Текст книги "Мистификация. Загадочные события во Франчесе"

Автор книги: Джозефина Тэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА 7

Телеграфные провода проносились мимо окна поезда, земля крутилась, как карусель, и Беатрисе казалось, что у нее в голове все тоже несется и крутится, как карусель.

«Я бы, конечно, и сам к вам приехал, – сказал ей по телефону мистер Сэндел. – Я в принципе против того, чтобы серьезные вопросы обсуждались по телефону. Но боюсь, что мой приезд может насторожить детей. А их, по-моему, не стоит волновать зря: вдруг окажется… что все это… ложная тревога».

Милый старичок! Он так старался не очень ее ошарашить. Спросил, удобно ли она сидит, и только после этого сообщил ей потрясающую новость. И тут же спросил: «Почему вы молчите, мисс Эшби? Вам что, плохо?».

Нет, ей не было плохо. Она долго сидела и ждала, когда у нее перестанет кружиться голова, а потом пошла к себе в комнату и стала искать фотографии Патрика. Как мало их было! Только групповой портрет, который сделали, когда Патрику и Саймону было десять лет, а Элеоноре девять. Беатриса не имела обыкновения хранить старые карточки.

Вот Нора, та берегла все фотографии детей, но не хотела вклеивать их в альбом. По ее словам альбомы были «просто пустой тратой времени и пространства». (Нора не любила растрачивать время впустую; она словно чувствовала, что ей не так-то много его отпущено). Все фотографии были вложены в большой конверт, который она возила с собой повсюду. Взяла она их с собой и в Европу, когда они поехали отдыхать, и он сгорел вместе с самолетом и его пассажирами.

Не найдя фотографий, Беатриса отправилась в старую детскую, как будто надеясь почувствовать там дыхание мальчика, которого звали Патрик, хотя она прекрасно знала, что в детской не осталось ни одной вещи, напоминавшей о Патрике. Саймон все сжег. Это было единственное проявление его горя. Саймона после смерти Патрика отправили в школу, а когда он летом приехал на каникулы, он вел себя совершенно нормально, если считать нормальным то, что он никогда не упоминал брата. А потом Беатриса увидела его около костра в том углу сада, где дети обычно играли в индейцев. В костре горели игрушки Патрика и прочие оставшиеся от него вещички. Беатриса заметила, что Саймон даже принес его школьные тетрадки и по одной подбрасывал их в огонь. Тут же лежали книжки, детские рисунки и даже лошадка, которая висела на спинке кровати Патрика. Саймон решил сжечь все без остатка.

Увидев Беатрису, Саймон пришел в бешенство. Он встал перед костром, сжав кулаки и сверкая глазами, и закричал:

– Я не хочу ничего этого видеть!

– Я тебя понимаю, Саймон, – сказала Беатриса и ушла.

Так что от Патрика в старой детской ничего не осталось. Да, собственно, мало что осталось и от других детей. Когда Беатриса сама была ребенком, детская не могла похвастаться красотой, но зато не была похожа ни на какую другую комнату: мебель здесь была старой и разностильной, пол покрыт пестреньким линолеумом, сверху лежал тряпичный половичок, на стене висели часы с кукушкой, стояли совсем неуместные плетеные кресла и рама для сушки белья, а посередине помещался стол, покрытый красной скатертью, которая была испещрена чернильными пятнами. На стенах, оклеенных обоями с огромными розами, похожими на кочаны капусты, висели дешевые цветные литографии.

Но Нора заново отделала детскую, и та стала похожа на картинку из журнала для домохозяек. Все было выдержано в бело-голубой гамме, а на обоях были изображены персонажи из детских сказок и песенок. От прежней обстановки сохранились только часы с кукушкой.

Детям здесь было хорошо, но от них почему-то не осталось следов. Сейчас эта чисто прибранная и совсем пустая комната была похожа на витрину мебельного магазина.

Беатриса вернулась к себе. Мысли путались у нее в голове, на сердце щемило. Она принялась собираться к завтрашней поездке в Лондон, где ей предстоит встретиться с еще одной кризисной ситуацией в истории рода Эшби.

