Текст книги "Вне пределов (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
– Ты ужинала?
Он бережно пристраивает Морган так, что она лежит на одной руке, как футбольный мяч, а другой рукой открывает коробку с пиццей на кухонном столе.
Ананасы и халапеньо. Я поняла это ещё до того, как он открыл коробку.
– Ещё нет.
– Возьми кусочек. – Он складывает ломтик из тонкого теста пополам и поглощает его. – Я не ел весь день.
Он бормочет с набитым пиццей ртом.
Я беру кусочек, отрываю уголок корочки и кладу его в рот.
– Интересный выбор начинки.
Морган сжимает кулаки перед лицом, пытаясь сфокусировать на них взгляд. Нейт не отрывает от неё взгляда, пока заканчивает жевать.
– Раньше я любил пиццу с халапеньо и колбасой, – на его лбу появляются морщинки. – Моей лучшей подруге нравилась пицца с ананасами и грибами. Ей не нравилась колбаса. Я не любил грибы. Мы решили попробовать ананасы и халапеньо. На самом деле это было глупо. Мы могли бы просто заказать половинки двух пицц, но в итоге нам обоим понравилась пицца – ананасы и халапеньо.
Я соскабливаю обе необычные начинки и кладу их обратно в коробку.
Нейт замедляет жевание, а его губы растягиваются в легкой улыбке.
– Тебе не нравится?
– Мне по вкусу пицца с обычным сыром. Возможно, это делает меня предсказуемой, но я не против быть такой. Слишком много лет завышенных ожиданий и ненужного внимания могут привести к подобному результату.
Я пожимаю плечами и отправляю в рот кусочек пиццы.
– Мне близко понятие завышенных ожиданий.
Я смеюсь.
– У тебя докторская степень. Наверняка ты оправдал или даже превзошёл все ожидания.
– Кроме моих собственных.
Он бросает корочку от пиццы в коробку рядом с моими выброшенными начинками и берет ещё один кусок.
Он до сих пор не ест корочку. Это самое вкусное.
– Ты всегда отличался чрезмерной целеустремленностью.
Господи! Прекрати это дерьмо, Суэйзи.
Прежде чем его вопросительный взгляд превратился в хмурый, я быстро спасаю ситуацию.
– Я не имею в виду тебя. Я хочу сказать, что люди, подобные тебе, всегда достигают больших высот. – Я поглощаю свою пиццу, как кролик, пасущийся на клеверном поле. Некоторые люди грызут ногти или крутят волосы, чтобы выплеснуть нервную энергию. А я ем. Как будто моего замечательного имени недостаточно, у меня есть и другие необычные привычки, например, обгладывать еду и знать личные подробности о совершенно незнакомых людях.
– Такие, как я?
Нейт откусывает ещё один кусок пиццы и подпрыгивает, когда Морган начинает немного суетиться.
– Успех порождает алчность.
Напряженная поза Нейта немного смягчается, потому что я не права. Хотя большинство людей были бы оскорблены моим заявлением, он не обиделся. Не только я борюсь с безумие. Он тоже борется. Я вижу это каждый раз, когда его взгляд задерживается на мне, как тогда, в детской. Что-то во мне ему тоже знакомо.
– Я не алчный.
Он бросает в коробку вторую корку и достает из буфета стакан.
Нейт не алчный. Я знаю это. Дети, у которых мало что есть, не становятся жадными взрослыми, но это не значит, что они не целеустремленные. Ему не нужны ни дом, ни машина, ни дорогие камеры слежения, достаточно знать, что они у него могут быть.
– Пусть тебя не вводит в заблуждение этот дом. Я не богат и не сноб.
Он наполняет стакан водой, и мое сердцебиение учащается.
Мне нужно, чтобы он сказал, что тоже меня знает, потому что это странное знакомство похоже на внетелесный опыт.
Разумеется, он не обладает большим состоянием и не страдает снобизмом. Он лишь поклялся, что никогда не будет добавлять воду в молоко или кетчуп, чтобы продлить срок их хранения, или приклеивать подошву ботинка скотчем, чтобы заделать дырку, пока не появится возможность приобрести новую пару обуви.
Он поворачивается ко мне, глотая воду, как собака в жаркий день.
– Прости. Я не должна тебя осуждать.
– Успех порождает успех.
Стакан звенит о гранитную столешницу, когда он ставит его на стол.
