Текст книги "Книга Джо"

Автор книги: Джонатан Троппер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Глава 19

1987

Буш-Фолс назвали в честь пары среднего размера водопадов, питавших реку Буш в лесу неподалеку от бульвара Портерс. Про эти водопады ходила такая история: будто бы однажды парочка старшеклассников заехала на машине на обрыв над водопадами, чтобы уединиться. Когда их поцелуи достигли определенного накала, девушка в порыве страсти предложила своему возлюбленному доказать его любовь к ней и прыгнуть в водопад, пообещав, что в награду он получит ее девственное тело. Он, конечно, немедленно кинулся в стремительную ледяную струю, и его понесло к водопадам. Тут версии расходятся: одни рассказчики утверждают, что сей подвиг он совершил голышом, другие – что полностью одетым. Кто-то говорит, что он сломал руку об один из торчавших из воды камней у подножия водопада, кто-то – что он вынырнул невредимым. Вокруг этих и других деталей ведутся нескончаемые споры: поколение за поколением обсуждает их с жаром толкователей Талмуда, но все сходятся на том, чем эта история завершилась. Парень, мокрый и дрожащий, с победой возвратился в машину и обнаружил свою подругу на заднем сиденье восхитительно обнаженной – она была готова исполнить свою половину сделки и согреть его сладостным теплом невинного пока тела.

Не удивительно, что та часть леса, которая непосредственно примыкала к водопадам, стала излюбленным местом для свиданий. И если ты – девчонка и пока не готова, чтобы к тебе притронулись, то лучше обходи водопады стороной, потому что если уж ты соглашаешься ехать к водопадам, считай, ты сказала «да». Ну а если ты – парень и пока не готов проявить инициативу, то откуда ты вообще такой взялся? С хорошей периодичностью самые отчаянные парни в состоянии крайнего гормонального возбуждения кидались в бушующие воды, заручившись предварительно соответствующим обещанием со стороны подруг. Иной раз дело заканчивалось летальным исходом, но такие случаи только подогревали ажиотаж, и со временем сложился следующий обычай: если во время вашего свидания кто-то прыгнул в водопад, то вы просто обязаны были если не вступить в настоящий половой акт, то, по крайней мере, серьезно продвинуться в ваших обычных утехах.

Этому правилу и последующим поправкам к нему на удивление ревностно следовали подростки обоих полов: никакие распоряжения властей не соблюдались так неукоснительно, как этот негласный общественный договор. Как игра в бутылочку в пятом классе, он как бы создавал правовое и коммуникационное поле в области развития сексуальных отношений, где иначе царил бы полный хаос. Оглядываясь назад, кто-то может сожалеть о потере девственности на заднем сиденье автомобиля: вроде бы не романтично и пошло. В основном, конечно, такие вещи беспокоили девчонок, парни были готовы заниматься сексом хоть в мусорном баке. Но если это произошло у водопадов, ты как бы продолжал давнюю традицию, освященную временем. В этом сквозил перст судьбы, словно местность эта была историческим наследием, любовным талисманом буш-фолских подростков.

Мы с Карли расстались с девственностью именно там, на заднем сиденье отцовского «понтиака»; был холодный январский вечер, падавший снег, словно полог, накрыл запотевшие окна, из динамиков звучал «Беззаботный шепот» Джорджа Майкла. И по сей день при звуках начальных аккордов этой песни я немедленно вспоминаю тот вечер. Что хотите говорите про секс на заднем сиденье, но тридцать миллионов возбужденных подростков не могут ошибаться. «Подними-ка на секунду эту ногу. А теперь руку вот сюда. Так нормально? Нет, не так. Немного повыше. Ой, прости, пожалуйста. Сейчас, сейчас: вот, теперь хорошо». Нам пришлось совершить много неловких движений, прежде чем все проникло куда надо, и только я вошел в ритм, как откуда ни возьмись в моем сознании возник роскошный образ распластанной Люси в бикини, и я извергнулся в Карли, словно бушующий вулкан.

– Прости, – сказал я, страшно краснея, – ты, наверное, не успела ничего почувствовать.

Карли беззаботно улыбнулась и подарила мне теплый поцелуй, отметая тем самым все мои извинения.

– Главное, мы это сделали, – победно объявила она.

– Больно было? – спросил я.

