Текст книги "BioShock: Восторг (ЛП)"
Автор книги: Джон Ширли
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
Часть третья
Третья эпоха Восторга
Да, но если дело короля неправое, с него за это взыщется, да еще как.
Ведь в судный день все ноги, руки, головы, отрубленные в сражении, соберутся
вместе и возопиют: "Мы погибли там-то!", и одни будут проклинать судьбу,
другие призывать врача, третьи – своих жен, что остались дома в нищете,
четвертые горевать о невыплаченных долгах, пятые – о своих
осиротевших маленьких детях.
– Уильям Шекспир «Генрих V» 3838
Перевод с английского Е. Бирюковой.
[Закрыть]
15
«Персефона», лазарет1957
– Значит... если я стану добровольцем для испытаний плазмидов, – сказал мужчина со шрамами на запястьях. – Меня выпустят отсюда…. – Карл Винг пожал плечами: – Конечно, я понял этот момент, но где гарантии, что меня просто не запрут в каком-нибудь другом месте в Восторге?
София Лэмб замялась. Она и ее пациент сидели в хорошо освещенном маленьком лазарете «Персефоны», где все стены были облицованы металлом. И этот длинноволосый, маленький, взволнованный человек в тюремной робе смотрел на нее с доверием. Ей даже захотелось закурить. Она бросила эту привычку, но сейчас бы отдала все доллары Восторга за одну сигарету. А он все смотрел на нее зелеными грустными глазами, надо было отвечать:
– Эм… да-а-а, в некотором смысле, – призналась София, не забыв про улыбку. – Вы будете в… научно-исследовательском комплексе. Но у вас появится возможность помочь делу, и, со временем, вы сможете обрести там смысл жизни. Вы говорили, Карл, что иногда жизнь кажется вам бессмысленной, будто бы здесь, в «Персефоне», у вас нет личности. Что…
Слова застыли на губах. Она не могла продолжать. Все это звучало так лживо. Ей предложили играть по правилам Синклера и отправить этого человека на опыты. София подумала об Элеоноре, ее собственной дочери, которая тоже сейчас была подопытной в экспериментах где-то в Восторге…
«Я сбилась с пути», – поняла София.
Она занималась с заключенными «Персефоны» отчасти для того, чтобы завоевать доверие коменданта Найджела Вейра, и отчасти для того, чтобы познакомить «пациентов» со своей философией. София создавала спящих агентов, которые начнут действовать, когда она подаст условный сигнал. Все это часть плана, цель которого – побег из «Персефоны» и свержение Райана...
Терапевтические сеансы с пленниками «Персефоны» под прикрытием работы на коменданта казались необходимой частью этого плана. Но взамен ей пришлось готовить некоторых из заключенных для экспериментов Синклера.
И внезапно это стало невыносимым. Стоило ей понять это, как новая мысль захлестнула ее словно вода, уничтожившая дамбу. «Время пришло».
Она прокашлялась и сказала:
– Карл, мы изменим ход вещей здесь, ты и я. Ты не должен становиться добровольцем для... опытов. Если хочешь помочь нашему делу, просто возвращайся в свою камеру и жди, когда откроются двери и прозвучит сигнал, о котором мы говорили. «Бабочка взлетает». После этого… направляйся в башню охраны. Сокруши любого, кто попытается остановить тебя.
Он изумленно посмотрел на нее:
– В башню? Правда? Когда вы решили…
Она пожала плечами и печально улыбнулась:
– Только что! Я почувствовала движения тела, Истинного Тела Восторга! Правда в этом теле, Карл! Тело говорит со мной, говорит моими устами! И теперь оно говорит, что этот день настал. Иди же – и не рассказывай никому об этом! Жди сигнала!
Он нетерпеливо кивнул, его глаза засияли.
София подошла к двери и позвала охрану, чтобы Карла проводили до камеры. Ей самой сопровождение было не нужно, у нее был пропуск, с которым она могла свободно ходить по всей «Персефоне», до тех пор, разумеется, пока не пытается сбежать.
