Текст книги "Дикари Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Джон Норман

Дикари Гора

Хроники Противо-Земли – 17

1. Ког и Сардак. Переговоры в Дельте.

– Сколько их там? – спросил я Самоса.

– Двое, – ответил он.

– И они, в самом деле, живы? – переспросил я.

– Да, – подтвердил мой собеседник.

Во второй ан, задолго до рассвета, посланец Самоса прибыл во внутренний двор-озеро моего дома в городе каналов Порт-Каре. Это место – база множества пиратских кораблей, бич моря Тассы, это мрачный драгоценный камень в её мерцающих зеленых водах. Дважды он ударил по створке морских ворот, тупым концом своего копья, сделанного из дерева Ка-ла-на. Он предъявил перстень с печаткой, принадлежавший Самосу из Порт-Кара, первому капитану совета капитанов. Проснуться у меня получилось быстро. Утро, в начале весны, было холодным.

– Надвигаются тиросцы? – Я спросил белокурого гиганта Турнока -бывшего крестьянина, пришедшего, чтобы разбудить меня.

– Я так не думаю, Капитан, – ответил он.

Девочка что была около меня, испуганно натянула меха по самое её горло.

– Замечены рейдеры Коса? – спросил я.

– Вряд ли, Капитан.

Рядом со мной звякнул металл. Это дёрнулась цепь, прикреплённая к ошейнику моей девчонки. Под мехами она была раздета. Цепь соединяла её широкий стальной ошейник с рабским кольцом в ногах моей постели. Тяжелая цепь.

– Значит, он пришёл по делу, не касающемуся дел Порта-Кара? – поинтересовался я.

– Я думаю, что скорее всего, нет, Капитан, – отозвался Турнок. – Мне кажется, что он прибыл совсем не по делам Порта-Кара.

Он стоял у двери, и маленькая масляная лампа освещала его бородатое лицо.

– Это были спокойные времена, – пробормотал я, – пожалуй, они продлились слишком долго.

– Капитан? – переспросил он.

– Ничего, – не стал я объясняться.

– Ещё так рано, – прошептала девушка рядом со мной.

– Тебе не давали разрешения говорить, – прикрикнул я ей.

– Простите меня, Господин, – пролепетала она.

Я резко сдёрнул тяжелые меха с моей каменной лежанки. Девушка быстро подтянула вверх свои ноги и откатилась в сторону. Сидя на краю кровати, я рассматривал её сверху вниз. Она пыталась прикрыться от глаз Турнока, и я подтянул её к себе.

– О-о-о, вздохнула она.

– Вы встретитесь с ним в зале для приёмов? – спросил Турнок.

– Да, – ответил я.

– О-о-о, – простонала девушка. – О-о-о!

Теперь, когда она перевернулась на спину, стало хорошо видно небольшое, красивое клеймо в верхней части её левого бедра, чуть ниже ягодицы. Я поставил его сам, ещё, когда был в Аре.

– Хозяин, я могу говорить? – спросила она.

– Да, – разрешил я.

– Но мы не одни, – сказала она. – Здесь есть посторонний!

– Тогда, молчи, – ответил я ей.

– Да, мой Господин, – простонала рабыня.

– Вы скоро туда подойдёте? – спросил Турнок.

– Да, – ответил я ему. – Скоро.

Девушка со страхом смотрела на Турнока через мое плечо. Потом она прижалась ко мне, закрыла глаза, задрожала и расслабилась. Когда она вновь взглянула на Турнока, она сделала это так, как делает принуждённая к покорности рабыня, сжатая в мужских руках.

– Я сообщу посланцу Самоса, что Вы подойдёте с минуты на минуту, -сказал Турнок.

– Да, – подтвердил я.

Тогда он покинул комнату, поставив масляную лампу на полку около двери.

Я смотрел вниз в глаза девушки, удерживаемой в моих руках.

– Вы сделали меня рабыней, – сказала она.

