Текст книги "Вне пределов (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Она несчастна. Мне кажется, если я расскажу ей об этом, это избавит её от страданий.
– Не будь так уверен. – Она качает головой, поднося чашку к губам. – Если это не пробудит её память, чего пока явно не произошло, то это может привести к ещё большему разочарованию, как у человека, страдающего амнезией. – Губы Хейзел слегка морщатся, когда я испускаю долгий вздох. – Ты скучаешь по своей жене.
Я киваю, сосредоточившись на её чашке. Дженна пила горячий чай каждый день.
Она была знатоком чая.
– И ты скучаешь по своей подруге.
Я киваю.
– Ты скучаешь по себе.
Я поднимаю взгляд. Хейзел грустно улыбается мне.
– Люди, которые приходят в нашу жизнь, делают её яркой и насыщенной. Когда мы любим, мы даём частичку своего сердца, своей души другому человеку. Их счастье – наше счастье. Их горе – наше горе. И когда они умирают… часть нас умирает вместе с ними.
– Если я смогу найти Морган в Суэйзи, то смогу ли найти ту часть себя, которая умерла вместе с ней?
С тихим, располагающим к себе смешком она качает головой.
– Разве это не было бы чем-то удивительным? К сожалению, я не могу дать однозначный ответ. Мы говорим о вещах, которые многие специалисты даже не рассматривают как возможные. Кажется, мы забыли, что самые важные открытия в истории были сделаны людьми, которые осмелились поверить в невероятное и рискнуть сделать невозможное. Я уверена, что большинство моих коллег считают опубликованные мною работы по реинкарнации позором для нашего факультета.
Я пытаюсь скрыть улыбку. Все думают, что она сумасшедшая. Когда-то я тоже так думал. Сейчас… не знаю, что и думать.
– Спасибо, что уделили время. – Я встаю. – Я думаю, вы смелая и дерзкая – совсем не сумасшедшая.
– Тссс… – Она подмигивает. – Мне нравятся сумасшедшие. И дай знать, что из этого выйдет. Я ужасно заинтригована.
∞
ТРИ ДНЯ НАЗАД Нейт отпустил меня со словами: не унывай, мы разберемся с этим.
Эти слова были очень важны для меня. С тех пор мы почти не разговаривали. Я не знаю, что он хотел этим сказать. Это моя проблема, а не его.
То, что Гриффин избегает этой темы, тоже удручает. Я пытаюсь взглянуть на это с их точки зрения. Я требую от них многого – сказать, что они мне верят.
– В нём много имбиря.
Гриффин убирает мои волосы, собранные в хвост, с плеча и целует в шею, пока я помешиваю соус «Альфредо».
Мои мысли возвращаются к настоящему. Я готовила ужин на автопилоте, пока Гриффин смотрел гонки.
– Это чеснок. И, вероятно, я положила его слишком много. Но можно ли переборщить с чесноком в соусе «Альфредо»?
Он посмеивается, поднимая бутылочку со специями, которую я только что поставила на прилавок.
– Нет, не думаю, что в соусе «Альфредо» может быть слишком много чеснока. Но, возможно, избыток имбиря может перебить вкус «Альфредо».
– Чёрт. – Я морщу нос, когда смотрю на этикетку. – Чёрт возьми! Я испортила ужин.
– Я люблю имбирь… и эксперименты. – Гриффин поливает соусом две тарелки феттучини. – Перестань хмуриться. – Держа по тарелке в каждой руке, он наклоняется и зажимает мою нижнюю губу зубами, удерживая её до тех пор, пока я не начинаю улыбаться, вырывая ее из его хватки. – Вот и моя девочка. Не помню, когда видел твою улыбку в последний раз.
Мой взгляд скользит по его лицу.
– Извини.
– Не извиняйся.
Он кивает головой в сторону раздвижных дверей, ведущих на мой балкон, когда я беру наши напитки.
Мы устраиваемся на двух стульях с красной обивкой, разделенных круглым столом.
Вид на переулок внизу и старый парк напротив не особо впечатляющий, но окна выходят на восток, так что мы можем наслаждаться ужином без слепящего солнца.
– Расскажи о своём дне или о причине постоянной хмурости, от которой ты отмахиваешься, словно от пустяка.
– Прости.
