Текст книги "Рабыня Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Глава 25. ПОСЛАНИЕ

Я протянула нитку бус седовласому, коротко стриженному мужчине с квадратным подбородком. Лицо обветренное, в ушах – крошечные золотые колечки. Это Самос, глава Совета Капитанов Порт-Кара. По одну сторону от него, скрестив ноги, восседал Боек из Порт-Кара, рядом сосредоточенно следил за происходящим Клитус Вителлиус. По другую сторону от седовласого – худощавый сероглазый человек в зеленой одежде врача. Искандер, выходец из Турий, искусный лекарь, прославившийся умением проникать в самые потаенные глубины человеческой психики.

Не вставая с колен, я присела на пятки. В комнате еще две рабыни в шелках и ошейниках, стоят на коленях, ждут знака, готовые служить мужчинам. Я – нагая. Так было и тогда, в доме Белизариуса, когда я нанизывала бусы для него.

Положив на столик нитку бус, Самос озадаченно разглядывал мое творение.

– И все? – наконец спросил он.

– Да, хозяин, – ответила я.

Незадолго до этого лекарь Искандер заставил меня выпить какое-то странное пойло.

– Это поможет тебе расслабиться, – пояснил он, – и приведет твое сознание в необычное состояние. Я стану говорить с тобой – память твоя обретет невиданную доселе ясность. Всплывут мельчайшие детали. И ты воспримешь мое внушение.

Не знаю, каким зельем опоил он меня, но оно и правда оказалось эффективным. Постепенно под его действием, повинуясь умиротворяющему, но властному голосу Искандера, я рассказала все о доме Белизариуса и о том, что там происходило. Я и так припомнила бы многое – кто что делал, кто что говорил, но в том удивительном состоянии, в которое с помощью снадобья и внушения поверг меня Искандер, в памяти с поразительной ясностью всплыли самые незначащие подробности, мелочи, которые не задерживаются в сознании здравого человека, отбрасываются как нечто абсолютно несущественное. Одетая в короткую голубую тунику белокурая рабыня по имени Лума, стоя на коленях подле Боска, записывала мои слова. Судя по цвету туники, когда-то она была переписчицей. Ноги ничего, красивые.

– Какое имеет значение порядок слов? – спросил Самос Искандера.

– Большое, – отвечал Искандер. – Это как ключ. Как в арбалете. Все по порядку. Каждая мелочь – на своем месте. Иначе стрела не вылетит. Замочек не откроется.

– Странно как-то, – протянул Самос.

– Странно, потому что непонятно, – объяснил Искандер. – На самом деле все это не более странно, чем устройство замка или арбалета. А нам и нужно разобраться в устройстве – в данном случае это вербальная структура, диалог. Слова тут действуют как спусковой крючок, дают толчок нанизывать бусинки.

– А нельзя просто приказать ей припомнить последовательность цветов?

Как раз этого припомнить я и не могла.

– Нет, – отрезал Искандер. – Этого она не сможет. Или сделает неправильно.

– Почему? – допытывался Самос. – Разве снадобья недостаточно?

– Девушку тщательно подготовили, – терпеливо растолковывал Искандер. – Подвергли мощному внушению. Постепенно мы пробьемся сквозь эти дебри, но нет никакой уверенности, что не наткнемся на ложные воспоминания, которые внушили ей, чтобы запутать нас, увести в сторону. Полагаю, мы столкнемся с переплетением фальшивых и истинных воспоминаний. И самая эффективная тактика – воспроизвести ситуацию, действующую как спусковой механизм.

– Значит, по твоему мнению, в ее памяти может храниться несколько вариантов расположения бусинок?

– Да. И в каждом заключен разный смысл.

– Стало быть, какое из посланий настоящее, разобраться мы не сможем?

– Совершенно верно, – согласился Искандер. – Но нам известна последовательность действий, вызывающая из памяти то самое, основное послание.

– Иначе, – вступил в разговор Боек, – и сам адресат не отличил бы истинное послание от ложного.

– Точно, – кивнул Искандер.

– В таком случае, – повелел Самос, – продолжай восстанавливать пусковой механизм, ищи ключ.

Искандер снова принялся задавать мне вопросы.

