Текст книги "Последняя любовь Скарлетт"
Автор книги: Джулия Хилпатрик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
Скарлетт едва слышно, одними только губами прошептала в ответ:
– Да, Помню…
Ретт продолжал – казалось, теперь он говорит не со Скарлетт, а сам с собой, и то, что он произносит – просто мысли вслух…
– Да, только теперь я понимаю, что в те времена, стремясь достичь богатства, положения и влияния, я придавал значение красоте женщины, которая должна была быть рядом со мной… Да, я много слышал о самопожертвовании женщин, как, впрочем, и мужчин, – заметил он, – я слышал о женщинах-труженицах, рабски преданных своим мужьям или детям, или семье в целом, я слышал о женщинах, которые в критические минуты жизни могли поступиться всем для любимого человека… Я искал такую женщину, я думал, что нашел ее в тебе… особенно после того, как ты помогла жене Эшли Уилкса выбраться из пылающего города, после всего, что ты сделала для Мелани…
– А теперь?.. – спросила Скарлетт.
– Что – теперь?..
– Теперь ты уже не думаешь так?..
Ретт вздохнул и, проигнорировав этот вопрос, продолжал:
– А теперь я все больше и больше понимаю, что женщина по своей природе – существо исключительно эгоистичное… На редкость.
После этой фразы за столом застыла тяжелая, гнетущая тишина…
Скарлетт размышляла: «Наверное, можно прожить с человеком всю жизнь, можно думать, что изучила его досконально… Но так и не понять, кто же он на самом деле…»
От этой догадки Скарлетт почему-то сделалось очень печально…
– Да, когда я еще не знал тебя, в Атланте, я, будучи безусым юнцом, посещал известные тебе «веселые заведения»… – продолжал Ретт свой монолог, при этом голос его звучал абсолютно ровно, почти без эмоций. – Да, тебя, возможно, удивит такой неожиданный факт из моей биографии… Впрочем, что же тут удивительного – в подобных домах за свою жизнь каждый мужчина бывает хоть раз в жизни… А у нас, на Юге, в той же Атланте – далеко не раз… – Он усмехнулся чему-то – наверняка, своим мыслям. – Как много тогда говорилось о высокой нравственности, как превозносились добродетели и порядочность, как часто наши южные аристократы воздевали руки к небу в праведном ужасе перед теми, кто нарушал седьмую заповедь или хотя бы был только заподозрен в подобном нарушении!.. Однако все наши южане, мнившие себя джентльменами, настоящими рыцарями, бесконечно нарушали все эти заповеди… То же самое делали и их дети – то есть, мы… Правда, – в голосе Ретта послышались нотки самооправдания, – женщины из тех «веселых домов» всегда вызывали у меня чувство отвращения… Как, впрочем, и сами дома: я терпеть не мог их мишурного, вульгарного размаха, безвкусных, зато оправленных в дорогие золоченые рамы картин, шикарных красных портьер… А больше всего я не мог терпеть женщин, которые там обитали: выносливость их тела и похотливость души, удивительная способность с показным радушием и приторными ласками принимать одного мужчину за другим – все это вызывало у меня чувство здорового отвращения…
Скарлетт молча кивнула – мол, не объясняй, я понимаю…
Ретт говорил тихо, но внятно и выразительно, иногда незаметно ускоряя ритм разговора, иногда – наоборот, замедляя…
– К тому же, все эти женщины были вульгарны и тупы. От них нельзя было услышать ни одного живого слова. Я мысленно рисовал себе их тоскливое пробуждение после ужасных ночей, отвратительный осадок в душе, который вряд ли могли рассеять и дух наживы, и сон… Мне становилось очень грустно… Мне так хотелось чего-то светлого, утонченного… и душевно интимного… – Ретт немного помолчал, а потом добавил: – И тут появилась ты… Хотя, может быть, и не идеал, но что-то очень и очень близкое… Ты, Скарлетт, очень облагородила меня, ты облагородила мои тогдашние представления о женщине… Да, ты пленила меня, ты просто завладела моим воображением… Да что там воображением – ты захватила меня всего, целиком, без остатка!.. Я просто не узнавал себя… Да, мои тогдашние представления о женщине совершенно изменились…
Она хотела спросить о теперешних представлениях Ретта на этот счет, но почему-то вновь не решилась этого сделать…
Ретт, не глядя на собеседницу, говорил все тем же ровным голосом:
– Я думал – ты и есть тот самый идеал, к которому я так стремился… Но этот слизняк, мнящий себя аристократом духа… – Неожиданно Ретт махнул рукой и с чувством произнес: – А-а-а, дело прошлое… Что тут говорить?..
