Текст книги "Нераспустившийся цветок (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Глава 29
Для тебя
Вивьен
С болью приходит уязвимость, и прямо сейчас, когда Оливер везет нас в дом своих родителей, я ощущаю невероятную глубину и того и другого. Между нами стена неловкости, которая ощущается непроходимой. Ни один из нас не знает, что сказать или сделать. Будто мы выжидаем время в тишине, чтобы еще раз попрощаться.
Его слова этим утром медленно распространяются, как яд: «Хотел бы я просто отпустить». Отпустить что? Меня?
Оливер захлопывает дверь машины и идет ко мне. Я выхожу до того, как он подходит к двери. Он останавливается и вздыхает, будто мой отказ принять его рыцарский жест – это пощечина. Слишком плохо.
Он предлагает свою руку – вот это я принимаю. Я всегда это принимаю, даже, когда на ней надета перчатка страданий и боли.
Оливер останавливается, прежде чем открыть входную дверь, и обхватывает мое лицо руками.
– Я выбираю тебя. Я люблю тебя. Не имеет значения, что произойдет, ты должна это знать. Если ты не хочешь, чтобы я уезжал, тогда просто скажи, и я останусь. Это тебя я люблю, все, что имеет значение – это ты.
Я киваю на откровенность его слов. Я никогда не поддавала сомнению любовь Оливера ко мне. Невозможно сделать выбор. Мы пообещали друг другу несколько месяцев назад – не отступать. Я жду, когда он поймет, что он больше, чем совокупность событий прошлого. Я жду, когда он закроет свои шрамы татуировкой чего-то красивого, и не будет бояться показывать ее всему миру. Я хочу дать ему то, что он дал мне, но я не знаю как, и это убивает меня.
Его губы прикасаются к моим, и клянусь, что могу почувствовать всю тяжесть его сердца по тому, как они прижимаются ко мне.
– Пойдем, – я улыбаюсь и киваю в сторону двери.
Он ждет, разыскивая что-то глазами. Уверенность? Я провожу большим пальцем по его нижней губе, на которой остался след моего блеска для губ.
– Я слышу запах гриля, малыш, и умираю с голоду. Пойдем уже.
Он улыбается мне, показывая обе ямочки на щеках, и открывает входную дверь.
– Вивьен! – Джеки отбрасывает в сторону свой фартук и притягивает в свои крепкие объятия.
– Ради Бога, я не могу победить, – Оливер качает головой. – Меня не было восемь недель, а ты «Вивьен!», будто не видела ее на прошлой неделе.
Джеки усмехается, отпуская меня.
– Иди сюда, маленький мальчик.
Он дарит ей полуулыбку, когда она обнимает его. Затем пытается свирепо посмотреть на меня, но терпит ужасный провал.
– Ты вместе со своим псом вселила в меня комплекс.
– Сынок, рад видеть тебя, – Хью заходит в дом и обнимает Оливера, первым, надеюсь, подпитывая его эго.
– Вивьен, – он обнимает меня и целует в щеку.
– Где Ченс? – спрашивает Оливер.
– Он побежал на «быстрое свидание» перед ужином, – Джеки машет в воздухе рукой. – Этот парень никогда не угомонится.
Оливер и я смотрим друг на друга. Нам обоим интересно, понимает ли она, что «быстрое свидание» – это кодовое название для секса.
– Он просто не нашел такую девушку, как Вивьен, – Хью протягивает Оливеру пиво.
– Ну, не говори ему об этом. Он скажет, что забил ее до того, как появился я и украл ее у него, – Оливер делает глоток пива. – Это все, что я слышал на протяжении всего лета.
Все смеются.
– Как он справляется с бизнесом? – спрашивает Оливер.
Джеки, Хью и я смотрим, друг на друга и усмехаемся.
– Ты не слышал? – Хью приподнимает бровь.
– Слышал что?
– Он нанял кое-кого на работу на неполный рабочий день.
– Это великолепно.
Мы все снова усмехаемся. Оливер смотрит на нас.
– Я что-то упускаю.
– Ронни молода, но у нее достаточно опыта, так как ее семья занималась строительным и столярно-отделочным бизнесом. Как раз то, что искал Ченс на осенне-зимний период, когда такие работы более востребованы, – Хью усмехается, ожидая, хотим ли я или Джеки закончить эту историю.