– Ты и есть рабыня, – заметил я ей.

– Да, мой Господин, – согласилась она.

– Ты должна привыкнуть к своему рабству, во всех его гранях, – сказал я ей.

– Да, мой Господин, – ответила моя рабыня.

Я отстранился от неё, и сидел на мехах с краю кушетки.

– Девушка благодарна, что Хозяин прикоснулся к ней, – сказала она.

Я не отвечал. Благодарность рабыни – ничего не значит, как и сама рабыня.

– Ещё так рано, – прошептала она.

– Да, – согласился я.

– И очень холодно, – сказала она.

– Да, – я вновь согласился с ней. Угли в жаровне, стоящей слева от большой каменной софы за ночь прогорели. В комнате было промозгло, от водоёма внутреннего двора и каналов тянуло холодом. Стены, возведённые из крупных камней, также, быстро выстывали и добавляли сырости, да и узкие окна, забранные защитными решётками, тепла не добавляли, хотя и были затянуты кожаными драпировками с пряжками. Мои ступни чувствовали влагу на плитах пола. Я не давал рабыне разрешения, залезать ко мне под одеяло, и она не была столь смела или глупа, чтобы попросить на это разрешение. Но я был снисходителен к ней этой ночью. Я не собирался оставлять её голой на каменном полу, в ногах моей постели, под тонкой простынёй, где из комфорта была только тяжёлая стальная цепь.

Я поднялся с софы и подошел к бронзовой купальне, в углу комнаты, напоенной холодной водой. Присел на корточки, и поплескал ледяной водой на лицо и торс.

– Что происходит, мой Господин, – спросила девушка, – почему этого человека из дома первого капитана Порт-Кара Самоса, прислали столь рано и так тайно?

– Пока не знаю, – ответил я. Я досуха обтёрся полотенцем, и повернулся, чтобы полюбоваться на неё. Рабыня полулежала на боку, опираясь на левый локоть. Цепь, связывающая её ошейник с рабским кольцом, установленным в ногах софы, лежала перед ней.

Под моим взглядом, она встала на колени, опёршись ягодицами на пятки, широко расставив колени, выпрямив спину, подняв голову и положив руки на бедра. Это – обычная поза коленопреклонённой рабыни.

– Даже если бы Вы знали, то Вы не сказали бы мне, не так ли? – спросила она.

– Нет, конечно, – согласился я.

– Я – рабыня, – сказала она.

– Да, – подтвердил я.

– Мне было хорошо с Вами, – сказала она, – и как рабыне тоже.

– Так и должно быть, – усмехнулся я.

– Да, Хозяин, – согласилась девушка.

Я тогда возвратился к софе, и сел на край. Она спустилась с постели, чтобы встать на колени на полу передо мной. Я смотрел на неё сверху вниз. Как прекрасна была эта порабощённая женщина.

– Возможно, заметил я, – Ты могла бы поразмышлять о том, что за дело привело эмиссара Самоса из Порта-Кара в мой дом этим утром?

– Я, Господин? – спросила она, испуганно.

– Да, ты, – сказал я. – Ведь это Ты когда-то служила Кюрам, противникам Царствующих Жрецов.

– Я рассказала всё, что знала, – воскликнула она. – Я рассказала все в темницах Самоса! Я была в ужасе! Я ничего не скрыла! Я выдала Вам всю информацию!

– Да, после чего Ты стала бесполезна, – заметил я.

– Кроме, возможно, того что я могла бы понравиться мужчине как рабыня, – заметила она.

– Да, это точно, – улыбнулся я.