Но сегодня, шагая по коридору, доктор Лэмб решила, что ей самой пора начать выдавать пропуска. Она совершит то, к чему так давно готовилась, но все не чувствовала себя готовой до этого момента. И это не из-за Карла и таких, как он. Но благодаря мысли об Элеоноре, болезненному пониманию, что Синклер и его ученые изменяют сильный, но невинный разум девочки. Она не могла больше этого выносить.
София посмотрела на свои часы, Саймон Уэльс, самый увлеченный из ее высокопоставленных обращенных, должен был прийти с минуты на минуту. Превосходно и неслучайно. У Истинного Тела Восторга был план всего происходящего. «Тело – это правда. Правда – в теле».
Хватит ли Саймону мужества исполнить ее просьбу? Много раз он клялся, что сделает все… все… что она попросит. Сегодня его клятвы подвергнутся испытанию.
Она вошла в свою камеру и оставила дверь открытой – у нее была такая привилегия, одна из множества привилегий, которые, в том числе, позволяли ей принимать здесь Саймона. Он появился через минуту, утомленный, но решительный.
– Доктор Лэмб! – в его глазах был лихорадочный блеск. София заметила, что Уэльс был одет в облачение священника, с воротничком, он отрастил бороду. Брошь-бабочка на кармане рубашки казалась неуместной, но это был сигнал: он выбрался из кокона, чтобы стать одним из прихожан Лэмб. Одной из многих бабочек, бабочек с крыльями из острейшей стали.
– Ты стал священником, Саймон? – спросила София и выглянула в коридор, посмотрела на двери соседних камер.
– Я священник вашей церкви, доктор Лэмб, – ответил он хрипло и покорно склонил голову.
– Значит, ты готов сделать что угодно во имя тела?
Он выпрямился, сжал кулаки, в его глазах мелькнуло пламя.
– Да!
– Время пришло! Я не могу больше ждать. Думая об Элеоноре… и обо всем, что мне пришлось совершить здесь… я просто не могу ждать другого момента.
– Но Синклер еще здесь, я видел, как он заходил в башню контроля «Персефоны»! Не стоит ли нам подождать, пока он уйдет домой?
– Это неважно. Комендант Вейр отошлет его прочь при первых же признаках опасности, – улыбнулась она. – Этот комендант тоже ждет моего сигнала, – голос ее сошел на шепот. – Ты возьмешь мой пропуск, – София сняла пропуск и повесила его на шею Саймона. – Иди в башню, покажи пропуск камере. Они отопрут башню. Ты войдешь внутрь и застрелишь охранников. Затем найди рубильник для аварийного открытия дверей… Мы уже обсуждали с тобой, где он находится!
– Я помню! – сказал он, облизнув губы.
– После, когда двери и в тюремных блоках, и в камерах будут открыты, доберись до радиорупки и сообщи по громкой связи: «Бабочка взлетает!». Это и будет сигналом...
Его голос задрожал от сдерживаемого волнения:
– Да! Ох, слава богу, это сигнал вашего освобождения!
– Я завладею «Персефоной», но не покину ее тут же, пока мы не получим полный контроль над этим местом. Мы пойдем за нашими последователями, чтобы заблокировать это место и защитить нас. Когда придет время, я отправлюсь искать Элеонору. А «Персефона» превратится из моей тюрьмы в крепость.
– Что с оружием?
– Необходимое тебе оружие заперто в шкафчике с инструментами. Ты помнишь комбинацию?
– Да!
Она сжала его руку:
– Тогда иди!
Саймон развернулся и поспешил прочь из камеры, в нем не было ни капли сомнений. Он либо умрет в башне управления, либо выполнит свою работу. Саймон не был стрелком, но он практиковался, как она и приказала, и с небольшим везением и элементом внезапности…
София напряженно ждала, сидя на краю койки, заламывала руки, думая об Элеоноре.
