Текст книги "Вне пределов (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– Не злись.
– Нет. – Он качает головой и натягивает футболку. – Я не злюсь. Просто гадал, когда же с нами это произойдет.
– Что произойдет?
Я следую за ним к двери, где он обувается.
– Когда один из нас не захочет секса. Я не жалуюсь. У нас были отличные времена.
– Между нами всё кончено? – спрашиваю я, и мой голос срывается на визг.
– Нет. – Грифф смеётся, обхватывает мое лицо и крепко целует в губы. – Мы стали другими. Вот и всё. Нам хорошо вместе. Мне больше не нужно предупреждать перед тем, как кончить тебе в рот, а ты можешь спокойно рассказывать о своих паранормальных ощущениях и о том, что не хочешь заниматься сексом.
Не могу поверить, что считала его старой душой. Сейчас он – воплощение молодости двадцати с чем-то лет.
Грубый.
Эгоистичный.
Дерзкий.
– Ты думаешь, я сумасшедшая. Просто скажи это.
Он открывает дверь, выходит в коридор и поворачивается ко мне.
– Я думаю, ты чертовски сексуальна.
– Но сумасшедшая.
Поцеловав меня в лоб в последний раз, он спускается по лестнице.
– Ты сумасшедшая раз не хочешь раздеваться передо мной сегодня, но я люблю тебя. Спокойной ночи, детка.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПЕРВАЯ ОФИЦИАЛЬНАЯ РАБОТА ПРЕПОДАВАТЕЛЯ.
Ладно, официальная – это, возможно, и преувеличение. Я подменяю женщину, находящуюся в декретном отпуске, но в течение восьми недель я формирую умы двадцати пяти четвероклассниц.
Отправив маме и Гриффину сообщение о том, что получила работу, я тащусь через весь город, чтобы успеть на свою вторую работу – если она у меня ещё есть. То, как Нейт выпроводил меня прошлым вечером, было похоже на конец. Как бы я ни была к нему привязана по какой-то необъяснимой причине, я не могу забыть, что он мой начальник и не по собственному желанию он меня нанял.
– Привет? – Зову я почти шепотом, сбрасывая обувь и ставя рюкзак на пол.
Рейчел обычно встречает меня с накормленной Морган, чистым подгузником и благодарной улыбкой.
Но не сегодня.
– При-вее-ет?
Я выглядываю из-за угла в конце коридора.
– В спальне.
Я вздрагиваю при звуке голоса Нейта. Почему он здесь? Дай угадаю… меня уволили, и он будет находиться дома пока не найдут замену сумасшедшей Суэйзи.
– Привет.
Я еле волочу ноги в его спальню. Я никогда не была здесь раньше. Это будет первый и последний раз, перед тем как меня эпически уволят.
Качели Морган тихо покачиваются в углу у окна, когда она брыкается и воркует, дергая ручками и ножками во все стороны. Хозяйская спальня – это… Ух ты. Любопытство не раз взывало к моей совести, но дверь всегда закрыта, а эти надоедливые камеры следят за каждым моим движением.
Современная двуспальная кровать занимает середину комнаты – не у стены, а просто… посередине, как центральная часть. Всё выполнено в серо-белой световой гамме с желтыми акцентами, совсем не то, чего я ожидала. С другой стороны, не уверена, чего я ожидала. Может быть, тёмно-синие или чёрные оттенки – что-нибудь более мужественное.
Сумасшедшая. Это была их спальня, а не только его.
Свет пробивается сквозь белые жалюзи. Думаю, Морган пытается укрыться от солнечных лучей.
Я улыбаюсь.
– Она в хорошем настроении.
– И без тебя. Это редкость, да?
Нейт выходит из шкафа с коробкой в руках. Он бросает её на кровать.
Без меня. Полагаю, это говорит о многом, ведь они не нуждаются во мне.
– Я пропустила сообщение? – Я прибегаю к невинному подходу. – Ты сказал, что будешь дома, а я забыла, пропустила сообщение или что-то в этом роде?
Он снова исчезает в шкафу.
– Нет. Сегодня я работаю из дома.
Я уволена?
– Значит… я тебе не нужна?
Прижав к широкой груди, обтянутой футболкой, ещё одну коробку, он смотрит на меня, ставя её рядом с другой.
