Текст книги "Творящие любовь"

Автор книги: Джудит Гулд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

13

Прошло несколько месяцев, прежде чем следующий случай снова заставил Шарлотт-Энн волноваться.

– Послезавтра мы приглашены на официальный прием в Министерство иностранных дел, – небрежно бросил Луиджи как-то за ужином.

Шарлотт-Энн как раз собиралась положить в рот кусочек телятины. Она тут же опустила вилку на тарелку.

– В Министерство иностранных дел?

Муж кивнул.

Юная княгиня тихонько присвистнула. Она уже привыкла к довольно бурной светской карусели. Правда, такой образ жизни поначалу пугал ее, но потом Шарлотт-Энн приняла его и вошла во вкус. Но прежде они вращались в кругах старой аристократии, среди военных и высокопоставленных гражданских лиц, а приглашение на прием в Министерство иностранных дел служило доказательством их перехода в еще более высокие социальные сферы.

Обычно Шарлотт-Энн не любила строгие официальные приемы и ужины с их полными собственной значимости затянутыми в мундиры офицерами под руку с щебечущими женами, но на этот раз ей захотелось пойти. Она только что оправилась от второго выкидыша. Как и в первый раз, молодая женщина добровольно обрекла себя на заточение на вилле, пока не справится с последовавшей за этим депрессией. В то же время, когда жена выздоравливала, Луиджи даже не заикался о том, что ей следовало бы сопровождать его, и она была очень ему за это благодарна. Шарлотт-Энн знала, что он выжидал, пока не почувствует, что его супруга готова выйти в свет.

– Мне бы хотелось, чтобы ты, как всегда, выглядела красавицей. – Князь улыбнулся ей через стол. – Возможно, тебе нужно сшить новое платье.

– Еще одно? – Шарлотт-Энн не смогла удержаться от смеха.

Мужчины так тщеславны, а Луиджи хуже прочих. Он пользовался каждым удобным случаем, чтобы показаться с ней в обществе, и казалось, ее платья стали предметом его особой гордости.

– Я думаю, что-нибудь синее, оттенка сапфира, будет неплохо смотреться, – задумчиво произнес он, покачивая головой. – Да, действительно, очень неплохо.

– Но ты же знаешь, что я предпочитаю пастельные тона, – запротестовала Шарлотт-Энн. – И, кроме того, синьоре Белле вряд ли хватит двух дней для того, чтобы сшить новое платье! – Она поднесла к губам бокал и отпила глоток белого вина.

– Я не думаю, что она станет возражать, – ответил Луиджи со странной улыбкой. – И потом, ты прилично оплачиваешь ее работу. С ее стороны было бы глупо не отложить в сторону другие заказы, чтобы сшить наряд для тебя.

Шарлотт-Энн скоро поняла, что спорить с ним бесполезно. На следующее утро, когда она зашла в ателье синьоры Беллы, седая портниха, широко улыбаясь, показала ей кусок бархата цвета сапфира.

– Ваш муж прислал мне его вчера утром, – сказала женщина, пропуская ткань между пальцами. – Красиво, правда?

– Да, действительно, материал очень красивый, – пришлось согласиться Шарлотт-Энн, несмотря на свой гнев на Луиджи, пренебрегшего ее пожеланиями.

– И не волнуйтесь, княгиня, – заверила ее синьора Белла. – Вы будете в нем очаровательно выглядеть. – Она обвела пальцем круг, и ее мощная грудь поднялась от оценивающего вздоха. – Это будет bellissimo[20]20
  Великолепно (итал.).


[Закрыть].

– Но платье должно быть готово завтра, – уточнила Шарлотт-Энн.

– Значит, так и будет, – ответила пожилая портниха, теребя пальцами концы желтого сантиметра, как всегда, висящего у нее на шее. – Ваши мерки у меня есть. Так что я уже скроила и сметала. Видите? – синьора Белла взяла почти законченный корсаж со своего рабочего стола, покрытого бумагой, и показала молодой женщине. – Сейчас я должна посмотреть, как это на вас сидит. Сегодня в четыре вам необходимо зайти еще на одну примерку. Последняя примерка завтра утром, чтобы подогнать платье окончательно. Оно будет доставлено к вам на виллу завтра самое позднее в три часа дня.

