Текст книги "Похищенный"

Автор книги: Эбби Тэйлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Войдя в магазин, она вынула Риччи из коляски, чтобы примерить на него свитер. Малыш широко улыбнулся ей из-под огромного капюшона, которым упал ему на глаза.

– Какой красавчик! – сюсюкая, протянула продавщица, высокая и смазливая девушка. Они всегда так говорят, чтобы вы купили у них что-нибудь. Но в данном случае девчонка была права. Риччи и в самом деле выглядел восхитительно.

– Сейчас он ему, правда, велик, – заметила продавщица, – зато в холодную погоду ребенок в нем не замерзнет.

Она улыбнулась Эмме. Поверх полотняных брюк на девушке была длинная шелковая блузка, а светлые волосы доставали до самой талии. На фирменном значке магазина значилось имя продавщицы – Илона. Эмма отвела глаза. Она понимала, что должна улыбнуться в ответ, но чувствовала себя так, словно кто-то зажал ее лицо в ладонях и потянул вниз. Теперь, когда кто-нибудь заговаривал с ней, Эмма приходила в ужас, и, чтобы ответить, ей приходилось собирать все свое мужество. Открыв же рот, она сама поражалась, как хрипло звучит ее голос. Она замечала, как теперь смотрят на нее люди. Так что легче всего было не обращать на них внимания и не вступать в разговоры.

Пока девушка заворачивала свитер в тонкую голубую подарочную бумагу, Эмма ждала у прилавка, приглядывая за Риччи, который исследовал магазин, увлеченно рассматривая игрушки. Передвигался он все еще неуверенно, раскачиваясь из стороны в сторону, и часто падал. Наконец малыш остановился перед большим красным грузовиком с черными колесами и впадинкой для сидения. Ухватившись за ручку, торчавшую сзади игрушки, он толкнул ее. Грузовик покатился.

– Ма…

Донельзя довольный собой, он обернулся, чтобы посмотреть, видела ли она, что он только что совершил.

– Чудесный грузовик, – сообщила ему Эмма. Продавщица уже завязывала большой голубой бант на крышке коробки. – Но нам пора идти.

Риччи не обратил на ее слова ни малейшего внимания и снова толкнул грузовик.

– Он тебе понравился, верно? – обратилась к нему продавщица. – Тебе понравился наш грузовик?

– Пойдем, Рич!

Эмма взяла сына за руку.

Риччи захныкал, пытаясь вырваться. Драматическим жестом он вытянул другую ручку в сторону грузовика и испустил громкий вопль.

– Бедненький! – высказалась грациозная, как кошечка, продавщица за прилавком. – Ему так хочется с ним поиграть.

Эмма ничего не ответила. Она снова дернула Риччи за руку и усадила его в коляску. Схватив с прилавка коробку, она распахнула дверь магазинчика и выбралась наружу. Несколько минут она молча шла по улице, злясь на продавщицу и на Риччи.

– Почему ты так плохо вел себя? – наконец набросилась она на сына. Еще ни разу он не отказывался сделать то, что она велела.

Риччи подавленно молчал. Щеки у него раскраснелись, он явно был расстроен. Эмма мчалась по улице, не обращая внимания на пенсионеров и крохотных собачек, которых задевала коляской. Ах ты самодовольная и ограниченная корова, напялила на себя шелковые тряпки, отрастила длинные волосы и решила, что тебе все можно, мысленно честила она последними словами смазливую продавщицу.

Она прошла всю Кингз-роуд, миновала городскую ратушу и кинотеатр, а потом, немного успокоившись, развернулась и отправилась в обратный путь в магазин.

– Не заворачивайте, пожалуйста! – коротко бросила она девушке, когда та достала из-под прилавка рулон тонкой бумаги и приготовилась упаковать игрушку.

Снова оказавшись на улице, Эмма привязала к переднему бамперу пластмассового грузовика шнурок и всю дорогу до автобусной остановки везла его за собой. Солнце больше не доставляло ей удовольствия, превратившись в раскаленный диск. Автобус выпустил ей в лицо клубы едкого черного дыма. Она страшно устала и мечтала лишь о том, чтобы вытянуться на диване и закрыть глаза.