– Я почти закончил. Мне ещё нужно поработать над статьей, которую я пишу для журнала.
– Хорошо. – У нас всё в хорошо. Это хорошо. Что ж, со мной всё ещё не очень хорошо, но, возможно, это уже безнадёжное дело. – Что в коробках?
– Одежда.
Нейт упирает руки в бока и наблюдает за Морган.
Её одежда. Он разбирает одежду Дженны. Это хорошо, я полагаю. Моя мама до сих пор ни черта не сделала с вещами папы, но это её личное дело и дело доктора Би он же Банц.
– У меня было собеседование на преподавательскую должность, правда, временную, но… я её получила.
Нейт переводит взгляд на меня, и на его лбу появляется озабоченная морщинка.
– Что ж, не самое подходящее время.
– Думаю, смогу быть здесь к четырём.
Его подбородок опускается, а зубы снова и снова прикусывают нижнюю губу.
Это мне не знакомо. Это мне не знакомо.
Гадство!
Это так знакомо. Он хочет что-то сказать, но не может найти нужные слова. Его нижняя губа выдаёт волнение. Так было всегда. Чёрт бы побрал мой тупой мозг, который знал это или читал его мысли. Что бы это, чёрт возьми, ни значило.
Опустив подбородок, он смотрит на меня снизу вверх. Я улыбаюсь. Здесь нет ничего необычного. Я вовсе не думаю о странностях.
– Рейчел хочет поступить в аспирантуру, но она настояла на том, чтобы взять академический отпуск на год, чтобы помочь с Морган.
Я киваю.
– Да, она мне говорила.
– Это нечестно по отношению к ней. Я велел ей не делать этого.
Я снова киваю, хотя и не совсем понимаю, к чему он ведёт, особенно учитывая его задумчивый тон.
– Я хочу, чтобы ты присматривала за Морган. Полный рабочий день.
Мои глаза расширяются, когда он еще сильнее прикусывает губу. Это противоположное тому, чтобы уволить меня. У меня нет слов.
– Однако… теперь ты нашла работу, и я предполагал, что это может произойти, поэтому… это моя потеря.
Он засовывает руки в карманы своих широких шорт, и они сползают вниз, обнажая серый пояс его нижнего белья. В повседневной одежде Нейт выглядит как мальчик – с опущенными плечами и нервной улыбкой. В его облике нет и следа от профессора Ханта.
– Ты предлагаешь мне работу на полный рабочий день?
– Да, но я понимаю, что, возможно, уже слишком поздно.
– Да. Мне придется отказаться от работы, на которую я только согласилась.
– Вроде как.
Он говорит это так, будто не пытается склонить меня в ту или иную сторону, но думаю, это означает, что он хочет, чтобы я отказалась от работы, на которую только согласилась, иначе он бы просто сказал мне забыть об этом и настоял бы на том, чтобы я продолжила преподавать. Верно?
– Я думала…
Воркование Морган перерастает в ворчание, которое, как мы оба знаем, приведёт к крикам разочарования. Когда Нейт не делает никаких движений, чтобы взять её, я останавливаю качели и поднимаю её, прижимая к своей груди, зарываясь носом в её волосы, которые со временем станут густыми и рыжими, как у её отца.
– Ты думала?
Он поднимает носок Морган, который упал, когда я взяла её на руки.
Почему от того, как сильные руки Нейта натягивают детский носок на крошечную ножку Морган, у меня ноют яичники? Я уже много раз повторяла, что мне нужна Морган, а не ребёнок. Мне двадцать один год. Мои биологические часы ещё даже не начали свой ход. Может, я и знаю, как заботиться о детях, но это не значит, что я готова стать матерью.
– Я думала… – мысленно обрываю внутренний монолог, вызывающий боль в яичниках, – … что ты планировал сегодня меня уволить.
Он несколько раз моргает, кривит губы, но у меня нет впечатления, что моё признание шокировало его. Это вызвало бы резкое движение головы. Но он лишь смотрит на меня задумчиво.
– Потому что…
Хорошо разыграно. Он собирается заставить меня познакомить его с гигантским слоном, сидящим в углу комнаты.
– Мне кое-что известно о тебе. Именно поэтому ты попросил меня уйти прошлым вечером.
