Текст книги "Дикари Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Отсутствие больших масс воды в пределах Прерий да и на смежных территориях, даёт ещё один существенный эффект влияющий на их климат. Это устраняет влияние подобных масс на температуру воздуха Прерий. Для областей, лежащих близ больших водоёмов, из-за различной теплоёмкости земли и воды, обычно характерны более теплые зимы и более прохладные лета. Соответственно, Прерии отличаются резко континентальным климатом, и имеют тенденцию к большим температурным перепадам, часто испытывая мучительно холодные и долгие зимы, чередующиеся жаркими и сухими летами.

– Другая возможность, – бормотал Самос, – предложить ссуду торговцам Са-Тарной, под льготный процент. Таким образом, мы могли бы избежать прецедента прямой субсидии подкасте. Безусловно, мы можем столкнуться с сопротивлением с улицы Монет. Налоговые льготы могут стать другим возможным стимулом.

На краю Гор Тентис, в самых сухих районах, травы не высоки.

Если же двигаться в восточном направлении, травы становится всё выше, вырастая от десяти до восемнадцати дюймов, и чем дальше на восток, тем они выше, достигая высоты в несколько футов, и доставая коленей всадника едущего верхом кайиле.

Пешком, в такой траве заблудиться не сложнее, чем в северных лесах.

Никто из белых, никогда, по крайней мере, насколько я знаю, не достигал восточных пределов Прерий. Хотя правильней будет сказать, что никто и никогда не возвращался из тех мест. Соответственно, их протяжённость не известна.

– Очень сложные проблемы, – бормотал себе под нос Самос. – Я даже не знаю, как я должен проголосовать.

Торнадо и внезапные всесокрушающие грозы ещё одна неприятная особенность Прерии. Зимой снежные бури, вероятно, самые страшные на Горе, во время которых снега может принести столько, что он скроет мачту легкой галеры. Лето можно охарактеризовать жгучим солнцем, и бесконечной засухой. Многие из мелких, блуждающих рек летом пересыхают. Резкие температурные колебания весьма обычны. Водоём может внезапно покрыться льдом в месяц Ен-Кар, а поздно в Се-Варе ни с того, ни с сего фут или два снега могут растаять в течение нескольких часов. Внезапные штормы, также, не беспрецедентны. Иногда целых двенадцать дюймов осадков, которые переносит южный ветер, могут выпасть в течение часа. Безусловно, этот дождь улетает так же быстро, как и прилетел, прорезая щели и овраги в земле. Сухое русло реки, в течение нескольких минут, может превратиться в неистовый поток. Град, иногда размером с яйцо вула, также, является весьма частыми гостем. Много раз такие штормы нарушали полет мигрирующих птиц.

– Что Ты думаешь об этом? – спросил меня Самос.

– Я когда-то разделил пагу с Зарендаргаром, – сказал я.

– Не понял, – опешил Самос.

Мы почувствовали, что баржа медленно повернулась в канале. Затем, мы услышали скрип вёсел, втягиваемых внутрь судна по правому борту. Баржа, мягко качнулась, ударившись о кожаные кранцы, висящие на причале.

– Мы прибыли в мой торговый дом, – сказал я.

Я поднялся с низкой скамьи и пошел к двери, открыл её и оказался на корме баржи. Двое из моих людей держали швартовые концы, один со стороны бака, другой по корме. Я ступил на планширь баржи и спрыгнул на причал.

Самос, стоял у порога дверного проёма.

– Это было интересное утро, – заметил он.

– Да.

– Я увижу Тебя на встрече Совета через два дня.

– Нет.

– Не понял.

– Зарендаргар находится в большой опасности, – пояснил я.

– Мы можем только порадоваться этому, – ответил Самос.

– Команда палачей уже находится на Горе.

– Это так.

– Как Ты думаешь, сколько их? – спросил я.

– Двое.

– Как минимум, – поправил я Самоса, – скорее всего, их будет больше. Я не думаю, что для охоты на такого война как Зарендаргар, кюры пошлют только двоих.

– Возможно, – не стал спорить Самос.

