Текст книги "Вне пределов (ЛП)"

Автор книги: Джуэл Э. Энн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Перевод: Юлия Гордон

Редактура: Юлия Гордон

Вычитка: Ленчик Кулажко

Обложка: Ленчик Кулажко

Оформление: Юлия Гордон

ГЛАВА ПЕРВАЯ

АБЕН. ЭТО ПРАКТИЧЕСКИ НЕБО, написанное задом наперёд, и имя девочки справа от меня, засунувшей почти весь свой палец в нос. Я морщусь, пытаясь поудобнее устроиться в кресле. Это никак не связано с её отвратительной привычкой. Одно крылышко прокладки прилипло к моим лобковым волосам. Мама беспокоится о тампонах и синдроме токсического шока.¹ Уверена, больнее, чем сейчас уже быть не может.

Администратор смотрит на нас сквозь очки в роговой оправе, постукивая концом ручки по подбородку.

– Абен, тебе нужна салфетка? – спрашивает она.

Мои родители, в конце концов, не самые странные родители в мире. Я счастливица.

Рой.

Дорис.

Чериш.

Уэйн.

В среднем в справочнике имен более десяти тысяч детских имен, как можно остановиться на таких ужасных?

Небо задом наперед смотрит на меня, словно у меня есть ответ на вопрос администратора. Я не кончик её пальца. Откуда мне знать, каково там, в глубине? Осмотрев её размеры – она меньше меня – и её желтые волосы разной длины, про которые моя мама сказала бы – сделано своими руками, я слегка киваю администратору.

Не двигая пальцем, потому что он мог застрять, Абен копирует мой кивок. Администратор протягивает коробку с салфетками. Они обе смотрят на меня.

Когда это меня назначили дежурной по козявкам?

– Суэйзи, тебе не нужно сходить на горшок, прежде чем мы уйдём? – интересуется мама, выходя из кабинета, где я сдавала тесты.

Суэйзи. Это я. Как мне казалось, худшее имя на свете – до тех пор, пока пять минут назад Абен не представилась и не предложила мне закуску без глютена из своего рюкзака, – арахис, молочные продукты, сахар – не завёрнутые в пакеты или пластик. Мой дядя считает, что миллениалы² разрушат мир, потому что у них отсутствует здравый смысл, и все свои знания они черпают из интернета. Может, он и прав, время покажет, но тогда какое оправдание у моих родителей? Или у родителей Абен? Здравый смысл подсказывает, что нужно дать ребёнку хорошее солидное имя. Дети не хотят быть уникальными. Это правда.

Мы просто хотим вписаться в общество.

Я хватаю коробку с салфетками и бросаю её на свободный стул, успев отвернуться до того, как Абен вытащит палец наружу. Некоторые вещи мне знать не нужно, например, почему в приемной пахнет вишневой рвотой, почему здесь есть автомат с водой, но нет стаканов, и что у Абен с правой ноздрёй.

– В туалет, – бормочу я, проводя носком ботинка по красно-белым геометрическим узорам ковра.

– Мы не слышим, когда ты разговариваешь со своими ногами, Суэйзи, – говорит папа так, будто говорил это уже много раз.

Возможно, так оно и есть.

Я поднимаю голову.

– Нет, мне не нужно в туалет! Или на горшок. Вы по-прежнему думаете, что мне четыре?

Его голубые глаза, такие же, как у меня, шарят по комнате, прежде чем остановиться на мне.

– Ш-ш-ш… Не нужно так громко.

Он проводит рукой по своей практически лысой голове, словно я взъерошила его волосы, те немногие, что у него остались.

– Давай просто уйдем, дорогая.

Мама тянет меня за руку.

Я резко отстраняюсь.

– Суэйзи.

Словно ей было мало дать мне такое дурацкое имя, она ещё и умудрилась протяжно его говорить. «Суээээээйзи». Кому нужно имя, рифмующееся со словами «ленивый» и «сумасшедший»³?

– Ты сказал, что не слышишь, когда я разговариваю со своими ногами. Теперь ты меня слышишь?!

Они слышат меня. Молодой человек, который проводил тесты, выглядывает из-за двери и смотрит на меня, прищурившись. Он тоже меня слышит. Я не могу найти свой внутренний голос. Что-то произошло с моим голосом, и он звучит как в игре.