Ворчание Морган начинает перерастать в истошный крик.
– Я лучше пойду, чтобы ты мог накормить её и уложить спать. – Я беру свою сумку. – Спасибо за пиццу.
Быстро улыбнувшись ему, я направляюсь к двери.
– Суэйзи?
Я останавливаюсь и поворачиваюсь как раз перед тем, как взяться за дверную ручку.
– Просто хочу, чтобы ты знала, что в детстве у меня было не так уж много, поэтому я всегда усердно работал, чтобы моя жизнь не вращалась вокруг неоплаченных счетов и нехватки еды на столе. У моей жены была хорошая работа. Этот дом… эти вещи в большей степени её заслуга, чем моя. – Он морщится и качает головой, пока прижимает плачущую Морган к своему плечу и водит круговыми движениями по её спине. – И я не имею в виду то, как это, вероятно, звучит. Ей тоже не нужны были эти вещи, но она выросла среди них, так что …
– Всё хорошо. Я не хотела, чтобы это прозвучало как упрёк. Просто… неудачно выразилась. Спокойной ночи.
Вторые сутки подряд я бегу, пока не начинает жечь в груди, чтобы в голове не осталось места ни для чего, кроме воздуха, и ни для кого, кроме призрака из… моего прошлого? Я просто… не… знаю.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
У СКОТТА И ШЕРРИ Кэллоуэй двухэтажный дом в американском стиле, выкрашенный белой краской и с черными ставнями.
Четверо детей.
Четыре спальни.
Четыре животных.
Черный забор из сетки-рабицы огораживает территорию на их заднем дворе, в комплекте с ямой для костра и старыми ржавыми качелями, но мне все это кажется белым забором из штакетника13.
Несовершенства – это характер.
Хаос – моя любимая стихия.
Парень с татуировками у гриля – мечта любой девушки. И он мой.
– Расскажи, как прошел твой день, Суэйз.
Гриффин в фартуке с надписью: «Руки прочь от моего мяса» ухмыляется мне из-за крышки гриля, переворачивая бургеры.
Мои родители никогда не флиртовали в моем присутствии. Они не обменивались сексуальными взглядами и не демонстрировали свои чувства публично. Никаких перешептываний, от которых розовели бы щеки. В отличие от них, Кэллоуэи не могут сдержать своих чувств, когда заходят и выходят через раздвижную дверь веранды, расставляя оставшуюся еду на столе под большим красным зонтом. Скотт не слишком осторожно щипает Шерри за ягодицу, и она игриво отталкивает его, скрывая кокетливую улыбку, как влюблённая девочка-подросток.
Я люблю эту семью.
Прошло две недели с тех пор, как я в последний раз выбегала из дома Нейта, переполненная адреналином, страхом и тошнотой. Мой новый распорядок дня включает в себя передачу ему Морган и бегство к ближайшему выходу, как только он появляется в дверях. Поскольку мы с доктором Грейсоном, похоже, зашли в тупик и не можем понять, почему я знаю то, чего не должна знать, я решила использовать отвлекающие факторы, чтобы не дать своему мозгу сойти с ума.
Гриффин – мое любимое отвлечение.
– Обычная пятница. Мой парень из продуктового магазина забыл разбудить меня перед уходом на работу. – Я бросаю на него свирепый взгляд, но через несколько секунд мои губы расплываются в улыбке. Десять секунд – рекорд по продолжительности моей злости на него. Обожание в его глазах, когда он смотрит на меня, слишком обезоруживает. – Кофе. Тренировка. Я закончила дизайн визитной карточки и баннера для выставки. А затем я получила свою дозу Морган.
– Ты имеешь в виду детскую дозу?
Его правая бровь слегка приподнимается.
Я наполняю голубые пластиковые стаканчики лимонадом, пока его мама кричит на весь дом, зовя его сестер есть.
– Нет. Доза Морган. Просто детская доза подразумевает, что моя матка взывает ко мне, а я успокаиваю её другими способами. Я говорила тебе, что на этой неделе Морган начала улыбаться, по-настоящему, а не как младенец. Она такой радостный ребёнок. У неё нет колик. Она суетится, когда хочет есть, но на этом всё.