– Когда-то я разделил пагу с Зарендаргаром, – сказал я.

Самос вышел на кормовую палубу баржи. Он поражённо смотрел на меня. Казалось, в его взгляде больше не было нашего утреннего духа товарищества.

– Что за чушь Ты несёшь? – прошептал он возмущённо.

– Конечно, Зарендаргар должен быть предупреждён, – ответил я.

– Нет! – закричал Самос. – Надо позволить убить его, и чем быстрее, тем лучше!

– Я не думаю, что в данной ситуации, кюры будут убивать быстро.

– Это не твоё дело.

– Моими становятся те дела, которые я хочу сделать моим, – ответил я.

– Белым даже не разрешают находиться в Прериях, – напомнил мне Самос.

– Конечно, но некоторые должны быть, – сказал я, – кому-то даются, подобные льготы, хотя бы для взаимовыгодной торговли.

Я просмотрел через низкий настил надстройки баржи на канал за ней. На расстоянии приблизительно в сто футов плыла маленькая лодка охотника на уртов. Его девушка, с веревкой на шее, сгорбилась на носу. Такая веревка обычно бывает длиной приблизительно футов двадцать. Один конец завязан на её шее, другой закреплён к кольцу на форштевне. Охотник стоял у неё за спиной, со своим гарпуном в руках. Такие охотники выполняют важную функцию в Порт-Каре, их задача прореживать популяцию уртов в каналах. По команде мужчины девушка, нырнула в канал. Позади охотника, на корме, были свалены окровавленные, белёсые тела двух водяных уртов. По виду один из них мог весить приблизительно шестьдесят фунтов, а другой, как мне кажется, потянул бы, на все семьдесят пять или восемьдесят. Я видел, как девушка плыла в канале, сред мусора, с веревкой на шее. Использовать рабыню в качестве наживки для подобной охоты, дешевле и эффективней, чем скажем, кусок мяса. Девушка двигается в воду, чем привлекает уртов, и если не происходит неожиданностей, может использоваться снова и снова. Некоторые охотники используют живого верра, но это менее удобно, так как животное, визжащее, и испуганное, не так-то просто заставить выпрыгнуть из лодки, да и втащить обратно та ещё задача. С другой стороны, рабыню не надо уговаривать. Она знает, что, если она не будет послушной, она будет просто связана по рукам и ногам, и выброшена за борт уртам на съедение. Кроме того, подобный метод охоты, не столь уж опасен для девушки, как это могло бы показаться. Очень редко урт нападает из-под воды. Будучи атмосферно-дышащим млекопитающим, он обычно всплывает и атакует жертвы с поверхности. При этом его приближение к живцу хорошо видно, так как нос, глаза и уши его длинной треугольной головы торчат над водой. Конечно, иногда урт появляется сразу рядом с рабыней и нападает на неё с большой стремительностью. В такой ситуации, у неё уже нет времени, чтобы возвратиться к лодке. Тогда уже жизнь девушки зависит от крепости руки, остроты глаза, скорости, силы, опыта и умения охотника на уртов, её владельца. Иногда бывает, что хозяин сдаёт свою невольницу охотнику в аренду, это считается, эффективным наказанием.

Очень немногие рабыни подвергнутые подобному, после дня или двух проведённых в каналах, по возвращении не прилагают максимальных усилий, чтобы услужить хозяину.

– Ты не должен предупреждать Зарендаргара, – меж тем отговаривал меня Самос. – Он и так знает, что будет разыскиваться. То, что случится, в действительности, будет на совести одного из тех самых монстров, с которыми мы говорили этим утром.

– Но он, не знает, что охотники за головами уже высадились на Гор, -попытался объяснить я. – Он, возможно, не знает, что они вычислили его местонахождения. И он не знает, с кем именно придётся иметь дело.

– Эти его собственные проблемы, – не отставал Самос. – Не твои.

– Возможно.

– Однажды, он заманил Тебя на лед, чтобы подставить другим Кюрам.

– Он исполнял свои обязанности так, как должен был делать это.