Я протянула нитку бус седовласому, коротко стриженному мужчине с квадратным подбородком, Самосу из Порт-Кара. Не вставая с колен, присела на пятки. Самос положил бусы на столик.

– И все?

– Да, хозяин, – ответила я.

– Но в них – никакого смысла.

– Вот эти бусы, – проговорил Искандер. – Я сделал все, что мог. Если в них есть смысл, разгадывать его – не по моей части.

– Дай мне бусы, – попросил Боек из Порт-Кара. Самос протянул ему нитку.

– Обрати внимание, – рассматривая ее, заметил пират, – на частоту желтых бусинок. Каждая третья бусинка – желтая.

– Да, – пригляделся Самос.

– Почему?

– Не знаю.

– Если каждая третья – желтая, – предположил Боек, – можно сделать вывод: суть в парах бусинок, заключенных между желтыми. Смотри: вот за красной идет синяя, а здесь – красная за оранжевой. И таких сочетаний множество. Может, это буквы?

– А если цвета расположены в обратном порядке? – спросил Самос.

– Тогда, безусловно, это другая буква.

– Ключа к шифру у нас нет, – напомнил Искандер.

– Переберем все сочетания! – стукнув по столу, рявкнул Самос.

– Можно предположить, – продолжал Боек, – что послание – на горианском. Насколько мы знаем, известный нам лишь по имени, а имя это может быть вымышленным, Белизариус – горианин.

– Да? – проронил Самос.

– Смотри, – Боек внимательно рассматривал бусы, – чаще всего встречается сочетание синей и красной.

– Ну и что? – не мог взять в толк Самос.

– В горианских словах, – объяснил Боек, – чаще всего встречается буква «этта». Для начала можем предположить, что синей и красной бусинками обозначают «этту».

– Ясно.

– После нее чаще всего встречаются «тау», «ал-ка», «омни-он» и «ню». Дальше следуют «ар», «ина», «шу» и «хомен», ну и так далее.

– Откуда это известно? – удивился Самос.

– Выяснили, подсчитывая буквы в тысячах слов из разных рукописей.

– Это писцы высчитали? – поинтересовался Самос.

– Да, – ответил Боек.

– А зачем им это?

– Эти исследования, официально по крайней мере, проводились в пику предполагаемым секретным разработкам шифровальщиков для Сардарских ярмарок. Собирались писцы, придумывали, как упростить письменный алфавит, сделать его единообразным. Это и для обучения важно – чтобы дети учили сначала буквы, которые встречаются чаще всего.

– Я учил алфавит, начиная с «ал-ка», – усмехнулся Самос.

– Я тоже, – подхватил Боек. – А может, надо было начинать с «этгы»?

– Но это же против всех устоев! – вскричал Самос.

– Верно, – согласился Боек. – Потому-то все эти нововведения особого успеха и не имели. И все же кое-что интересное выяснить удалось. Например, высчитали не только какая буква встречается чаще, какая реже, но и точно определили, во сколько раз. «Этта», скажем, употребляется в двести раз чаще, чем «алтрон». Язык больше чем на сорок процентов состоит из букв, которые я назвал первыми: «этта», «тау», «ал-ка», «омни-он» и «ню».

– Не может быть!

– Так и есть. Мало того. Вместе с буквами «ар», «ина», «шу» и «хомен» они составляют больше шестидесяти процентов.

– И все же мы можем перебрать все возможные сочетания, – упорствовал Самос.

– Конечно, – не стал спорить Боек. – В таком коротком послании мы, возможно, могли бы подобрать несколько очевидных вариантов. Короткие тексты, особенно не отражающие общестатистической частоты встречаемости букв, бывает очень трудно расшифровать, даже если шифр элементарный.

– Элементарный? – переспросил Самос.

– Шифров существует великое множество. Одни основаны на замещении знаков, другие – на перестановке. Полагаю, перед нами послание, зашифрованное просто с помощью замещения.

– Почему?

– Человек по имени Белизариус прочел его почти сразу. Более сложные шифры, в которых используются ключевые слова или ключевые цифры, читают при помощи дешифровочных кругов или специальных таблиц.

– А что, любой код можно разгадать? – поинтересовался Самос.