– Прекрати. Извиняться. – Он улыбается, качая головой и накручивая пасту на вилку. – Я не злюсь. Просто не понимаю. Я сделал что-то не так?
– Нет. – Я ковыряюсь в еде, но не чувствую голода. – Мне нужно тебе кое-что сказать, вот и всё.
Гриффин кашляет, и кашляет, и хватает стакан с водой, и залпом выпивает его. Я морщу нос, пытаясь понять, от чего он закашлялся. Ударяя себя кулаком в грудь, он прочищает горло. Я накручиваю пасту на вилку и осторожно засовываю её себе в рот.
– Фу… гадость! – Я выплевываю еду обратно в тарелку. – Я тоже люблю имбирь, но это гадость, а не эксперимент.
Гриффин смеётся, доставая телефон из кармана джинсов.
– Я закажу пиццу.
Я отношу тарелки на кухню и возвращаюсь с кувшином холодного чая, чтобы наполнить наши стаканы. Гриффин любит холодный чай ройбуш19 с черникой. Мне нравится, что этот удивительный мужчина рядом со мной не нуждается в постоянном движении, чтобы наслаждаться жизнью – чтобы наслаждаться мной.
– Сорок минут.
Он кладёт телефон на круглый столик и протягивает руку.
Я беру его за руку, позволяя усадить меня к себе на колени. Гриффин утыкается носом мне в шею под волосами, собранными в хвост.
– Ты что, бросаешь меня? – бормочет он, прижимая меня спиной к своей груди, а кончиками пальцев скользя под подол моей голубой майки и лаская кожу. – Это ты собиралась мне сказать?
Я смеюсь, потому что от его прикосновения становится щекотно, а его слова звучат нелепо.
– Нет, я тебя не бросаю. И никогда не брошу. А если ты попытаешься бросить меня, я найду тебя, свяжу и отберу мотоцикл, пока ты не одумаешься.
Из его груди вырывается смех.
– А что, если я изменю тебе?
– Я отрежу тебе член, но ты всё равно будешь моим.
– Оу… это жестоко, детка. – Его тело напрягается подо мной, словно он пытается защитить упомянутый орган от моей угрозы. – Ты будешь скучать по моему члену.
Я накрываю его руки своими и переплетаю наши пальцы, чтобы он не щекотал меня.
– Это неоспоримо, но у тебя останется язык. – Закинув ноги на перила, я испускаю долгий вздох. – Я позвонила в школу и сказала им, что вынуждена, к сожалению, отозвать своё согласие на временную должность преподавателя этой осенью.
– Что? Зачем ты это сделала?
– Нейт попросил меня присматривать за Морган в течение всего дня.
– И ты отказалась, потому что у тебя появилась первая работа преподавателя. Верно?
Я качаю головой.
– Это всего лишь временная должность на период декретного отпуска преподавателя.
– Это работа, Суэйзи.
Голос Гриффина срывается на крик.
– Как и присмотр за Морган. Нейт платит мне.
– Значит, теперь он Нейт? Я думал, ему нравится, когда его зовут Натаниэль.
Мои ноги касаются пола, и я пересаживаюсь у него на коленях, чтобы встретиться с ним взглядом. Однако ещё до того, как вижу его лицо, я уже знаю, что оно выражает строгость. Я понимаю это по резкости его слов и по тому, как его руки крепче сжимают мои, когда я произношу имя Нейта.
– Для меня он Нейт.
– Что это значит?
– Ты знаешь, что это значит.
Гриффин осторожно качает головой.
– Нет. Не думаю, что знаю.
– Перестань вести себя так, будто у нас не было этого разговора, хотя с тех пор ты не сказал ни слова. Попытки игнорировать ситуацию не помогут тебе справиться с ней. Я знаю это по собственному опыту.
Он почёсывает затылок. Мой взгляд непроизвольно скользит по изгибу его бицепса и на то, как напряглась покрытая татуировками кожа. Но сейчас не время для подобных мыслей.
– Ты про чтение мыслей?
Я склоняю голову набок.
– Так мы это называем?
Он издает смешок, вытягивая руки ладонями вверх, прежде чем опустить их обратно на подлокотники кресла.
– У тебя есть лучшее объяснение этому?
Мои глаза сужаются, а внутри закипает гнев. Я готова броситься в бой, чтобы защитить себя.