– И теперь Ты решил отблагодарить его за это? – съязвил Самос.

– Да – сказал я спокойно.

– Да он убьёт Тебя, немедленно, как только увидит! – воскликнул Самос.

– Что ж, то, что он – враг, это правда. Но я обязан рискнуть.

– Он, возможно, даже и не узнает Тебя.

– Возможно, – не стал я спорить. То, что я задумал, было опасно. Так же, как для людей всю кюры на одно лицо, а точнее на одну морду, точно также много кюры считали трудным отличить людей друг от друга.

С другой стороны, я был уверен, что Зарендаргар меня узнает. Впрочем, как и я его. Сложно не узнать такого как Безухий, или Зарендаргар, того кто стоял выше колец, боевого генерала кюров.

– Я запрещаю Тебе идти, – сделал ещё одну попытку Самос.

– Ты не сможешь меня остановить.

– От имени Царствующих Жрецов, я запрещаю Тебе идти.

– Мои войны – это мое собственное решение. Я сам объявляю их, по своему собственному усмотрению.

Я смотрел мимо Самоса, на лодку и охотника в канале. Девушка уже снова сидела на носу лодки с мокрой верёвкой, свисающей с её шеи. Она сидела нагой, согнувшись и дрожа от озноба и пережитого страха. Она сматывала верёвку аккуратными кольцами, укладывая её в деревянное ведро, стоявшее перед ней. Только когда она полностью уложила центральную часть верёвки, соединяющей её шею с кольцом, она получила толстое шерстяное одеяло, сделанное из шерсти харта, и, дрожа, закуталась в него. Её мокрые волосы, казались неестественно чёрными на фоне белого одеяла. Она была миловидна. Мне было интересно, сдавалась ли она в аренду в качестве наказания, или она принадлежала охотнику. Непросто было сказать.

Большинство гореанских рабынь миловидны, либо красивы. Это и понятно. В рабство всегда стремятся обратить как можно лучше выглядящих женщин – это вопрос выгоды. И, конечно, рабынь разводят, для этого отбираются только самые красивые из женщин, обычно их спаривают с красивыми шелковыми рабами мужского пола. При этом и тем и другим на головы надевают непрозрачные мешки, а женщину ещё и привязывают.

Женское потомство этих спариваний, само собой разумеется, необыкновенно изящно. Мужское потомство, что, на мой взгляд, очень интересно, часто рождается красивым, сильным и довольно мужественным. Это, возможно, потому что большинство шелковых рабов-мужчин были обращены в рабство не потому, что они слабы или женоподобны, а как раз наоборот потому, что они – мужчины, и часто истинные мужчины, которым придётся служить женщинам, полностью, тем же самым способом, что рабыня служит своему свободному господину. Безусловно, что также верно, есть немало довольно женоподобных шелковых рабов-мужчин, некоторые женщины предпочитают этот тип, возможно потому, что они боятся истинных мужчин, а от такого шелкового раба они не ждут, что могут проснуться связанной, порабощённой, и начать учиться быть женщиной. Большинство женщин, однако, через некоторое время, устаёт от подобного типа шелкового раба из-за банальности и скуки. Очарование и остроумие могут быть интересными, но если их вовремя не соединить с интеллектом и истинной мужской силой, они станут неубедительными.

Женоподобных шелковых рабов, вообще-то, редко отбирают для племенных целей. Гореанские заводчики рабов, имеют некоторые предрассудки в этом отношении, и предпочитают, разводить тех, кого они считают здоровыми, чем тех о ком они думают как о больных. Они всегда отбирают для этого сильных особей, предпочитая их слабым. Некоторые рабыни, кстати, считаются породистыми, выведенными посредством нескольких поколений рабских спариваний, и их владельцы хранят бумаги-родословные подтверждающие это.

Подделка или фальсификация подобных родословных по гореанским законам считается серьёзным уголовным преступлением. Многие гореанские мужчины полагают, что все женщины рождаются для ошейника, и что ни одна женщина не может полностью ощутить себя женщиной, пока не найдётся сильный мужчина и не наденет на неё ошейник, пока она не найдёт себя низведённой до её глубинных женских инстинктов у его ног.

