Текст книги "Я — Господь Бог"

Автор книги: Джорджо Фалетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 27

Преподобный Маккин неохотно пробирался сквозь толпу гостей, заполнявших кафе «Ботхауз». Лицо его носило следы бессонной ночи, проведенной у телевизора, когда он жадно, словно изголодавшийся, вглядывался в изображение на экране и в то же время мысленно гнал его из своего сознания как нечто ужасное.

Я – Господь Бог…

Эти слова продолжали звучать в его голове, словно отвратительное звуковое сопровождение зрелища, которое продолжала воспроизводить память. Искореженные машины, разрушенные здания, пламя, раненые, залитые кровью люди. Рука, оторванная взрывом от туловища, лежащая на асфальте и безжалостно схваченная телекамерой.

Он глубоко вздохнул.

Он долго молился, прося утешения и просветления там, где обычно находил их. Потому что вера всегда служила ему утешением, отправной точкой, откуда он исходил, и конечной точкой, куда прибывал всякий раз, каков бы ни был пройденный путь.

Благодаря вере началась эта история с общиной, а благодаря результатам, достигнутым со многими ребятами, он позволил себе мечтать – о других «Радостях», других таких же домах по всей стране, где молодые люди, пристрастившиеся к наркотику, перестали бы чувствовать себя мотыльками, кружащими вокруг свечи. Сами же ребята стали в каком-то смысле его силой.

Но в то утро он ходил среди них, стараясь скрыть свою озабоченность, улыбаясь им, когда нужно, и отвечая, когда ждали ответа. Однако едва оставался один, как все снова обрушивалось на него, словно вещи, высыпающиеся из битком набитого шкафа.

Впервые за годы служения церкви он не знал, что делать.

В прошлом он уже оказался однажды в таком положении, еще когда жил в миру и не понимал, что единственное его желание в жизни – служить Богу и своим ближним. Тогда он развеял свои сомнения и тревоги, войдя в мир семинарии.

Теперь же все происходило по-другому. Он звонил кардиналу Логану без особой надежды. Будь тот в Нью-Йорке, преподобный Маккин встретился бы с ним скорее для того, чтобы получить нравственное утешение, а не разрешение, на которое – он знал – надеяться не приходилось. Ни в те сроки, ни на тех условиях, какие требовались.

Он хорошо знал железные правила, которые определяли отношения с верующими в этом вопросе. Это один из важнейших принципов веры – каждый должен быть уверен, что может прибегнуть к таинству исповеди со свободной душой и без опасения, расплачиваясь покаянием за отпущение своих грехов. Но церковь обязывала своего служителя молчать, тем самым обрекая на смерть сотни других людей, если теракты продолжатся.

– Так значит, вы и есть знаменитый отец Маккин, основатель «Радости».

Священник обернулся. Перед ним стояла высокая женщина лет сорока, темноволосая, с безупречной прической. Слишком много макияжа на лице, слишком элегантная и, наверное, слишком богатая. Она держала два бокала, очевидно, с шампанским.

Женщина не ожидала подтверждения. И вопроса не задавала, а лишь отмечала факт.

– Мне сказали, вы очень харизматичный человек и необычайно обаятельный. И не ошиблись.

Она протянула ему бокал. Огорошенный ее словами, Маккин машинально взял его и подумал, что если бы не удержал, она все равно непременно отпустила бы его, и бокал разбился бы.

– Меня зовут Сэндал Бонс, я из организационного комитета выставки.

Женщина пожала его протянутую руку, задержав ее в своей ладони чуть дольше необходимого. Священник почувствовал, что ко всем его переживаниям добавилось еще и смущение. Он отвел взгляд и посмотрел на пузырьки, поднимавшиеся со дна бокала.

– Значит, вы одна из наших благодетельниц.

Миссис Бонс попыталась прикинуться скромницей, что, однако, не очень удалось ей:

– Благодетельница, мне кажется, слишком громкое слово. Скажем так – мне нравится помогать тем, кто в этом нуждается.

Преподобный Маккин без всякого желания поднес бокал к губам и отпил глоток:

– Благодаря таким людям, как вы, «Радость» выживает.

– Благодаря таким людям, как вы, она существует.

