Текст книги "BioShock: Восторг (ЛП)"
Автор книги: Джон Ширли
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
1955
– Сплайсеры-пауки, вот, что это такое, – сказал Гриви.
– Что-пауки? – переспросил Билл.
– Сплайсеры, Билл, – повторил Гриви. – Сплайсеры. Простой термин для обозначения настоящих плазмидных наркоманов.
Полностью завороженный, Билл наблюдал, как два сплайсера – мужчина и женщина – двигались на всех четырех конечностях по боковой стороне трамвая. Они ползли по стене, как жуки, бросая вызов гравитации.
– Я повидал много разных любителей плазмидов, – добавил Билл. – Но это… Они липнут ко всему, как чертовы насекомые… Зашли слишком далеко, наверное.
– Заходить слишком далеко – такой у сплайсеров путь, – сухо ответил Гриви. – Со временем они все скатываются до разбоя. И все до одного одержимы, настоящее стадо. Думают только о своих плазмидных улучшениях. Колются этими мутагенами Фонтейна, потом ищут ЕВу, чтобы подзарядиться…
Билл МакДонаг и Рубен Гриви стояли рядом с трамвайными путями на площади Аполлона и смотрели, как трамвай трогается с места. Сплайсеры-пауки держались на плоском металлическом боку медленно двигавшегося вагона, как гекконы, одежда на них была самая обычная, а вот их головы и щеки покрывали уродливые красные рубцы и наросты – последствие злоупотребления АДАМом и ЕВой.
Перехватывая свой тяжелый ящик с инструментами из левой руки в правую, Билл размышлял о том, насколько соблазнительными были плазмиды. Он мог бы использовать эту «альпинистскую» способность, чтобы проводить ремонт в самых труднодоступных местах Восторга. Тот новый плазмид «Телекинез» помог бы ему передвигать тяжелые предметы, подарил бы вторую пару невидимых рук для работы. Один человек мог бы выполнить задание, для которого обычно потребовалось бы трое.
Но Билл прекрасно все понимал. Некоторые могут использовать плазмиды и оставаться более-менее нормальными какое-то время, но стоит затянуть с этим делом – и крыша поедет полностью.
Он смотрел, как мужчина-сплайсер свесился с крыши, вниз головой, и по-клоунски усмехнулся, заглянув в окошко вагона, хищно глядя на пассажиров, которые отпрянули от него.
– Вы милые, столпившиеся утки! – хрипло выкрикнул он. – Вы маленькие шоколадки в этой стальной коробке!
Он говорил что-то еще, но Билл уже не мог расслышать, трамвай стремительно удалялся от него и Гриви. Но он все еще мог рассмотреть, как хихикающая женщина сунулась в окно и схватила кого-то за руку…
Внутри трамвая раздался пистолетный выстрел, из открытого окна показался дым, а женщина-сплайсер отдернула руку. Она завизжала от ярости и боли, а ее партнер достал револьвер и выстрелил в окно, карабкаясь вверх тормашками. В этот момент вагон скрылся, завернув за киоски.
Билл вздохнул и покачал головой:
– Да они все выжили из своего чертового ума!
– Да, я тоже так думаю, – ответил Гриви задумчиво. – Но я смотрю на это как на часть дарвиновского процесса. Безумие, побочные эффекты – в конце концов, это их убивает, да и все эти их драки. Возможно, Восторгу нужен отбор. Мы с Райаном знали, что нечто подобное произойдет – некоторое очищение. Со временем появятся плазмиды с меньшим числом побочных эффектов. Эти первые покупатели – как подопытные кролики…
Билл взглянул на Гриви. Ему никогда особо не нравился этот человек, и такого рода комментарии были одним из ответов на вопрос «почему».
– Мне кажется, лучше не оставлять это без внимания, что думаешь, надо сообщить об этой стрельбе констеблям?
Гриви лишь пожал плечами:
– Сейчас часто стреляют, так много антагонизма. Констебли не справляются с большинством таких случаев. Райан считает, что если двое взрослых людей по обоюдному согласию решат устроить дуэль – пусть устраивают.
