Текст книги "Мистификация. Загадочные события во Франчесе"

Автор книги: Джозефина Тэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

– Надеюсь, вы будете так же рады, когда дело будет кончено, – мрачно сказал Роберт.

– Мы еще не успели поблагодарить вас за то, что вы за нас поручились, – сказала миссис Шарп с заднего сиденья.

– Если мы станем благодарить его за все, что он для нас делает, этому конца не будет.

Роберт подумал, что единственное, что он сумел для них сделать, – это заручиться поддержкой Кевина Макдермота, да и его ли здесь заслуга – он ведь согласился по дружбе. Меньше чем через две недели они предстанут перед судом в Нортоне, а уличить Бетти Кейн им пока не удалось.

18

Во вторник Роберт с содроганием заглянул в газеты.

Теперь, когда дело передали в суд, «Ак-Эмма» и «Наблюдатель» были вынуждены завершить крестовый поход, хотя «Ак-Эмма» не преминула напомнить благодарным читателям, что тогда-то и тогда-то именно они написали то-то и то-то – на первый взгляд, совершенно безобидное заявление, но только на первый взгляд. Роберт не сомневался, что в пятницу и «Наблюдатель» столь же тактично напомнит всем о своих былых заслугах. Что же касается остальных газет, которые до сих пор не проявляли интереса к делу, ибо им не собиралась заниматься полиция, то теперь они пробудились и радостно возвестили миру о новой сенсации. Даже наиболее солидные ежедневные издания сообщали, что Шарпы предстали перед судом, и пестрели заголовками: «Необычное дело», «Беспрецедентное обвинение». А наиболее раскрепощенные давали подробнейший отчет о судебном заседании и описывали всех действующих лиц, вплоть до шляпы миссис Шарп и голубого костюма Бетти Кейн. Они также поместили фотографии Франчеса, главной улицы в Милфорде, школьной подруги Бетти Кейн и всего прочего, что хотя бы косвенно имело отношение к делу.

Роберт очень расстроился. И «Ак-Эмма», и «Наблюдатель», каждый по-своему, использовали дело только чтобы извлечь из него сиюминутную выгоду, но не более того. Теперь, когда им заинтересовались центральные газеты от Корнуолла до Кейтнесса, процесс грозил стать скандальным.

Впервые Роберт почувствовал настоящее отчаяние. События приобретали неуправляемый характер, и он не видел никакого выхода. Судя по всему, в Нортоне дело достигнет кульминации, а у него пока нет ничего, ни одного доказательства в свою пользу, которое можно было бы предъявить суду присяжных. Он чувствовал себя так, словно на него надвигается лавина, но у него нет сил, чтобы убежать, а остановить ее нечем.

Сообщения Рамсдена по телефону становились все короче и короче и вселяли все меньше надежды. Рамсден был огорчен (в детских детективных книжках обычно в таких ситуациях говорят «озадачен», однако до сих пор такое определение никоим образом не подходило к Алексу Рамсдену). В общем, он был огорчен, немногословен и мрачен.

Единственным светлым пятном в дни после полицейского суда в Милфорде был приход Стэнли, который в четверг утром постучался в дверь конторы, заглянул и, убедившись, что Роберт один, одной рукой открыл дверь, а другой начал выуживать что-то из недр кармана комбинезона.

– Доброе утро. Я считаю, вы должны взять это на себя. Знаете, у этих женщин из Франчеса с мозгами не все в порядке. Они держали деньги в коробке из-под чая, книжках и еще черт знает где. В телефонной книге у них можно найти банкноту, которую используют как закладку, например, на странице с адресом мясника. – Наконец он достал из кармана пачку денег и с торжественным видом отсчитал двенадцать десятифунтовых банкнот на стол перед носом у Роберта.

– Сто двадцать? Здорово, да?

– Что это? – поинтересовался Роберт.

– Комински.

– Комински?

– Только не делайте, пожалуйста, вид, что вы сами ничего не поймете! После того, как старуха сама дала нам совет. Вы что об этом забыли, что ли?

– Стэн, я вообще забыл, что сейчас скачки. А вы, значит, все-таки на него поставили?