В случае породистой рабыни, конечно, она по закону и без преувеличений, в любом понимании, рождена для ошейника, из чисто коммерческих и практических соображений, как удачное вложение денег со стороны владельцев.

Свойствами, чаще всего желаемыми заводчиками в породистых рабынях, являются красота и страсть. Было выяснено, что умственные способности, женского вида, в противоположность интеллекту псевдомужского типа, часто обнаруживаются в женщинах с большим количеством мужских гормонов, это обычно связывается, очевидно, генетически с этими двумя выше упомянутыми свойствами. Есть также некоторое количество рабов-мужчин с длинными родословными.

Гореане, хотя и признают юридическую и экономическую законность мужского рабства, не расценивают это, как обладание на биологическом уровне, как это закреплено в женском рабстве. Естественная ситуация, для большинства гореан, состоит в том, что господин устанавливает отношения с рабом единолично, и эти отношения идеально существует между мужчиной и женщиной, с женщиной в положении собственности. Рабы мужского пола, время от времени, могут получить возможность получить свободу, хотя, надо признать, обычно в ситуациях высокого риска и большой опасности. Такая возможность никогда не предоставляется рабыне. Она полностью бесправна и беспомощна. Если она и может получить свободу, это будет целиком и полностью, решение её владельца, и только.

– Ты, всерьёз, рассматриваешь поход в Прерии? – спросил Самос.

– Да, – ответил я.

– Ты – глупый и упрямый идиот, – возмущался Самос.

– Возможно, – не стал я спорить. Я поднял свёрток кожи кайилиаука и показал Самосу. – Я могу забрать это себе?

– Конечно, – буркнул Самос.

Я вручил рулон одному из моих служащих. Я подумал, что эта кожа могла бы оказаться полезной в Прериях.

– Ты решил окончательно?

– Да.

– Подожди, – сказал он, и спустился в трюм баржи. Через мгновение он вернулся, неся в руках переводчик, прихваченный нами из развалин. -Возможно, тебе это пригодится, – проворчал Самос, вручая это одному из моих мужчин.

– Спасибо, Самос.

– Я желаю Тебе удачи, – сказал он.

– И Тебе удачи, – ответил я отворачиваясь.

– Подожди! – окликнул меня Самос.

Я повернулся к нему лицом.

– Будь осторожен.

– Постараюсь.

– Тэрл, – внезапно позвал он меня ещё раз.

Я повернулся к нему, снова.

– Как могло получиться, что Тебе пришло в голову пойти на это?

– Зарендаргару, скорее всего, понадобится помощь, – объяснил я. – И я могу её предоставить.

– Но почему, почему? – допытывался моё друг.

Как я мог объяснить Самосу то странное тёмное родство, которое я почувствовал к тому, кого я однажды встретил на дальнем севере, несколько лет тому назад, к тому, кто совершенно ясно, был для нас никем, но монстром?

Я вспомнил долгий вечер, который я тогда провел с Зарендаргаром, и нашу долгую, оживленную беседу, наполненную разговорами о сражениях и бойцах знакомых с оружием и воинскими ценностями. О тех, кто почувствовал вкус и ужас войны, о тех, для кого тупой материализм был не больше чем, средством для более достойных побед. О тех, кто познал одиночество командования, кто никогда не забывал значения таких слов, как дисциплина, ответственность, храбрость и честь. О тех, кто знал опасности, длинные походы и лишения, для кого комфорт и семейный очаг значили меньше чем военные лагеря и дальние горизонты.

– Почему, почему? – вопрошал Самос.

Я смотрел мимо Самоса, на канал за его спиной. Охотник на уртов, со своей девушкой и лодкой, медленно гребя, удалялся. Похоже, он решил попытать своего охотничьего счастья в другом месте.

– Почему??? – почти простонал Самос.

– Однажды, – ответил я, пожав плечами. – Мы вместе пили пагу.

3. Я получаю информацию. Я поеду на север.

– Может, эта? – спросил работорговец.

