Текст книги "BioShock: Восторг (ЛП)"
Автор книги: Джон Ширли
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
1950
София Лэмб положила блокнот на колени, подготовила ручку и сказала:
– Расскажи мне об этом чувстве, о том, каково это быть в ловушке, Марджи…
– Я могу выбраться из этого города только одним способом, док, – ответила женщина ровным голосом, – убив себя.
Марджи сидела на кушетке, кусая костяшки пальцев. Она была стройной, длинноногой шатенкой в простом синем платье, изношенных белых балетках и шляпке из потертого синего бархата. Красный лак на ее ногтях облез, стал неоднородным. У Марджи было миловидное лицо с редкими веснушками и огромными карими глазами. Ее живот немного впирал вперед, выдавая беременность.
– Хотя, может, и нет. Может, самоубийство тоже не вытащит вас отсюда. – Ее огромные карие глаза, казалось, стали еще больше, когда она шепотом добавила: – Я слышала, что в Восторге, есть призраки…
София откинулась на спинку стула и покачала головой:
– Призраки только в человеческих умах. Так эта идея, что ты должна сбежать. Это же… навязчивая идея, которая преследует тебя. И… после того, через что тебе пришлось пройти…
– Все, через что мне пришлось пройти, возможно, случилось только по моей вине, – она вытерла слезы и глубоко вздохнула. – Они сказали, что я смогу стать артисткой здесь. Мне надо было догадаться, док. Моя ма всегда говорила, что в этом мире нельзя прокатиться бесплатно. И она была права. Ма умерла, когда мне было шестнадцать, па к тому времени уже давно не было. Так что я осталась сама по себе. У меня была работа, я занималась парными танцами, когда меня пригласили в Восторг. Я приехала сюда полная надежд и мечтаний, а в конечно итоге оказалась в стриптиз клубе в «Форте Веселом». «Сад Евы», что за шутка! Эти шишки приходят туда, ухмыляются, как макаки, когда смотрят на девушек. Я даже видела там мистера Райана. Его заинтересовала Жасмин Жолен, она так разважничалась! Я вам говорю! А местный управляющий, я не согласилась с ним спать. Он меня уволил! Но это ведь не должно было быть частью моей работы…
– Естественно, нет, – София записала: «У пациентов наблюдается стабильное разочарование от несбывшихся ожиданий».
– Ну, я попыталась найти другую работу в Восторге, устроиться официанткой, понимаете? Нет, нет работы! Продала почти всю свою одежду. Деньги закончились, еда закончилась. Я жила тем, что находила в мусорных контейнерах. Просила вывести меня на поверхность. Но они сказали, что, сестричка, нет, никак. Никогда не думала, что когда-нибудь стану шлюхой. Немного потанцевать за деньги это еще ладно, но это, продавать мои «активы» этим рыбакам из «Даров Нептуна»! Весь день в баре или на спине в номерах. И Фонтейн, он сказал, что я должна отваливать ему процент! Ма всегда говаривала, что я упрямая, вот я и посоветовала ему катился в ад на санках. А он приказал Реджи прогонять меня отовсюду.
София сочувственно цокнула языком и записала: «Тем, кому здесь не повезло, некуда обратиться за помощью. Нет ВПА3030
ВПА (Всемирная психологическая ассоциация) – международная организация, объединяющая психиатрические ассоциации отдельных стран. В ее задачи входит поддержка психологического здоровья, защита психических больных и т.д.
[Закрыть]. Никто не поддержит упавшего. Огромный потенциал для социального брожения».
– Теперь я позабочусь о вас, – успокоила ее София. История Марджи ранила ее прямо в сердце. – Я даже могу предложить вам работу.
– Какую работу?
– Садоводство, помощь. Я намерена начать новую программу «Парк Диониса». Там не будет ничего, за что бы вам пришлось стыдиться. Но мне надо будет получить взамен кое-что от вас. Ваше доверие. Полное доверие.
Марджи всхлипнула, и ее глаза наполнились слезами:
– Вот это да! Если вы поможете мне, то, господи, вы получите это, док! Мое доверие будет безграничным!
