Текст книги "Рабыня Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

– Это Клитус Вителлиус из Ара! – закричала я, указывая на могучего окровавленного пленника. – Предводитель воинов Ара!

– Шпион! – крикнул кто-то.

– Убить шпиона! – зашумели вокруг

– Он называет себя Тием Рейаром, гребцом из Тироса, но он из Ара! Клитус Вителлиус! Из Ара! Предводитель!

– Тебе не поздоровится, рабыня, – пристально глядя на меня, процедил Аурелион, – если ошиблась.

– Я не ошиблась, хозяин!

– Кто ты? – обратился Аурелион к пленнику.

И тут мне стало страшно. Сможет убедить их, что он действительно гребец из Тироса – плохи мои дела. Живьем сварят в жире тарлариона. Меня прошиб пот.

– Скрывать свое имя от презренных ничтожеств из Коса? И не подумаю, – заявил он. – Я Клитус Вителлиус, предводитель воинов Ара.

– Вот видите! – Я залилась смехом.

– Принесите цепи, – велел Аурелион.

Глаза Клитуса Вителлиуса остановились на мне. Я съежилась под его взглядом. А на него уже надевали оковы.

– Крепко скрутили, – проговорил Страбо. Лицо его распухло от удара.

На воина Великого Ара надели ножные кандалы, с запястий к лодыжкам тоже свешивалась цепь.

На шее застегнули ошейник с двумя цепями-поводьями.

– Убить шпиона, – твердил кто-то.

– Нет, – отрубил Аурелион. – Отведем в магистрат.

Подобрав связку ключей, Страбо отворил ворота. Четверо приготовились вести Клитуса Вителлиуса из таверны.

– Шпионов на тяжелые галеры отправляют, – злорадствовал какой-то мужчина.

– Лучше сразу убить, – вступил другой.

– Нет. – Аурелион был непреклонен. – Ведите в магистрат. Там с лим как следует разберутся, прежде чем на весла посадить.

Тяжелые галеры – это огромные, обычно груженные навалом торговые суда. Перевозят на них лес, строительный камень. Свободных гребцов на таких судах не встретишь.

И еще раз взглянул на меня Клитус Вителлиус. Скованный кандалами по рукам и ногам.

– Хо, Клитус Вителлиус! – Я подошла ближе. – Кажется, ты в цепях, как раб?

Ответить он не соизволил.

– Скоро станешь рабом на тяжелых галерах, – продолжала я, распахивая платье и по-рабски вертясь перед ним. А вокруг хохотали мужчины. – Смотри получше, хозяин. Там, в трюмах гребцов, девушек не так уж много. – Я покрутилась на месте, снова повернулась к нему. – Не забудь Йату, хозяин. Помни, кто посадил тебя на цепь, кто отправил на галеры!

Он молча ел меня глазами.

Подойдя еще ближе, я, собравшись с силами, влепила ему затрещину. Он едва шевельнулся.

– Месть рабыни, – отчеканила я, – не шутка.

– Месть воина, – не спуская с меня глаз, проронил он, – тоже.

Я испуганно отпрянула.

– Уведите, – скомандовал Аурелион.

И Клитуса Вителлиуса повели из таверны.

– Хорошее дело сделала, рабыня, – похвалил меня Аурелион.

– Спасибо, хозяин. – Я упала перед ним на колени. Такую службу сослужила государству Кос! – Освободи меня, хозяин, – попросила я.

– Принеси плеть, – приказал Аурелион Страбо.

– Не надо, хозяин! – запричитала я.

– В наручники ее, – распорядился Аурелион, – десять плетей и пирожное. Она хорошее дело сделала.

– Будет сделано, Аурелион, – ответил Страбо.

Тут же, перекрестив запястья, меня привязали за руки к кольцу, -до икр сдернули платье, десять раз хлестнули плетью и отпустили. Передо мной на пол бросили пирожное.

– Хорошее дело сделала, рабыня, – пробурчал Страбо.

– Спасибо, хозяин, – прошептала я и потянулась к пирожному. Но руку мою остановила плеть.

– Прости, хозяин. – Я подобрала пирожное губами.

– Приковать ее в каморке, – бросил Аурелион.

