Текст книги "Смертельно опасны (антология)"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Гарднер Дозуа
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 51 страниц)

– Не называй это адом. Здесь мой дом.

– Но люди именно так видят это место. Неужели тебе не любопытно? Ад, земля проклятых, где поселились тени мертвых. Я продолжаю задавать себе один и тот же вопрос: действительно ли тень твоего умершего мужа охраняет твой постоялый двор, или это еще одна байка, которую ты скармливаешь посетителям, чтобы они чувствовали себя в безопасности? Ты тратишь огромные деньги на серебро. Оно дает настоящую защиту, а я так и не смог найти документ, удостоверяющий факт твоего замужества. Конечно, если его не существует, тогда крошка Вильям Энн…

– Уходи.

Теополис улыбнулся, однако приподнял шляпу и вышел. Тишина слышала, как он сел в седло и уехал. Очень скоро наступит ночь; впрочем, едва ли следовало рассчитывать, что его заберут Тени. Она давно подозревала, что где-то поблизости у него есть убежище, наверное, пещера, защищенная серебром.

Тишина размеренно дышала, стараясь успокоиться. Теополис вывел ее из состояния равновесия, но он знал далеко не все. Она заставила себя вновь сосредоточить внимание на лошадях и вышла, чтобы принести ведро воды. Затем высыпала в воду содержимое мешочков и дала досыта напиться каждой лошади.

Мешочки, из которых будет сочиться сок, они с легкостью обнаружат, когда снимут седла с лошадей перед очередным ночлегом. Нет, здесь требовалось нечто менее очевидное.

– И как мне это устроить? – шепотом спросила она, пока очередная лошадь пила из ведра. – Тени. Они тянутся ко мне со всех сторон.

Убей Теополиса. Так бы, наверное, поступила бабушка. Тишина обдумала такую возможность.

«Нет, – решила она, – я не стану убийцей, не превращусь в нее».

Теополис был настоящим мерзавцем, но он не нарушал законов и никому прямо не причинил вреда – насколько она знала. Даже здесь должны быть какие-то правила. Должны существовать границы. Быть может, в этом отношении она ничем не отличалась от тех, кто жил в форте.

Она найдет другой способ. У Теополиса был лишь документ о ее долгах; он хотел показать его ей – и не более того. Значит, у нее есть день или два, чтобы достать деньги. Все четко и ясно. Считалось, что в городах Леса есть цивилизация. И законы давали ей шанс.

Тишина вышла из конюшни, заглянула в окно общего зала и увидела, что Вильям Энн подает выпивку «купцам» из банды Честертона. Тишина остановилась, чтобы понаблюдать за происходящим.

За ее спиной под порывами ветра дрожал Лес.

Тишина вслушалась, а потом повернулась к Лесу. Она легко отличала жителей форта от остальных людей, они отказывались смотреть на Лес, отводили глаза, чтобы ненароком не заглянуть в его глубины. Мрачные деревья охватили практически весь континент, и их листва затеняла землю. Неподвижность. Молчание. Здесь жили животные, но обитатели форта утверждали, что среди них нет хищников. Тени разобрались с ними очень давно, их привлекала пролитая зверями кровь.

Когда Тишина смотрела на Лес, ей казалось, что она заставляет его… отступить. Темнота его глубин отодвигалась, неподвижность сменялась шорохами грызунов, пробирающихся по палой листве. Разведчики знали, что нужно смотреть Лесу в лицо. А те, кто выжил, ошибались. Здесь был хищник. Сам Лес.

Тишина повернулась и направилась к двери кухни. Удержать за собой постоялый двор было ее главной целью, и она твердо решила получить награду за Честертона. Она понимала, что если не сумеет расплатиться с Теополисом, ее жизнь едва ли останется прежней, ведь она не может покинуть постоялый двор. У нее нет гражданства, чтобы поселиться в форте, а времена сейчас слишком суровы, никто из крестьян не возьмет ее к себе на ферму. Нет, ей придется остаться на постоялом дворе и работать на Теополиса, и тогда он окончательно возьмет над ней власть, забирая все бо`льшую часть ее денег за поимку преступников.