Скарлетт слушала этот рассказ молча, боясь пропустить хоть одно слово – нет, она не ревновала своего мужа к его прошлому, она и не думала ставить ему в упрек то, что он посещал в юности дома терпимости…
Ей просто были интересны мысли Ретта, его понимание себя тогдашнего…
– Я помню твои тигриные зеленые глаза… Такие беспокойные, яркие, полные скрытого пламени и своенравия… Помню нашу первую встречу…
Скарлетт впервые за эти недели улыбнулась. Обернувшись к Ретту, она спросила:
– Ты действительно помнишь это?..
Ретт кивнул.
– Разве такое можно забыть?..
И Скарлетт после этих слов посмотрела на него с нескрываемой благодарностью…
Ретт неожиданно замолчал – замолчала и Скарлетт. Она надеялась услышать от него еще что-нибудь…
Но он, отвернувшись к стене, сосредоточенно смотрел в какую-то одному ему известную пространственную точку и молчал…
Убедившись, что Ретт наконец-то закончил говорить, она осторожно поинтересовалась:
– Ретт, а почему ты мне обо всем этом рассказываешь только теперь?..
Он передернул плечами.
– Сам не знаю…
После этого, немного поразмыслив, Скарлетт совершенно неожиданно для себя спросила:
– Я не понимаю только одного: какое это все имеет отношение к твоему горностаю?..
Она задала этот вопрос очень осторожно – зная Ретта, она ожидала от того чего угодно: что он неожиданно сорвется, закричит, начнет задавать тяжелые для нее вопросы…
Но ничего подобного не произошло. Ретт, скользнув взглядом по Скарлетт, только произнес:
– Не знаю… Если ты не ревнуешь меня к моему прошлому, чем, впрочем, никогда не отличался я… То почему же тогда ревнуешь к этому безобидному зверьку?.. А может быть – и не поэтому… Я сейчас очень много передумал о нас с тобой… Ты когда-то выдумала для себя этого Эшли, а теперь мне иногда кажется, что я выдумал тебя… Хотя… Нет, я действительно любил тебя… Я не ошибся в тебе, Скарлетт… А сейчас, когда я уже дряхлый старик и, чего там скрывать – одной ногой в могиле, мне тоже хочется что-нибудь для себя выдумать… Вот я и выдумал этого горностая…
И после этих слов он очень внимательно посмотрел на Скарлетт.
Та наклонила голову.
– Но почему горностая?.. Почему же ты тогда говоришь, что ты больше никому не нужен?.. Ретт, ты нужен, нужен мне… Ты ведь и так все знаешь – зачем я буду обо всем этом тебе рассказывать?.. И вообще – причем тут какой-то горностай?..
– Признайся честно, – спросил он. – Ведь ревнуешь?.. Ведь я прав?..
С минуту помолчав, Скарлетт, взглянув ему в глаза, произнесла:
– Да…
И в этот момент ей самой вдруг стало страшно от одной только мысли, что она поняла правдивость утверждения Ретта…
«Боже, неужели он опять прав?..» – с невыразимой тоской подумала Скарлетт. – Но почему правда всегда бывает такой горькой и беспощадной?..»
Ретт, кротко улыбнувшись (как показалось в тот момент Скарлетт – очень виновато), покачал головой и тихо-тихо произнес:
– Хотя… Хотя, Скарлетт, тут дело вовсе не в горностае, а в тебе и во мне… Надеюсь, это ты понимаешь?..
