Текст книги "BioShock: Восторг (ЛП)"
Автор книги: Джон Ширли
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
1959
Маленькая девочка смотрела, широко распахнув глаза, как гигантский металлический человек с грохотом шел через комнату, датчики на его круглом шлеме светились. Это была всего лишь дистанционно управляемая модель, внутри него не было человека. Бриджит Тененбаум управляла этой скрежетавшей пародией на водолаза с контрольного пульта, следя за тренировочной зоной. Ей нужно было аккуратно направлять эту модель Большого Папочки, он мог случайно наступить на девочку с силой товарного состава.
Субъект 13 была маленькой светловолосой девочкой в розовом платье, она уставилась на Большого Папочку своими крупными лазурными глазами. Это все было частью процесса подготовки: девочка находилась под действием препаратов, делавших ее более восприимчивой к связи с существом, которое станет ее стражем в тех диких городских джунглях, которыми стал Восторг.
– Он большой и сильный, – щебетала малышка. – А еще он веселый!
– Да, – сказала Бриджит, – он твой большой веселый друг.
– А можно мне поиграть с ним? – детский голос немного дрожал из-за препаратов.
– Определенно… – Бриджит Тененбаум остановила модель Большого Папочки.
Затем она дернула рычаг, и тяжелая рука Большого Папочки поднялась, потянулась к маленькой девочке.
Было в этой картине что-то, что потрясло Бриджит Тененбаум до глубины души…
18
Станция метро на площади Аполлона1959
Выходя из станции метро, Диана МакКлинток снова почувствовала себя потерянной, хотя прекрасно знала, зачем пришла сюда. Чтобы найти Атласа. Но даже так она не могла преодолеть ощущения невещественности своего бытия – бытия призрака, бродившего по дворцу.
А потом у забаррикадированного прохода, ведущего на площадь Аполлона, что-то привлекло ее внимание… плакат на металлической стене.
Он вопрошал: «Кто такой Атлас?»
Всего три этих слова под стилизованным героическим изображением смелого, уверенного в себе мужчины, на котором была рубашка с закатанными рукавами и брюки на подтяжках, лицо его чисто выбрито, кулаки уперты в бока, а провидческий сильный взгляд устремлен в будущее рабочего народа…
В тот единственный раз, когда она видела его, сидя в кафе, он выглядел как самый обычный человек: красивый, крепкий – но обычный. Но он совершал из ряда вон выходящее: рисковал попасться констеблям Райана, когда участвовал в акте возмутительного альтруизма.
И, в конце концов, Атлас, должно быть, харизматичный человек, какой сможет вдохновить ее, избавить от чувства бессмысленности…
Она повернулась к бородатому часовому, положившему дробовик на баррикаду. Он был коренастым, носил рабочую рубаху и синие джинсы, запачканные машинным маслом.
– Послушайте, не могли бы вы сказать мне… Я видела его однажды в «Приюте бедняка». Атласа. Он раздавал припасы. Я бы… я бы хотела поговорить с ним. Может быть, я могу помочь. Когда я увидела его в «Приюте бедняка», я просто… – Диана покачала головой. – Я просто почувствовала что-то.
Часовой посмотрел на нее, словно раздумывая, была ли в ее словах искренность. Потом кивнул:
– Понимаю, о чем ты. Но не знаю, можно ли тебе доверять…
Женщина осмотрелась, и, убедившись, что никто не смотрит, достала из сумочки пачку долларов Восторга:
– Прошу вас. Это все, что я могу дать сейчас. Я оплачу вход. Но я должна увидеть его.
Часовой взглянул на деньги и тяжело сглотнул, потом быстро схватил их и спрятал в карман:
– Постой здесь.
Он обернулся и окликнул другого часового, постарше. Они переговорили в полголоса, затем бородач обернулся и подмигнул ей. Старший часовой торопливо ушел, а бородач вернулся на свой пост, посвистывая. Жестом он велел Диане ждать и сделал вид, что не замечает ее.