Держа в зубах пирожное, на четвереньках, как наказанная рабыня, я поползла за Страбо к каморке. Там улеглась на попону у бетонной стены. Надев мне на шею ошейник с цепью, Страбо ушел. Я взяла пирожное в руки и принялась есть. Вот глупость выкинула – просить свободы! Да стоит только в зеркало взглянуть, сразу ясно: на Горе мне свободы не видать. Прикованная цепью за шею, я лежала на попоне в темной длинной узкой каморке. Я – горианская рабыня. Вдруг, отбросив остатки пирожного, я вскрикнула от горя, зарыдала, застучала по прикрытому попоной бетону. Я предала Клитуса Вителлиуса, своего хозяина!

Подошли Страбо с Нарлой. Он ткнул меня рукояткой плетки.

– Тихо!

Она несла лампу. Подобрала брошенное мною пирожное, откусила. Страбо расстегнул мой ошейник.

– Там какой-то подвыпивший моряк пришел из «Тарны и шнурка», тебя спрашивает.

– Да, хозяин.

А, тот самый, что ушел с рыжеволосой, которая побила меня на верфи. Я тогда еще сказала ему, что сумею доставить больше наслаждения. Значит, пришел за мной в «Чатку и курлу».

– Пожалуйста, не заставляй меня служить гостям, – заныла я.

– Нарла, – сказал он, – поможет тебе привести себя в порядок. Давай быстрее.

– Пирожное хочешь? – Нарла все еще держала в руке кусочек.

– Нет. – Я смотрела на Страбо. – Я предала Клитуса Вителлиуса из Ара!

– И правильно сделала, – отрезал он. – Быстрее.

– Прошу тебя, хозяин! – простонала я и вскрикнула от боли: он хлестнул меня плеткой. – Иду! – вскочила я. – Иду!

Вслед за Нарлой я помчалась приводить себя в порядок. В зале мужской голос выкрикивал мое имя.

Глава 21. МЕНЯ ОТПРАВЛЯЮТ ИЗ ТЕЛНУСА

Я и оглянуться не успела, как на запястьях за спиной защелкнулись наручники. На мне – короткая желтая рабская туника из плотной грубой ткани. Я стою у ворот «Чатки и курлы».

– Пошли, Йата, – позвал Страбо и зашагал к верфи. Опустив голову, я поплелась за ним – босая, со скованными за спиной руками.

Теперь я знаю: я люблю Клитуса Вителлиуса из Ара. По-настоящему люблю. И все же, на свое несчастье, предала его. Вот бы вернуть все назад! Навалиться бы, собрав свои слабые силенки, вместе с ним на тяжелое весло! Поменяться бы с ним местами. Пусть бы меня, заковав в цепи, отправили вместо него на галеры. Я, ничтожная рабыня, в низости и суетности своей втоптала в грязь не просто воина – но своего любимого! Ну и что, что ему дела нет до меня, что в его могучих руках я – лишь тварь бессловесная? Какая разница? Я люблю его. Даже не думала, Что можно так любить. Сколько чувств породил он во мне! Сколько гнева, сколько ненависти! Я и не знала, что такое бывает. Я жила мечтой о мести, бредила ею, и вот, когда месть свершилась, оказалось, что принесла она мне только боль, только горе, неизбывную беду, что поплатилась я за нее им самим, тем, которого любила, Клитусом Вителлиусом из Ара.

Все в таверне – и мужчины и девушки – не скрывали радости. Как счастливы, как довольны были они, что я выдала Клитуса Вителлиуса! «Хорошее дело сделала», – тут и там слышала я. Даже пирожное дали. Но наедине с собой я обливалась слезами.

Вот не знала, что могу так любить! Что угодно отдала бы, лишь бы повернуть все вспять.

Конечно, обходился он со мной – хуже некуда. Но какая разница? Я люблю его. Все остальное не важно.

И все-таки я предала его.

Ну, подумаешь, позабавился со мной, а потом – вот простодушная жестокость! – отдал крестьянам. Не знала я разве, что я рабыня? Так чего же еще ждала? Что станут обращаться как со свободной женщиной? И как несоизмеримо страшен был мой ответный удар! За такую ничтожную провинность – если это вообще провинность – я, простая рабыня, обрекла его на вечную каторгу на галерах.

Хорошее дело сделала! Я выла от горя. Люблю его. Люблю!