– Да. А вот десятая часть, которая ей причитается за совет.

– Десятая часть? Ну, Стэн, видно, вы играли на всю катушку.

– Я поставил двадцать фунтов. Вдвое больше, чем всегда. Билл тоже неплохо заработал. Собирается купить шубу жене.

– Значит, Комински пришел первым.

– Опередил на полтора корпуса. Ну и наделал он переполоху у букмекеров!

– Ну что же, – сказал Роберт, складывая банкноты, – если дела будут совсем плохи, миссис Шарп будет зарабатывать на пропитание, давая советы игрокам.

Почувствовав по его тону что-то неладное, Стэнли внимательно взглянул на него и спросил:

– Что, дела идут неважно?

– Мрак, – сказал Роберт, употребив одно из любимых выражений Стэнли.

– Жена Билла была на суде. Она говорит, что не поверит этой девице, даже если она скажет, что в шиллинге двенадцать пенсов.

– Правда? – удивился Роберт. – А почему?

– Уж слишком она правильная на вид. Она говорит, в пятнадцать лет девчонки такими не бывают.

– Ей уже шестнадцать.

– Ну в шестнадцать, все равно не бывают. Она говорит, ей тоже было когда-то пятнадцать и ее подружкам тоже, так что эта милка с глазками ее не проведет.

– Боюсь, она сумеет провести присяжных.

– Только не женщин. Слушайте, а может, вам удастся это как-нибудь подстроить?

– Вы меня явно переоцениваете. А почему бы вам самим не отдать деньги миссис Шарп?

– У вас это лучше получится. Вы ведь сегодня к ним все равно пойдете, вот и отдадите. Только скажите, чтобы они положили их в банк, а то засунут их в какую-нибудь вазу, а потом через много лет будут удивляться, как они там оказались.

Стэнли ушел, а Роберт спрятал деньги в карман и улыбнулся. Все-таки человеческая натура – величайшая из загадок. Он был уверен, что Стэнли с большим удовольствием отсчитал бы эти деньги перед миссис Шарп, а он, оказывается, стесняется! А вся эта история про деньги, которые Шарпы, якобы, хранят в коробке из-под чая, просто выдумка.

Днем Роберт отвез деньги во Франчес и впервые увидел слезы на глазах Марион. Он рассказал ей все как было – включая коробки из-под чая и все прочее, – и закончил:

– Итак, я пришел по его поручению, – и вот тут-то Марион чуть не расплакалась.

– Почему же он их сам не отдал? – спросила она, теребя в руках банкноты. – По-моему, он вовсе не такой… такой…

– Видимо, он считает, что сейчас деньги вам очень нужны, и потому дело приобретает несколько щекотливый характер. Когда вы давали ему совет насчет лошади, вы были в его глазах обеспеченные люди, живущие во Франчесе, и тогда он, не задумываясь, сам бы преподнес вам то, что вам причитается. А сейчас вы обе выпущены под залог в двести фунтов с каждой плюс еще двести фунтов за поручительство, не говоря о грядущих расходах на адвоката. Поэтому Стэн считает, что вы не те люди, которым удобно и просто вручить деньги.

– Ну что же, – сказала миссис Шарп, – не могу сказать, что я всегда даю столь удачные советы, но не скрою, что очень рада этим деньгам. Это было очень любезно с его стороны.

– А удобно ли столько брать? – засомневалась Марион.

– Таков был уговор, – спокойно возразила ей миссис Шарп. – Если бы не я, он бы потерял деньги, которые хотел поставить на Бали Буш. Кстати, а что значит «Бали Буш»?

– Я так рада, что вы пришли, – сказала Марион, явно не собираясь удовлетворять любопытство матери. – Случилось нечто невероятное: ко мне вернулись мои часы.

– Вы хотите сказать, вы их нашли?

– Нет. Она послала их по почте. Посмотрите!

Она показала ему маленькую, очень грязную белую картонную коробочку, в которой лежали часы с голубым эмалевым циферблатом и бумага, в которую они были завернуты. Это была розовая папиросная бумага с круглым штампом и надписью: Трансвааль, Солнечная Долина, в которой раньше, судя по всему, был завернут апельсин. На клочке бумаги печатными буквами было написано: МИНЕ ОНИ НИ НУЖНЫ.