К тому времени, когда они наконец добрались до своей квартиры, Риччи начисто позабыл о грузовике. Но когда в лифте он увидел его рядом с собой, лицо его осветилось улыбкой.

– А-ха-ха-ха… – закудахтал он, протягивая к игрушке ручонки. – А-ха-ха-ха…

В гостиной он принялся толкать грузовичок перед собой, смешно ковыляя за ним. Эмма показала ему, как садиться на машину сверху. Это доставило Риччи такое удовольствие, что Эмма возненавидела себя за то, что собиралась отказать ему в этом. Она принялась искать фотоаппарат.

– Ну-ка, улыбнись мамочке, – сказал она.

Риччи расцвел в улыбке. Они снова стали лучшими друзьями. Он уселся на грузовик и просиял, глядя на нее. Славная, широкая улыбка, улыбка Оливера… Эмма нажала на спуск фотоаппарата.

* * *

Несколькими днями позже она проснулась до рассвета, как случалось все чаще, и тоскливо уставилась на длинную трещину, пересекавшую потолок. Неужели они с Риччи навсегда останутся в этой квартире? Поначалу она надеялась, что это ненадолго, пока все не устроится, но прошел уже год, а они все так же жили здесь. Неужели ей придется растить и воспитывать Риччи в этом убожестве? И его детские годы будут окрашены воспоминаниями о размалеванных стенах и мрачном виде из окна?

Она ненавидела свою жизнь, постылую и унылую жизнь на пособие, жизнь там, где ей укажут. Жизнь, в которой она не имела выбора, права голоса и силы изменить ее. Эмма ни в чем не винила социальных работников, напротив, они всячески старались помочь ей. Но при этом она знала, о чем они думают: «Еще одна мать-одиночка, решившая поживиться за счет государства». Ее собственная мать сгорела бы со стыда. За всю жизнь она не взяла у правительства ни единого пенни, и ее бабушка тоже, пока не вышла на пенсию.

Но даже если она найдет работу, разве сможет она позволить себе нанять приходящую няню? И если даже она станет хорошо зарабатывать, переедет в приличный район, а потом вдруг заболеет и не сможет работать? Как она станет выплачивать арендную плату? Здесь она, по крайней мере, была невысокой. Но мысль о том, чтобы прожить в этой квартире до конца своих дней, была Эмме ненавистна. Замкнутый круг, из которого не было выхода.

В комнате стало светлее. Риччи скоро проснется. И все то, что предстоит сделать сегодня, тяжким грузом навалилось на Эмму. Она должна будет одеть и накормить Риччи. И заняться стиркой, для чего придется спуститься в коммунальную прачечную в подвале с кучей грязного белья, стиральным порошком и Риччи в придачу. Загрузить стиральную машину. Снова вернуться туда часом позже, чтобы переложить выстиранные вещи в сушильный барабан. Забрать одежду и отнести ее в квартиру. Накормить Риччи обедом. Сходить в магазин за памперсами, молоком, «Уитабиксом»^[16] и бананами. Вымыть посуду. Прибрать в кухне.

Эмма лежала в постели, и сил подняться у нее не было.

В семь часов проснулся Риччи и заухал, держась за прутья своей кроватки. Эмма вздохнула и встала с постели, чтобы взять его. Если она этого не сделает, через минуту он разразится плачем.

Боже, сегодня она чувствовала себя совершенно разбитой! Столетней старухой. Она машинально покормила Риччи, одной рукой засовывая ему в рот ложку с размазней «Уитабикс», положив на другую подбородок и невидяще глядя на крошки на полу. Пожалуй, ей срочно нужен пылесос, чтобы убрать в квартире. Одежда малыша была уже сложена в мешок для стирки, поэтому она надела на Риччи вчерашние брючки, на одной штанине которых красовалось пятно от овощной запеканки. А тут еще он ни в какую не соглашался надевать джемпер.

– Грааах…

У Риччи наступил период активности, и он настойчиво требовал к себе внимания. Эмма зажала сына между коленей и силой натянула ему джемпер через голову.

– А теперь замолчи, пожалуйста, – заявила она, – и дай мне одеться.