– Я пытаюсь найти торговца, по имени Грант, – сказал я.

Девушка с белокурыми волосами, голая, стояла на коленях, прижавшись спиной к каменной стены. Её маленькие запястья были крепко стянуты сзади, и привязаны к железному кольцу, закрепленному в стене.

– Она не без своих приятностей, – расхваливал товар торговец.

– Ты знаешь, где можно найти этого парня, Гранта? – спросил я.

Другая девушка, также блондинка, прикованная за шею длинной цепью к кольцу в стене, подползла к моим ногам. Она прижалась животом к земле передо мной.

– Пожалуйста, купите меня, Господин, – прошептала она. – Я буду служить Вам беззаветно и страстно.

Различие между рабынями был интересно и хорошо заметно. Первая девушка была недавно захвачена, это ясно. Она еще не была даже заклеймена. Другая также совершенно ясно, уже познала руку хозяина.

– Я думаю, что он ведёт дела на севере, вдоль границы, – наконец ответил торговец.

– Купите меня, я умоляю Вас, Господин! – стонала, невольница у моих ног.

Я посмотрел на девушку, стоящую на коленях у стены. Она стремительно опустила голову и покраснела.

– Эта, – пояснил работорговец, указывая на девочку в стене, – ещё недавно, была свободна. Её захватили только пять дней назад. Как Ты можешь отметить, левое бедро ещё даже отмечено клеймом.

– Почему так? – Поинтересовался я. Обычно девушку клеймят в течение первых часов после её похищения. Надо сразу дать ей почувствовать, что после захвата у неё уже нет возможности вернутся на свободу, и никто уже не спутает со свободной женщиной.

– Я хочу, чтобы клеймо у неё было глубокое и чистое, – ответил он. – А мастер клейм, как назло, отправился в поездку по нескольким малым пограничным городам. Он лучший специалист в своём деле и имеет множество клейм, в пределах от красивых и тонких до грубых и мужских.

Я кивнул. Для пограничных городов, вдоль восточного края гор Тентис, были весьма обычными странствующие торговцы и ремесленники. Слишком мало работы для них, чтобы процветать сидя на одном месте, но вполне достаточно потребности в их услугах и товарах, если посещать такие города последовательно. Такие торговцы и ремесленники, обычно включали приблизительно пять – десять городов в сферу своих интересов.

– Не волнуйся, маленькая красотка, – сказал человек девушке, посмеиваясь.

– Ты скоро будешь должным образом заклеймена.

Девушка подняла голову, и посмотрела на меня.

– Видишь, – заметил купец, – ей уже любопытно прикосновение мужчины.

– Вижу, – сказал я.

– Ну, маленькая красотка, и какое клеймо Ты хотела бы получить? – спросил он девушку. – Не бойся. Не важно, какое именно у тебя клеймо, я гарантирую, что оно будет безупречным и чётким.

Она посмотрела на торговца снизу вверх. Тыльной стороной своей ладони он, внезапно, отвесил ей пощёчину.

Рабыня снова посмотрела на него, на этот раз испуганно. Кровь появилась на её губе.

– Любое клеймо, которое Вы хотели бы для меня, господин, – пролепетала она.

– Превосходно, – воскликнул торговец, поворачиваясь ко мне. – Это – её первый, полный рабский ответ. У неё были, конечно, другие варианты рабских ответов и поведения перед этим. Таких как борьба, извивания, вздрагивания, дёрганье от боли и страха, непокорное поведение и мольбы о пощаде, чтобы в конце стать симпатичной рабыней и поддерживать себя таковой разными способами, представляя себя как беспомощную, желанную женщину, пытаясь вызвать интерес привлекательных мужчин.

Девушка смотрела на него с ужасом, но я видел, в её глазах, что всё, что сказал работорговец, был правдой. Даже без клейма, она уже становилась рабыней.

– Пожалуйста, Господин. Пожалуйста, Господин, – умоляла девушка в моих ногах.