– Как вы думаете, с чего вдруг она сделалась такой щепетильной? – спросила Марион.

– Не думаю, что дело в этом. Я даже представить себе не могу, чтобы эта особа рассталась с тем, на что положила глаз.

– Однако она их прислала.

– Нет, это не она, а кто-то другой. Тот, кто крайне напуган. Да еще и с зачатками совести. Если бы Роза Глин захотела от них избавиться, она бы взяла и бросила их в пруд. Но некто Икс хочет избавиться от часов, да еще и вернуть их законному владельцу. Этот Икс мучается угрызениями совести и очень боится. Кто, по-вашему, мучается угрызениями совести из-за вас? Может, Глэдис Риз?

– Да, вы правы насчет Розы. Я и сама должна была догадаться, что это не ее работа. Она бы никогда их не вернула. Она бы скорее раздавила их каблуком. Вы думаете, она их отдала Глэдис Риз?

– Тогда многое встает на свои места. Хотя бы, как Роза сумела заставить ее прийти в суд и дать под присягой показания, подтверждающие историю с криками на чердаке. Я хочу сказать, ведь у Розы была на руках украденная вещь. Вряд ли Роза смогла бы носить часы, которые Стейплы могли не раз видеть у вас на руке. Скорее всего, она сделала «щедрый» жест и подарила их подруге, сказав что-нибудь вроде: «Я нашла эту вещицу», А откуда эта Риз?

– Точно не знаю, может, вообще не из наших краев. Но она работает на дальней ферме, той, что за фермой Стейплов.

– И давно?

– Не знаю, по-моему, не очень.

– Значит, она спокойно могла носить новые часы. Да, я думаю, это Глэдис прислала часы. Я еще ни разу в жизни не видел свидетеля, который с такой неохотой давал бы показания, как Глэдис в понедельник. Раз Глэдис все-таки вернула вам часы, еще не все потеряно.

– Однако она дала ложные показания, – сказала миссис Шарп. – Даже такая кретинка, как Глэдис Риз, должна смутно догадываться, что британское правосудие этого не одобряет.

– Но она может заявить, что ее принудили к этому, если ей подсказать.

Миссис Шарп внимательно взглянула на Роберта:

– Скажите, а в британском законодательстве есть какие-либо положения относительно тайного давления на свидетеля?

– Сколько угодно. Но я вовсе не собираюсь оказывать на нее давление.

– А что же тогда вы собираетесь делать?

– Мне надо подумать. Ситуация весьма сложная.

– Мистер Блэр, я никогда не могла разобраться в хитросплетениях закона, и вряд ли когда сумею, но я очень надеюсь, что вы не сделаете ничего такого, что можно расценить как неуважение к суду или еще что-нибудь в этом роде? Я представить себе не могу, что бы мы делали без вашей поддержки.

Роберт сказал, что не собирается делать ничего предосудительного, он безупречный поверенный с незапятнанной репутацией и высокими моральными принципами, и у нее нет никаких оснований беспокоиться на свой и его счет.

– Если мы сумеем опровергнуть показания Глэдис Риз, а, значит, и Розы, то поставим под сомнение всю их версию. Ведь это их самые ценные показания – что Роза говорила про крики у вас на чердаке еще до того, как против вас выдвинули обвинение. Вы, вероятно, не видели, какое было выражение лица у Гранта, когда Роза давала показания. Да, для работы в уголовном розыске, брезгливость серьезный недостаток. Наверно, очень печально, когда все дело зависит от такой гнусной особы. Ну, мне пора. Вы позволите мне взять с собой коробочку с запиской?

– Как это вы сразу поняли, что Роза никогда не вернула бы часы? – сказала Марион, протягивая ему коробку с запиской. – Вам следовало бы стать детективом.

– Или гадалкой. Все выводится на основании яичного пятна на жилете. До свидания.

Роберт возвращался в Милфорд, целиком поглощенный новой версией. Конечно, она решала не все проблемы, но во всяком случае давала надежду.

В конторе его ждал Рамсден – длинный, худой и мрачный.