– Ченс нанял Ронни по электронной почте. Резюме Ронни было слишком хорошим, чтобы упустить его. Оно, вероятно, даже лучше, чем у Ченса, – ухмыляется Джеки.
– Так… в чем дело? Он[65]65
В английском языке отсутствует категория рода, поэтому из разговора Оливер не понимает, что Ронни – это девушка. – прим. пер.
[Закрыть] настоящий мудак или что?
Мы смеемся неумышленному юмору, выходящему из вопроса Оливера. Хью и Джеки смотрят на меня, будто дарят все удовольствие разоблачения мне.
Я делаю глоток вина.
– В этом все и дело, малыш. У Ронни, известной так же, как Вероника, нет члена(прим.ред. dick с англ. переводится как член, мудак).
У Оливера отвисает челюсть.
– Не может быть!
Мы смеемся.
– О, да, конечно может, – я киваю и хихикаю.
Улыбка Оливера становится шире.
– Блин! Не могу поверить, что пропустил все это. Так вы с ней встречались? Какая она?
– Мы еще не встречались с ней, но Мэгги ее видела. Вероника выполняла кое-какую работу для нее в «Зеленом горшке». Мэгги сказала, что она очень привлекательная, умная и остроумная, что выбивало Ченса из колеи всякий раз, когда он приходил проверить ее работу.
Оливер уставился на меня с извращенной улыбкой. Я могу видеть, как колесики вращаются в его голове, без сомнения стряпая большую порцию дерьма, которое он будет выдавать понемногу Ченсу весь вечер.
***
Ченс звонит и говорит, что пропускает ужин, но чтобы ему оставили десерт. Это зашифрованное послание о том, что девушка, с которой у него сегодня свидание, предложила ему «выход на бис».
– Так как долго ты здесь пробудешь? – спрашивает Хью.
Я знаю, что Оливер поддерживал связь с ними с тех пор, как уехал, поэтому разговор о Портленде сводился к минимуму.
– Я улетаю завтра, – он не сводит глаз с отца, а я тем временем перевожу взгляд с тарелки на него и обратно.
– Будешь дома на праздники? – продолжает Хью.
Джеки смотрит на него сурово, чтобы он прекратил и воздержался от подобных разговоров. Я не знаю, оттого ли это, что она женщина, мать или психотерапевт, но у нее есть чутье, когда разговор становится неудобным. Хью не отвечает на ее взгляд.
– Еще не уверен, – я чувствую, как Оливер переводит взгляд на меня, но все еще не поднимаю глаз.
– Ну, я просто рад слышать, что ты снова будешь использовать свои знания. Работа с твоим братом – это не карьера.
Стол вибрирует, и я знаю, что это стопа Джеки встретилась с голенью Хью. То, как его лицо сморщилось, подтверждает это. Я рискую взглянуть на Джеки краем глаза, и она вежливо улыбается мне «пожалуйста, дорогая».
– Как твои родители, Вивьен? – Джеки набирает ложку карамелизированного пюре.
– Хорошо. Мой отец перешел работать в большую компанию. Работа четыре дня в неделю по десять часов в день, свободные выходные, и зарплата лучше.
Оливер поднимает голову.
– Когда это произошло? Ты мне не рассказывала.
– На прошлой неделе, – я пожимаю плечами. – Я пыталась тебе позвонить, но ты не отвечал. А когда перезвонил, мы… ну…, – я широко раскрываю глаза и прочищаю горло.
Глаза Оливера становятся такими же, как и у меня, когда он понимает, о чем я говорю, а Джеки пытается подавить свою понимающую улыбку. Становится неудобно. Время сменить тему разговора.
– Эй, эй, эй! – Ченс входит через дверь в столовую с нахальной ухмылкой и… о Боже! Молния на его штанах не застегнута и я боюсь пялиться слишком долго, чтобы убедиться в этом, но думаю, он без белья.
– Здравствуй, дорогой. Я как раз собиралась нести пирог, – Джеки обнимает его по пути на кухню.
Ладно, значит, она не заметила.
– Рад видеть тебя, брат, – Ченс похлопывает Оливера по плечу.
– Я тоже, мужик.
Ченс идет вокруг стола ко мне.
– Вив, рад видеть тебя, как всегда, – в своей обычной манере, Ченс берет мою руку и целует, ухмыляясь сердитому Оливеру.