Она толкнула дверь в кухню. Там…

Себруки сидела на кухонном столе, держа на коленях арбалет.

– О Боги! – выдохнула Тишина, входя на кухню и прикрывая за собой дверь. – Дитя, что ты…

Себруки посмотрела на нее. В ее глазах клубились тени, и вновь появился страх, вытеснив все остальное.

– У нас гости, тетя Тишина, – заговорила Себруки холодным монотонным голосом. Рядом с ней лежал рычаг для зарядки арбалета. Она сама умудрилась с ним справиться. – Я намазала наконечник черной кровью. Я правильно сделала? Так яд убьет наверняка.

– Дитя… – Тишина шагнула вперед.

Себруки повернула арбалет, удерживая спуск одной маленькой рукой. Кончик стрелы был направлен на Тишину.

Себруки смотрела перед собой пустыми глазами.

– У тебя ничего не получится, Себруки, – сурово сказала Тишина. – Даже если ты сумеешь принести эту штуку в общий зал, то не сможешь в него попасть – а если попадешь, его люди отомстят и убьют всех нас!

– Я не против, – тихо ответила Себруки. – Если только сумею его убить. Если смогу выстрелить.

– Тебе наплевать на нас? – резко спросила Тишина. – Я приютила тебя, дала крышу над головой, а ты так хочешь мне отплатить? Ты украла оружие. Ты угрожаешь мне?

Себруки заморгала.

– Да что с тобой? – продолжала Тишина. – Ты готова пролить кровь в том месте, где нашла убежище? Готова привести сюда Тени и уничтожить нашу защиту? Если они проникнут сюда, то убьют всех, кто находится под моим кровом! Всех людей, которым я обещала надежное убежище. Как ты смеешь!

Себруки встряхнулась, словно просыпаясь. Маска спала с ее лица, и она уронила арбалет. Раздался щелчок, стрела пролетела в дюйме от щеки Тишины и разбила окно у нее за спиной.

Тени! Неужели стрела задела ее? Неужели Себруки пролила кровь? Тишина коснулась щеки дрожащей рукой, но, к счастью, крови не было. Стрела пролетела мимо.

Через мгновение рыдающая Себруки оказалась в ее объятиях. Тишина опустилась на колени и прижала девочку к груди.

– Успокойся, милая. Все хорошо. Все хорошо.

– Я слышала, – прошептала Себруки. – Мама даже не вскрикнула. Она знала, что я рядом. Она была сильной, тетя Тишина. Вот почему я могу быть сильной, даже если прольется кровь. Я слышала. Я все слышала.

Тишина закрыла глаза, продолжая прижимать Себруки к груди. Лишь она одна посмела осмотреть дымящиеся развалины фермы. Отец Себруки изредка останавливался на ее постоялом дворе. Хороший человек. Настолько хороший, насколько это возможно после того, как сюда пришло Зло.

Среди дымящихся развалин фермы Тишина нашла дюжину трупов. Честертон и его люди убили всю семью, в том числе и детей. Выжила только Себруки, младшенькая, спрятавшись под полом в спальне.

Девочка лежала там, залитая материнской кровью, и молчала даже после того, как Тишина ее нашла. Ей удалось отыскать девочку только благодаря тому, что Честертон рассыпал вокруг комнаты серебряную пыль, чтобы защититься от Теней перед убийством. Тишина пыталась собрать хотя бы часть пыли, забившейся между половицами, и сквозь щели заметила наблюдавшие за ней глаза.

За прошедший год Честертон сжег тринадцать ферм, а его бандиты убили более пятидесяти человек. И лишь Себруки удалось спастись.

Девочка содрогалась от рыданий.

– Почему… Почему?

– На то нет причины. Мне очень жаль.

Что еще она могла сделать? Произнести банальные слова утешения о Боге, который ждет их на другой стороне? Они находились в Лесу. Банальности здесь неуместны.

Тишина обнимала девочку до тех пор, пока ее рыдания не начали стихать. Вошла Вильям Энн и застыла возле стола, держа в руках поднос, заставленный пустыми кружками. Ее взгляд переместился с упавшего арбалета на разбитое окно.

– Ты его убьешь? – прошептала Себруки. – Ты добьешься справедливости?