– Наслаждайся пока можешь. – Шерри подмигивает мне, забирая из моих рук почти пустой кувшин. – Если ты выйдешь замуж за моего бунтаря и заведёшь от него детей, велика вероятность, что у вас будут хронически капризные малыши. У всех наших детей были колики. В роду Кэллоуэев силен ген сварливости, и он передался от Скотта.
Скотт передает Гриффину тарелку с бургерами.
– Мне ничего неизвестно об этом гене сварливости. У моей жены живое воображение.
Все смеются. Гриффин не отшатывается в страхе при упоминании о свадьбе и детях с девушкой, которую он знает всего несколько месяцев. Мне нравится верить в судьбу.
Вообще, мне нравится верить во всё, что связано с жизнью Гриффина и его семьи.
– Суэйзи, как поживает твоя мама? Мы давно её не видели. Ты должна была пригласить её на ужин, – говорит Шерри.
– У неё все хорошо. – Я сажусь за стол. – В последнее время приходится пропускать наши традиционные ужины по четвергам, так как я теперь работаю допоздна, но вчера вечером мы всё же смогли вместе полакомиться замороженным йогуртом. Грифф предложил мне пригласить её сегодня на ужин, но она сейчас посещает курсы виноделия или что-то в этом роде. Её психотерапевт посоветовал ей больше общаться.
– Я хочу татуировку. – Хейли садится рядом со мной. – И я больше не ем мясо.
Она прикрывает тарелку рукой, когда Гриффин пытается передать ей гамбургер.
– Я тоже хочу татуировку.
Хлоя вздергивает подбородок и улыбается.
– Заткнись. Тебе всего пятнадцать.
Хейли бросает на неё сердитый взгляд.
– Я хочу проколоть нос, как у мамы Энджи.
Софи постукивает себя по носу.
– А я хочу, чтобы мой старший отпрыск извинился за то, что был ужасным примером для подражания.
Шерри бросает взгляд на Гриффина, когда тот занимает место по другую сторону от меня.
– Господи… – Скотт склоняет голову: —…пожалуйста, дай мне терпения вырастить трех девочек. Пожалуйста, помоги ученым найти лекарство от рака и гена сварливости Кэллоуэй. – Все смеются. – И спасибо за Суэйзи, луч света в нашей сумасшедшей семье. Аминь. Давайте поедим.
Гриффин кладет руку на мою обнаженную ногу и нежно сжимает её.
Ага. Знать интимные подробности о жизни совершенно незнакомого человека – это вполне естественно.
– Я серьезно. Хочу, чтобы на моей шее красовался символ бесконечности.
Хейли добавляет ломтик сыра, соленые огурцы, кетчуп, салат и помидор на свою булочку для гамбургера.
– Тебе семнадцать. По закону ты не можешь сделать татуировку.
Шерри пренебрежительно качает головой глядя на Хейли.
Я не только ошибочно считаюсь нормальной за этим столом. Я также единственная блондинка с голубыми глазами. У всех в семье Гриффина темные волосы и насыщенные карие глаза. Его маме сорок восемь – на два года больше, чем моей маме, – и она выглядит как старшая сестра, а не как мама. Четыре женщины с длинными густыми волосами каштанового цвета и двое мужчин спортивного телосложения, с обаятельными улыбками и озорным блеском в глазах. И вот появилась я – Златовласка.
Я люблю эту семью.
Порой я размышляю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не была слишком одарённой в детстве, а затем не превратилась в заурядную личность. Появились бы у моих родителей ещё дети? Были бы мы дружной семьёй, которая каждый вечер собиралась бы вместе и обсуждала типичные проблемы родителей и подростков, такие как татуировки и пирсинг?
– Возможно, получится набить татуировку с согласия родителей. В некоторых штатах это возможно.
Все взгляды устремляются на Гриффина. Он качает головой.
– Не смотрите на меня. Я был совершеннолетним, когда делал свои. Я не знаю законов Висконсина.
– Нет причин для продолжения этой дискуссии, потому что у тебя нет согласия родителей.
Шерри одаривает Хейли самодовольной улыбкой.
– Никто её не увидит, если я не соберу волосы в пучок или высокий хвост.
– Никто её не увидит, потому что у тебя её не будет, – говорит Скотт.
– Это всего лишь крошечная татуировка! У Гриффина они повсюду, возможно, даже в местах, о которых мы не знаем. Держу пари, у него и на заднице есть татуировка.