Я, тем не менее, не обращаю внимания на глупый поцелуй. Ченс стоит возле меня с открытой областью паха в нескольких дюймах от моего лица, разговаривая с Хью о новом грузовике, который он ищет, чтобы купить. Я таращусь на Оливера, пока он не переводит на меня взгляд. Кивая головой в сторону Ченса, я широко раскрываю глаза. Оливер смотрит на меня, затем быстро смотрит на Ченса и снова переводит взгляд на меня. Я увеличиваю движения головой и сигналы выражением лица. Он смотрит на Ченса снова и вздрагивает.
– О, мужик! Застегни штаны, Ченс. Это отвратительно. Убери это от Вивьен.
Ченс смотрит вниз и смеется, застегивая молнию.
– Извините, спешил сюда после… – он смотрит на Хью и прочищает горло, – … свидания.
Хью прикрывает рот кулаком и прочищает горло.
– Присаживайся, сынок. И в следующий раз пощади нас всех и взгляни на себя в зеркало перед тем, как присоединиться к нам за ужином.
– Как дела в Портленде? – присаживаясь, спрашивает Ченс.
Джеки снова спасает ситуацию, так как приносит пирог.
– Расскажи Оливеру о Ронни.
Ченс ворчит, когда Оливер начинает смеяться.
– Ты заменил меня женщиной, а?
– Я едва ли могу назвать ее женщиной. Она, в основном, мужчина, утративший свой пенис.
Все смеются, кроме Ченса.
– Я слышал, что она достаточно привлекательная, – говорит Оливер.
– Я не заметил, – Ченс откусывает кусок пирога.
– Чушь! Мужик… – Оливер качает головой, – … она, должно быть, что-то. Я никогда не видел, чтобы ты так реагировал раньше.
Ченс машет вилкой в воздухе.
– Я никак не реагирую. Вообще, мне уже следовало ее уволить.
– За что? – спрашивает Оливер.
– За неподчинение.
Я кашляю.
– Звучит так, будто Ченс альфа-самец.
– Ты бы хотела выяснить? – он играет бровями.
– Ты бы хотел пойти на следующее свидание со всеми своими зубами? – говорит Оливер, сжав зубы.
– Достаточно, мальчики. Мне бы хотелось знать, что произошло с почтительными молодыми людьми, которых мы воспитали.
Хью встает, глядя на свой телефон.
– Ну, если найдешь их, дорогая, дай мне знать, – улыбается он. – Мне нужно ехать в больницу.
Оливер и Ченс провожают отца, а я тем временем помогаю Джеки убрать со стола.
– Ты знаешь, если тебе когда-нибудь нужно будет поговорить, то я готова выслушать, – Джеки берет у меня тарелки и ставит их в раковину.
– Спасибо, – я моргаю, чтобы остановить наворачивающиеся слезы. Целый день я чувствовала, что вот-вот расплачусь. Мои эмоции съедают меня живьем. – Я просто хотела бы ему помочь, вот и все.
– Ох, дорогая, ты помогаешь. Хотела бы я, чтобы ты это поняла. Он бы не поехал обратно в Портленд, если бы не встретил тебя.
Я поднимаю взгляд и смеюсь, потому что сейчас это не слишком успокаивает.
Она берет меня за руки и сжимает их.
– Я знаю, что это тяжело для тебя, но верь мне, когда я говорю, что Оливер найдет дорогу назад к тебе. Даже если он этого не осознает, это именно то, что он делает.
Я качаю головой и проглатываю эмоции.
– Просто это все кажется как один и тот же а по кругу.
– Так и есть, и я надеюсь и молюсь от всего сердца, чтобы у вас обоих хватило всего, чтобы пережить это. Не только любви, а также и дружбы, и уважения. Вы смеетесь и заигрываете друг с другом, и страсти между вами достаточно, чтобы заставить маму, как я, покраснеть.
Мы обе улыбаемся.
– Разговоры помогают, и, если ты вдруг не слышала, я – достаточно хороший слушатель.
Я улыбаюсь и обнимаю ее.
– Спасибо, я вспомню об этом, когда меня снова настигнут моменты грусти.
– Звони в любое время, ладно?
Я киваю.
– Что здесь происходит? – спрашивает Ченс, когда они с Оливером возвращаются в дом.
– Женские разговоры, – отвечает Джеки.
Я провожу пальцами в уголках глаз и вижу понимание на лице Оливера.
– Мы уезжаем, мама, —он обнимает ее.
– Счастливого пути, Оливер.
Ченс тоже обнимает его.