– Не надо путать код с шифром, – сказал Боек. – В коде определенным знаком или сочетанием знаков обычно обозначают слово, а не букву. Расшифровка кода требует специальных книг. Так что код в общем-то разгадать невозможно. Если кодовая книга попадет во вражеские руки, использование кода, разумеется, теряет всякий смысл. Коды уязвимы в одном отношении, шифры – в другом.

– Как по-твоему, враги рискнули бы использовать на Горе кодовые книги или устройства?

– Вряд ли, – улыбнулся Боек.

– А есть такие шифры, которые невозможно разгадать?

– Есть, – кивнул Боек. – И практически, и теоретически их существование возможно. Если шифр используется единожды, в данном коротком послании, то разгадать его невозможно. Просто недостаточно материала для работы. Теоретически невозможно разгадать однорядный шифр. В нем используются ключевые слова или цифры, но в каждом последующем послании ключ меняется в заранее оговоренном порядке. Получается, что каждый текст – единственный в своем роде, расшифровать его можно, только зная последовательность смены ключей. Например, и отправитель, и адресат знают, что в шестом послании будет использован ключ номер шесть, и так далее.

– Сложно, – заметил Самос.

– Отправитель и адресат должны иметь дешифровочные таблицы, – добавил Боек. – Так что хоть этот способ и удобнее использования кодовых книг, но у них есть некоторые общие недостатки.

– Почему ты считаешь, что здесь использовано простое замещение?

– Сужу по легкости, с какой прочел послание Белизариус. Такие шифры просты и удобны, так что, по-моему, простое замещение вполне вероятно.

– А надежен ли такой способ? – усомнился Самос.

– Надежность шифра, – усмехнулся Боек, – не в самом шифре, а в том, чтобы никто не догадался, что перед ним шифровка. Это же не испещренный неведомыми письменами клочок бумаги, на который сразу обратят внимание, посчитав секретным посланием, который вызовет любопытство, который интересно разгадать. Нет, на вид это болтающиеся на шее у какой-то рабыни ничем не примечательные деревянные бусы – дешевые, обычные, незатейливые.

Самос поднял нить со стола. Что за тайны она хранит?

– К тому же, – продолжал тот, кого называют Боском из Порт-Кара, – рабыня и сама не понимала, что за роль ей отведена. Долгое время вообще не знала, что несет послание. Да и то, как вызвать из ее памяти порядок, в котором нанизываются бусинки, и контрвнушение, из-за которого припомнить этот порядок без восстановления соответствующей обстановки она не может, – все это добавляет надежности. – Боек улыбнулся. – А еще удобство простого заместительного шифра в том, что для него не требуется кодовых книг, дешифровочных кругов или таблиц, так что он не только надежен, но и прост.

– Враги, как всегда, на высоте, – проронил Самос.

– Пожалуй, что так, – согласился Боек.

– А не можем мы захватить этого Белизариуса?

– Мы же не знаем, где его искать. – Боек перевел глаза на Искандера из касты Целителей. – Захвати мы человека по имени Белизариус, удалось бы выведать у него ключ к шифру?

– Возможно, – ответил Искандер. – Только, скорее всего, сказанные самим Белизариусом слова могли стереть ключ из его памяти.

– Неужто враги так изощренны? – не поверил Самос.

– Думаю, да. – Искандер из касты Целителей указал на меня пальцем: – Вы уже могли убедиться в их искусстве.

Я потупилась.

– А твои снадобья, могут они помочь?

– Возможно. Только вдруг он выдаст множество ключей? Кто знает?

Самос взглянул на Боска:

– Ты можешь прочесть шифровку?

– Не знаю, – размышлял Боек вслух. – Взгляните, как повторяются бусинки. Повторяются несколько раз, заполняя всю нитку. Стало быть, послание совсем короткое.

– Может, его вообще невозможно прочесть? – встревожился Самос.

– Может быть.

– Интересно, – Самос взглянул на меня, – почему, выжав из девки все, ей не перерезали глотку?

Я вздрогнула.

– Наверно, не слишком опасались, – предположил Боек. – Решили, что неуязвимы.

– Можно говорить, хозяин? – подала я голос.

– Говори, – разрешил Самос.

– Белизариус сказал, что посторонние послания не поймут, даже если сумеют прочесть. Им оно покажется бессмысленным.

– Капитан, – обратился Самос к Боску, – начинай работать.