Гриффин с набитым ртом опускает подбородок, так что все смотрят на меня, ожидая подтверждения. Кажется, что моя кожа сейчас такого же оттенка, как и зонтик над нами.
– Правда, Суэйзи? – спрашивает Хлоя.
– Я… ну…
Потрясающе. Двое любопытных родителей и три девочки – семнадцати, пятнадцати и одиннадцати лет – ждут моего ответа.
В данный момент моя любовь к этой семье ослабевает.
– Было бы проще, если бы я всем показал?
Гриффин откидывается на спинку стула и расстегивая свои поношенные, выцветшие джинсы.
Я отворачиваюсь от него и закрываю лицо руками.
– Не снимай штаны, Грифф.
Из груди Скотта вырывается низкий смешок.
– Я хочу посмотреть!
Софи подпрыгивает на стуле и хихикает, не понимая, что разглядывать задницу своего старшего брата неприлично, особенно за ужином. Ей одиннадцать. Она поймет это через несколько лет.
Хейли ворчит и отправляет в рот кусочек салата, после чего все возвращаются к еде.
Гриффин наклоняется и шепчет мне на ухо:
– Серьезно, детка? Из всех сидящих за этим столом ты отвернулась и спрятала лицо от перспективы увидеть мою задницу?
Я прикладываю салфетку к губам заканчивая жевать.
– Это рефлекс, – говорю я с улыбкой.
После ужина мы устраиваем турнир по бадминтону на заднем дворе. Конечно, мы с Гриффом выигрываем. Затем мы отправляемся на долгую прогулку на его «Харлее» навстречу закату. Это именно та жизнь, которую я люблю. Мои родители выражали свою любовь ко мне единственным доступным им способом, и теперь я понимаю это более ясно и с большей благодарностью, чем раньше. Однако я никогда не чувствовала себя полностью соответствующей их ожиданиям. За этой любовью я всегда видела тень разочарования.
– Не двигайся. – Я крепче обнимаю Гриффина за спину, пока он глушит двигатель своего байка.
Он переплетает свои пальцы с моими, обхватывающими его грудь.
– Ты в порядке?
Ещё через несколько секунд, наслаждаясь ощущением наших тел, прижатых друг к другу, я отпускаю его и снимаю шлем.
– Я в порядке.
Он снимает шлем и бандану, пока я слезаю с «Харлея». Я могла бы наблюдать за ним бесконечно. Меня завораживает то, с какой аккуратность он кладет наши шлемы на полку и вытирает свой мотоцикл. Гриффин бережно относится ко всему, что у него есть: как к новым блестящим вещам, так и к старым, обветшалым вещам, таким как его дом и гараж.
– Я думаю, у тебя старая душа14, Гриффин Кэллоуэй.
Он вешает тряпку на крючок и одаривает меня своей самой сексуальной улыбкой парня-из-продуктового-магазина.
– Почему это?
– Мои родители часто говорили людям, что я мудра не по годам, потому что я знала то, чего не знали большинство детей моего возраста. Это были просто знания, случайные факты, а не мудрость. Но ты … ты умеешь ценить вещи и заботишься о них так, как мог бы это сделать человек вдвое старше тебя.
– Мои родители всегда проявляли заботу обо всём. И сейчас они продолжают это делать. Просто меня так воспитали.
Он пожимает плечами.
– Нет. Хейли и Софи – сплошные катастрофы. Я видела их комнаты. Хлоя стала чуть более аккуратной, но всё равно не такая, как ты. Не думаю, что ты был таким неряхой, скорее, это у тебя от природы, а не от воспитания…
– Старая душа, да? Из другого времени?
Он прижимает меня к своей груди и утыкается носом в мою шею, приподнимая меня над землёй.
Я обнимаю его руками, ногами и всем своим существом. Мне двадцать один год, а я уже нашла свое место в этом мире, и теперь каждый миллиметр моего тела прижат к нему.
– С тобой я чувствую себя в безопасности, – бормочу я, но это больше похоже на стон, в котором смешались физическое наслаждение и душевная боль.
Меня беспокоит, что я так сильно нуждаюсь в чувстве защищённости. Я не могу этого объяснить.
– Ты в безопасности, – говорит он между поцелуями у меня за ухом.
– Ты заставляешь меня чувствовать, что я принадлежу этому миру.
Мое дыхание становится всё более частым, а пульс учащается, словно стремясь догнать его.