Синьора Белла оказалась на деле еще быстрее, чем на словах. На следующий день еще до полудня платье было уже у Шарлотт-Энн. И как только она достала наряд из коробки, все ее раздражение мгновенно улетучилось. Ей следовало это знать. У мужа безупречный вкус. Платье и в самом деле оказалось произведением искусства.

«Он хочет для нас двоих только самого лучшего», – пришлось напомнить ей самой себе.

Шарлотт-Энн чувствовала странное радостное возбуждение, когда ее одели и причесали. Луиджи обошел кругом нее, потирая подбородок, потом кивнул и улыбнулся от удовлетворения. Он выглядел необычайно довольным.

– Я никогда еще не видел тебя такой красивой, – заметил Луиджи. – От твоего вида просто дух захватывает. Платье очень тебе идет.

Глядя на свое отражение в высоком зеркале в позолоченной раме, Шарлотт-Энн понимала, что муж прав. Сапфировая лазурь бархата, казалось, изменила цвет ее глаз. Из обычно светлых, неопределенного оттенка, они стали ярко-синими.

– А теперь завершающий штрих, – мягко произнес князь. – У меня есть ожерелье. Мне бы хотелось, чтобы ты надела его сегодня вечером. – Он опустил руку в карман мундира и достал длинный узкий футляр из черного бархата и две маленькие квадратные бархатные коробочки. – Это доказательство моей любви к тебе, – прошептал Луиджи.

Шарлотт-Энн с удивлением посмотрела на него, потом не без колебаний взяла коробочки у него. В первую очередь она открыла длинный узкий футляр и изумленно вздохнула. На черном бархате лежало ожерелье из семидесяти девяти изумительно подобранных бриллиантов грушевидной формы. В середине расположился безупречный круглый сапфир в пять карат, цветом напоминающий освещенное луной море.

– Луиджи! – только и смогла произнести Шарлотт-Энн.

Не говоря ни слова, он взял ожерелье и надел ей на шею. Оно приятной тяжестью холодило кожу молодой женщины. Шарлотт-Энн повернулась к зеркалу. Бриллианты сияли, а глаза ее стали казаться еще глубже.

Медленно она открыла маленькие коробочки и обнаружила в них подобранные к ожерелью серьги с бриллиантами и сапфирами и кольцо с сапфиром в десять карат, окруженным бриллиантами.

Шарлотт-Энн стало стыдно за то, что она сердилась на мужа. Конечно же, ему пришлось настаивать на синем платье, чтобы оно подошло к драгоценностям. Какой же неблагодарной она была!

– Луиджи… это… это слишком, – пробормотала Шарлотт-Энн. – Они слишком экстравагантны.

– Когда ты только поймешь, cara? – усмехнулся он. – Ничто не может быть слишком экстравагантным, когда речь идет о тебе.

– Но… ведь сегодня даже не день моего рождения, – пролепетала она.

– Ну и что? – спросил Луиджи, вдевая серьги ей в уши. – Как только я это увидел, то сразу понял, что эти украшения созданы для тебя. – Он вдруг замолчал, на его лице появилось выражение печали. – Я знаю, что этим не заглушить твою боль, но прими это как выражение глубокой любви твоего мужа.

– Да за что же это?

– За то, что ты смело встретила все испытания и лишения, которые тебе пришлось вынести, – прошептал муж, отворачиваясь. – Я знаю, как ты хотела ребенка и как тяжело ты переживала выкидыш.

Ее глаза наполнились слезами.

– Ну посмотри, что ты наделал! – проговорила Шарлотт-Энн, промокая глаза кружевным платочком. – У меня потекли ресницы.

Министерство иностранных дел находилось неподалеку, но они отправились туда в «даймлере» с шофером, по Пьяцца дель Пополо с обелиском в центре, потом вниз по Виа дель Корсо к Пьяцца Колонна. Поездка была короткой, но Луиджи странно нервничал, что удивило Шарлотт-Энн. Муж всегда был само спокойствие, и ей оставалось только гадать, что же явилось причиной его волнения. Шарлотт-Энн предположила, что в этом приеме крылось нечто особенное, о чем Луиджи ей не сказал. Но она знала по опыту, что допытываться бесполезно. Оставалось только ждать.