Спустя десять минут двери всех камер внезапно распахнулись. Носивший специальную униформу охранник «Персефоны» осматривался с удивлением:
– Что за чертовщина происходит?
Голос Саймона зазвучал из динамиков системы оповещения:
– Бабочка взлетает! Вы знаете, что делать! Бабочка взлетает!
Заключенные ответили ликующими воплями: счастье людей, внезапно обретших свободу. Их ярость, сдерживаемая столь долго, вырвалась на волю бушующим потоком.
София слышала весь шум в тот момент, когда узники ринулись из своих камер и начали группами нападать на тюремщиков. Она слышала несколько выстрелов, но тюремные констебли Синклера были быстро побеждены. Кто-то вопил, улюлюкал, стреляли еще пару раз – новым выстрелам вторили новые крики. Потом коридоры захлестнули неразборчивые вопли радости. Затрещала и тут же замолчала сигнализация.
София глубоко вздохнула и встала, решив, что теперь снаружи достаточно безопасно. Она шагнула в коридор, где к ней кинулся Саймон Уэльс. Он дико улыбался от восторга, в его правой руке дымился пистолет, а левая была красной от крови.
– «Персефона» наша! – закричал Сайман. – Синклер бежал, а с ним и охранники, которым удалось выжить! Вейр еще здесь, но он говорит, что будет выполнять ваши приказы! Это все ваше, доктор Лэмб! Вы контролируете «Персефону»!
«Гефест»1957
Билл МакДонаг подпевал песне в исполнении «Andrews Sisters», которая играла по внутреннему радио Восторга, и закреплял солевой фильтр. Внезапно музыка смолкла, вместо нее вступил звучный голос Эндрю Райана с одной из его заготовленных речей.
«Какая ложь величайшая из всех созданных? – спросил Райан с самой глубокой интонацией и коварной близостью, словно немного рассерженный отец. – Какая непристойность самая отвратительная из всех, предложенных человечеству? Рабство? Диктатура? Нет! Это инструмент для создания всего этого зла. Альтруизм».
Билл вздохнул. Он не особо любил благотворительность. Но если человек хочет протянуть руку помощи – это его дело. Ожесточенное же неприятие Райаном альтруизма никуда не девалось. В последнее время, когдаа целый класс в Восторге продолжал страдать, начали возникать трения…
«Когда кто-либо хочет заставить другого работать вместо себя, – говорил Райан, – он взывает именно к альтруизму. «Не думай о том, что нужно тебе, – говорят они, – думай о том, что нужно…» – кому угодно! Государству. Бедным. Армии. Королю. Богу. Список все продолжается и продолжается».
– Правда, – проворчал Билл, – так вы и делаете, мистер Райан. Продолжаете и продолжаете, так что… – он быстро взглянул на Пабло Наварро, который стоял на другой стороне комнаты, держа в руках планшет с листом бумаги. Ошибка, говорить подобные вещи вслух. Но Пабло, казалось, был полностью сосредоточен, выписывая показатели тепловых датчиков.
А тем временем из динамиков под потолком, точно из самого воздуха, неумолимо гремел голос Райана: «Мой путь к Восторгу – мой второй исход. В 1919 году я покинул страну, которая обменяла деспотизм на безумие. Марксистская революция просто подменила одну ложь другой. Итак, я прибыл в Америку, где человек мог делать свою работу, пользоваться плодами работы своего ума, мышц, силы воли».