– Я пришел к вам, мистер Блэр, потому что есть вещи, которые неудобно говорить по телефону.

– Слушаю вас.

– Мистер Блр, вы попусту тратите деньги. Вы знаете, сколько белых людей живет на земном шаре?

– Нет, не знаю.

– И я не знаю. Но вы меня просите выследить эту девушку среди всего белого населения земного шара. С этой задачей не справятся за год пять тысяч сыщиков. А может статься так, что все обнаружится завтра. Это вопрос чистой случайности.

– А разве бывает по-другому?

– Бывает. Сначала у нас был шанс. Мы искали ее в наиболее вероятных местах: на вокзалах, в аэропортах, бюро путешествий, наиболее известных местах, где принято проводить «медовый» месяц. И я не тратил ни время, ни деньги на разъезды. У меня есть связи во всех больших и многих не очень больших городах, и я просто отправлял туда запрос: «Сообщите, не останавливалась ли у вас в отелях такая-то девушка с мужчиной», и через несколько часов у меня уже был ответ. Из любого конца Англии. Ну а теперь нам осталось всего ничего – прочесать весь остальной земной шар. А я не хочу тратить попусту ваши деньги, мистер Блэр. Но именно этим я вынужден заниматься.

– Вы хотите сказать, что отказываетесь на нас работать?

– Нет, так я вопрос не ставлю.

– Вы считаете, что я сам должен отказаться от ваших услуг, так как вы не справились с задачей.

При слове «не справились» мистер Рамсден нахмурился.

– Просто мы бросаем деньги на ветер. Это не деловое предложение, мистер Блэр. У нас один шанс на миллион.

– Ну что же, кажется, у меня есть для вас одно предложение, которое должно вам понравиться. – Он достал из кармана коробочку. – В понедельник на суде давала показания некая Глэдис Риз. Ее роль заключалась в том, чтобы подтвердить, что ее подруга Роза Глин говорила ей про крики на чердаке. Она дала показания, но, как бы это сказать, не слишком убедительно. Она явно нервничала, говорила неохотно и чувствовала себя не в своей тарелке – в отличие от ее подруги Розы, которая наслаждалась от всей души. Один мой коллега сделал предположение, что Роза силой заставила ее прийти в суд, что сначала показалось мне маловероятным. Однако сегодня утром мисс Шарп по почте получила вот в этой коробочке часы, которые у нее украла Роза, и написанную печатными буквами записку. Роза никогда не вернула бы часы – у нее нет ни стыда, ни совести – и не стала бы писать записку, так как не в ее интересах отказываться от своих показаний. Таким образом, напрашивается вывод, что часы оказались у Глэдис – Роза все равно не могла бы их носить, так как их могли узнать – и именно таким образом Роза заставила ее подтвердить свои показания.

Он сделал паузу, чтобы дать возможность Рамсдену высказать свое мнение. Рамсден кивнул молча, но с очевидным интересом.

– В данный момент мы не можем иметь дела с Глэдис и пытаться ее в чем-то убедить – нас тут же обвинят в оказании давления на свидетеля. То есть мы не можем заставить ее отказаться от своих показаний до выездной сессии суда присяжных. Кевин Макдермот, пожалуй, смог бы этого добиться настойчивыми вопросами, хотя я и сомневаюсь в этом. И в любом случае, судья, наверно, остановил бы его еще до того, как он что-либо от нее добился. Они всегда косо смотрят, когда он начинает измываться над свидетелями.

– Это точно.

– Я хочу, чтобы мы могли предъявить суду этот клочок бумаги как доказательство. Чтобы мы могли утверждать, что это написала Глэдис Риз. Когда мы будем знать, что украденные часы были именно у нее, мы сделаем предположение, что Роза оказала на нее давление и заставила дать под присягой ложные показания. Макдермот убедит ее в том, что раз ее силой заставили дать ложные показания, ее за это не накажут, и тогда она сломается и во всем признается.

– Короче, вам нужен еще один образчик почерка Глэдис Риз печатными буквами.

