Текст книги "Во Имя Закона (СИ)"

Автор книги: Джорди Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Для Фредерика настали трудные времена. Он шел, нахмурясь, по тропе, много десятилетий назад созданной им самим. Много десятилетий назад, когда он был полон восторга от своего бытия. Ему все было интересно, и все радовало его неокрепшую душу.

Тогда старый, временами казавшийся совсем выжившим из ума Бартомиу, приглашал его к себе в экспериментаторскую и позволял творить вместе с ним кусочки их мира. Тропа, по которой все жители Поднебесья спешили к Равновесной Чаше в судный час, была первым творением Фредерика.

Молодой волшебник ясно увидел перед собою сгорбившегося над зельем старика. Седые волосы Бартомиу, свешиваясь с худых плеч, чудом не попадали в котелок. Губы старца постоянно шевелились, беззвучно произнося заклинания, а взгляд блуждал, останавливаясь на госте как на очередном предмете и тут же следуя дальше в своем путешествии за неуловимой мыслью.

– Отведай.

Бартомиу, заметив, наконец, юношу, протянул тому склянку с вонючей и подозрительной на вид жидкостью.

Это случилось на третий день пребывания Фредерика в Поднебесье. Он еще только осваивался в новом окружении, никого не знал и чувствовал себя лишним, мальчишкой, вечно путающимся под ногами у других. Поэтому даже такой знак внимания со стороны волшебника показался молодому человеку благословением небес. Он мужественно опустошил стеклянную колбу, ожидая самых неприятных последствий. Но ничего не произошло. На вкус жидкость оказалась довольно сносной. Во рту остался привкус свежей листвы и влажной, как после дождя, почвы.

– Что это? – с благоговением спросил Фредерик.

– Правильный вопрос, – закивал Бартомиу, беря склянку и проверяя ее на свет тусклой керосиновой лампы. – Своевременный.

– Это тонкое вещество, – улыбнулся старик беззубой улыбкой, видя, что гость все еще ожидает ответа.

– Чье тонкое вещество? – опять спросил Фредерик, всеми силами стараясь, чтобы любопытство, которое он не мог сдержать, не выглядело дерзостью.

– Я еще не решил, – поделился своими размышлениями Бартомиу. – Еще не решил.

Волшебник причмокнул, облизал языком сухие губы, опять причмокнул.

– Нет, еще не решил, – заключил он, торопясь к вновь закипающему котелку.

После первой встречи Фредерик заглядывал к магу каждый день. Они могли не обмолвиться и словом. Иногда юноше даже казалось, что Бартомиу попросту не замечал его. Но, с другой стороны, старик и не прогонял молодого человека. И Фредерик чувствовал себя уютно в экспериментаторской, освещаемой отсветами языков пламени. Бормотания волшебника, шипения зелий, потрескивание огня в печи успокаивали юношу, который поначалу нигде не мог найти себе места.

Позже, когда Фредерик освоился, обзавелся друзьями, окреп духом и сделался веселым и радостным, Бартомиу рассказал ему, что же за тонкое вещество кипит в котелках. И, видя горящие желанием сотворения глаза юноши, позволил тому поучаствовать в процессе превращения зелья в материю.

– А можно, здесь у нас будут сидеть две птицы? – вдруг спросил Фредерик, после того, как волшебник объяснил ему, что они творят новую тропу, ведущую к самому важному месту Поднебесья.

– Какие две птицы? – остановился вечно пребывающий в суетливых передвижениях Бартомиу, щуря подслеповатые глаза на молодого человека. – Где?

Фредерик указал старику на их тени, двумя мохнатыми поганками подрагивающие на стене в неровном свете лампы.

– Такие. Пусть это будут две нахохлившиеся большие птицы. И они будут предупреждать идущего по тропе об опасности.

– Отчего же не быть, – согласился Бартомиу, нашептывая бурлящей воде в котелке новые слова.

– Гордец! – раздалось громкое гарканье над самым ухом Фредерика, что заставило его вернуться к реальности.

