Текст книги "Эдем (ЛП)"
Автор книги: Джулия Эллис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Да потому что через три дня она начнёт таскать меня по родственникам. А она так же, как я, терпеть не может уезжать из Эдема. После того, как закончу колледж, она найдёт новый способ сплавить меня отсюда. Знаешь почему, Викки?
– Нет, – мягко ответила она.
– Потому что не выносит моего присутствия и знает правду! – на лбу Алекса забилась жилка. – Четыре года назад папа перевёл из прачечной в дом горничной молодую рабыню. Её звали Джанин. – голос стал низким. – Ей было четырнадцать. Самое прелестное существо, что я когда-либо видел. Мы смогли убежать из дома и встретиться на конюшнях. Я полюбил её. Это было не то, что у папы, когда он затаскивает в постель рабыню. Я полюбил Джанин! – голос Алекса дрожал. – А однажды папа нас застукал. Как он орал! Поносил нас самыми последними словами. А потом сказал мне. – Алекс издал длинный, полный боли вздох. – Даже сейчас слышу голос отца: «Боже мой, Алекс, ты хоть знаешь, что натворил? Ты удовлетворил похоть с собственной сестрой! Джанин – моя дочь. От Луизы».
– Господи, Алекс, – Викки охватила дрожь.
– Три года назад, в том же месяце, что сейчас, у Джанин появился ребёнок. Наш ребёнок. Она ужасно страдала. Я был с ней. – На лице проявилась тень неизгладимой беды. – Ребёнок оказался уродом. Проклятый Богом ребёнок, жертва инцеста. Слава Богу, он умер. Отец тут же продал Джанин и её мать. Вот почему мама не хочет видеть меня здесь. Ей невыносимо видеть меня и вспоминать об этом.
– Алекс, вовсе нет, – возразила Викки. – Она любит тебя. Она… – Что сказать Алексу, чтобы он поверил? Страшное проклятие Юга, затрагивающее даже постель. Как ужасно для Алекса. Как ужасно для его матери. Барт не заслуживает ни капли сострадания.
– Уверен, папа продал Джанин где-то здесь, недалеко. Он продолжает твердить, что она в Северной Каролине, но я думаю, я знаю, она в Луизиане. Когда я найду Джанин, – голос глубоко взволнован, – то заберу её отсюда. Как угодно, но сделаю это!
– В этом, наверное, одна из причин, почему Майкл так решительно настроен против рабства, – тихо проговорила Викки.
Алекс испугался.
– Майкл ничего не знает. Всё, что папа рассказал ему, я привёл Джанин на конюшни, а он нас там застукал. Это всё, что он знает. Не рассказывай ему, Викки. Прошу тебя, ничего не говори.
– Не скажу, – пообещала девушка. Её глаза внезапно наполнились слезами. Клодин Лемартайн знала. Это часть того, что она имела в виду, когда они сидели за чашкой чая в гостиной Лемартайнов, и она говорила о проклятии Эдема.
16
Эва нервно постукивала носками туфель, раскачиваясь в кресле-качалке. Алекс сидел на ступенях и гладил Сэма. Эва злобно подумала, что Викки, видать, увлечена беседой Барта с Майклом. Когда же они, наконец, заткнуться?
– Папа, надо быть реалистами, – говорил Майкл, – настоящая паника возникнет очень быстро. Прежде чем станет лучше, будет только хуже, – голос слегка понизился. – Дела у банков весьма плачевны.
«Почему Сара такая бестолковая, – удивлялась Эва. – Почему не хочет продавать рабов? У неё было бы достаточно наличности».
– Тебя не терзали бы мысли о панике, – резко сказал Барт, – если б стал партнёром Генри Кинга.
– Они и не терзают, отец, – решительно и спокойно отрезал Майкл. – Мы справимся.
– А твою мать терзают, – сухо упрекнул Барт. – Она сидит в доме вместе с Джеком, пытаясь прикинуть, как мы будем жить зимой. Если б ты провёл несколько хороших дел вместе с Генри…
– Я не хочу больше говорить о судье Кинге, – спокойно ответил Майкл.
Эва с хмурым видом поднялась с кресла и обратилась она к Викки:
– Пойду, прогуляюсь, – и поспешила вниз по ступеням.