– Да. Именно об этом я и думал. Знаете, у меня такое впечатление, что она работает совсем недавно, значит, она только что окончила школу. Может, стоит обратиться в школу, ну хотя бы для начала. Было бы отлично, если бы мы раздобыли образец ее почерка печатными буквами, не прибегая к провокационным методам. Как вы думаете, у вас получится?

– Образец я вам достану, будьте уверены, – сказал Рамсден. На его лице было написано: «Дайте мне разумное поручение, и я его выполню». – А эта Риз училась здесь?

– Нет, я так понял, она не местная.

– Ладно, я все узнаю. А где она работает?

– В одном глухом месте, его называют Ферма Брэтта, через поле за фермой Стейплов.

– А относительно того, чем занималась эта Кейн…

– Может, стоит поискать еще в самом Ларборо? Я далек от мысли учить вас работать, но она была в Ларборо.

– Да, и там, где она была, мы нашли ее следы. В общественных местах. Кто знает, может, Икс живет в Ларборо. Может, она там и провела все это время. В конце концов месяц – ну, почти месяц – довольно необычный срок для такого исчезновения, мистер Блэр. Как правило, это продолжается от двух до десяти дней, не более. Может, она жила у него дома.

– Вы думаете, дело было именно так?

– Нет, – медленно сказал Рамсден. – Я считаю, мистер Блэр, мы упустили ее на одном из выходов.

– Выходов?

– Она уезжала из Англии, но при этом настолько изменила внешность, что по этой сладенькой фотографии ее просто нельзя сейчас узнать.

– Как же она изменила свою внешность?

– Вряд ли у нее был фальшивый паспорт, значит, она ездила с ним как жена.

– Разумеется. Я так и думал.

– В таком виде, как мы ее знаем сейчас, она не могла бы этого сделать. Наверно, она зачесала наверх волосы, накрасилась и, таким образом, стала неузнаваемой. Вы себе даже представить не можете, как прическа меняет женщину. Когда я впервые увидел жену с зачесанными наверх волосами, я ее вообще не узнал. Если хотите знать, она так изменилась, что я даже ее стеснялся, а ведь мы к этому времени были двадцать лет как женаты.

– Так вот, по-вашему, как все было. Да, пожалуй, вы правы, – грустно сказал Роберт.

– Поэтому я не хочу больше попусту тратить ваши деньги, мистер Блэр. По этой фотографии девушку искать бесполезно: та девушка, которую мы ищем, выглядела совсем иначе. Когда она выглядела так, как на фотографии, люди ее сразу узнают. В кинотеатрах, кафе и где угодно еще. Мы без труда нашли ее следы в Ларборо. А дальше – полный провал. Эта фотография совсем ее не отражает, и с момента, как она уехала из Ларборо, ее никто по ней не узнает.

Роберт сидел и машинально разрисовывал чистую промокательную бумагу мисс Тафф аккуратными рядами елочек.

– Вы понимаете, что это значит? Мы пропали.

– Но ведь у вас есть она, – возразил Рамсден, указывая на записку, которую прислали с часами.

– Это поможет нам закрыть дело, но не опровергнуть рассказ Бетти Кейн. Чтобы снять с Шарпов обвинение, необходимо доказать, что девушка лжет. Следовательно, нужно знать, где она была все это время.

– Я понимаю.

– А частных владельцев вы проверяли?

– Авиакомпаний? Разумеется. Там все то же самое. У нас нет фотографии мужчины, значит, это мог быть любой из сотен людей, вылетающих за границу со спутницей в интересующий нас период.

– Да. Мы пропали. Неудивительно, что Бен Карли так развеселился.

– Вы устали, мистер Блэр. У вас сейчас очень трудное время.

– Да, вы правы. Не так уж часто провинциальному адвокату приходится заниматься такими делами, – усмехнулся Роберт.

Рамсден взглянул на него с выражением, которое можно было расценить как улыбку.

– Для провинциального адвоката вы совсем неплохо с этим справляетесь, мистер Блэр. Совсем неплохо.

– Благодарю вас, – сказал Роберт, улыбнувшись. Услышать такое от Алекса Рамсдена – все равно что получить орден.

– Я постараюсь вам помочь. У вас есть гарантия от приговора – вернее, она у вас будет, когда я найду еще один образец ее почерка печатными буквами.