Он открывает коробку и начинает укладывать в неё одежду Дженны,
– Было поздно. Ты выглядела утомлённой. Я лишь предложил тебе отправиться домой. Вот и всё.
Он пожимает плечами.
– До вчерашнего вечера ты ни разу не говорил мне «иди домой». Обычно ты прощался со мной, используя такие фразы, как: «Спасибо, увидимся завтра», «Я ценю всё, что ты делаешь» или даже «Спокойной ночи». Но вчера, когда я сказала, что знаю о родимом пятне на твоём теле, которого, как мы оба знаем, я не могла видеть, ты ответил мне холодным «иди домой».
Не отрывая взгляда от коробок, он хмыкает.
– Меня просто немного поразило, что ты так уверена в своих познания. Я беспокоился о тебе, но, очевидно, ты восприняла это как злость. – Он поднимает взгляд. – Я не хотел тебя обидеть. Извини.
– Так… – мой взгляд мечется из стороны в сторону, но затем снова возвращается к нему, – ты хочешь сказать, что у тебя нет этого родимого пятна?
Нейт ставит одну коробку на другую и поднимает их.
– Нет. Может, у кого-то из твоих бывших парней была такая отметина.
Он несёт коробки по коридору.
Я сажусь на край кровати и немного покачиваю Морган, пока он не возвращается.
– Думаю, ты должен показать мне свой живот.
– Что?
Он усмехается, избегая смотреть мне в глаза, и закрывает дверцу шкафа.
– Рубашка. Сними её.
– Это неуместно. – Нейт снова выходит из комнаты. – Мне нужно поработать около двух часов. Если хочешь, можем заказать ужин.
– Ты мужчина. – Я прижимаю к себе Морган и бегу за ним, не интересуясь ужином. – И снять рубашку было бы вполне уместно.
– Спроси моего босса, будет ли считаться уместным снимать рубашку перед студентом.
– Я не твоя студентка.
Я останавливаюсь у входа в его кабинет, когда он опускается в кресло и открывает ноутбук.
– Ты няня – двадцатиоднолетняя няня моей дочери. Я на сто процентов уверен, что раздеваться перед тобой было бы неуместно.
– Я говорила про рубашку, а не про всю одежду.
Он смеётся, и это звучит снисходительно.
– Китайская?
– Я не голодна.
Я умираю с голода, но любопытство пересиливает аппетит.
– В верхнем ящике рядом с холодильником меню на вынос. Закажи мне что-нибудь с курицей. Рис, только не лапшу.
Я хмурюсь, бросая взгляд на Морган, на её отяжелевшие от усталости веки.
– Меню у тебя в ящике – тайское, а не китайское.
Он на мгновение переводит взгляд с экрана на меня.
– В чём разница?
– Тайские блюда более пикантные и готовятся с меньшим количеством масла и карри. Ингредиенты более свежие. Полезнее для здоровья
Нейт несколько раз моргает.
– Я люблю острое.
– Знаю.
– Знаешь?
Он откидывается на спинку кресла, закидывая руки за голову.
Что произошло? Он перешёл от испуга к тому, чтобы бросить вызов моим знаниям о нём.
– Да. Ты ешь пиццу с ананасами и острым перцем халапеньо. Чтобы есть подобное дерьмо, нужно любить острую пищу.
– Она может слышать тебя.
Он переключает внимание на своего спящего ребенка у меня на руках.
– Она спит.
– Она может тебя слышать, – он ухмыляется, что-то среднее между улыбкой и гримасой.
– Прощу прощения, профессор анатомии. Пойду закажу вам тайский ужин с курицей.
– Суэйзи?
Я останавливаюсь, не дойдя пары шагов до двери его кабинета.
– Да?
– Что ты решила?
– Насчёт чего?
Я отступаю на шаг, чтобы видеть его.
– Моего предложения.
У меня есть диплом о высшем образовании. Я хочу преподавать. Это моя цель. Мне нужно использовать любую возможность, чтобы улучшить своё резюме.
– Она привязалась к тебе, – говорит он.
Он ведёт нечестную игру.
– Как долго?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, как долго продлится эта работа? До тех пор, пока она не пойдёт в школу? Или пока ты не найдёшь достойную замену?
– Пока ты сама не решишь уйти.
Так. Чертовски. Несправедливо.