– Начинаю, капитан, – улыбнулся Боек и повернулся к Луме: – Срисуй порядок бусинок. Промежутки делай побольше. И дай мне бумагу и грифель.

– Да, хозяин. – В мгновение ока ее быстрая рука справилась с задачей, и вскоре она уже передавала Боску бумагу и грифель.

– Для начала, – проговорил Боек, – предположим, что синий и красный – «этга». Следующее по частоте – сочетание оранжевого и красного. Допустим, это «тау».

Подавшись вперед, я не спускала с него глаз. Никто не проронил ни слова. Самос и Клитус Вителлиус напряженно следили за манипуляциями капитана. Боек работал быстро, но временами, казалось, его охватывала ярость. Не раз и не два отбрасывал он начальное предположение, начинал сначала, потом снова, и снова, и снова.

Наконец он положил грифель на стол и безрадостно уставился на клочок бумаги.

– Я прочел послание, – проговорил он ровно.

Повернувшись к двум стоящим на коленях рабыням, Самос приказал им уйти. Те торопливо бросились вон. Боек глянул на Луму.

– Да, хозяин, – прошептала она, вскочила и тоже поспешила из комнаты. Когда приказывает мужчина, мешкать не приходится.

– Хочешь чтобы я вышел? – спросил Клитус Вителлиус.

– Останься, если хочешь, Клитус Вителлиус из Ара, – вопросительно глянув на Боска, ответил Самос.

Клитус Вителлиус кивнул. А я, нагая, по-прежнему стояла на коленях. Боек перевел злобный взгляд на лежащий перед ним клочок бумаги.

– Никакого смысла, – прорычал он.

– Что в послании? – спросил Самос.

И Боек из Порт-Кара прочел:

– Прибывает Пол-уха. – И добавил: – Никакого смысла.

– Нет, – побелев как снег, прошептал Самос, – смысл есть.

– Так в чем же он? – не терпелось Боску.

– Когда ты получила послание, рабыня? – спросил меня Самос.

– Довольно давно, хозяин.

– Я отбил ее, – вмешался Клитус Вителлиус, – у двоих мужчин у границ Салерианской Конфедерации ранней весной.

С тех пор я перебывала рабыней Клитуса Вителлиуса, Тур-нуса из Табучьего Брода, в крепости Турмусовых Камней, в «Ошейнике с бубенцом», побывала в руках Элайзы Невинс, служила в «Чатке и курле».

– Поздно, – мрачно произнес Самос.

– Что поздно? – спросил Боек из Порт-Кара.

– Сомнений нет: Пол-уха уже на Горе.

– Кто такой Пол-уха?

– Настоящее его имя нам неизвестно. А на Горе его называют Пол-уха.

– Кто он?

– Великий полководец Курий.

– Его прибытие на Гор так много значит?

– Наверняка он явился на Гор, чтобы командовать военными действиями Курий против нашей планеты.

Курии… Ничего не понимаю. Наверно, враги.

– Неужели так важно, что он на Горе? – выспрашивал Боек.

– Боюсь, это крайне важно. – Самоса, казалось, трясло. Вот неожиданность! А на вид такой твердый, неустрашимый. Видно, и впрямь зловещее послание принесли мои бусы, если вздрогнула такая несокрушимая скала.

– И что это означает?

– Боюсь, – вздохнул Самос, – это означает скорое вторжение.

– Вторжение? – встрепенулся Клитус Вителлиус.

– Вторжение врага, – отчеканил Самос.

– Врагов Ара? – в ярости переспросил мой хозяин.

– И Ара, и Порт-Кара, и Коса, и Тарны – всей планеты.

– Пол-уха, – задумчиво повторил Боек из Порт-Кара. – Хотелось бы мне с ним встретиться.

– И мне! – вскричал Клитус Вителлиус.

– Я кое-что о нем знаю, – попытался охладить их пыл, Самос, – и вовсе не жажду с ним познакомиться.

– Мы должны найти его! – загорелся Боек.

– Где же его искать? Где? – Самос взглянул на лежащие на столике бусы. – Нам известно одно: Пол-уха где-то здесь, на Горе, среди нас.

В освещающей комнату лампе потрескивало масло. Посмотрев на меня отсутствующим взглядом, Самос бросил стоящим позади стражникам:

– Запереть ее. И приковать покрепче.