– Хорошо! – София улыбнулась.
Если вы можете получить доверие людей, полное доверие, то получите и их преданность.
И ей понадобится преданность, бездумная преданность в том деле, которое она задумала. Последовательная революция, сначала в умах, а потом и в реальности, преобразующая Восторг изнутри…
Между «Дарами Нептуна» и «Высотами Олимпа»1951
Фрэнк Фонтейн чувствовал себя толстым ребенком с ключами от кондитерского магазина.
Он скользил сквозь морскую тьму в своей личной радиоуправляемой батисфере от «Даров Нептуна» к станции в «Высотах Олимпа» и «Люксах Меркурия». Мимо него проносились и оставались позади неоновые вывески, в том числе и вывеска его собственного магазина. Фонтейн все раздумывал о том, что пир Восторга устроен именно для таких людей, как он. Райан держал регулирование бизнеса на абсолютном минимуме. Если у вас есть достаточно долларов Восторга, чтобы арендовать площади у «Райан Индастриз», вы сможете начать почти любое дело по своему вкусу. Фонтейн даже обработал одного из бухгалтеров Райана, Марджери Дастин. И пока он дурит эту Марджери и отваливает ей немного наличности, она радостно добавляет (только на бумаге, разумеется) сорок процентов к реальному объему свежей рыбы, за который они платят.
Фонтейн знал, что за ним присматривает один из людей Райана. Этим утром он заметил, как тот русский головорез Карлоский следовал за ним в Нижнем зале вокзала. А еще Райан настраивал камеры по всему Восторгу. Их пока было не так много, но скоро станет больше. И Райан контролирует их. Сложно долго хранить от них секреты.
Фрэнк проследил за огромной рыбой с гигантской пастью, которая плыла мимо. Он понятия не имел, что это за вид, рыба вертела глазами, заглядывая в окошко батисферы, и казалась заинтересованной. Фонтейн покачал головой, с ухмылкой отметив, насколько же привык жить в гигантском аквариуме. Может быть однажды, когда контроль над Восторгом окажется у него в руках, он сможет использовать этот подводный город как базу для своих вылазок на поверхность. У него всегда будет место, куда можно сбежать, где копы никогда не найдут его…
Фонтейн мельком заметил одну из своих субмарин: она двигалась к воротам подводной пристани и тащила за собой сеть полную серебряной рыбы. Серебряной – как серебряные доллары. Деньги просто плавают в море, и все, что вам нужно, это найти сосунка, который будет собирать их за вас. Порой ему казалось, что он единственный не-сосунок в этом мире.
Людям в Восторге осточертело питаться рыбой. Фонтейн начал провозить контрабандой говядину, ее невозможно было доставить сюда как-то иначе. Нехватка была возможностью. Некоторые местные дураки нуждались в религии, так что Фонтейн завез Библию. Что, конечно же, привело Райана в ярость. Он ненавидел религию, в то время как Фонтейн просто смеялся над ней.
Батисфера добралась до станции, закрепилась на месте, и Фонтейн вышел из нее. Он прошел мимо группы разодетых гуляк, которые спешили через метро к одному из ночных клубов. Верхние лампы светили приглушенно, они были разработаны так, чтобы давать горожанам иллюзию естественной смены дня и ночи.
Он доехал до «Высот Олимпа» на трамвае, на лифте поднялся в свою квартиру в «Люксах Меркурия». И прибыл как раз вовремя, чтобы успеть перекусить перед встречей. Фрэнк прошел через мраморные комнаты, мимо маленьких бронзовых статуэток танцовщиц и утешающих картин Нью-Йорка. Фрэнк скучал по этому городу.
Он сел за стол с мраморной столешницей и позолоченными ножками у большого окна, посмотрел на синее, залитое светом фонарей, море, где скользили пурпурные медузы, развеваясь в воде, словно юбки на невидимых, танцующих девушках.
Его повар Антуан приготовил говядину бургиньон с водорослями и несколькими одинокими листами салата. Фрэнк осушил бокал довольно унылого вина от Уорли, когда в дверь позвонили. Реджи впустил их:
– Да, босс здесь, – сказал он.