– Ты думаешь, я сумасшедшая. – Я встаю и отступаю от него, пока не касаюсь спиной перил. – Я так и знала. Почему ты просто не сказал этого? Зачем притворяться, что ты меня поддерживаешь? Ты на самом деле думал, что это всего лишь дурацкие гормоны или недостаток сна?
– Тебе прекрасно известно, что я не говорил ничего подобного. Однако я посоветовал тебе рассмотреть альтернативные варианты трудоустройства и не соглашаться на полный рабочий день в условиях, которые могут привести к подобным приступам.
– Приступам? – Я наклоняю голову вперед, хватаясь за поручень. – У меня нет приступов, срывов или головокружений. Это не проходит. Я знаю то, что знаю, и это реально, а не какая-то иллюзия или сон.
– Ладно, успокойся.
Он тянется ко мне.
Я позволяю ему взять меня за запястье, но не подчиняюсь его притяжению. Объятия, прикосновения к моей шее и коже могут возбудить меня, но это не изменит того, что у меня на уме. Он откидывается на край своего стула, когда я сопротивляюсь его молчаливому приказу сдаться ему.
– Ты можешь читать мысли профессора… или заглянуть в его прошлое. Как бы то ни было… Я хочу сказать, что нет ничего хорошего в том, чтобы погружаться в ту среду, которая вызывает у тебя стресс. Ответ не в том, чтобы проводить больше времени с ним и Морган. У тебя есть своя жизнь, диплом, который ждёт применения, и парень, который хочет провести с тобой остаток своей жизни.
Слёзы жгут глаза. Мне не нравится, когда моё будущее – мои мечты – предстают передо мной так, словно всё, что мне нужно сделать, это только протянуть руку. Но я не могу дотянуться. Что бы ни происходило у меня в голове, это кажется чем-то важным, словно я буду жить во лжи, если не разберусь в этом прежде, чем отпустить.
– Ты просишь меня выйти за тебя замуж?
Я вытираю слезы с глаз, пока они не вырвались наружу.
Гриффин откидывается на спинку стула и, заложив руки за голову, пристально смотрит на меня. Его взгляд пронизывает, как лучи солнца.
– Это было не предложение руки и сердца. Возможно, иногда я бываю придурком, но я не из тех, кто использует предложение руки и сердца, чтобы отвлечься или выиграть спор. Я просто хотел сказать, что люблю тебя больше, чем кто-либо другой на свете. И твоё счастье значит для меня всё. Но сейчас ты не выглядишь счастливой. Когда ты согласилась преподавать, ты была счастлива. До того, как встретила профессора, ты была счастлива.
Это моя заветная мечта. Как бы я ни старалась быть современной практичной женщиной, которая понимает, насколько нелепо тратить кучу денег на белое платье, дорогие цветочные композиции и банкет на двести персон, я всё ещё остаюсь двадцатиоднолетней девушкой, которая слушает песни о любви и представляет, как вальсирует на танцполе в свадебном платье в роли миссис Гриффин Кэллоуэй.
– Я счастлива. Но в то же время мне страшно. Дело не только в Нейте. Я говорила тебе, что до того, как увидела его в кабинете доктора Грейсона, я иногда встречала людей в магазине, в кино или где-то ещё, и я узнавала их. Но это всегда было лишь мимолётное воспоминание, которое я тут же забывала, как странное ощущение дежавю.
Он пожимает плечами.
– Это обычное дело. Я иногда вижу людей, которые кажутся мне знакомыми, и это сводит меня с ума, потому что я уверен, что знаю их, но не могу вспомнить ни их имён, ни откуда я их знаю.
Я смеюсь, отмахиваясь от его попыток сопереживать.
– Ты видишь кого-то знакомого, и это сводит тебя с ума, потому что ты ничего о нём не можешь вспомнить, но он выглядит знакомым, и это единственная связь, которую устанавливает твой мозг. Я вижу определённых людей и знаю, что их зовут Крейг Холл, он был королём выпускного бала, получил травму связок на футбольном матче, открывающем сезон. Он кажется мне смутно знакомым, потому что я помню его ещё до того, как его чёрные волосы поседели, а плоский живот превратился в пузо.