Выбросила ли она просто свою взятку на ветер? Может быть, она выбросила свою жизнь – сплайсеры-пауки наблюдали за площадью Аполлона, забравшись высоко на стены. Освещение здесь сегодня было резким, неравномерным, неподалеку разлагались трупы. От их зловонья ей делалось дурно. Диана все еще была немного пьяна, и пространство вокруг покачивалось, и ей казалось, что ее вырвет, если она продолжит слышать этот запах гниения.
Но она не ушла. И собиралась стоять здесь до тех пор, пока ее либо не убьют сплайсеры, либо же пока ей не позволят увидеть Атласа.
Если Райан в ней не нуждался, рассудила Диана, то, может, нуждался кто-то другой.
Женщина подбежала к баррикадам:
– Атлас дал добро. Он примет тебя, МакКлинток, – сказала она. Диана изо всех сил старалась не таращиться на ее изуродованное лицо: одна глазница заросла зарубцевавшимися тканями, а каштановые волосы были спутаны. – Фило, ты идешь с нами.
Вооруженный дробовиком Фило кивнул и наставил оружие на гостью:
– Шагай передо мной.
Диана подумала об отступлении, но все-таки перебралась через деревянные обломки разрушенных ворот и пошла с этими людьми по площади Аполлона, к «Люксам Артемиды». Одноглазая женщина перешагнула через низкую кучу мусора на пороге, и Диана последовала за ней в вонючее нутро здания.
Желудок ее прихватывало, пока она прокладывала путь через заплесневелый мусор. Они вышли на лестницу, которая зигзагами уходила вверх, в шахту, сделанную из бетона, покрытого сетью граффити, и металла. Они поднялись на четыре этажа, прошли мимо пьяниц и стаек чумазых детей.
Сопровождающие Дианы провели ее через застеленный ковром зал с обгоревшими стенами. Маленькая лохматая женщина держалась уверенно, Фило шел позади. Свет снова моргнул.
– Свет может вырубиться, – заметил Фило негромко. – Райан отключил электричество в этом здании. Мы восстановили все кое-как, но это ненадежно.
– У меня есть фонарик, – ответила женщина. Они оказались у другой лестницы, но в этот раз, к удивлению Дианы, начали спускаться. Эта лестница была относительно чистой, здесь не было никого, кроме какого-то случайного часового, который почесался и кивнул, когда они прошли мимо.
И они шли все вниз и вниз, гораздо дольше, чем когда поднимались, и оказались у… подвального коридора.
Над ними змеилось сплетение окутанных паром труб, а под ногами хлюпали лужи, пока они не вошли в небольшую прихожую с высоким, протекающим потолком. Дверь «Секьюрис» охранял трясшийся, ухмылявшийся сплайсер в заношенном свитере, подранных брюках и разваливающихся ботинках, из которых торчали носки. Его лицо покрывала уродливая красная золотуха. Он жонглировал тремя ножами для разделки рыбы – изогнутые лезвия почти касались единственной лампочки под потолком, пролетали мимо нее в какой-то четверти дюйма.
– Что за новая сука, болтливые-титьки? – спросил сплайсер скрипучим голосом, не прекращая жонглировать.
– МакКлинток. Атлас сказал, она может войти.
– Что-то не верю, болтливые-титьки, но мы поджарим тебя, если врешь! Ха! Входите!
Он отошел в сторону, продолжая жонглировать, а «болтливые-титьки» открыла автоматическую дверь, Диана поспешила вперед, желая побыстрее уйти от сплайсера.
Они оказались в ярко освещенном помещении. Трубы и теплотрассы здесь прогрызали пол возле самых стен. Комната была теплой, ее наполняли запахи сигаретного дыма, плесени и морской соли.
Сигарету курил поджарый мужчина, непринужденно сидевший за помятым металлическим серым столом. На столе стоял стакан и лежала золотая пачка сигарет.