Принимать душ было некогда. Для этого ей придется вернуть Риччи в кроватку, и он будет стоять там и кричать во все горло, пока она не выйдет из ванной. Да и кто станет рассматривать ее? В конце концов, она всего лишь собирается в универсам «Сэйнсбери», не более того. Поэтому Эмма ограничилась тем, что натянула шерстяной джемпер поверх спортивного костюма, стянула волосы резинкой на затылке и сунула ноги в шлепанцы. Готово. И выглядит она прекрасно.

Впрочем, войдя в лифт, она усомнилась в этом. Зеркало на стене отразило хлопья перхоти, усеивавшие ее волосы, и желтые, нечищеные зубы.

Двери уже закрывались, когда звонкий голос за спиной у Эммы воскликнул:

– Подождите! Подождите секундочку.

Двери снова разошлись в стороны, и в кабину поспешно вошла Розина Алькарес, их соседка, свежая и аккуратная пышечка в строгой униформе медицинской сестры.

– Спасибо, спасибо! – запыхавшись, прощебетала она. – Извините меня, пожалуйста.

Она улыбнулась Риччи.

– Как поживаешь? – поинтересовалась она. – А в гости ко мне ты так и не зашел.

Эмма и вправду собиралась заглянуть к соседке. Но Розина целыми днями пропадала на работе, и ей не хотелось заявиться в неурочный час, чтобы хозяйке пришлось скрепя сердце приглашать их войти, а потом еще и развлекать. Время шло, и постепенно поход в гости, как и разговор с женщиной, которую она почти не знала, стал казаться Эмме бессмысленным и обременительным.

А Розина, между тем, как-то странно поглядывала на Эмму. Устыдившись своих грязных волос, Эмма отвернулась, но Розину это не смутило. Она по-прежнему не сводила с нее глаз. Не суйся не в свое дело, в сердцах подумала Эмма.

– С вами все в порядке? – вежливо спросила Розина.

– Да, вполне, – коротко бросила Эмма.

На первом этаже лифт вздрогнул и остановился. Не успели двери открыться, как Эмма рывком толкнула коляску через порог и быстро зашагала прочь.

К тому моменту, когда она выскочила на улицу, комок в горле ей уже удалось проглотить.

* * *

В универсаме «Сэйнсбери» она не поднимала глаз, стараясь не вступать в разговор с кассиром-индийцем. Возвращаясь домой, она остановилась у банкомата, чтобы проверить баланс на своем счету.

Кошелька в сумочке не было.

Эмма перерыла ее заново, на всякий случай, чтобы быть уверенной, что не пропустила его. Потом наступил черед карманов, коляски и всех ее пакетов с покупками.

– Отлично, – выдохнула она, выпрямляясь. Должно быть, она оставила кошелек в «Сэйнсбери».

Развернув коляску, Эмма отправилась обратно.

– Я не оставляла здесь своего кошелька? – спросила она у кассира.

Он был занят, обслуживая еще одну покупательницу, даму в розовом пончо, которая величественно развернулась, чтобы бросить уничтожающий взгляд на Эмму.

– Ваш кошелек, мадам? – переспросил кассир.

– Да. – Эмма слишком расстроилась, чтобы помнить о вежливости. – Мой кошелек. Я доставала его, чтобы заплатить за товар, который только что купила у вас. Меньше пятнадцати минут назад.

– Одну минуточку, сейчас посмотрю. – Кассир внимательно оглядел прилавок и даже наклонился, чтобы заглянуть под стойку.

– Вашего кошелька нет, – сообщил он, снова выныривая из-под прилавка. – Мне очень жаль, мадам.

Проклятье! В кошельке у нее лежало сорок фунтов наличными. Этой суммы хватило бы на неделю, чтобы купить продукты для нее и Риччи. Может быть, она обронила его на улице? Эмма пустилась в обратный путь к банкомату, внимательно глядя под ноги. Кошелек как сквозь землю провалился. Она еще раз проверила все пакеты и карманы. Потом достала из сумочки мобильный телефон. Ей нужно аннулировать потерянную кредитную карточку.

– Служба работы с клиентами, добрый день. Меня зовут Дениза. Назовите номер вашей карточки, – жизнерадостно защебетал голос в трубке.

– Э-э… – Эмма заколебалась. – Три. Нет…

Три или восемь? Она знала этот чертов номер наизусть. Так почему же сейчас она не может вспомнить его?