Гриффин смотрит на меня с нечитаемым выражением лица. Я избегаю психотерапевта с многолетним опытом и прекрасным образованием. Он, вероятно, слышал всё, но я ожидаю, что мой двадцатитрехлетний парень постигнет нечто непостижимое, как это сделал бы великий философ эпохи Возрождения? Не думаю, что душа Гриффина настолько стара.
Это невозможно объяснить, но я всё равно пытаюсь.
– Если бы ты сказал мне, что видел призрак своей прабабушки Аннабель и её пуделя Корки, я бы подумала, что ты сошёл с ума. Если бы ты сказал мне, что после изнурительной тренировки, слушая Slipknot, ты воспарил над землёй на высоту двух метров, я бы не поверила тебе.
Гриффин делает несколько больших глотков чая и наблюдает, как он кружит по стакану, позвякивая льдом.
– Ты позволишь мне усомниться в твоих словах?
– Да.
– Если я скажу, что, по-моему, ты сходишь с ума, ты на меня рассердишься?
– Да.
Он вскидывает голову, и его брови сходятся на переносице.
– Но ты только что сказала…
– Знаю. Я прошу тебя солгать мне, если правда причиняет боль. Я прошу тебя любить меня, даже если ты меня не понимаешь. Это эгоистично и незрело. Я эгоистична и незрела. Но я также одинока, напугана и переживаю то, что разрушает мою жизнь. Возможно, сейчас ты думаешь, что я сошла с ума, но если я не разберусь с этим, то, скорее всего, сойду с ума.
Гриффин изучает меня несколько секунд.
– Хорошо.
– Хорошо?
– Да. Хорошо. Но я хочу, чтобы ты сходила к врачу.
– К Доктору Грейсону?
– Нет. К врачу, который убедится, что ты…
Он прочищает горло и с трудом сглатывает, прикрывая рот рукой и глядя в пол, между нами.
Душераздирающе видеть, как он изо всех сил пытается сказать то, что хочет.
Большие карие глаза смотрят на меня снизу вверх.
– Я хочу… мне нужно знать, что с тобой всё в порядке. Физически.
– Я прошла медосмотр.
– Жена Джетта умерла от опухоли головного мозга два года назад.
Мой вечный хмурый взгляд возвращается. Мысль об опухоли приходила мне в голову, но я не понимаю, как опухоль мозга может объяснить это.
– Извини, я не знала, что у твоего босса умерла жена.
Он кивает.
– Не могу представить, каким образом опухоль мозга может вызвать такие последствия. Мне уже проводили сканирование20, когда я была моложе и умна не по годам. Всё было в норме.
– Господи, Суэйзи! Ты можешь просто сделать это для меня?
Он резко встает.
Я замираю. Это не Гриффин. Он расчётлив… контролируем.
Он заключает меня словно в клетку, положив руки на перила, и его задумчивый взгляд приковывает меня к себе.
– Пожалуйста, – шепчет он, прижимаясь своим лбом к моему.
От выражения боли на его лице у меня мурашки бегут по коже, а сердце колотится где-то в горле.
– Я так чертовски сильно тебя люблю. – Его голос срывается, когда он проводит своими губами по моим. – И мне тоже страшно.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ Я приступаю к работе няней Морган на полный рабочий день. Нейт просит меня сопроводить её в университет, чтобы с ней познакомились его коллеги. Я не ожидала, что поступит такая просьба, но без колебаний собираю вещи, чтобы Нейт мог её показать.
Машина Дженны.
Весь мир Нейта на заднем сиденье.
Интенсивные полуденные пробки.
Моё сердце не бьётся до тех пор, пока я не паркуюсь на стоянке перед корпусом Нейта.
– Мы сделали это, малышка. – Я отстегиваю её сиденье от основания и прицепляю его к коляске. – Ты собираешься спать весь остаток дня?
Словно чувствуя необходимость ответить мне, она морщит носик и прикрывает кулачками прищуренные глаза и рот, прежде чем снова погрузиться в колыбельную. Я опускаю козырек сиденья, чтобы защитить её от солнца, ярко сияющего на безоблачном небе. Сегодня прекрасная погода. После долгого периода изнуряющей жары и духоты дует лёгкий ветерок, температура воздуха комфортная, – двадцать шесть градусов.
– Тук-тук.
Я жду, пока Нейт оторвёт взгляд от своего компьютера.