Эва быстро шла к реке. Из-за влажной ночной жары платье прилипало к телу. Как Сара может рассчитывать, что удержит её в Эдеме? В этом вакууме. Но Сара ведёт себя так, будто занята делами плантации и не имеет ни капли времени, чтоб осознать пустоту жизни. Или всё не так?
Неужели Сара не подозревала, что она затащила её любимого сыночка в постель? Пару раз в неделю после подсчёта работников к Саре приходил управляющий, и они запирались в библиотеке. Несмотря на жару, запирали дверь! Обсуждали пути выхода из кризиса? Или их голоса проникали в галерею, чтоб успокоить остальных? Джек говорил о ценах на чёрную патоку, а рука лазила под юбкой Сары?
Каждый раз при встрече Эва пыталась заглянуть Джеку в глаза, но тот сбегал со скоростью зайца. Она разбудила в нём такое желание, что в шести футах от неё он за себя не ручался. Ничего подобного не получал от жены, если, конечно, всё, что сказала Сара, правда.
Увидев Джека на незнакомой лошади, пошла быстрее, губы слегка приоткрылись, дыхание участилось.
Но тропинке к реке Эва задержалась, наблюдая за идущим в порт пароходом. Звуки музыки и смех на борту возбуждали. Она отвернулась и быстро пошла в лес. Вдалеке послышался лай стаи гончих. Вне всякого сомнения, несколько рабов после проверки смылись поохотиться.
Эва шла в кварталы. В одной из комнат небольшого дома Лемартайнов горит свет. Осторожно, чтобы не потревожить окрестных собак, подкралась к освещённому окошку. На миг ею овладело разочарование – окна комнаты занавешены. Нет, вон там небрежно приоткрыта щёлочка. Ну-ка подойдём. Ею завладела романтика приключений. В отдалении слышится странный ритм барабана.
Встав у окна, Эва заглянула в комнату. Спальня, пышно украшенные стены, портьеры, картины, статуэтки святых и множество свечей. Большой фигурный подсвечник – жирандоль – освещает кровать, где над кем-то нависала пожилая негритянка. Даже не разглядев лица лежащего, Эва знала, что это Клодин Лемартайн.
– Выпейте это залпом, мисси, и будет хорошо, – обещала негритянка, голос почти гипнотизировал. – Я приготовила только одну порцию. Вы быстро почувствуете себя хорошо.
– Матушка Дафна, мне это не повредит? – спрашивал жалобный голос, – уверена, что не повредит?
– Это хорошая порция, – успокаивала женщина, – только один способ – выпить залпом.
Негритянка отодвинулась, и Эва увидела Клодин, в ночной рубашке вытянувшуюся на кровати. «И это – жена Джека», – с презрением подумала она.
– Матушка Дафна, ничего не происходит, – пожаловалась Клодин, – ничего не чувствую.
– Всё будет, милая, – успокоила негритянка, – просто надо подождать. – и вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Эве стало скучно, и она собралась было уходить, как Клодин внезапно вскрикнула:
– Матушка Дафна, такая лёгкость. И жар! Я вся горю!
Дверь открылась, и вошла молоденькая девушка. Как оценила Эва, лет шестнадцати, не больше, высокая, стройная, чернокожая и красивая. Невольно Эва снова прилипла к окну.
– Матушка Дафна сказала мне прийти сюда, – сообщила девушка монотонным голосом. – Скоро Вы почувствуете себя лучше.
– Я так горю, – капризно произнесла Клодин. – Я не чувствую, что стало лучше.
– Вы только подождите, – пообещала девушка. – Я сделаю так, что Вам будет очень хорошо.
Матушка Дафна подошла к кровати с веером из павлиньих перьев и стала медленно им махать. Донёсся резкий запах. «Ладан», – догадалась Эва. Девушка наклонилась над Клодин и стащила с неё рубашку. Клодин лежала на кровати голая, болезненно худая, белая как снег.
– Я безобразно выгляжу, – простонала Клодин, – А ведь когда-то была красивой.
– Вы – королева, – длинные, тонкие ладони опустились на маленькие, как у девочки-подростка, груди Клодин. – Прелестная, белая королева, – успокаивала девушка, массируя маленькие грудки.
Клодин слегка заёрзала. Когда заговорила вновь, голос осип:
– Хочешь меня поцеловать?