Молодой человек вздрогнул и сердито уставился на огромную мохнатую птицу, опустившую к нему свою морду. То ли шерсть, то ли перья покрывали всю ее голову, глаз видно не было, и только торчал большой рыжий клюв.

– Гордец! – повторила за ней другая, сидящая рядом, выглядевшая точь-в-точь как первая.

Птицы на тропе появились, а вот вместо предупреждения об опасности они несли всякую обидную чушь.

Фредерик досадливо отвернулся от своего неудачного творения и двинулся дальше. Зеленые лианы, свешиваясь с толстых ветвей, льнули к молодому человеку, но он лишь решительно отводил их рукой, даже не удостаивая равнодушного взгляда. Судный час настал. Надо было спешить.

Полным изящества жестом придерживая полу темной сутаны, молодой человек ускорил шаг. Сегодня он не хотел опоздать. Он не надеялся вернуть себе свежесть мыслей, хотя смутно подозревал, в чем таился корень его неожиданно начавшейся беды.

Не об этом ли говорил ему вчера Ансельм. В словах друга всегда так сложно было отыскать намек на что-либо, потому что Ансельм не имел привычки указывать другим на ошибки. Ошибок он не видел. Фредерику всегда было интересно, что же вообще видел Ансельм, который тот вел себя и выглядел как самый обычный житель Поднебесья. С одним единственным отличием – у него не было глаз. Совсем. На лице на том месте, где у обычного волшебника были глаза, у Ансельма была просто кожа, без выпуклости, без единого намека на глазное яблоко под бровями.

Ансельм принадлежал ко второму поколению волшебников, вышедших из экспериментаторской. Поговаривали, что они спустились в Поднебесье с более высокого уровня. Но так как портал туда так и не был открыт, то слухи оставались слухами. Их называли «нетронутыми», потому что они не чувствовали душевной боли.

Если первое поколение было лишено как слуха, так и зрения, то второе – только глаз. Они прекрасно видели все вокруг. По-своему, но видели. И слышали. Жили они в поселении вместе с остальными жителями.

Первых нетронутых, тех, которые не слышали и не видели, было всего восемь. Они считались неприкосновенным запасом Поднебесья. Что бы ни происходило, они всегда ощущали любовь. И передавали ее. Фредерик раньше думал, что они передавали ее друг другу, но совсем недавно Бартомиу сказал ему, что они передавали ее «дальше», а куда именно «дальше», старик не уточнил. Эти восемь вышедших из недр экспериментаторской Поднебесья существ (по-другому назвать их у Фредерика язык не поворачивался) вели затворнический образ жизни и редко выходили к людям. Поговаривали, что они обходились без еды и только внешне напоминали собою человека. За глаза их называли «блаженными».

За все десятилетия, которые Фредерик провел в Поднебесье с того момента, как попал сюда юношей, он ни разу не встречал никого из этой восьмерки.

Второе же поколение нетронутых, к которому принадлежал его друг Ансельм, было совсем другим. Если не считать отсутствия глаз. Они во всем были такими же, как остальные. Только добрее и мягче.

У ног Ансельма проснулась и потянулась серая кошка, едва различимая в сгущающейся вечерней темноте. Не просыпаясь полностью, она запрыгнула волшебнику на колени и по-хозяйски потерлась мордочкой о его ребра.

– Налить тебе еще чаю? – заботливо спрашивала Гемма Ансельма, стряхивая крошки печенья с его рубашки.

– Просто воды, – отвечал Ансельм Гемме благодарной улыбкой.

Сам Ансельм таких мелочей, как крошки на одежде или пятна грязи заметить не мог.

Фредерик невольно улыбнулся, подумав о сестре.

Гемма, которая обыкновенно была сдержана и со стороны даже могла казаться равнодушной, при Ансельме становилась другой. Более открытой, более мягкой. При всей ее сестринской любви, в которой Фредерик не сомневался, не мог сомневаться, потому что именно она привела Гемму в этот мир, ее отношение к Ансельму было иным. Будто при нем Гемма переставала испытывать необходимость защищать себя. Искренность сердца, которую все жители Поднебесья вынуждены были испытывать, даже если она приходила к ним не сразу, лучше всего удавалась Гемме в присутствии нетронутого.