Прием начался очень приятно. Шарлотт-Энн ожидала увидеть только незнакомых людей, но среди гостей оказалось достаточно знакомых, с которыми она давно не встречалась. Они тепло встретили ее. Шарлотт-Энн представили министру обороны, холеному лысому человеку в отлично сшитом смокинге. Он познакомил ее со своей пухлой женой с улыбкой акулы. Многих из числа приглашенных Шарлотт-Энн никогда не встречала, но они, очевидно, знали, кто она такая.

В этот вечер она со многими познакомилась. Американка, по слухам принадлежащая к очень состоятельной семье, вышедшая замуж за отпрыска одного из самых влиятельных итальянских родов, казалось, вызывала всеобщее любопытство, восхищение и уважение.

Шарлотт-Энн оказалась в центре внимания.

И тут произошло первое неприятное событие этого вечера. Как только начались танцы в большом мраморном зале, министр обороны пригласил ее на первый вальс. Потом она танцевала с Луиджи, и тут его отозвали в сторону: разгорелась дискуссия между несколькими генералами и министром обороны. Шарлотт-Энн направилась к столикам буфета, накрытым белоснежными скатертями. Они едва не прогибались под тяжестью серебряных подносов с импортными икрой и лососиной, тончайшими ломтиками ветчины и искусно приготовленными крошечными канапе. Итальянское вино и заграничное шампанское текли рекой.

– Cara, – вдруг раздался у нее за спиной голос Луиджи. – Мне кажется, что вы уже встречались?

Шарлотт-Энн повернулась, и дыхание ее стало прерывистым. Она оказалась лицом к лицу с генералом Керстеном. Молодая женщина слишком хорошо помнила немца по путешествию на «Иль-де-Франс», а он выглядел точно так же, как и тогда: толстомясый, краснолицый, с колючим взглядом голубых глаз. Ей неприятно было видеть его сейчас, точно так же, как и на пароходе, когда он так грубо спорил с миссис Рейхенбах и так зло говорил о евреях. Шарлотт-Энн боролась с собой, стараясь не показать своего отвращения. Генерал Керстен был этим вечером не в штатском, как на «Иль-де-Франс». Теперь его серая форма с черной свастикой в белом круге на красной нарукавной повязке и высокие сверкающие сапоги выглядели странно устрашающими. И только в эту минуту Шарлотт-Энн поняла, что большая часть гостей одета в точно такие же мундиры. На приеме было полно немцев.

Как и при первой встрече, генерал Керстен громко щелкнул каблуками и поцеловал ей руку.

– Вы стали еще очаровательнее, чем при последней нашей встрече, – громко провозгласил он. – Поздравляю вас с замужеством. – И, повернувшись в Луиджи, улыбнулся, а потом снова обратился к Шарлотт-Энн: – Это было очень благоприятное плавание, nicht wahr[21]21
  Не правда ли? (нем.).


[Закрыть]?

– Да, действительно, – вежливо согласилась княгиня, стараясь изо всех сил не показать своих истинных чувств. Этот прием слишком много значит для карьеры Луиджи.

– И подумать только, – продолжал генерал Керстен, – меня перевели в Рим. Какой прекрасный город! Мы должны часто видеться. Может быть, вы будете так любезны, что все мне здесь покажете?

– Да, конечно, – пробормотала Шарлотт-Энн, давая про себя клятву скорее стать отшельницей на своей вилле, чем водить его по городу.

– Судя по всему, – сообщил ей Луиджи, – мы с генералом Керстеном будем работать вместе.

– Да? – Женщина удивилась. – Но… но я думала, что ты представитель дуче в итальянских воздушных силах, Луиджи.

– Так и есть, – прогудел немец. – Но в Германии дела пошли совсем по-другому. Адольф Гитлер – теперь рейхсканцлер, и его первый приказ был укреплять связи с нашими итальянскими братьями. Видите ли, он восторженный почитатель вашего премьера Муссолини. Фюрер хочет для Германии того же, чего герр Муссолини хочет для Италии – тысячелетнего Рейха. А для этого Германия должна стать сильной. Кажется, ваш премьер столь любезен, что посылает вашего мужа ненадолго в Германию.