– Я не могу его назвать, потому что не помню, – сказала она.

– Боюсь, что в таком случае ничем не могу вам помочь, – пропел далекий голос.

– Но мне нужно аннулировать карточку, – запротестовала Эмма. – Думаю, ее у меня украли.

– Мне нужен номер.

– Я могу назвать вам свою фамилию. И адрес моего филиала в Бате. – Эмма принялась по памяти перечислять все подробности.

Из трубки донеслось щелканье клавиатуры, потом голос сказал:

– Мне очень жаль, но у нас нет доступа к базе данных вашего отделения.

– Вы должны мне помочь! – Эмма едва не рассмеялась, настолько нелепым показалось ей все происходящее. – Я держу там счет с тех самых пор, как мне исполнилось пятнадцать.

– Назовите код банковского отделения.

– Я не знаю его. Послушайте, соедините меня с моим отделением, и я сама разберусь с ними.

– Мы не оказываем услуги такого рода, мадам. Кроме того, такое отделение у нас не зарегистрировано.

Эмма со злостью нажала клавишу отбоя. Глупая корова! Теперь ей придется идти в центральное отделение банка, чтобы побеседовать там с настоящим, живым человеком.

Оказавшись в банке, она прямиком направилась к стойке обслуживания клиентов, за которой какая-то девица с экзотическим разрезом глаз тщательно сдувала невидимые пылинки с рукава своего брючного костюма.

– Могу я вам помочь? – Девица принялась внимательно изучать собственные ногти.

– Да, можете, – решительно заявила Эмма. – Я хочу заявить о краже кредитной карточки.

– Вы пробовали звонить по телефону поддержки?

– Да, пробовала. Они ничем не смогли мне помочь. Вот почему я пришла сюда.

Девица страдальчески вздохнула и потянулась к клавиатуре компьютера.

– Номер счета?

– Я не могу его вспомнить, – заявила Эмма. – Но зато я могу назвать адрес своего отделения, и свое собственное место жительства, и дату рождения, и все свои пароли допуска, и еще могу предоставить вам образец своей подписи…

– Нам нужен номер вашего счета.

– Послушайте… – Эмма изо всех старалась сохранить остатки самообладания и не выйти из себя. – Если бы я знала, что сегодня лишусь своей кредитной карточки, то непременно принесла бы номер счета с собой, понимаете? Но поскольку я этого предполагать не могла и не хочу, чтобы кто-нибудь воспользовался моей карточкой, я делаю все, что могу, чтобы аннулировать ее. Вот только у меня складывается впечатление, что никто из вас не проявляет ни малейшего намерения помочь мне в этом. Я. Не знаю. Номера. Счета. Выясните его сами. В конце концов, это ваша работа.

Последние слова она почти выкрикнула. Внезапно словно из ниоткуда материализовались двое плотных мужчин в синих рубашках и демонстративно встали по обе стороны от банковской девицы.

– Все в порядке? – поинтересовался один из них.

Люди, стоявшие в очереди в кассу, поворачивали головы, чтобы взглянуть на бесплатный спектакль. Риччи начал хлюпать носом.

Вся дрожа, Эмма развернула коляску и выскочила из банка.

Она понимала, что должна вернуться в квартиру и разыскать номер своего счета, но была сейчас слишком зла, чтобы разговаривать с кем-нибудь. Она покатила коляску к берегу реки, надеясь уйти от суматохи и успокоиться.

Под мостом Хаммерсмит подростки в школьных рубашках и галстуках, хохоча во все горло, толкали друг друга на стену. Позади них, по тропинке, идущей вдоль берега, по направлению к Эмме шел какой-то мужчина. Даже на расстоянии она заметила, что с лицом у него что-то неладно. Один глаз находился ниже другого, и кожа на этой стороне лица покраснела, как после сильного ожога.

Когда он приблизился к мальчишкам, они притихли и стали подталкивать друг друга локтями. Нетрудно было догадаться, что сейчас произойдет. Мужчина поравнялся с мостом, и один из мальчишек, подросток с отвратительно низким лбом, негромко сказал что-то своим приятелям – Эмма не расслышала, что именно, – отчего те гнусно захихикали.