Роберт бросил ручку и с неожиданной горячностью воскликнул:

– Меня не интересует гарантия. Меня интересует справедливость. В настоящий момент у меня одна цель в жизни – опровергнуть рассказ Бетти Кейн в суде, а значит, предъявить суду в ее присутствии полный отчет о том, чем она занималась все это время, и притом отчет, подтвержденный безупречными свидетельскими показаниями. Как вы считаете, какие у нас шансы? И скажите, может, есть еще какие-то средства, которые мы пока не использовали?

– Не знаю, – серьезно сказал Рамсден. – Может, молитва.

19

Как ни странно, тетя Лин была того же мнения.

Постепенно, по мере того как дело из провинциального скандала превращалось в национальную сенсацию, тетя Лин примирилась с тем, что в него ввязался Роберт. В конце концов иметь отношение к делу, о котором пишут в «Таймс», – в этом нет ничего предосудительного. Сама тетя Лин, разумеется, не читала «Таймс», но ее друзья читали: викарий, старый полковник Виттакер, продавщица из аптеки и старая миссис Уоррен; и было лестно думать, что Роберт будет участвовать в громком процессе, пусть даже это процесс об избиении беззащитной девушки. Конечно, ей и в голову не приходило, что Роберт может проиграть дело. Во-первых, Роберт сам по себе очень умный, а во-вторых, контора «Блэр, Хэйвард и Беннет» просто не может не выиграть. Тетя Лин даже жалела, что триумф Роберта состоится в Нортоне, а не в Милфорде, где все могли бы при сем присутствовать.

Поэтому, когда она заметила его сомнения, она ужасно удивилась. Но не расстроилась, ибо по-прежнему не мыслила, что дело может быть проиграно. Тем не менее она была неприятно удивлена.

– Роберт, неужели ты допускаешь мысль, что можешь проиграть дело? – спросила она, нащупывая под столом табуретку.

– Представьте себе, да. Более того, я не допускаю мысли, что могу его выиграть.

– Роберт!!!

– В суде присяжных необходимо представить доказательства в пользу обвиняемых. Пока нам нечего представить в свою защиту. Не думаю, что им это понравится.

– Дорогой, ты, по-моему, просто не в духе. Ты воспринимаешь все слишком близко к сердцу. Почему бы тебе не устроить завтра выходной и не сыграть партию в гольф? Ты совсем забросил гольф, и это может пагубно сказаться на печени.

– Неужели было время, – задумчиво сказал Роберт, – когда я получал удовольствие, гоняя по полю «кусок гуттаперчи». Похоже, это было в другой жизни.

– Вот и я это говорю! Ты утрачиваешь чувство меры, позволяя себе так огорчаться из-за этого дела. Ведь у тебя есть Кевин.

– Сомневаюсь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не думаю, что Кевин бросит все свои дела и приедет в Нортон защищать дело, обреченное на провал. У него есть кой-какие донкихотские замашки, но они не возобладают над его здравым смыслом.

– Но ведь Кевин обещал приехать.

– Когда он обещал, у нас еще было время, чтобы собрать доказательства. А сейчас до выездной сессии суда присяжных остались считанные дни, а у нас все еще нет никаких доказательств и взяться им тоже неоткуда.

Мисс Беннет отвлеклась от супа и внимательно посмотрела на племянника.

– Знаешь, дорогой, чего тебе не хватает? – Веры.

Роберт с трудом сдержался, чтобы не сказать, что веры у него вообще нет. Во всяком случае, он не верит во вмешательство божественного Провидения в это дело.

– Дорогой мой, надо верить, – убежденно сказала тетя Лин, – и все будет в порядке, вот увидишь. – Последовавшая за этим тяжелая пауза ее несколько смутила, и она добавила: – Если бы я знала, что у тебя на этот счет сомнения, я бы уже давно молилась за успех дела. Боюсь, я была слишком уверена в том, что вы с Кевином справитесь с этим сами. – Под «этим», видимо, подразумевалось британское правосудие. – Но раз уж я теперь знаю, что ты волнуешься, я обязательно приму меры.