Гемма. Улыбка Фредерика стала шире.

Еще один подарок судьбы. У него единственного во всем Поднебесье среди тех, кто попал сюда сам, а не был здесь рожден, была сестра. Люди находили этот слой реальности по-разному. И всегда по одному, оставляя свою семью в прошлом. Гемма же смогла найти Поднебесье вслед за братом. Через два года после его перемещения она пришла к нему.

Сперва Фредерик думал, что это из-за сильной привязанности друг к другу. Но позднее понял, что Гемма нашла его совсем по другой причине. Просто она испытывала то же душевное стремление к чему-то, выходящему за пределы обычного существования. И именно это общее стремление привело их сюда. Хотя никто из ученых умов Поднебесья до сих пор не смог отыскать и описать ту сущность, которую они ощущали в своем сердце, и которая оказалась для них дороже предыдущей жизни.

– Отойди от нее!

Это произошло много лет назад. Много десятков лет назад.

Фредерик и Гемма еще находились в том мире. Их родители были живы, и жизнь казалась сказочной и бесконечной.

Это уже в Поднебесье Фредерик вытянулся и стал изящным юношей с аристократичными манерами. А в шесть лет он был застенчивым скромным ребенком, гораздо ниже своих сверстников.

Гемма же в свои четыре годика пользовалась всеобщим вниманием и восхищением. С нежными локонами, спускавшимися до колен, с огромными серыми глазами, всегда удивленно распахнутыми, она выглядела как маленькая принцесса. И Фредерик с самых малых лет привык к мысли, что он должен ее защищать. Только вот не всегда у него это получалось.

Однажды у них появились новые соседи. У тех было двое детей. Старший сын уже помогал отцу в ремесленной мастерской, а младшая девочка, ходившая в четвертый класс церковно-приходской школы, все свободное время проводила на улице. С первых же дней она невзлюбила Гемму.

– У тебя глаза, как блюдца! – говорила Эрика, ковыряя палкой рядом с возившейся на пригорке Геммой. – И грязное платье!

Гемма поначалу просто смотрела на Эрику, чуть хмуря очаровательные нежные брови в попытке понять причины такого поведения. Потом же бросала свое занятие и уходила подальше от соседки.

– Оставь меня в покое! – попросила Гемма один раз, когда Эрика целый день не отходила от девочки, придумывая все новые обидные вещи, которые она могла сказать ей.

– А то что? Ты меня ударишь? – спросила длинная Эрика, угрожающе нависнув над маленькой Геммой. – Или родителям пожалуешься? Да, кстати, где они? Опять до ночи пропадают на работе, чтобы купить тебе новое платье? Это совсем поизносилось.

Гемма молча опустила кудрявую головку. Она и сама знала, сколь залатанным было ее старое платьице.

– Оставь меня в покое, – повторила Гемма, не поднимая на обидчицу глаз.

– Сейчас только разукрашу твой наряд, – сказала Эрика, набирая в луже побольше грязи.

– Что я тебе сделала? – спросила Гемма, бледнея от страха.

Она с силой сжала трясущиеся губки, пытаясь не расплакаться.

– Ты слишком красивая, – ответила Эрика, уже готовясь кинуть в Гемму грязью.

И вот тут появился Фредерик. С доской наперевес, он встал между девочками.

– Отойди от нее, – произнес он глухо, смотря на соседку исподлобья.

Долговязая Эрика удивленно посмотрела на него сверху вниз. Маленький Фредерик был почти в два раза ниже ее. Но столько решимости было в его горящих сузившихся глазах и во всей его позе с огромной доской в руках.

– И никогда больше ее не трогай! – добавил Фредерик, когда увидел, что Эрика отступила.

Сколько лет прошло, больше полувека, а он до сих пор помнил, сколько смелости ему понадобилось, чтобы противостоять этой девчонке, и с каким отчаянием он отламывал неподдающуюся доску от забора.

Было время, когда он полюбил всех своих друзей в Поднебесье, как Гемму. А потом это чувство ушло. Неужели одно только подозрение в том, что он лучше и умнее других, могло сотворить с ним такое?