– Вы сами-то верите, что это Патрик? – спросила она мистера Сэндела.

Мистер Сэндел не имел твердого мнения.

– Он не похож на самозванца, – сказал Сэндел. – Опять же, если он не Патрик, то кто? Фамильное сходство совершенно неоспоримо. А ведь никакого другого Эшби в этом поколении нет.

– Патрик бы мне написал, – сказала Беатриса.

Она постоянно возвращалась к этой мысли. Патрик не оставил бы ее в горе и сомнении на столько лет. Патрик бы написал. Это не Патрик.

Но если не Патрик, то кто?

Мысли каруселью крутились у нее в голове.

– Решать придется вам, – сказал мистер Сэндел. – Вы знали его лучше всех.

– А Саймон? – спросила она.

– Саймон был ребенком, а дети быстро все забывают. Вы же были взрослым человеком.

Опять на ее плечи ложится груз ответственности. Откуда ей знать, Патрик это или нет? Она любила Патрика, но сейчас почти не помнит, какой он был в тринадцать лет. Как можно его проверить?

А может быть, увидев его, она сразу узнает Патрика? Или поймет, что это не он?

Но если даже это не он, но утверждает, что он, как быть? Подаст ли он в суд? Боже, какой шум поднимут газеты!

А если это Патрик, то что будет с Саймоном? Как он отнесется к воскресению брата, которого не видел восемь лет? Обрадуется, несмотря на то, что теряет право на наследство, или возненавидит его?

Придется отложить празднование совершеннолетия. До назначенного срока еще ничего не прояснится. Какую же отговорку придумать для приглашенных?

Но если каким-то чудом это действительно окажется Патрик, ей больше не будет мерещиться мальчик, который передумал и решил плыть назад, но было уже поздно.

Когда Беатриса поднималась по ступенькам конторы «Коссет, Тринг и Ноубл», в голове у нее по-прежнему роились беспорядочные мысли.

– Здравствуйте, мисс Эшби, – приветствовал ее мистер Сэндел. – Ситуация не из легких. Беспрецедентная. Присаживайтесь. Вы, наверно, устали. Тяжелое испытание для вас. Садитесь, садитесь. Мерсер, принесите мисс Эшби чаю.

– Он как-нибудь объяснил, почему не писал нам все эти годы? – задала Беатриса самый главный вопрос.

– Он сказал что-то вроде: «Я предпочитал оставаться мертвым».

– Да?

– Какой-то психологический срыв.

– Так вы верите, что это действительно Патрик?

– Я хочу сказать, что, если это Патрик, то фраза «я предпочитал оставаться мертвым» психологически увязывается с самим побегом из дома.

– Да-да. Может быть. Только… это совсем не похоже на Патрика. Не написать ни слова…

– А убежать – разве это похоже на Патрика?

– Правда, это тоже не похоже. У него был совсем другой характер. Он тонко чувствовал, но не пасовал перед трудностями. Он не стал бы убегать. Для этого в нем должно было что-то сломаться. – Беатриса помолчала. – И вот теперь он вернулся.

– Будем надеяться, что так. Будем надеяться.

– Он вам показался абсолютно нормальным?

– Даже чересчур, – сухо заметил мистер Сэндел.

– Я искала фотографии Патрика, но нашла только вот эту. – Беатриса подала ему групповой портрет. – Мы возили детей фотографироваться в студию каждые три года. Это – последняя групповая фотография. Их должны были опять фотографировать летом в тот год, когда погибли Билл и Нора, в тот год, когда Патрик… исчез. Здесь ему десять лет.

Мистер Сэндел долго вглядывался в детское лицо с еще не оформившимися чертами. Беатриса выжидательно смотрела на него.

– Нет, – наконец вздохнул он, – по такой ранней фотографии ничего сказать нельзя. Фамильное сходство несомненно. По этому снимку только и можно сказать, что все они принадлежат к семейству Эшби. Индивидуального в них мало… Я надеюсь, что, когда вы увидите этого юношу, вы инстинктивно почувствуете, он это или нет. В конце концов, мы узнаем человека не только по чертам лица, а каким-то шестым чувством.

– Да, но что, если я не буду уверена?