Скарлетт и рада бы была понять, что именно имеет в виду Ретт, но почему-то постеснялась спросить его…
И она кивнула Ретту – скорее собственным невеселым мыслям, чем в ответ на его вопрос…
* * *
Как бы там ни было, но для нее стало совершенно очевидным одно: от горностая надо было избавиться любой ценой…
Скарлетт ломала над этим вопросом голову несколько дней…
Теперь это уже была другая Скарлетт – человек трезвого ума и твердой воли, практичный, рациональный и расчетливый…
Нет, убить этого горностая она никогда бы не смогла. Кроме того, ей пришлось бы выдержать более чем неприятное объяснение с Реттом – где он, куда он делся?..
Отнести куда-нибудь подальше за город, чтобы бросить там?..
Нет, это тоже не годилось…
За какие-то три недели этот зверек, как и обещал Ретт, стал совсем ручным – а Скарлетт еще будучи маленькой девочкой знала, что такие животные, выпущенные в условия дикой природы, никогда уже не приспособятся к ним – им остается только погибнуть…
Что же делать?..
С одной стороны, от этого горностая необходимо было избавиться, избавиться навсегда, притом – как можно скорее…
С другой – ей не хотелось бы становиться убийцей, пусть даже этого маленького зверька… Кроме того, этого горностая очень любил ее муж… Другое дело – он совсем обезумел за этим своим новым увлечением, Скарлетт была даже уверена, что птичьи страсти мистера Коллинза, который и стал невольным виновником ее семейной драмы, в сравнении со страстью Ретта – просто детский лепет…
Решение пришло внезапно: горностая надо отдать в такое место, где ему будет достаточно легкого корма, но где его никогда не обнаружит Ретт…
А наиболее подходящим местом для этого мог стать только какой-нибудь продуктовый магазин.
Придя к такому во всех отношениях компромиссному решению, Скарлетт улыбнулась – ей вдруг стало как-то очень хорошо и спокойно – будто бы она уже избавилась от этого «облезлого хомяка»…
И вот однажды днем, после обеда, убедившись, что Ретт наконец-то уехал в свой офис, Скарлетт решилась…
ГЛАВА 6
Этот магазин мистера Чермака на углу Кавендиш-стрит и Эппл-авеню в самом конце района, где жили Батлеры, был одним из тех торговых предприятий стандартных товаров, которые в последнее время буквально заполонили не только Калифорнию, но и всю Америку.
В последние несколько лет небольшие лавки, в которых одна и та же вещь могла стоить или десять центов, или же целый никель, то есть – четверть доллара (в зависимости от конъюнктуры или просто прихоти продавца), катастрофически разорялись, не в силах конкурировать с подобными торговыми заведениями.
В этом чудовищно огромном, похожем скорее на ангар или необъятное зернохранилище магазине все было стандартным – и товары, и цены на них, и, как зачастую казалось Скарлетт, сами продавцы: почти все мужчины чем-то неуловимо напоминали популярных голливудских кинозвезд, а молоденькие девочки-продавщицы, как одна, были похожи или на тех же кинозвезд, или на модных эстрадных певичек, изображения которых на открытках можно было приобрести тут же, не отходя от кассы.
Огромное полутораэтажное здание занимало почти целый квартал: тут можно было купить практически все – начиная от бритвенных лезвий и шнурков для ботинок и заканчивая самодвижущейся керосиновой коляской без кучера, названной изысканным французским словом «автомобиль». Магазин мистера Чермака не зря назывался «универсальным». Впрочем, того, чего у мистера Чермака нельзя было купить сейчас же, сию минуту, всегда можно было заказать – за небольшую доплату мальчики-посыльные любезно приносили покупку прямо к дверям дома…
Однако в данный момент Скарлетт не интересовали ни бритвенные лезвия, ни шнурки для ботинок, ни, тем более, эти самодвижущиеся коляски, эти уродливые чадящие «автомобили», и она отнюдь не собиралась делать какие-нибудь заказы по каталогу.