Но Гемма… Ее он любил по-прежнему.

Какой наивной и беззащитной была Гемма, когда только попала в Поднебесье. А он уже завоевал определенное положение. Его любили. Именно так. Не восхищались, не обожали, а любили. Он был улыбчивым обходительным Фредериком.

Это случилось в один из первых вечеров Геммы в новом мире. Фредерик привел сестру в общую гостиную залу главного университетского здания, где собиралась вся молодежь после трудового дня.

Отапливаемое большими старинными каминами помещение будто замерло в забытьи, ожидая ежедневных гостей. Воздух замер, подрагивая от потоков тепла, поднимающихся к балочному потолку. Картины на стенах замерли, впитывая последние отзвуки тишины. Фредерик с Геммой были первыми.

Юноша уверенно осмотрелся по сторонам. Шторы уже опустили, и сквозь них не пробивалось ни лучика закатывающегося за горизонт солнца.

– Скоро здесь будет шумно и весело, – сказал он, приглашая сестру занять одно из пустующих мягких кресел, окружавших низкие столики из самшитового дерева.

– Может быть, мы подождем, когда здесь появится хоть кто-нибудь? – неуверенно спросила Гемма брата. Ее щеки уже успели вспыхнуть румянцем смущения. Она взволнованно теребила ремешок своего нового кремового платья, такого красивого, какого у нее не было никогда в жизни.

Фредерик мягко усмехнулся, той особой мягкостью, которая преображала его лицо, когда он думал о сестре или родителях. Тринадцатилетняя Гемма была очень мила. Это сейчас, после нескольких десятков лет проведенных в Поднебесье, за которые она успела приобрести внешность тридцатилетней женщины, Гемма стала другой. Настолько другой, что многие за глаза называли ее гордячкой. А тогда она везде пряталась за его плечо и опускала глаза при каждой встрече с новыми людьми.

Вспомнив, что случилось дальше в тот первый «выход в свет» Геммы, Фредерик и сейчас, по прошествии почти полувека, рассмеялся.

Двери гостиной с шумом распахнулись, и внутрь ураганом ворвалась Госпожа Директор. Она руководила общим процессом обучения в Поднебесье, начиная с младших классов и заканчивая последними курсами университета.

Дети обожали ее. Впрочем, не только дети.

Фредерик оторопело застыл на месте, при виде женщины. Госпожа Директор, бывшая всегда эталоном стиля и вкуса, сейчас выглядела, мягко сказать, «неважно». Ее тяжелые черные волосы, обыкновенно уложенные в идеальную прическу, были растрепаны. Юбка в пол съехала на бок, каблук туфли сломался и при ходьбе волочился по паркету с противным звуком. А глаза… Огромные влажные черные глаза, в которых тонули и мальчики, и девочки, сейчас горели блеском безумия. Вдобавок ко всему дикая лесная кошка, которую Госпожа Директор всюду водила за собой на поводке, сейчас была напугана, и, выгнув кирпично-полосатую спину дугой, ехала на четырех лапах за хозяйкой.

Женщина стремительно подлетела к вжавшейся в кресло Гемме и, не владея собой, закричала на девочку:

– Где мои пуговицы?! Верни мои пуговицы!!

Прежде чем Фредерик успел прийти в себя, прежде чем Гемма успела вымолвить дрожащими губами хоть слово в свое оправдание, к директрисе подлетела Глава Ученого Совета, и, крепко схватив ту за локоть, развернула к себе.

Высокая белокурая женщина в элегантном черном брючном костюме, с белой болонкой под мышкой, кинула на Гемму быстрый взгляд, чтобы удостовериться, что та не потеряла сознание от испуга, а затем переключила все свое внимание на директрису.

– Милана, посмотри на меня! – тихо, но настойчиво произнесла блондинка. – Милана! – говорила она, бережно разворачивая лицо женщины к себе за подбородок.

Директриса попыталась стряхнуть с подбородка тонкие сильные пальцы. Но на блондинку в костюме эта попытка не произвела никакого впечатления. Она привыкла противостоять директрисе, потому что возглавляла Ученый Совет.