Надо было служить ему в таверне, поцеловать на прощание, признавая поражение, отпуская навстречу славе и свободе, и остаться – пусть забудет о девушке, которой обладал когда-то и которую бросил. Тогда я знала бы: он на свободе.

Разве этого мало?

Но я предала его, своего любимого.

Страбо удивленно обернулся – до его уха донесся стон отчаяния.

– Прости, хозяин, – пролепетала я. Мы пошли дальше, к верфи.

В ту ночь, когда я выдала Клитуса Вителлиуса, меня избили. Не сумела ублажить пьяного матроса.

Дважды досталось мне и в следующие ночи.

– Что-то ты больше никуда не годишься, – проворчал Аурелион, мой хозяин.

– Прости, хозяин, – только и сказала я в ответ.

– Наверно, пора вернуть тебя в Ар.

Потянуло рыбой и солью – порт уже недалеко. В просветах между строениями виднелись пришвартованные у причалов галеры. Мы спустились к верфи.

Нет на мне больше ни увешанного колокольчиками черного эмалевого ошейника, ни ножного браслета «Чатки и курлы».

У причала – какой-то шум, показались бегущие мужчины. Там, внизу, что-то случилось.

Теперь на моей шее защелкнут серый стальной корабельный ошейник с ярлычком. Надпись на нем гласит: «Пошлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен».

Я выдала Клитуса Вителлиуса из Ара. Не люби я его так безмерно – не могла бы так ненавидеть.

Выдала того, кого любила!

Страбо взял меня за руку. Вот странно! Я же в наручниках. Потащил через толпу. По пристани метались люди. У столба со щитом запалили костер с белесым дымком – а ведь до полудня еще далеко. Зазвонили тревогу. На вершине столба взвился алый диск.

– Пошли, – не отпуская руку, прокладывая путь сквозь толпу, торопил Страбо.

– Сбежали! – услышала я.

– Сбежали!

– Сбежали!

Мимо промчались вооруженные копьями стражники со щитами. На крышах стояли люди.

– Кто сбежал? – прокричала я.

Не переставая звонили тревогу. Протащив через толпу, Страбо торопливо вел меня к пристани.

– Кто сбежал? – приставала к нему я.

– На колени! – приказал он.

Я встала на колени у сходней, ведущих к палубе таранного судна под названием «Сокровище Джеда». Торговцы иногда пользуются такими судами. Узкие, скоростные, хорошо ходят по мелководью, хоть вместимостью обычным грузовым кораблям и уступают.

Не мешкая, Страбо указал на меня корабельному надсмотрщику, составляющему перечень грузов. Тот кивнул.

– Встань, – приказал Страбо.

Я встала.

Он толкнул меня на сходни. Мы взошли на палубу шириной футов двадцать.

Страбо отдал надсмотрщику ключ от моего ошейника, тот сунул его в сумку, подозвал матроса и кивком указал на меня. Матрос сбегал за легкими корабельными кандалами, защелкнул на щиколотках соединенные двенадцатидюймовой цепью железные кольца. К поперечной цепи крепилась еще одна – около трех футов длиной, с миниатюрными наручниками на конце. Страбо освободил мне руки, бросил в сумку хозяйские наручники и ключ. На их место приладил корабельные, соединенные цепью с ножными кандалами. Вот я и снова скована по рукам и ногам.

– Удачи тебе, рабыня, – кивнул Страбо.

– Удачи тебе, хозяин, – откликнулась я. Он сошел на берег. Сходни убрали. Отдали швартовы. Трое матросов длинными шестами отталкивали суденышко от причала. На скамьях по бортам – гребцы, свободные матросы. Заняли свои места двое рулевых. Чуть пониже встал старшина гребцов. На высоком мостике – капитан. Плавно, неспешно суденышко двинулось в открытое море. Старшина не начнет задавать гребцам ритм, пока не отойдем от причала. Треугольный парус не расправят, пока не выйдем из гавани.

А на берегу все ходило ходуном. Стражников собралось еще больше. Звон не умолкал. У столба, над которым парил алый диск, вился белесый дым.

Я подошла к поручням. Здесь же стоял принимавший груз надсмотрщик. От причала отваливали другие суда. Мы отправлялись караваном.

– Кто сбежал, хозяин? – спросила я.

– А ты не знаешь?

– Нет, хозяин.

– Двенадцать человек из Ара.