Ее интересовал продуктовый отдел – место, наиболее пригодное, по ее мнению, для того, чтобы выпустить там горностая…
«Наверняка, это как раз то, что мне надо, – решила она. – Во-первых, горностай должен освоиться там довольно быстро, ему там понравится – ведь еды – великое множество, кроме того, есть из чего выбирать… Во-вторых – он вряд ли сможет найти дорогу домой… Конечно же, рано или поздно его заметят и изловят, но бессловесная тварь никогда не укажет на своего хозяина… А моя совесть, по крайней мере, будет чиста – я не буду упрекать себя в смерти этого животного…»
Впрочем, еще до того, как она пошла в этот универсальный магазин, Скарлетт как следует подготовилась…
Прежде всего, надо было подумать, каким образом она понесет туда горностая. За пазухой?..
Нет, не годится – этот зверек слишком быстрый и юркий – он обязательно удерет. В кармане?..
Тоже не то: у этого грызуна слишком острые зубки – Скарлетт не раз имела возможность убедиться в этом на собственном опыте. А потом, носить горностая в кармане… Такая мысль могла прийти в голову кому угодно, но только не такому рациональному и практичному человеку, как Скарлетт Батлер…
Оставалось одно – посадить горностая в сумку и, принеся таким образом в магазин, незаметно выпустить его там…
Скарлетт так и поступила…
Горностай сидел на платяном шкафу, когда Скарлетт, подойдя поближе, положила перед ним кусочек ветчины и почти ласково произнесла:
– Не убегай, не убегай…
Пока животное было занято едой, Скарлетт быстро нашла в шкафу старую сумку, застегивающуюся на ровный ряд мелких костяных пуговиц и, тщательно осмотрев ее, выяснила, что сумка крепкая и целая, без дыр. Подманить зверька еще одним куском мяса не составило большого труда – через пять минут горностай судорожно метался по сумке – она к тому времени уже была застегнута, и улизнуть оттуда не было никакой возможности.
Спустя десять минут Скарлетт, держа сумку в руке, вышла из дому и направилась в сторону перекрестка Кавендиш-стрит и Эппл-авеню…
До универсального магазина мистера Чермака было не более двадцати минут неспешной ходьбы, где-то около полумили пути, и Скарлетт, прижимая к себе сумочку с безумно метавшимся там грызуном, всю дорогу обдумывала, какие же оправдания она скажет потом Ретту насчет исчезновения горностая.
«Наверное, придется сказать, что он куда-то убежал, – размышляла Скарлетт, – тем более, что окно в гостиной открыто с самого раннего утра. Вполне естественно, что горностай может вскарабкаться на старую смоковницу, которая своими ветвями врывается почти в комнату… А почему бы, собственно говоря, и нет – ведь, что ни говори о приручении, это дикий зверь…
Как бы то ни было, какой бы скандал мне потом ни устроил Ретт, от горностая надо избавиться, и притом – как можно скорее, – решила Скарлетт, подходя к универсальному магазину. – Как можно скорее…»
Толкнув на себя массивную дверь со стертой от многократных прикосновений посетителей бронзовой ручкой в виде когтистой львиной лапы, Скарлетт неспешным шагом вошла в магазин.
Несмотря на послеобеденное время, покупателей было немного: люди, живущие в этом районе, как правило, делали покупки или утром, или после пяти вечера: район этот населялся по преимуществу пожилыми людьми, рантье или пенсионерами, которые в дневную июньскую жару предпочитали сидеть дома за закрытыми жалюзями – в такую погоду лишь они давали спасение от зноя.