– Совсем не так, как мне говорили, – сказала она. – Я всегда подозревала, что вся эта пропаганда – только для того, чтобы мы подольше оставались девственниками.

Я засмеялся и сказал, что люблю ее. Она ответила тем же, и очень скоро мы повторили попытку. На этот раз я смог продержаться подольше, доведя ее до шумного, необузданного оргазма.

– М-м-м, – проурчала она после, лежа у меня на груди, – на этот раз гораздо лучше.

– Все для вашего удовольствия, – сказал я, чувствуя себя настоящим сексуальным гигантом, хотя член мой скукожился у нее внутри, как черносливина.

– Вот что, – сказала Карли, свернувшись калачиком в моих объятиях. – Теперь будем заниматься этим круглые сутки.

Подростки, впервые вкусившие секса, подобны Колумбу, причалившему к берегам Нового Света: хотя у них под самым носом разгуливают миллионы местных жителей, они все равно убеждены, что являются первооткрывателями. Мы занимались этим повсюду: в отцовской машине, в джакузи ее родителей, в моей кровати, пока отец был на работе, а однажды – в кабинке женского туалета в торговом центре, чего я никому не посоветую. Нас ничто не могло остановить. В течение какого-то времени мы практически всегда пребывали либо в состоянии прелюдии, либо послевкусия, и жизнь была прекрасна. Но тут Сэмми с Уэйном сошлись, и все полетело к черту.

По всей видимости, не одни мы с Карли погрузились в пучину необузданного подросткового секса. Совершенно без нашего ведома Сэмми с Уэйном проходили свою собственную школу сексуального опыта, только им приходилось это делать втайне ото всех. Они даже не сказали мне, что снова начали разговаривать. Я узнал об этом вместе со всеми, когда ничего не подозревающая мать Уэйна, ярая христианка, вошла однажды вечером в его комнату и застала их с Сэмми обнаженными и разгоряченными. Подробностей последовавшей неприятной сцены я не знаю, но кончилось все тем, что Уэйна выставили из дома. Несколько ночей он провел в доме Сэмми, но когда миссис Харгроув узнала, что Уэйн живет с ним, она ворвалась в дом Хаберов, требуя, чтобы ее сын немедленно проследовал за ней и прямиком отправился к священнику. Уэйн к матери выходить отказался, и в конце концов Люси пришлось захлопнуть перед ней дверь и даже запереть на замок – потому что ярость миссис Харгроув грозила перерасти в насилие.

Элейн Харгроув простояла на морозе добрый час, громогласно оплакивая своего сына и костеря Сэмми и Люси, пока соседи наконец не вызвали шерифа Мьюзера. Он появился через десять минут и в итоге жарких переговоров смог убедить практически невменяемую женщину сесть к нему в машину. После этого он постучался к Люси и настоял на встрече с Уэйном, который засвидетельствовал, что отнюдь не находится в доме вопреки собственной воле, как утверждает его мать. Мьюзер отвез мать Уэйна домой, по дороге наслушавшись, конечно, порядком от обезумевшей женщины, и посоветовал мистеру Харгроуву обратиться к семейному врачу за успокоительным. Тем же вечером доблестный шериф сообщил своему сыну, Мышу, что не желает, чтобы тот после игр и тренировок мылся в одном душе с гомосексуалистом. Наверняка отец еще из комнаты не успел выйти, как Мыш уже схватился за телефон, и наутро вся школа знала про Сэмми и Уэйна.

Когда вечером мне позвонила Карли и сказала, что узнала эту новость от подруг, я был просто ошеломлен, и это при том, что я уже знал, что они геи – вот насколько я преуспел в отрицании действительности! Отец еще не вернулся с работы, и машина была у него, поэтому я схватил велосипед и, не помня себя, понесся в гору, на которой стоял дом Сэмми, а внутри у меня самыми низкими нотами рояля ухал страх. Когда Люси открывала мне дверь, Уэйн с Сэмми были в гостевой комнате и смотрели комедийный сериал. От одного взгляда на меня, взмокшего и охваченного паникой, с ее лица сползла улыбка.

– О нет, – проговорила она, закрывая глаза. Казалось, что она сейчас упадет в обморок, и я протянул руку, чтобы подхватить ее.