«Вот оно», – подумал Билл, настраивая фильтр крошечной отверткой, теперь зазвучало то, что он мог поддержать. То, что помогло связать его с Райаном. Идея, что о человеке должны судить по его достижениям, по тому, что он может сделать, а не по социальному классу, религии, расе. Конечно, сейчас Восторг переживал довольно непростые времена, но он все еще верил, что великий замысел Райана проведет их через это…
Тихая ярость кипела в голосе Эндрю Райана, когда он продолжил: «Я думал, что оставляю московских паразитов позади себя. Я думал, что оставляю марксистских альтруистов их колхозам и пятилетним планам. Но, пока немецкие дураки бросились на меч Гитлера во имя Рейха, американцы принимали все больше и больше большевистской отравы, которую им ложку за ложкой скармливал Рузвельт и его «Новый курс». И я задал себе вопрос: в какой стране есть место для таких людей, как я? Для людей, которые отказались сказать «да» паразитам и сомневающимся. Для людей, которые считали труд священным, а право собственности неприкосновенным. И однажды я обнаружил ответ, друзья мои: в мире НЕ БЫЛО страны для таких людей, как я. И именно в ТОТ момент я решил… создать такую страну. Восторг!» – речь Райана завершилась, и вновь заиграла музыка. Веселые ритмы буги-вуги.
– Да, он решил построить Восторг, – иронично проговорил Наварро, когда подошел записать показания датчика возле Билла. – Построил это и позволил нам приехать сюда, притворяясь, будто все это будет принадлежать и нам тоже. Но на самом-то деле, Билл, здесь все его. Замечал это когда-нибудь?
Билл пожал плечами, нервно смотря на дверь. Это были довольно крамольные речи, относительно происходившего здесь в последнее время.
– Мистер Райан построил это место на свои деньги, – сказал он, протирая руки от смазки тряпкой. – Как по мне, мы все здесь арендаторы, Пабло. Кто-то покупает площади. Но, приятель, мистер Райан все еще владеет большой частью города, у него есть право считать, что Восторг принадлежит ему…
– Лаешь как заправская комнатная собачонка, – пробормотал Наварро, уходя.
Билл посмотрел ему вслед:
– Пабло, – позвал он. – Ты думай, что говоришь мне. А то я тебе по носу съезжу.
Пабло Наварро обернулся с легкой кривой улыбкой. И просто вышел из комнаты...
«Дары Нептуна», офис Фрэнка Фонтейна1957
Была поздняя ночь. Фрэнк Фонтейн сидел за столом в конусе желтого света и упорно писал, посмеиваясь про себя тут и там. Забытая сигарета, догорая, испускала дымок спиралью в ракушке-пепельнице. Рядом стояла пинта бурбона, которым Фрэнк подслащал давно остывший кофе.
Он работал с ручкой, бумагой и открытой книгой, изучая рассказ Джона Рида о жизни советских идеалистов. Книгу пришлось доставлять в Восторг контрабандой, но из нее удалось выжать немало сочного материала для памфлетов Атласа. Немножко перефразировать здесь, поменять терминологию там, и вуаля – скоро у него будет манифест Атласа.
Разумеется, он заимствовал и у Софии Лэмб. У нее все еще были последователи. Если повезет, они станут его последователями. Когда придет время…
Услышав тихий свист, Фонтейн настороженно посмотрел на дверь. Один из его охранников стоял у окна офиса, держа в руках Томми-ган, и насвистывал что-то себе под нос.
«Становлюсь нервным», – он налил еще немного бурбона в кружку с кофе, сделал глоток и поморщился.
Он снова принялся строчить: «Кто такой Атлас? Он – люди! Воля народа, облаченная в форму…»
Звук открывающейся двери заставил его захлопнуть записную книжку. Он не хотел, чтобы об Атласе узнали те, кому не следовало о нем знать…
Это был Реджи. Он закрыл за собой дверь.
– Что ж, босс, мы сделали это. На площади Аполлона. Троих!
– Троих! Все хорошие и мертвые? Или только немного подстреленные?
Реджи кивнул, вытащив сигарету из пачки:
– Они мертвы, босс. Три мертвых копа. Лежат плечом к плечу.
Он поджег сигарету и бросил спичку в пепельницу так, что дым от нее прорисовал дугу в воздухе.