– Справедливость умерла, – сказала Тишина. – Но да, я его убью. Я тебе обещаю, детка.

Вильям Энн сделала осторожный шаг, подняла арбалет и показала, что он сломался. Тишина вздохнула. Ей не следовало оставлять оружие там, где до него могла добраться Себруки.

– Займись посетителями, Вильям Энн, – сказала Тишина. – Я отведу Себруки наверх.

Вильям Энн кивнула, глядя на разбитое окно.

– Кровь не была пролита, – сказала Тишина. – С нами все будет в порядке. Но если у тебя выдастся свободная минутка, попробуй найти стрелу. У нее серебряный наконечник…

Сейчас они не могли себе позволить терять деньги.

Вильям Энн убрала арбалет в кладовую, а Тишина осторожно посадила Себруки на кухонный стул. Девочка прижималась к ее груди, отказываясь отпускать Тишину, и той пришлось посидеть рядом с ней еще немного.

Вильям Энн сделала несколько глубоких вдохов, словно пыталась успокоиться, и вышла в общий зал, чтобы разнести выпивку.

Наконец Себруки отпустила Тишину, и та сумела смешать ей лекарство. Затем она отнесла девочку на чердак, расположенный над общим залом, где стояли три кровати, в которых они спали. Доб ночевал в конюшне, а гости располагалась в более удобных комнатах второго этажа.

– Ты хочешь, чтобы я заснула, – сказала Себруки, глядя на чашку покрасневшими глазами.

– Утром мир покажется тебе более приятным местом, – сказала Тишина.

И я не могу рисковать – не хочу, чтобы ты пошла за мной ночью.

Девочка неохотно взяла чашку и выпила содержимое.

– Извини. За арбалет.

– Мы найдем способ, и ты отработаешь деньги на его починку.

Казалось, слова Тишины успокоили Себруки. Она была ребенком с фермы, рожденным в Лесу.

– Раньше ты мне пела перед тем, как я засыпала, – тихо сказала Себруки, укладываясь в кровать и закрывая глаза. – Когда ты привела меня сюда. После… после… – Она сглотнула.

– Я не знала, что ты это замечала.

В то время Тишина сомневалась, что Себруки замечала хоть что-то.

– Я все замечала.

Тишина села на стул рядом с кроватью Себруки. Ей не хотелось петь, поэтому она просто замурлыкала какую-то мелодию. Колыбельную, которую пела для Вильям Энн в трудные времена сразу после ее рождения.

Очень скоро она вспомнила слова:

– Успокойся, моя милая… не бойся. Спускается ночь, но с восходом к нам вернется солнце. А сейчас спи, моя милая… пусть высохнут твои слезы. Нас окружает мрак, но когда-нибудь мы проснемся…

Она держала Себруки за руку, пока та не заснула. Окно возле ее постели выходило во двор, и Тишина видела, как Доб выводит лошадей Честертона. Пятеро мужчин в богатых одеждах купцов вышли на крыльцо и уселись в седла.

Они чередой выехали на дорогу, и вскоре их поглотил Лес.

Через час после того, как спустилась ночь, Тишина в свете камина собрала заплечный мешок.

Огонь когда-то развела ее бабушка, и с тех пор он горел постоянно. Она едва не погибла, зажигая его, но не хотела платить продавцам огня. Тишина покачала головой. Ее бабушка всегда шла своим путем, нарушая обычаи. Однако чем Тишина отличалась от нее?

Не разжигай огня, не проливай крови других людей, не бегай по ночам. Это привлекает Тени.

Простые Правила, которым подчинялись все фермеры. Тишина множество раз нарушала все три. Удивительно, что она до сих пор не превратилась в Тень.

Тепло огня казалось чем-то очень далеким, пока она готовилась к убийству. Тишина посмотрела на старое святилище – на самом деле просто кладовку, всегда закрытую на замок. Пламя напомнило ей о бабушке. Временами она думала об огне, как о бабушке. До самого смертного часа та не покорялась ни Теням, ни форту. Тишина избавилась от всех следов пребывания бабушки на постоялом дворе, за исключением святилища Небесного Владыки. Оно находилось за запертой дверью, рядом с дверью, на которой когда-то висел серебряный бабушкин кинжал, символ старой религии.