Универсальный магазин действительно был велик – ровные ряды, заставленные всевозможными товарами, образовывали бесконечные правильные прямоугольники, в которых человек, впервые попавший сюда, мог заблудиться…
Это был настоящий лабиринт, какой-то миниатюрный город, с главной площадью, на которой красовался своими блестящими отполированными поверхностями «Форд-Т», новинка этого автомобильного сезона, – довольно безобразное сооружение: с поднятым верхом этот автомобиль походил на маленький черный ящик на колесах. Но, как утверждал создатель этой машины, мистер Генри Форд, что, впрочем, целиком соответствовало действительности, этот автомобиль был предназначен не для красоты, а для того, чтобы на нем можно было достичь любой точки земного шара, за исключением нескольких горных вершин: в машине было удобное сидение, крыша, под которой можно было укрыться от дождя, надежный мотор, который работал на совесть и колеса, которые вертелись без отказа. Многие находили, что этот автомобиль похож на современного среднего американца, который мало заботится о красоте, но больше – о пользе…
В универсальном магазине-минигороде мистера Чермака были и авеню электрических товаров, и стриты канцелярских принадлежностей, обуви, головных уборов и одежды, и бульвары товаров для дома, и широкие проспекты кулинарных изделий – с многочисленными переулками колбасных и кондитерских товаров, тупиками и ответвлениями, заставленными бесчисленными огнеупорными кастрюлями, кухонными наборами и специальными приспособлениями, облегчающими нелегкую жизнь домашней хозяйки…
Скарлетт неоднократно наведывалась в этот магазин – быстро сориентировавшись, она прошла в отдел, торгующий фруктами.
«Самый раз, – решила она. – Вчера вечером Ретт кормил этого зверька бананом, и горностай с удовольствием его ел… Думаю, что если оставить его тут, он наверняка не умрет с голоду… А когда его отловят, я не думаю, что этого зверька убьют за съеденное… Несколько бананов для такого магазина – небольшая потеря».
Оставалось сделать немногое: поставить холщовую сумочку с присмиревшим уже зверьком на специальный столик, незаметно открыть ее, чтобы горностай не задохнулся и, как ни в чем не бывало, удалиться…
Скарлетт уже почти прошла к столику, уже собралась расстегнуть несколько костяных пуговиц…
Но внезапно нос к носу столкнулась с мистером Дейлом Ганнибаллом Сойером, с тем самым, как она сказала Ретту, «несносным» отставным генералом от инфантерии, с которым она столь неосторожно повздорила около месяца назад на вечере у мистера Коллинза.
Отставной генерал сразу же признал в этой пожилой леди своего давнего оппонента. Подойдя к Скарлетт, он совершенно неожиданно для нее очень приветливо улыбнулся и снял шляпу.
– Добрый день, мэм…
«Черт бы его побрал, – мысленно выругалась Скарлетт. – Как он тут появился?.. Этого мне еще не хватало… И почему всегда, когда я что-нибудь задумываю, мне все время кто-то мешает?..»
Однако ей не оставалось ничего другого, как поприветствовать в свою очередь мистера Сойера – Скарлетт, неоднократно проанализировав ту словесную перепалку, решила, что основная тяжесть вины за ту неприглядную сцену в гостях лежит на ней…
Она чувствовала себя виноватой, и загладить свою пусть невольную, но вину было просто необходимо.
Приветливо улыбнувшись, Скарлетт с полупоклоном произнесла:
– Здравствуйте… Как ваши дела, мистер Дейл Ганнибалл Сойер?..
Отставной генерал подошел поближе. Скарлетт по выражению его лица сразу поняла, что, обратившись к нему полным именем, она доставила Сойеру пусть маленькое, но удовольствие.
– Благодарю вас, неплохо… Давненько с вами не виделись…
Скарлетт кивнула.
– Да уж… Честно говоря, генерал, я и не думала, что вы подойдете ко мне первым…
В этой фразе нетрудно было расслышать: «Я ведь так обидела вас… Обидела в лучших чувствах. Простите, мистер Сойер, если я своей вспыльчивостью причинила вам несколько неприятных минут».
Мистер Сойер улыбнулся – но, как показалось Скарлетт, несколько застенчиво.
– Да, мне так неловко… Видимо, Дейл Ганнибал Сойер испытывал приблизительно те же чувства, что и Скарлетт… Кроме того, очевидно, он постоянно находился в одиночестве, и потому испытывал острейший дефицит общения, и потому был необыкновенно рад возможности побеседовать с этой леди.
– Мисс Батлер, если не ошибаюсь, – начал было он, но Скарлетт тут же довольно мягко перебила своего собеседника:
– Миссис Батлер, – произнесла она. – А мое полное имя, к вашему сведению – миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер.
Однако генерал ни на секунду не смутился от этого замечания.