Будничный деловитый тон, которым это было сказано, вернул Роберту хорошее расположение духа.

– Спасибо, моя милая, – сказал он своим обычным доброжелательным тоном.

Тетя Лин положила ложку в пустую тарелку, выпрямилась, и на ее крутом розовом личике появилась лукавая улыбка.

– О, я знаю этот тон. Он означает, что ты просто не хочешь со мной спорить. Но права-то я, а не ты. Не зря говорят, что вера может сдвинуть горы. Правда, чтобы сдвинуть гору, нужна очень большая вера, такая большая, что ее практически невозможно собрать – вот горы и стоят на месте. Что касается более легких дел, вот как твое, например, – то тут можно обойтись и меньшей верой. Поэтому, вместо того, чтобы отчаиваться, постарайся поверить в успех, мой мальчик. А я сегодня же вечером пойду в собор Святого Матфея и помолюсь о том, чтобы завтра утром у тебя были доказательства. Тогда тебе будет легче.

Когда на следующее утро к нему в контору пришел Алекс Рамсден с доказательством, Роберт сразу подумал, что тетя Лин, разумеется, поставит это себе в заслугу. Скрыть от нее этот факт также не представлялось возможным, так как первое, о чем она его спросит в обед: «Ну что, дорогой, у тебя уже есть доказательства, о которых я молилась?»

Рамсден казался довольным собой и всем остальным, во всяком случае, насколько можно было судить по его виду.

– Должен вам признаться, мистер Блэр, что, когда я по вашему совету отправился в школу, я не слишком надеялся на успех. Я пошел туда просто чтобы с чего-то начать, и еще потому, что надеялся от учителей узнать побольше об этой Риз. Вернее, я хотел, чтобы кто-нибудь из моих ребят, когда познакомится с ней поближе, заполучил образец ее почерка печатными буквами. Но вы, мистер Блэр, «молоток». Вы оказались на верном пути.

– Вы что, достали то, что нам нужно?

– Я поговорил с ее классной руководительницей, абсолютно не скрывая, что мне нужно и зачем. То есть был откровенен ровно настолько, насколько это необходимо для пользы дела. Я сказал, что Глэдис подозревается в даче ложных показаний, а это карается законом, и мы считаем, что ее к этому принудили, а чтобы доказать факт шантажа, нам нужен образец ее почерка печатными буквами. Если откровенно, когда я шел в школу, я был уверен, что она, с тех пор как перестала ходить в детский сад, не написала ни одной печатной буквы. Но классная руководительница – некая мисс Баггали – сказала: «Дайте подумать… Ну конечно, она же отлично рисовала, и, если я ничем не смогу вам помочь, может, у учительницы по рисованию что-нибудь сохранилось. Мы всегда храним лучшие работы наших учеников». Вероятно, в качестве компенсации за все каракули, с которыми беднягам приходится постоянно иметь дело. Представьте, мне не довелось пообщаться с учительницей рисования, потому что мисс Баггали порылась в ящиках и дала мне вот это.

Он положил лист бумаги, на котором от руки была нарисована карта Канады – с границами провинций, городами и реками. Она была не слишком точная, но выполнена на редкость аккуратно. Внизу печатными буквами было написано: ДОМИНЕОН КАНАДА, а в правом углу подпись – Глэдис Риз.

– Оказывается, каждым летом, перед каникулами, в школе проводят выставку работ, и они хранятся до следующей выставки. Наверно, им жалко их сразу выбрасывать, а может, они хранят их, чтобы демонстрировать заезжим начальникам и инспекторам. Как бы там ни было, этого добра в школе навалом. А эта карта – конкурсное задание «Нарисуй по памяти карту любой страны за двадцать минут», и три лучшие работы оставили для выставки. Глэдис получила третье место.

– Глазам не верю, – сказал Роберт, не в силах оторвать взгляд от работы Глэдис Риз.

– Да, мисс Баггали права – у нее отличная рука. Удивительно, почему она такая неграмотная.

Вот это подарок. Роберт смаковал каждую букву.

– У этой девицы тупая голова, но отличный глаз, – сказал он, разглядывая карту. – Она запомнила очертания, но не названия. А ошибок-то тьма! Наверное, третье место она получила именно за аккуратность.