– Я… я не понимаю, – Шарлотт-Энн смотрела на Луиджи.

– Я сам узнал об этом всего несколько минут назад, – ответил ей муж. – Судя по всему, меня произведут в генералы.

– О, Луиджи! – прошептала она, выдавливая из себя улыбку. – Как это прекрасно!

Шарлотт-Энн спокойно обвела глазами комнату, мужчин в смокингах и мундирах, женщин в великолепных туалетах и драгоценностях. Все казалось таким обманчиво мирным и приятным, но уже сейчас она могла почувствовать что-то пугающее, какое-то скрытое течение. Словно что-то неприличное появилось посреди мраморного зала. Разговоры о тысячелетних империях пугали ее, хотя она и не знала почему.

– О, я вижу, вы уже познакомились с генералом Керстеном, – проговорил министр обороны, подходя к ним вместе с женой. Он улыбнулся Шарлотт-Энн, потом взглянул на Луиджи. – Я думаю, вы не будете возражать, если я украду очаровательную княгиню на несколько минут?

– Конечно, нет, – ответил Луиджи. – А я тем временем смогу похитить вашу красавицу жену.

Жена министра взяла князя под руку, ее улыбка лишь подчеркнула слишком длинные зубы.

Шарлотт-Энн склонила голову и взяла под руку министра, радуясь случаю избавиться от генерала Керстена.

– Как вам нравится наш маленький прием? – поинтересовался министр, ведя ее через зал.

– Здесь очень мило. – Шарлотт-Энн наградила его улыбкой.

– А вы, княгиня, самая очаровательная женщина здесь. Мне бы хотелось, чтобы вы внесли свою лепту в некоторые наши служебные дела.

– Как вам будет угодно. – Она покраснела и слегка поклонилась, ожидая, что он пригласит ее на танец. Но вместо этого министр провел ее через зал в одну из задних комнат. Шарлотт-Энн с удивлением смотрела на него, пока он закрывал обитую материей дверь. Музыка зазвучала глуше и отдаленнее.

– Я надеюсь, что вы простите мне мою таинственность, княгиня, – начал министр, поворачиваясь к ней. – Но мне хотелось поговорить с вами наедине.

Она почувствовала неожиданную тревогу.

– Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, вовсе нет, – успокоил он ее. – Конечно же, нет. Мне просто хотелось поговорить с вами о будущем вашего мужа. И о вашем тоже.

– Боюсь, что не совсем понимаю вас.

– Минуту терпения, и вы все поймете. Простите меня, если я не стану вдаваться в подробности, но во многих странах сейчас поднимаются силы, которые изменят существующий порядок вещей в мире. Но это сейчас не главное. Важно то, что эти изменения будут к лучшему. – Министр сделал паузу и улыбнулся. – Ваш муж – влиятельный человек, княгиня. Дуче полагается на него все больше и больше. Он связывает с ним большие надежды.

Шарлотт-Энн кивнула. Все это ей приходилось слышать и раньше, а теперь она гадала, к чему все эти разговоры.

– Красивая жена, вне сомнения, отличная поддержка для карьеры мужа. В этом полковнику очень повезло.

– Вы льстите мне, – негромко сказала Шарлотт-Энн, встречаясь с ним взглядом. – Но есть одна вещь, мне непонятная. То вы называете моего мужа «полковник», то вы обращаетесь к нему «князь». Кто же он, господин министр? Князь или полковник?

– И то, и другое, конечно. – Министру стало явно не по себе. Потом он спокойно продолжил: – Как я уже сказал, вы отличная поддержка для своего мужа. И у вас есть шанс сделать для него нечто важное. Пол… князь скоро будет произведен в генералы, и, как вы знаете, даже среди генералов существует… ну, если говорить откровенно, множество каст. – Министр криво улыбнулся. – Ваш муж может стать очень могущественным генералом или одним из толпы. Многое зависит от вас. У вашего мужа есть то, в чем наша страна сегодня нуждается как никогда. Он уважаемый член старой и аристократической семьи. Дуче полагает, что для более устойчивой работы правительства ему необходима поддержка аристократии, которая в настоящий момент далеко не вся оказывает ему должное уважение. Времена меняются, княгиня. Италия входит в двадцатый век сильной страной, а опыт вашего мужа в области авиации и автомобилей… В скором будущем его опыт очень пригодится Италии. От этого будет зависеть успех или поражение.