Женщина повернулась к нему и взяла под руку.

Священник ощутил тонкий аромат духов – несомненно, очень дорогих – и услышал шелест платья.

– А теперь пойдемте посмотрим работы ваших подопечных. Мне очень много хорошего говорят о них.

Легко лавируя между гостями, миссис Бонс направилась на другой конец террасы, выходящей в сторону небольшого озера.

Кафе «Ботхауз» – престижное заведение посреди Центрального парка, связанное с городом через Ист-Драйв. Одноэтажное здание с широкими окнами по фасаду, открывающими прекрасный вид на зелень и воду. В теплое время года на террасе, окружавшей здание по периметру, размещались столики, чтобы посетители ужинали на открытом воздухе.

На этот раз какой-то комитет, название которого Маккин никак не мог запомнить, организовал тут выставку живописных, скульптурных и ремесленнических работ, созданных детьми, находившимися на попечении учреждений, подобных «Радости». Они хотели, чтобы ребята не только представили свои работы, но и пообщались с людьми, пришедшими познакомиться с их творчеством.

Когда священнику сказали о такой возможности, он поговорил с Джубили Мэнсоном и Шалимар Беннет, рассчитывая, что подобный опыт будет им только на пользу.

Шалимар – темнокожая девушка из нормальной семьи среднего класса. Ее силой оторвали от героина и от попыток покончить с собой, о чем свидетельствовали исколотые руки. Отец Маккин даже под пытками инквизиции не признался бы, что это его любимица. Ее лицо вызывало у него чувство необычайной нежности и желание защитить, а глаза девочки, казалось, излучали некий особый свет, когда он хвалил ее за какую-нибудь работу. Из самых простых и разнообразных материалов она создавала удивительные ожерелья, браслеты, серьги, в которых сочетались оригинальность и красочность.

Джубили, темнокожий семнадцатилетний мальчик, вырос в семье, где не существовало никаких правил или норм бытия и где каждый день решалась задача, как выжить. Мать – проститутка, отца убили в драке с поножовщиной. Его брат Джонас выдавал себя за рэпера под именем Айрон-7, а на самом деле возглавлял банду, которая торговала наркотиками и занималась сутенерством на свой территории. Когда мать нашла в комнате Джубили опасные таблетки, то поняла, что младший сын вот-вот пойдет по следам старшего. В один из редких моментов просветления что-то надоумило ее отвести сына в «Радость» к отцу Маккину. В тот же день она покончила с собой.

Преодолев первые трудности, Джубили освоился с жизнью в общине и вскоре проявил незаурядную склонность к занятиям живописью. Его поддержали и помогли развить способности. Теперь некоторые из самых интересных его работ, хотя еще и незрелых, но бесспорно перспективных, представили на этой выставке в Центральном парке.

Священник и его спутница подошли к мольбертам, не которых стояли три картины Джубили. В них угадывалось влияние поп-арта и Баскии, [4]4
  Жан-Мишель Баския (1960–1988) – американский художник. Прославился сначала как граффити-художник в Нью-Йорке, затем как успешный неоэкспрессионист.


[Закрыть]но чувство цвета и оригинальность подхода позволяли увидеть несомненный талант.

Юноша стоял рядом со своими работами. Миссис Бонс задержалась возле них, желая составить свое мнение.

– А вот и наш молодой художник.

Она внимательно, не без некоторого смущения осмотрела работы:

– Ну, я не критик, а это, конечно, не Норман Рокуэлл. И все же должна сказать, что они… что они…

– Взрывоопасны?

Подсказав такое определение, преподобный Маккин подмигнул Джубили, который с трудом удержался, чтобы не рассмеяться. Миссис Бонс ответила священнику так, будто это слово прояснило ей то, что виделось не совсем отчетливо:

– Конечно. Верное определение. Взрывоопасны.

– Мы все так считаем.

Воздав должное художнику и меценатским наклонностям своей спутницы, священник почувствовал, что ее общество становится утомительным. Он увидел поблизости Джона Кортигена, беседовавшего с какими-то людьми, и посмотрел на него с отчаянной мольбой о помощи.

Его правая рука понял, в чем дело. Он расстался со своими собеседниками и направился к священнику.