Ни слова не говоря, девушка потянулась губами к её соску. Неужели это возбуждает Клодин? Или действует лекарство рабыни, сделав такой страстной?
Девушка приоткрыла рот, охватила губами розовато-коричневый сосок. Ладони ритмично ласкали узкие бёдра хозяйки. Клодин начала извиваться.
– Я чувствую пустоту. Такую ужасную пустоту, – пожаловалась она и вдруг настойчиво, – там, внизу. Там, внизу!
Возбуждение охватило Эву, и она подумала, что Клодин желала отнюдь не Джека.
Оставив ладони на груди хозяйки, стройное тело девушки одним стремительным движением оказалось внизу, и губы зарылись между напряжённых бёдер. Эва ощутила, как внизу живота разгорается жаркое пламя. На минуту закрыла глаза, представляя себя с Джеком. Чёрт бы его побрал!
От внезапно вскрика Клодин быстро открыла глаза. Губы девушки заполняли пустоту. Ладонь рабыни мягко ласкала очень узкий крестец, нежно его исследуя, пока Клодин снова не вскрикнула.
– Шш, мисси, – шикнула матушка Дафна. – Вы же не хотите, чтобы люди слышали Ваше наслаждение.
– Матушка Дафна, я не выдержу! Я не вынесу этого!
Отходя от окна, Эва вспомнила, что слышала о таких вещах. В Европе встречаются особи, ищущие удовлетворение необычным способом. Но сама никогда не занималась любовью с женщиной.
Обратно пошла по тропинке, ведущей к реке, всячески стараясь успокоится. Алекс уже ушёл к себе. В галерее остались Викки и Майкл. Из глубины дома доносилось невнятное бормотание: Сара и Джек обсуждали дела плантации.
– Спокойной ночи, – кратко бросила Эва, проходя через галерею, и поднялась в спальню.
Наверху с раздражением отпустила Одалию, желая побыть в одиночестве. Сняла одежду, натянула лёгкую ночную рубашку, халат и посмотрелась в зеркало. На лестнице раздались шаги. Джек уходил из дома. Эва подошла к бутылке кларета, что принесла Одалия, и налила в рюмку.
У окна она наблюдала, как Джек шёл по тропинке, по которой несколько минут назад прошла сама. К этому времени действо в домике уже окончилась.
Неохотно собираясь ложиться, плеснула вторую рюмку кларета, выпила, и решила спуститься и пожелать Саре спокойной ночи.
Догадываясь, что представляет собой очень соблазнительное зрелище, Эва медленно спустилась по лестнице и с торжеством подумала, что в состоянии возбудить даже калеку в инвалидном кресле.
– Эва! – неожиданный окрик Сары заставил остановиться на последних ступеньках. – Куда это ты собралась в таком виде?
– В галерею, – слащаво ответила она.
– Поднимись к себе, – разъярённо приказала Сара.
– С какой стати? – вызывающе спросила Эва. – А-а, там в инвалидном кресле сидит некий старичок?
И она, смеясь, поднялась к себе. Если Сара занервничала в нужной степени, то продаст-таки несколько рабов, чтоб младшая сестрёнка вернулась в Париж. «Но прежде, чем уеду, – подумала Эва, – найду способ выпроводить Викки в Нью-Йорк. Никогда ей не быть хозяйкой Эдема».
17
Ровно через неделю в галерее на ужасающей утренней жаре, Алекс ждал Майкла, чтобы вместе поехать в Новый Орлеан. Алекс уезжал в Вирджинию. Барт, из-за этого проснувшийся рано, сидел, склонившись над утренней газетой. Рядом в кресле-качалке Викки.
– Не понимаю, зачем тебе непременно в такую жару надо остаться в городе на весь день, – раздался голос Сары, когда они с Майклом выходили в галерею.
– Мама, я прямо из дома приезжаю в офис и не выхожу на воздух, пока не отправлюсь домой. Дэвид даже обед приносит мне в офис.
Викки пристально поглядела в лицо Майкла. Похоже, правда. Не было никакой Рэмпарт-Стрит. Внезапно до неё дошло. Эва всё выдумала про Майкла.
