Текст книги "Уиллоу"

Автор книги: Джулия Хобан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

Почему ты живешь с братом?

Но ведь твои родители преподаватели, да? Потому что как-то я ходил...

Вопросы Гая звенели у нее в ушах. Память, искажая его приятный голос, делала его каким-то раздражительным и настойчивым.

Но ведь твои родители профессора, да? Потому что однажды я ходил…

Ладно, ладно, это уже превращается в музыку!

 Уиллоу перевернулась на живот, книга, которую она пыталась читать последние полчаса, упала на пол, когда она зарылась лицом в подушку в напрасной попытке укрыться от болтовни, звучавшей в голове.

 Но все бесполезно. Его вопросы сами продолжали повторяться, но гораздо хуже его любого вопроса, который он мог спросить, был ее собственный ответ:

 Я та, кто их убил.

 Сколько еще раз в ближайшие годы ей придется произнести эти слова?

 Она едва ли сможет даже вспомнить. Шел дождь – это все, что она знает.

 Они ужинали не дома, и ее родителям захотелось выпить вторую бутылку вина, поэтому было решено, что машину поведет Уиллоу. Она помнит, как отец бросает ей свои ключи, гладкую дорогу и звук дворников.

Иногда во сне она слышит звук дождя.

Уиллоу вяло поворачивает голову, чтобы выглянуть из окна. Слабый ветерок колышет кружевные занавески. Слабые солнечные лучи, медленно проникая сквозь них, рисуют красивые узоры на полу.

Вид из окна очень хорош, и так оно и было бы, если бы она могла себя чем-нибудь заинтересовать. По утрам и вечерам в парке полно бегунов. Днем наступает черед молодых мам и множества влюбленных, гуляющих по усыпанным листьями дорожкам.

Похоже на ожившую картину. Раньше до несчастного случая, когда ей было не безразлично, Уиллоу много времени проводила, рисуя акварелью. Тогда ничто так ей не нравилось, как сидеть часами у этого окна и пытаться поймать изменяющуюся картину снаружи.

Уиллоу посмотрела на свой стол, на коробку с акварелью и набор кистей, которые купила ей Кэти. Как и свой велосипед, и множество вещей, она оставила свои рисовальные принадлежности дома. Кэти оказалась удивительно заботливой, и вместо них купила новые, и она должна возместить эту заботу, хотя бы попытаться ими попользоваться, но, так или иначе, она не может собраться с силами.

Конечно, Кэти была добра во многих отношениях. Она приложила столько усилий, чтобы комната понравилась Уиллоу, и неяркие цвета и прелестная мебель действительно делают ее миленькой. Намного лучше, чем то, что у нее было дома. Дома она переехала в старую комнату Дэвида, потому что та была самой большой. Стены там были черные, пережиток тех дней, когда он увлекался хеви-метэл. Уиллоу и мама всегда обещали друг другу, что когда-нибудь доберутся до ее переделки. Кто знал, что четыре черные стены могли давать такое чувство защищенности?

 Уиллоу резко села, открыла окно и высунула голову наружу. Воздух был теплым от легчайшего дуновения ветра, который ерошил ей волосы.

Это ее любимое время дня, как раз перед тем, как вечер становится ночью. Если бы она сейчас была дома, как прежде, то, наверное, болтала бы по телефону с одной из своих подруг. Обычно было так: Она часто гуляла с друзьями после школы, потом приходила домой и делала домашнюю работу, сплетничала по телефону перед ужином, или, если у нее было не много домашних заданий, каталась на велосипеде на дорожках за домом.

 Сейчас у нее другой уклад жизни. Она как лунатик бродит по школе, у нее нет друзей, с которыми можно поговорить, ходит в библиотеку, с переменным успехом выполняет домашние задания, и ест все, что бы ни приготовила Кэти – и все это под аккомпанемент бритвы.

 Она оставила своих старых друзей, так же, как она оставила свою прежнюю жизнь. Они все принадлежат другому миру, тому, который она больше не намерена посещать. Она никогда не отвечает на их звонки, удаляет их электронные письма, и один за другим они перестали пытаться связаться с ней. Единственный человек, который все еще пытается связаться с ней, это Маки, ее лучшая подруга, и Уиллоу знает, что еще несколько не отвеченных сообщений – и она тоже оставит попытки. Вздохнув, она закрыла окно. Если она все равно ничего не делает, то, по крайней мере, должна попытаться сделать домашнее задание.