– Госпожа Директор! – уже громче и резче позвала блондинка.

Потом она заметила сиреневый порошок на растерянном лице брюнетки. Прямо под носом. Первым ее порывом было приблизиться, чтобы рассмотреть внимательнее, но она тут же отпрянула назад, дабы не впасть в подобное директрисе состояние.

– Что вы нюхали сегодня, госпожа Директор? – нахмурилась блондинка.

Ответ ей не понадобился.

В этот момент в гостиную залу вбежали две дочери врачевателя. Одна из них держала в руках разбитую колбу.

Блондинка тут же все поняла и коротко расслабленно выдохнула. Даже ее плечи, бывшие до этого в напряжении, расслабились и чуть опустились.

– Кто-то посещал прозекторскую? И наглотался волшебных паров?

– Что за зелье? – бросила она девочкам, продолжая удерживать директрису за подбородок.

– Розмарин, лаванда и белена, – бойко ответила одна из них, с интересом наблюдая за разыгрывающейся сценой. – Ее надо привести в чувство.

Белокурая женщина посмотрела на девочек, сузив проницательные голубые глаза и сжав губы в линию. Фредерик увидел в ее взгляде что-то похожее на неодобрение, а потом, никто даже не успел понять, как это произошло, (потому что все смотрели на женщину в костюме, будто загипнотизированные ее взглядом), по залу прокатился звон пощечины.

– Почему Вы бьете меня по лицу, госпожа Глава Ученого Совета? – возмущенно спросила директриса, не скрывая непонимания в своем голосе.

Рома, а именно так звали белокурую женщину, занимавшую должность Главы Ученого Совета, видя, что Милана пришла в себя, убрала одну руку за спину, другой продолжая удерживать под мышкой белую болонку.

– Прошу простить меня, госпожа Директор, – она учтиво склонила голову.

Милана мгновение сверлила Рому горящим взглядом черных, как звездная ночь глаз, но затем с достоинством выпрямилась и произнесла:

– Проводите меня, госпожа Глава Ученого Совета! Мне надо обсудить с вами учебный план!

– Конечно, госпожа Директор!

Милана с гордо поднятой головой взяла Рому под локоть, и они обе удалились в направлении главного университетского коридора. Кирпичного цвета дикая кошка с широкими черными полосами на спине последовала за хозяйкой.

– Что за опыты вы проводите? – зашептал Фредерик дочкам прозектора, когда в зале остались они вчетвером с Геммой и девочками.

– Это было заклинание безумия, – так же громким шепотом отвечала ему одна из них.

– Не смейте использовать директрису в качестве подопытного материала! – горячо произнес Фредерик.

– Это было чистой случайностью, – оправдывалась вторая, разводя испачканными по локоть руками и открывая глазу прожженный фартук. – Мы не знали, что она появится у нас.

– Что Милана делала в прозекторской? – спросил Фредерик, задумавшись. – Она ранена?

– Мы не успели подслушать, – с явным раскаянием признались обе. – Папа так и не вышел к ней.

Фредерик повернул голову к сестре. Гемма продолжала сидеть в кресле, не издавая ни звука.

– Познакомьтесь, – сказал он важно. – Это моя сестра, Гемма. А это дочки прозектора, Селена и Прозерпина.

Гемма, прикусив губу, молча кивнула им. Они же, увидев ее красивое платье, бросились вокруг стола, чтобы поближе рассмотреть кружева и атлас.

Прошло совсем немного времени, и его сестра освоилась. И вот тогда проявился весь ее характер. Если она заговаривала с собеседником, то выкладывала все напрямик, без обиняков. Фредерик же был исполнен мягкости в обращении. Был когда-то исполнен.

Фредерик вспомнил, как вчера Ансельм смотрел на него. Хотя у друга и не было глаз, его внутренний взгляд чувствовался от этого ничуть не хуже.

– Что случилось? – спросил Фредерик, начиная нервничать.

– У меня такое ощущение, что ты готов поменяться со мной местами, – сказал Ансельм.