Я обожаю Морган и не могу представить ни одного дня в будущем, когда мне не захочется быть с ней. Но… она не моя дочь, и быть няней – не моя цель в жизни. Сногсшибательно сексуальный парень на мотоцикле может захотеть на мне жениться. И… в конце концов, мои яичники затрепещут от желания иметь собственного ребенка – нашего ребёнка. И что тогда? Что, если это произойдёт до того, как Морган пойдёт в школу? Если она сейчас так привязалась ко мне, то что будет через год или два?
Работа, о сохранении которой я беспокоилась, превратилась в работу, от которой я не могу отказаться.
– Я свяжусь с ними завтра и сообщу, что, к сожалению, не могу принять их предложение о работе.
Губы Нейта изгибаются в едва заметной улыбке.
– Спасибо. Рейчел будет в восторге, узнав, что она может поступить в аспирантуру, не испытывая чувства вины перед Морган.
Я поступаю так не ради Рейчел. Не то чтобы она мне не нравилась, но это как-то неправильно и странно – ставить её будущее выше своего. Я делаю это ради Морган. И, наверное, ради Нейта. Но что пугает меня больше всего, так это то, что я делаю это в большей степени для себя, потому что Нейт не даёт мне спокойно думать, всё в голове путается. Это сбивает с толку. Я не могу ни разобраться в своих мыслях, ни трезво взглянуть на ситуацию, когда он рядом.
Я должна разобраться с этим. Вот почему я соглашаюсь на эту работу.
После того как ужин готов, а Морган накормлена и спит в своей кроватке, я перевожу разговор на свою новую зависимость – его прошлое.
– Тебе всегда нравилась китайско-тайская кухня?
Я уверена, что знаю ответ, но хочу посмотреть, к чему приведёт этот разговор.
Он улыбается с набитым ртом, затем прикрывает рот уголком салфетки.
– Нет. Дейзи обожала крабов по-рангонски и рис с овощами. После азиатской кухни я… – Он сглатывает.
– Хотел пить.
Это не вопрос. Я просто заканчиваю его предложение раньше, чем он.
Вопросительно приподняв бровь, он делает глоток воды, изучая меня с таким вниманием, что ещё несколько недель назад я бы заёрзала на месте. Но не сейчас. Сейчас я хочу подтолкнуть его к признанию того, что происходит, между нами. Это знание больше нельзя игнорировать, иначе у меня случится нервный срыв, который превзойдёт всё, что происходило с моей мамой после смерти отца.
Я не собираюсь давить на него. Не стоит провоцировать конфликт, но я не собираюсь подвергать цензуре каждое воспоминание о нём – или каждую мысль, которую читаю в его голове. Я до сих пор не уверена, что именно.
– Да, – ответил он, прищурившись.
В ответ я натянуто улыбаюсь – своего рода небольшой вызов.
– Я полночи бегал на кухню, чтобы попить, а потом в туалет из-за этой чёртовой воды.
– А сейчас?
Нейт улыбается, усаживаясь поудобнее на барном стуле. Его колено касается моего, и мы смущённо смотрим друг на друга, а потом отводим взгляд.
Ух ты.
Невинное соприкосновение. Коленями. Не губами. Не ласки руками. Почему это случилось снова?
Его прикосновение.
Это не должно быть знакомо, и это не должно пугать меня, потому что такое уже случалось однажды. Но это так, потому что в первый раз я почувствовала его… сумасшедшая Суэйзи. В этот раз мы оба это почувствовали. Невозможно отрицать то, что только что произошло. И каждый контакт кажется более сильным и знакомым.
– Эм… – он прочищает горло, – … сейчас я всё ещё не могу уснуть по ночам, выпивая литры воды и бегая в туалет, но иногда это того стоит. Дженне нравился этот ресторан.
На несколько мгновений в комнате воцаряется тишина.
Это необычное явление, когда люди говорят об умершем человеке. В этот момент они погружаются в свои мысли и испытывают чувство уважения.
Я вижу, как на лице Нейта мелькают разные эмоции, когда он не замечает, что я за ним наблюдаю. В его глазах такая печаль. Иногда это происходит, когда его задумчивый взгляд останавливается на каминной полке, где стоит их с Дженной совместная фотография, а иногда – на спящей Морган.
– Мне нравится, когда ты рассказываешь о Дейзи.