Глава 26. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АР. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ЭЛАЙЗОЙ НЕВИНС

– Ванна готова, госпожа!

Опустив голову, облаченная в короткую белую рабскую тунику, я стояла на коленях перед леди Элайзой из Ара, из Шести Башен.

Сидя на огромном ложе, одну за другой она протянула мне ноги. Я сняла с нее сандалии, поцеловала их и поставила в сторону. Она встала. Встала позади нее и я, сняла с нее платье и, поцеловав его, бережно положила на ложе.

Она одобрительно улыбнулась мне:

– Может быть, из тебя все же получится неплохая служанка,

Джуди.

– Надеюсь, госпожа будет довольна, – смиренно ответила я. Повинуясь ее знаку, я принесла полотенце и, поцеловав его, обернула ей волосы.

Она подошла к утопленной в полу ванне, пальцами ноги попробовала воду, потом ступила глубже и легла, откинувшись назад.

– Великолепно, Джуди.

– Спасибо, леди Элайза, моя госпожа.

Я так тщательно выверяла температуру, подливая горячей воды из греющегося на железной треноге сосуда! Значит, не ошиблась. Не высекут.

Я служила ей, повинуясь во всем, выполняя малейшие прихоти. Висящая на стене шитая бисером дамская плетка всегда у меня на глазах. Отведать ее не хотелось.

Моя хозяйка нежилась в благоуханной радужной пене.

Я – Джуди, ее рабыня, ее служанка. Веду дом, убираю, вытираю пыль. Готовлю и стираю. Выполняю всю грязную рабскую повседневную работу. Для нее я – выгодное приобретение. Часто, сцепив мне наручниками руки за спиной, повесив на шею кожаный мешочек с перечнем заказов и горстью монет, она отправляет меня за покупками. Торговец привязывает мне на шею заказанные ею товары, кладет в мешочек сдачу, затягивает его потуже, иногда на прощание награждает дружеским шлепком, напоминающим, что я хорошенькая, хоть и принадлежу женщине, и отсылает обратно к хозяйке. Или моя госпожа сама отправляется за покупками, а я, нагруженная поклажей, почтительно иду следом, потупив взор, не смея поднять глаза на встречных мужчин. Однажды мне улыбнулся красавец раб. Согретая его ласкающим взглядом, я, к его удовольствию, невольно зарделась и тут же была отправлена обратно домой, под плетку. Как я и предполагала – а вскоре уверилась окончательно, – мужчин леди Элайза презирала и ненавидела, питая, однако, при этом к ним жгучий, неутолимый интерес. Задавала вопросы, на которые легко с глазу на глаз ответить рабыне и очень непросто – свободной женщине. Расспрашивала о путах и цепях, о чувствах рабыни, о том, что заставляют ее делать мужчины, как должна она вести себя, как разговаривать. Интересовалась самыми интимными подробностями жизни крестьянской невольницы, хотела знать, как обращаются с девушками мужчины в тавернах. Я старалась отвечать честно. Она возмущалась, впадала в ярость.

– Да, госпожа, – опустив голову, бормотала я.

– Как счастлива ты, должно быть, Джуди, – восклицала, бывало, она, – что вырвалась из этого кошмара, попала в услужение к женщине!

– О, да, госпожа, – неизменно отвечала я. Разве объяснишь ей, какой упоительный трепет охватывает рабыню в объятиях мужчины, как сладостно повиноваться его несгибаемой воле?

Выпростав из пены изящную левую руку, она неторопливо, с удовольствием разглядывая, принялась мыть ее правой рукой.

Как и многие фригидные женщины, к своей внешности она относилась невероятно ревностно. Неужели не понимала, что ни в красоте ее, ни в ней самой нет никакого проку, если не сжимают ее в объятиях мужские руки?

– Как ничтожны и жалки мужчины, Джуди! – проговорила она.

– Да, госпожа.

Почему-то именно в ванне ее часто обуревало желание говорить о мужчинах и о своем презрении к ним.

– Сегодня, – сообщила она, – на рынке я видела, как мужчина бил привязанную к кольцу рабыню. Это было ужасно.

– Да, госпожа.

Интересно, чем провинилась рабыня? Не сумела, наверно, угодить. Я в тот день на рынок с хозяйкой не ходила, оставалась дома, прикованная к кольцу в ногах ее ложа.