– Каким образом?

– К сожалению, я не вправе вам сказать. Что бы там ни было, я и почти вся Италия будем очень благодарны вам, княгиня, если вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы помочь мужу быстро стать членом правительства. Кто знает? Вскоре он может оказаться вторым человеком после дуче.

– А чем же я могу помочь, по-вашему? – заинтересовалась Шарлотт-Энн. – Еще чаще бывать в свете? Устраивать больше приемов, заниматься делами благотворительности?

Министр улыбнулся.

– И это тоже. Но я думал о другом.

– Да, господин министр?

– Вы все еще американская гражданка, княгиня. Чтобы помочь вашему мужу попасть в правительство, а вам быть принятой обществом, завоевать больше доверия к вам и вашему мужу, вы должны отказаться от вашего американского гражданства и стать подданной Италии.

Шарлотт-Энн в изумлении смотрела на него, неожиданно оскорбленная его предложением.

– Вы сделаете это? – с надеждой спросил министр.

Она взяла себя в руки и постаралась ответить спокойно:

– Я, несомненно, подумаю над этим, господин министр.

– Конечно, – успокоил он ее, – но только, пожалуйста, не раздумывайте слишком долго. Для грядущих событий… Ну, я лишь хочу сказать, что важно выиграть время.

– Но, как мне кажется, получение подданства требует довольно много времени, разве не так?

– Обычно так, – улыбнулся министр. – Но в вашем случае, княгиня, можно сократить время прохождения бумаг. Все можно сделать с максимальной скоростью.

– Я понимаю, – кивнула, задумчиво нахмурившись, Шарлотт-Энн. – Как я уже сказала, я все тщательно и быстро обдумаю, господин министр.

– Я знал, что вы так поступите, – он выдержал паузу, – только не раздумывайте очень долго. – Министр поклонился, повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Шарлотт-Энн долго сидела одна. Она гадала, знал ли Луиджи о состоявшемся разговоре. Или все было спланировано заранее. Может быть, это и послужило причиной его необычного беспокойства.

Ее рука коснулась ожерелья на шее, бриллианты и сапфир холодили кожу. Чем, как не ошейником рабыни, было это ожерелье, – подумалось ей. И был ли у нее на самом деле выбор: согласиться или оставить американское гражданство.

Шарлотт-Энн знала только одно. Она любит Луиджи всем сердцем и сделает все, что в ее силах, чтобы помочь ему, не задавая никаких вопросов. Княгиня обещала министру подумать, прежде чем даст ответ, но ответ был ей уже известен. Она сделает так, как ее попросили.

И все-таки ей не удавалось отделаться от мысли, что бриллианты и сапфиры оказались всего лишь взяткой.

14

Уже значительно позже произошло третье событие, куда более зловещее, и только тогда предыдущие случаи приобрели свое истинное значение. А пока Шарлотт-Энн жила на Вилле делла Роза в блаженном неведении.

Рим кружился в водовороте светской жизни. Бесконечные вечеринки и приемы, на которых следовало присутствовать, и повсюду разговоры крутились только вокруг политики. Шарлотт-Энн мало интересовал этот предмет, и ее растущая с каждым днем популярность основывалась на легкой, очаровательной светской манере поддразнивать, которой она отдавала предпочтение. В ее обществе люди чувствовали себя легко. Им не приходилось следить за каждым своим словом или защищать свои взгляды. А причина этого оказалась простой: как только появлялась Шарлотт-Энн, она тут же прекращала все разговоры о политике и ловко переводила разговор на более легкие темы.

И все-таки молодая женщина начинала ощущать, как под внешним спокойствием римского света растет волнение, основанное на «событиях», упомянутых министром, которые явно начинали проявляться. Ходили слухи о беспорядках, о строительстве военных объектов. В воздухе витала угроза войны. Приемы и ужины, затягивавшиеся до поздней ночи, превращались в обсуждение военной стратегии. Жены использовали вечеринки, чтобы обеспечить продвижение мужей по службе. Генералы обхаживали промышленников, и наоборот. Происходил обмен любезностями, и заключались сделки среди льющегося рекой шампанского, икры и вальсов.