– Сообщи, когда вернешься и будешь работать со мной. Я уволю женщину.
– Неа… слишком весело слышать, как она не дает тебе спуску.
Ченс бормочет что-то себе под нос.
Оливер протягивает руку.
– Пойдем?
– Пойдем.
***
Оливер
Боль в ее глазах наполняет меня виной. Еще большей виной. Клянусь, я уже утопаю в ней. Мелани, Кэролайн, ее родители, мои родители, Вивьен… это подавляет меня со всех сторон.
Мы кормим Розенберга и идем наверх. Между нами грусть, которую тяжело игнорировать. Я скучаю по ее смеху. Я получил умеренную версию его сегодня вечером, но он был не такой, как я его помню. Вивьен, в которую я влюбился, милая и нахальная с беззаботным отношением и страстью к пончикам. Я не видел, как она ест пончики на протяжении нескольких месяцев. Может, я ее слишком утомляю. У каждого есть точка преломления. Я боюсь, что Вивьен была такая отзывчивая или податливая со мной, что она может сломаться, и это было бы так неуловимо, что я бы этого даже не заметил, пока не было бы слишком поздно.
– Мне нужно в душ, – ее голос едва слышен, когда она проходит мимо меня в гардеробную, неся халат.
– Составить компанию?
– Неважно.
Моя голова падает – черт, все мое тело резко опускается. Когда что-либо между нами было неважно? Я сбрасываю рубашку и снимаю штаны и трусы.
Пар из душа выходит, когда я открываю дверь. Красные глаза смотрят на меня сквозь чернильно-черные волосы.
– Я все еще могу видеть твои слезы.
Ее красивое лицо искривляется, будто нож пронзает ее тело.
– Я не хочу снова прощаться, – всхлип вырывается из ее горла вместе с последним словом.
– Я останусь, – я притягиваю ее в свои объятия и позволяю воде смывать мои собственные слезы. Эта женщина – это все в этом мире, который, как я был убежден, не заполнен ничем. Может, так и есть. Может, по отдельности мы ничто, а вместе – все. Это на самом деле сумасшествие, думать, что в мире с населением более семи миллиардов людей, существует вероятность того, что мы не предназначены были жить по отдельности – что, возможно, просто возможно, мы нуждаемся друг в друге?
– Оли… – она поднимает взгляд на меня и прижимает свои ладони к моему лицу, – … люби меня.
Я закрываю глаза и накрываю ее руки своими. И затем… люблю ее.
Мои губы устремляются к ее, как магниты. Она – это все, что я когда-либо пробовал. Мои руки тают на изгибе ее груди, пока она не выгибает спину. Ее кожа – это все, что я когда-либо ощущал.
– Оли… – она шепчет мое имя. Это всё, что я когда-либо слышал.
Я провожу своими руками, за ними следуют губы, совершая медленное путешествие вниз по ее телу – чувствуя, пробуя, запоминая. Становясь на колени, я притягиваю ее к себе, и она медленно и мучительно отдается мне.
– Люби меня, – ее мягкие слова эхом отдаются в ушах, когда она оборачивается всем своим телом вокруг меня.
Я не в ладах сам с собой. Мое тело хочет двигаться вместе с ее, отдавая и принимая удовольствие, подобное которому я никогда раньше не ощущал, и никогда больше не узнаю. Мое сердце… хочет сохранить ее невинное совершенство… навсегда.
Она двигается против меня, ее тело молит о нашем идеальном удовольствии, и мое тело выигрывает у сердца. Я пробую ее губы, посасываю ее сладкий язык и массирую ее груди.
– Посмотри на меня, Вивьен.
Она открывает глаза, вода течет между нами, несколько капель цепляются за ее длинные ресницы. Когда я вхожу в нее, глубже с каждым разом, ее вишневые губы раскрываются и язык скользит вдоль нижней губы. Наше теплое дыхание смешивается.
Веки Вивьен тяжелеют, когда я тру ее клитор.
– Оставайся со мной, детка.
Она открывает их снова.
– Оли…
Мне это необходимо. Мне нужно увидеть что-то еще, кроме боли в глазах этой женщины. Мне нужно видеть страсть, любовь, жизнь… нас.
Хватая ее бедра, рык исходит из глубины моей груди, и я вхожу в нее так глубоко, что, клянусь, теряю рассудок и могу никогда его уже не обрести. Каждый мускул напрягается, когда я замираю, изливаясь в нее. Истощенный, я кладу свой лоб на ее. Мы обмениваемся слабыми улыбками, перед тем как наши тяжелые веки закрываются.