Это был он. Человек, которого Диана видела, сидя в кафе. На нем была белая рубашка, с закатанными по локоть рукавами, прямо как на плакате. «Хорошее лицо», – подумала она, оно излучало надежность.
Два неопрятных телохранителя стояли позади него, рядом со скоплением клапанов, оба были в комбинезонах и с Томми-ганами. У одного во рту плясала незажженная трубка.
– Я Атлас, – сказал человек за столом по-ирландски живо, осматривая ее с тревожащей откровенностью. – А вы одна из птичек Райана?
– Я Диана МакКлинток. Я работаю… работала… на мистера Райана. Я видела, как вы помогали людям в «Приюте бедняка», и меня это тронуло. Мне не очень нравится все, что происходит… Я просто хочу увидеть, что… увидеть… – а что именно она хотела?
Он хитро улыбнулся:
– Вы, похоже, не уверены, что именно хотите увидеть, мисс МакКлинток.
Она вздохнула и неосознанно поправила волосы:
– Я устала. Выпила немного. Но… я хочу узнать больше о вас, без дурных намерений. Я не работаю на констеблей. Я многое видела. Слышала истории… Не знаю больше, чему верить… Только знаю, что однажды, когда я шла через площадь Аполлона, одна женщина поднялась на баррикаду и сплайсер… работавший на Эндрю… – ей не нравилось вспоминать об этом. Та женщина бежала, полная жизни, а в следующий момент сплайсер послал в нее огненный шар, и она упала, с шипеньем обратившись в обугленный, темный труп в нескольких шагах от Дианы. – Что ж, сплайсер сжег ее. И это ее выражение лица… Словно она хотела что-то сказать мне. Так что сегодня… – она вздохнула. – Не знаю. Я просто так устала сейчас…
– Подай даме стул, идиотище, – зарычал Атлас на Фило.
Без единого слова, Фило принес из угла металлический стул, и Диана села. Атлас подтолкнул к ней золотую пачку:
– Сигарету?
– Я бы не отказалась от одной, – она открыла пачку и взяла сигарету дрожащими руками. Фило дал ей прикурить, и Диана с благодарностью вдохнула, потом выпустила в воздух шелковый поток дыма. – Это, это же настоящая сигарета! Табак «вирджиния»! И в золотой упаковке! Для революционера вы здесь неплохо устроились…
Атлас усмехнулся:
– О да. Но мы достали их в одной из маленьких кладовых Райана под Восторгом. Уверен, он привез это, чтобы продавать в маленьком магазине; в магазине, где я когда-то полы драил. Я же был ремонтником, уборщиком в Восторге – приехал сюда, когда они напели мне свою красивую ложь, что здесь, мол, найдется достойная работа. В итоге оказался уборщиком. А потом и на такое место устроиться не смог.
– А чем вы до этого занимались?
– Я был механиком, – он затушил сигарету, пальцы его выглядели слишком белыми и мягкими для рабочего человека. – А что добыли в той кладовой, так почти все раздали людям. Откуда, вы думаете, у народа здесь вообще есть еда, если Райан, этот великосветский сын Сатаны, прекратил поставки в «Артемиду»?
Она кивнула:
– Он говорил об амнистии для всех, кто откажется от… как же он это назвал… от большевистской организации.
– Большевистской организации! Мы теперь советские! Едва ли так можно назвать людей, требующих честного шанса!
Диана сбила пепел с сигареты в пепельницу, стоявшую на столе:
– Для Эндрю любое требование «шанса» – проделки «розовых»5050
«Розовый» (англ. pinko) – радикал; человек левых взглядов; подозреваемый в сочувствии коммунистам.
[Закрыть],– она фыркнула. – И я уже сыта им по горло. Но вас, народ, у меня тоже любить нет причины. Видите, что вы сделали со мной, – МакКлинток коснулась шрама на щеке.
Он печально покачал головой:
– Вас ранило во время боя, да? Бомба? Но вы все еще очень красивая женщина. И вы были слишком сильны, чтобы погибнуть там. Это закалило ваш характер – вот что произошло на самом деле, Диана.