– На горшок ходят малыши. Я не малыш! Мне одиннадцать. И я знаю то, чего не знают другие одиннадцатилетки. Ну и что? Это не значит, что со мной что-то не так. Вы продолжаете приводить меня в подобные места, чтобы я проходила дурацкие тесты и сидела в вонючих комнатах ожидания со странными детьми, у которых идиотские имена и которые любят отгадывать неразрешимые загадки, дёргать себя за волосы и ковырять в носу!

Сжав руки в кулаки, я сопротивляюсь редкому желанию потянуть себя за волосы.

Родители берут меня за руки и выволакивают из кабинета. Перед тем как мы достигаем двери, я с извинение смотрю на Абен. Она снова засовывает палец в нос.

– Ну что, я гений? – спрашиваю я гораздо более спокойным голосом, пока родители, словно телохранители, подталкивают меня к лифту и спускаются на пятнадцать этажей вниз.

Рядом с нашей синей машиной стоит красный кабриолет. Возможно, он принадлежит родителям Абен. Но эта машина слишком крута для людей, которые назвали бы своего ребёнка небом в обратном направлении. Небеса наоборот… разве не ад?

Проверив ремень безопасности, как будто одиннадцатилетний ребёнок не может справиться с такой задачей, отец смотрит на меня, стиснув челюсти. Он слишком зол, чтобы говорить. Ну и ладно. Подробности я узнаю, когда он будет готов к разговору, его первым высказыванием будет объяснение. Больше я ничего не собираюсь говорить. Ранее я уже высказалась более чем очевидно, хоть и резко.

После продолжительного молчания папа переводит взгляд на маму и кивает.

– Суэйзи? – Она смотрит на меня через плечо, заправляя свои тёмные волосы за ухо.

Я не слышу в её голосе ни капли гнева. Он сладкий и сочный, как конфеты «Старберст», которые я покупаю перед походом в кино.

Однако я боюсь, что её слова доставят мне такое же удовольствие, какое я получаю, когда переедаю сладкое.

– Ты бы согласилась рассмотреть возможность перехода в другую школу?

Ну, так и есть. Она сверлит без предварительного обезболивания. Я училась в четырёх разных школах. Все педагоги-психологи и специалисты по развитию детей в радиусе ста километров исследовали меня. И все пришли к выводу, что я одаренная, но не в типичном смысле. Умная. Но не гений.

Больше всего удивляют мои неожиданные воспоминания о малозначительных исторических событиях. Я не умею играть на фортепиано и не говорю по-испански. Мне нравится общаться со взрослыми, но я легко нахожу общий язык и со сверстниками. Я не могу назвать много известных военачальников. Даже перечислить президентов в хронологическом порядке – сложная задача. Но случайные события, произошедшие в Мэдисон, штат Висконсин, за несколько лет до моего рождения, – кажется, моя особенность.

– Переехать? Опять?

Я вздыхаю, когда мы проезжаем мимо дендрария Университета Висконсин-Мэдисон, одного из мест, куда я люблю ходить летом.

– Мы просто хотим найти для тебя наиболее подходящий вариант.

– Мне хорошо там, где я нахожусь.

– Но эта школа недостаточно сложна для тебя.

Я пожимаю плечами.

– Какая разница? Если я уже знаю, о чём идёт речь, то мне не нужно тратить столько времени на домашнюю работу, как моим друзьям.

– Это растраченный потенциал.

Папа бросает на меня быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Он тоже перестал бороться с моими внезапными прозрениями.

– Потенциал означает… – начинает объяснять мама.

– Возможности, перспективы, будущий успех. Я поняла.

Я больше, чем уверена, что другие одиннадцатилетние дети в шестом классе уже слышали слово «потенциал». Это не то слово, которое я бы включила в свой ежедневный лексикон.

– Послушай, Суэйзи, Гибсоны отправляют Бумера в частную школу, которая находится в часе езды от нашего дома. Если мы отправим тебя туда, у тебя уже будет один друг.

Бумер. Ещё одно отвратительное имя. Звучит как лай ротвейлера. Хотя мальчик симпатичный. Он мне нравится, но не так, как я ему. По крайней мере, мне так кажется.