Мужчина остановился.

– Прошу прощения, – вежливо сказал он. – Некрасиво смеяться над людьми за их спиной.

– Что ты сказал? – Мальчишка с внешностью питекантропа выпрямился, шагнул к мужчине и вплотную приблизил свое лицо к его лицу. – Ты, мутант, как ты смеешь обращаться ко мне таким тоном?

Мужчина отвернулся и быстро пошел прочь.

– Вонючий ублюдок! – выкрикнул мальчишка ему в спину. – Таким, как ты, надо запретить появляться на улицах.

Мужчина не подал виду, что расслышал оскорбление. Он с достоинством шел дальше и вскоре свернул за угол. Эмму внезапно охватил приступ такой дикой ярости и гнева, что даже скулы свело. У нее возникло непреодолимое желание подбежать к этому юному негодяю и ударить его кулаком в лицо. Ударить изо всех сил. Сломать ему нос. Столкнуть вниз, перевалив через перила моста, и надеяться, что он упадет на ржавый металлический штырь.

Она заставила себя повернуть обратно и поднялась, толкая коляску перед собой, по пандусу на дорогу. Там она повернула налево, к мосту, стараясь побыстрее уйти с этого места. Остановись, Эмма! Что с тобою происходит? Но ярость не утихала, скручиваясь в тугую спираль, так что ее едва не стошнило. Неужели Риччи придется взрослеть и жить в этом мире? Неужели ему придется иметь дело с людьми такого сорта? И неужели он когда-нибудь превратится в одного из них?

На середине моста Эмма постаралась успокоиться и остановилась, положив руку на перила. Река, шумевшая внизу, вдруг устремилась к ней. Вычурные золотисто-зеленые фонарные столбы закружились вокруг в сумасшедшем танце.

– Ты – ничто, – прозвучал вдруг глубокий голос. – Пустое место.

Эмма подпрыгнула от неожиданности и в испуге огляделась. Кто это сказал? Мост был пуст. Она перегнулась через перила. Струи дождя хлестали Темзу. Внизу, под ней, на черной и блестящей, как машинное масло, поверхности воды взрывались и дробились бесчисленные крошечные брызги.

Эмма стояла и смотрела на воду, а в душе у нее крепло странное и непонятное чувство. Очень сильное чувство. Уверенность.

Мы все умрем.

Не только она, но и вообще все люди. Все жители Лондона. Даже Риччи, самый дорогой для нее человечек. Она знала это так же точно, как и то, что стояла сейчас на мосту. Этот прекрасный, обрюзгший, зарвавшийся и жадный город разрушится и обратится в прах, как рухнула Римская империя. Сначала будут крики, ругательства и убийства, а потом наступит тишина, и не останется ничего, кроме воды, на сотни миль вокруг.

Здесь, на мосту, ее окутало предчувствие приближающегося зла. Оно сгустилось вокруг нее, как дым или утренний туман. Перепугавшись до смерти, Эмма попыталась оттолкнуть от себя коляску с Риччи, убрать его как можно дальше от подступающего зла.

Глубокий голос зазвучал снова:

– От тебя нет никакого толку. Ты его недостойна.

– Кто это говорит? – вскрикнула Эмма. – Где вы?

– Убирайся прочь с моста! – выплюнул голос.

Эмма ухватилась за ручки коляски и побежала. Ее каблуки гулко стучали по полым плитам перекрытия.

Когда она отошла от реки, предчувствие зла ослабело, но страх остался. Она дрожала всем телом, дрожала так сильно, что коляска тряслась у нее под руками.

* * *

В тот вечер Риччи отказался есть картофельное пюре с томатом. Эмма не стала заставлять его. Опустошенная, она опустилась на диван, держа на коленях тарелку с бобами. Риччи же пребывал в прекрасном расположении духа. Он все время старался уговорить Эмму поиграть в пластмассовый крикет. Сынишка хотел, чтобы она показала ему, как молотком загонять шар в отверстие, потому что в этом случае игрушка издавала мелодичный звон: динг-динг-динг. Риччи он очень нравился.

– Посиди тихо, пожалуйста, – оборвала его Эмма.