 Уиллоу подняла книгу, которую читала. Мифология Булфинча. До завтра она должна осилить пятьдесят страниц. После этого ей придется начать писать доклад для того же урока. Это должно быть легко. Эту книгу она читала тысячу раз. Теребя страницы дешевой книги в мягкой обложке, он вспомнила первое издание, которое раньше лежало на столе ее отца, с надписью на форзаце, сделанной им его любимой тёмно-синей ручкой. Наверное, оно все еще там. Дом остался таким же, как и был, его даже еще не выставили на продажу.

 Сначала, Уиллоу думала, что она останется там, что Дэвид, Кэти и Изабель переедут к ней. В каком-то смысле это было бы наиболее разумным. Как ни крути, уютная квартира, которая по размерам подходит как раз для двух взрослых и ребенка, теперь, когда она переехала, стала слегка тесновата. Но Дэвид с самого начала отверг эту идею, заявив, что слишком трудно будет добираться до работы. Родители Уиллоу ездили на поезде на протяжении более двадцати лет, хоть и только два раза в неделю, и, несмотря на то, что преподавательский график Дэвида аналогичный, работа Кэти потребует от нее каждодневных поездок.

Однако, как бы неудобно ни было, Уиллоу пришлось согласиться с братом. Все же, несмотря на то, что их дом большой и просторный, жить там было бы далеко не так просто, и вовсе не из-за поездок. Просто дом полон воспоминаний. Он полон призраков.

Она была в нем всего несколько раз с момента аварии. В первый раз, когда Дэвид хотел упаковать книги родителей и перевезти их в квартиру. И это оказалось ужасной идеей, от которой они отказались, еще даже не пройдя полпути. Более того, этот поход так плохо подействовал на Дэвида, что он отказался входить в дом снова. Поэтому, когда они пошли в следующий раз, он и Кэти ждали снаружи в машине, пока Уиллоу, чувствуя себя беженцем, или вынужденным переселенцем, покидающим свою страну ради неизвестной территории, бегала по дому, хватая какие угодно вещи, лишь бы они поместились в ее рюкзак. Сейчас она хотела бы, чтобы у нее было время подумать, что она упаковывала. Так или иначе, в ее сумку много не помещалось, и сейчас она постоянно занимает вещи у Кэти. Разве не стала бы она богаче, взяв несколько дорогих ей книг, вместо трех пар джинсов, пары рубашек и юбки?

Она бы очень хотела читать экземпляр « Мифологии Булфинча» ее отца, вместо этой тонкой книжки в мягком переплете, которую она купила в одном из книжных магазинов, которых полно по всему городу.

Уиллоу не знает, почему у нее заболело горло. Она не может понять это внезапное пощипывание глаз.

Это всего лишь книга!

Она швырнула книгу через всю комнату, где она ударилась о стену, перед тем как упасть на пол с вывернутыми страницами.

 Баю баюшки баю...

Уиллоу ошеломлена. С побелевшим лицом она схватилась за угол вышитого покрывала, когда голос ее матери донесся до лестницы. Через мгновение она поняла, что это Кэти поет Изабель. Дэвид, должно быть, научил ее этой песне, старой русской колыбельной, которую их мама обычно пела им.

 Она поднялась с кровати и прошла в ванную, чтобы омыть лицо холодной водой. Несколько секунд она пристально всматривалась в зеркало, смотря на себя, как на незнакомку.

Кто это?

Она допускала, что для всех остальных она выглядит точно так же, как и всегда, за исключением волос. У нее не было ни сил, ни желания возиться с ними, как раньше, поэтому она просто заплетала косу, которая доходила ей до середины спины.

 Но она себя не узнавала. Может, ее лицо и такое же, но выражение глаз изменилось. Хуже, чем у мертвеца, в них пустота. Она потянулась к зеркалу и прикрыла их руками. Она помнит отражение, которое раньше смотрело на нее из зеркала. Те глаза не были мертвыми.

Уиллоу даже не подозревала, что была счастлива тогда. Ей просто никогда в голову не приходило, что в ее жизни было все, что она когда-либо хотела и в чем нуждалась.