Блеск озорства пробивается сквозь печаль, которая только что отражалось на его красивом лице.
– Потому что ты излишне любопытна, как Снупи. – Он подмигивает.
– Если я Снупи, то ты Чарли Браун16.
Я ковыряю в мясе палочками для еды.
– Господи… – шепчет он.
– Что?
Губы Нейта приоткрываются, словно он беззвучно ахает. Многие его выражения до жути знакомы, но только не это. Шок? Страх? Я не могу понять, что выражает его взгляд, но от него по спине бегут мурашки.
– Расскажи мне. – Мой голос дрожит, и я с трудом подбираю слова.
Он несколько раз стискивает зубы, после чего его кадык дёргается, когда он с усилием сглатывает.
– У меня есть кое-что…
Где он витает сейчас? Его взор устремлён на меня, но, кажется, он не замечает меня.
Его речь сбивчива и прерывиста.
– Мне нужно… э-э-э…
– Просто скажи.
Нейт зажмуривает глаза и качает головой, потирая переносицу.
– Что сказать?
– То, что мы оба знаем, – правда.
Он хрипло смеётся.
– И что же это?
– Я могу читать твои мысли.
Ожидание затягивается, хотя я и не думала, что это займёт так много времени. Если он не откроет глаза и не скажет что-нибудь, я могу умереть, потому что задерживаю дыхание. Я не могу – и не буду – дышать, пока он не посмотрит на меня.
Он приоткрывает глаза, и его взгляд медленно поднимается, пока наши взгляды не встречаются.
– О чём я сейчас думаю?
– Я не про это.
– А про что тогда?
– Про твоё прошлое.
Моргание.
Моргание.
Его движения роботизированы. Он поднимает голову и опускает её в медленном кивке с той же лёгкостью, с какой укладывает свою спящую дочь в кроватку.
– Я… вижу. Почему ты так считаешь?
– Это единственное разумное объяснение того, откуда я так много знаю о твоём прошлом.
– Поподробнее.
Он слегка наклоняется ко мне, как будто я собираюсь сказать ему что-то по секрету.
– Я сказала неправду. В тот день, когда я была в кабинете доктора Грейсона, я узнала тебя. Мне было известно о твоём шраме. Позже я сказала, что услышала эту историю от старшей кузины, которая встречалась с твоим другом Тоби Фридманом.
Ещё один медленный кивок, сопровождаемый хмурым взглядом.
– У меня нет старшей кузины, которая встречалась с Тоби. Я хотела получить эту работу, поэтому попыталась убедить тебя, придумав историю, которая выглядела бы правдоподобной.
Моргание.
Моргание.
– Откуда ты знаешь Тоби?
– Не думаю, что знаю его. Мне кажется, я могу читать твои воспоминания о нём. Он жил через четыре дома от тебя. Ты поддразнивал его за пряжки, а потом он упал с велосипеда и потерял два передних зуба. У его родителей не было медицинской страховки поэтому церковь, в которую они ходили, сделала пожертвование, чтобы купить ему фиксаторы на два передних зуба. Это было дешевле, чем имплантаты или мост. Он называл это фиксатором. Ты называл его протезом, просто чтобы не обидеть.
Ещё одна многозначительная пауза.
– Что ещё?
– Что ты имеешь в виду?
– Прямо сейчас. О чём я думаю?
– Я же говорила, что могу читать только прошлое…
– Я думаю о своём прошлом. Так скажи, о чём я думаю.
Я хмурюсь.
– Не знаю.
– Но ты только что сказала…
– Я знаю, что только что сказала. – Запустив пальцы в
волосы, я оглядываюсь по коридору в сторону детской, прислушиваясь, надеясь, не разбудила ли Морган моя вспышка гнева. – Я не знаю. Возможно, существует что-то вроде активной и пассивной памяти. Вероятно… может, через неделю я смогу рассказать тебе, о чём ты сейчас думаешь. Не знаю.
– Тогда расскажи мне больше. Расскажи, что ты знаешь.
– Это… – Я качаю головой. – Это чересчур.
– О чём ты?
Он докапывается, и я ненавижу раздражение в его резком тоне, как будто я виновата в том, что знаю то, что знаю. Я думала, что хотела обсудить это, но теперь не уверена.
– Ты прятал журналы с фотографиями обнажённых женщин под матрасом.