– Копы? – фыркнул Фонтейн. – Эти недоделанные констебли не копы. Они задницы со значками.
– Как по мне, так все копы – задницы со значками. В любом случае, мы пришили троих. Они так и не поняли, что их убило. Двоих я пристрелил сам, – он выдохнул дым в сторону лампы. – Босс, я не хочу ставить под сомнения вашу, хм, стратегию – черт, вы же владеете большим куском этого отсыревшего старого города. Но вы уверены, что смерть этих констеблей поможет вам получить то, что вы хотите?
Фонтейн ответил не сразу. Он понимал, о чем спрашивает Реджи на самом деле: «В чем заключается стратегия?»
Фонтейн полез в ящик, достал оттуда рюмку и налил Реджи бурбон.
– Выпей, расслабься.
Реджи сел на маленький стул напротив Фонтейна и поднял напиток:
– Ваше здоровье, босс, – он выпил половину. – Ух! То, что сейчас нужно! Я не люблю стрелять людям в спину… Не по душе мне это...
Фонтейн усмехнулся:
– Просто представь, как Райан отреагирует на такое! Будет понимать, что это сделал я. Но не сможет ничего доказать. Зато так у него появится столь необходимое оправдание. Я почти могу слышать его речь в Совете…
– Звучит так, будто вы хотите, чтобы Райан пришел за вами, босс.
– Может, и хочу. Может, я хочу с шумом выйти из игры. Ведь тогда передо мной откроются совершенно новые возможности. Ты знаешь меня, Реджи, ты знаешь, я не могу оставаться Фонтейном вечно.
– Я слышу от вас такое впервые с вашего приезда сюда.
– Мне не хватит сил заполучить Восторг – без помощи самого Восторга. Без помощи его жителей, Реджи.
– Задумали что-то революционное?
– Гражданскую войну – и революцию. Я давлю на Райана контрабандой, бросаю ему все прямо в лицо. Я дал ему шанс позволить мне управлять Восторгом по-моему. Но он не пошел на это. Теперь мы положили приманку в капкан. Знаешь, люди идут за ним потому, что он сияющий пример для подражания, ведь так? Но если он нарушит все свои правила, займется корпоративным поглощением… начнет действовать как диктатор… Это обратит людей против него. И им понадобится кто-то, чтобы вести их за собой. Ты понял? У меня не хватит сил бороться с ним долго любым другим способом. Так что я просто выкопаю яму, прикрою ее ветками… И позволю Райану в нее провалиться.
– Но вас могут убить во время этой маленькой войны, босс.
– Я на это и рассчитываю. Фрэнк Фонтейн должен умереть. Но… я все еще буду здесь, Реджи.
Реджи тихо рассмеялся и поднял рюмку:
– За вас, босс! Вы такой один! Не сомневаюсь в этом!
Площадь Аполлона1957
Вечером на огромной площади Аполлона свет становился приглушенным. Гигантские часы с четырьмя циферблатам, висевшие по центру потолка, показывали восемь часов, когда Эндрю Райан произнес:
– Так дальше продолжаться не может, – его голос звучал низко и раздраженно.
Билл кивнул:
– Точно, босс, – сказал он тихо. Он думал о повешении.
Но Райан, скорее всего, имел в виду весь тот хаос, что творился на площади Аполлона, в «Приюте бедняка» и в других частях Восторга.
Эндрю Райан, Билл МакДонаг, Кинкайд и Салливан стояли в проходе, ведущем на площадь Аполлона. У каждого под пальто скрывалась кобура с пистолетом. Карлоский был позади, в коридоре, прикрывал со спины, а старший констебль Кавендиш и констебль Редгрейв, вооруженные Томми-ганами, остановились в нескольких шагах справа и слева. Вдоль стен, украшенных резными орнаментами в стиле ар-деко, по обе стороны от дверного проема, находились изящные скульптуры, которые когда-то напомнили Биллу статуэтки с капота автомобиля: вытянутые, серебряные силуэты сильных мужских фигур тянулись к небесам, обладая почти ракетной вертикалью, и заодно поддерживали потолок. Слева можно было увидеть красное полотно, на котором желтыми буквами было написано:
ВЕЛИКАЯ ЦЕПЬ НАПРАВЛЯЕТСЯ НАШИМИ РУКАМИ
Но внимание их привлекал не баннер, а люди, повешенные напротив него...