Единственное, что заставляет Уиллоу смеяться в эти дни, это то, как много вещей она раньше принимала как должное. В прошлом, такие незначительные переживания, из-за неуспеваемости в школе или отворот—поворот от парня, действительно выбивали ее из колеи. Откуда ей было знать, что ей готовит будущее? Она покачала головой от того, какой глупой она была, расстраиваясь, что ее любимое платье потерялось в химчистке, или из-за подобной же глупости.

Глупая!

Внезапно она захотела размозжить голову о зеркало. Стереть это глупое выражение с лица. Однако она знала, что не может. Не здесь, не сейчас.

Когда Кэти внизу, а Дэвид вот-вот войдет в дверь. Вместо этого она спокойно посмотрела на себя, затем искривила рот и плюнула в свое отражение, собрав как можно больше яда.

Уиллоу понимает, что выглядит мелодраматичной, но и что с того? Плевок сполз по зеркалу, и вот, она снова один на один с парой мертвых глаз.

Кто ты?

Это не та Уиллоу, в которой она жила последние семнадцать лет.

Это кто-то другой.

Убийца.

Коновал.

 Уиллоу отвернулась от зеркала. Плеваться в себя. Это по-детски, прямо из фильма категории «Б», и на самом деле ничего не значит. Но порезы – это другое дело.

 На мгновение она опустила глаза на свои руки. Если бы кто-нибудь присмотрелся, то ясно увидел бы яростные красные отметины под тонким хлопком ее блузки. Но никто никогда не присматривается.

 Она закатала рукава и осмотрела наиболее открытые порезы, затем открыла аптечку и вынула пузырек с дезинфицирующим средством. Она добросовестно заботится о том, чтобы не занести в раны инфекцию. Ей не нужны осложнения. Уже Кэти странно на нее поглядывает. Она продолжает спрашивать, почему Уиллоу берет у нее блузки с длинными рукавами, в то время, когда такое прекрасное, мягкое бабьё лето. Она не понимает, что Уиллоу, которая раньше беспокоилась о том, что носит, сейчас выбирает одежду только по одному критерию: закроет ли ее одежда шрамы?

 Заботиться о вещах тоже стало не простой задачей, как это было раньше. Она просто не может бросить свои грязные вещи в общую корзину для белья. Недавно ей пришлось закопать в парке одну из своих блузок, испачканных кровью. Она просто не может рисковать, оставляя такие вещи повсюду. Потеря рубашки ее не беспокоила, но она ненавидела копаться в грязи. Позже, когда она шла домой, то видела ротвейлера, играющего с ней, в этом она уверена.

 Уиллоу услышала телефонный звонок. Марки любит звонить в это время.

Быстро, не думая, она потянулась за спину и включила душ.

 – Уиллоу? – позвала Кэти. – Тебя к телефону! Марки.

 Она высунулась из-за двери ванной.

 – Да, извини, я в душе!

 Это должно сработать. Она оставила душ включенным, сняла джинсы и рубашку, и, сидя на полу в ванной, нанесла на особо ужасно выглядящий порез антисептический крем. Через какое-то время, по меньшей мере, десять минут, она, наконец, закончила обрабатывать свои раны.

 – Уиллоу? – позвал Дэвид. – Ужинать!

 – Иду, – прокричала в ответ Уиллоу, выключая душ. – Она оделась, слегка поморщившись, когда джинсы задели раны. Конечно, имело бы больше смысла перевязать их, но марля под одеждой будет слишком выделяться.

 – Привет, – она старалась выглядеть веселой, когда вошла на кухню.

 – Бог мой, быстро же у тебя сохнут волосы, – улыбнулась ей Кэти.

 – А, да, ммм. Шапочка для душа, даже не пришлось расплетать их. – Уиллоу улыбнулась в ответ. Это оказалось непросто. Даже мысли о сидении за столом и ужине более чем достаточно, чтобы полностью деморализовать ее, потому что это единственное время суток, когда она может быть уверена, что лицом к лицу встретится с единственным выжившим членом ее семьи.