– В таком случае я, кажется, придумал выход. Вчера вечером я обедал со своим коллегой Кевином Макдермоттом.

– Королевским адвокатом?

– Да. Я не смог скрыть от него своей растерянности и поделился с ним сомнениями. Он сказал, что установить личность человека ничего не стоит. Все дело в зубах.

– Зубах? Но у Патрика были самые обыкновенные зубы.

– Разумеется. Но его наверняка возили к дантисту, а дантисты сохраняют историю болезни. Кроме того, у дантиста хорошая зрительная память, и он легко узнает знакомый ему рот. Во всяком случае, есть история болезни, где записана каждая пломба.

Мистер Сэндел увидел на лице Беатрисы выражение растерянности, помедлил минуту, потом спросил:

– Что-нибудь не так?

– Детей возили к Хэммонду.

– Хэммонду? Ну тогда все просто. Если вы не сможете твердо его опознать, мы его просто отвезем к Хэ… – мистер Сэндел оборвал себя на полуслове. – Хэммонд, – чуть слышно проговорил он. – Я и забыл.

– Вот именно, – подтвердила Беатриса.

– Да, дело плохо. Очень плохо.

Оба помолчали. Потом Сэндел сказал несчастным голосом:

– Я должен вам сказать: Макдермотт не верит, что этот молодой человек – Патрик.

– А откуда Макдермотту знать, Патрик это или нет? – взвилась Беатриса. – Он его даже не видел! – Мистер Сэндел уныло молчал. – С чего он это взял?

– Это просто его мнение.

– Я понимаю, что это его мнение, но на чем оно основано?

– Он сказал: настораживает, что тот пришел сразу к адвокату.

– Какой вздор! Наоборот, это было в высшей степени разумное решение.

– Вот именно. Он считает, что чересчур разумное. Слишком все гладко. Все словно бы заранее продумано. Кевин сказал, что мальчик, вернувшийся домой после долгого отсутствия, первым делом явился бы к своим.

– Тогда он просто не знает Патрика. Это как раз очень на него похоже: не ошарашивать нас своим появлением, а пойти к семейному адвокату, чтобы тот нас подготовил. Он всегда старался никого не задеть. О себе он думал в последнюю очередь. Я не согласна с анализом вашего Макдермотта.

– Я просто решил ничего от вас не утаивать, – таким же несчастным голосом сказал мистер Сэндел.

– И совершенно правильно, – ответила Беатриса, смягчаясь. – А вы сказали Макдермотту, что Патрик… что этот юноша помнит, как он плакал в «Олимпии»? Что он сам об этом упомянул?

– Да-да, я сказал.

– И Макдермотт по-прежнему считает, что он самозванец?

– Это тоже кажется ему заранее продуманным ходом.

Беатриса негодующе фыркнула.

– Как интересно у него устроены мозги! – воскликнула она. – Вот что значит судебная практика: он привык изобличать свидетелей во лжи.

– Нет, просто он мыслит беспристрастно. Не поддается эмоциям, как мы с вами. Нам тоже надо постараться отвлечься от эмоций.

– Да-да, вы правы, – согласилась Беатриса. Это была отрезвляющая мысль. – Но ведь мы не можем рассчитывать на помощь бедняги Хэммонда, поскольку его тело так и не нашли. Все сгорело до тла.

– Да, я слышал. Ужасная смерть!

– Ну так вот, раз неопровержимых доказательств нет и быть не может, остается полагаться на то, что он нам расскажет. То есть, надо будет проверить каждое его слово. Это можно сделать?

– Да, это совсем несложно. Он дал мне даты и адреса. Это тоже не понравилось Кевину… Да. Да. Конечно, мы все проверим. И я не сомневаюсь, что его слова подтвердятся. Он не стал бы давать нам сведения, которые не выдержат проверки.

– Получается, что нам нечего ждать.

– Да, получается так… Ждать действительно нечего.

Беатриса собралась с духом:

– Тогда поскорее организуйте мне с ним встречу.

– Я и сам об этом думал. Мне кажется, организовывать встречу не надо.

– То есть как?