Сердце у нее билось как сумасшедшее, а в груди нарастало жжение, как будто миллион огненных пальцев стремился вырваться наружу. Эмма постоянно думала о том, что случилось на берегу реки. О мальчишках, которые смеялись над мужчиной с обожженным лицом. О странном, потустороннем голосе на мосту. О тягостном ощущении приближающегося зла. Она часто читала в газетах о таких вещах, как атаки террористов, глобальное потепление, эпидемия птичьего гриппа. Но только теперь Эмма поняла, что если что-нибудь из перечисленного случится на самом деле, то выживут только такие люди, как те подростки на мосту. Отнюдь не те, кто похож на нее или Риччи, а люди, достаточно сильные, грубые и жестокие, способные идти по трупам.

Риччи подошел и встал рядом с нею. Улыбаясь, он положил свой игрушечный набор ей на колени. Тарелка Эммы перевернулась и упала на пол. Бобы мокрой кучкой лежали на полу у ее ног. Эмма вскочила с дивана.

– Убирайся отсюда! – крикнула она.

Она толкнула Риччи, толкнула по-настоящему, сильно и грубо. На мгновение ее захлестнула дикая ярость. Ради всего святого, она же думала о нем! О том, что будет с ним, если с ней случится что-либо непредвиденное. Неужели он не может быть ей благодарным хотя бы капельку?

Риччи отлетел на несколько шагов и приземлился на попу. Подушка на мягком месте оказалась внушительной, вряд ли ему было больно. Эмма взглянула на него, чтобы удостовериться в этом. Он сидел на полу с открытым ртом, и на лице у него было выражение сильнейшей обиды и невероятного удивления. Эмма отвернулась. Опустившись на колени, она принялась соскребать вилкой бобы с ковра и складывать их на тарелку. Спустя несколько секунд, в течение которых Риччи потрясенно молчал, не пробуя ни возмутиться, ни закричать, она снова посмотрела на него. Обиженно оттопырив нижнюю губку, он плакал. Не громко, взахлеб, как обычно, а молча, давясь слезами, которые серебристыми ручейками стекали у него по щекам.

– Ох, Риччи… – Сердце у Эммы готово было разорваться от жалости. – Иди ко мне.

Она протянула к малышу руки, но он отвернулся. Слезы побежали быстрее. Это было решительно непохоже на Риччи. Изрядно встревоженная, Эмма оставила в покое бобы и подошла к сыну, чтобы поднять его с пола. Он замер, не шевелясь у нее на руках, напряженный и тяжелый, и лишь тер глаза кулачками, упрямо отворачиваясь от нее.

– Риччи… – Эмма готова была расплакаться сама. – Прости меня, пожалуйста. Что с нами происходит? Что я наделала? Что я наделала?

Позже, когда он заснул, она подошла к кроватке, чтобы взглянуть на сына. Желтоватый свет из коридора падал ему на лицо. Эмма положила руки на перила кроватки и затаила дыхание. Риччи лежал на спине, забросив пухлую ручку за голову, его грудь судорожно вздымалась и опускалась в такт неровному дыханию. Щеки у него были мокрыми и блестели. Он выглядел очень несчастным.

Сердце Эммы болезненно заныло.

Что с ней такое? Когда она успела превратиться в неистовую, злую гарпию? Ведь раньше она такой не была. У нее были друзья и подруги. Она была совершенно нормальным человеком. А сейчас посмотрите на нее… Никому нет дела до того, жива она или умерла. Жалкая неудачница, которая к тому же издевается над собственным сыном.

Раздевшись, она забралась в постель, но сон бежал от нее. Она металась по кровати и не находила себе места. Покоя не было. У нее возникло отвратительное чувство, будто по ней ползают полчища мух. Эмма даже провела руками по телу, стараясь стряхнуть их, а вместе с ними и чувство ответственности.

– Помогите! – закричала она. – Помогите мне!

Звук ее голоса эхом отразился от стен и утонул в вязкой тишине. Эмма испуганно прижала руку ко рту.

В кроватке зашевелился Риччи, но вскоре успокоился и затих.

Эмма лежала, по-прежнему прижимая руку ко рту, и в душе у нее царил ад.