– Да, да, конечно, конечно же, миссис Батлер, – произнес он в ответ. – Как я мог забыть… Конечно, конечно…
Скарлетт, убедившись, что собеседник не держит на нее зла, уже хотела было раскланяться и свернуть в какой-нибудь ряд, но Сойер удержал ее:
– Миссис Батлер, я хотел было принести вам свои извинения…
После этих слов генерала Скарлетт совершенно искренне удивилась:
– Извинения?..
Сойер кивнул. По всему было заметно, что Дейл Ганнибалл очень смущен.
– Да, мэм…
Передернув плечами, она произнесла:
– Не понимаю – за что только… Генерал, вы сказали – извинения?.. По-моему, извинения должна была приносить я…
В этот момент она, занятая исключительно мыслями, как же поскорее избавиться от горностая, даже и не вспомнила ту свою размолвку с этим неприятным для нее человеком.
– Да, извинения, – произнес генерал веско. – Приношу свои извинения… Миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер.
– Но за что?..
Генерал улыбнулся – как показалось Скарлетт, еще более сконфуженно.
– Дело в том, что тогда, месяц назад… На нашем полковом празднике, на который были приглашены вы с вашим мужем… э-э-э…
Скарлетт быстро подсказала:
– Мистером Реттом Батлером…
– Вот-вот, с мистером Реттом Батлером, – продолжал отставной генерал, – я позволил себе… э-э-э… Некоторую несдержанность… И теперь я глубоко раскаиваюсь в содеянном.
Скарлетт улыбнулась. – И потому вы хотите принести мне свои извинения, генерал?..
Генерал наклонил седеющую голову.
– О да, мэм… Просто я боюсь, что после той нашей беседы у вас, миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер, – заученно повторил он ее полное имя, – у вас могло сложиться довольно привратное, неправильное мнение о людях, которые воевали в армии генерала Шермана… А для меня, как вы наверняка понимаете, главное – чтобы люди, пусть даже и из враждебного стана, считали янки джентльменами…
Скарлетт, не выпуская из рук сумочки, с легкой иронией поинтересовалась:
– Мистер Сойер, скажите… Неужели вы до сих пор считаете, что я – ваш враг?.. Неужели вы и теперь всерьез думаете, что сегодня это все так уж и важно – янки, Конфедерация, война Севера и Юга…
Отставной генерал на минуту задумался, после чего ответил:
– Нет, конечно же, миссис Батлер, теперь, спустя столько лет… Нет, что вы, что вы, я не считаю так, далеко не считаю… Но я никогда не забуду, что мы с вами в свое время, так сказать, находились по разные стороны фронта… – Он вновь мягко улыбнулся. – Простите, я понимаю, возможно то, что я говорю, вам и неприятно, но те далекие теперь уже для многих события… Это ведь все, что у меня, по сути, осталось… Я и теперь живу одними только воспоминаниями о тех днях… А Авраам Линкольн… Нет, что бы там ни говорили, а это был действительно великий человек… Он часто снится мне по ночам…
Скарлетт понимала, что теперь она должна сказать этому человеку хоть что-нибудь приятное – понимала, как никто другой…
«Как точно он выразился, – подумала она невольно, – «я живу только воспоминаниями»… Точно также, как и я… Одними только воспоминаниями…»
Изобразив на лице живейший интерес, Скарлетт поинтересовалась:
– А вы действительно присутствовали при том, как этот президент произносил свою знаменитую речь – ну ту, в Геттесберге?..
По тому, как сразу же оживился отставной генерал, Скарлетт поняла, что не ошиблась с вопросом.
– О, да, конечно же… Я присутствовал при этом, миссис Батлер…
И генерал вновь процитировал Скарлетт отрывок столь понравившегося ему образчика ораторского искусства.
При всей серьезности ситуации Скарлетт не могла удержаться от улыбки.