***
Вивьен растянулась на животе по диагонали моей кровати, обнаженная, удовлетворенная и моя. До этого момента я не осознавал, что задерживал дыхание в течение восьми недель. Как мне это удалось? Как можно жить без дыхания? Как я мог жить без нее?
Я обводил пальцем ее тату так много раз в свете луны, что, думаю, мог бы воссоздать ее с закрытыми глазами. Ее веселая и остроумная индивидуальность вызывает неожиданную улыбку на моем лице, когда я наедине. Ее красота – самая яркая звезда на моем небосклоне. А секс – неописуемый. Но это… обводя бутоны цветов и считая веснушки, я на небесах. Вивьен – мои небеса.
– Задумываешься, как я выглядела до всех тех чернил и отвратительных шрамов, которые они скрывают?
– Шшш… – я целую ее плечо. – Два часа ночи. Спи.
Она перекатывается на свою сторону и целует мою грудь.
– Это нормально. Иногда я пытаюсь представить, каким был Оливер до Кэролайн.
Я накручиваю прядь ее длинных волос на палец.
– И?
– И не могу. Что заставляет меня думать, что я бы не была частью той жизни, – она кладет ладонь мне на грудь в области сердца, расставив пальцы. – Поэтому, я больше об этом не думаю, потому что жизнь без Оливера Конрада – не жизнь вообще.
Я проглатываю удушающее чувство в горле. Когда Вивьен открывает душу и делится своей уязвимостью, будто тиски сжимают мою грудь. Она не представляет себе, как я неистово нуждаюсь в том, чтобы защитить ее. Что невыносимо для меня, так это чувство, когда я ощущаю, что наибольшая опасность для нее – это я сам и мое прошлое.
Я пытаюсь поднять настроение.
– Ну, я никогда не пытался представить тебя до меня. Вероятно, потому что я все еще просыпаюсь каждое утро и задаюсь вопросом, не приснилась ли ты мне. И когда я понимаю, что ты моя действительность, то чувствую, будто выигрываю в лотерею каждый чертов день моей жизни.
Она хихикает.
– Лотерею? Пффф…Ты, должно быть, имеешь в виду скретч-карту[66]66
Скретч-карта – карта из картона или пластика с нанесённой на ней (под защитным непрозрачным и стирающимся слоем) некой секретной информацией.
[Закрыть]
– Нет, я говорю о единственном победителе Мега Миллионов… каждый день.
Она проводит подушечками пальцев по волосам на моей груди, едва касаясь.
– Оли?
– Хм?
– Помнишь, когда ты пришёл в «Зеленый горшок» и тебе нужно было еще немного растений в тот день, когда мы были очень заняты?
– Да.
– Помнишь, какой длинной была очередь, и я позволила тебе подойти и получить то, что ты хочешь вне очереди?
– Да.
– Помнишь, я сказала тогда, что ты у меня в долгу?
Я ухмыляюсь.
– Да, помню.
Она смотрит на меня пронизывающим взглядом. Я могу ощущать ее тяжкие мысли, которые стали преградой между нами.
– Возвращайся в Портленд.
Я качаю головой еще до того, как она сказала последнее слово.
– Я сказал, что остаюсь.
– Тебе необходимо вернуться.
– Вивьен, нет, я не хочу возвращаться туда. Кэролайн не нуждается во мне, просто так думают ее родители. Но, правда в том, что они бредят, так же как и она.
– Оливер, тебе нужно вернуться ради себя.
– Что это значит? Ты поговорила с моей мамой?
– Ты мне должен.
Я хватаю себя за волосы, а затем тру руками лицо, смеясь саркастически.
– Я должен тебе? Правда? Ты приравниваешь обслуживание вне очереди и мое возвращение в Ад? Нет, я не поеду. Вчера утром, да, я собирался. Даже вчера вечером, дома у моих родителей я планировал ехать. Но я видел боль в твоих глазах, Вивьен. Черт, сейчас темно, но я все еще могу видеть эту чертову боль в твоих глазах! Я не еду. Точка.
Она перекатывается на меня сверху, наши лица находятся на расстоянии вздоха друг от друга.