– И так, какое клеймо хотела бы, Ты, моя дорогая? – допытывался он у девушки, привязанной к стене. – Не бойся. Сейчас я разрешаю Тебе высказать свои пожелания. А уже я буду решать, поскольку это в моей власти, принять твоё пожелание, или отклонить его.

Её раздутая губа дрожала.

– Хочешь носить красивое женское клеймо, – спросил он, – или грубое и мужское, как раз пригодное для кувшинной девки, или рабыни кожевника?

– Я – женщина, Господин, – прошептала она. – Я женственна.

Я был рад услышать это простое признание от девушки, это прямое, бескомпромиссное согласие с реалиями её пола. Я думаю, что очень немногие из женщин моего прежнего мира, смогли бы сказать кому-то, даже их возлюбленным, подобное простое признание. Но все же, это признание, пусть и бессловесное, было сделано, и пусть даже мучительно и отчаянно, но многие женщины моего прежнего мира остаются женственными, несмотря на судебные запреты и психологическую обработку против честности в таких вопросах, предписанных антибиологическим, политизированным обществом. Я надеюсь что, эти признания, эти декларации, эти крики о признании, в словесный или бессловесной форме, могут быть услышаны мужчинами, хотя бы ради нежности и любви.

Это – интересный вопрос, отношение между естественными и условными ценностями. Безусловно, человеческий младенец, во многих отношениях, кажется, являет собой не более чем чистый лист, незаполненную таблицу, на которой общество может нанести свои ценности, разумные либо извращенные. Все же младенец – это только животное, с его природными и генетическими кодами, с его наследием вечных ценностей жизни и эволюции, прослеживающихся комбинаций молекул и рождения звезд. Таким образом, появляется конфликт между природным и искусственным, и неважно полезно ли это искусственное или нет. Этот конфликт, в свою очередь, вызывает гротескные комплексы беспокойства, вины и разрушения, с их сопутствующими вредными последствиями для счастья и жизни. Человек может быть научен принять свою собственную кастрацию, но где-нибудь, когда-нибудь, во взбесившемся человеке или целой общности, природа должна нанести ответный удар. Ответ дурака – ответ, который его обучили давать, ответ который он должен продолжать защищать и за которым он не может увидеть истины. Ответ, исторически происходящий из идеалов, основанных на жутком суеверии и тщетных извращениях сумасшедших, ответ этот теперь призван, чтобы отвечать интересам новых, гротескных меньшинств, которые, отвергают рациональное, чтобы придать правдоподобия, их собственным извращениям. Грязь Пуританизма, с её скрытой социальной силой, завещаемой от одного поколения следующему, может служить странным владельцам. Единственный практический ответ на эти дилеммы, это не продолжать самоподавление и самобичевание, но создавать общество, мир, в котором природа освобождена, для того чтобы процветать. Это нездоровый мир, в котором цивилизация -тюрьма природы. Природа и цивилизация не несовместимы. Выбор не должен быть сделан между ними. Для рационального животного, каждый должен быть дополнением и усилением другого. Слишком долго мир, находился под преобладанием гротеска и коварства. Они бояться главным образом того, что сами могут начать верить своей собственной лжи. Они думают, что пасут овец. Но возможно, не отдавая себе отчёта, они идут рядом с волками и львами.

Торговец разглядывал девушку у стены. Под его пристальным взглядом она выпрямлялась.

– Да, – подтвердил он. – Я вижу, что Ты женственна. А значит, Ты будешь соответственно клеймена.

– Спасибо, Господин, – поблагодарила рабыня.

– Это будет обычное клеймо кейджеры, – сказал он, – оно покажет, что Ты красива, но Ты всего лишь ещё одна рабыня.

– Спасибо, Господин, – повторила она. Я подумал, что курсивный Кеф, иногда называемый, жезлом и ветвью, прекрасный символ неволи, будут хорошо выглядеть на её бедре.

– Я уже заклеймена, Господин, – напомнила о себе девушка в моих ногах. Она смотрела на меня снизу.

Это верно. Она носила Кеф высоко на её левом бедре, чуть ниже таза. Это – наиболее распространенное место клейма для гореанской рабыни.