– А потом, – продолжала она, – несчастная покрыла его ноги поцелуями.

– Ужасно, госпожа.

Не иначе, девушка пыталась умилостивить хозяина, вознося ему хвалу и упиваясь его властью над собой.

– Да, ужасно! – посетовала моя госпожа, леди Элайза из Шести Башен. – А еще по делам пришлось зайти на улицу Клейм.

– О, госпожа? – Случалось, отправляясь по делам, она не брала меня с собой.

– Там я увидела девушек на цепи. Голые, у всех на виду, мужчины их рассматривают! Гадость какая!

– Да, госпожа, – согласилась я.

Она грациозно подняла над водой ногу. Безукоризненно очерченная ступня. Красивая нога.

– Как по-твоему, Джуди, я красивая?

– Да, госпожа.

Она часто спрашивала об этом.

– Правда?

– Да, госпожа.

Я не кривила душой. Моя хозяйка невероятно красива и молода. Гораздо красивее меня.

– Думаешь, мужчинам понравилась бы?

– Да, госпожа.

– Что ж, за меня дали бы хорошую цену? – Она рассмеялась собственной шутке.

– Да, госпожа.

И об этом она меня уже спрашивала. И я отвечала честно. Честно ответила и на этот раз. Вот забавно: что за странные веши ее интересуют! На рыночном помосте, обнаженная, под кнутом аукциониста, Элайза Невинс, не сомневаюсь, принесла бы торговцу не меньше золотого тарска.

Витая в мечтах, она ополоснула стройные ноги.

И вдруг – негромкий шум. Этих звуков я ждала уже несколько дней.

Откинувшись всем телом, погрузившись в нежную пену по подбородок, она распласталась в воде, закрыв глаза. Села. Над водой показались плечи. Открыла глаза, взглянула в потолок.

– Что это такое – быть рабыней?

– Госпожа скоро узнает, – ответила я.

Леди Элайза резко обернулась и только теперь увидела ЕГО. У нее вырвался испуганный возглас.

– Кто ты?

– Ты леди Элайза из Ара, из Шести Башен? – осведомился он.

– Да!

– Именем Царствующих Жрецов Гора я обвиняю тебя в сотрудничестве с Куриями, за что тебе назначена соответствующая кара.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь!

Из складок туники он вынул перевязанный лентой и скрепленный печатью аккуратно сложенный манускрипт. На желтоватой бумаге я разглядела оттиснутый черными чернилами штамп – традиционный горианский знак «кейджера».

– Вот, – объявил он, – подписанная Самосом из Порт-Кара грамота о порабощении. Ознакомься. Полагаю, никаких нарушений ты не обнаружишь. – Он швырнул бумагу на плиты пола.

– Нет! – пытаясь прикрыться, в страхе завопила она. – Теллиус! Барус!

– Твои приспешники тебе не помогут. Выяснено, что они из Коса. Они уже под арестом в магистрате Ара.

– Теллиус! Барус! – все надрывалась она.

– Ты одна, леди Элайза. Криков твоих никто не слышит. Высокий, сильный, в алой одежде воина. На поясе – длинный сложенный хлыст.

– Выходи из ванны, – приказал он, – и готовься к рабским оковам.

– Нет! – надрывалась она, – Беги, Джуди! Зови на помощь!

– Не надо, – проронил мужчина.

– Да, хозяин. – Я взглянула на леди Элайзу: – Прости, госпожа. Я – рабыня, которой приказывают мужчины. – И встала на колени.

– Сука! Сука! – завизжала она.

– Да, леди Элайза, моя госпожа.

Не вылезая из воды, стараясь укрыться в пене, она в ужасе повернулась к рослому пришельцу.

– Это какая-то ошибка! Оставь меня! Ты вторгся в покои дамы!

– Выходи из воды, – повторил он, – тебя ждут оковы.

– Ни за что! – упиралась она.

– Ты девственница? – спросил он.

– Да! – с яростью бросила она.

– Если придется лезть за тобой в ванну, – пригрозил он, – я возьму тебя прямо в воде.

– Принеси мое платье!