– Оли, разве ты не видишь? Боль, которую ты видишь в моих глазах, за тебя, а не из-за тебя. Садись на самолет завтра, но не для Кэролайн или ее родителей, и не из-за своей работы, а для себя, Оли. И если ты не можешь этого сделать, – она моргает, и ее слезы падают мне на щеку, – тогда сделай это для меня.
Я не хочу ехать. Когда я сказал, что остаюсь, это было в такой же мере для меня, как и для нее. Но, когда мужчина любит женщину так, как этот конкретный мужчина любит эту конкретную женщину, нет ничего, чего я не сделал бы для нее. До передней линии фронта, до края земли, до моего последнего вдоха… вот как далеко я могу пойти ради нее.
– Для тебя, любимая, только для тебя.
Глава 30
Ага
Вивьен
Еще один понедельник, еще один день учебы, еще один день, когда я скучаю по Оливеру. Прошло шесть недель с тех пор, как он сел на самолет до Портленда, шесть недель с тех пор, как мы занимались любовью, пока солнце не показалось над горизонтом, шесть недель с тех пор, как он успокаивал меня, пока я не заснула в его объятиях, и шесть недель с тех пор, как он оставил меня спящей в нашей кровати и вышел за дверь, не попрощавшись.
После того как он согласился вернуться, ради меня, у меня было еще две просьбы. Одна – заниматься со мной любовью, пока мы не впадем в поисткоитальную кому, а вторая – уйти не прощаясь. Тоска по нему – как тупая боль; когда я учусь или сплю, я ее не замечаю. Но прощание… это медленная, жестокая пытка.
Мы разговариваем и обмениваемся сообщениями каждый день, даже если это быстрое «я люблю тебя». Оливер работает на протяжении дня и навещает Кэролайн вечерами. Ее прогресс медленный, но заметный. Оливеру удалось поговорить с ней о том, чем ее кормят, или о шоу, что транслируют больничные телевизоры. Никто не говорил о Мелани или о событиях, что привели к тому трагическому дню.
Я все также хожу к родителям Оливера каждую субботу, иногда мои родители приезжают, чтобы присоединиться к нам. Пока Хью на гребле в воскресенье утром, Джеки приходит ко мне на кофе. Это то время, когда мы разговариваем по душам. Она предполагает, что Кэролайн обсуждает смерть Мелани с доктором во время индивидуальных сеансов, а на групповых – говорит о своей борьбе с депрессией. Оливер все еще отказывается посещать специалиста или даже поговорить с Джеки об этом. Я боюсь, что он начнет ускользать от меня и всех остальных, если не предпримет что-то.
– Мама хочет, чтобы я разослала приглашения на свадьбу почтой, но ты не дала мне адрес Оливера в Портленде.
– Просто пошли ему домой. Я перескажу ему подробности, – я откладываю меню. У Алекс и меня перерыв между занятиями по понедельникам как раз во время ланча. Я планировала использовать это время для учебы, но она настояла, чтобы мы потратили его на планирование свадьбы за бургерами и картошкой фри… ладно, и салатом для нее. Хотя к этому времени уже почти ничего не нужно было планировать.
– Мама думает, что это невежливо, так как он живет в Портленде.
– Ну, он все еще оплачивает ипотеку здесь, и я надеюсь на Бога, что он все еще считает его своим домом, – я шлепаю ее по руке. – Почему ты заказываешь салат, а затем крадешь половину моей картошки? Просто возьми себе картошку.
– Не могу. Должна влезть в свое свадебное платье.
– Так что… в моей картошке нет калорий?
– Ага. Они влияют только на того, кто заказал ее, – она останавливается, половина картошки все еще торчит у нее изо рта.
– Дерьмо! Посмотри на себя, Цветочек. Ты сторонник вредной еды с костлявой задницей. Все во вселенной должно быть сбалансировано. Поэтому, если ты не поправишься от этой картошки, тогда… – она вытягивает картошку изо рта, – … черт возьми! Я не влезу в свое платье, и в этом будет твоя вина!
– Моя вина?
– Да, ты ужасно на меня влияешь. Тебя убьет, если ты закажешь салат хоть раз? Худые люди тоже умирают, ты знаешь?
– Я ем салат.
– Когда? – она тычет ножом в салат, будто пронзает рыбу.
– Почти каждый день, – смеюсь я. – Когда ты не доедаешь свой, потому что съедаешь слишком много моей картошки.
Она морщит нос и кривляется мне. Я хихикаю и откусываю большой кусок гамбургера, кетчуп и масло капают на мою тарелку.