Преподобный Маккин хотел попрощаться:

– Миссис Бонс…

В ответ она взглянула на него, чересчур высоко вскинув брови:

– Можете называть меня Сэндал, если хотите.

Тут на помощь пришел Джон Кортиген.

– Миссис Бонс, это Джон Кортиген. Он работает со мной. Главный администратор и организатор…

Говоря так, священник посмотрел на Джона, стоявшего спиной к озеру, и случайно взглянул дальше – на другой берег, на велосипедную дорожку, что тянулась вдоль него.

Там стоял, заложив руки в карманы, человек в зеленой военной куртке. У преподобного Маккина перехватило дыхание и вспыхнуло лицо. Он машинально, по инерции завершил фразу:

– …нашей маленькой общины.

Джон, как всегда дипломатичный, протянул руку:

– Рад познакомиться с вами, миссис Бонс. Знаю, что вы одна из главных вдохновительниц этого события.

Священник, словно в трансе, услышал смех женщины:

– Как уже сказала отцу Маккину, я всегда готова сделать что-то для ближнего.

Слова эти доносились до священника откуда-то издалека, словно приглушенные пространством и туманом. Он не мог оторвать глаз от человека, стоящего на дорожке, по которой проезжали велосипедисты, и смотрящего в его сторону. Он твердил себе, что такие куртки встречаются часто и такое событие, как эта выставка, может привлечь внимание кого угодно. Вполне естественно, что человек остановился, желая понять, что тут происходит.

Но, как ни успокаивал себя, все равно понимал, что это не так. Он догадывался, что это не какой-то случайный прохожий, а тот самый человек, который шепнул ему в исповедальне кощунственные слова вместе с обещанием смерти.

Я – Господь Бог…

Лица окружающих и людской говор вдруг исчезли, осталась только эта тревожная фигура, которая, словно магнитом, притягивала его внимание, его мысли, его взгляд. И жажду милосердия. Он почему-то был уверен, что человек этот видит его и пристально смотрит именно на него.

– Извините меня. Я сейчас.

Он даже не услышал, что ответили Джон и миссис Бонс, так быстро отошел от них и, протискиваясь сквозь толпу, поспешил на другую сторону озера, теряя и вновь находя мрачный взгляд незнакомца, пронзивший его, как предвестие беды.

Он хотел подойти к нему и заговорить, заставить его подумать, хотя и понимал, насколько это безнадежно. Человек в зеленой куртке в свою очередь продолжал следить за священником, пока тот направлялся к нему, как будто пришел в кафе «Ботхауз» специально для встречи с ним.

Неожиданно отцу Маккину преградили дорогу двое темнокожих парней.

Один чуть ниже него ростом, в стеганой куртке с капюшоном, не по размеру и явно не по сезону, на голове черная кепка со свернутым назад козырьком. Джинсы, тяжелые спортивные ботинки, на груди – золотая цепь.

За ним возвышался могучий детина, такой огромный, что казалось, даже двигаться не способен, – весь в черном, на голове повязано нечто вроде сеточки, какую мужчины надевали прежде на ночь для выпрямления волос.

Тот, что пониже, выставил навстречу Маккину руку и преградил дорогу:

– Куда прешь, ворона?

Раздосадованный задержкой, священник невольно поискал глазами человека в зеленой куртке. Он все еще стоял на месте и равнодушно наблюдал за этой сценой. Преподобный Маккин неохотно перевел взгляд на парня, стоявшего перед ним:

– Что надо, Джонас? Мне кажется, тебя не приглашали?

– Айрону-7 не требуется приглашение, чтобы оказаться среди всего этого дерьма, собравшегося тут. Верно же, Дуд?

Толстяк лишь невозмутимо кивнул в знак согласия.

– Ладно, теперь, когда все увидели, какой ты сильный, думаю, можешь уйти.

Джонас Мэнсон улыбнулся, показав небольшой бриллиант, вставленный в резец.

– Постой, священник. Куда спешишь? Я – брат одного из художников. И я что же, не могу посмотреть на его работы, как все остальные?

Он огляделся и увидел за спиной Маккина Джубили, стоявшего возле своих картин и разговаривавшего с какими-то людьми.