Он улыбается так широко, что у меня захватывает дух, ведь я уже множество раз видела эту улыбку, но каким-то непостижимым образом. Она такая родная, утешительная и незабываемая. Эти волнистые рыжие волосы, чарующие голубые глаза и волевой подбородок, обрамляющие его безупречную улыбку, просто великолепны. Невозможно представить, чтобы его студентки не были без ума от красавчика профессора Ханта.
– Заходите. Как прошла поездка?
Я поднимаю руки.
– Мои костяшки всё ещё белые.
Он обходит свой стол и вынимает Морган из кресла.
– Тебе не нравится водить машину?
– Я прекрасно управляю своей машиной, когда ничья жизнь не зависит от меня.
– Я доверяю тебе.
На её ручках и ножках появились симпатичные складочки, но в объятиях «мистера хоккеиста» она по-прежнему выглядит крошечной.
– Что? – спрашивает он, обнимая её с уверенностью опытного отца.
Она прижимается к его шее, словно это её самое любимое место в мире.
– Я ничего не сказала.
– Но у тебя забавная улыбка на лице.
Он опускается в своё рабочее кресло и покачивает дочь.
Поджав губы, я пожимаю плечами.
– Расскажи.
Нейт игриво смотрит на меня. Кто этот парень? Кажется, что с каждым днём он становится всё больше тем Нейтом, которого я помню.
– Правду?
Он кивает, на его губах всё ещё сияет улыбка, и он уделяет мне всё своё внимание.
– Ты не слетишь с катушек?
– Говори.
– Ты отличный отец, такой же, как и твой отец. Я знаю, он не смог дать тебе мир в реальной жизни, но…
Я зашла слишком далеко. Моё сердце бьётся так сильно, будто вот-вот произойдёт что-то ужасное.
– Но?
Нейт склоняет голову набок.
Сделав медленный, глубокий вдох, я рассказываю о картинах в моей голове.
– Он пытался. Когда тебе было тринадцать, он продал часы, которые ему подарил отец, чтобы отправить тебя в хоккейный лагерь в Миннеаполисе.
Улыбка Нейта исчезает, и его взгляд переключается на что-то на столе – или, возможно, он погружается в прошлое, вспоминая лагерь, часы.
– Ты уверена?
Я несколько раз киваю, проходя по его кабинету, где вдоль стен стоят книжные полки, а на стене висят дипломы и сертификаты. Когда я быстро оглядываюсь через плечо, он снова смотрит на меня.
– Я этого не знал.
– Спроси его.
Прижимаясь губами к макушке Морган, он бормочет:
– Мне это не нужно.
– Потому что ты думаешь, я всё выдумываю?
Я снимаю сумочку с плеча, ставлю её на пол рядом с коляской и сажусь на один из двух стульев напротив его стола.
– Я верю тебе.
– Правда? – спрашиваю я и вопрос срывается с моих губ словно конфетти.
Он улыбается.
– Я списал на тесте по испанскому. Ответы были написаны у меня на ноге, прямо над большой дырой на колене джинсов. Я так и не освоил испанский, а риск быть пойманным был слишком высок, поэтому я решил перейти на французский.
– Серьёзно?
Он кивает.
– Забавно. Я этого не знала.
Его лицо становится отрешённым, он несколько раз быстро моргает, обводя взглядом комнату, словно не желая отвечать на мой комментарий.
– Итак… ты сможешь быть дома к двум часам в эту пятницу? У меня прием у врача.
Нейт снова переводит взгляд на меня, пока Морган ерзает и суетится. Я достаю бутылочку из пакета для подгузников, она ещё тёплая, потому что мы подогрели её перед уходом. Я знала, что она скоро захочет есть. Как будто мы делали это уже тысячу раз, я протягиваю ему бутылочку, и как только он устраивает Морган поудобнее, я набрасываю ему на плечо пеленку для срыгивания.
– Всё в порядке? Плановый осмотр, надеюсь.
Его взгляд становится более пристальным.
– Не плановый осмотр. Но не думаю, что они что-нибудь обнаружат. – Я сажусь обратно в кресло. – Гриффин попросил меня сделать КТ мозга.
Я смеюсь.
Нейт – нет.
– Жена его босса умерла от опухоли мозга. Он просто беспокоится, что моя особая способность заглядывать в твоё прошлое и в прошлое других людей может быть вызвана какими-то проблемами с мозгом. Я делаю это для него. – Я пожимаю плечами. – Это то, что мы делаем для тех, кого любим.