На кинжале были выгравированы божественные символы, служившие оберегами. Однако Тишина носила его потому, что он был из серебра. В Лесу серебро никогда не бывает лишним.

Тишина тщательно собирала заплечный мешок – сначала положила лекарства, за ними последовал солидный мешочек с серебряной пылью для защиты. Затем она засунула туда десяток пустых мешков из грубого холста, промазанных изнутри смолой, чтобы не текли. Наконец, добавила масляную лампу. Тишина не доверяла огню, ведь он мог привлечь Тени, однако лампа не раз служила ей верой и правдой во время прошлых ночных походов, поэтому она решила взять ее, сказав себе, что зажжет только в том случае, если столкнется с тем, у кого уже горит огонь.

Закончив, она на миг задумалась, а потом подошла к старому хранилищу. Сняв несколько половиц, женщина достала маленький сухой бочонок, который лежал среди ядов.

Порох.

– Мама? – позвала Вильям Энн, заставив ее вздрогнуть.

Тишина не слышала, как девушка вошла на кухню, и едва не выронила бочонок из рук. Она выругала себя за глупость и прижала бочонок к боку. Без огня с порохом ничего не случится. Это она точно знала.

– Мама! – воскликнула Вильям Энн, не сводя взгляда с бочонка.

– Скорее всего, он мне не понадобится.

– Но…

– Я знаю. Молчи.

Тишина вернулась к заплечному мешку и положила в него бочонок, к стенке которого было прикреплено огниво. Поджог пороха – с точки зрения Теней – равносилен разжиганию огня. Это действие привлекало их почти так же быстро, как пролитая кровь, днем и ночью. Беженцы с Родины обнаружили это очень быстро.

Впрочем, обычное кровотечение – например, носовое – не привлекало Тени; они его даже не замечали. Но, почуяв кровь человека, пролитую чьими-то руками, они сначала устремляются к тому, кто это сделал. Конечно, после того, как они убивают его, почти всегда набрасываются на остальных. Охваченные яростью Тени становятся опасными для всех, кто находится рядом.

Когда Тишина упаковала порох, она заметила, что Вильям Энн приготовилась к путешествию – надела штаны и сапоги. И взяла такой же заплечный мешок.

– А ты куда собралась, Вильям Энн? – спросила Тишина.

– Ты намерена в одиночку убить пять человек, которые выпили всего лишь половину порции болотной травы, ведь так, мама?

– Я уже делала подобные вещи раньше и давно научилась действовать одна.

– Но только из-за того, что тебе было некому помочь. – Вильям Энн надела заплечный мешок. – Теперь все будет иначе.

– Ты слишком молода. Возвращайся в постель; ты должна приглядывать за постоялым двором, пока я не вернусь.

Однако Вильям Энн и не думала сдаваться.

– Дитя, я же сказала тебе…

– Мама, – перебила ее Вильям Энн, крепко взяв за руку, – ты уже немолода! Думаешь, я не вижу, как ты хромаешь? Ты не можешь все делать сама! Проклятие, ты должна разрешить мне начать тебе помогать!

Тишина посмотрела на дочь. Откуда в ней эта неукротимость? Сейчас Тишина с трудом могла вспомнить, что Вильям Энн из рода Разведчиков. Ее бабушка пришла бы в ярость, и это заставило Тишину испытать гордость. У Вильям Энн было настоящее детство. Нет, девочка не слабая, просто она… обычная. Женщина способна быть сильной, и ей совсем не обязательно быть бесчувственной, как кирпич.

– Не смей ругать свою мать, – наконец сказала дочери Тишина.

Вильям Энн приподняла бровь.

– Ты можешь пойти со мной, – сказала Тишина, высвобождая руку. – Однако будешь выполнять все, что я скажу.

Вильям Энн глубоко вздохнула и радостно кивнула:

– Я предупрежу Доба, что мы уходим.

И она вышла уверенной неспешной походкой жителя фермы, оказавшегося в темноте. И хотя Вильям Энн все еще находилась внутри защитного серебряного кольца, она знала, что нужно следовать Простым Правилам. Если забыть о них, когда находишься в безопасности, то обязательно совершишь ошибку, покинув защищенную территорию.