После школы он несет мой рюкзак к автобусу, а на уроках расстёгивает мой лифчик. Лифчик, который мне не нужен. Мама заставила меня купить его после того, как им обзавелись несколько моих подруг. У меня нет груди. Нет. Пока нет. Тем не менее, я ношу его, чтобы чувствовать себя как все остальные девочки, и, видимо, то, что Бумер каждый день расстёгивает мне лифчик на математике, означает, что я ему нравлюсь. По крайней мере, так считает моя мама.

Сомнительно.

– Мне нравится моя школа.

Я накручиваю свои светлые волосы на палец, затем пропускаю их сквозь губы, прикусывая зубами.

Мама хмурится. У неё пунктик по поводу волос возле рта. Волосок в еде вызывает у неё рвотный рефлекс, вплоть до рвоты, и потом она месяцами не может есть такую пищу.

Папа всегда угрожает подбросить волосок в мороженое, которое она любит таскать тайком, – его мороженое.

– В следующем году ты перейдёшь в среднюю школу. Это отличное время для перемен. Переход будет легче.

Папа кивает, словно пытаясь убедить в этом не только маму, но и самого себя.

– Мне нравятся мои друзья.

– У тебя появятся новые друзья, – говорит мама, качая головой и хмуро глядя на волосы у меня во рту.

Я достаю локон изо рта и перекидываю волосы через плечо.

– Почему я не могу быть обычной, а ты – счастливой?

– Суэйзи, если ты только попробуешь, обещаю, мы больше не будем настаивать на смене школы, даже если у тебя ничего не получится.

Мама едва сдерживает эмоции, её словно что-то душит, возможно, отвращение к тому, что она видит волосы у меня во рту.

Последний переход. Последняя школа. Я сделаю это. Но я ни за что не поверю, что это на самом деле в последний раз.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Десять лет спустя

– СУЭЙЗИ, ПОЧЕМУ ТЫ решила, что родители отказались от тебя? – спрашивает доктор Грейсон.

Карлтон Грейсон. Хорошо продуманное имя. Сильное. Мужественное. Интеллигентное.

Мой отец умер от сердечного приступа в прошлом году. Я в порядке, но мама предложила использовать часть денег из его страховки, чтобы справиться с утратой. Я предложила поездку в Коста-Рику. Она выбрала психотерапевтов.

И хочу снова подчеркнуть – я в порядке. Однако ей приятно знать, что я выражаю свои эмоции кому-то, ведь это не она. Я посетила несколько психологов и психотерапевтов в поисках того, кто не будет меня раздражать.

Это мой первый визит к доктору Грейсону. Пока рано делать какие-то выводы, но его имя меня не бесит, и это уже хорошо.

– Моя мама любит антиквариат. Она смотрела «Роуд-шоу антиквариат» по общественному телевидению. Люди, которые считают, что у них есть нечто особенное, испытывают волнение и возлагают большие надежды.

Большую часть своей жизни я чувствовала себя такой особенной. Мы ждали, посещая одного специалиста за другим, переходя из одной частной школы в другую, ожидая, что кто-то расскажет им о моём даре – моей ценности. Я представляла себе выражение их лиц, словно они выиграли в лотерею.

– Что случилось?

Я смотрю на его переплетённые руки на коленях – кожа на них морщинистая и потрескавшаяся, на ней нет ни грамма жира. Кто бы мог подумать, что ухоженные ногти и иногда оттопыренные указательные пальцы могут быть такими завораживающими? Его присутствие в комнате одновременно пугает и успокаивает. Глубоко посаженные глаза почти серебристого цвета контрастируют с седеющими волосами, которые образуют острую линию роста волос на лбу в форме треугольника вершиной вниз. Он напоминает мне Лиама Нисона. Это заставляет меня задуматься, есть ли у него «необычные способности»⁴.

Встретив его взгляд, я улыбаюсь.

– На последнем тестировании, пять лет назад, родителям сказали, что я совершенно нормальная шестнадцатилетняя девочка с результатами тестов выше среднего, но на тот момент ничем не превосходящая всех остальных сверстников. Я была умна, но не гений. Мне рекомендовали посещать как можно больше курсов повышенного уровня, но при этом ничего не говорили о пропуске уроков или о новом тестировании. Однако к моменту окончания школы я уже проходила первый год обучения в колледже.