Он смотрел на нее с обезоруживающей искренностью. И ей хотелось в него верить.
– Почему вы зовете себя Атласом? Это же не ваше настоящее имя.
– Вы уже сами догадались, да? – он усмехнулся. – Ну-у-у… Атлас – это Атлант, который держит мир на своих плечах. У него широкая спина. А кто такой рабочий человек? Рабочий человек тоже несет мир на своей спине. Держит его для таких привилегированных особ, как вы!
Он открыл ящик стола и, к удивлению Дианы, достал оттуда бутылку настоящего ирландского виски «Джеймсон».
– Надо и о похмелье подумать, как считаете? Фило, найди нам стаканы…
Они пили и разговаривали о политике и справедливости, об организации и перераспределении имущества в пользу тружеников.
– И вы считаете себя освободителем рабочего класса, Атлас?
– Я не освободитель. Освободителей не существует. В этом только Райан и был прав. Эти люди освободят себя сами! Им просто нужен человек, который скажет, что это возможно, – он подвинул свой стакан. Затем продолжил: – Вы же знаете о Маленьких Сестричках, так ведь? О том, что делают с маленькими несчастными сиротами?
– Я слышала… Да, и это меня беспокоит, если вам интересно.
Атлас налил ей уже третий стакан:
– Разумеется, это должно вас беспокоить, – торжественно произнес он и закурил новую сигарету. – Это должно разрывать вас изнутри! У меня самого маленькая дочка. Как подумаю, что эти ублюдки доберутся до малышки! Ох, раздумья! Но остановят ли они кого-нибудь от покупки АДАМа? Нет. Восторг не может пойти на такое, Диана, моя дорогая. Так не может продолжаться…
Ей не понадобилось так уж много времени, чтобы принять решение. И причина тому – не виски и сигареты, не сильный подбородок и честные голубые глаза, не острота мнения. А мысль об одиноком возвращении домой, об ожидании услышать хоть что-нибудь от Эндрю Райана.
Нет. Никогда снова.
– Атлас, – сказала она, – я бы хотела помочь.
– А почему я должен верить, что Райан не подослал тебя сюда, расскажешь мне?
– Я покажу вам, что я не шпион. Я буду делать то, что он бы никогда не одобрил. И тогда… вы увидите, что мне можно доверять.
«Плазмиды Райана»1959
В странной маленькой комнате, наполовину лаборатории со стенами из стали, наполовину детской, было прохладно. Холодные капли воды падали из-под проржавевшего болта на потолке. Бриджит сообщила о протечке ремонтникам, но никто до сих пор так и не пришел залатать ее.
А субъект 15 и не возражала. Бриджит заметила, что маленькая девочка рада каплям, она, казалось, была в восторге от крошечного вторжения огромного океана в ее комнату. Присев на корточки в углу, малышка пыталась поймать падающие капли. Она захихикала, когда ей удалось схватить одну…
Бриджит вздохнула. Эксперименты проходили хорошо: удавалось развивать привязанность с помощью обусловливания. Но с каждым днем ей самой становилось все тяжелее, она словно несла какой-то невидимый глазу груз. Бриджит начинала чувствовать себя Большим Папочкой, как будто тоже была закована в металл. Эта мысль напомнила ей – пора.
Она подошла к двери, открыла ее, достала пульт дистанционного управления из кармана халата, наставила устройство на гигантскую серую фигуру, спокойно стоявшую в коридоре. Где-то внутри этих металлических доспехов было нечто, все еще остававшееся человеком, оно пребывало в некоем коматозном состоянии, ожидая сигнала к пробуждению… но никогда не пробуждалось до конца. Он всегда будет немногим больше, чем машина.
Она нажала на кнопку пульта, и Большой Папочка ответил мгновенно, повернулся со скрипом, с тяжелым топотом зашагал в лабораторию обусловливания.