Чувствуя волнение, Билл пересек трамвайные пути и спустился по маленькой лестнице. Рабочие устанавливали большую вывеску возле входа в новое здание, построенное на арендованных площадях. На вывеске большими серебряными металлическими буквами было написано:
ЦЕНТР ФОНТЕЙНА
ДЛЯ БЕДНЫХ
Надпись была обрамлена рельефными изображениями с обеих сторон: руки тянулись вниз, чтобы помочь, подхватить руки, тянувшиеся вверх…
– Никогда не думал, что увижу такое в Восторге, – пробормотал Билл, когда они остановились, чтобы рассмотреть все получше. – Благотворительность!
– Здесь такого вообще быть не должно, – Гриви нахмурился. – Только все портят. Благотворительность приучает людей быть зависимыми. Для людей естественно стремиться к чему-то, а в случае провала, для большинства из них, оказаться на обочине и… ты знаешь. Просто умереть. «Центр Фонтейна для бедных», – сказал он скептически. – Ну и для чего это прикрытие?
– Займись этим кто-то другой, я бы говорил о презумпции невиновности, – сказал Билл. – Но Фонтейн – остается только гадать, что этот ублюдок задумал …
– Политика, – пробормотал Гриви. – Ищет политических союзников. Может быть, собственную армия – армию бедняков…
– В бедняках у него нехватки не будет, – заметил Билл, когда они пошли дальше. – «Люксы Артемиды» и «Приют бедняка» переполнены безработным народом. Да и те, у кого есть работа, все равно живут в тесноте и чувствуют, что им не доплачивают. Не каждый может начать собственный бизнес. А если бы и мог, то кто бы чистил туалеты?
– Знаешь, откуда у Фонтейна деньги на эту благотворительность? – спросил Гриви с некоторой риторической помпезностью. – От продажи АДАМа! А знаешь, почему столько людей обнищали? Потому что они пристрастились к АДАМу! Тратят на него все свои деньги! Но эту иронию, естественно, простонародью не понять…
Они проходили вдоль стены, неподалеку от входа в жилой комплекс, когда Билл почувствовал, как капля холодной воды упала ему на голову.
Он посмотрел вверх, и увидел бесцветную высоту, в которой стена встречалась с большим, тяжело обрамленным окном, изгибавшимся аркой над всем пространством улицы. Его восхищала задумка братьев Уэльс, создавших обширные общественные пространства вроде этого. Высокие стеклянные потолки позволяли людям чуть легче переносить заточение, создавали некоторое ощущение неба. Прямо над ними было море, освещенное зелено-синим светом, проникавшим с поверхности. Окна загибались вниз и сменялись стеной, но за ними, у самого потолка, можно было рассмотреть дрожащие силуэты других зданий Восторга, свет, струившийся вдоль их фасадов, и блики неоновых вывесок.
Еще одна капля полетела вниз с потолка и разбилась о его плечо.
– Трещина от давления, – предположил Билл. – Судя по всему, здесь скоро будут лужи. Хотел бы я карабкаться по стенам, как те чертовы сплайсеры-пауки, чтобы взглянуть поближе. Ладно, думаю, мы отправим туда команду в костюмах для глубоководных работ, пусть нанесут немного герметика, тогда мы посмотрим, если… – он резко замолчал, наблюдая, как разводной ключ вылетел из его ящика с инструментами и начал парить в воздухе перед ним, точно не имел веса. – Что это за чертовщина?!
Парящий разводной ключ резко метнулся к голове Билла, от сильного удара его спасли хорошие рефлексы и ловкое уклонение. Инструмент пролетел мимо, МакДонаг повернулся и увидел, как тот останавливается в воздухе, разворачивается и со свистом снова несется в его сторону.
– Какого черта?! – Билл поймал разводной ключ левой рукой, отбив ладонь до синяка. Тот дергался, как живая, правда, железная рыба, пока движение не затихло. – Кто в меня инструмент метал?
– Вон твой метатель, – Гриви с мрачной улыбкой указал на человека, который стоял в десяти ярдах от них в дверях «Люксов Артемиды». Это была невысокая, ухмылявшаяся женщина в черных бриджах и порванной, забрызганной кровью блузке без левого рукава. Благодаря этому дефекту можно было рассмотреть ее руку, исцарапанную и кровоточащую. Вокруг глаз незнакомки растеклась подводка для век, что сделало ее похожей на панду. Крашеные волосы шевелились над головой, почти извивались, как змеи Медузы Горгоны. Билл предположил, что это побочный эффект «Телекинеза». Одна сторона лица женщины была изуродована красными рубцами, а в глазах отражался безумный блеск заядлого любителя плазмидов.