Доктор Грейсон смотрит на бумаги в моей дорожной карте. Я привыкла путешествовать с папкой, в которой хранятся результаты тестов и записи о моих академических достижениях.

– Ты набрала тридцать один балл в ACT⁵ и окончила школу со средним баллом три девять⁶. Это очень хорошо. И ты только закончила колледж.

Я пожимаю плечами.

– Я не произносила прощальную речь перед своим классом. Не получила стипендию в каком-либо колледже. Обо мне не написали ни одной статьи в медицинских журналах. Никаких выступлений на национальном телевидении. Ни победы в лотереи. Никакого скрытого таланта. Но, да, я окончила колледж. Это ведь хорошо, правда? Не у всех есть высшее образование. Я надеюсь, получить работу учителя в этом учебном году. В противном случае я буду работать подменным преподавателем.

– А чем ты занимаешься сейчас?

– Я занимаюсь графическим дизайном: веб-сайты, баннеры, обложки книг. И все в таком духе.

– Тебе нравится заниматься дизайном?

Никто раньше не спрашивал меня об этом. Всегда считалось, что работа должна мне нравиться, потому что я её выполняю. С каких это пор все любят свою работу?

– Не особенно. Но у меня хорошо получается. Пока это просто работа.

Мы говорили о всякой ерунде – это был сеанс знакомства. Когда мы закончили, я согласилась назначить ещё одну встречу. Для меня это впервые.

Отвернувшись от стойки администратора и взяв несколько шоколадных конфет из керамической чаши, похожей на детскую школьную поделку, я вижу Нейта. Он сильно постарел, но его рыжие волнистые волосы я бы узнала где угодно. Мне всегда нравились парни с волнистыми волосами, особенно те, которые не пытаются укладывать их и просто говорят: «к черту». Действительно, нет ничего более привлекательного, чем непокорные волосы.

Он располнел. Уже не мальчик, а мужчина с широкими плечами и волевой челюстью. И густой щетиной. Мужественность ему к лицу. Я улыбаюсь, когда он смотрит на меня своими неповторимыми голубыми глазами.

– Привет, как дела? – спрашиваю я как раз в тот момент, когда он опускает взгляд в пол, положив руки на крепкие бедра, обтянутые джинсами, и складывает ладони перед собой.

Он снова поднимает взгляд, и я понимаю, что он не узнает меня. Его взгляд мечется из стороны в сторону, прежде чем снова сфокусироваться на мне.

– Нейт?

– Да? – неуверенно произносит он.

– Ух ты, ты уже совсем взрослый.

Он прищуривается.

– Ты уж извини, но мы знакомы?

– Ты жил на Гейбл-стрит. В блекло-зеленом доме. Увлекался хоккеем, и именно тогда получил этот шрам на лбу. Помнишь? Ты и ещё несколько ребят играли на пруду без шлемов и защитной экипировки.

Нейт поднимает руку к голове и проводит ею по шраму, скрытому за непослушными волосами.

– Как тебя зовут? – спрашивает он, ещё больше прищурившись.

– Суэйзи Сэмюэлс.

Как он мог меня не узнать? Я знаю, что он любит пиццу с ананасами и халапеньо, в кино он просит добавить дополнительную порцию масла в попкорн, а оно такое липкое и неприятное, и он говорит всем своим друзьям, что любит видеоигры, хотя на самом деле его тайная страсть – шахматы. По крайней мере… были. Я до сих пор не могу прийти в себя от того, как сильно он вырос.

Он качает головой.

– У тебя есть старшие братья и сестры?

– Нет.

Это безумие. Я знаю, что он единственный ребёнок в семье, так почему он не знает того же обо мне? Он фанат «Чикаго Беарз», что бесит его родителей, потому что все, кто живет в Висконсине, должны быть преданы «Грин-Бей Пэкерс».

– Я знаком с твоими родителями?

– Нейт Хант, как ты можешь не помнить меня, мы же… – Я заправляю волосы за уши и вздыхаю. – Мы…

Он весь внимание, даже пожилая дама, сидящая через два стула справа от него и делающая вид, что читает журнал, бросает на меня любопытный взгляд. Это просто смешно. Очевидно, что прошло много лет, у него появилось несколько морщин возле глаз, доказывающих это, но… Я знаю его.