– Как же они вырвались? – Наверняка те самые, кого я на днях, в тот самый день, когда повстречалась с Клитусом Ви-теллиусом, видела на верфи.

– Один пленный сбежал и освободил остальных. Дрались как львы.

– Что за пленный?

– Какой-то Клитус Вителлиус.

Меня охватила дрожь. От радости я едва не лишилась чувств.

– Последний раз их видели на пути к таверне «Чатка и курла», – добавил он.

Не говоря ни слова, я дрожала всем телом.

– Видно, какая-то шлюха выдала их вожака, Клитуса Вителлиуса. – Он злорадно хохотнул. – Не хотел бы я оказаться на ее месте.

«Месть рабыни – не шутка», – сказала я тогда Клитусу Вителлиусу.

«Месть воина – тоже», – ответил он.

Я испуганно отпрянула тогда, и по приказу моего хозяина, Аурелиона из Коса, Клитуса Вителлиуса повели из таверны.

– Он воин из Ара, – рассуждал надсмотрщик. – Не завидую я той девке.

Берег медленно уплывал вдаль.

– Ты ее знаешь? – спросил он. – Ты ведь из «Чатки и курлы».

– Да, хозяин, – ответила я. – Но в «Чатке и курле» он ее не найдет. Ее уже отослали.

– Повезло предательнице.

– Да, хозяин.

«Сокровище Джеда» повернуло к выходу из гавани. На носу корабля выведены краской глаза. Два обведенных черным огромных голубых глаза с черными зрачками. Теперь они смотрят в открытое море.

– Весла на воду! – скомандовал старшина гребцов. Весла скользнули в уключины.

– Греби! – В один и тот же миг весла погрузились в воду – по двадцать с каждого борта. Вниз-вверх, вниз-вверх. Поблескивая на солнце, с лопастей падают капли, мерно плещется вода.

Сердце переполняет тревога. И все же я безмерно счастлива: Клитус Вителлиус на свободе, с ним – его люди!

Стоя рядом, надсмотрщик разглядывал меня, закованную кандалы.

– Ты – единственная девушка на борту.

Я залилась радостным смехом. Его это явно озадачило.

– Я буду дивно хороша, хозяин, – смеялась я. – Дивно хороша!

– Ты Дина, – приподняв над левым бедром подол моей короткой желтой рабской туники, проговорил он.

– Да, хозяин.

– Говорят, Дины – ничего девочки.

– Просто потрясающие, хозяин! – хохотала я. – Мы – Цветы Рабынь.

Каламбур понравился. Он рассмеялся.

– Немного погодя проверим, малышка Дина.

Я потянулась к нему. Ну, обними, прижми крепче! Клитус Вителлиус на свободе, с ним его люди! Мир вновь засверкал всеми красками, распахнул объятья мне навстречу. Заново ощутила я мужскую притягательность и рабскую свою покорность, заново, едва ли не крича от радости, осознала, как истово, неумолимо влечет меня к мужчинам. Снова я беспомощна перед ними, снова в их власти, снова люблю, снова не в силах устоять перед малейшим прикосновением или словом.

Я потянулась к нему губами, но он со смехом отстранил меня.

– Ну ты, рабыня!

– Да, хозяин, – потупилась я.

Вновь неудержимо тянуло меня к мужчинам, настоящим мужчинам, мужчинам Гора. Какую бурю радости рождают достоинство, сила, мужественность и сладострастие гориан в душе землянки, привыкшей к мужскому ханжеству и слабости, к застенчивости, сдержанности и лицемерию земных мужчин. Клитуса Вителлиуса, я знаю, злило то, как, не умея совладать с собой, откликалась я на прикосновение мужских рук. Он презирал меня за это – может, и поделом. Впрочем, я рабыня, шлюха. И мне нет до этого дела. Но, даже превращаясь помимо собственной воли в объятиях любого горианина в задыхающуюся в оргазме рабыню, по-настоящему любила – и люблю я только его, Клитуса Вителлиуса. Ни в чьих руках не чувствовала я себя такой беспомощной. Он – властелин моей любви. Надсмотрщик знаком подозвал матроса, что надевал на меня перед отплытием кандалы. Тот подошел. Надсмотрщик повернулся ко мне.

– Хоть на борту ты и единственная, поблажек не жди.

– Да, хозяин.