Вторник, 26 сентября

День десятый

В квартире было холодно и пахло испортившимися продуктами. Эмма небрежно швырнула паспорт и ключи на столик. Она стояла посреди комнаты, так и не сняв шерстяной джемпер, и руки ее безвольно висели вдоль тела.

– С вами все будет в порядке? – спросил Рейф.

Он выдвинул из-под стола стул, и Эмма опустилась на него.

– Ему без меня лучше, – мертвым голосом сказала Эмма. – Я не заслуживаю быть его матерью.

– Разумеется, заслуживаете, – возразил Рейф. – Не будьте так строги к себе, Эмма. Вам в последнее время пришлось нелегко.

– Я не заслуживаю его, – повторила Эмма. – Я не хотела нести за него ответственность. Но как бы там ни было, теперь все кончено.

Отныне ей незачем было волноваться о сыне. Теперь есть кому о нем позаботиться. Так что с ним все будет в порядке.

Рейф присел рядом с нею на корточки.

– Не опускайте руки. Не сдавайтесь. Вам еще предстоит многое сделать. Вы можете изучить другие варианты.

– Какие еще варианты?

– Разве не вы говорили мне, что полиция получила сообщение о том, что ребенка, похожего на Риччи, видели в Манчестере? Кто-то же им позвонил, верно? И они все еще ищут его там, разве нет?

Эмме понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить, что он говорит. Ее охватило ощущение сродни тому, какое бывает, когда вам кажется, что вы достигли самого низа лестницы, но потом оказывается, что одну ступеньку вы все-таки не заметили, и, перешагнув через нее, вы чувствуете, как по телу прокатывается волна полного и тошнотворного опустошения.

Она резко выпрямилась.

– Вы думаете, что это не мой ребенок! – заявила Эмма.

Рейф не мог заставить себя взглянуть ей в глаза.

– Вы мне не верите!

Эмма испытала сильнейший шок. Настоящее потрясение. Всю обратную дорогу Рейф хранил подавленное молчание. Она решила, что это запоздалая реакция на то, что она рассказала ему о своем визите к доктору Стэнфорд. И все равно она нисколько не сомневалась в том, что он по-прежнему на ее стороне. Но теперь Эмме стало ясно, что даже Рейф, умеющий сострадать, понимать и не судить предвзято, не мог преступить некую черту, а она своим рассказом сделала это.

Рейф явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Не то чтобы я вам не верил, Эмма. Я знаю, вы уверены в том, что этот ребенок – ваш сын. Я знаю, вы убедили себя в этом. Просто… – Он вздохнул. – Анализ ДНК, сами понимаете. С ним не поспоришь. Может, пришла пора взглянуть в лицо фактам, а?

Эмма не верила своим ушам. А она-то была уверена, что Рейф намного умнее и сообразительнее. Неужели он не понимает, что произошло?

– Она смошенничала во время теста, – уверенно заявила она. – Сделала что-то, чтобы подменить образцы.

Рейф отрицательно покачал головой.

– Мне приходилось видеть, как проводятся такие анализы, – возразил он. – Процедура соблюдается неукоснительно. После того как мазки взяты, их помещают в запечатанный конверт и отправляют прямиком в лабораторию. Это делается специально, чтобы никто не мог вмешаться и подменить их.

Эмма качала головой, почти не слушая его.

– Но разве не может быть, – стоял на своем Рейф, – что этот малыш просто очень похож на Риччи? Что вы приняли его за сына, потому что вам очень хочется, чтобы это было так?

– Нет, – ответила Эмма. – Этого не может быть.

Рейф тяжело вздохнул, а потом сказал:

– Мой самолет в Ла-Пас улетает через несколько дней.

– Летите обязательно, – ответила Эмма. – Честно. Не вздумайте отказаться.

– Я не это имел в виду, – неуверенно откликнулся он. А потом добавил нечто очень странное. Он предложил: – Почему бы вам не полететь со мной?

– Простите? – Эмма изумленно уставилась на него.

– В общем, – смутился Рейф, – если, как вы говорите, Риччи во Франции и вам известно, где он находится, то вы знаете и то, что он в безопасности. Вы сами сказали, что думаете, будто недостойны быть его матерью, поскольку ответственность за него оказалась для вас слишком велика. И вот теперь у вас появился шанс сделать паузу. Улететь ненадолго со мной. И сделать новую попытку по возвращении.