Она подняла грязную руку и указала на ящик с инструментами, тот мгновенно вырвался из рук Билла и полетел, разбрасывая вокруг себя все содержимое. Люди шарахались прочь, стараясь уворачиваться от парящих инструментов, которые теперь были под контролем ее силы.
– Эй, вы! Хватит кидать тут все! – закричал грубый, лысый констебль в клетчатом костюме, приближаясь к Биллу. Значок в форме звезды был приколот у него на груди.
– Это не я! – крикнул Билл в ответ. – Это она! Констебль, сплайсер у «Артемиды»!
Констебль повернулся, чтобы посмотреть на нее, потянулся в карман за пистолетом. Но стоило это сделать – его значок оторвался от лацкана, крутанулся вокруг головы и вгрызся ему между глаз.
Констебль закричал в агонии и упал на колени, прижимая руки к кровоточащему лбу.
– Это вам урок, уроды! – завизжала маленькая женщина-сплайсер, указав пальцем на Гриви и Билла. – Я видела, как вы тут ковырялись, официальные служаки! Мелкие райановские марионетки! Мы не хотим видеть вас у «Артемиды»! И ваших лысых констеблей тоже!
Она сделала неожиданный жест, и все упавшие по пол инструменты вновь взмыли в воздух и понеслись к Биллу. Он повалился ничком, и они пролетели над ним. Раздался крик Гриви. Билл обернулся и увидел дрель, которая вонзилась в грудь мужчины, ее сверло стало пурпурным. Гриви покачнулся…
– Иисусе, Гриви!
Билл вскочил и успел подхватить дрожащего товарища. Он аккуратно уложил его на пол. Гриви истекал кровью, его глаза становились стеклянными. Он умирал.
Может быть, если бы им удалось быстро раздобыть АДАМ, его можно было бы спасти…
Но у них не было времени. Спустя мгновение Гриви был мертв.
Потрясенный Билл посмотрел на «Люксы Артемиды», но женщина-сплайсер уже исчезла. Только из какого-то темного угла под потолком донеслось хихиканье.
А после с эхом зазвучало общественное сообщение, записанное голосом Дианы МакКлинток:
«Помните, здесь, в Восторге, мы не только личности, но и звенья Великой Цепи! Связанные вместе свободным рынком мы становимся одной большой и счастливой семьей…»
Офис Эндрю Райана1955
– Мистер Райан, есть кое-что, о чем я хочу вас спросить…
Билл МакДонаг волновался, требуя объяснения у Эндрю Райана. У него было много своих дел, но он был слишком обеспокоен, чтобы заниматься ими, пока не разобрался с этим. Беспокойство, подобно кислоте в желудке, бурлило в нем.
– Да, Билл? – сказал Райан, оторвав взгляд от коробки с маленькими аудиокассетами. Судя по всему, его не особо интересовало дело Билла. Он сидел за столом и сортировал подписанные аудиозаписи своих речей и дебатов. Диктофон лежал рядом с коробкой.
На Райане был двубортный костюм цвета карамели и синий галстук. Билл удивлялся, как этому человеку удавалось работать целый день в пиджаке, застегнутом на все пуговицы.
– Мистер Райан, я должен поддерживать циркуляцию тепла в Восторге. Я должен следить, чтобы трубы не замерзли. И я должен иметь возможность контролировать давление воды. Это все техническая сторона Восторга. И я не могу делать это, пока происходит большой отток воды, резкие перепады температуры и давления – причем абсолютно непредсказуемо, и никто не позволяет мне проинспектировать источник всего это…
Райан отодвинул коробку в сторону:
– Давай по делу. К чему весь этот загадочный монолог?