Райан проводил свой ежемесячный осмотр Восторга.
– У нас здесь над протечками работала ремонтная команда, – сказал Билл, – и констебли сделали все, чтобы защитить их. Ловят свихнувшихся сплайсеров, запирают их в Флаури Делл3939
Флаури Делл (англ. Flowery Dell) – тюрьма, тюремная камера; фраза из рифмованного сленга кокни, рифмуется с cell.
[Закрыть]. Но там уже яблоку негде упасть. И в морге тоже. В смысле, просто посмотрите на это, сложно … – он усмехнулся про себя. Чуть не использовал фразочку из рифмованного сленга кокни «сложно Адам-и-Ева`ть4040
Адам и Ева (англ. Adam and Eve) – верить; фраза из рифмованного сленга кокни, рифмуется с believe.
[Закрыть]», что означало «сложно поверить», но в Восторге это выражение могло сбить с толку. – Сложно поверить, что дошло до такого.
На открытой площадке, прямо за дальними воротами была видна сырая платформа с Т-образными виселицами, сделанными из досок, собранных по всему Восторгу. Билл частенько замечал дыры там, где эти деревянные планки были еще день назад. С каждого «рукава» каждой «Т» свисали человеческие тела.
Площадь Аполлона смердела от трупов. МакДонаг видел пятерых: четырех мужчин и одну женщину. Они просто валялись на полу, нелепо застывшие в лужах коричневой, свернувшейся крови. Он посмотрел в другую сторону, на дальний край площади, там двое висельников медленно поворачивались на длинных веревках.
Трамвайные пути были пустыми, вагонов не видно. Но, насколько было известно Биллу, трамваи здесь все еще ходили. В «Люксах Артемиды» люди смотрели на них из темных дверных проемов. Площадь покрывал мусор, куски его то и дело шуршали, уносимые потоками воздуха из вентиляции. Откуда-то доносились музыка, да так искаженно, что сначала Билл не смог понять, кто поет, но чуть позже узнал: это была Бесси Смит. Кажется, она просила, чтобы ее послали на электрический стул4141
Подразумевается песня «Send Me to the Electric Chair».
[Закрыть].
С потолка послышался смех. Билл посмотрел вверх и увидел сплайсера-паука, который полз там рядом с большими окнами.
– Кавендиш, может, ты собьешь его оттуда, – сказал Салливан, хмуро смотря на сплайсера. – Не знаю, насколько хорош этот Томми-ган на таком расстоянии, но…
– Нет! – внезапно произнес Райан. – Закон не запрещает использовать АДАМ. Закон Восторга не запрещает лазать по стенам и потолку, пока не наносятся никакие повреждения. Если он нарушит серьезный закон – открывайте огонь. Но мы не будем отстреливать их просто так, как взбесившихся собак. Некоторых ведь все еще можно нанять на работу, да, Кинкайд?
Кинкайд вздохнул и с сомнением покачал головой:
– Нанять? Не всегда, мистер Райан. За АДАМ они готовы использовать «Телекинез», чтобы носить тяжелые конструкции для нас в метро. Но они все время отвлекаются и дерутся слишком часто. Двое таких должны были установить трубы, а в итоге начали метать их друг в друга как копья. В конце концов, одного трубой и проткнуло. Потребовалось много времени, чтобы отчистить ее от всего этого.