– Ты принадлежишь мне.
Он несёт меня к гаражных воротам, гасит свет и запирает за нами дверь.
Он – любимое место, куда я мысленно возвращаюсь. Когда я думаю о нем – о нас – я не чувствую себя сумасшедшей. Но, возможно, я должна чувствовать себя сумасшедшей, потому что мы оба молоды и неопытны в жизни и любви. Но я не хочу думать о числах, из которых складывается наш возраст, или о месяцах, которые мы провели вместе.
Мы вваливаемся в парадную дверь, подобно тому, как первый порыв ветра предшествует буре.
– С тобой я чувствую себя нужной, – шепчу я как раз перед тем, как его губы завладевают моими.
Его дом больше моей квартиры, но только на одну спальню. Мы не доходим ни до одной из спален. Он усаживает меня на диван и стягивает с себя рубашку.
– Ты нужна мне. – Он расшнуровывает ботинки и сбрасывает их, одновременно расстегивая штаны, пока я раздеваюсь. – На самом деле, я убеждён, что ты – это всё, что мне нужно.
Двадцатитрехлетние парни так не говорят. Его душа не просто стара, она древняя, как у великого поэта… который, возможно, несколько раз сказал «блядь».
Я тяну его за полурасстёгнутые джинсы.
Он хватает меня за руку.
– Закрой глаза.
– Зачем?
Я склоняю голову набок.
– Потому что я убежден, что ты не хочешь видеть татуировку на моей заднице.
– Замолчи. – Я отталкиваю его руки и стаскиваю с него джинсы. На несколько мгновений между нами воцаряется тишина, пока я смотрю на его фигуру перед собой. – Я все ещё краснею, когда смотрю на тебя.
Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его глазами.
Гриффин избавляется от джинсов и нижнего белья и становится на колени на диване между моими ногами, когда я ложусь на спину.
– Я знаю, что ещё заставляет тебя краснеть.
Он медленно опускает голову мне между ног, и мои пальцы впиваются в диванную подушку.
∞
– ПРОСНИСЬ И ПОЙ.
С моего обнаженного тела срывают одеяло.
– Сегодня суббота.
Я вслепую ищу простыню, одеяло, даже выброшенную футболку. Ничего. Их нет, поэтому я протираю заспанные глаза и открываю их.
– Вот и она.
Я приподнимаюсь на локтях.
– Вот и я. Обнаженная. В твоей постели. И все же… – мои губы кривятся, – ты одет. Как мы можем заниматься сексом в субботу утром, если ты так разоделся?
– Вопрос в том, как мы сможем заняться сексом в субботу утром, когда ты должна быть в доме профессора Ханта меньше, чем через тридцать минут?
– Сегодня у меня нерабочая суббота… ЧЁРТ! – Я слетаю с кровати. – Ты прав! Я сказала, что присмотрю за Морган в течение часа сегодня утром.
От прилива адреналина у меня слегка подкашиваются ноги, и я изо всех сил стараюсь сохранить равновесие.
– Да.
Гриффин смеётся.
– Не смейся над моей забывчивостью, – кричу я из его ванной. – Вместо этого будь так любезен и сделай мне кофе.
– Он уже на кухонном столе, рядом с твоей сумочкой и ключами от машины.
Быстро одевшись и почистив зубы, я пробегаю мимо него на кухню.
– Подожди. – Он хватает меня за руку и притягивает к своей груди. – Будь осторожна за рулем.
И вот оно, это обожание, это полное ощущение безопасности и защищенности, которое приходит с любовью Гриффина.
– Я люблю тебя, парень из продуктового магазина.
Он поднимает пальцем мой подбородок и целует меня.
– Я тоже тебя люблю. А теперь иди, пока тебя не выгнали с работы.
Я улыбаюсь. Я опаздываю, но у меня есть несколько секунд, чтобы насладиться моментом невероятной любви к этому человеку. Если смерть отца меня чему-то научила, так это тому, что последнее прощание не обязательно должно быть явным. Мысленно сохраняйте в памяти драгоценные моменты. А общение с теми, кто вам дорог, – это самое ценное вложение времени.
– К тебе или ко мне?
Я собираю свои вещи, аккуратно разложенные на кухонном столе.
– К тебе. Здесь полный бардак. Мы должны прибраться здесь завтра.