Шарлотт-Энн чувствовала: беззаботные дни подходят к концу, но она отказывалась верить, что это произойдет. Всеми доступными ей способами молодая женщина пыталась оградить себя от наступающей опасности, и иногда ей это удавалось. На Европу явно надвигалась буря, но столицы, казалось, стояли в центре урагана и производили обманчиво мирное впечатление. Тем не менее ее беспокойство все росло, его стало трудно не замечать. Но Шарлотт-Энн боялась поделиться своими тревогами с Луиджи: а что, если он согласится, что ее страхи оправданы? Его быстрое продвижение по службе – теперь происходившее поступательно – должно было скоро привести его к должности командующего авиацией. Ее все больше беспокоил политический беспорядок, но она пыталась успокоить себя тем, что это связано с их продвижением в более могущественные круги. Шарлотт-Энн отчаянно старалась убедить себя, что все увеличивающийся хаос не ощущался ею раньше только потому, что прежде в круг их друзей и знакомых не входило такое количество иностранцев. Ведь теперь Рим был просто переполнен ими.

Немцы были повсюду.

Несмотря на дурные предчувствия, время уносило прошлое в туманную даль, и только повторяющиеся выкидыши по-настоящему омрачали жизнь Шарлотт-Энн. Она была на седьмом небе от счастья, когда Луиджи находился с ней рядом. К сожалению, он не мог часто себе такое позволять. Проходило время, и Шарлотт-Энн все реже и реже виделась с мужем, и минуты, проведенные вместе, становились все более драгоценными. Ее совершенно не интересовало, чем Луиджи занимается вместе с дуче, она дорожила только часами, проведенными вместе. Пошел уже пятый год их совместной жизни, и Луиджи стали все чаще посылать в достаточно длительные командировки в Германию. Шарлотт-Энн от одиночества впала в депрессию. Как только муж оказывался вдалеке от нее, она словно попадала в эмоциональную тюрьму.

– Я хочу поехать с тобой, – уже в который раз повторила Шарлотт-Энн Луиджи.

Он добродушно усмехнулся.

– Я должен поехать один, cara, – прозвучал грустный ответ. – Военные базы не место для женщин.

Ее лицо помрачнело, и муж предложил ей провести то время, пока он будет в отъезде, в «Хрустальном дворце». Его родители, Луиджи был в этом уверен, обрадуются ее визиту. Шарлотт-Энн отрицательно покачала головой.

– Мне нравится Рим, Луиджи, – сказала она. – Да и потом, когда ты вернешься, ты прежде всего окажешься в Риме. Я хочу ждать тебя здесь.

– Я буду скучать без тебя, – произнес он с улыбкой.

– Я тоже буду скучать без тебя. – И после паузы: – Луиджи…

– Да?

– Почему тебе приходится так часто ездить в Германию? Я не думаю, что Германии позволено иметь армию или авиацию после последней войны.

– Им разрешено иметь небольшую армию и немного самолетов, но Адольф Гитлер сейчас приобрел власть, и он хочет покончить со всем этим. По его мнению, Германия должна быть достаточно сильной, чтобы выжить, – в голосе Луиджи появились нотки страсти, а глаза заблестели. – Ты не поверишь тому, что происходит в Германии, cara, – прошептал он. – Они летают! Каждый выходной тысячи и тысячи энтузиастов поднимаются в воздух на планерах. Это стало национальным видом спорта! Они тренируются для того, чтобы сесть за штурвал, когда у Германии будет настоящая военная авиация. Дуче посылает меня в Германию, чтобы я помогал им и учил их.

Шарлотт-Энн отвернулась к окну и посмотрела на залитый солнцем задний двор с подстриженным газоном и овальным плавательным бассейном, на старые стены садов виллы Боргезе, служащие ему границей.

– Что из себя представляет Адольф Гитлер? – поинтересовалась она.

Луиджи колебался с минуту. Словно у него самого еще не сложилось мнение, и ему требовалось собраться с мыслями.