– Отведи ее в трюм, – приказал он матросу, – и посади на цепь.

Матрос перекинул меня через плечо. Там, внизу, меня продержат на цепи, пока вожделение мое не дойдет до предела, пока не заскулю от отчаяния. А уж потом поволокут на палубу.

Глава 22. К ЮГО-ВОСТОКУ ОТ КОСА

Под палящим солнцем бродила я по раскаленной палубе «Сокровища Джеда». Запустила пальцы в волосы. Отросли – дюйма полтора уже. Откинула волосы назад. Зажмурилась. Потянулась. Открыла глаза. В неправдоподобно синем небе плыли ослепительно белые – глазам больно – облака. Под ровным свежим ветром вздувался на рее треугольный латинский ларус. Слева, справа – корабли, грузовые, таранные, с такими же треугольными парусами. Всего в караване судов двадцать. Мы идем в Шенди.

Уже два дня как вышли из Телнуса. Десятый час. Хорошо на палубе. Ветер, соленые брызги. Я стою у поручней. До воды – не больше ярда. Осевшее под тяжестью груза мелководное суденышко решительно рассекает сверкающую под лучами солнца гладь моря. А вон еще корабли – у самого горизонта. Мачты, паруса… Красиво. Понятно, почему мужчины – и земляне и гориане – так любят море. Для них оно точно живое существо.

Кончики пальцев пробежали по опоясавшему горло ошейнику. На нем – ярлычок: «Перешлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен». В Шенди меня свяжут и отправят на тарне в Ар, на милость Элайзы Невинс, былой моей соперницы, а ныне – хозяйки. Уж она позаботится, чтоб без дела сидеть мне не пришлось. Вздохнуть не даст. Стальной ошейник холодит пальцы. Тяжкая доля – быть рабыней у женщины. Заставит по струнке ходить. Как же – служанка родовитой благородной дамы! Обязана являть пример скромности, безукоризненной покорности и смирения. Не приведи Бог скомпрометировать хозяйку. Один взгляд в сторону мужчины, будь он хоть раб, – семь шкур с меня спустит своей изящной дамской кожаной плеткой, шитой бисером, той самой, что висит в спальне. Мне уже довелось ее отведать. Принадлежать ей будет для меня пыткой. И дело не только в стыде и унижении. Нет, самое страшное – ее принципы. Придется полностью подчинить себя им. А она горда, независимость и презрение к мужчинам для нее превыше всего. Воля хозяйки – закон для рабыни. Но тело мое помнит сильные, властные руки горианских мужчин. Как смогу я жить без них?

Прочь, прочь мысли о хозяйке! Буду жить сегодняшним днем. А сегодня мир полон радости, мужчин, моря и солнца.

Матросы на корме забросили в воду лесу и теперь, взмокшие, напрягая все силы, выбирали ее. Леса не поддавалась.

Я побежала к корме – посмотреть. Из воды показался огромный пятнистый четырехжаберный грант и, закручивая водовороты, снова ушел в глубину. За лесу ухватился еще один матрос. Не отводя глаз, следила я за ходом схватки. Моряки с пересекающих Тассу судов часто ловят рыбу – ею питаются, остатки идут на наживку.

Я вскрикнула от страха. Кто-то из мужчин злобно выругался. Откуда ни возьмись из-под гранта вынырнула длинная белая девятижаберная акула, сорвала добычу с лески и была такова. Вслед за ней, рассекая спинными плавниками волны, устремились охочие до объедков акулы помельче. За проходящими судами нередко увязываются акулы и морские ящеры – подбирают выброшенный мусор, срывают с крючков улов. Наш огромный караван, уж конечно, привлек целые стаи таких чудовищ. Накануне у меня на глазах из мерцающих волн Тассы высунул длинную шею морской ящер. Крошечная головка, мелкие зубы в несколько рядов. Вынырнул, точно лопасть весла, и вновь канул в пучину. Столь устрашающий вид обманчив – для человека животные эти опасности не представляют. Подбирают объедки, хватают мелкую рыбешку. Близкие им виды питаются водяными рачками. Есть редкие. Говорят, далеко не каждому из моряков доводилось видеть таких. Гораздо многочисленнее – и опаснее – длинномордые зубастые морские ящеры, формой тела напоминающие рыб. Бесшумные, агрессивные – моряки боятся их не меньше акул. Но самые стремительные из хищников Тассы – свирепые клыкастые морские слины, сородичи слинов наземных. Считаются они и самыми опасными. Встречаются они, однако, чаще всего в северных водах; на юг, к берегам Коса или к бухте Тироса, заплывают лишь изредка.