Даже вода из замшелого родника в стене, заменяющего в доме брата и сестры кран, на мгновение перестала капать, не покушаясь на целостность возникшей тишины.

Фредерик покосился на друга. Ансельм сидел перед ним на стуле с чашкой чая в руках, со спящей кошкой на коленях. Короткие вьющиеся волосы соломенного цвета чуть взъерошены. Штаны и рубашка из грубой простой ткани. И эта невесомость во всем облике. Фредерик часто находил успокоение просто в наблюдениях за другом. Он мог думать о чем-нибудь тревожном, а потом вдруг наткнуться взглядом на Ансельма и забыть о своих тревогах. И долго не вспоминать о них.

Ансельм, как и все нетронутые, выглядел цельным. Потоки ласковой энергии, плавно протекающие через его существо, были явно осязаемыми. Ко всему этому примешивалось знание, что вот сидит перед тобой человек, и он никогда, никогда в своей жизни не испытывал душевной боли, не страдал и не мучился. И твоя собственная боль утихала от одного только допущения такой возможности.

– Не готов, – ответил Фредерик и досадливо отвернулся.

Он подул в сторону керосиновой лампы, и фитиль тут же вспыхнул, озаряя несмелым пламенем скромное убранство их жилища.

– Тогда мучайся, братец, – сказала Гемма, сверкнув в разрушенной светом темноте холодными серыми глазами.

Сбоку хлопнула дверь (кошка выскользнула на улицу), и огонек лампы встревожено задрожал на сквозняке. Со стен не преминули поползти странные замысловатые тени, навевавшие на Фредерика тоску.

«Поменяться местами с Ансельмом. Вот еще!», – думал Фредерик, продолжая идти по тропе. Ансельм, конечно, пользуется всеобщей любовью и уважением, он, конечно, талантливый волшебник и одно из добрейших существ мироздания, к его мнению, конечно, прислушивается даже Гемма, но он Ансельм! Он простак и чудак, не умеющий, когда нужно, постоять за себя, не умеющий вовсю пользоваться своей силой, не умеющий даже шнурки на ботинках завязать, если уж на то пошло.

А Фредерик – он не такой. У него другое предназначение. И это свое особенное бытие Фредерик ни за что не променяет на все прочие блага мира.

Он вспомнил вдруг, как они познакомились с Ансельмом.

В Поднебесье произошло довольно редкое событие. Иногда, раз в несколько десятилетий, в произвольном месте прямо из земли вырастала винтовая лестница, упирающаяся в облака. У Бартомиу, конечно, имелись кое-какие идеи на счет этого феномена, но старый волшебник предпочитал держать их при себе.

Остальные жители, не имея возможности объяснить произошедшее, со временем отнесли сие событие к разряду чудес.

Когда лестница появилась третий раз, кому-то пришло в голову загадать желание, и оно случайным образом исполнилось. С тех пор все шли к ней загадывать желания.

Так и в тот раз.

В университетском зале посреди белого дня появилась винтовая лестница, и все жители поднебесья собрались в одну огромную очередь, чтобы посмотреть на это чудо.

Лестница спустилась в зал через брешь в потолке, которая сейчас была заполнена струящимся фиолетовым сиянием. Но подняться можно было лишь на первые две ступени.

Стоя вместе с Геммой в очереди, Фредерик отыскал глазами одного за другим всех главных лиц Поднебесья, которые поддерживали в зале необходимый порядок, потому что такое количество народу собиралось только к Равновесной Чаше.

Бартомиу вместе с бакалавром Средней степени стояли в самом дальнем углу зала, лишь изредка поглядывая на гудящий народ. Сейчас старый зельевар выглядел более менее обычно. Балахон на нем был чист, будто только что из стирки, взгляд серых проницательных глаз спокоен с искорками веселья. Наклонив седовласую голову вперед, он с интересом слушал своего собеседника. Бакалавр Средней Степени добродушно посмеивался во время своего рассказа, то и дело взмахивал рукой, и тогда казалось, что прозрачная волна его темно-серого одеяния вот-вот захлестнет старого Бартомиу.