Так быть не должно. Возможность видеть брата должна была стать единственным светлым пятном в унылой панораме, какой является ее жизнь, но это совсем не так. Потому что, некоторым образом, в ту дождливую ночь в марте прошлого года она не только прервала жизнь своих родителей. Некоторым образом – как если бы он находился в одной машине с ними – в ту ночь она потеряла также и своего брата.

Это чувство постоянно с ней. Их отношения настолько подорваны, что, несмотря на все желание и намерения, она живет все равно, что с незнакомцем. В каком-то смысле это едва ли не труднее, чем выносить потерю родителей, потому как они мертвы и ушли навсегда. Но постоянно общаться с братом, с человеком, с которым она раньше была близка, с единственным, кто жалел ее – видеть его, говорить с ним, и при этом оставаться чужими, было мучительнее, чем она могла представить.

 Иногда Уиллоу пытается убедить себя, что все придет в нормальное русло. В конце концов, было время, когда они не ладили. Он на десять лет старше ее, и эта разница в возрасте не всегда способствовала легким взаимоотношениям.

 Уиллоу вспомнила время, когда ей было пять, а ему пятнадцать. Тогда Дэвиду не нравилось, что у него есть сестренка. Он не хотел сидеть дома и нянчиться, и Уиллоу он также не слишком нравился. Но все изменилось, когда они стали взрослее. Некоторое время назад, когда ей исполнилось десять или одиннадцать, все каким-то образом наладилось, и он стал ее доверенным лицом, ее другом, ее защитником. Неожиданно обернулось так, что брат, который был намного старше ее, это источник веселья.

 Если Уиллоу постарается, то может притвориться, на некоторое время, что она не живет с Дэвидом, а просто навещает его, как это было в прошлом году, когда, к примеру, забота родителей становилась удушающей, когда их вмешательство в ее жизнь было скорее в тягость, а не в радость.

В такие моменты она оставалась у Дэвида и Кэти на выходные, к всеобщей зависти ее друзей. Уиллоу проводит много времени, думая от тех уикендах, о том, как все было раньше. Дэвид тогда заканчивал аспирантуру. Они с Кэти собирались стать родителями. Все казалось идеальным.

 Но Уиллоу вдребезги разбила идеальную картину жизни брата, также как она разбила машину своих родителей. Кэти не хотела возвращаться на работу. Но ей пришлось это сделать, вместо того, чтобы сидеть дома с Изабель, как она планировала. Вместо подготовки к занятиям, Дэвиду приходится постоянно беспокоиться о деньгах. Ему приходится заботиться о том, как свести концы с концами. Ему приходится заботиться о Уиллоу.

 Во многих отношениях это ноша, которую он, как оказалось, воспринял легко. Он такой сильный, такой внимательный, такой умелый, его отношение к ней такое неизменно правильное, что стороннему наблюдателю должно показаться будто все в порядке. Он до смешного вежлив с ней, как будто она незнакомка, за чье благоденствие он ответственен, и он относится к выполнению этого обязательства с предельной серьёзностью. Но между ними глухая стена.

Дэвид никогда, никогдане говорит о случившемся. Его разговоры с ней ограничиваются обсуждением таких мелочей, как ее повседневная жизнь. Даже когда они вынуждены обсуждать такие домашние вопросы, как например, сколько из ее заработка в библиотеке пойдет на расходы по дому, или когда им следует выставить дом родителей на продажу, он ухитряется избегать каких-либо намеков на то, как так получилось, что они оказались в такой необычной ситуации.

 Сначала Уиллоу была уверена, что это только вопрос времени. Что Дэвид, в конечном счете, не выдержит. Она ждала, что он накричит на нее, встряхнет, сделает что угодно, но только не будет относиться к ней с этой отчуждённой учтивостью. Но проходили месяцы, и для нее становилось предельно ясно, что он не намерен когда-либо заговорить о том, что произошло.

А она не хотела поднимать тему сама. Если Дэвид не хочет говорить об этом, то только потому, что тема слишком болезненна, и Уиллоу отказывается, категорически отказывается, делать ему больнее.

 И все же, его холодность жутко ее расстраивает; это худшее наказание, которое она может вынести. И, тем не менее, она полностью согласно с его мнением о ней: Она уже не его младшая сестра, она – убийца их родителей. С какой стати ей ожидать другое обращение? С какой стати ему вообще быть таким добрым к ней?

