыгивает за окном автомобиля.

– С ним все в порядке, – ответила Тамсин. – Его накормили и закутали в одеяло. Полицейские говорят, что он – стоический маленький мужчина. Они рассчитывают завербовать его в свои ряды.

Эмма улыбнулась.

Голос лейтенанта Перрена:

– С вашим ребенком все в порядке. С. Ребенком. Все. В. Порядке.

И она снова стояла на коленях под деревьями на винограднике, крича и плача нечто столь неразборчивое, что перепуганная Тамсин только через несколько минут смогла добиться от нее, что случилось. Это был сон, несбыточная мечта! Она сможет поверить в ее реальность, только когда Риччи будет здесь, рядом с ней, когда она сможет увидеть и коснуться его.

– Как вы понимаете, Филиппа Хант сейчас в очень плохом состоянии, – продолжала Тамсин. – Она потеряла сознание, когда полиция нашла его. Она не сомневалась, что их будут искать и в Швейцарии, и решила отправиться еще дальше на север, в Германию. Она прошла тридцать миль по полям и проселочным дорогам. Все это время она несла Риччи на руках.

Эмма представила себе их под холодным ветром. У Риччи не было его бутылочки. И есть ему тоже было нечего. Его памперс не меняли несколько часов. Может быть, даже дней.

– Она шла пешком большую часть ночи, – рассказывала Тамсин. – Так что, полагаю, пройдет некоторое время, прежде чем ее можно будет допросить. Я, например, по-прежнему хочу узнать, как она подделала анализ на ДНК. Кто-то предположил, что она могла подменить свою ДНК вашей, если бы ушла в ванную, но это же нелепо. Каким же образом она могла получить образец вашей ДНК?

– Образец у нее действительно был, – сказала Эмма. У нее было много времени, чтобы понять, как Антония могла сделать это.

– У нее был образец вашей ДНК?

– У нее была салфетка. Со следами моей крови.

– Откуда?

В тот день на станции метро… Антония была такой услужливой и заботливой. Не хотите ли еще салфетку? Верните мне старую. Неужели она специально взяла образец крови Эммы? Неужели она уже тогда все распланировала? А были ли вообще минуты, когда ее мотивами руководила только доброта, проявленная к такой же матери, как она сама, да еще и явно попавшей в отчаянное положение?

– Боже святой и всемогущий! – воскликнула Тамсин. – Просто не могу в это поверить. Но полиция все проверит, конечно. Ее допросят по всем правилам, не беспокойтесь.

– Это всего лишь один из вариантов. – Эмма пожала плечами. – Она могла сделать это как-нибудь по-другому. Но теперь это уже не имеет значения.

Тамсин с любопытством смотрела на нее.

– Как же вы должны ненавидеть ее… – пробормотала она.

Антония в кафе, лицо ее чуть отвернуто.

Да, у нас есть ребенок. Маленький мальчик.

Все, через что прошла Эмма, познала и Антония. Муки родов. Потерю свободы. Утрату себя самой.

Теперь вы стали почвой, а не цветком. А еще там чертовски темно и одиноко. Вы сходите с ума от беспокойства, и отныне так будет всегда. И нельзя вернуться назад и все переиграть. Можно только идти вперед, а потом получить награду – прикосновение будущего, сияющее личико рядом с собой…

Тамсин не сводила с нее глаз. Эмма отрицательно покачала головой.

– Я не ненавижу ее, – ответила она. – Я ее понимаю.

* * *

– Вам личный звонок.

Какая-то девушка просунула голову в дверь и посмотрела на Тамсин. Та встала, разглаживая свою бледно-серую юбку.

– Если понадоблюсь, я буду у себя в офисе.

Она вышла, и в комнате слышалось только тиканье больших старинных часов в углу: тик-так-тик-так.

Внезапно у Эммы вспотели ладони. Она надеялась, что Тамсин не задержится надолго, что она останется с ней до тех пор, пока вернется Риччи. Даже побудет с ними после того, как он вернется. Она, должно быть, ужасно выглядит: костлявая, худая, с бинтами и гипсом. Вдобавок еще рука ведет себя как чужая и не повинуется ей. Риччи может испугаться, когда увидит ее.

Тик-так-тик-так.

Нет, она больше не может сидеть сложа руки. Тамсин оставила дверь приоткрытой. Эмма встала и вышла в коридор. Последний раз, когда они с Рейфом были здесь, на дворе стояла глубокая ночь. А сейчас через круглое высокое окно в крыше падал конус солнечного света, в котором танцевали пылинки. У Эммы возникло ощущение, что она идет на цыпочках. У нее звенело в ушах, руки и ноги пощипывало от предвкушения радостного момента, нервы напряженно вибрировали, как если бы встреча уже состоялась.

Нет, еще нет… Ты уже надеялась…

* * *

Ты недостойна ухаживать за ним и воспитывать его.

* * *

А что, если Риччи забыл ее? Или не захочет больше быть с ней? А что, если он решит остаться с Антонией? Антония ведь была добра к нему. Она понравилась ему на станции метро. И обращалась с ним так, как будто хорошо его знала. Она одевала его в красивую одежду, и так нежно прижимала к себе в саду, и несла на руках всю ночь под дождем.

Тогда как сама она…

* * *

Ты недостойна его.

* * *

Когда Эмма открыла дверь в приемную доктора Стэнфорд, вместе с ней с улицы ворвались дождь и ветер. Приемная была переполнена. В ней пахло мочой и нечистым дыханием.

– Мне срочно! – заявила Эмма.

Дежурная сестра оглядела ее сверху вниз. Риччи сидел в коляске и пронзительным криком требовал, чтобы его покормили.

– Вам не назначено, – ответила дежурная сестра. – Приходите завтра.