– Он не вынесет этого снова, – сказала она, пытаясь справиться с подступающими слезами, а у меня в голове пронеслось: «Снова?»

Поскольку ни Уэйн, ни Сэмми не смогли найти сил даже для того, чтобы сообщить мне, что они помирились, то уже потому, что я не удивился, увидев их вместе, они поняли: что-то случилось.

– Что случилось, Джо? – неуверенно спросил Уэйн, а Сэмми просто в страхе глядел на меня.

– Они узнали, – сказал я, задыхаясь после отчаянной велогонки. – Все узнали.

– Что узнали? – переспросил Уэйн, но было ясно, что он понял. С минуту никто ничего не говорил, а потом Сэмми произнес: «Чертов Мьюзер», – и откинулся назад в смиренном унынии. В это время по телевизору героиня поцеловала парня, а потом отвесила ему звонкую пощечину, после чего послышался закадровый смех.

– Я просто хотел вас предупредить, – сказал я, – ну, до того, как вы завтра придете в школу.

– Черт, черт, черт, черт, черт, – негромко произнес Уэйн безо всякого выражения на лице.

– Уэйн, – сказал Сэмми.

– Черт! – закричал Уэйн, вскочив на ноги. – Мне нужно отсюда убираться.

– Я с тобой, – сказал Сэмми, собираясь встать.

– Нет, – сказал Уэйн. – Я хочу побыть один.

Он взял с кухонного стула свою куртку и выскочил за дверь.

Глаза Сэмми наполнились слезами.

– Беги за ним, – сказал он мне. – Его это может убить.

– А как же ты?

Сэмми поднял на меня глаза, по щекам у него текли слезы, и я в жизни не видел ничего более жалостного.

– Все и так знали, что я – педик, – сказал он негромко, и мне на мгновение захотелось его просто удушить. Вместо этого я развернулся и побежал к дверям, бросив на ходу Люси что-то нечленораздельное. Люси же как стояла в прихожей, так и продолжала стоять, уставившись в стенку с застывшим выражением на лице.

Когда я выскочил на улицу, Уэйна уже не было. И велосипеда тоже.

На дорогу до дома у меня ушло полчаса, и, к моему удивлению, дома я обнаружил отца, дожидавшегося меня на кухне с хмурым видом. Удивил меня не хмурый вид, а тот факт, что отец меня дожидался.

– Только что звонил тренер, – медленно заговорил он, рассеянно сжимая свои крупные пальцы так, что суставы хрустели.

– Ну и?..

– Он сказал, что Уэйн Харгроув – гомосексуалист. Он и тот парень, который работал летом на прессе.

– Какого черта ему было тебе с этим звонить? – спросил я.

– Он хотел подтверждения.

– Тренер что, на свидание его хочет пригласить?

– Джо, хватит паясничать, – мрачно сказал отец. – У тренера целая команда мальчиков, он за них отвечает. Дело-то серьезное.

– Это никого, на хрен, не касается, – сказал я.

Он пристально посмотрел на меня, а потом слегка наклонил голову, внезапно сраженный новой мыслью.

– А ты, часом, не голубой? – спросил он, глядя на меня искоса.

– А что это ты вдруг заинтересовался моей сексуальной жизнью?

– А ну отвечай, живо! – заорал он, ударив кулаком по столу.

Я облокотился о кухонную дверь и вздохнул.

– Папа, – тихо сказал я, – у меня девушка есть.

Он удивленно уставился на меня.

– Серьезно, что ли? – произнес он, на мой взгляд, уж слишком скептически.

– Спасибо за доверие.

– Ну, я же не знал, – сказал он с облегчением.

– Даже не знаю, почему эта тема ни разу не всплыла во время наших долгих задушевных разговоров.

– Как ее зовут?

– Прошу тебя, – сказал я, направляясь наверх, – не утруждайся.

– Куда это ты собрался?

– Травку курить. Вот видишь: ты много чего про меня не знаешь.

Я увидел отражение его лица в напольном зеркале в прихожей: он стоял с открытым ртом и в оцепенении смотрел мне в затылок. Ясно, что должно пройти еще несколько лет, прежде чем он снова затеет со мной серьезный разговор.

Уэйн объявился примерно в час ночи – он кинул мне в окно несколько камешков. Я спустился, чтобы открыть ему, и мы на цыпочках поднялись в мою комнату. Он рухнул на мою кровать, все еще дрожа, кожа у него на лице задубела от мороза.