– Во всяком случае, нам здорово повезло, – сказал Рамсден и положил на стол записку, из коробочки с часами. – Скажите спасибо, что она не выбрала Аляску.

– Да, это просто чудо (чудо тети Лин, мелькнуло в голове). Как вы считаете, к кому нам с этим обратиться?

Рамсден посоветовал одного специалиста.

– Сегодня вечером я отвезу это в Лондон, утром у меня уже будет ответ, и я сразу же передам все мистеру Макдермоту, хорошо?

– Хорошо? Великолепно!

– По-моему, стоит снять с них отпечатки пальцев, да и с коробочки тоже. Есть судьи, которые не слишком доверяют графологам, но если сложить все вместе – ни один судья не устоит.

– Отлично, – сказал Роберт, – теперь моим клиенткам хотя бы не грозят каторжные работы.

– Я вижу, вы оптимист, – сдержанно заметил Рамсден, и Роберт рассмеялся.

– Вы считаете, я недостаточно благодарен судьбе? Напротив, у меня как камень с души свалился. Но еще больший – пока остался. То, что Роза Глин – воровка, лгунья и шантажистка, а Глэдис Риз дала ложные показания, еще не опровергает обвинение Бетти Кейн. А наша задача – его опровергнуть.

– У нас еще есть время, – сказал Рамсден, но не слишком убедительно.

– Времени, пожалуй, осталось только на чудо.

– Ну и что? Ведь бывают же чудеса на свете. Почему бы чуду не случиться и с нами? Когда мне вам завтра позвонить?

Утром позвонил Кевин с поздравлениями и восторгами.

– Роб, ты молодчина. Теперь я их сотру в порошок.

Да, для Кевина это будет неплохой случай поиграть в кошки-мышки со свидетелями, и Шарпы выйдут из здания суда «свободными». И будут опять жить в своем доме с привидениями, сами как два привидения, две полоумные ведьмы, которые похитили и избили девушку.

– Роб, ты вроде и не рад. В чем дело?

Роберт сказал, что, даже если Шарпы и не попадут в тюрьму, они все равно будут в плену лживого обвинения Бетти Кейн.

– Кто знает, может быть и нет. Я постараюсь «расколоть» Бетти Кейн, используя ее ляп насчет подъездной дорожки. Если бы обвинителем выступал не Майлз Эллисон, я бы ее дожал, но, боюсь, Майлз мне помешает. Не унывай, Роб. В любом случае, репутацию мы ей подпортим.

Подпортить репутацию Бетти Кейн – еще не все. Роберт отлично знал, как мало это повлияет на общественное мнение. У него был большой опыт общения с обывателями, и он всегда удивлялся их полной неспособности анализировать элементарные ситуации. Так что даже если газеты и сообщат о том, что на самом деле было видно из чердачного окна (хотя скорее всего они будут заняты более сенсационными новостями о лжесвидетельстве Розы Глин), все равно это не изменит мнения среднего читателя: «Они хотели поймать ее на слове, но их быстро поставили на место», – вот как они это расценят.

Вполне возможно, Кевину и удастся подпортить репутацию Бетти Кейн в глазах суда, репортеров, чиновников и критически настроенных людей, которые будут присутствовать на заседании, но на основании имеющихся показаний он не сможет изменить сочувственное отношение, которое к Бетти Кейн испытывают обыватели по всей стране. Шарпы все равно в их глазах останутся монстрами.

А Бетти Кейн все «сойдет с рук».

Эта мысль была для Роберта еще мучительней, чем перспектива, что Шарпы до конца дней останутся под подозрением. А Бетти Кейн будет по-прежнему в центре внимания любящей семьи, окруженная заботой и обожанием. От этой мысли в некогда доброжелательном Роберте пробуждался зверь.

Ему пришлось-таки признаться тете Лин, что он получил улику в срок, означенный в ее молитвах, но смалодушничал и скрыл от нее, что этой улики достаточно для опровержения обвинения полиции. Она бы тогда сказала, что дело выиграно, а для Роберта победа заключалась совсем в ином.