– Я бы предпочел – если вы не возражаете – просто отправиться к нему домой и застать его, как говорится, врасплох. Не предупреждая его заранее. Тогда вы увидите его таким, каков он есть, а не таким, каким он хочет перед вами предстать. Если бы я пригласил его сюда, в контору…

– Да-да, понимаю. Я согласна. Может быть, сейчас прямо и поедем?

– А почему бы и нет? Почему бы и нет? – сказал мистер Сэндел тем сожалеющим тоном, каким говорят юристы, когда они не могут придумать возражений. – Конечно, его может не оказаться дома. Но вреда от этого никакого не будет. А вот и чай. Попейте чайку, а Мерсер попросит Симпсона, чтобы он послал Вилетта за такси.

– А ничего покрепче у вас нет? – спросила Беатриса.

– Боюсь, что нет. Боюсь, что нет. Я как-то до сих пор не усвоил этот американский обычай держать в конторе спиртное. Но, если хотите, я пошлю Вилетта…

– Нет-нет, не надо! Обойдусь. Выпью чаю. Говорят, чай даже лучше укрепляет нервы.

У мистера Сэндела был такой вид, словно ему захотелось успокаивающе похлопать ее по плечу, но он не решался. «Вообще-то он добрый человек, – подумала Беатриса, – только на него не очень обопрешься в тяжелую минуту».

– Он вам не объяснил, почему выбрал это имя – Фаррар? – спросила Беатриса уже в такси.

– Он мне вообще ничего не объяснял, – ответил мистер Сэндел опять своим обычным суховатым тоном.

– Вам не показалось, что он нуждается в деньгах?

– Он не говорил о деньгах, но одет очень хорошо, только покрой не английский.

– И не просил временной ссуды или чего-нибудь в этом роде?

– Нет-нет, Боже сохрани! Об этом даже речи не шло.

– Значит, он вернулся не потому, что оказался на мели. – Беатриса с облегчением откинулась на спинку сиденья. «Может быть, все будет хорошо», – подумала она.

– Я так и не понял, каким образом Пимлико из фешенебельного района превратился в квартал бедноты, – заговорил мистер Сэндел. – Тут такие красивые широкие улицы, мало транспорта и не больше сомнительных заведений, чем в других местах. Почему же чистая публика сбежала отсюда, однако по-прежнему живет в Белгравии. Непонятно!

– Дезертирство всегда принимает стадный характер, – ответила Беатриса, поддерживая этот ничего не значащий разговор. – Уезжает самая именитая местная особа, а за ней по нисходящей общественного положения покидают район и другие, а вакуум заполняют бедные люди. Мы приехали?

При взгляде на унылый фасад здания с обвалившейся штукатуркой и облезшей краской, на дешевые занавески в окнах, ржавый номер дома на столбе ворот и сор на подъездной дорожке, Беатрисе стало опять не по себе. Парадная дверь не была заперта, и они вошли в вестибюль. Туда выходило множество дверей, и на каждой была прикреплена карточка с именем жильца – видимо, здесь сдавались внаем отдельные комнаты.

– Нам нужно 59«М», – сказал мистер Сэндел. – «М», видимо, означает номер комнаты.

– Номера начинаются с первой буквы алфавита и уходят наверх. Вот «Б».

Они стали подниматься по лестнице.

– «И», – сказала Беатриса на втором этаже. – Нам выше.

Третий этаж был последним. Беатриса и мистер Сэндел стояли на темной площадке и прислушивались к тишине. «Его нет дома, – думала Беатриса, – он ушел, и мне придется пройти все это еще раз».

– У вас есть спички? – спросила она.

– «К» и «Л», – прочитала она на дверях.

Буква «М» была на двери в глубине площадки.

Они постояли в темноте перед ней, потом мистер Сэндел решительно шагнул вперед и постучал.

– Войдите! – раздался голос. Голос был довольно низкий, совсем не похожий на изысканный тенорок Саймона.

Через плечо мистера Сэндела Беатриса увидела молодого человека, и ее сразу же поразило то, что он гораздо больше похож на Саймона, чем был похож Патрик. Все это время ее сознание воспроизводило образ Патрика; но воспоминание было смутным, расплывчатым, и она усилием воли пыталась его прояснить, чтобы сравнить со взрослым человеком, который перед ней предстанет.