– Надеюсь, остаток лета не будет таким жарким, – с загадочной улыбкой сказал Алекс. Обменялся рукопожатием с отцом, поцеловал мать. Викки заметила, что руки Сары на мгновение потянулись к плечам сына. Она очень хотела, чтобы тот остался. Прав ли Алекс? Действительно ли Джанин здесь? Но что была бы у них за жизнь, сочувственно подумала Викки. – До свидания, мама, – едва заметный упрёк в голосе немного задел Сару. Викки заметила, как та вздрогнула. А потом Алекс наклонился и слегка поцеловал Викки в щёку. – До свидания, Викки, – взгляд просил прощения, что выдал родителям её тайну.
– До свидания, Алекс, – она с удивлением поймала себя на том, что ей жаль видеть, как он уезжает. Они больше не разговаривали откровенно, но тех немногих, горьких минут, когда Алекс доверился ей, Викки хватило, чтоб почувствовать, он её друг.
После обеда в Эдем из города приехал Бен Вассерман. Привёз Викки швейную машинку. В большом и шумном волнении собрали рабов, перенести сложное оборудование в дом, в комнату Викки. Даже Барт присоединился в фойе к Саре и Викки, пока мистер Вассерман руководил перегрузкой.
– Утром приедет джентльмен, который научит Вас с ней обращаться, – пообещал мистер Вассерман кки. – Уверен, у Вас не будет хлопот.
– Только не позволяйте слугам к ней прикасаться, – предупредил Барт. – Они что-нибудь сломают. Поэтому труд рабов не используется на фабриках. Они никуда не годятся, кроме как для работы на земле.
– Мистер Иден, у меня есть клиент, – извиняясь, сказал Бен. – Он позволяет слугам шить на этих машинах, когда те надлежащим образом выучатся, и шьют в высшей степени превосходно.
– Не будем пускаться в авантюры, – сказала Сара. – Только Викки будет пользоваться машинкой.
Викки виновато подумала, что Сару раздражают расходы. Но Майкл знал, что она найдёт практичное применение машине. Лишних трат не потребуется.
– Мистер Вассерман, Вы останетесь выпить лимонада с пирожными? – спросила Сара с формальной вежливостью.
– Благодарю, миссис Иден, но мне нужно возвращаться, – он, очевидно, помнил, что не был приглашён на последний банкет. «Почему Майкл не настаивал на его присутствии?» – удивилась Викки.
Но позже, когда Майкл вернулся, Викки решила, что лучше пока не спрашивать. Майкл чем-то расстроен. Он молчал, кроме тех минут, когда Сара задавала общие вопросы. Только когда подали десерт и кофе, он разоткровенничался:
– Дело Джима Уинтропа исключено из реестра на шесть месяцев, – печально сообщил Майкл. – Судья использовал своё влияние, чтобы перенести слушание на сентябрь, но Уинтроп вернётся не раньше конца ноября или начала декабря.
Быстро овладев премудростью шитья, Викки каждое утро принималась за создание выкроек. Сначала одежда для грудничков, затем для детей постарше. Моник стало интересно, как у молодой хозяйки это получается, и, когда Сара уезжала на поля, Викки тайком обучала девушку пользоваться машинкой.
Вскоре Викки отважилась сходить в кварталы, чтобы раздать сшитую одежду. Сара, узнав об этом, просто взбесилась, но то, что Бетси занималась тем же, не позволило ей и рта раскрыть.
Викки шла по кварталам, останавливаясь, чтобы приласкать детей. Время от времени испытывала шок от вида лачуг, где живут рабы. В однокомнатных хижинах ютятся по четыре-пять рабов. Здесь они спят, едят, проводят свободное после работы время. Барт, неожиданно заняв глухую оборону, рассказал о других плантациях, где о рабах заботятся меньше. Там в таких же хижинах живут по две семьи. На маленьких фермах, как он рассказал, вся семья спит в курятнике на тряпье. Это, пожалуй, хуже, чем в двух комнатах тёти Молли.
Она остановилась поговорить с молодой мамой, ненадолго отпущенную с полей покормить новорождённого. Под влиянием внутреннего порыва Викки спросила, можно ей взять ребёнка, прежде чем его вернут десятилетней девочке, присматривающей за маленькими детьми. Её охватила нежность, когда она прижала ребёнка к груди, и удивилась, заметив, что мама подавляет зевоту.
– Я такая сонная из-за ребёнка, – смутилась женщина и стрелой помчалась обратно на поля.