– Сколько тебе лет? – спрашивает он, прерывая мое заикание, которое никак не может сформулировать слова, объясняющие, откуда я его знаю.

– Двадцать один.

– Ну, этот шрам я получил в четырнадцать лет. Это было двадцать два года назад. Ты, должно быть, знаешь кого-то, кто знал меня в детстве.

Я лишь киваю в ответ, ни с чем на самом деле не соглашаясь.

– Эм… мои родители… Трэвис и Криста Сэмюэлс? Мой отец скончался год назад.

Я не помню, чтобы мы с ними когда-нибудь говорили о Нейте, но, должно быть, говорили.

– Знакомые имена. – Нейт медленно кивает, поджав губы. – Но я не могу их вспомнить. Но в последнее время я немного не в своей тарелке. – Он кивает на дверь в кабинет доктора Грейсона. – Очевидно, если я здесь, значит, что-то не так, верно?

Он усмехается, но в его смехе больше боли, чем юмора.

Я знаю его не поверхностно, не просто потому что мы встречались или кто-то из моих знакомых рассказывал о нём. Это нечто большее. Меня охватывает трепет, по спине пробегают мурашки, волосы на затылке встают дыбом.

– Рада была повидаться.

Натянуто улыбнувшись, выбегаю, прежде чем он успевает сказать:

– Хотел бы я сказать, что чувства взаимны, – потому что он понятия не имеет, кто я такая.

∞

А ЧТО, ЕСЛИ ЭТО опухоль мозга? Я думаю об этом чаще, чем следовало бы. Однако это может служить объяснением для многих необычных уникальных, блестящих, новаторских, непоследовательных, часто бессмысленных мыслей, которые роятся в моей голове.

– Нейт Хант, – произношу я его имя, выезжая с парковки и направляясь обратно в свою квартиру.

Это ощущение дежавю, но в ускоренном темпе. В моей голове проносятся яркие образы и воспоминания, они чёткие и детальные. Сны кажутся реальными и оставляют после себя пустоты. Это не просто воспоминания о снах. Я знакома с Нейтом Хантом.

После душа и подгоревшего сыра на гриле, благодаря Нейту, поглотившему мой разум, пишу маме сообщение, чтобы она знала, что я не смогу поужинать с ней сегодня вечером – наша традиция по четвергам. Когда я спускаюсь к машине, у меня звонит телефон.

– Собеседование, мам. Я не собираюсь бросать тебя ради чего-то лучшего.

– Суэйзи, я звоню не для того, чтобы упрекать тебя. Просто хотела убедиться, что ты чувствуешь себя хорошо. Очевидно, что да, так что расскажи о собеседовании. Это постоянная работа или просто временная подработка до осени?

– Пока не знаю. – Я включаю Bluetooth, когда отъезжаю от обочины на своей черной Elantra. – Это работа няни, по вечерам и по выходным. Я буду держать тебя в курсе.

– Это здесь, в Мэдисон?

– Да, всего в нескольких минутах езды от моего дома.

– Как прошел твой прием?

Разворот на сто восемьдесят градусов в разговоре.

– Нормально.

– Нормально – это хорошо?

Она слишком хорошо меня знает.

Я вздыхаю.

– Отлично, я записалась на второй прием.

– Я очень рада это слышать.

В чем причина? Я не из тех, кто заливается горючими слезами при одном упоминании имени отца. Если бы я не узнавала, казалось бы, совершенно незнакомых людей и не вспоминала о них то, что происходило до моего рождения, я бы сказала, что я совершенно нормальный человек.

– Доктор Банц уже предложил тебе продать дом?

Говард Банц. Мне больно даже думать о его имени. Я так и не попала на первый прием к нему по очевидным причинам.

– Нет. Ты не врач, Суэйзи. Не понимаю, почему ты так настаиваешь на том, чтобы я продала дом. Доктор Би не упоминал об этом, и не думаю, что он упомянет.

– Доктор Би, значит?

Она цокает языком.

– Так его называют все пациенты.

– Не могу представить, почему.

Я ухмыляюсь, выезжая на улицу, и мой навигатор заглушает маму.

– Прекрати. Ты и твоя одержимость именами. Даже если ты не считаешь, что у тебя проблемы из-за потери отца, одной твоей одержимости именами достаточно, чтобы обратиться к психотерапевту.