Я побрела обратно к носовой части. Подошла к деревянной бадье, выудила оттуда тоспит, принялась высасывать сок. Никто меня не оговорил.

Хоть в первый день плавания надсмотрщик и предупредил, чтоб на поблажки не рассчитывала, слова своего не сдержал. На судне мне предоставили полную свободу. Даже на ночь на цепь не сажали. Мужчинам я понравилась, обращались со мной хорошо – дружески-грубовато, по-свойски, как часто обходятся с невольницей, принадлежащей всем и всем повинующейся. Ограничивали меня, пожалуй, не больше, чем свободную женщину, не считая, конечно, стоящего между нами барьера. Разве что рабская туника и ошейник напоминали, что, стоит кому-нибудь из мужчин, щелкнув пальцами, указать пятачок на палубе у своих ног или свистнуть мне среди ночи – и я, как ручной слин, помчусь исполнять их прихоти. Умеющие услужить мужчинам рабыни часто пользуются известной свободой. Если мужчины получают от рабыни все, чего только пожелают, если она всецело принадлежит своим полновластным хозяевам, противостояния между ними не возникает. В глазах своих господ невольница непостижимым образом превращается в сокровище, в чудо. Многих ли женщин Земли, хотела бы я знать, их мужчины воспринимают как волшебный дар? Сокровищем может быть лишь то, чем обладаешь. Свободного человека можно уважать, даже любить, но никогда не станет он сокровищем для другого. Для этого женщина должна принадлежать повелителю. Более того. Поскольку в глубине души каждый мужчина желает иметь прекрасную женщину своей рабыней, то, получив ее, он – по крайней мере в этом отношении – удовлетворен. Удовлетворенный же мужчина – счастливый мужчина. А счастливые люди доброжелательны и щедры. Лишь одно охраняет он ревностно – свою власть над рабыней. Конечно, когда одолевает похоть, доброжелательности и щедрости – как не бывало, тут наружу выползают жестокость и грубость, вот тогда рабыня в полной мере познает глубину его владычества над нею – и наслаждается им, вот тогда по-настоящему ощущает себя рабыней. Говорят, и у свободных любовников не редкость, когда объятый сладострастием мужчина, камня на камне не оставляя от дамских иллюзий о свободе, подчиняет себе женщину, властно, как рабыню. Сколь же сладостно, должно быть, для мужчины сознание истинного рабства женщины! И с каким упоением отдается ему порабощенная женщина! Мало того: рабство это простирается не только на краткие часы наслаждения, нет, она просто принадлежит ему, служит ему, угождая во всем. Что может быть восхитительнее обладания таким прелестным творением природы! С самими женщинами – сложнее. В моем сердце, я знаю, живет рабыня. Да, рабыня, страстно желающая хозяина. Мысль об этом, некогда отвергаемая, потом порождавшая затаенный страх, ныне утвердилась в сознании, наполняя душу безграничной радостью. Так ли у других женщин? Не знаю. Пусть каждая заглянет в свое сердце. Вряд ли такое жадное стремление к мужчинам – отклонение в генетической истории биологического вида. Я думаю, тут существует сложная взаимозависимость. Столь свойственная любому нормальному в физиологическом плане мужчине жажда обладания прекрасной женщиной, жажда поработить ее не могла развиться сама по себе. Зубы тигра эволюционировали в процессе охоты; движущей силой эволюции глаза был свет; для возникновения крови организмам необходимо было существовать в среде, где есть соль и вода. Подобно этому и тяга мужчины к обладанию предполагала существование рабынь, жаждущих, чтобы ими обладали. В животном мире инстинкты доминирования и подчиненности нераздельно связаны, эта глубинная, врожденная тяга друг к другу параллельно развивалась у дополняющих друг друга живых существ. И пусть ничто не препятствует женщине, жаждущей преклонить колени перед мужчиной и обнаженной припасть к его ногам. И пусть, издав упоенный крик, он схватит ее в объятия. Только отныне ей должно быть настороже: она – рабыня.

– Парус! – крикнул мужской голос. – Парус!