Реджи ввел в гостиную доктора Сушонга и Бриджит Тененбаум.
– Последи за дверью, Реджи, – велел Фонтейн, – не хочется, чтобы нас прервали…
– Само собой, босс.
Доктор Иу Сушонг носил длинный белый лабораторный халат поверх потертого костюма, покрытого ржавыми пятнами, которые выглядели как следы крови. На Тененбаум было синее платье длиной до икр. Она двигалась немного неловко в красных туфлях, к каблукам у нее явно не было привычки. Тененбаум была молода, ее даже называли вундеркиндом. Но угловатое лицо ученой несло на себе отпечаток непростого опыта. В нем была холодная отстраненность. Фонтейн понимал эту отстраненность. Он тоже не позволял никому сближаться с собой. Но, в то же время, в ее движениях было что-то механическое, почти от робота. И она никогда не встречалась с ним взглядом, хотя иногда он чувствовал, как она смотрит на него.
Очевидно, Тененбаум разоделась так для встречи, даже покрасила губы, пусть и не очень умело. Несмотря на желтоватые от табака зубы и обкусанные ногти, она была весьма не дурна собой.
Когда они уселись друг против друга на удобных диванах, Фонтейн провел рукой по лысой голове, раздумывая, что он вполне мог отрастить волосы, но женщинам, похоже, он нравился лысым.
– Прошу, можно мне закурить? – спросила Тененбаум.
– Конечно. Возьмите одну из моих, – Фрэнк протянул ей богато украшенный, серебряный ящичек с сигаретами, который стоял на стеклянном журнальном столике.
Тененбаум дрожащими пальцами взяла сигарету и вставила ее в короткий мундштук из слоновой кости, который достала из маленького кармана платья. Он поджег ее сигарету серебряной зажигалкой, выполненной в форме морского конька. Тененбаум посмотрела на Фонтейна, выдохнула дым в потолок и тут же отвела взгляд.
Ученые сидели на одном диване, но на приличном расстоянии друг от друга, выражение их лиц было жестким и весьма формальным. Казалось, они не доверяют Фрэнку. Но, конечно, это изменится, когда деньги буквально посыплются им на головы. Есть что-то прекрасное и уютное в одеяле из наличности.
Сушонг был худым корейцем в очках с тонкой проволочной оправой. Он выглядел вдвое старше Тененбаум. Она же, судя по всему, не особо благоговела перед ним, хотя Сушонг и имел вереницу ученых степеней.
– Как насчет вина? – предложил Фонтейн.
Она ответила «да», и Сушонг ответил «нет», почти одновременно. Сушонг нервно засмеялся. Тененбаум же просто пристально посмотрела на кончик своей сигареты.
Фонтейн налил вина себе и ей:
– Доктор Сушонг, я так понимаю, что вы работаете на «Райан Индастриз».
Сушонг вздохнул:
– Сушонг работает только на себя. Есть Институт Сушонга и Лаборатория. Но контракты с Райаном и Синклером, да…
– И мисс Тененбаум, вы… свободный агент.
– Да. Это хорошее описание, – она смотрела мимо Фрэнка, поверх его плеча, словно старалась создать впечатление, что смотрит на него, хотя, на самом деле, была не способна на это.
– Вот тут я скажу: «Вам, наверное, интересно, зачем я позвал вас сюда», – начал Фонтейн, отставив свой бокал в сторону. – Я попросил вас двоих прийти, так как думаю, что во всей этой научной ерунде скрываются большие возможности. У меня есть люди, работающие на Райана. Они сообщают мне некоторую внутреннюю информацию. И я слышал от них, что вы двое немного разочарованы.
Тененбаум кивнула, ее взгляд перескакивал с предмета на предмет и не попадал только на Фонтейна.
– Это правда, что вы сказали. Райан говорит работать над чем угодно, но исследования стоят денег. Финансовое обеспечение – как это слово – несопоставимо, – она посмотрела на Сушонга. – Доктор Сушонг не хочет злить мистера Райана, но нам обоим нужно… больше!