– Отлично. Твой дом прекрасен. Пока, Грифф.
Он медленно качает головой, когда я закрываю за собой дверь.
Я приезжаю к Нейту с опозданием на три минуты из-за пробок и из-за того, что проспала. Было бы неплохо принять душ и переодеться во что-то более свежее. Мне нужно хранить у Гриффина что-то большее, чем зубную щетку и дезодорант, но он не просил меня переезжать к нему, так что обычная одежда может показаться слишком навязчивой и самонадеянной.
– Привет?
Я вхожу в дом и снимаю обувь.
– Сюда, – зовет Нейт из своего кабинета.
– Извини, я опоздала на несколько минут. Были пробки…
– Без проблем.
Он сосредоточенно смотрит в монитор, печатая текст одним пальцем. Умение печатать на клавиатуре было бы полезным навыком, но я не удивлена, что он так и не научился этому.
Я только удивлена, что знаю это. Ну вот, опять…
– Где Морган?
– Спит. Она рано встала, поэтому, выпив бутылочку, снова уснула. – Он закрывает крышку ноутбука. – Я ненадолго.
– Встреча?
– Кладбище.
– О, у тебя есть место на кладбище?
На прошлой неделе Рейчел сообщила мне, что Дженну кремировали. Я представляю, что некоторые люди все ещё хотят иметь осязаемое место, чтобы чувствовать связь с умершим.
– Нет. Это… – Он качает головой. – Трудно объяснить.
– О-кей. Не нужно объяснений. Я здесь, никаких важных планов на сегодня, так что не торопись.
Нейт смотрит на меня с таким вниманием, в его взгляде одновременно отражаются страдание и растерянность. Я отвожу глаза, смотрю по сторонам: на стены, окно, книжные полки. Куда угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.
– Мой лучший друг умер.
Подобное заявление требует зрительного контакта.
– Сочувствую.
Он несколько раз отрицательно качает головой.
– Спасибо, это было много лет назад, но я до сих пор каждый год хожу на её могилу. Я назвал Морган в её честь.
Мои глаза слегка расширяются.
– Твоим лучшим другом была девушка?
– Да.
– Это… ничего себе. И ты назвал свою дочь в её честь…
Он снова кивает.
Подумав, я вспоминаю, он действительно использовал местоимение «она», когда говорил о любимой пицце своего лучшего друга. До меня это дошло только сейчас.
– Это очень… необычно. Дженна тоже знала твою подругу?
Нейт нерешителен, его выдают нервные движения: он прочищает горло и бросает взгляд на часы.
– Нет, – произносит он едва слышно.
Но я понимаю, что это именно то, что он сказал.
– Что ж, мне искренне жаль, что ты потерял близкого человека. Очевидно, вы были близки, если ты назвал Морган в её честь, и до сих пор каждый год посещаешь её могилу.
Нейт задумчиво смотрит себе под ноги, почёсывая голову и ероша свои и без того непослушные кудри.
– Мы познакомились, когда нам было по семь лет.
Он медленно вздыхает и направляется к окну.
Думаю, он пока не собирается уходить.
– Я никогда не говорю о ней. Я никогда не рассказывал о ней Дженне. Она не знала о моём ежегодном посещении могилы Морган.
– Ты должен поделиться этим с доктором Грейсоном.
Нейт, стоящий ко мне спиной, качает головой.
– Мои беседы с ним вращаются вокруг Дженны и моих «чувств» по поводу того, что я одинокий родитель – вдовец. Но…
Он снова вздыхает.
– Но что?
Я упираюсь руками в край его стола и прислоняюсь к нему спиной.
– Мне нужно кому-то рассказать. Мне нужно забыть об этом… Мне нужно отпустить её.
Мне двадцать один год, и мы знакомы с ним меньше месяца. Неужели он всерьёз думает, что я та, кому он может рассказать…
– Когда я впервые увидел Морган, она затеяла драку с мальчиком вдвое крупнее её, потому что он не хотел убирать ногу с прохода, когда она садилась в школьный автобус. У неё было свободное пространство, но Морган…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Натаниэль Хант – 10 лет
– НЕЙТ И МОРГАН сидят на дереве и… целуются. Сначала приходит любовь, потом…
– Заткнитесь, пока я не выбила вам зубы, и вы не побежали плакаться своим мамочка, словно малышня.