Викки сидит неподвижно, что причиняет некоторые неудобства, ребёнок уютно устроился на руках, мозг просчитывает ситуацию. Прошло две недели цикла. Она беременна. Ребёнок Майкла. Её охватило счастье.
Пока ничего не говорить Майклу. Нужно до конца убедиться. Ещё две недели и тогда ошибки быть не может. Ребёнок Майкла. Лилиан Картер не смогла подарить ему дитя. Она сможет.
Викки медленно побрела к дому, охваченная чудом рождения новой жизни. Она захотела посвятить в это Бетси, но тут же отогнала искушение. Никто не должен знать, пока не скажет Майклу.
Посреди пути остановилась, решив навестить Клодин Лемартайн. Он, кажется, обрадовалась, что жена Майкла зашла к ней. Клодин была скрытна и молчалива, будто помнила прошлую вспышку и сожалела о ней. Викки принадлежит к этой семье, следовательно, доверять ей нельзя.
Дни поползли медленно, ей не терпелось поделиться радостью с Майклом. Постоянно заспанная, как это выглядело со стороны, каждое утро она оставалась в кровати дольше обычного. Последующие две недели раз пять приходила Бетси забрать её в Харрис-Эйкес. Джошуа Харрис, видя с каким энтузиазмом молодые женщины возятся со швейной машинкой, распорядился купить такую же для Бетси.
Хотя в изнуряющую летнюю жару Майкл ездил в Новый Орлеан только два раза в неделю, Викки всё равно по вечерам редко была в его обществе. Целыми днями он сидит, закрывшись у себя с книгами по юриспруденции, или ходит погулять в одиночестве. Сара опасается очередной вспышки жёлтой лихорадки, но текущая статистика не хуже, чем за прошлые года.
Спустя немногим больше двух недель, как Алекс уехал в Вирджинию, Викки проснулась от внезапной боли в животе. Она лежала, стиснув зубы от острой, опоясывающей боли в подложечной ямке.
Что такое? Почему так больно? «Ребёнок», – страх пронзил мозг. Она теряет ребёнка. А может, она вообще не беременна. С очередным приступом мучительной боли поняла, у неё выкидыш.
Готовясь к новому приступу боли Викки подумала, что надо бы кого-нибудь позвать. Где же Моник? Но при попытке подняться резко вскрикнула.
– Мисси? – Моник стрелой подлетела к кровати, наверное, ожидая в комнате, услышав, что Викки проснулась. – Мисси? – наклонилась над Викки.
– Моник, – женщина задохнулась от нового приступа, силясь с ним справиться. – Ах, Моник… – в области бёдер ощущалась влага. От мысли, что это выходит ребёнок, накатила тошнота. – Я теряю ребёнка. Я теряю его.
Через несколько минут над ней склонилась бледная, как полотно, Сара. Она приказала немедленно привести в дом матушку Ла Верну и кого-нибудь послать к доктору Россу. Викки закрыла глаза, по пепельному лицу катились слёзы.
Когда пришли матушка Ла Верна и доктор Росс, она лежала, изнурённая, но уступив уговорам, маленькими глотками выпила принесённый Моник лимонад.
– Пару дней полежите и будете, как огурчик, – бодро сказал доктор Росс. Но там, где рос их с Майклом ребёнок, уже ничего не было.
Викки вздрогнула от слабого стука в дверь. Моник вопросительно посмотрела.
– Открой, Моник.
В комнату вошёл Майкл. Лицо напряжено, взгляд мрачен.
– Викки… – он подошёл к кровати. Моник бесшумно вышла из комнаты и закрыла дверь.
– Не смотри так, Майкл, – попросила она. – Я чувствую себя прекрасно. Прости меня за ребёнка, – и попыталась улыбнуться, – доктор Росс сказал, что мы не должны огорчаться. Сказал, что природа так избавилась от нездорового потомства.
– Викки, ты не должна снова беременеть! – голос дрожит. – Мы не должны допустить, чтоб это повторилось!
– Но Майкл…
– Викки, есть вещи, о которых я не могу тебе рассказать… – голос резко оборвался. Он глубоко, с содроганием вдохнул. – Это ужасные вещи, о которых ты ничего не знаешь. Тебе не нужно снова беременеть.