Сушонг нахмурился:
– Женщина, не говори за меня, – но, тем не менее, он не стал опровергать ее слова.
Они созрели, их уже можно было сорвать.
– Ну, теперь, – начал Фонтейн, – в такой подходящий момент мы втроем можем организовать нашу маленькую исследовательскую команду. Сушонг, я так понимаю, что вы сейчас работаете над новым сортом табака?
– Не совсем! – у Сушонга был очень сильный акцент, так что Фонтейн потратил лишние несколько секунд, чтобы перевести «сом-нем» в «совсем». – Сушонг работает с генетикой других растений, чтобы получить никотин. Получить никотин в сахарном тростнике! Мы будем извлекать его и делать «никотиновые угощения»! Никотиновые конфеты!
– Умно, – усмехнулся Фонтейн. – Да, я читал обо всем этом генетическом деле. Управляя генами, вы можете сделать что угодно, как я думаю. Даже вывести миниатюрный скот, который можно было бы содержать здесь, на свежее мясо, да? И, как я слышал, вы можете работать и с человеческими генами. Можете изменить человека, не так ли?
Она нахмурилась еще сильнее и уставилась в пол:
– Что вы знаете об этом?
– Просто слухи. То, что вы платите за какого-то особенного морского слизня. Я слышал, что выкупили уже десять штук…
Она быстро кивнула:
– Я купила бы больше, если бы могла. Не обычный морской слизень. Этот вид – живое чудо! Я просила Райана финансировать мои эксперименты. Он не стал слушать, – она фыркнула, вытащила окурок из мундштука и, не глядя, попыталась кинуть его в пепельницу: в итоге он остался тлеть на столе. Тененбаум грызла ноготь, ее взгляд был не сфокусирован, словно мысли женщины витали в другом мире, Фонтейн же машинально вдавил сигарету в пепельницу.
Она сделала внезапный неловкий жест рукой и продолжила:
– Райан просто гонит меня! «Может быть позже» и все в этом духе.
– Вы на пороге прорыва?
– Возможно, – она посмотрела на Сушонга, тот пожал плечами.
Фонтейн улыбнулся:
– Тогда я хочу в это инвестировать. Я хорошо заплачу за акции, и Райану знать об этом не надо. Когда будете готовы, приходите и полностью работайте на меня. Вы оба! Как по мне, эти генетические хитрости – волна будущего. И у меня есть пара идей. Вы вместе можете работать над этим, Сушонг может принять вас в свою лабораторию, и я пока что буду платить вам зарплату…. Может, удастся привлечь этого Александра. Только не хочу, чтобы Райан о чем-нибудь знал. Хочу, чтобы все было тихо. Иначе он влезет и отберет все, что мы придумаем, причем найдет причины, почему должен оставить права на это себе.
Тененбаум хитро улыбнулась:
– Между тем, Райан оплачивает дорогую лабораторию Сушонга, так ведь?
– Почему мы должны запрещать ему оплачивать большие покупки? – спросил Фонтейн, поигрывая бокалом. – Мои дела здесь идут неплохо, но Райан контролирует куда больше ресурсов Восторга. У него кошелек потолще. Пока что.
– Сушонгу нужно больше средств на исследования, да! – сказал кореец резко. – Но нужно и кое-что еще, – он положил руки на колени и подался вперед, из-за очков смотрели глаза, в которых отражались огни Восторга. – Да, мы оба думаем над изменением человеческих генов. Трудно обойтись без людей! То, что действительно нужно Сушонгу, это молодые люди! У их клеток куда больше возможностей! Но все без ума от детей! Защищают их! – он скорчил гримасу. – Дети. Мерзкие твари…
– Не очень любите детей, да?
– Сушонг рос с семьей, в которой мой отец очень бедный слуга, вокруг только отродья богатых людей. Обращались со мной, как с собакой! Дети жестоки. Их надо дрессировать, как животных!
– Дети – потерянные создания, – проговорила Бриджит Тененбаум едва слышно.
– Вы были очень юны, когда стали ученой, мисс Тененбаум, – продолжил Фонтейн. Пойми, как идут их часы, научись заводить их и сможешь поставить стрелки, как тебе вздумается. – Как это случилось?