 – Как в школе сегодня? – спросил Дэвид, садясь за стол. Кэти передает ей картонную коробку холодной лапши с кунжутом. Очевидно, сегодня – день китайской кухни.

 – Нормально, – говорит Уиллоу.

 Вздыхая, она накладывает лапши себе в тарелку.

 Она знает, что этот ответ недостаточно хорош, что Дэвид ждет полный и детальный отчет обо всем, что она делала, но она слишком устала, чтобы врать ему, больше у нее не осталось никаких сил. Она уставилась на тарелку. Лапша выглядит как черви.

 – Ага. Ну, а я не знаю, что значит нормально. Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит у тебя на занятиях? Разве у тебя не было контрольной по французскому? Как она прошла?

 Контрольная? Единственное, что помнила Уиллоу об уроке французского то, что на нем она увидела девочку с царапинами на руке – это, и еще то, что она убежала с урока, чтобы предаться своему факультативному занятию. Но вряд ли она может сказать об этом Дэвиду.

Контрольная… У них была одна на днях, вспомнила Уиллоу. Наверное, она упоминала об этом Дэвиду во время одного из ночных допросов.

– Мы… Мне ее еще не вернули. По крайней мере, я на все ответила. – Это было правдой, но это было чистой случайностью, что ей удалось закончить контрольную, учитывая, что она едва ли открывала учебник.

 – Хорошо. – Он задумчиво кивает. – Как на счет других твоих занятий? Может мне следует знать о чем-то?

  Вздох.

 Уиллоу мечтает, чтобы Кэти прервала его, как-нибудь переменила тему, но она занята кормлением ребенка какой-то отвратительной на вид стряпней, поэтому Уиллоу ничего не остается, как ответить.

 – Нет… ну, мне надо сделать доклад для урока по книге Булфинча… Знаешь, про мифы и героев…

 – Ну, для тебя это будет легко, – сказал Дэвид. – Ты уже выбрала тему? Когда доклад должен быть готов?

 – Мм... нет. Тему не выбрала, еще нет… – Уиллоу избегает встречаться с ним взглядом. Да, у нее есть тема, но это не ее выбор. Как она может сказать своему брату, что учитель попросил ее написать доклад на тему потери и освобождения, отраженную в отношениях Деметры и Персефоны? Она не может, она просто не может смотреть ему в глаза и говорить о другом ребенке, лишенном матери. – В любом случае, его нужно подготовить в течение трех недель, поэтому у меня есть немного времени, чтобы определиться с темой.

 – Как насчет библиотеки? Как сегодня прошел день? Лучше? Мисс Гамильтон лучше к тебе относится? Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?

 – Нет! Я имею в виду, спасибо, но, не надо. Она неплохая, правда.

 Уиллоу в голову пришла идея. Дэвид хочет знать, как прошел день в библиотеке? В самом деле, может ей стоит рассказать ему о парне, которого она там встретила, о Гае Ей интересно, возможно, просто возможно, его реакция на эти новости будет не такой, как на ее ежедневные отчеты о школе и домашних заданиях. Вероятно, ответственность за ее образование новое для него обязательство, ну, а такого рода вещи...

 Уиллоу вспомнила, как в прошлом году она наведалась на одно из занятий Дэвида. И один парень, аспирант, не подозревая, что она только второй год училась в высшей школе, пригласил ее на свидание. Их отец совсем не обрадовался, но Дэвид нашел, что это прикольно.

 – Я... Я встретила кое-кого в библиотеке, он посещал твои занятия в прошлом году, – осторожно сказала Уиллоу. – Она намекнула ему, как бы запустив пробный шар. Она хочет увидеть, как он это воспримет. Она хочет верить, что как-то, где-то его отношение к ней не изменилось, и разговор о том, что было его любимой темой для шуток над ней, могло стать ключом к этому.

 – Правда? – говорит Кэти. Ее голос звучит заинтересованно, и она смотрит на Уиллоу, как та безуспешно пытается заставить Изабель есть. – Как его звали?

 – Парень или девушка? – говорит Дэвид вместе с ней. Он смотрит на нее поверх стакана. В его голосе слышится беззаботность.

Ох, мальчик...

 – Это парень. Ну, вообще-то его зовут Гай. Я подумала, что это смешно.