Она пристально, с болью в душе, смотрела на него, пока он, пересиливая душевную муку, не отвернулся и не вышел из комнаты. В этом доме столько тайн! Похоже, больше чем Лилиан, между ними стоят эти тайны.
Викки одолела депрессия. Ночами напролёт она тихо плакала в постели. Майкл ничего не говорит, но взгляд угрюм и сердит. Весть о беременности и выкидыше лишили его присутствия духа. Но после той ночи никто не говорил о ребёнке.
Спустя некоторое время у Викки появилось странное чувство, что что-то должно случиться. Из-за чего оно возникло, даже представить нельзя. По утрам приходила расстроенная Моник, и Викки знала, что девушку опять приглашали в спальню хозяина. Как легко теперь можно узнать про всё безобразие, скрываемое в тени этого дома.
Неужели Сара не догадывается? Или не желает об этом знать? Или же она слишком горда, чтобы позволить себе знать о посторонних связях мужа?
Сара всерьёз обеспокоена состоянием бизнеса. К августу даже Барт признал, что нация в финансовом кризисе. Кроме того, Сара расстроена тем, что урожай хлопка будет существенно меньше ожидаемого. Целыми вечерами напролёт, в ужасную августовскую жару, Джек Лемартайн сидел с Сарой в библиотеке, пытаясь подсчитать наиболее вероятное число тюков хлопка.
В конце августа на Уолл-Стрит разразилась паника. Череда крахов разных товариществ, обществ, компаний освещалась в газетах по всей стране. Это отразилось на всей нации. В Эдеме за ужином вся семья мрачно обсуждала новости «Пикьюна».
– Майкл, когда на неделе поедешь в Новый Орлеан, – мрачно сказала его мать, – проверь, как дела с акциями железной дороги. Большинство линий разорились. Выясни, как у нас дела.
– С чего вдруг разорятся железные дороги, – самодовольно встрял Барт. – Они станут опорой, спинным хребтом страны!
– Расскажи это тем, кто уже объявил о банкротстве, – ответила Сара. – Последняя паника была в 37-м. Ты помнишь, Барт. Её вызвала такая же бешеная спекуляция, как и сейчас. Банки с трудом шли на предоплату урожая, раньше чем будут посажены первые семена.
– Панику 37-го вызвал Монетный циркуляр президента Джексона в июле 36-го, – съязвил Барт, – где сообщалось, что при расчётах за землю будут принимать только золотые и серебряные монеты.
– Этому тогда поверили, – сказал Майкл, – по крайней мере, как я читал. И сейчас та же ситуация.
«Настолько всё плохо?!» – удивилась Викки. Ей это трудно постичь, принимая во внимание огромные владения семьи Иденов. Но Джошуа Харрис сказал как-то, что хозяева плантаций нищие, хотя и владеют землёй. Разве Сара не может продать немного земли, если они и вправду испытывают финансовые трудности? Майкл говорил про огромные необработанные участки, что присмотрел для распродажи бывшим рабам, которые могли бы жить на свободе.
– Тридцать седьмой был отвратительным годом, – проговорил Барт, – причинил нам столько убытков.
– Мы пережили, – саркастически заметила Сара, – потому что папа был самый преуспевающий адвокат в Луизиане. Его гонорары покрывали все расходы плантации, пока его жестоко не убили. А потом у нас была его страховка, – Сара сделала вид, что ест.
Викки поняла намёк. Майкл занимается практикой всего два года. Мать надеется, что перед лицом новой паники Майкл возьмёт на себя управление плантацией. Он не так знаменит, как дед. И она поняла цель Сары – напомнить Майклу, что он потерял, отказавшись работать с судьёй Кингом.
– Мистер Флеминг подозревает, что в этом году урожай может быть бедным, – сказал Майкл. – Конечно, наверняка не знает, но судит об этом на основе предсказаний альманаха прогноза погоды.
– Альманах прав, – поддержал Барт. Атмосфера за столом накалилась. Он также зацепился за последнюю фразу Сары. – Верно, Майкл, ты хорошо бы зарабатывал, больше огромных долгов, что наделал.
– Как сейчас выглядят поля, можно сказать, что урожай даже не покроет аванс, – предупредила Сара, – принесёт гораздо меньше дохода, пока не соберём следующий. – Она обратилась к Майклу. – Я хотела бы, чтоб ты в ближайшем будущем поговорил с судьёй Кингом о совместной работе.