– В Восторге есть целый отсек, куда мне не позволено входить! У Синклера там всем занимаются его люди. Он называет то место «Персефоной». Я знал, что они строили там что-то, но думал, это отель. На деле это что-то слишком секретное для отеля. Я не могу отвечать за гидротехнику, когда целый район Восторга закрыт для меня! Там, похоже, все работает уже долго. Больше года… И это не отель.
На лице Райана возникла мрачная улыбка:
– Все зависит от того, что подразумевать под отелем! «Персефона». Да… Я хотел поговорить с тобой об этом, – Райан откинулся на спинку стула и уставился в потолок, словно там было что-то написано. – Билл... ты слушал мои дебаты с Софией Лэмб?
– Зацепил краем уха минуту или две. Я был сильно удивлен, что вы вступили с ней в дебаты…
Райан печально улыбнулся:
– Я пошел на риск, дав, таким образом, слово этой недовольной. Инстинкты подсказывали мне просто арестовать ее как… общественного подстрекателя. Но я поборник свободы. Я не хочу быть лицемером, и не хотел делать из нее мученицу. Так что я решил дать возможность людям услышать ту ерунду, которую она говорит, и которую я опровергну! Слушай, – он нажал на кнопку магнитофона.
Билл услышал голос Райана:
«Религиозные права, доктор? Вы свободны преклоняться перед каким угодно древним фетишем в комфорте вашего собственного дома. Но в Восторге свобода – наш единственный закон. У человека есть долг только перед самим собой. Все иное, соответственно, преступление…»
Лэмб ответила:
«Спросите себя, Эндрю, что есть ваша «Великая Цепь прогресса», если не вера? Цепь – символ иррациональной силы, направляющей нас к вознесению – не менее мистична, чем распятия, которые вы изымаете и сжигаете…»
Билл кивнул. Это его тоже беспокоило. Когда Райан отбирал религиозные артефакты. Он не был религиозен. Но человек должен иметь возможность верить во все, что хочет…
Райан немного перемотал и вновь включил запись, зазвучал голос Софии Лэмб:
«…Сон, иллюзия или фантомная боль – для человека они могут быть такими же реальными, как и дождь. Реальность – это согласие, и люди уже теряют веру. Прогуляйтесь, Эндрю. В Восторге дождливо, а вы просто решили не замечать этого…»
Райан остановил запись и фыркнул:
– Она этакий мелкий импровизирующий оратор, да? Начнешь разбирать это, и вроде никакого смысла. Но реальное послание можно расшифровать, Билл. «Реальность – это согласие… и люди уже теряют веру». Что это, если не марксистская идея? И это утверждение о том, что я не замечаю страданий в Восторге… – он мрачно покачал головой. – Я не не замечаю страданий, но я должен принимать их как часть долгого, утомительного марша эволюции! Мир поверхности все еще с нами, и привычки паразитирования не желают исчезать быстро, Билл. И многие не выдерживают этого долгого, одинокого марша. Я это знаю очень хорошо! А что она делает? Она выставляет меня Людовиком XIV! А дальше наречет Диану Марией-Антуанеттой и начнет призывать к гильотине! Ты же не думаешь, что я буду стоять в сторонке и ждать, пока это случится?
– Но какое отношение к этому имеет «Персефона»? – спросил Билл. Он подозревал, что знает ответ, до него доходили слухи, но хотел выяснить правду.
Райан пристально посмотрел Биллу в глаза, и этот взгляд был полон вызова, хотя сам Райан и был здесь хозяином.
– Это то место, куда не так давно отправилась София Лэмб! В заключение.
– В заключение!
– Да. Ты должен был заметить ее отсутствие на сцене. Это бойкая святоша может спокойно наговаривать какие угодно речи стенам своей камеры…
– Но не сделает ли это ее мученицей?
– Для ее последователей она просто исчезла. Бросила их!
Билл грустно покачал головой:
– Должен быть другой способ, мистер Райан…
– Я не могу позволить этому социальному саботажу разрастаться! – Райан направил указательный палец на Билла. – Ты знаешь, кто установил ту очаровательную маленькую бомбу с конфетти-предупреждениями? О, я узнал, Билл, – он хлопнул по столешнице. – Это было сделано агентом Софии Лэмб! Стэнли Пул смог внедриться в круг ее приближенных. Он слышал, что эту бомбу оставил там один из наших людей… вполне вероятно, что это был Саймон Уэльс!