Тишина достала два мешочка и смешала два типа светящейся смолы. Закончив, она разлила получившуюся жидкость по двум разным кувшинчикам, которые также убрала в заплечный мешок.

И вышла наружу. Воздух был свеж и холоден. В Лесу воцарилась тишина.

Конечно, Тени уже выбрались на охоту.

Несколько тварей двигались по заросшей травой земле, видимые только благодаря собственному внутреннему свету. Бесплотные и прозрачные – это были старые Тени; они совсем не походили на людей. Их головы пульсировали, лица постоянно менялись подобно кольцам дыма, они оставляли за собой белый след длиной в руку. Тишина всегда представляла себе, что это остатки их рваной одежды.

Ни одна женщина, даже Разведчица, не могла смотреть на Тени, не ощущая, как внутри собирается холод. Конечно, призраки существовали и днем; просто их было невозможно увидеть. Зажги огонь, пролей кровь, и они явятся за тобой в любое время суток. Однако ночью они мгновенно реагировали на любые нарушения правил, а еще обращали внимание на быстрые движения, о чем днем можно было не беспокоиться.

Тишина достала один из кувшинчиков со светящейся смолой, и все вокруг озарилось бедно-зеленым светом, тусклым, но ровным и неизменным, в отличие от света факелов. Факелы не отличались надежностью – их нельзя было снова зажечь, если они гасли.

Вильям Энн уже поджидала мать с шестами для светильников.

– Нам нужно двигаться бесшумно, – сказала Тишина, прикрепляя кувшинчики к шестам. – Ты можешь говорить, но только шепотом. Повторяю еще раз: ты должна во всем меня слушаться. Сразу, без сомнений и споров. Те мужчины… они без малейших колебаний убьют тебя или поступят еще того хуже.

Вильям Энн кивнула.

– Ты недостаточно напугана, – сказала Тишина, накрывая черным чехлом кувшинчик с более яркой смолой.

Сразу стало темно, но Звездный Пояс сиял на далеких небесах. Часть его света проникала сквозь листву, в особенности рядом с дорогой.

– Я… – начала Вильям Энн.

– Ты помнишь, как пес Гарольда сошел с ума прошлой весной? – спросила Тишина. – Он никого не узнавал. Помнишь, какие были у него глаза? В них читалась лишь жажда убийства. Эти мужчины ничем от него не отличаются, Вильям Энн. Они бешеные псы, и их нужно уничтожить. Они не видят в тебе человека – только мясо. Ты меня понимаешь?

Вильям Энн кивнула. Однако Тишина видела, что дочь скорее взволнована, чем напугана, но с этим она ничего поделать не могла. Тишина дала Вильям Энн шест с более темной светящейся смолой. Кувшинчик испускал бледное голубоватое сияние, которое почти ничего не освещало. Второй шест Тишина перебросила через одно плечо, закинула мешок на другое и кивнула в сторону дороги.

Рядом с ними какая-то Тень приблизилась к границе постоялого двора. Однако стоило ей коснуться серебряного барьера на земле, как посыпались искры и ее отбросило назад. Тогда она поплыла в другую сторону.

Каждое такое прикосновение стоило Тишине денег, потому что уничтожало серебро. Вот за что платили посетители постоялого двора: его границы никто не нарушал в течение ста лет. В соответствии с давней традицией внутри не было ни одной нежелательной Тени и там царило некое подобие мира. Лучшее, что можно найти в Лесу.

Вильям Энн перешагнула через границу, которую отмечали большие серебряные кольца, надежно прикрепленные к бетону. Их никто не мог забрать и унести с собой. Чтобы заменить поврежденное кольцо – а постоялый двор защищали три концентрических круга, – требовалось выкопать целую секцию и освободить ее от цепи. Большая работа, и Тишине множество раз приходилось ее проделывать. Недели не проходило без необходимости замены одного или нескольких звеньев.

Ближайшая Тень уплыла в сторону. Она их не заметила. Тишина не знала, оставались ли люди, не нарушавшие Правил, для них невидимыми, или Тени просто считали их недостойными внимания.