Морган начала плеваться в детей внизу, когда они шли к озеру с удочками в одной руке и коробками со снастями в другой, уворачиваясь от «бомб» из слюны.
Я игнорировал их хихиканье и улюлюкания. Морган ничего не игнорировала. Её родители называли её «Маленькая хлопушка», а я называл её Дейзи, потому что это её второе имя, и она терпеть не могла, когда я её так называл.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь била? – спросил я, когда мы продолжали играть в «Рыбалку»15, сидя высоко на старом дубе на заброшенном участке в паре километров от нашего района.
По крайней мере, мы думали, что он заброшен. Никто не знал наверняка. Им владела пожилая пара, но от них не было никаких вестей уже более трех лет. Для нас, детей, имело значение только то, что мы могли прятаться от родителей в самом лучшем из когда-либо построенных домиков на дереве и ловить рыбу с их причала на берегу озера.
– Да. Кое кого била. У тебя есть короли?
– «Иди на рыбалку». Кого ты била?
Она вытянула карту и улыбнулась, когда получила последнюю. Игра окончена.
– Своего двоюродного брата Остина. Он идиот.
– Значит, ты ударила его, потому что он идиот?
Морган высунула голову из окна без стекол. Её щеки надулись и заходили волнами, когда она собрала побольше слюны для подзарядки.
– Не надо.
Я схватил её за футболку и оттащил от окна.
Карты рассыпались по полу, когда она на них упала. Она засмеялась, пытаясь проглотить остатки слюны, не подавившись ими.
– Каждый раз, когда ты ведешь себя жестко, я ввязываюсь в драку, защищая тебя от них. Мне бы хотелось, чтобы ты могла постоять за себя, тогда бы у меня было меньше неприятностей из-за драк. Я устал от того, что мои родители говорят: почему ты не можешь быть таким как Морган?
– Мне не нравится, что они нас дразнят. – Она села лицом ко мне, скрестив ноги. – Ты не мой парень. Мы никогда не целовались.
– На самом деле мы целовались.
– Это не считается.
Прищурившись, она смотрит на меня.
– Считается.
Я улыбнулся, потому что никогда не смогу забыть тот день, когда познакомился с Морган Дейзи Галлахер. Нам было по семь лет. Она только переехала в Мэдисон в середине учебного года.
– Мои губы были прижаты к твоим. Помнишь? Я попросил тебя подвинуться и позволить мне сесть рядом с тобой после того, как я пнул Бенджи за то, что он не двигал своей дурацкой ногой.
– Наши губы соприкоснулись.
Карие глаза Морган были похожи на шарики, перекатывающиеся в глазницах.
– Водитель автобуса наехал на кочку, и мы… – она вздохнула, – ударились губами.
– Поцеловались. Ты поцеловала меня, чтобы я защитил тебя от Бена. Ты всегда пытаешься бороться с теми, кто больше тебя.
Снова закатывание глаз.
– Ну и что? Думаешь, тебе стоит стать моим парнем?
– Ага.
Я улыбнулся, потому что Морган была моей лучшей подругой и к тому же красивой. Она была настоящей красавицей, как принцесса, с такими длинными и светлыми волосами, что казалось, будто по её спине струится золотой водопад.
Мальчики бегали за ней, потому что она им нравилась, даже если она пинала их по яйцам, а девочки хотели быть похожими на неё – популярными, красивыми, умными.
– Отлично. Я буду твоей девушкой, но только до тех пор, пока не найду настоящего парня.
– Настоящего парня?
Она перекинула волосы через плечо и начала заплетать косу. Я мог бы провести весь день, наблюдая, как она заплетает волосы.
– Да. Настоящего парня. Того, кто будет приносит мне цветы и шоколад, открывать передо мной двери, как мой папа открывает двери перед моей мамой. И того, кто целует меня вот сюда. – Она указала на точку у себя на шее, чуть ниже уха. – Мой папа целует маму туда, и это всегда заставляет её хихикать.
Я пожал плечами.
– Я могу дарить тебе цветы и шоколад, и держать для тебя открытыми двери. – Засовываю руку в передний карман шорт и вытаскиваю полурасплавленный шоколадный батончик. – Вот, шоколадка. И я зову тебя Дейзи, что лучше, чем дарить тебе цветы.
Она поморщилась, словно я предложил ей съесть мою рвоту.