– Это очень сложный человек, – медленно начал он. – Но что-то есть в нем такое… своего рода магнетизм, излучаемый им, притягивающий к нему людей. Мне еще не доводилось видеть подобное. Он очень похож на дуче, но намного сильнее. Кажется, вокруг него аура власти. Когда Гитлер присутствует на массовом митинге, он буквально может повести народ за собой. Когда ему что-то не нравится, Гитлер ругается и неистовствует, поддаваясь вспышке гнева хуже избалованного ребенка. При этом в частной жизни он может быть предельно очаровательным и любезным. Гитлер – само противоречие, но противоречие завораживающее.

Шарлотт-Энн так и не отвела глаз от пейзажа заднего двора.

– Он тебе нравится? – спросила она.

– Честно говоря, я и сам не знаю. Мне кажется, я никогда об этом не думал.

– А он тебя… не пугает?

Луиджи нахмурился, потом рассмеялся.

– Да, ты знаешь, пожалуй, пугает.

Тут Шарлотт-Энн повернулась к нему, не желая больше ничего слушать. Ей не следовало даже спрашивать. Все было таким зловещим. Она улыбнулась.

– Скажу-ка я Магде, чтобы она выгладила тебе еще один мундир. Тебе не захочется выглядеть мятым, когда приедешь в Берлин.

И, когда женщина выходила из комнаты, она почувствовала острую боль в желудке. Только полчаса спустя Шарлотт-Энн распознала ее причину: страх. Ей не удастся больше лгать самой себе. Теперь ей известно, что все далеко не так хорошо. Она любит Луиджи, но ненавидит фашизм во всех его уродливых проявлениях. Пока жива, ей не забыть того инцидента на границе. Но Шарлотт-Энн заключила сделку с княгиней Марчеллой: она не должна делать ничего такого, что могло бы повредить Луиджи или другим ди Фонтанези. Шарлотт-Энн слишком любила своего мужа. Она была ему образцовой женой, и поэтому ему завидовали многие в Риме. Другие жены – об этом поговаривали – заводили интрижки, как только мужья уезжали из города. Но Шарлотт-Энн и подумать о таком не могла. Она жила только ради одного.

Луиджи.

Часто молодая женщина думала о том, что постоянно не оправдывает ожиданий мужа, и пыталась всеми способами загладить свою вину. Она знала, что Луиджи хочет сына, и была очень огорчена, когда после мертворожденного ребенка не смогла доносить другого до положенного срока.

– В следующий раз, cara, – каждый раз мягко говорил ей Луиджи, – в следующий раз.

Но выкидыш следовал за выкидышем.

Время, когда Луиджи находился в командировках, ползло по-черепашьи. Дни, которые он проводил с ней, пролетали мгновенно. Когда они навещали его семью или в те редкие случаи, когда княгиня Марчелла и князь Антонио приезжали в Рим с визитом, все выглядело вежливо и великолепно. Внешне княгиня и Шарлотт-Энн стали друзьями. За прошедшие годы они усовершенствовали спектакль. Только когда они оставались наедине, то показывали зубы.

– Я слышала, у вас снова был выкидыш, – как-то сухо сказала ей свекровь.

Шарлотт-Энн удивленно посмотрела на нее.

– Я вижу, Италия маленькая страна. Новости распространяются быстро.

– Для ди Фонтанези – да, – подчеркнуто ответила княгиня, давая понять, что для нее Шарлотт-Энн никогда не станет настоящей ди Фонтанези. – У нас уши повсюду.

На следующий же день Шарлотт-Энн поменяла гинеколога.

И тут ветры политических перемен превратили ее жизнь в смерч.

Командировки Луиджи становились все более длительными, и Шарлотт-Энн очень мало времени проводила с ним. Со все возрастающим ужасом видела она, как медленно ее муж, бывший раньше фашистом лишь символически, превращается в фанатика власти. Для небольших радостей жизни времени не оставалось. Германия стала для Луиджи вторым домом.

– Мне жаль, что ты так это воспринимаешь, – однажды сказал Луиджи, когда Шарлотт-Энн разволновалась из-за того, что его не будет почти два месяца. – Но это военные дела.