Переводя взгляд с одного зеркала заднего вида на другое, я параллельно паркуюсь между двумя гораздо более дорогими автомобилями. Это отличный район. Я в шоке от того, что на улице вообще есть машины.

– А под одержимость именами ты подразумеваешь мои проницательные наблюдения за причудами человечества? Стремление каждого человека выделиться из толпы? Одержимость модными тенденциями?

– До свидания, Суэйзи. И удачи на собеседовании.

Так она заканчивает разговор, который, как она знает, ей не выиграть.

– Пока, мам. Люблю тебя.

Я пришла рано, поэтому жду несколько минут, прежде чем пойти по длинной аллее, обрамлённой деревьями, к кирпичному дому с крутой крышей и белыми колоннами у входа.

Я нажимаю на звонок и жду, засовывая руки в карманы своих чёрных брюк, затем опускаю их по бокам. Скрещиваю их на груди и в конце концов засовываю обратно в карманы, как раз в тот момент, когда открывается дверь. Нервы – это маленькие безумцы.

Мои брови взлетают вверх, а голова откидывается назад.

– Нейт.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

НЕЙТ МОРГАЕТ несколько раз, прежде чем высунуть голову из-за двери и осмотреть окрестности.

– Что ты здесь делаешь?

Я прослеживаю за его взглядом, обводя пышный ухоженный двор и высокие вечнозеленые деревья, отделяющие его участок от соседского. Выпрыгнут ли клоуны? Есть ли здесь скрытые камеры? Что я упускаю из виду?

– Ну, я… – достаю свой телефон и показываю ему электронное письмо —…здесь для собеседования. Видишь?

Он напрягается, когда я сую ему в лицо свой телефон, не приближаюсь к нему ни на сантиметр, чтобы ненароком не ударить его по носу. Мои нервы немного расшатались по пути сюда. Ничего особенного, просто волнение перед собеседованием. Но когда Нейт открывает дверь, я вздрагиваю, словно от землетрясения.

– С. Сэмюэлс?

Он, прищурившись, смотрит на экран.

Всему миру не обязательно знать мое имя. С. Сэмюэлс придаёт таинственности, как будто я автор, который не хочет раскрывать свой пол, – или как автор с дерьмовым именем.

– Суэйзи. Если ты забыл.

Нейт потирает лоб, словно пытаясь стереть этот день из памяти. Должно быть, с его головой что-то не так, если он обратился к доктору Грейсону. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что это так. Мне жаль его. Я бы не хотела быть ещё одной вещью, с которой он не хочет иметь дело сегодня.

– Я не забыл. Моя невестка назначила эти собеседования. Прости, я не уловил связи между фамилией и… – его губы кривятся, – … произошедшим ранее.

Ранее. Не годы назад. Что происходит? Я теряю рассудок. Рак. Это должен быть рак в моем мозгу… или инопланетяне. Каждый год я прохожу медосмотр. Рак кажется маловероятным, но они пропускают всякое дерьмо. Такое случается постоянно. Инопланетяне – более правдоподобное объяснение. Они должны быть настоящими. Иначе зачем бы НАСА тратило столько денег на поиски жизни за пределами Земли?

Его губы зажаты между зубами, а между бровей залегает глубокая складка, выдающая его внутреннее напряжение, указывающее на то, что ему некомфортно пускать преследователя в свой дом, не говоря уже о том, чтобы проводить с ним собеседование на должность няни.

Мне не нужна эта работа. Даже если с деньгами будет туго, я смогу подработать дизайнером, чтобы продержаться до осени. Но это уже не собеседование, это загадка, которую я должна разгадать. Нейт? Почему ты в моей голове?

– Я должна извиниться за то, что сказала ранее. Я поняла, откуда знаю тебя или о тебе. Моя кузина, она старше меня, встречалась с твоим другом, Тоби Фридманом. Она рассказала мне хоккейные истории и о том, где ты вырос – через четыре дома от дома Тоби. Я проходила по этой улице много раз. Дом все ещё зеленый. В общем, у неё была ваша с Тоби фотография. Думаю, твои голубые глаза делают тебя безошибочно узнаваемым и… знакомым. Надеюсь, я не напугала тебя.