– Вон он, мой брат.

Парень, назвавший себя Айроном-7, отодвинул священника и направился в ту сторону, а за ним последовал огромный Дуд, перед которым все невольно расступались. Маккин отправился за ними, надеясь удержать ситуацию под контролем.

Рэпер подошел к мольбертам и, даже не поздоровавшись с братом, остановился с видом знатока, изучающего картины. Джубили, увидев его, онемел от испуга, отступил и задрожал.

– Ну что же, круто. В самом деле крутая штука. Что скажешь, Дуд?

Толстяк не произнес ни слова, только опять утвердительно кивнул. Джон Кортиген понял неловкость ситуации и подошел, намереваясь встать между Джонасом и его братом:

– Вам нельзя здесь находиться.

– Ах вот как? И кто это сказал? Ты, ноль без палочки?

Рэпер обернулся к великану и улыбнулся ему:

– Дуд, убери-ка с дороги этого дурака.

Толстяк ухватил Джона своей огромной ручищей за ворот рубашки, притянул к себе и, словно он ничего не весил, так оттолкнул, что тот ударился об ограждение террасы.

Преподобный Маккин попытался пресечь конфликт, который грозил привести к куда более серьезным последствиям. Если начнется драка, кто-нибудь непременно пострадает.

– Не связывайся, Джон. Я все улажу.

Джонас нагло ухмыльнулся:

– Вот и молодец. Улаживай.

Между тем вокруг уже собралась толпа. Но вскоре те, кто стоял поблизости, даже не зная, в чем дело, поняли, что лучше держаться подальше от этих двух наглых типов с не внушающими доверия физиономиями.

– Нам с тобой нужно поговорить о делах, священник.

– У нас не может быть с тобой общих дел, Джонас.

– Хватит важничать. Я же знаю, что вам тут нелегко живется, в этом месте. Могу помочь. Думаю, двадцать штук вам сейчас не помешали бы.

Преподобный Маккин удивился, откуда этот бандит узнал о финансовых затруднениях «Радости». Конечно же, не от брата, который избегал его как чумы, потому что тот запугал его до смерти. Спору нет, двадцать тысяч долларов оказались бы сейчас просто манной небесной в пустой кассе общины. Но не от этого же человека, со всем его багажом за плечами, принимать деньги.

– Можешь оставить свои деньги при себе. Мы сами справимся.

Джонс стал тыкать ему пальцем в грудь, словно хотел продырявить:

– Отказываешься от моих денег? Считаешь, они грязные?

Он помолчал, словно обдумывая услышанное, и снова уставился на Маккина:

– Значит, мои деньги не подходят…

Потом кивнул на людей, стоявших вокруг, и вскипел гневом:

– А деньги этих мерзавцев устраивают, да? Этих мужчин в пиджаках и при галстуках, которые выглядят как порядочные и которые покупают у меня проституток и все прочее, чем торгую. И этих женщин с видом святош, которые тащат к себе в постель любого чернокожего, какого уговорят.

Толпа возмущенно загудела. Не оборачиваясь, священник услышал, что кто-то из женщин упал в обморок.

Рэпер продолжал изливать свою злобу:

– Я хотел сделать добро. Хотел помочь брату и этому вашему сраному приюту.

Джонас Мэнсон сунул руку в карман, а когда достал, все увидели в ней складной нож. Маккин услышал сухой щелчок и заметил, как блеснуло лезвие. Гомон вокруг усилился, как и топот ног по деревянному полу террасы и истерические крики женщин.

С ножом в руке Джонас повернулся к Джубили, который в страхе смотрел на него:

– Слышал, братик? Эта ворона мнит себя большим человеком.

Джубили отступил, а Джонас все ближе подходил к картинам. Маккин бросился ему навстречу, но тут наперерез ему шагнул Дуд и необычайно ловко для своей комплекции схватил и вывернул ему руку. Нажал посильнее, и священника пронзила боль, а в легких не осталось воздуха.

– Не волнуйтесь, святой отец. Это дела семейные.

Хулиган снова обратился к Джубили, который, казалось, вот-вот грохнется в обморок:

– А ты, значит, молчишь. Позволяешь этому куску дерьма оскорблять твоего брата.