Самос лично издал приказ о её аресте и порабощении. В Аре я предъявил этот документ ей, и сразу после этого, поскольку она понравилось мне, осуществил задуманное. Когда-то она была мисс Элисией Невинс, землянкой, агентом Кюров на Горе. Тогда, в Аре, городе, из которого я был изгнан, я поймал её и сделал своей рабыней. В её собственном доме она была мною схвачена, раздета и закована в кандалы. В её же доме, пока было время, я выжег ей клеймо, и заключил её прекрасную шейку в блестящее, несгибаемое кольцо рабства. До наступления темноты, и моего бегства из города, я ещё успел, проткнуть её уши, что здесь является последней стадией унижения и рабства. В гореанском образе мышления, это ясно даёт понять, что перед тобой рабыня.

В глазах гореан проколотые уши, этот видимая рана, нанесённая, для одевания чувственных и варварских украшений, обычно расцениваются как эквивалент, используемый для наиболее практических целей – это приговор к безвозвратному рабству. Обычно уши прокалывают только самым дешёвым или наоборот наиболее чувственным рабыням. Большинством гореан это рассматривается, как более оскорбительная и унизительная метка, чем прокол носовой перегородки, использующийся для установки кольца и поводка. Действительно, ведь такое отверстие не заметно со стороны. Некоторые рабыни, конечно, имеют и те и другие проколы.

Их хозяева, таким образом, могут выбрать украшения их прекрасной собственности, по своему вкусу. Интересно, что прокол носа в некоторых местностях распространён больше чем в других, и некоторые народы используют его чаще, чем другие. В отношении кольца в носу, также, нужно упомянуть, что среди Народов Фургонов, даже свободные женщины носят такие кольца. Это, однако, редкость на Горе. Кольцо в носу, чаще всего, носится рабынями.

Эти кольца, и для ушей и для носа, к тому же служат не просто в качестве украшений. Они также играют свою роль в возбуждении женщины. Щекотание боков шеи под ушами девушки – чувствительной области её тела, свисающими серьгами, стимулирует пробуждение её плотских желаний. Эта область довольно чувствительна к лёгким прикосновениям. А если серьги сделаны более чем из одной детали, то тихие звуки, возникающие при движении, также, могут вызвать возбуждение. Соответственно, серьги при движении нежными касаниями, а иногда и звуками, настойчиво, коварно и сладострастно, заводят женщину, на сознательном и на подсознательном уровнях, что держат её в состоянии постоянной сексуальной готовности. Легко понять, почему свободные гореанские женщины не носят их, и почему они, обычно, одеваются только на самых неуважаемых рабынь. Всё выше сказанное, также, касается и проколотого носа, ведь кольцо слегка касается, очень чувствительной области верхней губы девушки. Проколотый нос, само собой, ещё и ясно дает понять невольнице, что она – домашнее животное. Многих домашних животных на Горе метят подобным образом.

И вот девушка, стоящая на коленях передо мной, когда-то Элисия Невинс, когда-то надменная, красивая и гордая агентесса Кюров, а теперь всего лишь моя очаровательная рабыня, потянулась к моим сандалиям.

Она прижалась к ним губам, целуя их, и затем, опустив голову вниз, начала завязывать их на моих ногах. Она была довольно привлекательна с тяжелым железным ошейником и цепью на шее, стоящая на коленях передо мной, выполняющая эту непритязательную работу. Я тем временем задавался вопросом, зачем прибыл эмиссар Самоса.

– Ваши сандалии завязаны, Господин, – сказала девушка, поднимая голову, и вновь становясь на колени.

Я пристально посмотрел на неё. Приятно всё-таки владеть женщиной.

– О чём Вы думаете, Хозяин? – спросила она.

– Я вспомнил, – ответил я, – первый раз, когда я использовал Тебя для своего удовольствия. – А Ты, помнишь, как это было?

– Да, Хозяин, – вздохнула она. – Я никогда этого не забуду. И это был не только первый раз, когда Вы взяли меня для своего удовольствия. Это был первый раз, когда вообще кто-либо использовал меня для своего удовлетворения.

– Насколько я помню, – сказал я, – Ты хорошо отдалась, для новообращённой рабыни.