Он подошел к лежащему на ложе платью, но не передал его ей, а осмотрел, держа против света. Нашел в рукаве иглу в крошечном футляре, вынул. Вернулся к ванне. Она испуганно отпрянула. Сполоснув иглу, он вытер ее полотенцем и вложил обратно в футляр. Я и не знала, что в рукаве игла, – так искусно спрятала она ее в складках ткани.

Стоя у края ванны, мужчина смотрел на леди Элайзу.

Иголка наверняка была отравлена. Наверно, ядом Канды.

– Ты разоружил меня, воин, – признала она. – Теперь, будь добр, принеси мне платье.

Кое-как скомкав, он отбросил платье к стене.

– Прошу тебя, – заговорила она. – Я богата. Я дам тебе много золота.

– Встань! – повелел он. – И подними руки над головой.

– Ты вторгаешься в мою частную жизнь!

– Скоро, – напомнил он, – у тебя не будет права на частную жизнь.

– Оскорбляешь мою скромность!

– Если ты рабыня, быть скромной тебе не позволено. Что правда, то правда.

– Пощади, воин! – взмолилась она.

– Повинуйся, или тебя высекут! – прикрикнул он.

Элайза Невинс встала в ванне, словно сдаваясь, подняла руки над головой.

Пришелец откровенно рассматривал ее – небрежно, оценивающе, не спеша.

Под взглядом горианского воина она дрожала от страха.

А он подошел к краю ванны, присел и принялся рассматривать что-то справа от нее. Она отступила назад, от него подальше. Он отогнал ладонью пену, стал внимательно изучать стенку ванны и мгновение спустя уже вытаскивал из тайника под плиткой маленький кинжал. Смыл с него яд, вытер полотенцем, как до этого иглу, и отбросил к стене, туда, где валялось скомканное платье. А я и не подозревала ни о существовании тайника, ни о запрятанном в нем оружии.

Элайза, подняв руки, стояла у противоположной стороны просторной, утопленной в полу ванны.

– Освободи меня! – предложила она. – Я хорошо заплачу. Он поднял на нее глаза.

– Я дам тебе столько, что ты сможешь купить вместо меня десяток рабынь!

– Но ни одна из них не будет Элайзой Невинс.

Она надменно вскинула все еще обвязанную цветастым полотенцем голову.

– Грамоту о порабощении смотреть будешь?

– Если можно, – ответила она.

– Подойди сюда, – распорядился он. – Руки не опускай.

Не опуская рук, она подошла к разложенному на полу манускрипту.

– Из тебя получится неплохая рабыня, – проговорил он. – Можешь опустить руки. Стань на колени – грамоту о порабощении женщина всегда читает стоя на коленях. – Рабыня! – это уже мне. – Сними с ее головы полотенце, дай ей вытереть руки.

– Да, хозяин.

Осторожно – как бы не наткнуться на запрятанную иголку или еще какое-нибудь хитроумное приспособление – сняла я полотенце с головы моей хозяйки. По ее плечам рассыпался каскад роскошных темных волос. Элайза отбросила их за спину.

– Да, – причмокнул мужчина. – Неплохая рабыня.

Элайза вытерла руки и с убитым видом сорвала с манускрипта ленту с печатью.

– Ты грамотная? – спросил мужчина.

– Да, – язвительно бросила она.

– Понимаешь, что это такое?

– Да. Приказ о порабощении.

– Кроме того, – продолжал он, – ты, разумеется, понимаешь, что по горианскому торговому закону – единственному закону, признаваемому всеми городами, – ты подлежишь порабощению согласно отдельному разрешению. Будь ты из Ара, я имел бы право, если удастся, сделать тебя своей рабыней, ведь у нас с тобой разные Домашние Камни. Но поскольку, называя себя леди Элайзой из Ара, из Шести Башен, на самом деле ты являешься Элайзой Невинс с планеты Земля, то подпадаешь под общее разрешение: на тебя может претендовать любой горианин.

У землянки нет Домашнего Камня. Ее можно схватить, сделать презренной рабыней. И никакой закон этому не препятствует.

– Ты принадлежишь первому, кому попалась в руки, – продолжал мужчина. – Приготовься. Сейчас, как рабыню, я посажу тебя на привязь.

Он вынул из-за пояса длинную веревку со скользящим кольцом и замком-защелкой.

– Подожди, – протягивая руки, сказала она.