Со стороны складывалось ощущение, что этих двоих связывает давняя дружба.

Младший бакалавр стоял у входа в зал и следил за тем, чтобы прибывающая молодежь не учинила давку.

Старшего бакалавра нигде не было видно, и Фредерик с облегчением подумал, что, возможно, старикан не станет выбираться из своего логова по такому не очень-то важному поводу. После того, как он понял, что Гемма боится Старшего бакалавра, Фредерик стал о нем не очень хорошего мнения. Чутью своей младшей сестры он доверял всегда.

Около самой лестницы стоял Великий Принц, сложив руки в перчатках впереди себя. Рядом с ним крутился его сын, Лорентин.

Фредерик так и не смог пока понять, почему принц никак не станет королем, ведь Изидор Длинноносый исчез уже более семи десятков лет назад. По законам Поднебесья Изидора могли признать мертвым только после того, как найдут мертвым. В любом другом случае даже такое длительное отсутствие не являлось гарантией его смерти, потому что время в Поднебесье текло очень медленно.

Поэтому, несмотря на то, что старший сын Изидора Аделард принял на себя управление поднебесьем, получил титул Великого и обзавелся наследником, он так и остался Принцем.

Фредерик повертел головой и обнаружил Милану и Рому, разделенных людским потоком, начинающимся у западного входа, проходящим около лестницы, и завершавшим свое движение у восточных ворот.

Обе женщины молча наблюдали за шумной толпой молодежи. Милана в черном с красным парчовом платье, Рома в черном с красным брючном костюме. Кошка Миланы, кирпично-красная с черными полосами на спине, сидела рядом на паркетном полу с полуприкрытыми глазами, будто готовая в любой момент броситься на врага. Болонка Ромы весело крутилась у ног хозяйки, контрастируя с неприступным видом той.

И хотя женщины внимательно следили за происходящим в зале, избегая взглядов друг друга, Фредерика не оставляло ощущение, что на самом деле смотрели они исключительно друг на друга.

– Я в который раз не знаю, что загадать, – раздался голос позади них.

Гемма с Фредериком обернулись. Гемма вздрогнула. Она до сих пор не привыкла к внешнему виду нетронутых.

– Кажется, Крисвальд? – спросил Фредерик, выступая вперед и инстинктивно закрывая собою сестру.

Он запомнил высокого черноволосого нетронутого по имени, потому что именно он привел с границы как самого Фредерика, так и Гемму.

– Да! – Крисвальд коротко кивнул, выглядывая кого-то поверх голов. – А вот и он! Я сейчас!

Гемма с Фредериком переглянулись, не вполне понимая, что только что произошло. Но не успели они вернуться к своим мыслям, как Крисвальд вновь присоединился к ним. Уже не один. Он подталкивал за плечо другого нетронутого.

– Познакомься, – произнес Крисвальд, разворачивая своего друга лицом к брату с сестрой. – Это Фредерик и Гемма. И у них пока не так много друзей.

– Это Ансельм, – добавил Крисвальд, заметив испуг в глазах Геммы. – Он такой же, как и я.

Ансельм смущенно улыбнулся и опустил голову.

– Ну, я пошел! Разберетесь!

И с этими словами Крисвальд исчез в толпе.

– Ты будешь с нами дружить? – осторожно спросила Гемма, выглядывая из-за плеча брата.

Голова нетронутого была покрыта короткими кудрявыми волосами пшеничного цвета. Щеки заросли щетиной, губы обветрились, а холщовая рубаха под плащом была порвана. Ансельм выглядел диким. Но Гемма не могла отвести от него глаз. Она чувствовала что-то, что-то щемяще прекрасное в груди.

Крисвальд так напугал ее в первую встречу, что девочка просто не поверила своим светлым ощущениям. Сейчас же, будучи рядом с Фредериком, который, как она знала, станет защищать ее до последнего вздоха от любой опасности, Гемма чувствовала себя намного увереннее и смогла открыться тому чувству, которое охватывало любого жителя Поднебесья в присутствии нетронутых.