Быстрым, резким движением Джонас полоснул по диагонали полотно, стоявшее перед ним на мольберте. Он хотел сделать то же и со второй картиной, но тут вдруг раздался голос:

– Ладно, парни, поразвлекались, и хватит. А теперь опусти нож и ложись на землю.

Отец Маккин обернулся и увидел полицейского в форме, который стоял на лугу и целился в Джонаса. Рэпер равнодушно смотрел на него, словно видеть нацеленное на себя оружие – дело привычное.

Полицейский нетерпеливо дернул пистолетом:

– Слышал, что я сказал? Ложись на землю, и руки за голову. А ты, обезьяна, отпусти человека.

Преподобный Маккин почувствовал, как ослабла хватка, и глотнул наконец воздуха. Дуд отпустил его и присоединился к приятелю. Медленно, словно снисходя, оказывая любезность, а не выполняя приказ, они легли на землю и заложили руки за голову.

Пока полицейский держал их под прицелом и вызывал по рации подмогу, священник, освободившись наконец, обернулся к озеру и с волнением стал искать на велосипедной дорожке того, к кому не сумел подойти.

Его кошмар – человек в зеленой куртке – исчез.

Глава 28

Вивьен с тревогой прислушивалась к переменчивому шуму двигателя, пока вертолет снижался.

Она не любила летать. Не любила находиться в каком бы то ни было незнакомом средстве передвижения, которым не могла управлять, особенно если оно подбрасывает при каждом воздушном завихрении и заставляет нервничать при перемене вращения ротора.

Она посмотрела в окно на приближающуюся землю. Словно висящие во мраке, который, казалось, окутал все на свете, сверкали внизу огни большого города. Красочные и вызывающие, разбросанные вокруг, точно мерцающие звездочки.

Вертолет наклонился и сделал вираж. Внизу светилась яркими огнями взлетная дорожка небольшого аэропорта.

Неожиданно в наушниках гулко зазвучал голос пилота.

За все время пути они не обменялись ни словом.

– Скоро садимся.

Вивьен обрадовалась и понадеялась, что, раздобыв нужные сведения, на обратном пути легче перенесет это томительное пребывание между пустотой и мраком.

Темнота застала их уже где-то на середине пути, и Вивьен все удивлялась, как пилот умудряется разобраться в этой россыпи разноцветных схем и диодов на подсвеченном пульте перед ним.

Рядом с ней, немного откинув голову назад и сняв наушник, спал, слегка похрапывая, Рассел. Вивьен некоторое время смотрела на него при слабом свечении пульта и вспомнила эту голову и ровное дыхание Рассела той ночью у нее дома, когда она поднялась с кровати и подошла к окну.

Той ночью, когда мир взорвался – во всех смыслах слова.

Рассел открыл глаза, словно ему тоже привиделась во сне эта картина.

– Кажется, я уснул.

– Ну, если только ты не храпишь и когда бодрствуешь, то я сказала бы – да.

Он повернулся к окну и зевнул.

– Где мы?

– Садимся. Прилетели.

– Хорошо.

Вивьен посмотрела вниз, на землю, которая после недолгого отсутствия вновь готовилась принять их, хотя и очень далеко от того места, откуда они прибыли.

Она чувствовала, как спешка затягивает ее, словно водоворот, а ответственность давит сильнее воздуха.

После разговора с Джереми Кортезе почти весь остаток дня ушел на получение искомой информации. Белью связался с Уиллардом, начальником Департамента нью-йоркской полиции, который тотчас подключился к делу, разослав агентов во все большие и маленькие больницы Манхэттена, Бронкса, Квинса и Бруклина.

Код RFL…

Розыски велись даже в Нью-Джерси с помощью местной полиции.

Они втроем ожидали результатов в кабинете капитана на третьем этаже, сражаясь каждый со своими призраками и стараясь изгнать их.

Вивьен хотелось, чтобы поскорее зазвонил телефон на столе, и в то же время она опасалась, что зазвонит ее мобильник и принесет плохие известия из клиники, где лежит Грета.