– Сделать новую…

Эмма не могла поверить в то, что слышит подобные рассуждения наяву, а не во сне. Что такое несет этот Рейф? Отправиться с ним в отпуск? На каникулы? Он что, лишился рассудка? Эмма пристально взглянула на него и тут увидела то, что должна была заметить давным-давно: перед ней сидел молодой, не обремененный обязательствами незнакомец в теплой синей куртке, готовый в любую минуту отправиться за тридевять земель. Должно быть, все происшедшее представляется ему занимательным приключением. Драмой, разворачивающейся на его глазах, ради которой не нужно идти в кинотеатр. Некоторое разнообразие в его жизненной рутине… Как это он выразился? Плавание по течению. Дрейф без руля и ветрил. Между ними вдруг разверзлась бездонная пропасть, и Рейф превратился в крошечную точку на другой стороне. И Эмма вдруг изумилась, поняв, что искренне огорчена этой очередной потерей. Оказывается, она еще способна на такие чувства. И в душе у нее образовалась еще одна пустота, заполненная тупой болью.

– Прошу простить меня, – холодно ответила она, – но я не могу улететь на каникулы в то время, как моего сына похитили. Я не могу сделать паузу и перестать искать его. Я не смогу начать новую жизнь, жизнь, в которой для него не будет места… Я никогда не сделаю этого… Никогда…

Эмма не смогла продолжать. Ледяная вежливость улетучилась из ее голоса. Но и поддерживать разговор оказалось выше ее сил. На нее навалилось гнетущее осознание того, что она опять осталась одна и что все опять пошло не так.

Рейф задумчиво кивал головой. На лице у него было странное выражение.

– Хорошо, – пробормотал он. – Хорошо.

Он не сделал попытки переубедить ее.

И тихо прикрыл за собой дверь, уходя.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Среда, 27 сентября

День одиннадцатый

– Мои планы изменились, – сообщил Рейф. – Я улетаю завтра.

Глаза у Эммы опухли и покраснели. Ей пришлось выбраться из постели, чтобы ответить на звонок. Прищурившись, она взглянула на часы. Начало седьмого. С улицы доносился шум дорожного движения и голоса. Значит, сейчас начало седьмого вечера, а не утра.

– Прошу прощения, – сказала она. Кстати, о чем они только что говорили? Голос у нее звучал глухо и хрипло, как если бы она подхватила простуду. – Что вы сказали?

– Я улетаю завтра, – повторил Рейф. – У меня самолет в семь утра. Немного раньше, чем я ожидал, но подвернулась возможность поработать за границей, и я не смог отказаться.

Эмма ничего не ответила.

– Вот так… – продолжал Рейф. – Похоже, до отлета мы не увидимся.

– Да.

– С вами все будет в порядке? – спросил он.

– Да. Спасибо вам.

– Я еще позвоню вам, – пообещал Рейф.

– Угу.

Она с трудом доползла до кровати. Он не позвонит. Она не могла его винить. Риччи не был его сыном. А для Рейфа наступило время двигаться дальше.

* * *

Линдси попыталась расспросить Эмму о ее поездке во Францию.

– Как вы узнали адрес Хантов?

Эмма промолчала.

– Вы же понимаете, что больше не должны так поступать, – предостерегла Линдси. – Иначе попадете в очень неприятную историю.

Эмма не обращала на нее внимания. Откинув голову на спинку дивана, она смотрела в потолок. Отныне они могли делать с ней все, что заблагорассудится. Теперь ей было все равно.

Следующие несколько дней ее квартира напоминала муравейник – сюда постоянно приходили какие-то люди. Явилась работница социальной сферы по имени Зиба, или что-то в этом роде, одетая в черное, словно собралась на похороны. Пришел и некий доктор Хьюз в темно-синем полосатом костюме. Он все время интересовался у Эммы, как она себя чувствует. Она ответила, что очень устала, но заснуть не может. Доктор Хьюз пообещал назначить ей слабое успокоительное, которое непременно поможет.

– Как вы отнесетесь к предложению лечь в больницу? – спросил он. – Ненадолго? Просто чтобы отдохнуть немного?