Она отпила вина, закурила еще одну сигарету, казалось, взгляд ее был устремлен в иное время:
– Я была в немецком лагере, мне было шестнадцать лет. Важный немецкий доктор, он ставил эксперименты. Иногда он допускал научные ошибки. Я указывала ему на эти ошибки, и это злило его. Но тогда он спрашивал: «Как ребенок может знать такое?» Я отвечала: «Иногда, я просто знаю». Он кричал «А зачем говоришь мне?», – она натянуто улыбнулась, – «Что ж, – говорила я, – если делаете такие вещи, то хотя бы делайте их правильно!», – она затянулась сигаретой и призрачная улыбка мелькнула на ее лице, из приоткрытых губ вырвался призрак сигаретного дыма, когда она позволила ему покинуть легкие.
Сушонг закатил глаза:
– Она рассказывает эту историю много раз!
Фонтейн прокашлялся:
– Я не знаю, как достать вам тот вид испытуемых, о котором вы просите, док, – произнес он. – Это может привлечь слишком много внимания. Но зато я могу раздобыть несколько взрослых ребят, которые здесь не в ладах с законом. Исчезнет пара нарушителей из камер предварительного заключения, кто будет переживать? Обставим дело так, как будто они сбежали и утонули, попытавшись покинуть город.
Сушонг оживленно кивнул:
– Это может оказаться полезным.
– И, предположим, вы найдете способ контролировать гены, – продолжил Фонтейн, поигрывая бокалом. – Правда ли, что гены управляют тем, как мы стареем?
Сушонг сказал «нет», а Тененбаум «да», снова в один момент.
Сушонг раздраженно хмыкнул:
– Это теория Тененбаум. Гены только один фактор!
– Гены, они почти все, – сказала Тененбаум, фыркнув.
– Я к тому веду: вы сможете помочь человеку остаться молодым, – настаивал Фонтейн. – Возможно, изменить его тело. Добавить волос в шевелюру, сделать сильнее руки, длиннее…ну вы поняли. Если бы мы могли продавать такое… и давать людям, я не знаю, больше талантов… больше… способностей…
– Да, – сказала Тененбаум, – об этом говорил мой наставник. Увеличить силу человека, сделать из него der Übermensch, сверхчеловека. Сверхмужчину или сверхженщину! В этом много риска. Но да. Нужно время и эксперименты.
– Когда Сушонг получит деньги и подопытных, мистер Фонтейн? – спросил Сушонг.
Фонтейн пожал плечами:
– Вы получите первые выплаты на исследования завтра. Будем нарабатывать контракт, только между нами…
Фрэнк замолчал, раздумывая, что если ему придется поделиться с ними долей бизнеса, это может стоить ему больших денег в долгосрочной перспективе. Но как только у него в руках окажется начальный продукт, отлаженная технология, он сможет нанять исследователей подешевле. И тогда можно будет избавиться от Сушонга и Тененбаум. Так или иначе.
Он улыбнулся им своей лучшей, самой чистосердечной, самой располагающей к общению улыбкой. Ему всегда удавалось расставлять приманки для сосунков.
– Я передам вам контракт и деньги скоро, но мы должны вести себя осторожно. «Свободное» предпринимательство или нет, но Райан следит за всем…
9
«Дары Нептуна», нижний причалМарт 1953
Шеф Салливан не любил посещать нижний причал, когда приглушали свет. Он все еще мог видеть, но тени у пилонов умножались и, казалось, дрожали, стоило им попасть в зону периферийного зрения. А ведь здесь было небезопасно даже при ярком «дневном свете». Двое мужчин пропали на этом причале за последнюю неделю. Одного из них нашли, точнее то, что от него осталось: тело хорошо так разделали. Во время осмотра останков Салливану показалось, что эти прямые разрезы были нанесены скальпелем…
Деревянный настил скрипел под подошвами ботинок Салливана, когда он подходил к краю причала. От воды поднимался холод. Сильно пахло рыбой – воняло гнилью. Три деревянных ящика выстроились в линию, на каждом любопытный логотип, отпечаток ладони, но, как предполагал Салливан, их взлом не дал бы никаких доказательств контрабанды, которая, как ему было известно, не прекращалась. Также на каждом ящике была надпись «Протухшее – на выброс», воняло соответствующе. Салливан считал, что Фонтейн слишком умен, чтобы держать контрабанду прямо здесь, на причале.