– Никак не могу собраться с мыслями, – сказал он, нервно подпрыгивая на кровати и дуя на руки, – то мне кажется одно, а то другое. Иногда я думаю, что через пару дней все само собой пройдет, а иногда – что жизнь никогда уже не будет прежней.

Я с грустью склонялся к последнему, но подумал, что сейчас говорить этого не стоит.

– Может, тебе несколько дней не ходить в школу? – сказал я. – Пока все не уляжется.

– Все будут про это говорить, перешептываться у меня за спиной.

– А как же Сэмми?

– Да пошел он куда подальше, – яростно произнес он, – это же он во всем виноват. Я ему говорил, что в моей комнате опасно, а ему хоть бы хны.

С меня было довольно подробностей.

– Послушай, – ты же звезда баскетбола. Если такого козла, как Мыша, держат в команде только потому, что его папаша шериф, то уж тебя-то…

– Мыш не спит с мужчинами, – возразил Уэйн.

– С женщинами он тоже не спит, насколько всем известно, – сделал я слабую попытку пошутить.

– Плохи дела, Джо, – сказал Уэйн, откидываясь на мою кровать. – Это как гребаный кошмарный сон.

– Что ты хочешь сделать?

Уэйн прикрыл глаза рукой и медленно выдохнул.

– Я хочу проснуться, старик, – сказал он, грустно качая головой. – Просто хочу к чертовой матери проснуться.

На следующее утро я оказался центром всеобщего внимания: и пока я пересекал школьный двор, и потом в коридоре, когда я шел к своему шкафчику, – повсюду меня преследовала пугающая тишина. Ученики стояли группками и шептались, но как только я приближался, все замолкали и таращились на меня, и взгляды были всевозможные: от вопросительных до обличающих. Уэйн решил денек отсидеться в моей комнате, и, еще не дойдя до шкафчика, я уже понял, что это было правильное решение. За те две минуты, что я провел в школе, я начал задыхаться от взглядов и шепотков, – можно только пытаться представить себе, каково было бы Уэйну. У шкафчика меня ждала Карли, и я чуть не разрыдался, когда она меня поцеловала.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Не очень.

– Хочешь, прогуляем школу и сходим куда-нибудь?

Именно этого мне и хотелось, но я покачал головой.

Пока Уэйн и Сэмми залегли на дно, я считал себя обязанным быть здесь и отслеживать ситуацию. Кроме того, это было и в моих интересах: лучше пусть все видят, что я как ни в чем не бывало занимаюсь своими делами и скрывать мне нечего, чем заодно, по ассоциации, сочтут геем. Карли взяла меня за руку и крепко ее сжала.

– Наверное, сегодня лучше от тебя не отходить, – сказала она, и я почувствовал, как к глазам у меня подступили горячие слезы. Я поцеловал волосы Карли и сжал ее руку по дороге в класс и вдруг страшно разозлился на Уэйна и Сэмми. Все шло так хорошо, зачем нужно было взять и все на фиг испортить?

В середине второго урока меня вызвали к Дугану. Перед дверями его кабинета ошивались Шон с Мышем.

– Это правда, про Харгроува? – спросил Шон, преграждая мне путь к Дугану.

– Что правда? – спросил я.

– Говорят, что он – дон Педро, – сказал Шон.

– Не знаком с такой терминологией.

– Ну, этот, меньшевик, – с готовностью пояснил Мыш. – Пидор.

– Уэйн – не пидор, – пылко ответил я.

– Нам один надежный источник сообщил, что твой дружок – гомосек, – сказал Мыш, недобро ухмыляясь. По языку и литературе у него было два, но в области оскорбительных кличек для геев он был ходячим словарем.

– А чего ты так возбудился, Мыш? – сказал я. – Ты так много рассуждаешь про пидоров, что остается только гадать, какова твоя роль в этой меньшевистско-большевистской схеме.

С лица Мыша сползла улыбка, он угрожающе шагнул вперед и взял меня за грудки.

– Что ты сказал? – проскрежетал он сквозь сжатые зубы.

– Какое слово непонятно?

Он швырнул меня к шкафчикам, да так, что у меня зубы хрустнули.

– Козел недотраханый, – сказал он.