– Уэльс!
– Да. По воле Лэмб.
– Но почему бы не преследовать ее за это? Бомба – это бомба. Как минимум вандализм! Но это простое исчезновение людей…
– Открытое судебное преследование лишь сделает ее célèbre3535
Célèbre (фр.) – знаменитый, известный.
[Закрыть]! Да и у нас нет весомых доказательств. Просто слухи. Но подумай об этом – как это похоже на психиатра, создать бомбу, которая не уничтожила ничего... кроме нашего чувства безопасности! Вскоре после прибытия в Восторг она начала свою маленькую игру, стала расшатывать наши основы. Ты знаешь, что она делала с деньгами, которые я платил ей? Она взяла их, а еще множество «пожертвований» от ее последователей, и построила этот льстивый «Парк Диониса». Название дано в какой-то натужной попытке поиздеваться!
– «Парк Диониса»? – Билл почесал затылок. Он был там всего один раз, когда проверял дренаж. – Я думал, там проводится что-то вроде «семинаров». Терапевтическое искусство и все тому подобное.
– Ну да, – в голосе Райана зазвучал цинизм, когда он продолжил. – Семинары: София Лэмб в окружении своих овцеподобных последователей на лоне их драгоценного парка и с ее собственным кино. Идеальные условия для пропаганды марксизма под прикрытием терапии и искусства! Восторг – это пороховая бочка, Билл. Я понял это, когда погиб Рубен Гриви. Плазмиды сделали Восторг нестабильным. Мы не можем убрать плазмиды, пока что нет, но мы можем ликвидировать некоторые другие причины нестабильности. Лэмб и люди, похожие на нее, должны быть остановлены.
Билл задумался над тем, что именно происходило с «заточенными» в «Персефоне». И не было ли само название, «Персефона», именем из древнего мифа об Аде?
Райан продолжил, указав на диктофон:
– Я записал для тебя речь об этом, но могу сказать это и лично. Помнишь, ты говорил о «рынке идей»? Это ты говорил. Мне понравилась эта фраза. Что ж, я позволил Лэмб выйти на этот рынок, попытался победить ее в дебатах. Но она слишком опасна, чтобы оставить ей свободу передвижения... Ты знаешь о том месте, которое называют «Приютом бедняка», бывал в «Чистилище»?
– Я нет. Как по мне, слишком сомнительное заведение.
– Хорошо. Потому что Грейс Холлоуэй распевала там протестные песни, а она была весьма безвредной черной женщиной до того, как Лэмб взялась за нее! И в перерывах между своими протестными визгами… эти Обломовы раздают манифест Лэмб! Ею все стены завешены! Святая Лэмб! Это ты ее создал, МакДонаг…
– Я!
– Ты, со своими идеями-о-рынках-идей! Это ты убедил меня не трогать таких, как она! Теперь я хочу, чтобы ты говорил об этом с Советом. Они должны согласиться с тем, что людей вроде нее надо заставить замолчать…
– Я не могу этого сделать, мистер Райан. Это не мое место…
– Я должен знать, что ты действительно чувствуешь, Билл. Это покажет мне, на чьей ты стороне.
– Но заключение? Эта «Персефона»… для чего она?
Райан вздохнул:
– Надо былло ввести тебя в курс дела. Некоторое время назад я заключил договор с Августом Синклером на строительство этого, на краю Восторга. Прямо над… расщелиной, на всякий случай. Это… место для изоляции и допросов. Что-то среднее между клиникой для душевнобольных и исправительным учреждением. Для политических врагов Восторга, – он занял руки кассетами, выглядя смущенным. – Некоторые последователи этой женщины на свободе, а некоторые нет. Но со временем мы доберемся до них всех, у каждого будет своя маленькая камера. В «Персефоне» есть люди, недовольные по разным причинам… – похоже, он понял, что бездумно перекладывает кассеты, и отодвинул ящик в сторону. – Насчет давления воды, я скажу Синклеру, чтобы он поговорил с тобой, передавал все отчеты об этом. У него там есть технический персонал, который может разобраться со всеми… проблемами такого рода.