Я подняла глаза. На самой верхушке мачты, над реей и вздымающимся под ветром треугольным парусом, на небольшом дощатом пятачке стоял впередсмотрящий. Босой, руки вцепились в опоясывающее мачту кольцо.

– Куда идет? – Помощник капитана на верхней палубе выхватил подзорную трубу.

– На полкорпуса к Шенди!

Слева по борту на траверзе шел корабль. Моряки Коса обычно обозначают левый борт корабля названием порта назначения, а правый – названием порта приписки. Разумеется, когда корабль следует в порт приписки, обозначения меняются. Тогда левый борт называют «портовым бортом», а правый по-прежнему – по порту приписки. Это порождает сложности при переводе горианского морского жаргона. Скажем, команда, которую следовало бы перевести как «право руля», на нашем корабле дословно прозвучала бы «на Телнус». Выражения «левый» и «правый борт» на Горе не употребляются, хотя, конечно, соответствующие понятия существуют. Для британских кораблей правый борт – это борт, на котором у некоторых, особенно у северных, кораблей находится руль. Большинство же горианских кораблей устроены подобно древним земным судам, у них рулевое управление располагается по обоим бортам. Стоит, однако, отметить, что у быстроходных, оснащенных прямым парусным снаряжением кораблей Торвальдсленда руль обычно один, и располагается он по правому борту.

На верхнюю палубу «Сокровища Джеда» уже спешил капитан. Помощник передал ему подзорную трубу.

– Двухмачтовый, двухпарусный, – доложил он. – С каждого борта – по десять весел. Похоже, торговый.

– Под флагом Порт-Кара, – удовлетворенно отметил капитан.

– Смотри! – Помощник ткнул пальцем в сторону корабля.

– Вижу, – буркнул капитан. – Разворачивается.

На палубу поднялся второй помощник капитана, тоже с трубой.

– Торговый, – сказал первый.

– Осадка большая, – заметил второй.

– Груженый, – добавил первый.

Опустив трубу, капитан все вглядывался в далекий силуэт, непроизвольно облизывая губы.

«Сокровище Джеда» – корабль таранный, боевой, хотя на этот раз используется для нужд торговцев.

– Уходит, – проговорил первый помощник. – Возьмем! Второй все смотрел в море.

– Длинноват вроде бы для десяти весел, – протянул он.

– Под флагом Порт-Кара! – не терпелось первому. – Возьмем!

– Возьмем, – решился капитан. – Передай флагманскому кораблю. Пусть караван ложится в дрейф.

– Есть, капитан! – Не мешкая, первый помощник отдал матросам команду поднять на мачте сигнальные флажки.

Капитан неторопливо давал наставления рулевым. Поворот – и «Сокровище Джеда» начало преследование судна из Порт-Кара.

Гребцы заняли места на скамьях, весла скользнули на воду. На пару ступенек ниже штурвального встал старшина гребцов. Оружие сложено под скамьями. Все точно праздника ждут. Палубу никто не драит. Меня и не замечают, а если и замечают – не гонят. Метательные снаряды не готовят. Песок на палубу не несут. Даже рей не сняли и не опустили мачту, как обычно перед боем. Плевое дело. Каждый получит свою долю.

Капитан ухмылялся.

– Греби! – скомандовал старшина гребцов. «Сокровище Джеда», точно живое существо, бросилось в погоню за удирающим судном.

И только второй помощник с озабоченным видом все рассматривал в подзорную трубу чужака. Но наконец и ему велено было занять свое место.

Я стояла у поручней, у ведущих к штурвалу ступеней.

На ветру полоскались сигнальные флажки. Позади лег в дрейф караван.

Скоро мы к ним вернемся. Как интересно! В жизни не видела морского боя. Когда захватили «Облака Телнуса», мы, рабыни, сидели в трюме. Пока не откинулась крышка люка и в проеме не показался незнакомец, и понятия не имели, в чьих мы руках.

– Ходу! – приказал капитан.

– Греби! – командовал старшина гребцов. – Греби! Караван остался позади.

– Капитан! – раздался крик впередсмотрящего. – Смотри! Мачты убрали! Разворачиваются!

Даже с палубы я разглядела, как опускается рея, как сворачивается парус, как на чужом корабле убирают мачты. Судно разворачивалось.