– Спасибо, Господин, – поблагодарила она. – И пока Вы ждали темноты, чтобы сбежать из города, коротания времени, Вы заставили меня отдаваться снова и снова.

– Да, – согласился я. А потом, когда стемнело, и я счёл побег достаточно безопасным, то привязал её голой, животом вверх, к седлу моего тарна, и, избегая патрулей, выскользнул из Ара. Я возвратился в Порт-Кар, где швырнул её, связанную рабыню, к ногам Самоса. Он бросил пленницу в одну из своих женских темниц, где мы и допросили её. Мы узнали тогда много нового.

После того, как мы выжали из неё всю информацию, что ей была известна, она стала ненужной, и могла быть брошена связанной и голой в каналы на съедение уртам, или, возможно, по нашему выбору, сохранена в качестве рабыни.

Она была миловидна. И я доставил её, в мой дом, обездвиженную и с завязанными глазами. Когда покровы сдёрнули, она оказалась у моих ног.

– Ты действительно благодарна, что тебя оставили в моём доме? – спросил я.

– Да, Господин, – ответила она, – и особенно благодарна, что Вы сочли меня достойной, чтобы держать какое-то время Вашей собственной рабыней.

Ничто так не удовлетворяет женщину, как её собственное рабство.

После того, как я использовал её, я поместил со своими другими женщинами. Большинство из них доступно моим мужчинам, так же как мне самому.

– Рабыня благодарна, – сказала она, – что этой ночью Вы приковали меня к Вашему рабскому кольцу.

– Кто благодарен? – спросил я.

– Элисия благодарна, – ответила она.

– Кто такая Элисия? – переспросил я.

– Я – Элисия, – сказала она. – Это – кличка, которую мой Господин счел подходящей для меня.

Я улыбнулся. Рабы, не более чем домашние животные, и не имеет прав на выбор имени. Их называет хозяин. По моему решению, она носила свое бывшее имя, но теперь это только рабское прозвище, кличка домашнего животного.

Я встал, и стянул одно из меховых покрывал с софы. Пересёк комнату, и поясом, закрепил мех на себе. Кроме того, с торчащего из стены крюка, я снял ножны с её вложенным в них коротким мечом. Я вытащил клинок из ножен, протёр его об мех, что был на мне, и вернул меч в ножны. Лезвие всегда следует протирать, чтобы удалить с него капли влаги. Большинство гореанских ножен не защищают от сырости, поскольку в этом случае меч будет сидеть в них слишком туго, что создаст сложности при выхватывании, и может стоить жизни в бою. Я перебросил ремень ножен через левое плечо, гореанским способом. Таким образом, чтобы ремень ножен, не мешал выхватывать клинок, в противном случае можно запутаться в снаряжении, а это также может привести к поражению в бою. На марше, кстати, и в некоторых других ситуациях, регулируемый ремень, обычно, помещается на правое плечо. Это уменьшает его скольжение при движении.

В обоих случаях, конечно, это верно для правши, ножны в левом бедре, обеспечивают удобное и быстрое выхватывание меча поперёк тела.

Я тогда пошел снова в сторону устланной мехом, большой каменной кровати, рядом с которой, на полу, прикованная цепью за шею, стояла на коленях красивая рабыня.

Я встал перед нею.

Она легла на живот, и мягко обхватив мои лодыжки руками, покрыла мои ноги поцелуями. Её губы, и её язык, были теплыми и влажными.

– Я люблю Вас, мой Господин, – прошептала она, – я принадлежу Вам.

Я отстранился от неё. – Ползи в ноги постели, приказал я ей, – и лежи там.

– Да, Господин, – отозвалась она. И поползла на руках и коленях, в ноги софы и, свернулась там, на холодных плитах пола.

На пороге, я остановился и оглянулся назад, и полюбовался на неё. Она, свернулась калачиком на холодных и влажных плитах пола, в ногах софы, прикованная мною цепью за ошейник.