«Он не хочет, чтобы я приходил туда, – понял Билл. – Он не хочет, чтобы я увидел, что это такое…»
Но Билл понял кое-что еще. Был шанс, что он увидит «Персефону» изнутри – в качестве заключенного. Это может произойти, если он скажет что-то неправильное. Вот к чему все шло в Восторге. И он не мог рисковать, не мог просто исчезнуть – Элейн и его маленькая дочь нуждались в нем…
Билл медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Когда все утихнет, может быть, он сможет уговорить Райана закрыть «Персефону».
– Хорошо, мистер Райан, – сказал он, стараясь держать голос как можно более ровным. – Я думаю, вам виднее.
Исправительная колония «Персефона»1955
Саймон Уэльс испытал сильное смешанное чувство суеверного страха и гордости, когда охранник впустил его в камеру Софии Лэмб.
Она ждала его, сидя на аккуратно заправленной койке, держала спину прямо. Ее руки покоились на коленях, а светлые волосы были собраны в пучок. Женщина выглядела похудевшей, с ввалившимися глазами. Но искра трансцендентного не покинула ее.
– Что ж, ты пришел, – произнесла она мягко. – Как тебе это удалось?
Уэльс глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, прежде чем ответить. Он видел в этой женщине посланницу Очага Всеобщей Любви, сияющую Жанну д`Арк, ожидавшую восшествия на костер.
–У… у меня неплохие отношения с Синклером с тех времен, когда я и Даниэль были главными архитекторами Восторга. Я убедил его разрешить мне проинспектировать местную систему, чтобы увидеть, не слишком ли большую нагрузку она оказывает на остальной Восторг – вслепую, разумеется. Он разрешил, а все остальное сводилось к подкупу охранников…
– Хорошо. Позаботься о том, чтобы охрана позволяла тебе приходить в любое время, плати им сколько нужно. Они боятся Салливана и Райана, не получится убедить их просто отпустить меня. Но их можно убедить дать мне возможность говорить с другими заключенными, – она нахмурилась. Он заметил отблеск эмоциональной боли в выражении ее лица, который, впрочем, был тут же подавлен. – Что с… Элеонорой? Хоть что-то известно?
– Они пытаются… влиять на нее.
София Лэмб поморщилась:
– Ясно. Они думают, что она нечто простое…. но я сокрыла ее истинную миссию глубоко в ней. Элеонора выживет! И она удивит их. Она всех здесь удивит. Я верю в это, – она быстро взглянула на дверь. – Я налаживаю терапевтические отношения с Найджелом Вейром….
Уэльс одарил ее удивленным взглядом:
– С Вейром? Комендантом «Персефоны»? Он позволил вам….
Она улыбнулась:
– Он грустный, беспокойный человечек. Под предлогом допроса расспрашивал меня о самом себе. Понимаешь, косвенно. Я перевела допрос на него – мы даже посмотрели вместе его личное дело. Мне кажется, я смогла уговорить его дать разрешение на проведение экспериментов и терапии на заключенных «Персефоны». Он убедит Синклера, что все это на благо маленькой вотчины Райана. Но, когда придет время, я планирую устроить восстание здесь. Которое они и не ожидают. Такая глупость – поместить столько политических заключенных в одном месте, но это только нам на руку…
Глядя на нее, Саймон почувствовал головокружение. Он внезапно, не контролируя себя, рухнул на колени.
– Мадам…ох, София! Как я мог быть верен Райану? Как я мог позволить ему ослепить меня?
Она улыбнулась:
– Все правильно, Саймон. Эго сильно. Воля к любви слаба, сначала. Она должна укрепляться жертвой во имя коллектива. Это занимает время! Но ты был одним из первых, узревших свет! Ты любим мною, Саймон Уэльс… И в один прекрасный день, власть Райана падет. И я… мы… будем ждать этого момента, чтобы занять его место. Восторг будет наш. Скажи им, скажи всем, я буду следить! Я узнаю, кто подчинился эго, а кто с благословением возносится к телу…
– Да, София! Я прослежу, чтобы вся паства узнала!
Лэмб положила руку на его голову, благословляя. Уэльс почувствовал, как по телу прошла дрожь от ее прикосновения, он опустил голову и заплакал от радости…