– Ооох! – защебетала субъект 15, радостно хлопнув мокрыми ладошками, когда увидела Большого Папочку. – Мистер Пузырек здесь!
Бриджит Тененбаум смотрела, как субъект 15 пошла, почти как лунатик, к Большому Папочке. Маленькая девочка обняла его металлическую руку, посмотрела на гиганта, неуверенно улыбаясь…
И тут, впервые за много лет, Бриджит Тененбаум вспомнила.
Она снова девочка в Белоруссии, снова смотрит, как нацисты забирают ее отца. Война еще не началась, но они избавляются от возмутителей спокойствия. Нацистский офицер, возглавляющий взвод, обращает на нее взгляд своих серых глаз. Это большой, круглолицый человек со шлемом на голове, его руки в тяжелых перчатках, от плеча к поясу перекинут лоснящийся кожаный ремень, высокие сапоги отполированы до блеска, пуговицы и медали сияют. Он говорит:
– Малышка, ты можешь оказаться полезной. Сначала на кухне. Придет время – отправишься в лагерь… Подопытные сейчас нужны… – он протягивает ей руку, а она смотрит на него во все глаза, думая, что это скорее машина, чем человек. Когда-то отец водил ее на сеанс немого кино, и там она видела человека, сделанного из металла. Этот офицер – металлический человек в военной форме, металл скрыт плотью…
Она знает, что никогда больше не увидит своего отца. Она будет одна. И этот человек протягивает ей руку. Что-то закрывается в ее сердце. Она думает: «Я должна подружиться с этими металлическими людьми…»
Она протягивает руку и берется за облаченную в перчатку ладонь…
И сейчас в Восторге Бриджит Тененбаум вздрогнула, вспоминая девочку, которой была… и женщину, которой стала. Еще до того дня она всегда отдалялась от людей, ей было непросто общаться. Но все же дверь в ее сердце оставалась приоткрытой. А в тот момент, когда маленькая Бриджит взяла за руку офицера, она захлопнула дверь, что всегда была открыта для ее семьи. Ей просто надо было выжить…
И теперь Бриджит стояла и смотрела на субъект 15 и на Большого Папочку. Субъект 15 – очередная девочка, которую принуждают привязаться к машине. Металлические люди, облаченные в плоть, и металлические люди Восторга с запертой плотью. Субъект 15 была измененным ребенком, ее детская природа уничтожена во имя целей Восторга – она так похожа на ту маленькую девочку, которой была Бриджит.
Плечи ученой дрогнули.
– Не ее, – прошептала женщина, – довольно…
Когда она сказала это, то ощутила, что ее словно вывернуло наизнанку. Чувства прорвались, закипели в сердце. Снова, еще один раз, она была ребенком, но станет матерью. Матерью множества приемных детей. Она не могла больше относиться к этой девочке как к подопытной.
Бриджит подошла к малышке и обняла ее:
– Прости меня, – сказала она, а слезы потекли по щекам, – мне так жаль.
«Люксы Меркурия»1959
«В чем разница между человеком и паразитом?» – раздались слова по общественному радио. Они отражались, точно вибрируя, от металлических стен, преследуя Билла, направлявшегося в сторону квартиры Салливана. Камера повернулась к нему, когда он дошел.
«Человек строит, – продолжал записанный голос Эндрю Райана. – Паразит говорит: «Где моя доля?» Человек создает. Паразит говорит: «Что подумают соседи?» Человек изобретает. Паразит говорит: «Осторожно, так ты можешь наступить на мозоль Богу».
Билл начинал подумывать, что насчет последнего «паразит» может оказаться прав.
Он постучался, и дверь перед ним открыл сам Салливан. Шеф безопасности посмотрел ему за спину, чтобы убедиться, что гость один. После чего кивнул:
– Входи.