– Ну вот, опять он про козлов да про траханье, – сказал я, обращаясь к Шону. – Однако, тенденция.

Мыш двинул мне в живот, и они с Шоном уже начали поднимать меня, чтобы снова ударить, когда из кабинета вышел Дуган.

– Какого черта тут происходит? – заорал он, и хриплый звук его властного голоса заставил нас оцепенеть. – Парни, вы что? Захотели неприятностей в день матча? – сказал он, обращаясь к Шону и Мышу. – Или вы забыли, что нам сегодня играть с Нью-Хейвеном?

– Нет, сэр, – сказал Шон, отпуская меня и утягивая за собой Мыша.

– Тогда живо на занятия, – скомандовал Дуган, но мне показалось, что такое уважение к учебному процессу тренер проявил исключительно в связи с моим присутствием.

– Идиоты, – сказал он, вводя меня в кабинет, и улыбнулся, как бы извиняясь за них, в то время пока я судорожно пытался вдохнуть после удара.

Стены его кабинета были увешаны фотографиями из истории команды. На стеллаже за письменным столом теснились спортивные кубки. На столе, похоже, исключительно для порядка стояла старая фотография Дугана с женой, обнимающих двух несчастного вида мальчиков, стриженных «ежиком», с темными отцовскими глазами. Обходя стол, Дуган остановился у одной из групповых фотографий в рамке.

– Вот твой папка, – сказал он. – Пятьдесят восьмой год. Ураганный был сезон. Я тренером был третий год. Мы впервые заняли первое место, спасибо твоему отцу – на последней минуте забросил.

Он сел в потрепанное кожаное кресло.

– Он тебе про этот матч не рассказывал?

– Возможно, как-то упоминал.

Дуган пристально посмотрел на меня с видом ученого, который пытается определить тип и вид. Через некоторое время он медленно кивнул, определив нужный подход.

– Думаю, тебе известно, почему я тебя вызвал.

Я пожал плечами:

– Вообще-то нет.

– Меня тревожит Уэйн Харгроув.

– Тогда нужно было вызвать его.

– Он сегодня отсутствует, – сказал Дуган. – И, учитывая сложившиеся обстоятельства, я его не виню.

– Чего вы хотите? – произнес я с той долей раздражения, на которую мог осмелиться.

– Я хочу помочь. Уэйн – один из моих ребят. Какие там глупые подростковые эксперименты он совершал или не совершал, меня не касается.

– А что вы можете? – спросил я, вдруг, наперекор себе, понадеявшись на какой-то свет в конце тоннеля.

– Я могу покончить со слухами, – сказал он, пристально глядя на меня. – С командой я уже встречался, им четко сказал: Уэйн ваш товарищ, и вы не должны позволять никому порочить его репутацию.

Я скептически посмотрел на него.

– С вашей же команды все и началось, – сказал я. – Ведь это Мыш запустил слух.

– Шериф поступил… нетактично, – признал Дуган. – Но Мыш извинится за то, что пустил такие ужасные слухи, и шериф это подтвердит, если надо будет. Ты и я будем единственными людьми, знающими правду, и она не выйдет за пределы этого кабинета.

Я задумался над этими словами. Если тренер заставит Мыша извиниться, то, может быть, у Уэйна еще есть шанс. Вся эта история настолько невероятна, что все скорее поверят в то, что это была злая шутка.

– Зачем вы мне это говорите? – спросил я. – Если вы действительно можете все исправить, так и действовали бы.

Дуган посмотрел на меня, как на недоумка.

– Мне нужен Уэйн на сегодняшнюю игру, – сказал он.

– Ах, игра, – медленно кивнул я, только сейчас до меня дошло, к чему все это было. – Ну конечно, вам же без него не выиграть.

– Дело не в одной игре, – сказал Дуган.

– Ясное дело. Будет же еще серия плей-офф.

– Я же для Уэйна стараюсь, – сердито рявкнул Дуган. – Это, между прочим, будет совсем не просто. Мыш не обрадуется, да и шериф будет взбешен тем, что я делаю из его сына козла отпущения. Я думаю, мне удастся убедить их в том, что мой план правильный, но никто в него не поверит, если Уэйн будет продолжать прятаться.

– Ерунда, – парировал я. – Вы просто не хотите терять ведущего игрока перед самой серией плей-офф.