– Она ползает перед Тобой на животе, – усмехнулся купец. – Ты ей понравился.

– Возможно, Ты предупредил её, что, если она не поползет на животе к первому же покупателю на рынке, то будет выпорота, – усмехнулся я.

– Да, нет, – захихикал торговец, – просто, я отказывал ей в прикосновении мужчины в течение двух дней.

Сексуальное облегчение рабыни, как и её одежда, и еда, находятся в полной власти её владельца.

– Нет, Господин, – хныкала в расстройстве она. – Вы – тот мужчина, перед которым я лягу на живот и без принуждения. Видеть Вас означает хотеть пресмыкаться перед Вами.

– Господин, – заговорила девушка у стены, обращаясь ко мне, – если бы я не был связана, то я бы тоже, поползла к Вам.

– Отлично! – воскликнул работорговец. – Это – первый раз, когда она так заговорила. Очевидно Ты – тот тип мужчины, которого она расценивает как желанного хозяина.

Я промолчал. Девушка на рынке знает, что она будет продана. Соответственно она попытается повлиять на мужчину, которого она находит привлекательным, чтобы он купил её. Если не купит тот, кто понравился ей, она знает, что будет куплена кем-то похуже. Большинство рабынь, само собой, предпочитают быть купленными возбуждающим их и привлекательным для них хозяином, тем, кого они нашли бы неотразимым, тем, кому они будут желать служить, а не тем, кто толст и отвратителен. Безусловно, как рабыни, они должны отлично служить любому владельцу. Конечно, решение относительно того, покупать рабыню, или нет, находится, полностью и окончательно, в руках свободного мужчины. В этом отношении все, что девушка может, это только абсолютно беспомощно ждать. Нет у неё никакой возможности повлиять на свою судьбу, примерно, как у неодушевлённого товара, выложенного на прилавке в торговом центре на Земле.

Девушка, привязанная к кольцу, склонилась передо мной, натягивая веревку, стягивающую её запястья. Рабыня у моих ног с надеждой смотрела на меня снизу. Я чувствовал цепь, свисающую с её шеи на своей правой щиколотке.

– Имена у них есть? – спросил я у торговца.

– Нет, я еще их не назвал.

– Тот торговец. Грант. – Вернулся я к прежней теме. – Ты считаешь, он отправился на север?

– Да, – ответил купец.

Я отбросил рабыню пинком ноги.

Хныкая, она отползала назад к стене, где легла, поджав ноги, не отрывая от меня глаз. Другая девушка, привязанная запястьями к кольцу, отшатнулась назад к стене. Она смотрела на меня с ужасом и страхом, но, кроме того в её взгляде появилось и другое выражением, состоящее одновременно из возбуждения и трепета. Я думаю теперь, она поняла немного лучше, чем раньше, что это такое быть рабыней. Теперь она превратилась в объект для наказаний. Наши глаза встретились. В её глазах, теперь было окончательное понимание того, что она, как и любая другая рабыня, с этого момента есть и будет, в полным подчинении мужчин. Она задрожала, и опустила взгляд. Но я видел, что она дрожала со страхом и возбуждением. Я видел, что она, должным образом выдрессированная, станет превосходной рабыней для самого взыскательного мужчины.

– Следующий город к северу – это Форт Хаскинс, – прикинул я. Он лежит в основании перевала Босвелла. Первоначально это была торговая фактория, основанная Компанией Хаскинс – компанией Торговцев, прежде всего из Тэнтиса. Военная застава, под флагом Тентиса, построенная позже в том же самом месте и содержавшаяся торговцами, имела военное и политическое значение для региона восточных ворот Прохода Босвелла. С тех пор, это место получило известность как Форт Хаскинс. Форт по-прежнему остается на своём месте, но его имя, теперь перешло и к городу, который вырос на запад и юг от крепости. Непосредственно форт, уже дважды сжигали, однажды солдатами от Порт-Олни, прежде чем тот город присоединился к Конфедерации Салериан, и однажды, Пыльноногими – племенем краснокожих из Прерий. Военное значение форта уменьшилось с ростом населения в той местности и увеличения численности тарнсмэнов в Тентисе. Форт теперь служит, прежде всего, в качестве торговой фактории, содержащейся кастой Торговцев Тентиса, с интересной историей возникновения.