– Я уверен, что с тобой всё в порядке.
– Спасибо, доктор Хант.
Я улыбаюсь, и он делает то же самое.
– О боже!
Я резко поворачиваю голову на звук высокого голоса. Брюнетка, лет пятидесяти с небольшим, прикрывает рот руками, частично скрывая удивлённое выражение лица.
– Она здесь.
От её голоса могли бы треснуть стекла.
Не удостоив меня даже взглядом, она мчится прямиком к Нейту и Морган.
– Натаниэль, она самое прекрасное создание, которое я только видела.
– Спасибо, Донна. Я не скажу твоим четверым детям, что ты это сказала.
Нейт лукаво подмигивает ей. Он всегда был таким любителем флирта.
Клянусь, я так думаю. И это не просто догадки, я точно знаю.
– Можно, я украду её ненадолго? Тея, Мэдлин и Грейс в кабинете дальше по коридору. Они тоже захотят её увидеть.
Мне нравится, что он не соглашается сразу же. По его лицу пробегает тень сомнения, когда он смотрит на свою дочь. Он такой заботливый.
– Мы все мамы, Натаниэль. Она будет в надёжных руках. Я буду защищать её ценой своей жизни.
– Я могу отнести её к ним.
– Нет, нет. Тебя ждёт студентка, – она наконец, бросает на меня быстрый взгляд и вежливо улыбается.
Нейт смотрит на меня. Он не стал опровергать её домыслы, лишь многозначительно помолчал. Затем перевёл взгляд на Донну.
– Не трогай её за руки, пока не помоешь свои. Не давай ей сосать воздух из бутылочки. И если Мариэтта появится, не позволяй ей держать Морган, потому что я не хочу, чтобы от моей дочери пахло сигаретным дымом.
Прежде чем он успевает произнести последние слова, Донна хватает Морган, бутылочку и пеленку для срыгивания с его плеча.
– Не волнуйся, Натаниэль. Я позабочусь о маленькой мисс Морган, – говорит она детским голоском, выходя из его кабинета.
Я хочу побежать за ней и убедиться, что они на самом деле помоют руки, прежде чем прикасаться к рукам Морган, и будут держать её бутылочку под нужным углом, чтобы она не глотала воздух, и защитить её от постоянно курящей Мариэтты. Страшно представить, как сильно я люблю эту маленькую девочку, которая мне не принадлежит. У меня большой опыт общения с детьми, но ни к кому я не испытывала таких сильных чувств, как к Морган.
– С ней всё будет в порядке.
Я улыбаюсь Нейту.
Морщины на его лбу немного разглаживаются.
– Итак, профессор Хант, возможно, вам стоит чему-нибудь научить свою студентку.
Я постукиваю пальцами по подлокотникам кресла.
Его плечи расслабляются, а с лица уходит тревога, и он улыбается своей красивой улыбкой.
– Мне интересно, ты по-прежнему ешь фиолетовое мороженое?
Я улыбаюсь.
Зная так много и в то же время так мало о Нейте, я испытываю такой же трепет, как ребенок, открывающий подарки на Рождество, – чистое удивление и предвкушение.
Он откидывается на спинку стула и кладет ноги в джинсах на стол, скрестив их в лодыжках. Его чёрно-белые кроссовки выглядят совершенно новыми. Я не помню, чтобы он носил новую обувь, и это вызывает у меня грусть по тому мальчику, которого я вижу в своей голове.
– Ты хочешь поговорить о Дейзи?
Нейт слегка приподнимает бровь.
– Это тот период твоей жизни, о котором мне ничего не известно.
Он задумчиво потирает подбородок и усмехается.
– Разве это не кажется странным, ведь она была такой значимой частью моего детства?
– Серьёзно? Это кажется тебе странным? А не тот факт, что я, по сути, незнакомка, на пятнадцать лет моложе, и мне удалось заглянуть в твоё прошлое с мельчайшими подробностями?
Несколько раз медленно кивнув и устремив на меня остекленевший, почти задумчивый взгляд, он облизывает губы и произносит слова, которые я до смерти хотела услышать.
– Я по-прежнему ем фиолетовое мороженое.
Мой разум ликует, а тело сохраняет безмятежность, словно ничего не произошло.
Это поистине грандиозное событие!