Дуган неожиданно поднялся, и мне даже почудилось, что сейчас он на меня бросится.

– Уэйн – один из моих ребят, – медленно проговорил он, зловеще нависая надо мной, – а я за своими ребятами смотрю. Вот и все.

– Да ну, – сказал я, вставая. – Тогда ответьте: если Уэйн сегодня не придет на игру, вы все равно это сделаете? Вы все равно станете его выручать?

Он бросил на меня такой обжигающий взгляд, что у меня чуть брови не задымились, но я удержался и глаз не отвел.

– Если кто-то из моих ребят пропускает игру, – сказал Дуган тихо, – то он больше не считается одним из них.

– Так я и думал, – сказал я и повернулся, чтобы идти.

– Послушай, щенок, – взревел Дуган, – если ты думаешь, что эта школа может с распростертыми объятиями принять голубого, то ты полный идиот. Он станет изгоем. Я предлагаю ему единственный шанс появиться здесь снова. И не тебе это решать.

Я снова повернулся к нему.

– Вы правы, – сказал я. – Я передам ему ваше предложение, и надеюсь, что он его примет.

– Это первая разумная мысль, которую ты произнес в этих стенах, – сказал он, медленно садясь.

Я посмотрел на него презрительно:

– А вам никогда не говорили, что это всего лишь долбаная игра?

– Конечно, – сказал он, с мерзкой улыбочкой склоняясь над прессованной деревянной столешницей. – Это девиз всех неудачников. Непонятно, почему тебе еще майку с такой надписью не выдали.

На играх «Кугуаров» всегда было много зрителей, но в этот вечер в школьном спортзале были только стоячие места. Похоже, вся школа пришла посмотреть, выйдет ли Уэйн на площадку. Воздух бурлил нетерпением, болельщики скандировали речовки, вызывая любимую команду из раздевалки. Когда «Кугуары» выбежали на площадку, Уэйн появился предпоследним и как будто споткнулся при виде огромной толпы, но потом опустил голову и решительно побежал к центральной линии, а кто-то бросил ему мяч. Он забросил первый разминочный мяч, со штрафной, и зал радостно загудел. Мы с Карли сидели на открытой трибуне, и я все пытался оттуда поймать его взгляд, но он решительно не смотрел на зрителей, сохраняя пугающе бесстрастное выражение лица.

В этот вечер Уэйн заработал пятьдесят два очка, установив новый рекорд в лиге, – его игру навсегда запомнят все, кто присутствовали в этот день. Он носился как вихрь, прорывая защиту с такой легкостью, как будто противники двигались в замедленной съемке. Словно молодой зверь, внезапно вырвавшийся из клетки, он метался по площадке так яростно, что даже игроки «Кугуаров» недоуменно качали головами. Мы с Карли орали до хрипоты, целовались и обнимались всякий раз, как Уэйн совершал новый невероятный прыжок к кольцу. С каждым новым удачным броском трибуны ревели все сильнее, но если Уэйн и слышал это, то никаких внешних признаков не подавал. Когда до конца матча оставалось меньше минуты и не оставалось сомнений в том, что матч выигран, Уэйн подал Дугану знак, чтобы его заменили. Он пошел к скамье под шквал аплодисментов и взял полотенце, чтобы утереть лицо. Потом, пока еще не кончилась последняя минута матча, он повернулся спиной к площадке, наконец посмотрел на открытые трибуны, и через несколько секунд наши взгляды встретились. Мы улыбнулись друг другу, потом он коротко кивнул мне и махнул рукой, после чего исчез за дверью раздевалки перед самым сигналом окончания матча и последовавшим за ним взрывом криков и аплодисментов. Тогда я не знал, что тот взмах рукой был прощальным. Пройдет еще много лет, прежде чем в Буш-Фолс снова увидят Уэйна.

Вечером того же дня кто-то избил Шона Таллона на парковке у «Герцогини», в которой команда отмечала победу. Шон появился в школе только через несколько дней, у него была сломана рука, а вся правая половина лица была совершенно разбита. Он ни слова про это не сказал, но по тому, как он смотрел на меня, я понял, что, покидая город, Уэйн сделал небольшой крюк, чтобы оставить прощальный подарок для Сэмми.

Примерно через четыре недели Сэмми прыгнул в водопад.