«Никак не могу понять, – подумала она, – для чего это ему надо?.. Хотя… Да, он, наверное, совершенно одинокий человек, старый и одинокий… Точно, как мы с Реттом. Правда, у меня есть Ретт, у Ретта есть его горностай… Надеюсь, больше не будет, – тут же поправила она себя мысленно, – а у этого несчастного отставного генерала, по сути, ничего не осталось… Да, он правильно сказал… Только его воспоминания о безвозвратно ушедшей молодости и сознание того, что он положил лучшие годы своей жизни на алтарь правого дела – разгрома армии Конфедерации… Наверняка, у него нет детей, и доживает он где-то в одиночестве…»
Покачав головой, Скарлетт с посерьезневшим лицом спросила:
Мистер Сойер, позвольте один несколько личный вопрос?..
Сойер с нескрываемым удивлением посмотрел на свою собеседницу. Личный?..
«Наверняка, за последние несколько лет никто не задавал ему таких вопросов, подумала Скарлетт, – да, этот мистер Сойер, по своей сути, глубоко несчастный человек… Зря я с ним тогда поспорила…»
Отставной генерал вновь спросил:
– Личный?..
Скарлетт мягко улыбнулась в ответ – она понимала, что теперь одним только нечаянным жестом, косым взглядом, неловкостью в голосе может до глубины души оскорбить этого человека…
– Да… Если можно.
– Можно, мэм…
Стараясь придать своим интонациям максимум почтительности и доброжелательности, Скарлетт очень осторожно поинтересовалась:
– Мистер Сойер… Скажите, пожалуйста, у вас есть дети?..
Лицо отставного генерала от инфантерии внезапно погрустнело.
– Есть… То есть нет.
– Так да или нет?., – спросила Скарлетт все тем же тоном.
Тяжело вздохнув, мистер Сойер изрек:
– Понимаете ли, у меня было два сына. Старший сын, Фрэнк, морской пехотинец, отличный парень и подающий надежды офицер, погиб во время войны с Испанией в 1896 году. Он был вторым лейтенантом на канонерской лодке «Массачусетс», и его корабль, получив несколько пробоин ниже ватерлинии, по пути из Гаваны попал в шторм… А младший… мистер Сойер вновь вздохнул. – Мой младший, мой Денис связался со скверной компанией, с какими-то жуликами, аферистами, наподписывал кучу подложных векселей, и теперь вот пустился в бега… Он душевный человек, но очень, очень доверчивый… А те негодяи и воспользовались его добротой… Я не видел его более трех лет – правда, периодически он высылает мне открытки из разных штатов, успокаивает, что жив-здоров… – Сделав небольшую паузу, отставной генерал добавил – Буквально несколько недель назад он прислал мне письмо с Аляски… Работает там лесорубом – это после технологического-то колледжа. Пишет, что когда скопит нужные деньги, чтобы рассчитаться с кредиторами, то обязательно вернется…
Скарлетт слушала, согласно кивая Сойеру время от времени.
«Да, так я и знала, – думала она, – этого человека можно только пожалеть… По сути – это очень несчастный, всеми брошенный, одинокий старик… У него тоже ничего не осталось, кроме воспоминаний… Наверняка, у него нету и жены – пуговица на пиджаке болтается, вот-вот оборвется… Да, наверное, что он давно уже не видел заботливых женских рук…»
А мистер Сойер, словно угадав направление мыслей своей собеседницы, после непродолжительной паузы очень печально добавил:
– Моя супруга Бекки скончалась от сердечного приступа, когда получила известие о гибели Фрэнка… Это был ее любимец… Сам я тогда за несколько дней поседел… – Дейл Ганнибалл тряхнул лысеющей уже серебряной шевелюрой, – так что теперь вот доживаю один…
Скарлетт почему-то захотелось сделать этому человеку что-то приятное – сказать несколько добрых слов в утешение, как-нибудь обнадежить…
Старик изрек:
– Да, конечно же… Тогда я совершил большую глупость, что ввязался с вами в этот спор… Простите меня великодушно…
Но в этот момент горностай, сидевший в сумке, внезапно зашевелился, и она, судорожным движением прижав сумку к груди, произнесла:
– Мистер Сойер, я думаю, в нашем возрасте не стоит обращать внимание на такие пустяки, как некстати вылетевшее слово, – Скарлетт улыбнулась. – Конечно же, со времен той войны прошло столько лет, и теперь, мистер Сойер, нам с вами совершенно ни к чему… – Она хотела было уже сказать: «разбирать снова и снова, кто был виноват, а кто – прав», но, поняв, что с ее стороны это будет нетактичным, что этот пожилой человек никогда не сочтет дело, за которое воевал, неправым, тут же поспешно изменила начатую уже фразу: – Совершенно не к чему бередить старые раны… Спустя так много времени. Да, каждый сражался за то, во что верил…
Сойер понимающе улыбнулся.