– Двадцать, двадцать пять лет назад каждый мальчик хранил под матрасом журналы с откровенными фотографиями. Сейчас ты просто похожа на гадалку, делающую обычные и вполне очевидные прогнозы.
Я вздохнула.
– Шахматы тебе нравились больше, чем видеоигры.
– Ты видела шахматную доску в моём кабинете.
– Ты болельщик «Чикаго Беарз», и это бесит твоего отца, фаната «Грин-Бей Пэкерс».
– У меня в кухонном шкафу стоят пивные кружки с логотипом «Беарз». По статистике, мой отец мог быть фанатом «Пэкерс».
Я скрещиваю руки на груди.
– Зачем ты это делаешь? Зачем мне всё это выдумывать? Я не гадалка. Я ничего не выиграю. Я… – Я качаю головой. – Что ты хочешь знать?
Он встает, собирает коробки от еды и складывает их в белый пластиковый пакет.
– Забудь. Если я вынужден сообщать тебе то, что хочу знать, то это только доказывает, что ты на самом деле ничего не знаешь.
Я следую за ним в гараж, где он выбрасывает мусор в большое мусорное ведро. Дверь за мной закрывается, и мы остаёмся одни среди летнего зноя и влажности. Воздух настолько спёртый, что кажется, будто нужно не дышать, а жевать и глотать.
– Ты жульничал, чтобы сдать экзамен по испанскому языку. В итоге у тебя были одни пятерки и одна двойка.
Он останавливается, словно перед ним возникла невидимая стена.
– О-откуда тебе это известно? – спрашивает он шёпотом, осторожно приближаясь ко мне, словно я могу его укусить.
Это причиняет боль. Мне больно за него, потому что такие моменты, как этот, кажутся личными. Но я не могу объяснить. Я не могу облегчить эту ситуацию ни для кого из нас. Он поднимается по двум из трех ступенек гаража, и наши глаза оказываются на одном уровне. Всё в нём захватывает моё внимание – его древесный аромат, знакомый взгляд, суть его прикосновений, изгиб носа, даже то, как его рыжие волосы завиваются вокруг ушей.
– Откуда. Тебе. Это. Известно?
Я сжимаю губы, чтобы они не дрожали. Эти воспоминания пугают меня. Они пронизывают меня насквозь, заставляя чувствовать себя беззащитной.
– Ты делал заметки чуть выше колена, потому что учителя обращали внимание на руки и кисти. Поэтому ты писал ответы на ноге и носил джинсы с дырками на коленях, чтобы можно было приподнять штанину настолько, чтобы видеть записи.
Боль в его голубых глазах вызывает у меня приступ тошноты. Я думала, что, разделив это бремя, смогу помочь, но это только усугубляет мою собственную боль и заставляет его страдать ещё больше.
– Прости.
Непролитые слёзы обжигают мне глаза.
Нейт так много потерял. Ему это не нужно. Что я делаю?
Я вздрагиваю, когда его рука тянется к моему лицу. Он замирает на мгновение, прежде чем провести большим пальцем по моей щеке. Она мокрая. Я не помню, как плакала, но, должно быть, так и есть, потому что сейчас чувствую мокрые дорожки слёз на своих щеках.
– Со мной что-то не так, – шепчу я, подавляя рыдание.
Когда он медленно качает головой, на его лбу отражается беспокойство, копившееся в нём на протяжении всей жизни.
– Нет. С тобой всё в порядке.
Меня переполняют чувства, чтобы сдерживаться. Я закрываю лицо руками, и из моего горла вырывается крик. Нейт прижимает меня к своей груди.
Тёплый.
Комфортный.
Привычный.
Но в основном… это пугает.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ПОТРЕБОВАЛИСЬ ГОДЫ после смерти Дейзи, чтобы я вздохнул полной грудью. И это произошло благодаря Дженне. Одной лишь улыбкой она показала мне, что любовь не умирает. Мы просто переживаем её в разных формах, постоянно меняющихся, как приливы и отливы, как звезды на ночном небе.
С тех пор, как она умерла, Морган стала моей жизненной опорой, моей новой формой любви. Она – моя цель, которая помогает держаться за свои дела, а не спиться до смерти. Быть для неё всем, не оставляет времени на жалость к себе. Нет времени на скорбь. Нет времени на то, чтобы не думать о чём-то другом, кроме как о работе, воспитании ребёнка и о том, чтобы быть примером для подражания.