И красиво. Красивое имя.

 – Гай? – Дэвид задумался. – Думаю, я помню Гая – он все еще учится в школе, да? Думаю, да…

О, ради Бога!

– Он брал у меня уроки, чтобы сдать какие-то зачеты, – продолжает Дэвид. – Очень умный и гораздо более старательный, чем большинство моих постоянных учеников. Поверь, мне хотелось бы побольше таких. А что он сам тебе сказал?

 Теперь уже немного похоже на ее брата. В конце концов, возможно, это была и хорошая мысль, даже не считая того, что она так думает. Уиллоу поняла, что сама она больше не способна вести беззаботный разговор. Как она может ответить даже на такой безобидный вопрос? Что она может сказать?

Он спросил, почему я живу с тобой, и я сказала ему, что убила своих родителей.Конечно, они разговаривали и о других вещах, но эти темы – под запретом.

 Может быть, в прошлом году Уиллоу не постеснялась бы сказать Дэвиду, что Гаю нравится тот книжный магазин в центре, но теперь она не может. Не может, потому что любое упоминание об этом месте, которое так любит Дэвид, вызовет слишком много воспоминаний об их отце. Это он привел их туда в первый раз.

 – Хммм, кажется, он сказал, что мы похожи. – Уиллоу в отчаянии посмотрела на брата. Невозможно не заметить, как он устал, как изнурен, как пусты его глаза.

Ей бы так хотелось, чтобы она могла убрать эту пустоту.

Но потом она вспомнила, что еще Гай сказал ей. То, что не причинит боли Дэвиду, когда он услышит, и она ухватилась за эту мысль как за спасательный трос.

 – О, знаешь что? Я чуть не забыла, – она старалась, чтобы ее голос звучал восторженно. – Он считал тебя отличным преподавателем, я имею в виду, он продолжает так думать.

 Это – ничто, это не вернет их родителей, не сделает его жизнь легче, но сказать это – все, что она может для него сделать.

 – Правда? – протянул Дэвид. Конечно, он не испытывает восторгов от сказанного, но его взгляд кажется заинтересованным, а его глаза – не такими безжизненными.

 – Правда. – Выразительно сказала Уиллоу. Она пытается придумать, что бы еще такого сказать. Добавить что-нибудь к комплименту. – Думаю, он говорил, что серьезно собирается заняться антропологией, в смысле посвятить себя ей, когда поступит в колледж. Он сказал, что твои занятия убедили его, что это именно то, чем он должен заниматься.

 Конечно, ничего подобного он не говорил. Уиллоу понятия не имеет, чем он хочет заняться. Да, и в любом случае, это " Унылые тропики"так на него повлияли, а не ее брат. И все же, она не может не чувствовать слабый проблеск удовлетворения, наблюдая как меняется выражения лица Дэвида.

 – Ну же! – внезапно воскликнула Кэти. Расстроенная, она откладывает ложку и банку детского питания. – Я не могу заставить ее съесть хоть что-то.

 – Ну, а на что ты надеешься? – спрашивает Дэвид, рассматривая банку. – Органическое пюре из зелёного горошка? Кому бы этопонравилось? У нее хороший вкус, только и всего. – Он встает и снимает Изабель с ее детского стульчика. – Ты скорее съешь свиную грудинку, правда? – спрашивает он у ребенка.

 – О, Дэвид, прошу тебя! – Кэти бросает на него выразительный взгляд.

 – Ок, я не серьезно. Но как насчет мороженого? Ей его можно, правда? Нет ничего плохого в мороженом – даже мы его едим.

 – В нем много чего плохого, – рассержено говорит Кэти.

 – Но ты бы хотела его поесть, разве нет? – говорит он Изабель, держа ее над головой. – Поверь мне, ты будешь девочкой, любящей шоколадное мороженое. Ну же. – Дэвид снова поворачивается к Кэти. – Интересно было бы посмотреть, понравится ли оно ей.

 Уиллоу не ревнует к своей племяннице, и она определенно не хочет, чтобы ее брат разговаривал с ней, как с младенцем. Но, наблюдая, как Дэвид играет с Изабель, видя как лицо его, наконец, оживляется, ей, возможно в тысячный раз, становится ясно, что она потеряла своего брата.