Рассел сидел в кресле, положив ноги на столик перед собой. Смотрел в пространство, показывая, что умеет отвлекаться, тогда как ей это плохо удавалось.

Капитан все это время читал доклады, но – Вивьен могла поспорить – не понимал в них ни слова. Молчание походило на паутину, из которой никому не хотелось выпутываться. Разговоры привели бы только к новым предположениям и надеждам, а в данный момент им требовалось только одно – конкретная информация.

Когда телефон на столе зазвонил, за окном уже сгущались сумерки. Капитан так быстро схватил трубку, что Вивьен, несмотря на обстоятельства, невольно подумала, что выглядело это, как в мультике.

–  Белью.

Невозмутимое выражение на лице капитана не порадовало обеспокоенных Рассела и Вивьен.

–  Подожди.

Он взял ручку и бумагу и что-то быстро записал под диктовку.

–  Отличная работа, ребята. Поздравляю.

Не успела трубка вернуться на свое место, как капитан протянул Вивьен бумагу. Она взяла ее, словно какой-то предмет, который только что вынули из огня.

–  У нас есть имя. Из больницы «Вера самаритян» в Бруклине. Две медсестры очень хорошо помнят этого человека. Говорят, он был чудовищно обезображен, изуродован с головы до ног. Скончался чуть больше полугода назад.

Вивьен взглянула на бумагу, которую держала в руках. На ней торопливым наклонным почерком капитан записал:

Уэнделл Джонсон – Хорнелл, штат Нью-Йорк,

7 июня 1948

140, Бродвей, Бруклин

Вивьен показалось невероятным, что тень, за которой они безрезультатно охотились, внезапно превратилась в человека с именем, адресом и датой рождения.

Но столь же невероятным оставалось число жертв, связанных с этим именем, и тех, кто еще мог увеличить его.

Пока она читала, Белью уже действовал. В эту минуту, его, как и Вивьен с Расселом, охватило волнение и нетерпение. Он уже говорил с секретарем.

– Соедини с полицией в Хорнелле, штат Нью-Йорк.

И в ожидании ответа включил громкую связь, чтобы и остальные слушали разговор.

Из динамика прозвучал профессиональный голос:

–  Управление полиции Хорнелла. Чем могу помочь?

–  Я – капитан Алан Белью из управления полиции Тринадцатого округа, Манхэттен. С кем говорю?

–  Дежурный Дрю, сэр.

–  Мне нужно поговорить с вашим начальником. И как можно быстрее.

–  Минутку, сэр.

Звонок переключили на ожидание, сопровождающееся музыкой, но очень скоро ее сменил низкий, более солидный голос:

–  Капитан Колдуэлл.

–  Капитан Алан Белью из полиции Нью-Йорка.

На том конце повисло неловкое молчание. В эти дни любое упоминание о Большом Яблоке сразу же вызывало представление об объятых пламенем домах и накрытых простынями трупах.

–  Добрый вечер, капитан. Чем могу помочь?

–  Мне нужна информация о некоем Уэнделле Джонсоне. По моим сведениям, он родился в Хорнелле7 июня 1948 года. Есть что-нибудь на него в ваших файлах?

–  Минутку.

Послышался стук клавиатуры. И снова голос Колдуэлла:

–  Вот, есть. Уэнделл Брюс Джонсон. На его счету только один инцидент: арест за вождение в пьяном виде в мае 1968 года. Больше ничего нет.

– Только это?

–  Подождите еще минутку.

Опять застучала клавиатура.

Вивьен представила себе тучного человека, борющегося со слишком сложной для него техникой, в то время как его единственная задача – набрать как можно больше штрафов в оправдание своей зарплаты в муниципалитете.

–  Вместе с ним задержали некоего Лестера Джонсона.

–  Отец или брат?

–  Судя по дате рождения, думаю, скорее брат. Разница в возрасте всего один год.

–  Не знаете ли, этот Лестер все еще живет в Хорнелле?

–  К сожалению, я здесь недавно и пока мало знаю людей. Если подождете еще пару секунд, выясню.

–  Да, для меня это очень важно.

Вивьен поняла по лицу Белью, как ему хотелось бы объяснить, что секунда за секундой складываются в дни и месяцы, и в этих критических обстоятельствах они с трудом пытаются найти часы. Тем не менее он ответил вежливо и спокойно.