Нижний причал был похож на деревянный пирс. Он спускался к воде через большую камеру, часть которой была занята рыболовством. Мелководье вокруг деревянных ограждений создавало ощущение реального причала, уничтожало чувство клаустрофобии – все это часть психологии дизайна Восторга. Большая вывеска находилась под потолком, она была выключена, но на ней разборчиво читалось «ФОНТЕЙН ФИШЕРИЗ». Стены здесь были покрыты гофрированным металлом. Выше располагался верхний причал с кафе и тавернами, такими как «Дерущийся МакДонаг», принадлежавшая Биллу МакДонагу. У Салливана не хватало времени, чтобы захаживать туда.
Всю эту пристань он воспринимал как искусственную пещеру. Дерево, песок и лужа воды внизу, нависающие стены, потолок над головой – все напоминало какой-нибудь грот. Только стены и потолок были металлическими.
Но реальная зона для рыболовных субмарин, оборудованная специальными холодильниками, была спрятана позади в лабиринте проходов, конвейерных лент, служивших для переработки морепродуктов, и офисов, таких как офис директора причала. Директором этого причала был Питч Уилкинс – человека Фонтейна. Он постоянно вставлял палки в колеса Салливану, когда тот приходил по души контрабандистов.
Шеф сунул руку в карман пальто, чтобы коснуться успокаивающей рукояти револьвера. Он сошел вниз по рампе, ближе к воде, которая была тихой и гладкой, словно зеркало. Но неожиданно что-то подняло брызги в тени около стены, удаляясь.
Он достал пистолет, но держал его низко, большой палец в любой момент был готов взвести курок. Он нагнулся, посмотрел под пирс, ему показалось, что там темный силуэт двигался в полумраке.
Салливан опустился ниже на корточки, стараясь вглядеться в темноту под пирсом, но не увидел ничего, кроме мерцания воды. Ничто не двигалось. Что бы он там ни видел, оно уже исчезло. Но вот он заметил это: что-то подпрыгивало у гофрированной металлической стены. Кто-то толкал перед собой державшийся на воде ящик. Хотелось бы Салливану, чтобы у него был фонарик.
Всплеск раздался неподалеку от ящика. Салливан поднял револьвер и крикнул:
– Выходи оттуда, ты!
Он краем ума осознавал, что где-то позади него, на рампе, что-то скрипнуло, но все его внимание сейчас было обращено в темноту под пирсом, где он слышал тот всплеск…
– Ты там! Я начну стрелять, если ты не…
Он замолчал на полуслове, расслышав более отчетливый скрип за спиной, и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть темный силуэт человека на фоне тусклого света ламп. Незнакомец спрыгнул с верхнего уровня пристани, целясь в голову Салливана большим разводным ключом.
Салливану хватило времени только на то, чтобы резко отклониться вправо, так что ключ просвистел в опасной близости от его левого уха, болезненно ударил в плечо; нападавший схватил Салливана.
Его шатнуло назад, рука судорожно нажала на спусковой крючок. Он услышал, как мужчина хрюкнул, когда они боролись в этом мелководье. Падая, Салливан перевернулся и приземлился на левый бок. Соленая вода ревела в ушах и заливала рот и нос, сильные грубые руки сомкнулись вокруг его шеи, большой вес давил на него и не давал выбраться. Он наотмашь ударил незнакомца рукоятью револьвера, чувствуя, что попал мужчине по затылку. Они оба были побиты: Салливан наконец-то смог освободить ноги и подняться, вода стекала с него ручьями, болело бедро. У его противника, который встал, шатаясь, из раны на голове капала кровь. Это был неуклюжий человек в бушлате. У него была квадратная челюсть, маленький карий глаз смотрел на Салливана из-под прилипших ко лбу черных волос. Он потерял разводной ключ в воде.