Билл слышал запах алкоголя в дыхании Салливана, походка шефа оказалась шаткой, когда он поплелся от двери. Билл последовал за ним и захлопнул дверь. Квартира Салливана сильно напоминала его собственную, только обстановка была куда более холостяцкой. Была тут и другая особенность – множество «павших солдат», пустые бутылки стояли на письменном и обеденном столах, даже на ковре.
Салливан сел на диван и смахнул на пол пустую бутыль, ее место на журнальном столике занял диктофон. Билл устроился рядом. Слева от него оказалось панорамное окно с видом на морской пейзаж. Силуэты зданий чуть дрожали из-за течения. Желтоперые рыбы проплыли мимо, но вдруг, в один миг, все разом, в своем мистическом единодушии, сменили направление и понеслись прочь от ярких огней комнаты.
– Выпьешь? – спросил Салливан безжизненным голосом. Его глаза покраснели. Похоже, он не высыпался.
Для такого было рановато, не пробило еще и пяти, но Билл не хотел, чтобы все выглядело так, будто он осуждает Салливана:
– На палец или два из этой бутылки, что бы там ни было, приятель.
Салливан наполнил стакан, который давненько не промывали. Билл взял его:
– К чему вся эта спешка и волнение, Шеф? Твои срочные послания выпрыгивали из пневмопочты, и вот. Пришлось закончить с работой раньше, чтобы оказаться здесь вовремя.
Салливан повернулся к сложенному, недовязанному черно-красному одеялу, которое лежало рядом с ним на диване. Он потянулся к нему и погладил свободной рукой, губы его дрожали. Затем он осушил свой стакан и со звучным хлопком поставил его на журнальный столик.
– Райан начал свою маленькую пропагандистскую компанию, чтобы все эти делишки с Маленькими Сестричками казались просто замечательными. Сделал из детей плазмидные фермы. А для тебя, Билл, это все тоже замечательно?
– Господи, нет. Мне не нравятся плазмиды – и они мне дважды не нравится, когда их производят таким способом. Райан говорит, что это временно, что все равно сирот никуда не пристроить, но… – он покачал головой. – Это не может продолжаться вечно. Все разрушается: город... и люди. Это место развалится на части, если мы не…
Билл замолчал, подумав вдруг, что его просто дурачат, а он говорит нечто столь близкое к мятежу шефу безопасности Райана! Не подстроено ли все это? Но Салливан уже давно был недоволен своей работы, и он сделал Билла кем-то вроде своего доверенного лица. Иногда нужно кому-то доверять. И за столько лет он хорошо узнал шефа Салливана. Салливан не был актером. Особенно, когда напивался. Это все по-настоящему.
– Тут уже все давно расползается по швам, Билл, – невнятно пробормотал Салливан. – У меня здесь кое-какие записи, все на одном устройстве, но из разных времен, разных людей… – он нажал на кнопку пуска. – Я хочу узнать твое мнение об этом, Билл. Ты единственный сукин сын во всем мертвецки затопленном городе, кому я доверяю…
Из магнитофона полилось насмешливое бренчание гитарной мелодии, кто-то свистел на фоне. За негромким ударом барабана последовал женский, поющий голос, в котором Билл узнал голос Анны Калпеппер:
Привез нас Райан и запер здесь,
А Коэн мозг промыл нам,
Народ ведь голодает весь,
Но Эндрю и не стыдно.
А Коэн мозг промыл нам:
Дурацкими напевами, разбавленным вином,
С безмозглыми блондинками танцульками, ужимками,
Вверх-вниз, все кувырком…
Дальше ленивый и дразнящий голос Калпеппер продолжал все в том же духе. Когда Салливан нажал на «паузу», Билл пожал плечами и спросил:
– Ладно, а что с этим, шеф? Я слышал подобные безумные вещи и прежде. Она свалила из «Райан Индастриз», теперь часто бывает в моей таверне. Сказать по правде, пьет там и старается умничать среди друзей, язвит насчет Райана. А такие песенки популярны у некоторых людей в Восторге, но их не поют очень уж громко.
Салливан хмыкнул:
– Ты считаешь, что подобное не заслуживает… наказания?