–  В телефонном справочнике я не нашел Уэнделла Джонсона. Но тут есть Лестер Джонсон, на Фултон-стрит, 88.

–  Очень хорошо. Отправлю к вам двух агентов на вертолете. Скажите, где они могут приземлиться.

–  В муниципальном аэропорту Хорнелла.

–  Отлично. Прилетят очень скоро. И мне понадобится ваша помощь.

–  Сделаю все, что смогу.

–  Было бы очень хорошо, если бы вы сами встретили их. Кроме того, необходимо, чтобы никто не знал о нашем разговоре. Это крайне важно, вы меня поняли?

–  Отлично понял.

–  До скорого, в таком случае.

Капитан прервал связь и посмотрел на Вивьен и Рассела:

–  Как вы слышали, придется отправиться в путь. Я тем временем пошлю людей провести обыск в Бруклине, по адресу этого самого Джонсона. Чистая формальность, вряд ли найдем там что-нибудь, но в таком случае, как этот, нельзя пренебрегать ни одной мелочью.

Уже через пятнадцать минут Белью получил в распоряжение полиции вертолет, оснащенный приборами ночной навигации. Вивьен и Рассела на огромной скорости доставили на футбольное поле, что на Пятнадцатой улице, на берегу Ист-Ривер.

Вертолет появился чуть позже – неуклюжее, чересчур крупное насекомое, которое, однако, легко летало. Едва они поднялись на борт, как земля оторвалась от них, а город внизу со всеми свои домами и шпилями превращался в игрушечный, пока не исчез позади. Погружение во мрак происходило медленно, и только тоненькая полоска света на горизонте напоминала, что существует солнце.

Пилот мягко посадил вертолет рядом с узким, длинным зданием, освещенным рядом фонарей. Слева стояло несколько прогулочных самолетов – «Сессна», «Пайпер», «Соката» и другие модели, которых Вивьен не знала. Когда она открыла дверцу, полицейская машина, ожидавшая у здания, двинулась им навстречу.

Когда машина подъехала, из нее вышел человек в форме. Высокий, лет сорока, с проседью в волосах. Он двигался неспешной походкой баскетболиста. Пожимая руку и глядя ему в глаза, Вивьен поняла, что слишком поспешно составила о нем представление, когда слушала по телефону. Он вызывал доверие и, по всему видно, не напрасно занимал свою должность.

– Капитан Колдуэлл.

Его рукопожатие оказалось крепким и решительным.

– Детектив Вивьен Лайт. Это Рассел Уэйд.

Каким-то образом спешка, которая так подстегивала их, передалась и начальнику полиции Хорнелла.

Он указал на машину:

– Поехали?

Сели в машину, и Колдуэлл рванул с места, не дожидаясь, пока пассажиры пристегнут ремни. Выехали из аэропорта, оставив за спиной взлетную полосу, и свернули на юг, на Тридцать шестую магистраль.

– Фултон-стрит недалеко. На севере Хорнелла. Несколько минут, и мы там.

Дороги в это время оказались свободны, но капитан Колдуэлл все равно включил мигалку. Вивьен сочла нужным предупредить его:

– Я попросила бы вас выключить мигалку, когда подъедем. Я предпочла бы не оповещать никого о своем визите.

– Хорошо.

Даже если капитан и умирал от любопытства, он не показал этого и вел машину молча. Вивьен ощущала присутствие Рассела на заднем сиденье, тоже молчавшего и словно отсутствующего.

Между тем, судя по тому, что он написал в своем ноутбуке, несмотря на показную рассеянность, он умел ухватить суть дела и очень впечатляюще передать душевное состояние человека, умел создать у читателя впечатление, будто тот находится вместе с ним на месте происшествия. Это был какой-то совсем иной способ излагать события – не тот, что она обычно встречала в газетах.

И, видит Бог, должен кто-то наконец сказать читателям правду. Как правило, пресса, сообщив о преступлении и обмусолив его последствия, сначала выискивала мотивы, а потом ударялась в беспощадную критику, осуждая все действия, обвиняя и полицию, и следственные органы в неспособности обеспечить безопасность граждан.