Тоби вырос через четыре дома от Нейта, и в день несчастного случая они оба были на пруду. Но у меня нет кузины, которая бы встречалась с Тоби. Я просто молю бога, чтобы Нейт нашел мое объяснение правдоподобным.

Через несколько секунд он резко кивает.

– Я не видел Тоби уже много лет. С тех пор как мы закончили школу.

– Как и моя кузина.

Я с грустью улыбаюсь. Черт! Надеюсь, он поверит.

– Пожалуйста, заходи.

Я вхожу внутрь и снимаю обувь, потому что на полу из темного дерева передо мной нет ни единой царапины. Прикусив язык, я не говорю ему, какой у него красивый дом и как сильно он отличается от зеленого домика с двумя спальнями на Гейбл-стрит.

Я умираю от желания узнать, чем он занимается и как может позволить себе жить в таком дорогом доме. Нейт поклялся, что никогда не станет одним из тех высокомерных богачей, которых он всегда презирал, как тот ублюдок, у которого был роман с его мамой, пока она не порвала с ним и не попросила прощения у его отца, он простил её и принял обратно. Как и Нейт, он потрясающий.

Откуда, черт возьми, я знаю о нём всё это дерьмо?

– Следуй за мной.

Он ведёт меня к двойным дверям справа от нас. Древесный, слегка сладковатый аромат бергамота и ветивера его лосьона после бритья будоражит мои чувства. Он резкий и изысканный, как и мужчина передо мной.

– Ух ты! – Я осматриваю полутораэтажную библиотеку или кабинет. Не знаю точно, что это. Внушительный антикварный письменный стол окружен тремя стенами книжных полок и лестницей – классная такая, которая скользит вдоль полок на роликах. Другая стена сплошь состоит из окон, а в дальних углах – панели из средневекового витражного стекла, как будто из церкви. Свет позднего вечера, пробивающийся сквозь деревья, рассеивается по комнате в виде брызг технического цвета. – Это удивительное место.

– Спасибо. Присаживайся.

Нейт опускается в кожаное кресло, а я сажусь в кремовое кресло напротив его стола.

– Миленький скелет.

Не могу сдержать улыбку, глядя на анатомический человеческий скелет в натуральную величину на колесиках рядом с его столом.

Он бросает на него быстрый взгляд, а затем открывает ноутбук.

– Я профессор анатомии.

– Правда? Это потрясающе, и подумать только…

Я снова прикусываю язык. Это так трудно.

– Подумать только? – Приподняв брови, он смотрит на меня ожидая ответа.

Нейт не собирался поступать в колледж. Он планировал связать свою жизнь с хоккеем.

– Эм… я долгое время думала, что скелеты в натуральную величину – настоящие скелеты. Ну, я так думала, когда была моложе. Безумие, да?

Чем чаще он моргает, тем больше я чувствую, что мои шансы получить эту работу равны нулю.

– Ты не закончил рокировку⁷. В чём дело?

Я киваю на шахматную доску на его столе.

Он смотрит на шахматную доску и хмурится, видимо, понимая, что я права и он в двух ходах от потери своего короля.

– Тебе нравятся шахматы?

– Нет.

– Нет? – Он снова смотрит на меня.

Мне они не нравятся. Никогда в жизни не играла в эту игру. Но, глядя на доску, чувствую, что уже видела эту комбинацию. Точь-в-точь как у Нейта.

– Это долго, нудно и скучно. Без обид.

На его губах появляется ухмылка, когда он откидывается в кресле и складывает руки на животе. С тех пор как я видела его в кабинете психиатра, он сменил джинсы и футболку на серые брюки и рубашку цвета баклажана на пуговицах с рукавами, закатанными чуть ниже локтей. Боже! Он выглядит чертовски сексуально, что просто безумие, ведь он так сильно постарел с тех пор, как… не знаю. Но я не могу перестать восхищаться его утонченной сексуальностью. Когда я начала увлекаться мужчинами постарше?

– У тебя есть диплом о высшем образовании, но нет должности преподавателя?

Я прочищаю горло.

– Я надеюсь получить должность этой осенью. Я подала несколько заявок.

– Работаешь в данный момент?

– Внештатным графическим дизайнером.

– Замужем? Есть дети?

– Нет.

– Есть опыт работы с детьми, помимо работы помощником преподавателя?