– Я уже отверг его предложение.
– Я поговорила с Генри Кингом, – медленно произнесла Сара, – до осени он не станет рассматривать ничью кандидатуру, – и убедительно улыбнулась, – Майкл, ты можешь пойти к нему и сказать, что обдумал его предложение и будешь счастлив с ним работать.
Майкл пристально поглядел на мать. Его глаза пылали гневом.
– Мне очень жаль. Я не могу пойти в офис судьи Кинга. Не вижу возможности с ним работать.
– Пожалуйста, попробуй быть практичным, Майкл. В следующем месяце нужно платить налоги на собственность, – не сдавалась Сара. – Страховку. Векселей от изготовителя упряжи и кузнеца накапливается всё больше. Также нужно подумать о запасах провизии для рабочих. Это нельзя игнорировать.
– Знаю, ты не любишь продавать рабов, – осторожно сказал Майкл, – но в кризис мы сможем управиться, если у нас будет на полдюжины рабочих меньше. На прошлой неделе Тэд Митчелл купил рабочих со скидкой в пятнадцать тысяч долларов, – украдкой взглянул на мать. – Просто не продавай их кому не попадя…
– Я не продам ни одного раба, – гневно прервала Сара. – Всё что у нас есть – наши рабы и земля. Без рабов земля бесполезна. Начну распродавать рабов, и у нас ничего не останется. – Она вздохнула. – Надо урезать средства на содержание Алекса.
– В начале месяца у меня будут деньги, – спокойно сказал Майкл. – Немного, но я их принесу домой.
Барт остановил его, подняв вилку с нанизанным куском мяса и с тревогой сказал:
– Сара, ты могла бы съездить в Новый Орлеан и посмотреть, как можно продать железнодорожных акций.
– Сейчас их сбыть нельзя, – раздражённо ответила Сара. – Насколько известно, железная дорога, скорее всего, уже обанкротилась.
– Дом в городе – лишние расходы, – предложил Майкл, – мы могли бы его продать.
– Нам нужен этот дом, – возразила Сара. – Продажа дома будет стоить тебе счастья ночевать в отеле, когда погода слишком плохая, чтоб ехать домой. Кроме того, не время продавать недвижимость. Ни у кого нет наличности. Мы просто подарим его и всё.
Вошли Нэнси и Одалия, подали коблер из очищенного персика и кофе. Викки вспомнила, как Майкл говорил, что мать использует домашнюю прислугу с необычайной эффективностью. На большинстве плантаций бесчисленное количество рабов с детьми только и делали, что шлялись по многокомнатным особнякам. Там горничные делали несколько больше, чем обслуживали хозяев и хозяек, считая себя выше того, чтобы выполнять грязную домашнюю работа.
Когда ужин окончился, Майкл извинился и сказал, что хотел бы прогуляться в надвигающихся сумерках по берегу. Викки подавила в себе порыв побежать следом.
Как и ожидала Сара, в сентябре рыночная ситуация ухудшилась. Большинство железных дорог, включая и ту, в которую Барт вложил деньги, разорилось. Акции рухнули. Нагнеталась истерия. И тринадцатого октября паника достигла кульминации. Люди начали беготню по банкам. На неопределённое время была приостановлена оплата металлическими деньгами. Это самое худшее время, которое только можно припомнить.
Джек Лемартайн постоянно приходил и уходил. Подскочила цена на чёрную патоку, основой элемент торговли среди рабов. Джек докладывал, что они забивают больше боровов, чем могут себе позволить, и он предложил разрешить рабам охоту на мелкую дичь.
В середине октября также жарко, как в августе. После полудня Викки безуспешно пыталась заснуть. Сон всё-таки не шёл. Она встала и широко открыла окна. Присев у окна, смотрела на реку в надежде, что подует бриз. Трудно представить, что Идены в финансовом кризисе. Их роскошный образ жизни, насколько Викки могла заметить, остался прежним.
Она читала нью-йоркские газеты, что получал Барт. Огромное количество людей теряли работу. Ожидалось, что только в Нью-Йорке в течение ближайших шести недель сорок тысяч станут безработными. В городе шли демонстрации, люди требовали еду и работу. Поговаривали о разбитии огромного парка в центре города для создания рабочих мест. Открывались кухни с бесплатной похлёбкой и туда выстраивались длинные очереди.