Они с Вильям Энн зашагали по темной тропинке, заросшей травой. В Лесу нет хороших дорог. Возможно, если форты когда-нибудь выполнят свои обещания, ситуация изменится. И все же по таким дорогам можно путешествовать. Фермеры отправлялись отсюда в форты, чтобы продать зерно, выращенное на полях, которые удавалось расчистить. Оно считалось лучше и вкуснее того, что привозили из горных областей. За кроликов и индеек, пойманных в силки, или тех, что разводили в клетках, давали хорошую цену в серебре.

Но не за кабанов. Лишь полные болваны, живущие в фортах, соглашались есть свиней.

Так или иначе, но торговля существовала, благодаря чему дороги оставались проходимыми, несмотря на то что деревья распускали свои ветви подобно загребущим рукам, чтобы вернуть себе часть утраченной земли. Лес не терпел самоуправства людей.

– Там! – прошептала Вильям Энн.

Тишина выдохнула, стараясь сохранять спокойствие. В тусклом свете она заметила голубую метку на дороге. Догадка Теополиса о том, как Тишина выслеживала преступников, была разумной, но неполной. Да, смола, известная под названием Огонь Абрахама, подсвечивала падающие на землю капли. Но так уж получилось, что она еще заставляла лошадей опорожнять свой мочевой пузырь.

Тишина внимательно осмотрела светящийся след смолы и мочи на земле. Она опасалась, что Честертон и его люди свернут с дороги в Лес сразу после того, как покинут постоялый двор. Не слишком вероятно, но она все же рассматривала такой вариант.

Теперь она уже не сомневалась, что идет по следу бандитов. Если Честертон и свернул в Лес, то лишь через несколько часов после того, как покинул постоялый двор, чтобы никто не заподозрил, что они вовсе не купцы. Тишина закрыла глаза и облегченно вздохнула, неожиданно для себя обнаружив, что возносит какую-то благодарственную молитву. Откуда она взялась? Прошло так много времени…

Тишина тряхнула головой, встала и зашагала дальше по дороге. Она напоила настоем смолы все пять лошадей, так что они оставляли надежный след.

Лес в эту ночь казался… особенно темным. Свет Звездного Пояса не мог преодолеть плотный полог листвы. Да и Теней вокруг было больше, чем обычно, они бродили между стволами, испуская слабое сияние.

Вильям Энн крепко сжимала свой шест. Конечно, ей уже доводилось выходить из дома ночью. Ни один фермер не любил это делать, но и уклоняться от работы никто из них не стал бы. Нельзя же все время сидеть взаперти, страдая от страха темноты. Иначе станешь таким же, как люди форта. Жизнь в Лесу была трудной, иногда смертельно опасной, но там ты оставался свободным.

– Мама, – на ходу прошептала Вильям Энн. – Почему ты больше не веришь в Бога?

– Ты считаешь, что сейчас подходящее время для таких вопросов, девочка?

Вильям Энн посмотрела вниз, когда они перешагивали через очередную полоску мочи, светящуюся голубым.

– Ты всегда так говоришь.

– Да, как правило, я стараюсь избежать ответа на этот вопрос, когда ты его задаешь, – сказала Тишина. – Но я обычно и не разгуливаю по Лесу ночью.

– Для меня важно знать это сейчас. Ты ошибаешься, если думаешь, что я недостаточно напугана. Я едва могу дышать, но мне хорошо известно, какие опасности грозят нашему постоялому двору. Ты всегда сердишься после визитов мастера Теополиса. И не так часто меняешь серебро на защитной границе, как раньше. А еще через день ничего не ешь, кроме хлеба.

– Ты полагаешь, это как-то связано с Богом?

Вильям Энн продолжала смотреть вниз.

«О, Тени, – подумала Тишина. – Она считает, что нас наказывают. Глупая девочка. Такая же глупая, как ее отец».

Они приблизились к Старому мосту и перешли его по древним, скрипучим доскам. При свете дня можно было разглядеть брусья Нового моста в пропасти, далеко внизу, олицетворение обещаний фортов и их подарков, которые всегда выглядят красиво, но очень быстро идут прахом. Среди тех, кто восстанавливал Старый мост, был и отец Себруки.