Доктор Грейсон помогает мне преодолевать трудности. В безопасности его кабинета я избавляюсь от своей неуверенности и признаюсь в своих страхах. Затем я надеваю маску ответственного отца и делаю то, что необходимо.
Однако на этой неделе я отменил встречу с ним, потому что мне нужны ответы, которые, я не уверен, он сможет мне дать. Есть только один человек, которому я могу доверить эти вопросы, – это моя коллега-профессор из университета. Она была моим преподавателем по психологии. В её глазах всегда горел огонь, и она говорила, что в ней живут частички многих душ. Больше всего беспокоило то, что она была невероятно эрудированной. Она знала обо всём на свете больше, чем кто-либо мог бы узнать за одну жизнь. Её ученики говорят, что это потому, что за пределами университета она ведёт жизнь затворницы.
Близких родственников нет.
Нет друзей.
Никаких домашних животных.
Только книги – пишет их и читает. Я прочитал несколько её книг, и именно поэтому я здесь.
– Натаниэль Хант.
Доктор Хейзел Олбрайт выглядывает из-за стопки книг на своём столе, вкладывает закладку в ту, что держит в руке, и снимает очки для чтения.
В свои восемьдесят четыре года она самый пожилой профессор в университете и, вероятно, самая низкорослая и худощавая. Думаю, моя сумка с клюшками для гольфа весит больше, чем она, – возможно, она и выше, чем она. Её короткие седые волосы и большие глаза, кажутся слишком большими для её лица, и вызывают у меня ассоциации с престарелой Динь-Динь17.
– Какой приятный сюрприз.
– Спасибо. – Я указываю на дверь. – Не возражаете, если я закрою её?
– Похоже, дело серьёзное, – говорит она, отпивая чай и выбрасывая использованный пакетик в мусорное ведро рядом с рабочим местом. – Для обеда ещё рановато, так что, полагаю, ты пришёл не за этим, – она подмигивает, перекладывая несколько книг со своего стола на полки позади себя.
Я улыбаюсь, опускаясь в красное кожаное кресло.
– Сомневаюсь, что смог бы за вами угнаться.
– Не переживайте, молодой человек. Никто не может. – Она делает ещё один глоток чая. – Итак, профессор Хант, чему обязана честью побеседовать с тобой за закрытой дверью? С доктором Грейсоном дела идут не лучшим образом?
Хейзел направила меня к доктору Грейсону.
– С доктором Грейсоном всё в порядке. Он мне очень помог. Просто… – Я потираю затылок и морщусь. – Я прочитал несколько ваших книг.
– Это прекрасный комплимент. Возможно, ты единственный, кто их прочитал.
Она использует хлопчатобумажный носовой платок с желтой вышивкой по краю, чтобы стереть следы розовой помады со своей чашки – не с кружки, а с изящной белой чашки.
– Большинство ваших книг попали в списки бестселлеров. Не думаю, что я ваш единственный читатель.
На её лице появляется едва заметная улыбка.
– И мне кажется, ты пришёл не для того, чтобы обсуждать рейтинг моих книг. Возможно, если бы ты сказал, какие книги прочитал, я смогла бы лучше понять, почему нам пришлось закрыть дверь.
– Ваши книги о реинкарнации18.
Её брови слегка приподнимаются.
– Дорогой мой, полагаю, ты привлёк моё внимание.
– Я нанял двадцатиоднолетнюю девушку в качестве няни своей дочери. И я думаю…
По привычке я подхожу к краю пропасти и останавливаюсь в шаге от него, прежде чем сделать решительный шаг. Удивительно, насколько безграничны возможности человеческого разума, но лишь малая часть мыслей находит своё выражение в словах.
Между разумом и словами существует невидимая преграда из сомнений и неуверенности.
Хейзел кивает, произнося нараспев:
– Это на самом деле поразительно, верно?
– Я не закончил.
– Тебе и не нужно этого делать. В этой юной девушке есть нечто, что отзывается в твоей душе. Ты встретил родственную душу.
– Я не знаю.
Упершись локтями в колени, я опускаю голову и провожу руками по волосам.
– Значит, ты не очень внимательно читал мои книги.