– За что? Это ж просто песня, разве нет?
– Лады, а что насчет этого?
Салливан запустил запись, на этот раз Анна Калпеппер просто говорила: «Коэн не музыкант, он конюх у Райана. Коррумпированная политика Райана гадит повсюду, а Коэн за ней прибирает. Но вместо того, чтобы делать это лопатой, как любой убирал бы за мулом, Коэн использует навязчивую мелодию и умно построенную фразу. Но не имеет значения, как хорошо это звучит, с запахом-то он ничего поделать не может».
Салливан вновь остановил запись, налил себе очередной стакан, слова его теперь зазвучали еще более невнятно:
– Што с-ты думаешь об этом?
– Хммм… что ж. Должен признать, это довольно провокационно, шеф. Но людям искусства лишь бы говорить, говорить и говорить. Это практически ничего не значит.
– Знаешь что, послушай-ка это… Тут один из парней, кого мы должны были недавно арестовать. Но он спрятался где-то, между нами, я этому рад, Билл... а запись еще тех времен, когда Фонтейн был на плаву…
Салливан запустил запись, и Биллу показалось, что он узнал голос Питча Уилкинса.
«Мы все приехали сюда, думали, что станем частью Великой Цепи Райана. Только вот оказалось, что цепь Райана сделана из золота, а наша другого рода: с таким большим тяжелым ядром на лодыжке. Он там, наверху, в «Форте Веселом», развлекается с модными модельками, а мы в этой дыре рыбу от кишок чистим. Фонтейн обещает кое-что получше».
– Говорит прямо как один из подстрекателей Атласа, – заметил Билл, – голоса разные, а идеи одни и те же.
– А теперь послушай вот эту, Билл, – сказал Салливан, – того же человека, но уже позже.
«Фонтейн закручивает гайки, да еще как. Сказал, что если не будем отваливать ему восемьдесят процентов с прибыли, он сдаст нас Райану. Сукин сын! Сэмми Джи сказал, что подумывает пойти к констеблю. И на следующий день Сэмми Джи нашли в соленом озере. У нас здесь нет никакого выбора».
Салливан остановил запись и налил себе еще, покачиваясь:
– Понимаешь, Билл? Теперь-то ты понимаешь?
– Не совсем, шеф…
– Смотри, во-первых, их привезли в Восторг. Как тебя. Как меня. После чего они узнали, что все здесь не совсем так, как обещано, если ты не один из богатеев. Тогда Фонтейн согнал их в свою маленькую «цепь». Они захотели выйти из нее, когда и это добром не обернулось, и что произошло? Некоторые из них начали погибать. Что же им оставалось? Приходилось продолжать работать на Фонтейна! И что происходит? Райан отправляет нас ловить их. Вешать за контрабанду! За то, что они вынуждены были делать!
– Не знаю, был ли это для них единственный вариант, шеф. Но я понял, о чем ты…
– И после всего этого «Персефона».
Билл вздохнул:
– Ненавижу даже думать об этом месте. Я боялся, что сам там окажусь.
– Лэмб захватила целую часть Восторга, основала там свою базу. Кто дал ей эту базу? Райан, кто ж еще. Пытать людей, чтобы выявить последователей Лэмб… это только привело к Лэмб больше последователей.
– Пытки? Я никогда не знал об этом…
– Он не хотел, чтобы ты узнал, Билл. Чтобы поймать красных «Персефоны» и контрабандистов Райан не просто разрешает пытки, он лично руководил как минимум одним таким допросом, когда Пат Кавендиш делал всю грязную работу.
– Пытки! – у Билла похолодело в животе от этой мысли. – Ты уверен, шеф?
– О да! Мне приходилось убирать за этим музор… мусор. Ладно, возможно, они вынуждены так поступать. Возможно. Но эта девушка, эта Калпеппер, все, что она делала – ныла и стонала. Или пела, если тебе угодно называть это так. Пела очередную смешную, глупую песенку об этом психе, Сандере Коэне. Хочешь знать, насколько он двинутый? Послушай…
Салливан вновь включил запись.