– В старших классах я присматривала за детьми соседей, а во время учебы в колледже работала няней на полную ставку в течение двух летних месяцев. Это есть в моем резюме.

Он кивает, не глядя на мое заявление и резюме, которое, как я предполагаю, находится на экране его компьютера.

– СЛР⁸? Первая помощь?

– Это… – В резюме. – Да. И то, и другое.

– Тебя когда-нибудь арестовывали?

– Нет.

– Штрафы за превышение скорости?

Я улыбаюсь.

– Нет.

– Штрафы за неправильную парковку.

Безумие.

– Нет.

– Куришь? Употребляла когда-нибудь наркотики? Алкоголь? Медицинские проблемы, такие как депрессия, диабет, эпилепсия?

Кто этот мужчина? Нейт Хант был спокойным парнем. Мир мог рухнуть, и он бы сказал: все не так плохо, как ты думаешь.

Он ни о чем не беспокоился. Доверял всем. Всегда был абсолютно спокоен.

– Не курю и не употребляю наркотики. Я люблю сладкое, но не настолько, чтобы довести себя до диабетической комы. Эпилепсии нет. Как тебе уже известно, я хожу к психотерапевту, но у меня нет депрессии. Я делаю это ради мамы. Она считает, что мне нужно с кем-то поговорить о своих чувствах после смерти отца. Но на самом деле со мной все в порядке.

– У тебя есть вопросы ко мне?

Теперь моя очередь. Это было не так уж плохо. Этот парень старше меня, но я испытываю огромное чувство гордости. Это звучит снисходительно. Он задает правильные вопросы. Я хочу вручить ему награду или значок за его достижения в работе.

– Сколько у тебя детей? В твоем объявлении этого не сказано.

– Один.

Грусть проступает на его лице, когда он смотрит на шахматную доску и матово-серебристую рамку с фотографией. Я не могу разглядеть фото со своего места.

– Сколько лет?

– Один месяц.

– О, ничего себе. Короткий декретный отпуск.

Нейт содрогается.

– Моя жена умерла при родах.

Схватившись за ручки кресла, я начинаю вставать, а затем сажусь обратно. Чёрт!

Инстинкт заставляет меня вскочить и обнять его. Какого чёрта? Он потерял жену.

Но… мы же не знаем друг друга… якобы. Нейт женился. Прошло слишком много времени. Я так многого не знаю несмотря на то, что знаю.

– Нейт… Мне очень жаль.

Он на мгновение закусывает губу, прежде чем снова встретиться со мной взглядом.

– Натаниэль. Меня не зовут Нейтом со школьных времен.

– Прости, моя кузина называла тебя Нейтом. Наверное, потому что ты был ребёнком, когда она встречалась с Тоби.

– Я ухожу на работу к полудню с понедельника по пятницу. Моя невестка, Рейчел, будет здесь до 16:30, поэтому мне нужна помощь с 16:30 до 20:00, кроме пятницы. По пятницам я возвращаюсь домой к шести часам.

Он барабанит пальцами по столу.

– А в выходные?

– Каждую вторую субботу с 7:30 до полудня. В июле и августе я буду участвовать в нескольких конференциях, и в эти недели мне потребуется дополнительная помощь. А теперь… – Он встает. – Сегодня у меня ещё два собеседования. Я приму решение к концу недели. Спасибо, что пришла.

Он протягивает руку и ждет, когда я пожму её, – огромная рука, с мозолями и шишковатыми суставами. Огромная ладонь, созданная для того, чтобы обхватывать хоккейную клюшку, а не держать красную ручку для оценки работ. Я встаю, перевешиваю сумочку через руку и просовываю свою ладонь в его. Часть меня ожидает, что его прикосновение будет знакомым, но это не так. Неа. Никакого узнавания. Никакой искры. Не уверена, что могла бы что-то ощутить. Моя рука слишком дрожит, чтобы что-то почувствовать.

– Спасибо, Нейт-аниэль.

Я прикусила губу поморщившись.

– Я провожу тебя.

Он идет за мной к входной двери.

Я обуваюсь, пока он открывает дверь.

– У тебя сын или дочь?

Когда он улыбается, я вижу призрак того мальчика, которого узнала в кабинете доктора Грейсона. В течение нескольких секунд он сияет от счастья и гордости.