И она увидела человека, очень похожего на Саймона.

Он поднялся с постели, на краешке которой сидел, и неспешно, без тени смущения стащил с левой руки носок, который он штопал. Беатриса не могла себе представить, чтобы Саймон когда-нибудь вздумал штопать носок.

– Доброе утро, – сказал молодой человек.

– Доброе утро, – ответил мистер Сэндел. – Я привез к вам гостью. Надеюсь, вы не возражаете? – Он отодвинулся, и Беатриса шагнула на порог. – Вы знаете, кто это?

Сердце Беатрисы бешено колотилось, словно пытаясь вырваться из грудной клетки. Она встретилась взглядом с юношей. И по его глазам она поняла, что он узнал ее.

– У вас другая прическа, – сказал он.

Ну конечно, за эти восемь лет мода на прически совершенно изменилась; конечно, он не мог этого не заметить.

– Значит, вы ее узнаете? – спросил мистер Сэндел.

– Разумеется. Это тетя Беа.

Она думала, что он подойдет к ней, но он не двигался с места. Потом повернулся и пододвинул к ней жесткий стул с изогнутой спинкой.

– Простите, но у меня только один стул. Он вполне устойчив, если не откидываться на спинку.

Беатриса, у которой подкашивались ноги, с облегчением села.

– Может быть, сядете на кровать? – молодой человек спросил мистера Сэндела.

– Спасибо, я постою, – поспешно ответил тот.

Собственно говоря, черты лица у него совсем другие, чем у Саймона, думала Беатриса, глядя, как юноша аккуратно втыкает иголку в носок. Это просто общее впечатление; когда в него как следует вглядишься, то становится ясно, что тут скорее фамильное сходство и он не так уж поразительно похож на Саймона.

– Мисс Эшби не захотела ждать, и мы решили поехать к вам домой, – говорил мистер Сэндел. – Вы как будто не очень…

Мистер Сэндел не договорил – смысл был и так ясен.

Юноша посмотрел на Беатрису дружеским неулыбчивым взглядом и сказал:

– Я просто не уверен, что мне рады.

Какое удивительно неподвижное лицо. В нем что-то от детского рисунка. Все на месте, пропорции соблюдены, но жизни нет. Даже рот прямой, как черточка, которой изображает рот ребенок.

Молодой человек подошел к комоду и положил на него носок. Беатриса заметила, что он хромает.

– Вы повредили ногу? – спросила она.

– У меня был перелом. В Штатах.

– Но если перелом еще не сросся, может быть, вам не надо на нее наступать.

– Перелом сросся, – ответил он. – Просто она стала короче.

– Короче? Навсегда?

– Похоже, что так.

У него были тонкие, но выразительные губы. При последних словах они горестно искривились.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Беатриса. – Видимо, кость неправильно срослась. У вас, наверное, был плохой врач.

– Врача, который накладывал гипс, я не помню. Я, вероятно, потерял сознание. Но они делали все, что нужно: подвесили на ногу груз и все такое.

– Но, Патрик… – начала Беатриса и осеклась.

Наступила неловкая пауза.

– Если вы не уверены, то пока никак меня не называйте, – сказал юноша, прерывая общее молчание.

– В хирургии столько всего напридумывали, – продолжала Беатриса, заглаживая неловкость. – Когда вы сломали ногу?

– Дайте вспомнить. Наверное, года два тому назад.

– Надо посоветоваться с врачами. Как вы ее сломали? Упали с лошади?

– Да. Не успел вывернуться. А как вы догадались про лошадь?

– Вы говорили мистеру Сэнделу, что работали с лошадьми. Вы любите лошадей?

«Господи, – подумала Беатриса, – прямо разговор незнакомых людей в поезде».

– Я не представляю себе жизни без лошадей.

Беатриса забыла про купе.

– Правда? – радостно спросила она. – А там, в Америке, хорошие лошади?