– Луиджи, ради Бога, ведь я твоя жена. Неужели для меня остается вдвое меньше времени, чем для этих немцев?

Муж смотрел на нее с каменным выражением лица:

– Прошу тебя, cara, не хнычь. Это непривлекательно.

Шарлотт-Энн смотрела на него во все глаза. Впервые за все время он заговорил с ней таким снисходительным тоном, и ей захотелось плакать. Ей удалось удержаться от слез, только напомнив себе, какая ответственность лежит на его плечах. Она не должна добавлять к этому еще и семейные скандалы.

Не изменилось только одно наравне с его все время растущей жаждой власти и амбициозностью – его страсть. Когда Луиджи бывал дома, он жаждал близости с ней так же, как и раньше. Но иногда у Шарлотт-Энн возникало ощущение, что не Луиджи ди Фонтанези лежит в их постели. Незнакомец выглядел, как Луиджи, говорил, как он. Но все чаще ей казалось, что он уже не тот человек, за которого она выходила замуж.

Шарлотт-Энн хотелось вернуть прежнего Луиджи.

Ночью, накануне его отъезда в Германию на два месяца, они лежали вместе в постели. Луиджи быстро взял ее, быстро довел до оргазма, как раз в тот момент, когда сам он испытал наслаждение и издал мучительный, глубокий вскрик. Потом Луиджи устало рухнул рядом с ней.

Это выглядело пощечиной: Шарлотт-Энн только теперь увидела, как изменилась их близость. Из их спальни ушло мучительное наслаждение растянутого удовольствия. Даже занимаясь любовью, муж стал по-новому эффективен: он брал ее, достигал оргазма и падал от изнеможения. Словно для всего остального не оставалось времени.

– Луиджи, – прошептала Шарлотт-Энн, открывая глаза.

– Гмм? – Он уже почти спал.

– Луиджи, ты сказал, что уезжаешь почти на два месяца?

– Гмм.

– Я так давно не виделась со своими. Что ты скажешь, если я отправлюсь в Нью-Йорк и повидаю их, пока тебя не будет?

– Не думаю, что это получится. – Луиджи зевнул.

Шарлотт-Энн нахмурилась и села в постели.

– Почему нет?

– Потому… что ты не можешь ехать.

Кровь бросилась в лицо женщине от чувства неловкости.

– Ты хочешь сказать, что не отпустишь меня? – не веря своим ушам, переспросила она.

Луиджи снова зевнул.

– Если бы это зависело от меня, ты могла бы отправиться куда захочешь. – Он перекатился на кровати, и его дыхание стало ритмичным и замедленным. Муж уже спал.

Шарлотт-Энн долго смотрела на него, потом погасила свет и забралась под одеяло, натянув его до подбородка. Ей не спалось. Что он имел в виду, когда сказал: «Если бы это зависело от меня, ты могла бы отправляться куда захочешь»?

Все выяснилось на следующее утро, после отъезда Луиджи. Шарлотт-Энн отправилась в паспортную службу, сообразив, что после отказа от американского гражданства у нее на руках не было имеющего силу паспорта. До этого дня им не представилась возможность провести отпуск за пределами Италии, поэтому она об этом и не думала.

В паспортной службе ее ожидала неприятная новость: ей запрещено выезжать за пределы страны.

Шарлотт-Энн не могла этому поверить и позвонила министру обороны. Явно произошла какая-то ошибка.

– Мне очень жаль, княгиня, – мягко, но твердо ответил министр, – но происходят определенные события.

– Конечно, они происходят, – тон Шарлотт-Энн был резок. – Я не могу даже путешествовать! Я здесь пленница.

Ее собеседник рассмеялся.

– Нет, княгиня. Просто ваш муж выполняет одну очень деликатную миссию, и по этой причине власти решили, что вам лучше оставаться в Италии. Пожалуйста, чувствуйте себя свободной, путешествуйте по нашей стране. У нас много красивых мест.

– Благодарю вас, – с сарказмом ответила Шарлотт-Энн и швырнула трубку. Она закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоить нервы. На мгновение ее неодолимо потянуло в американское посольство, но потом женщина поняла всю никчемность подобного шага.