Она хватает телефон и фотографирует.
– Что за черт? – протестую я с полным ртом.
– Все вы знаменитости забываете, что папарацци просто ждут, чтобы застать вас в неловкий момент.
– Ты до сих пор отправляешь фотографии Оливеру?
– Сейчас – да, – ухмыляется она.
***
Когда я просматриваю список литературы того, что необходимо прочитать на этой неделе, получаю сообщение от Оливера. Я ожидала звонка или даже более того, связи по скайпу.
Оливер: Ужинаю с Брайсом и Митчеллом. Поговорим завтра.
Я: Я не буду спать, позвони, когда закончишь.
Оливер: По вашему времени будет уже поздно. Завтра. Спокойной ночи, любимая.
И… я сдуваюсь, как проколотый воздушный шарик. Это всего лишь на один вечер, я знаю это. Хотя в последнее время наши телефонные разговоры стали короче, обычно из-за родителей Кэролайн или одного из клиентов Оливера. Наши сообщения стали менее содержательными, а по скайпу мы не общались уже несколько недель. На следующей неделе День благодарения, а Оливер все еще не купил билет на самолет.
У меня не было оснований злиться на него или жалеть себя. Оливер в Портленде, потому что я сказала ему ехать. Я представляла себе, что он будет разбираться в проблемах с Кэролайн и ее семьей, или посещать могилу Мелани. Наивная, но обнадеживающая часть меня осмелилась представить себе, что он также обратиться за помощью для себя. Но что я точно не представляла, так это ужин с партнерами, ланч с клиентами и все меньше и меньше общения со мной.
Я: Люблю тебя <3
Жду.
Еще жду.
Жду с нетерпением.
Нервничаю.
Схожу с ума!
Читаю еще две главы, затем проверяю телефон. Ничего. Чищу зубы и умываюсь. Ничего. Затем, как только я забираюсь в кровать с Розенбергом и заданием по английскому, телефон вибрирует.
Оливер: Ага.
Ага? АГА! Его ответ на «я люблю тебя» – ага?
Я зла… действительно зла. Проводя пальцем по экрану телефона, я размышляю над тем, позвонить ли Алекс, но я знаю, что сегодня она у Шона. Затем решаю позвонить Джеки. Она сказала, что я могу звонить в любое время и по любому поводу. Но что я скажу? «Эй, простите, что разбудила вас, но Оливер сказал: «ага».
Да, она, вероятно, начнет думать, что это сумасшествие в каком-то роде.
***
Этим утром я нуждаюсь в дополнительной порции кофе. Мне действительно нужно относиться ко сну как к жизненно важной части для моего тела. Может, мне удастся нагнать упущенное во время праздников. Да, как раз, разбираясь с невестой и девичником. Звучит, будто я вдоволь высплюсь.
Я вывожу Розенберга на прогулку еще раз, перед тем как отправиться на занятия. Хватая сумку, замечаю, что не увидела сообщение от Оливера этим утром.
Оливер: Доброе утро! Встречаю рассвет и думаю о тебе.
Уф! Я игнорирую его сообщение, пока не определюсь какое у меня настроение: всепрощающее и веселое или злопамятное и ворчливое. Выходя за дверь с сумкой на плече и термокружкой в ее боковом кармане, решаю, что оно где-то между этими полярными позициями.
Я:Хорошо.
Моя ухмылка показывает мое внутреннее удовлетворение.
Оливер: Ты на занятиях?
Я: Неа.
Оливер: С тобой все хорошо?
И вот тут настает момент расплаты…
Я: Ага.
Телефон звонит.
– Привет, – отвечаю я наиболее дипломатичным голосом, который мне удается изобразить.
– Я сделал что-то не так?
Мое молчание отвечает за меня.
– Предполагается, что я знаю, что я сделал?
Я смотрю вперед. Мой корпус приблизительно в пятидесяти ярдах от меня, поэтому я могу либо соврать и повести себя как малолетка: прервать звонок и сердиться весь день или выложить все как есть.
– Я расстроилась, когда вчера вечером не состоялся наш разговор, с чем я могу смириться. Но затем ты сказал: «ага».
– Ага?
– Ага.
– Ты сказала мне «ага» сегодня утром.
– Потому что ты сказал мне так вчера вечером, – вздыхаю я. – Я ответила тебе тем же.