– Большинство, конечно, обычные ковбойские лошади. Но для своего дела незаменимы. А какое у лошади дело? Наверно, быть хорошей лошадью. Но иногда попадаются породистые. Некоторые – просто красавицы. И у каждой своя индивидуальность. Мне кажется, что про английских лошадей этого не скажешь.

– Наверно, мы их тут подстригаем под общую гребенку. Я как-то об этом не задумывалась. А у вас была своя лошадь?

– Да. Дымок.

Беатриса заметила, как у него дрогнул голос.

– Серый?

– Темно-серый с черным крапом. Не жесткий цвет железа, как бывает, а такой мягкий, дымчатый. Когда на него находило, он был похож на вихрящиеся клубы дыма.

Вихрящиеся клубы дыма. Очень яркий образ. Надо любить лошадей, чтобы так о них рассказывать. А Дымка он, видимо, очень любил.

– И что с ним стало?

– Я его продал.

Его тон не допускал дальнейших расспросов. Хорошо, она не будет спрашивать. Наверно, он продал коня, когда сломал ногу.

Господи, как хочется, чтобы это был Патрик!

Эта мысль вернула Беатрису к цели визита, о которой она почти совсем забыла. Она вопросительно посмотрела на мистера Сэндела.

Уловив в ее взгляде просьбу о помощи, мистер Сэндел сказал:

– Судя по всему, мисс Эшби готова подтвердить вашу личность. Но вы, конечно, понимаете, что нам нужны и другие доказательства. Если бы речь шла просто о возвращении блудного сына, было бы вполне достаточно опознания вашей тетки. Но в данном случае речь идет о праве на наследство. О том, кому достанется довольно большое состояние. И закон в таком случае требует неопровержимых доказательств. Только после окончательного установления вашей личности вы сможете вступить во владение собственностью, завещанной Патрику Эшби. Вам понятно?

– Мне это совершенно понятно. Я буду жить здесь, пока вы не проведете расследование и не удостоверитесь в моей личности.

– Но зачем же здесь? – воскликнула Беатриса, с отвращением глядя на жалкую комнатушку и частокол каминных труб за окном.

– Я живал в местах и похуже.

– Очень может быть. Но это вовсе не причина, чтобы сейчас жить в этой дыре. Если у вас мало денег, я могу вам дать.

– Спасибо, но я лучше останусь здесь.

– Почему? Чтобы ни от кого не зависеть?

– Не только. Здесь тихо. Близко к центру. Никто не лезет в твои дела. После того, как поживешь в общежитии, это начинаешь ценить.

– Ну ладно, оставайтесь здесь. Но, может быть, вам нужны деньги на что-нибудь другое?

– Хотелось бы сшить еще один костюм.

– Прекрасно. Мистер Сэндел выдаст вам требуемую сумму.

Беатриса вдруг сообразила, что если он отправится к портному, у которого шьют Эшби, слух о его появлении немедленно разнесется по всему свету. И добавила:

– Он вам даст адрес портного.

– А разве нельзя пойти к Уолтерсу? – спросил юноша. На секунду у него перехватило дыхание. – Он что, ушел от дел?

– Нет-нет, не ушел. Но если вы туда обратитесь, потребуются бесконечные объяснения.

Беатриса постаралась взять себя в руки. В конце концов, всякий может узнать имя портного, который обшивает Эшби.

– Да-да, верно.

Беатриса произнесла еще несколько малозначащих фраз и встала со стула.

– Мы о вас никому пока не говорили. Решили, что подождем, пока все окончательно не прояснится.

В глазах юноши мелькнула смешинка. Секунду они с Беатрисой как бы вместе смеялись над известной им одним шуткой.

– Понятно.

Беатриса подошла к двери, затем обернулась. Юноша стоял посреди комнаты, глядя ей вслед. Он не пошел ее провожать, предоставив это мистеру Сэнделу. Вид у него был отрешенный и одинокий.

«Если это Патрик, – подумала Беатриса, – Патрик, который наконец вернулся домой, как же так можно – повернуться и уйти, словно от случайного знакомого?»

У нее сжалось сердце при мысли о том, как он одинок. Беатриса вернулась к нему, легонько погладила его по щеке и поцеловала.

– Я так рада, что ты вернулся домой, мой мальчик, – сказала она.