Преступление вроде нынешнего очень скоро повлияло бы на политические связи и послужило бы удобным поводом для нападок на Уилларда или мэра, на любого, кто оказался бы на их месте. Каждый мало-мальски авторитетный человек, имеющий отношение к этому делу, в том числе и она, очутился бы в эпицентре неконтролируемой бури, которая обрушилась бы на всех, с самого верха до самого низа.

Зазвонил мобильник в кармане. На дисплее высветился личный номер Белью.

Она ответила с нелепой надеждой услышать, что все закончено:

– Слушаю, Алан.

– Где вы?

– Только что приземлились. Едем к дому объекта.

На этом этапе работы имена не требуются. Их заменяют холодными безликими словами, которые позволяют говорить о цели не как о конкретном человеке, а как об объекте или подозреваемом лице.

– Отлично. Что касается нас, то мы обнаружили любопытное обстоятельство, которое не знаю как и понимать.

– То есть?

– Осмотрели дом Уэнделла Джонсона. Никого не нашли, разумеется. Однако этот тип, зная, что у него последняя стадия заболевания, незадолго до того, как отправиться в больницу, оплатил снятую квартиру на год вперед.

– Странно.

– Мне тоже это показалось странным.

Капитан Колдуэлл выключил мигалку на крыше. Вивьен поняла, что они подъезжают к месту назначения.

– Алан, мы приехали. Позвоню, как только будут новости.

– Хорошо, жду.

Машина свернула налево и, проехав мимо нескольких одинаковых зданий, остановилась в глубине короткой Фултон-стрит у дома номер 88 – небольшого особнячка, которому, судя по всему, было бы приятно, если бы его покрасили и починили крышу.

В окнах виднелся свет, и Вивьен порадовалась, что не нужно никого будить. Она знала, что в таком случае пришлось бы довольно долго ожидать, пока люди проснутся и придут в себя.

– Это здесь.

Они молча вышли из машины и цепочкой прошли по дорожке ко входу. Вивьен пропустила вперед местного полицейского, чтобы он почувствовал себя начальником.

Колдуэлл позвонил в дверь. Вскоре за матовым стеклом зажегся свет и послышались быстрые легкие шаги. Дверь открылась, и выглянул светлоголовый босоногий мальчик лет пяти. Он удивился, но не испугался, увидев возвышающегося над ним человека в форме.

Колдуэлл слегка наклонился и заговорил с ним спокойно и дружелюбно.

– Привет, чемпион. Как тебя зовут?

Мальчик с подозрением отнесся к этой попытке установить контакт:

– Билли. Что вам нужно?

– Нам нужно поговорить с Лестером Джонсоном. Он дома?

Мальчик убежал, оставив дверь распахнутой:

– Дедушка, там полиция тебя спрашивает.

Коридор, который открылся перед ними, вел к лестнице на второй этаж. Справа – небольшая прихожая, слева – дверь, за которой исчез ребенок. Вскоре оттуда появился энергичный человек лет шестидесяти с густой шевелюрой, в голубой рубашке и линялых джинсах. Он внимательно одного за другим осмотрел людей, стоявших за дверью. Вивьен подумала, что в некоторых тюрьмах так держатся заключенные.

Она предоставила командовать полицейскому в форме. Это его территория, и Вивьен понимала, что он должен вести себя тут как хозяин. Надеялась, что в нужный момент он догадается отойти в сторону.

– Мистер Лестер Джонсон?

– Да, это я. Что вам нужно?

Фраза эта, похоже, входила в семейный лексикон – точно так же их приветствовал ребенок.

– Я – капитан Колдуэлл. Я…

– Я знаю, кто вы такой. А кто они – нет.

Вивьен решила, что пора вмешаться:

– Я – детектив Вивьен Лайт из нью-йоркской полиции. Мне нужно поговорить с вами.

Лестер Джонсон посмотрел на нее, задержал на мгновение взгляд, остался доволен увиденным – прежде всего ее внешностью.

– Оʼкей. Проходите.

Он провел их в просторную гостиную с диванами и креслами. На одном из них сидел Билли и смотрел на плоском телевизоре мультик.