∞
Натаниэль Хант, 14 лет
Я ОБРЁЛ СВОЮ вечность в четырнадцать лет. Разумеется, я никому об этом не рассказывал, даже Дейзи. В четырнадцать лет мальчики, которые выглядели на семнадцать, играли в хоккей со старшими и решали споры с помощью кулаков, не влюблялись. То, что Дейзи стала моей лучшей подругой, принесло мне столько проблем, что хватило бы на всю жизнь.
– Жаль, что у тебя нет кабельного.
Дейзи бросила пакет с фастфудом на мой ноутбук, затем скинула мой рюкзак с изножья двуспальной кровати и плюхнулась на его место.
– Почему?
Я придержал учебник геометрии, чтобы он не упал на пол.
– Потому что, когда я прихожу, он всегда спит в своём кресле с включенным телевизором, и не слышит меня. Если бы у вас было кабельное телевидение, я бы переключила канал на порно, чтобы, когда он проснётся, ему не понравилось, что мы смотрим.
Я рассмеялся, запихивая в рот жирную картошку фри. Это был мой первый приём пищи за день, что было дерьмово, поскольку было уже восемь вечера. Дейзи, тратившая свои карманные деньги на еду для меня, была не самым ярким моментом моего детства, но чувство голода было сильнее гордости.
– У него может случиться сердечный приступ, ведь наша кулинарная фея приносит нам только фастфуд.
Я взял чизбургер и запихнул половину в рот.
– Я положила его порцию в холодильник. – Она сморщила нос. – Холодная картошка будет отвратительной на вкус.
– Ему будет всё равно, – пробормотал я с полным ртом жирного лакомства. – Это еда. Он ещё не нашел работу, и через неделю мы, вероятно, окажемся на улице.
– Не говори так.
От того, как она надула свои пухлые губы, мне захотелось их поцеловать. Мне нравилось целовать Дейзи, а ей нравилось целовать меня. Это было то, что я мог ей дать. В моей жизни было много дерьма, и из-за этого мне было сложно ощущать себя мужчиной, что было безумием, поскольку мне было всего четырнадцать. Но я хотел быть мужчиной для девушки, которая была моей навсегда. Однако вместо этого я стал объектом благотворительности вместе со своим отцом.
– Завтра я принесу немного яблок и бананов. Я только беспокоюсь, что в них будет недостаточно калорий.
– Хватит тратить деньги на питание для бедных.
Я бросил пакет на и без того захламленную тумбочку, скинул на пол тетрадь и учебник по геометрии и, схватив её за талию, притянул к себе на колени.
– Не называй себя так.
Она обвила руками мою шею.
Я улыбаюсь.
– Не волнуйся. Мама придёт и спасёт положение.
Я засунул руки в карманы её джинсов. Это было пределом моей смелости. Мои друзья ощупывали девочек под рубашками. Некоторым из них посчастливилось больше. А мои старшие товарищи по хоккейной команде шли до конца. Я слишком уважал Дейзи, чтобы переступать эти границы. Я слишком уважал её родителей, чтобы использовать их дочь в своих интересах, особенно когда знал, что они закрывали глаза на её благотворительность – благотворительность, которая не давала моему желудку пустовать.
– Что значит «спасёт положение»?
Она играла с моими волосами, запуская пальцы в непослушные локоны.
– Папа считает, что она начинает чувствовать себя виноватой за то, что бросила меня, и тогда она появляется на несколько недель, и на деньги своего богатого бойфренда заполняет холодильник и кладовую, готовит еду, появляется на одном из моих хоккейных матчей, а потом снова уезжает.
Дейзи вкусно пахла, лучше, чем чизбургер, что для голодного подростка означало многое. Она перешла от одежды унисекс и отсутствия макияжа к девчачьей одежде, подчеркивающей недавно сформировавшиеся изгибы, мерцающим блескам для губ и цветочным лосьонам, от которых мои побочные эффекты полового созревания обострились.
– Почему он позволяет ей возвращаться домой? Она ему изменяет. Не понимаю, почему они всё ещё женаты.
– Мой отец говорит, что любит её, несмотря ни на что. Думаю, он боится, что Всевышний расстроится, если они разведутся. Он никогда не забывает упомянуть её в молитвах. Это немного смущает. Словно… все и так думают о нашей ситуации самое худшее, зачем ему делать это достоянием общественности?