– Когда я сказал «ага» тебе вчера вечером? И чего ты пытаешься добиться таким образом? – я слышу раздражение в его голосе.
– Я сказала, что люблю тебя, а ты ответил: «ага». Я пытаюсь донести до тебя, что никто не хочет, чтобы ему отвечали: «ага»!
– Это просто неформальное слово в значении «да»!
– Ну, это был неправильный ответ, Оливер! «Я люблю тебя» – это утверждение, а не вопрос, бл*дь! – я кривлюсь, понимая, что люди смотрят на меня. На самом деле я не такая девушка, которая употребляет слова на букву «Б» в публичных местах. Сворачивая на траву, я прячусь за стволом большого дерева.
– Вивьен, мне…жаль. Это было как раз в разгар ужина, и я пытался переписываться с тобой, отвечая на вопросы Брайса и Митчелла. Я не хотел…
– Стой, – я тяжело выдыхаю. – Это не твоя вина. Я слишком остро отреагировала. В последнее время я подвержена стрессу и я просто… – я очень хочу сказать то, что чувствую, «я скучаю по тебе», но не говорю. – Прости. Мне нужно бежать на занятия.
– Вивьен?
– Гм?
– Я люблю тебя.
Я усмехаюсь и закатываю глаза, чувствуя себя неловко, смехотворно и, не смотря на мое ученое окружение, слегка туповатой.
– Ага.
Оливер неожиданно смеется, и это стирает все напряжение между нами, которое воцарилось за последние пять минут.
***
В пять тридцать послышался стук в дверь. Это разносчик из моего любимого индийского ресторана, подарок от Оливера. Часом позже снова раздался стук в дверь: разносчик цветов. Я кладу их на столешницу и читаю карточку.
Я читал, что пятнадцать роз символизируют «я действительно очень сожалею, пожалуйста, прости меня». Поэтому я прислал тебе восемнадцать, потому что три означают «Я люблю тебя». ~ Оливер
После того как прошла первоначальная эйфория «О, я самая счастливая девушка», я осуждаю себя за детское отношение, ненадежность, поведение девушки-подростка. Ему стоит задуматься, не меняет ли он одну полностью нестабильную женщину на другую. Я молю Бога, чтобы он не рассказывал никому о нашем споре и своей необходимости извиняться. Я могу себе представить этот разговор.
– Эй, Оливер, к чему такой широкий жест?
– Я написал Вивьен слово «ага».
Если уже это не говорит о первых звоночках сумасшествия, тогда я не знаю, что может на это указывать.
Я знаю, что он вероятно с Кэролайн, но не могу устоять, чтобы не отправить короткое сообщение.
Я: Я не достойна.
Я удивлена его немедленным ответом.
Оливер: Расскажи мне об этом. Я только что получил фотографию. Тебе придется серьезно объясниться!
Я задерживаю дыхание, в то время как голова кружится от замешательства.
Я: Какую фотографию?
Оливер: Поговорим позже.
Я не могу думать ни о чем другом после его странного ответа. Фотография… какая фотография? Я была в баре еще несколько раз вместе с Челси, Фелицией и Тесс, и мы все делали глупые фотографии на свои телефоны, но я никогда не была с другим парнем или делала что-то такое, что могло бы расстроить Оли.
Время тянется, пока я снова и снова перечитываю одну и ту же страницу книги. Наконец, как приостановление исполнения приговора, мой телефон вибрирует. Оли прислал мне фотографию… ту фотографию. Затем он звонит.
– О боже! Ты засранец, я думала, ты злишься.
– Я злюсь.
Я перевожу звонок на громкую связь и смотрю на фото, которое Алекс сделала вчера во время ланча – то, на котором я выгляжу как бешеное животное, нападающее на гамбургер. Он был таким вкусным, но даже я морщусь, глядя на то, как кетчуп и масло капают с него.
– Ты же осознаешь, что мой отец – кардиолог, да? Если это выйдет наружу, то это позор для нашей семьи.
Я смеюсь, и даже если он не может меня видеть, мое лицо краснеет.
– Я думаю, это был бургер с индейкой.
– Вивьен.
– По крайней мере, я его заказывала, но если подумать, официант мог перепутать мой заказ, и у меня не было времени, чтобы ждать, пока он исправит это…
– Любимая, ты не умеешь врать как положено.
Я смеюсь.
– Ты меня спрашивала о Дне благодарения. Боюсь, что не смогу приехать домой. Мне действительно очень жаль.