Голос Сандера Коэна начал отрывисто декламировать:
«Дикий заяц» Сандера Коэна. Хочу убрать я уши прочь. Но не могу. Я прыгаю, меня прыжок не отрывает от земли. Это мое проклятие, вечное проклятие! Хочу убрать я уши прочь, но не могу! Это мое проклятие, мое гребаное проклятие! Хочу убрать я уши прочь! Прошу! Уберите их! Прошу!…»
– Ну да, – сказал Билл, когда это прекратилось, – мы же знаем, что этот тип эксцентричен, шеф…
– Эксцентричен? Он убийца! Поехал на АДАМе. Убивает людей ради забавы в «Форте Веселом». Обмазывает их тела цементом, делает статуи и выставляет в своей подсобке.
Билл уставился на него:
– Шеф, ты меня разыгрываешь.
– Нет. Не разыгрываю. Хочу закрыть его. Но Райан настаивает, что это союзник… – он с отчаянием покачал головой.
– Райан защищает его?
– Коэн разнылся, что песня Калпеппер выставила его посмешищем. Сказал, что там и над Райаном заодно потешались. Прислал записи всего этого. Райан и сам немного умом тронулся…
– Он же не принимал АДАМ, да?
– Райан? Нет. Ему и джина хватает. Иногда он спокоен. А все остальное время его сжирает паранойя. Два дня трезвый, один день – полупьяный. Не очень хорошая картина вырисовывается. Я-то это отлично знаю.
Билл облизнул губы. В горле неожиданно стало так сухо.
– Не может быть никаких оправданий для защиты Коэна, если он убийца…. – он сделал долгий глоток виски, которое ему налил Салливан, но вкуса не почувствовал.
– Так что мне пришлось защищать это мелкое ничтожество, Коэна, – прорычал Салливан, – который предложил Райану приказать мне… – шеф замолк на полуслове, взял красно-черное одеяло. Сжал его у груди: – Красивое, правда же? Когда я с ней покончил, то оставил ее как есть, голой в ванне…
Билл уставился на него:
– О чем ты? Что ты с ней сделал?
Салливан закрыл глаза и прижал одеяло к себе, пролив этим резким движением выпивку на колени.
– Я увидел у нее на постели недовязанное черно-красное одеяло. Оно было красивым. Знаешь, черное и красное, очень симпатичное. Так что я забрал его. Как-то это было неправильно, оставлять это одеяло лежать там…
Билл допил виски. Может быть, стоило постараться уйти сейчас, пока Салливан ему еще позволял это. Но он все-таки спросил:
– Шеф, ты хочешь сказать, что Райан отправил тебя убить Анну Калпеппер?
Салливан все смотрел на одеяло. После долгого молчания он наконец-то ответил:
– В ее ванной. Опустил под воду… Ее глаза, Билл, ее глаза смотрели на меня из-под воды… когда я держал… Когда поднимались пузыри, я думал: «Вот оно! Это уходит ее жизнь!» Ты знаешь? Ее жизнь уходила из ее рта пузырями! Прямо как вон те пузыри за окном... видишь их?
– Господи Иисусе, шеф, это… – Билл глубоко вздохнул. Он не знал, что сказать. Чувствовал, будто должен утешить Салливана. «Мне жаль, что ты прошел через подобное». Но такое нельзя сказать убийце. – Шеф, я должен возвращаться к жене. Уже… слишком поздно, чтобы что-то с этим поделать. Мы должны просто… отпустить это. И я хочу, чтобы ты знал, все останется между нами. Все, что ты рассказал.
– Ох, я не могу отпустить это, – Салливан закрыл глаза, его голос был едва различим. – Пойду в «Дары Нептуна». Найду теплое местечко и…
Билл встал, пятясь от него, поспешил к двери. И ушел, не проронив больше ни слова.