Я читал их много лет назад, когда был её студентом, и перечитываю с тех пор, как Суэйзи расплакалась три дня назад в моём гараже.
Склонив голову набок, она постукивает себя по подбородку.
– С другой стороны, ты снова здесь. Дверь в мой кабинет закрыта. И у тебя такой вид, будто ты не спал несколько дней. Кто это? Твоя жена? Родители?
– Подруга детства. Я назвал дочь в её честь.
– Когда она тебе сказала?
– Кто? Что? – Я поднимаю глаза.
– Твоя няня. Когда она сказала, кто она?
– Вот почему я здесь. Она не знает.
Хейзел выпрямляется на стуле, переплетает пальцы и кладет их на стол.
– Тогда откуда ты знаешь?
– Она знает обо мне то, что знала только моя подруга. Она ведёт себя так, будто мы знакомы уже давно. Однако, когда я делюсь с ней историями о своих приключениях с Морган, – моей подругой, – она в полном недоумении.
– Как она объясняет своё знакомство с тобой?
– Никак. И… Я думаю, это пугает её. Как-то вечером она сказала, что это потому, что она читает мои мысли, но только из прошлого.
– Ты пытался связать для неё все факты воедино?
От смеха я прижимаю кончики пальцев к вискам.
– Я сам не могу связать воедино все факты.
– Не согласна. Я думаю, ты связал их, и они привели тебя ко мне.
– Я не в силах выразить это словами. Это слишком…
– Это прекрасно и чудесно. Несомненно, как человек, изучавший человеческое тело, ты должен быть поражен делением клеток, которые создают жизнь. Все мы – энергия во многих формах. Кто сказал, что мы не являемся энергией и в духовном плане?
Это не свойственно мне. Такие слова, как судьба, счастливый случай и реинкарнация, не часто сходили с моих уст – за исключением случаев с Дейзи.
– Время… какова была вероятность, что она вернётся ко мне после смерти Дженны?
– Ох, дорогой… – Хейзел прижимает руку к груди. – Перечитай мои книги.
– Я так и сделал.
– Значит начни ещё раз. Сосредоточься на той части, где я рассказываю об анатомии души. Мои убеждения немного отличаются от традиционных представлений о реинкарнации.
Она смеется.
– Западный мир вообще не признает этого. Мы склонны зацикливаться на вере в одно рождение, одного бога, одни небеса и судный день. А в других культурах реинкарнация – это не просто теория, а образ жизни. Люди открыто говорят о своих прошлых жизнях. У меня есть свои теории, основанные на личном опыте и воспоминаниях о прошлых жизнях. Я верю, что душа теряет часть себя и собирает осколки других освобожденных душ, прежде чем снова принять человеческий облик. Твоя няня – не Морган. И не «твоя». Возможно, часть её души и вплетена в то, кем она является в этой жизни, но я не верю, что две души могут быть одинаковыми. Точно так же, как две снежинки не бывают одинаковыми. Всё является частью чего-то большего, тонкими нитями бесконечности, которые постоянно меняются.
Она пожимает плечами.
– Ищем ли мы чего-то большего? Ведёт ли каждое путешествие к конечной цели – духовному единству? Не знаю. Наверное, я узнаю, если и когда доберусь туда.
Она поражает меня. И всегда поражала. Отец водил меня в церковь, пока моя мать изменяла ему. Его вера помогала ему прощать её грехи. Я верил в бога, пока не умерла Дейзи, а потом усомнился в его существовании. Дженна вернула мне веру – пока не умерла. Теперь… я просто не знаю, во что верить. Моего отца хватил бы удар, если бы он узнал, где я нахожусь в данный момент и что обсуждаю с доктором Олбрайт.
– Что мне ей сказать? На днях у неё был… небольшой срыв, и мне нечего было предложить, кроме дружеских объятий. Все мои слова были бесполезны, потому что эта молодая женщина до смерти напугала меня своими знаниями о моём прошлом.
– Хороший вопрос. – Она тычет указательным пальцем в мою сторону. – Если бы она утверждала, что является подругой твоего детства, то это бы всё упростило, но всё равно было бы неловко, ведь она не совсем тот человек, которого ты помнишь. Но… – Хейзел барабанит пальцами по столу: —…если она не сможет установить эту связь, то бремя доказывания ляжет на тебя.