Мужчина попытался с размаха ударить Салливана кулаком, но тот дернулся назад, так что удар не причинил вреда, но вывел его из равновесия. Шеф попробовал выстрелить, но револьвер, побывавший в воде, дал осечку. Салливан шатнулся, стараясь остаться на своих двоих. Человек усмехнулся, обнажив кривые зубы, и шагнул к нему, раскинув большие руки.
Вспышка с пристани – выстрел – и мощный противник Салливана крякнул, стиснул зубы, сделал еще один шаг и повалился лицом вниз. Пару секунд он бился, борясь за жизнь, но все же обмяк и остался лежать в воде ничком.
Салливан постарался не упасть и посмотрел вверх. С рампы на пристани ему холодно улыбался Карлоский, пряча дымящийся пистолет. В воздухе пахло пороховым дымом.
– Хороший выстрел, – сказал Салливан, наблюдая, как кровь вытекала из левой стороны головы незнакомца, – если, конечно, предположить, что ты целился не в меня!
– Если бы я стрелять в вас, – произнес Карлоский с сильным русским акцентом, – вы бы уже умереть.
Салливан сунул свой собственный пистолет в карман, схватил мертвеца за воротник и потащил его к нижней рампе, сражаясь с отяжелевшей в воде одеждой. Затащив бандита на деревянный настил, он склонился над телом – тут же проснулась боль в левом плече – и перевернул его на спину. Здесь было достаточно светло, чтобы рассмотреть лицо. И все-таки шеф не мог узнать его. Или мог? Салливан протянул руку и откинул мокрые волосы с лица покойника. Ему определенно приходилось видеть фото этого человека в административных записях Восторга. Подсобный рабочий.
– Пытался добраться до моего мозга разводным ключом, – сказал Салливан, когда Иван Карлоский подошел к нему.
– Я слышал вы стрелять, – отозвался русский, – и промазать.
– Не было времени целиться. Видел еще кого-нибудь на той стороне причала?
– Да! Убегающего прочь! Не смог рассмотрел кто!
– А я видел личное дело вот этого. Только не помню имени.
– Микаэль Ласко. Украинец! Все сукины дети украинцы! Ласко, он работать в обслуживании, делать иногда что-нибудь для Питча Уилкинса. Я слышал в баре, что он может знать о контрабанде, так что я следовать за ним этим утром. Ублюдок оторваться от меня в этом лабиринте в доках. Много тайных ходов там …
– Похоже, что этот украинский сукин сын хотел уделать меня… – Салливан, дрожавший от холода в насквозь промокшей одежде, сунул руки в карманы пальто мертвеца, из одного достав конверт забитый долларами Восторга, а из другого – маленькую записную книжку. Он открыл ее. Там оказался список, расплывшийся по мокрому листу. Шеф зачитал вслух:
– Библия – 7 продано, кокаина – 2 г. продано, ликера – 6 по одной пятой галлона, писем отправлено 3 на 70 ДВ каждое.
– Похоже, что он контрабанда, – отметил Карлоский.
Салливан покачал головой:
– Похоже, что Фонтейн или Уилкинс не очень меня уважают. Будто я должен бы был поверить, что этот парень стоял за всем. Он бы не стал таскать с собой записную книжку со списком, в котором фигурирует кокаин и Библия. Сомневаюсь, что он вообще знал, как правильно пишутся эти слова. А конверт с деньгами – всего лишь плата этому болвану за попытку убрать меня. Но их бы устроила и его гибель. Сделали все, чтобы он был похож на контрабандиста, чтобы отвел от них подозрения…
Он кинул конверт Карлоскому:
– Можешь взять, за мое спасение. Идем, я пришлю кого-нибудь сюда, чтобы забрали этого козла отпущения, – они поднялись вверх по рампе, оказавшись под более яркими лампами. – Дерьмо. Ненавижу ходить с соленой водой в штанах. У меня яйца сжимаются, проклятье… Давай выпьем. Я куплю тебе водки.
– Водка хорошо избавляет от запаха тухлой рыбы! А запах мертвого украинца гораздо хуже!