– Я верю в Небесного Владыку, – сказала Тишина после того, как они оказались на другом берегу.

– Но…

– Я не поклоняюсь ему, – сказала Тишина, – но верю. В старых книгах эту землю называют домом проклятых. Я сомневаюсь, что поклонение принесет какую-то пользу, если ты уже проклят. Вот и все.

Вильям Энн не ответила.

Еще два часа они шагали молча. Тишина хотела пойти напрямик, через Лес, но боялась потерять след, а возвращаться назад было бы слишком опасно. Кроме того, отметки, слабое голубое сияние смолы… были чем-то реальным. Линия жизни в мире, полностью погруженном в тени, линия, означавшая безопасность для нее и дочерей.

Обе считали шаги между светящимися следами мочи, а потому пропустили поворот. После того как они несколько минут шли вперед, не находя новых следов, Тишина и Вильям Энн молча повернули обратно и принялись изучать обочину дороги. Тишина опасалась, что это будет самой трудной частью охоты, но они легко нашли место, где бандиты свернули в Лес. Сияющий след копыт указал им путь; одна из лошадей наступила на влажное место, где остался след мочи другой.

Тишина сняла мешок и открыла его, чтобы достать гарроту, затем поднесла палец к губам и показала Вильям Энн, что она должна ждать ее на дороге. Девушка кивнула. Тишина не могла разглядеть ее лица в темноте, но слышала, что дыхание дочери участилось. Одно дело просто выйти в темноту, и совсем другое разгуливать по Лесу ночью…

Тишина взяла кувшинчик с голубой светящейся смолой и накрыла его носовым платком. Потом сняла ботинки и чулки и ушла в ночь. Всякий раз, когда Тишина так делала, она вновь чувствовала себя ребенком, отправившимся в Лес с дедом. Босые ноги осторожно ступали по земле, чтобы не зашуршала листва и не треснула ветка.

Она вновь слышала его дающий указания голос, дед рассказывал, как оценивать ветер и использовать шелест листвы, чтобы замаскировать собственные шаги. Тишина любила Лес до тех пор, пока он не забрал ее деда.

«Никогда не называй эту землю адом, – сказал он ей как-то. – Уважай ее, как опасного зверя, но не испытывай ненависти».

Тени скользили между соседними деревьями, но при почти полном отсутствии света оставались практически невидимыми. Тишина старалась держаться от них подальше, изредка оборачивалась, чтобы проследить, как очередной призрак проплывает мимо. Столкновение с этой тварью может убить человека, но такие случаи происходили крайне редко. Если Тени не приходили в ярость, то держались в стороне от людей, словно их отгонял легкий ветерок. Пока ты двигался медленно – как положено, – тебе не грозила опасность.

Тишина прикрывала кувшинчик платком, лишь изредка убирая его, чтобы проверить след. Светящаяся смола озаряла Тени, а Тени, сиявшие слишком ярко, могли предупредить о ее появлении.

Где-то рядом раздался стон. Тишина замерла на месте, сердце отчаянно колотилось у нее в груди, словно хотело выпрыгнуть. Тени не издавали звуков; стонал человек. Сохраняя неподвижность, Тишина принялась оглядываться по сторонам, пока не обнаружила часового, удачно спрятавшегося у впадины в стволе дерева. Сейчас он шевелился, массируя виски. Сказывалось действие яда, который налила в его пиво Вильям Энн.

После некоторых колебаний Тишина обошла дерево сзади, присела на корточки и минут пять ждала, когда мужчина снова начнет шевелиться. Он поднял руку, зашелестела листва.

Тишина метнулась вперед, накинула гарроту ему на шею и тут же ее затянула. Удушение не лучший способ убийства в Лесу, слишком медленный.

Часовой начал биться, пытаясь пальцами сдвинуть гарроту, и находившиеся неподалеку Тени замерли.

Тишина усилила давление на гарроту. Ослабленный ядом часовой попытался лягнуть ее. Она отодвинулась назад, продолжая натягивать гарроту и наблюдая за Тенями. Они напоминали животных, принюхивающихся к воздуху. Некоторые из них начали тускнеть, их собственное сияние слабело, и они из белых становились черными.