– Это всего лишь моё предположение, – поправил меня мой собеседник. – Но тот, кого Ты ищешь, торговец по имени Грант, никак не связан с Фортом Хаскинс, он обычно ведёт дела в Кайилиауке.

– Спасибо, – сказал я. Я должен был догадаться сам. Кайилиаук – самый восточный город в предгорьях Тентиса. Он расположен почти на краю Иханке или Границы. От его предместий можно видеть вешки, перья на высоких шестах, которые отмечают начало земель краснокожих.

– Надеюсь, что Ты не собираешься его убить, – спросил работорговец.

– Нет, – улыбнулся я.

– Да, Ты не носишь одежду темной касты, и при этом у Тебя нет черного кинжала над бровью.

– Я не Убийца, – подтвердил я.

– Грант – весьма своеобразный парень. Весьма скрытный, но как мне кажется, неопасный.

– Я не собираюсь ему вредить, – заверил я купца. – И я благодарю Тебя за помощь.

– Ты пешком? – спросил меня он.

– Да, – ответил я.

Я продал своего тарна два дня назад и начал пробираться на север пешком. Кюры, от которых мы узнали историю, в свою очередь тоже скрываются. По крайней мере наш агент в этих местах их не обнаружил. Я рассчитывал что буду привлекать меньше внимания, идя пешком, чем как тарнсмэн.

– Если Тебе нужен Грант, то я советую поторопиться. Сейчас – Эн-Кара, и он скоро уйдёт в Прерии.

Я положил тарск на его ладонь, но он попытался вернуть его обратно.

– Я ничего не сделал, – улыбнулся он.

– Это моя благодарность, – сказал я, поворачиваясь чтобы уйти.

– Эй, парень, – окликнул меня он.

– Да? – я снова повернулся и встал перед ним.

– В полдень рабский фургон покидает город по северной дороге, – было сказано спокойным голосом. – Они могли бы подбросить Тебя до Форта Хаскинс.

– Спасибо.

– Не за что.

Напоследок я снова полюбовался на двух белокурых рабынь. Вначале я посмотрел на ту, что стояла на коленях у стены, с привязанными к кольцу запястьями. В своих путах она узнала, что была женщиной. Это трудно для женщины, быть раздетой, связанной и принадлежащей мужчине, и не узнать о своей женственности. Эти знаки и выражения её природы, не трудно разглядеть. Она поняла их, полностью и навсегда. Я взглянул на другую девушку, она лежала у стены с цепью на шее, смотря мне в след. Её психологическая боль, боль рабыни, была почти невыносимой. Возможно, её владелец отдаст её одному из надсмотрщиков на ночь. Безумство её потребности могло бы на какое-то время быть успокоено, но через несколько ан, непреодолимо и неодолимо, оно снова возникнет внутри её плоти. Я снова бросил взгляд на первую девушку, и улыбнулся.

Она, тоже скоро, получит клеймо и ошейник, и узнает такие же потребности.

Она, тоже скоро, духовно и телесно, узнает, что это значит быть рабыней полностью.

– Всего хорошего, – сказал я работорговцу.

– Всего хорошего, – пожелал он мне в ответ.

Я повернулся и ушёл.

4. Мы видим дым. Мы встречаемся с солдатами

Я толкал плечом колесо большого деревянного рабского фургона.

Я услышал впереди, крик возницы, щелчок его длинного кнута по спинам двух гужевых тарларионов, запряжённых в фургон.

– Пошли, ленивые твари! – кричал он.

Стоя по колено в болоте я, скользя, упирался в массивное деревянное колесо.

Колесо стронулось и фургон, со стоном и скрипом, дернулся вверх и пошёл вперёд.

Я пробрался мимо фургона, вышел на посыпанную галькой поверхность, на бегу запрыгнул в фургон, и уселся на скамье рядом с возницей.