Эмма отрицательно покачала головой.

– Мне нужно поговорить с кем-нибудь, – заявила она. – И обязательно сегодня.

* * *

Не думай об этом сейчас. Зачем ты вспоминаешь об этом?

* * *

Доктор Стэнфорд встретила ее напряженной улыбкой.

– Здравствуйте еще раз, Эмма. Что привело вас на этот раз? – Она заглянула в карточку, лежащую на столе. – По-моему, вы должны были прийти ко мне только через неделю. Чтобы в последний раз осмотреть ушко Риччи.

– Да.

– Так что такого стряслось, что не может подождать до того дня?

Эмме казалось, что она хорошо все отрепетировала. Она думала, что знает, что сказать. Но она просто сидела на стуле, глядя на доктора Стэнфорд, и с губ ее не сорвалось ни слова.

Улыбка доктора Стэнфорд стала еще напряженнее.

– Вы ведь сказали, что дело срочное, – заметила она. – Сегодня вечером я улетаю на неделю. И вы сами видите, сколько народу у меня в приемной.

* * *

Сегодня такой волшебный день. Не стоит портить его…

Эмма стояла в конусе солнечного света, падающего из круглого высокого окна, и пыталась прогнать от себя воспоминания о том, что наговорила тогда в кабинете доктора Стэнфорд. Но они упорно возвращались. Грызли, не давая покоя. Как упрямый ребенок, требующий игрушку.

* * *

– Понимаете, – пояснила она доктору Стэнфорд, – я не могу оставить Риччи одного.

– Разумеется, не можете.

Рядом в коляске хныкал Риччи. От слишком долгого плача его голос звучал хрипло и сдавленно.

– Иногда бывает очень трудно, да? – спросила доктор Стэнфорд. – Маленький ребенок… И погода последние несколько дней стоит просто ужасная. Вы не можете выйти на улицу, и это не добавляет настроения.

А Риччи все не унимался.

– Послушайте, – доктор Стэнфорд бросила взгляд на часы на стене. – Сейчас не лучшее время для разговоров. Я попрошу Алисон, нашу патронажную сестру, заглянуть к вам в ближайшие дни. Вы ведь знакомы с Алисон? Некоторое время ее не было, но на следующей неделе она возвращается на работу. Это очень милая и приятная женщина. Очень толковая. И вы сможете поговорить с ней обо всем, долго и обстоятельно. Договорились?

Доктор Стэнфорд сделала какую-то запись. Затем снова взглянула на Эмму.

– Договорились? – повторила она, и в голосе ее прозвучало нетерпение.

Казалось, хныканье Риччи ввинчивается Эмме прямо в мозг. Он плакал так сильно, что у него почти пропал голос, а нижняя губа отвисла от усталости. Тем не менее он не умолкал. Она еще никогда не видела его в таком состоянии. И она не могла даже пошевелиться, чтобы успокоить его, потому что тонула сама. Она позволяла ему оплакивать себя, потому что у нее больше ничего не осталось.

Доктор Стэнфорд спросила:

– Еще что-нибудь?

* * *

В коридоре консульства стояла огромная мраморная статуя. Эмма не помнила, чтобы видела ее в прошлый раз. Однако что-то в ней показалось ей знакомым. Женщина в длинной накидке склонилась над ребенком, лежащим у нее на коленях. Лучи солнца сверкнули на высоких скулах. Малыш тянулся к ней пухленькими ручонками и улыбался. Женщина держала одну руку над его головой, оберегая и защищая. И смотрела на ребенка с выражением благоговейного почитания, нежности и удивления.

* * *

Это должно быть что-то быстрое. Эмма раздумывала над этим снова и снова. Он не должен страдать. Потому что она любила его, любила сильнее всего на свете. Любила так, как никогда не представляла себе раньше. Она даже не думала, что один человек может любить другого так сильно. Но ей придется срочно придумать что-то, потому что она тонула и усыхала в своем пальто. Холодный, высушенный червяк в темноте.

Все, что Эмма еще понимала, так это то, что ему не должно быть больно.

Она сказала доктору Стэнфорд:

– Я собираюсь бросить Риччи под поезд.

* * *

Когда он появился, было уже пять часов пополудни.

Эмма и Тамсин сидели в комнате с огромными напольными старинными часами. Кто-то принес поднос с кофейником и чашками.

– Сообщение для вас, Тамсин, – произнесла девушка у дверей.

Тамсин встала.

– Еще одно сообщение, – обратилась она к Эмме. – Похоже, я становлюсь популярной. А вы не ждите меня, пейте кофе, пока он еще не остыл.

Кофейник оказался тяжелым, и справиться с ним одной рукой было сложно. Эмма сосредоточенно пыталась что-то сделать, когда ей вдруг показалось, что она слышит милую детскую болтовню где-то вдалеке. Нахмурившись, она опустила кофейник на поднос и прислушалась. Ничего. Она снова наклонила кофейник над чашкой. А потом снаружи раздались шаги, и внезапно она поняла, что опускает кофейник непозволительно быстро, буквально роняет его, потому что все случилось вдруг и сразу: шаги, щелчок дверной ручки, острый и резкий прямоугольник света. И голос Тамсин:

– Эмма, Эмма, он здесь!

Она в смятении поднялась. Неясные тени в коридоре, залитые светом. На мгновение она ослепла. А когда зрение вернулось к ней, она взглянула на порог и увидела его.

Что-то вспыхнуло в ней, когда она увидела Риччи. На нем был синий джемпер и кроссовки со шнурками и полосками на боках. Глаза у него были большими и слишком яркими. Он держал женщину за руку и болтал ни о чем, как делал всегда, когда уставал, перед тем как начинать хныкать. Но тут он увидел Эмму и затих.