 Уиллоу равнодушно отодвигает Булфинча. Уже час ночи, и, несмотря на то, что она сидит за столом последние четыре часа, она почти ничего не сделала. Она не только, не сделала работу, и слишком возбуждена, чтобы уснуть, но еще и умирает от голода, что не удивительно, так как она едва ли прикоснулась к чему-нибудь за ужином.

Может ей стоит пойти вниз и перекусить чем-нибудь, может тогда она сможет сосредоточиться на работе. Она поднимается со стула, идет к двери и открывает ее со скрипом. В квартире совершенно темно. Хорошо. Уиллоу медленно украдкой спускается по лестнице, заботясь о том, чтобы не издать ни звука. Но приблизившись, она в тревоге замечает, что все же не одна. В кухне – Дэвид сидит за столом в окружении десятков бумаг. Она оставил зажженным только один светильник.

Ну, у нее нет желания идти на кухню сейчас. Она может представить себе, как неловко это будет для них обоих, но как бы сильно она не хотела подняться наверх, она не может не посмотреть на своего брата. Есть что-то неправильное в том, как он сидит.

Дэвид обхватил голову руками. Это потому что он смеется? Но над чем он смеется? Она достаточно слышала, как он жаловался по поводу бумаг по аттестации студентов, чтобы понять, что он не находит это занятие самым забавным. Кроме того, он едва издает хоть какой-нибудь звук. А потом Уиллоу понимает, почему его плечи, таким образом, трясутся, и причина оказывается настолько ужасной, настолько волнующей, что у нее буквально перехватывает дыхание. У нее с трудом хватает сил, чтобы устоять.

Ее брат плачет, он несчастен и сломлен. И хотя его рыдания едва слышны, он плачет с полной абсолютной силой. Она никогдаего еще таким не видела. Она еще никого не видела в таком состоянии. Такое явное проявление эмоций тревожит и пугает одновременно.

Уиллоу нетвердой рукой хватается за перила и опускается на ступеньки лестницы. Она знает, что то, что она делает – неправильно, что она должна оставить Дэвида наедине с собой. Но она чувствует, что вынуждена наблюдать.

Уиллоу пристально смотрит на него в изумлении. Сама она никогда так не делает, она никогда не дает выход своему горю таким образом. Уиллоу интересно: может ли она подойти к нему. Но она знает, что не может. Потому что она та, кто поставил его в такое положение, это ее действия причинили ему такую боль.

Пока она думает об этом, Кэти подходит к Дэвиду сзади. Он ее не видит, но Уиллоу видит. Ее темные волосы струятся по спине, путаясь в розовой шали, которую она накинула поверх ночнушки.

Кэти обвивает руками Дэвида. Не поворачиваясь, он сжимает ее руки, притянув ближе.

Уиллоу прикована к месту. Отпечатавшиеся на лице Дэвида тоска и нужда приковывают взгляд. Она наблюдает, как Кэти обнимает его крепче, как можно крепче, потом наклоняет голову, чтобы поцеловать его.

Она чувствует себя как мотылек, неумолимо бросающийся в пламя. Каково это плакать вот так? Каково это, когда тебя вот так утешают?

Если бы она позволила себе, то утонула бы в море боли. Но она не может позволить этому случиться, она просто не справится с этим, точно не с такойболью.

К счастью, она знает, как это предотвратить.

Уиллоу тянется к карману халата, нащупывая то, что, она знает, там лежит.

Она ни на секунду не отводит от них глаз, делая надрезы на своей плоти. Бритва врезается так глубоко, что она почти падает в обморок, но все же не перестает смотреть на Дэвида и Кэти.

Ее кровь льется также обильно, как слезы Дэвида. Она беспрепятственно течет вниз по ее руке на пол, пока Уиллоу наблюдает, как Кэти осушает глаза Дэвида своими длинными-предлинными волосами.

Уиллоу знает, что ей следует уйти. В любой момент они могут поднять глаза. Но она не может уйти, не может пошевелиться. Она может только все глубже вгонять лезвие. Бритва не причиняет ей боли. На самом деле нет.

Не так, как смогли это сделать некоторые вещи. Уиллоу в бешенстве с силой ударяет по запястью.

 Не так, как смогли это сделать некоторые вещи.