– Этого я и боялся! – закричал второй помощник и помчался на верхнюю палубу. С самого начала он не горел желанием бросаться в погоню за неизвестным кораблем.

– Стоп! – гаркнул капитан.

– Стоп! – скомандовал старшина гребцов.

Мужчины озадаченно уставились на него.

– Видишь! – кричал второй помощник. – Смотри!

– А ну на свое место! – взвился капитан.

– Подчиняюсь, господин, – проговорил тот. – Но лучше бы тебе развернуться.

Капитан изучал вражеский корабль в подзорную трубу. Не сводил глаз с чужого судна и второй помощник.

На торговых кораблях обычно две мачты, и закреплены они намертво, не убираются.

На идущем навстречу корабле – невооруженным глазом видно – теперь не было ни одной.

– Взгляни на весла, капитан, – настаивал второй помощник. – Теперь по двадцать по каждому борту.

Действительно: на воду спустились новые весла.

– Это не торговый корабль, капитан, – убеждал молодой воин.

Ну конечно. Низкая осадка – не из-за груза. Такова конструкция. Быстроходный, страшный, могучий, как торпеда. Сначала мы видели только половину весел. Мачты убрали. Боевые корабли всегда идут на таран на веслах.

– Прошу тебя, мой господин, – кричал молодой помощник, – поворачивай или набирай скорость, пойдем на таран!

Корабль несся прямо на нас.

– Поворачивай или набирай скорость, пойдем на таран!

– А флаг-то! – вскричал первый помощник, тот, кому не терпелось на штурм.

Теперь рядом с флагом Порт-Кара на флагштоке корабля, с быстротой молнии летящего на веслах нам навстречу, развевался еще один – широкий, белый, с изображением огромной черной рогатой головы боска поверх вертикальных зеленых полос.

– Боек из Порт-Кара! – ужаснулся первый помощник.

– Разворот! Разворот! – завопил капитан.

– Мы погибли! – Кто-то из гребцов в ужасе вскочил со скамьи.

И тут, словно внезапно взмыв из пучины морской, неизвестный корабль навис над бортом всей своей громадой. Затрещали, разлетаясь в крошево, доски, в проломе забурлила вода, закачался на тросах оторвавшийся от мачты рей, сбился на сторону скособоченный парус, заходила ходуном палуба. Спотыкаясь, едва стоя на ногах, я ухватилась за свисающий с мачты трос. Казалось, корабль на мгновение выровнялся. Дав задний ход, чужак отошел и начал разворачиваться. Палуба «Сокровища Джеда» накренилась, в трюмы хлынула вода.

Матросы прыгали в воду.

Снова корабль выровнялся, но тут же начал погружаться. Цепляясь за трос, я в ужасе ползала по палубе. Ноги окатило волной. Палуба уже затоплена. Сверкая, точно тщательно вычищенный слин, чужой корабль уходил прочь.

На верхней палубе, держась за поручни, один-одинешенек стоял капитан.

Я огляделась. У штурвалов – никого, скамьи гребцов пусты. Из воды слышались крики.

Откуда-то издалека донеслись позывные горнов.

Капитан смотрел вниз, на меня.

– Там опасно. Бросай трос, прыгай в воду.

– Нет! – В испуге я затрясла головой. – Нет!

И тут он бросил на меня взгляд горианина, хозяйский взгляд. И начал спускаться.

– Да, хозяин! – закричала я, отпустила трос и бросилась в воду. Я – рабыня. Даже море не так страшит меня, как хозяин-горианин.

Вода холодная, зеленоватая. Сначала погрузившись с головой, я быстро вынырнула на поверхность.

– Держись подальше от корабля! – посоветовал кто-то из мужчин.

Я поплыла к нему. Успела отплыть на несколько ярдов от тонущего корабля – и он погрузился в воду. Меня потянуло в воронку, но как-то удалось удержаться.

Соль ела глаза, обжигала ноздри. Ничего не видно. Я выплюнула воду.

Чьи-то руки схватили меня и затащили на обломок обшивки борта корабля.

– Нас быстро подберут, – подбадривал товарищей один из матросов. Всего на обломке их было четверо.

К нам уже шли несколько кораблей из каравана.

– Погодите-ка! – встрепенулся один из мужчин. – Разворачиваются!

– Чужие корабли! – крикнул другой.