– Барт? – в боковой галерее раздался голос Сары.
– Чего тебе? – раздражённо спросил Барт. – Я читаю.
– Хочу поговорить о Майкле, – в голосе слышалось отчаяние. – Я снова разговаривала с Генри Кингом. Он болен, не может больше ждать и собирается взять к себе адвоката. Он хочет, чтоб на следующей неделе мы сообщили ему своё решение.
– Послушай, Сара, – усмехнулся Барт, – с каких это пор я имею хоть малейшее влияние на Майкла? Это – твой сын.
– У Генри два важных неоконченных дела. Ты знаешь о размере его гонораров. Он согласен отдать половину Майклу. Мы тут же погасим страховку. Нельзя пускать это на самотёк.
– Ты рассчитываешь, что Майкл каждый цент вложит в плантацию?
– Он так и сделает, – твёрдо сказала она, – однажды Эдем будет принадлежать ему и Алексу. Он будет отстаивать свои интересы.
– Иногда Майкл бывает так же упрям как ты. Ты не заставишь его изменить мнение о Генри. У нас нет долгов, Сара. Ты могла бы взять закладную.
– Нет!
– Ну, тогда одолжи у Джошуа. Он пострадал меньше всех.
– Я ни цента не возьму у Джошуа! – проскрипел голос Сары.
– Почему? – с вызовом спросил Барт. – Вы близки, словно подельники. Ты можешь давать ему советы по вопросам плантации.
– Я бы без колебаний взяла взаймы у Джошуа, – твёрдо сказала она, – если б Майкл и Бетси были женаты. Это совсем другое дело. Это была бы семья.
– Пойми одну простую вещь, Сара, – Барт начинал закипать. – Бетси никогда не выйдет замуж. Ты знаешь, что она бежит прочь от любого мужчины, кто дважды на неё посмотрит. Майкл и Алекс не в счёт, они ей как братья. Они с Джошуа никогда не выходят в свет и то, что они пришли на банкет – лишь одолжение тебе.
– Не понимаю, почему Бетси не дружит с соседскими девочками, – с тревогой сказала Сара. – Ведь есть дочки у Фицджеральдов, у Батлеров, у Мартинов…
– У Бетси есть Викки. Это всё, что ей надо. Другие смотрят на неё, будто ждут, что в любой момент она выкинет что-то из ряда вон. Всё из-за Мадлен.
– С Бетси всё в порядке. Она – красивая, добрая, приятная девочка. Намёки, что болезнь Мадлен наследственная, возмутительны, – вспыхнула Сара. – Мадлен просто сломалась перед лицом ужасной беды.
– Мадлен и раньше была странной, – упрямо продолжал Барт. – Помнишь, она отказалась от чернокожих нянек для девочек. Приводила в Харрис-Эйкес одну белую женщину за другой, чтоб те за ними смотрели.
– Мадлен не единственная белая женщина, кто боится негров, – подчеркнула Сара. – Это не значит, что она сумасшедшая. И обожает Пэйшенс, которая черна как головёшка.
– Думаю, что лучше всего взять взаймы у Джошуа. Советовать тебе продать несколько рабов бесполезно.
– Нет, Барт, я не продам никого из рабов, и не возьму взаймы у Джошуа.
– Что же, в таком случае, ты собираешься делать?
– Я хочу заставить Майкла почувствовать ответственность перед семьёй. Если мой отец мог содержать плантацию на адвокатские гонорары, то Майкл тоже может попробовать.
– Сара, не будь дурой, – взорвался Барт. – Твой отец прочно стоял на ногах. Майкл же только начинает.
Викки быстро отступила от окна и вернулась к кровати. Сара не успокоится, пока не подчинит Майкла своей воле. Неужели она не понимает, что стоит Майклу заставить себя войти в офис судьи?
Весь ужин Викки напряжённо ждала, что за столом Сара разожжёт огромный пожар. Когда Сара рассказывала о новых мыслях, что пришли ей в голову, Викки поняла, что та перешла от прямого нападения к постепенному капанию на мозги.
– Мне неприятно сообщать об этом Алексу, – медленно начала она, когда прислуга вышла из столовой, – но ему придётся оставить колледж и приехать домой. У нас нет денег для оплаты следующего семестра. Напишу ему утром, – и устало вздохнула.