Она смеётся.
– И о чём эта молитва? Милостивый боже, просим, чтобы жена Дэвида Ханта перестала ему изменять и вернулась домой, чтобы кормить семью и стирать бельё?
– Нет… – я впился зубами в нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку, – только глажка. Я стираю, не глажу. Я бы, наверное, поджёг папины рубашки.
Снова раздалось хихиканье.
– Прекрати. Нет. Ты не… – Я схватил её за запястье.
Она отмахнулась.
– Это круто.
С помощью резинки для волос, которую она достала из кармана, она собрала мои волосы в хвост. Они были достаточно длинными, чтобы можно было это сделать.
– Это по девчачьи. Перестань.
Я сделал вид, что сопротивляюсь, когда она схватила меня за запястья и обвила ногами, чтобы я не мог распустить хвост.
Она была невесома, а я недавно начал поднимать тяжести, чтобы не отставать от своих старших товарищей по команде. Мы играли в игру, в которой она сдерживала меня, но мы оба знали, что это не так. Мне нравилось, как она извивалась и подпрыгивала на мне по причинам, которые нравились любому подростку, а ей нравилось притворяться, что она всё контролирует.
– Мне нужно подстричься. – Проворчал я, когда она откинулась назад и улыбнулась своей работе.
– Что, если ты, как Мейсон, подстрижешь волосы и потеряешь всю свою силу?
– Кто такой Мейсон?
Дейзи закатила глаза.
– Из Библии.
Я от души расхохотался.
– Ты ни разу в жизни не была в церкви. И я знаю, что ты не прочитала ни строчки из Библии, потому что, если бы прочитала хоть что-нибудь, ты бы знала, что это был Самсон, а не Мейсон.
Её глаза сузились.
– Не умничай. Никто не любит умников. Я не виновата, что не хожу в церковь, это бог виноват.
Она скрестила руки на груди.
– Это не вина бога. Это вина твоих родителей, потому что они атеисты.
– Что значит «атеисты»?
– Они не верят в бога.
Она вскинула голову.
– Это неправда. Они просто злятся на бога.
– За что?
Она потянула меня за хвост в разные стороны, чтобы он не выпал из завязки.
Я посмотрел на неё с раздражением.
– Ты умеешь хранить секреты?
Это был самый нелепый вопрос на свете. Мы были лучшими друзьями. Знала она об этом или нет, но я планировал когда-нибудь жениться на ней, завести троих детей и купить хороший, но скромный дом, который будет оплачен из моей солидной зарплаты в НХЛ. Я был единственным, кто знал об этом. И это было доказательством моих способностей хранить секреты.
– Это глупый вопрос, Дейзи.
– Если ты не перестанешь называть меня Дейзи, я больше никогда ничего тебе не скажу. Именно поэтому мне нужен настоящий парень, который называл бы меня Морган, или деткой, или… принцессой.
– Принцессой? Правда? Ты кто? Пудель?
Каждый день на протяжении четырех лет она угрожала мне что найдет «настоящего парня». Меня это больше не волновало. Я завоевал её внимание.
Её улыбку.
Её поцелуи.
Её свободное время.
Её страхи.
Её мечты.
Это была настоящая реальность.
– Заткнись.
Она закрыла мне рот рукой.
Я лизнул её.
– Фу…
Она отдёрнула руку.
Прежде чем на её лице появилось угрюмое выражение, я поцеловал её. Она ответила на поцелуй. Сначала это было неуклюже, но потом мы нашли свой ритм. Её голова повернулась в одну сторону, а моя – в другую, и наши губы сами нашли друг друга. Мой язык коснулся её, и она отстранилась, словно я искушал её запретным.
– Гадость, придурок, – сказала она, отстраняясь, задыхающимся голосом и с раскрасневшимися щеками, однако улыбка на её лице скрыла всю злость, прозвучавшую в словах.
– Расскажи мне свой секрет.
– Обещай не…
– Да, да… я никому не расскажу.
– Отлично. Лучше бы тебе этого не делать. – Её взгляд опустился чуть ниже моего рта. Это был странный момент, я редко видел свою подругу такой взволнованной. – За два года до моего рождения у моей мамы родился мальчик. Он родился мёртвым – мертворожденным или что-то в этом роде.