Плохой знак. Тишина слышала биения своего сердца, подобные ударам грома.

Проклятие, умри же наконец!

Мужчина перестал дергаться, его движения постепенно замедлялись. После того как он содрогнулся в последний раз и затих, Тишина, затаив дыхание, подождала несколько мгновений. Наконец Тени вокруг снова стали белесыми и возобновили свое беспорядочное движение.

Облегченно переведя дух, Тишина сняла гарроту. И, сориентировавшись, вернулась к тому месту, где ее ждала Вильям Энн.

Она могла гордиться дочкой – девушка так хорошо спряталась, что Тишина не увидела ее до тех пор, пока не услышала шепот:

– Мама?

– Да, – сказала Тишина.

– Благодарение Небесному Владыке, – сказала Вильям Энн, выбираясь из ложбины, где пряталась, накрывшись палой листвой, и положила на плечо Тишины дрожащую руку.

– Ты их нашла?

– Я убила часового, – кивнув, ответила Тишина. – Остальные четверо, должно быть, спят. Теперь мне потребуется твоя помощь.

– Я готова.

– Следуй за мной.

Они двинулись по тропинке, проложенной Тишиной. Когда они оказались рядом с трупом часового, Вильям Энн осмотрела его без малейших признаков жалости.

– Один из них, я его узнала, – прошептала она.

– Конечно, он один из них.

– Я просто хотела убедиться. Раз уж мы… ну, ты понимаешь.

Неподалеку от того места, где стоял часовой, они обнаружили лагерь. Четверо мужчин спали в окружении Теней, так могли поступить лишь те, кто рожден в Лесу. В центре лагеря они поставили кувшинчик со светящейся смолой, поместив его в небольшую ямку, чтобы не выдал их местоположение. Однако Тишине хватило зеленого света, чтобы увидеть привязанных неподалеку лошадей и лицо Вильям Энн. К своему удивлению, она прочитала на нем гнев, а не страх. Вильям Энн очень быстро стала старшей сестрой, защитницей Себруки. Теперь она была готова убивать.

Тишина указала на мужчину, который спал с краю, справа, и Вильям Энн кивнула. Наступил едва ли не самый опасный момент. Несмотря на действие яда, любой из бандитов, умирая, мог зашуметь и разбудить остальных.

Тишина вытащила один из плотных холщовых мешков и протянула Вильям Энн, а затем вынула молоток. Он не был настоящим боевым оружием, о котором говорил дед, всего лишь обычный инструмент для заколачивания гвоздей. Или других вещей.

Тишина наклонилась над первым мужчиной, посмотрела на его скованное сном лицо, и по ее телу пробежала дрожь. Ей показалось, что он вот-вот откроет глаза.

Она показала три пальца Вильям Энн и начала опускать их по одному. Когда она загнула третий, Вильям Энн накинула мешок на голову бандита, он дернулся, и Тишина нанесла ему сильный удар молотком в висок. Череп треснул, и Тишина почувствовала, как голова слегка вдавилась в землю. Мужчина еще раз дернулся и затих.

Тишина подняла голову и оглядела остальных бандитов, пока Вильям Энн закрывала мешок. Ближайшие Тени замерли, но довольно быстро потеряли интерес к происходящему. Пока просмоленный мешок не пропускал кровь, они были в безопасности. Тишина еще дважды ударила мужчину по голове молотком и проверила пульс. Его не было.

Они осторожно проделали то же самое со следующим мужчиной – жестокая работа, похожая на забой животных. Тишина старалась думать о них, как о бешеных псах, и ей становилось легче. Но мысли о том, что бандиты сделали с Себруки, мешали, вызывая гнев, а она не могла себе это позволить – нужно было оставаться холодной, спокойной и рациональной.

Чтобы убить второго, потребовалось нанести больше ударов по голове, но он пробуждался медленнее, чем его приятель. От болотной травы люди становились слабыми. Идеальный яд для ее целей. Они должны были быть сонными и немного сбитыми с толку. И…

Следующий мужчина внезапно сел.

– Что?.. – невнятно пробормотал он.