– Буду, – кивнул Ансельм, поднимая голову. Он выглядел все таким же смущенным, но улыбка его стала шире.

Фредерик с удивлением наблюдал за тем, как его боящаяся каждого шороха сестра увлеченно болтает с новым другом, как блестят ее большие серые глаза, как весело она хихикает и как восхищенно смотрит на Ансельма.

Нетронутый обстоятельно отвечал на множество не пойми откуда возникших у обычно молчаливой Геммы вопросов, продолжая несколько смущенно улыбаться.

– Почему у тебя нет глаз? – спрашивала девочка.

– Чтобы я испытывал необходимость в постоянной помощи других и не мог возгордиться. И чтобы я не привязывался душой к этому миру, потому что он прекрасен, и я так люблю его.

– Я тоже его люблю, – сказала Гемма и посмотрела на Фредерика.

– А что ты загадаешь? – спросила она Ансельма через секунду.

Нетронутый пожал могучими плечами.

– Не знаю, еще не решил.

Фредерик почувствовал, как в груди сдавило, столь сильным было приятное чувство. Пусть он не мог тараторить без умолку, как Гемма, но Ансельм вызывал у него такое же восхищение. Несмотря на всю простоту в Ансельме столь явной была какая-то особенная сила, от лицезрения которой ты сам начинал парить над землей. Парить над землей от счастья, от ощущения близости к пульсирующему абсолюту. И этот абсолют любил тебя. В этом Фредерик не сомневался. Нетронутый любил их с Геммой. Это было его сутью.

– Ваша очередь! – услышал юноша.

Фредерик обернулся и увидел, что они уже подходят к лестнице. И вот уже он всходил на первую ступень. Только придя сюда, Фредерик хотел загадать себе новое заклинание. Могущественное и простое, как солнечный свет. Но теперь все о чем, он мог думать, так это о том, как стать лучше, как стать, таким как Ансельм. Фредерик глубоко вздохнул, закрыл глаза и почувствовал, что хочет этого всем своим сердцем. И что сердце его становится сильнее и лучше только от одного того, что в нем родилось подобное желание.

Когда они втроем покинули зал и вышли в университетский двор, Фредерик спросил Гемму в шутку:

– А ты что загадала? Новое платье?

И сестра серьезно ему ответила:

– Нет. Ничего не загадала. Я просто была благодарна. Теперь, когда я нашла тебя, и Ансельм стал нашим другом, у меня все есть.

Она посмотрела на него взволнованно, и он смог прочитать в ее красивых серых глазах ту тоску, которая съедала ее в долгой разлуке.

– Гемма, – он шагнул к сестре и крепко обнял ее.

Вспоминая тот день, Фредерик скривил рот в горькой усмешке. Неужели он был таким когда-то?

Молодой волшебник следовал изгибам тропы. Корни растущих по обе стороны от тропы раскидистых буков выступали над землей, как застывшие в движении змеи. Ветви сплетались у Фредерика над головой в зеленый полог. В спину, как тычки палкой, раздавались не стихающие крики птиц.

«Гордец», – эхом отдавалось в голове Фредерика, заставляя его неприятно морщиться.

В пору его первых лет жизни в новом мире молодой Фредерик всегда бегом со всех ног мчался к Равновесной Чаше. Он будто знал, что ни в коем случае нельзя в судный час прийти и ступить на нее последним. Да и Бартомиу всегда говорил ему об этом, бормоча слова наставления вперемешку с заклинаниями.

Но однажды он опоздал. Этот день Фредерик считал днем своего третьего рождения. Потому что тогда он вдруг прозрел, увидел всю свою жизнь так четко и ясно, и понял, для чего он пришел в Поднебесье, и для чего терпел пустое существование на земле до этого пришествия.

Этот день случился не так давно.

Началось все с того, что Фредерик обжег руки электрическими импульсами. По локоть. Ему, уже опытному волшебнику, никак не поддавались самые обычные грозовые молнии. Фредерик злился, но упорствовал. И, в конце концов, упражнения с Младшим Бакалавром закончились тем, что молодой волшебник попал в прозекторскую.