– Да, конечно же… Я и сам много думал об этом… Спасибо вам, миссис Батлер…
Та с интересом посмотрела на него.
– Это я должна вас благодарить.
Скромно улыбнувшись, отставной генерал с мягкой улыбкой произнес:
– За вашу доброту, за ваше понимание… Миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер…
Поговорив с мистером Сойером еще несколько минут, но на этот раз – уже не возвращаясь к первоначальной теме, а так, о разных пустяках, они расстались, как давние добрые друзья.
«Все-таки – как иногда мы бываем несправедливы к людям, – подумала Скарлетт, – и потому лишь только, что их убеждения не совпадают с нашими…»
* * *
Когда мистер Сойер, вежливо попрощавшись, ушел, Скарлетт, оглядевшись по сторонам, подошла к столику и, убедившись, что поблизости никого нет, осторожно расстегнула несколько пуговичек сумки…
– Ну, давай же, давай, – прошептала она таким тоном, будто бы зверек мог ее понимать, – давай, выходи из сумки…
Однако горностай упорно не выходил – то ли ему действительно так понравилось в этом темном холщовом убежище, то ли зверек попросту был напуган новой обстановкой.
Скарлетт легонько постучала по стенке сумки. Наконец, через несколько секунд, из щели высунулась острая мордочка с маленькими полупрозрачными усиками и принюхалась…
– Выходи, выходи…
Зверек высунул из образовавшегося отверстия мордочку и быстро осмотрелся.
– Ну, наконец-то, – прошептала Скарлетт и, еще раз посмотрев по сторонам, отошла от столика, оставив на нем полураскрытую сумку…
Через минуту горностай вынырнул из сумочки и стремглав бросился под прилавок…
И Скарлетт, облегченно вздохнув, пошла в сторону выхода…
Идя домой, она чувствовала в себе необычайное облегчение – будто бы сбросила с себя такой тяжкий груз!.. А ведь она действительно его сбросила…
Скарлетт прибавила шаг. Руки ее были свободны, их уже ничего не отягощало; сумочку Скарлетт оставила в магазине – действительно, к чему ей теперь какая-то сумочка?..
Ей захотелось куда-нибудь зайти, посидеть в одиночестве – может быть даже, чего-нибудь выпить… Действительно, а почему бы и не выпить по случаю праздника?.. Ведь теперь на душе ее был самый настоящий праздник, она наконец-то избавила дом от этого чудовищного горностая, из-за которого Ретт сходит с ума…
Неподалеку от ее дома была аптека – заведение, в котором можно было не только купить какие-то лекарства, но и поесть, выпить чай, или кофе или даже чего-нибудь более крепкого…
С некоторых пор – наверное, лет пять назад, – почти все аптеки в Калифорнии, как, впрочем, и во всей Америке, превратились в некое подобие закусочных… Дело в том, что фирмы, занимающиеся лекарственными препаратами, поставили производство медикаментов на промышленную основу. Действительно – чем это там занимаются за своими перегородками провизоры?.. Что они там растирают в своих глубоких фаянсовых чашечках?.. Лекарства?.. Но ведь все эти десять, пятнадцать, двадцать, пусть даже сто или триста разновидностей жаропонижающего, болеутоляющего и тонизирующего можно готовить на предприятиях, а не кустарным способом.
И лекарства стали изготавливаться на фабриках. Разумеется, провизоры потеряли свой заработок, и, чтобы не разориться, были вынуждены продавать мороженое, прохладительные напитки, табачные изделия, игрушки, папиросы кухонную посуду, бижутерию, открытки и даже автомобильные проспекты.