– Хорошо. Но в следующий раз, когда папа купит тебе мороженое, ты должен будешь поделиться со мной самым вкусным.
– Красным?
– И оранжевым.
– Остается только фиолетовое. Никто не любит фиолетовое.
– Ты хочешь, чтобы я стала твоей девушкой?
Она закончила заплетать косу и перекинула её через плечо.
– Да.
Улыбка, появившаяся на её лице, была в равной степени злой и милой.
– Тогда тебе лучше научиться любить фиолетовое мороженое.
Она была уверена в своей победе. Морган всегда была готова к соперничеству и не сомневалась в себе.
– А теперь поцелуй.
Я облизал губы и потёр их друг о друга.
Все, что не было её идеей, сопровождалось тяжелым вздохом.
– Один поцелуй. На две секунды.
Я наклонился вперед.
– Подожди! – Её голова дернулась назад. – Дай мне подготовиться.
– А? К чему тут готовиться?
Она выпрямила спину, глубоко вздохнула и закрыла глаза.
– Готова.
Её губы плотно сжались.
Когда я почти коснулся её губ своими, я передумал и поцеловал её в шею, чуть ниже уха. В этот момент произошло нечто чудесное. Дейзи захихикала.
∞
Натаниэль Хант – Сейчас
УЛЫБКА ИСЧЕЗАЕТ С моего лица. Воспоминания? Они ничуть не поблекли.
– Мне пора идти.
Суэйзи моргает, но не перестаёт улыбаться.
– Вы романтик, профессор Хант.
– Это не моя сфера деятельности.
Она отталкивается от края моего стола, пока я направляюсь к двери.
– Смотри… – она протягивает руку, – у меня мурашки по коже от твоего рассказа.
Я продолжаю идти к гаражу.
– У тебя мурашки по коже, потому что в моем кабинете на пять градусов прохладнее, чем в любой другой комнате в доме… за исключением моей спальни.
– Что ж, по крайней мере, теперь я знаю, почему ты так странно отреагировал, когда я назвала твою дочь маргариткой.
Словно услышав нас, Морган начинает капризничать.
– Я ненадолго.
Я открываю дверь.
– Она с ней встречалась?
– Что?
Я оборачиваюсь.
Суэйзи поджимает губы, а её взгляд становится немного настороженным, словно она опасается произнести что-то лишнее.
– Морган встречалась с Морган?
– Одна из них мертва, а другая – младенец.
– И все же… ты посещаешь могилу мертвой Морган.
– И что?
– Ты с ней разговариваешь?
– Какое это имеет значение? Она плачет. Тебе лучше пойти взять её на руки.
– Её почти не слышно, и я заберу её через секунду. Твоя лучшая подруга… ты назвал свою дочь в честь неё. Алё? Конечно, ты должен их познакомить. Я познакомила своего парня с моим покойным отцом. – Суэйзи склоняет голову набок. – Всё прошло намного лучше, чем я ожидала. Мой отец был немногословен, и я была уверена, что ему будет что сказать о татуировках моего парня.
– Ты ненормальная.
Мне не до смеха. Сейчас неподходящее время, и разговор принял неправильный оборот. Она сумасшедшая. Я нанял сумасшедшую молодую женщину присматривать за моим ребенком.
– Сказал парень, у которого рядом со столом стоит скелет.
Я сжимаю челюсти, чтобы сдержать эмоции. Я не хочу смеяться.
– Я профессор анатомии. А теперь иди и делай свою работу. Она плачет.
– Я возьму её, бутылочку и пакет с подгузниками. А ты возьми её автокресло.
– Нет. Увидимся через час.
Суэйзи поворачивается и бежит прочь, её голос затихает по мере того, как она удаляется по коридору в сторону детской.
– По дороге мы можем остановиться и выпить кофе со льдом. Мне нужно взбодриться. Я угощаю.
Я – босс, но в мире нянь «нет» означает «да». Если бы я не был убежден, что Суэйзи – настоящий мастер общения с малышами, увольнение за неподчинение было бы следующим логическим шагом. Но с Морган она просто волшебна. Я бы сказал, что дело в груди. У женщин есть подушечки для кормления, которые, похоже, нравятся младенцам. Но у Рейчел они тоже есть, и Морган капризничает с Рейчел так же, как со мной. Это может означать только одно: у Суэйзи волшебная грудь.