Райан пожал плечами:
– Со временем появится возможность контролировать АДАМ. – Он замолк на мгновение, задумавшись, потом продолжил: – Что до сплайсеров, мы будем убивать только тех, кто нас вынудит. Мы возьмем их в узду, у нас появятся некоторые жесткие правила. Мы покончим со всем этим самосудом, разберемся с надписями на стенах, прекратим эти дикие драки между людьми. Мы не станем терпеть безумные игры с огнем – причину пожаров. Они сожгли одну из моих прекрасных штор на станции метро!
– Босс, как вы собираетесь взять в узду безумных сплайсеров? – спросил Билл.
Райан глубоко вздохнул, выражение его лица стало решительным:
– Для начала обеспечим соблюдение комендантского часа. Появятся контрольные пункты, на них будут проверять удостоверения. Увеличим число охранных турелей и ботов в ключевых точках… Ах, к слову о механическом дьяволе… Daemon ex machina… – он криво улыбнулся.
Два охранных бота пролетели вдоль стены бок о бок, маленькие самоуправляемые вертолеты, каждый размером с пожарный гидрант, только квадратный, и с встроенной пушкой. Из-за них Билл нервничал – он никогда не верил, что они не станут стрелять в него. Ведь это были просто машины, пусть даже он и все остальные здесь имели при себе опознавательные «маячки», которые говорили ботам, что перед ними друзья.
Он немного пригнулся, когда роботы пролетали мимо, как всегда испугавшись, что лезвия их винтов изрубят его на куски, если окажутся слишком близко. Боты продолжили свой путь, проверяя все вокруг, ища любого, кто мог угрожать Райану и его спутникам.
Тогда же до Билла начал доходить весь смысл слов Райана.
– Эм, босс, вы сказали комендантский час? Контрольные пункты? В смысле, по всему Восторгу? – не Райан ли клеймил это как признаки коммунистической диктатуры?
– Да, – ответил Райан, злобно смотря на тела на виселицах. – У каждого будет удостоверение. Они должны посещать только разрешенные районы, с помощью удостоверений мы будем понимать, кому и где можно находиться. До специального распоряжения будет действовать комендантский час. Придется распространить смертную казнь на большее число преступлений. Ведь всем понятно, что ситуация сложилась непростая. Мы теряем население. Чтобы это исправить, придется рекрутировать сюда новых людей… а пока что нам нужно успокоить город. Придется провести крупномасштабный рейд против Фонтейна. В этот раз мы его уничтожим. И заберем его бизнес – во благо Восторга. Чтобы управлять им с полной ответственностью…
Билл был ошеломлен:
– Забрать бизнес Фонтейна? Но не идет ли это вразрез с самим духом Восторга?
Райан нахмурился:
– Иногда мы должны сражаться, чтобы защитить этот дух, Билл! Посмотри, что здесь случилось, прямо здесь, на площади Аполлона! Трое констеблей застрелены! Мы проследим за тем, чтобы все враги Восторга были пойманы и покараны!
Билл почувствовал себя дезориентированным, у него даже закружилась голова. Райан говорил как Муссолини, а не как тот, кто выступает за неограниченные человеческие свободы.
– Вы планируете забрать плазмидный бизнес Фонтейна силой? Это точно не свободный рынок в лучших его проявлениях, мистер Райан.
– Да. Это так. Но Фонтейн угрожает Восторгу разрушением! Билл, если мы не будем действовать, вся колония развалится. Он хочет создать хаос! Потому что демагоги его сорта наживаются на слабости масс, хаос для них – это возможность. Хаос – это почва, на которую люди подобные Фонтейну бросают семена власти! Последователи Лэмб тоже на этом процветают!
– Я согласен, – кивнул Кинкайд. – Достаточно у нас уже этого хаоса. Иногда надо обозначать границы. Пора стать жестче. Перейти в наступление.
Билл подумал, что, возможно, Фрэнк Фонтейн только и ждет от Райана этого наступления. Не играли ли они все на руку Фрэнку Фонтейну?