– Да?

– Бойся связывать меня в этом городе! Я и в самом деле из Ара.

– Опиши Домашний Камень Ара, – потребовал он. Леди Элайза потерянно уронила голову.

Достигая совершеннолетия, юные граждане приносят клятву на верность городу и участвуют в ритуале, принимая из рук старших хлеб, соль и огонь. Во время этой церемонии каждый юноша, каждая девушка удостаиваются чести подержать в руках и поцеловать Домашний Камень города, после чего их венчают лавровыми венками и облачают в мантии, посвящая в граждане. Этого мгновения жителю Ара никогда не забыть. У землян Домашних Камней нет. На Горе гражданами становятся только по достижении определенного возраста, после прохождения испытаний. В большинстве горианских городов молодым требуется поручительство взрослых граждан, не связанных с ними кровным родством. Приходится им также предстать перед советом граждан, который определяет, достоин ли юный претендент чести приобщиться к Домашнему Камню города. Гражданство на Горе обретают не автоматически, просто потому, что довелось родиться в том или ином городе, а сознательно, после подачи прошения. Приобщение к Домашнему Камню – событие для горианина далеко не рядовое.

– Ты утверждаешь, что ты из Ара, – отчеканил мужчина, – а не можешь описать Домашний Камень. Тогда подробно расскажи, как проходит церемония посвящения в граждане или, скажем, как празднуется основание города.

– Не знаю, – пробормотала она.

– Отвести тебя в магистрат Ара, – осведомился он, – и доказать им, что твое гражданство поддельно?

– Нет! – не на шутку испугалась она. – Нет! Необоснованные притязания на чужой Домашний Камень – серьезное преступление для горианина. Элайза Невинс содрогнулась. За это сажают на кол на городской стене!

– Пощади, воин! – взмолилась она.

– Ты из Ара? – спросил он.

– Нет, – признала она. – Не из Ара.

– Читай дальше.

Держа манускрипт трясущимися руками, она стала читать дальше.

– Пол? – спросил он.

– Женский, – прочла она.

– Происхождение?

– Планета Земля.

– Имя?

– Элайза Невинс.

В грамоте о порабощении – ее имя! Документ дрожал в ее руках.

– Это твое имя? – спросил мужчина.

– Да, – взглянув на меня, потом снова на воина, выдавила она. – Мое.

– Ты Элайза Невинс?

– Да. Я Элайза Невинс.

– Приговор?

– Рабство, – прочла она и неверной рукой протянула ему манускрипт.

– Приготовься к связыванию.

Пряча грамоту в складки туники, он отвел глаза, и в этот момент, вскочив на ноги, Элайза бросилась к стене и схватила кинжал. У меня вырвался испуганный возглас. С кинжалом в руках Элайза заметалась по комнате. Мужчина не двинулся с места. Запахнул тунику, пряча документ, взглянул на нее.

А она, наверно, и не представляла, что ее укрощение уже началось.

– Прочь! – кричала Элайза. – У меня нож! Я убью тебя! Прочь с дороги!

– Ты закончила омовение, – заговорил он, – освежилась. Теперь умасти свое тело маслами и благовониями.

– Прочь!

– Кажется, ты не спешишь повиноваться, – заметил он. Судорожно оглядываясь, она наткнулась глазами на ведущую из комнаты открытую дверь.

– Бежать некуда, – предупредил он. – Наружная дверь закрыта на цепь.

Она бросилась вон из комнаты, к наружной двери. Мы – за ней. Оказавшись в покоях, где, восседая в своем величественном кресле, некогда она впервые допрашивала меня, свою рабыню, Элайза принялась тянуть и дергать продетую сквозь кольца цепь, которой была закреплена задвижка, неистово кромсала дверь ножом. Потом бешено обернулась, уставилась на нас – волосы растрепаны, дыхание срывается. Рванулась обратно в спальню, захлопнула дверь, торопливо задвинула засовы.

Воин поднялся с кресла, в котором расположился, войдя в комнату, подошел к двери. Два удара ногой – и, повиснув на одной петле, разбитая дверь распахнулась. Прижатые засовами расщепленные доски болтались на косяке. Он отшвырнул ногой остатки двери. Посреди комнаты, отчаянно размахивая кинжалом, стояла Элайза.