Крошечная масляная лампа, оставленная Турноком на полке у двери, слабо освещала спальню.

– Я люблю Вас, мой Господин, – прошептала она, – я принадлежу Вам.

Я отвернулся и покинул комнату. За несколько ан до рассвета, мужчины зайдут в комнату и отстегнут её от рабского кольца, чтобы позже, поставить её работать вместе с другими невольницами.

– Сколько их там? – спросил я Самоса.

– Двое, – ответил он.

– И они, в самом деле, живы? – переспросил я.

– Да, – подтвердил мой собеседник.

– Мне кажется это не самое благоприятное место для встречи, – заметил я.

Мы находились в руинах полуразрушенной тарноводческой фермы, возведённой на широкой возвышенности, на краю ренсовых болот, приблизительно в четырех пасангах от северо-восточных ворот Порта-Кара, в дельте реки.

При подъеме на пригорок, и его пересечении, охранники, оставшиеся сейчас снаружи здания, тупыми концами копий, отогнали с дороги нескольких извивающихся тарларионов. Существа, сердито шипя, ныряли в болото. Комплекс состоял из загона для тарнов, теперь с полностью разрушенной крышей, из пристройки-кладовой и жилища тарноводов. Ферма был заброшена уже в течение многих лет. Мы стояли внутри пристройки. Через разрушенную крышу, сквозь балки, можно было видеть часть ночного неба и одну из трех лун. Впереди, через осыпавшуюся стену, я мог видеть остатки огромного тарнового загона. Когда-то там была гигантская, куполообразная решётка, собранная из мощных деревянных балок, скреплённых между собой тросами. Но теперь, после долгих лет запустения, проливных дождей и жестоких ветров, немногое осталось от этого когда-то величественного и сложного сооружения, но остовы, нижней части арочных конструкций ещё держались.

– Я бы не доверял этому месту, – заметил я.

– Оно подходит им, – отозвался Самос.

– Здесь слишком темно, – сказал я, – и слишком велики шансы внезапного нападения и засады.

– Оно подходит им, – повторил Самос.

– Кто бы сомневался, – проворчал я.

– Не думаю, что опасность так велика, – постарался успокоить меня он. – К тому же вокруг здания наши охранники.

– Разве мы не могли, встретитьсь в Вашем торговом доме? – спросил я.

– Вряд ли. Ты можешь представить себе, что подобные создания свободно перемещаются среди людей? – поинтересовался Самос.

– Сомневаюсь, – согласился я с ним.

– Интересно, знают ли они, что мы уже здесь.

– Если они живы, – ответил я, – то знают.

– Возможно.

– Какова цель этих переговоров? – спросил я.

– Мне это неизвестно, – ответил Самос.

– Это очень необычно для этих монстров вести переговоры с людьми, -заметил я.

– Это точно, – подтвердил мои слова Самос. Он озирался вокруг, присматриваясь к развалинам. Он, также как и я не особо расслаблялся. Как-то это место не располагало к халатности.

– Чего они могут хотеть? – задавался я вопросом.

– Не знаю, – всё так же ответил Самос.

– Возможно, по каким-то причинам, им понадобилась помощь людей, -размышлял я.

– Это кажется мне маловероятным, – сказал Самос.

– Действительно, – согласился я.

– Не может ли быть, – предположил Самос, – Что они прибыли, чтобы предложить мир?

– Нет, – отверг я такой вариант.

– Почему Ты так уверен? – спросил Самос.

– Они слишком сильно похожи на людей, – сказал я.

– Я зажгу фонарь, – предложил Самос. Он присел и извлек из своей сумки крошечную зажигалку, небольшое устройство, включающее в себя крошечный резервуар тарларионового жира, с пропитанным им фитилем, поджигаемым искрой, которая возникала от трения маленького, зазубренного стального колесика приводимого в действие большим пальцем, об осколок кремня.

– Должна ли эта встреча, быть настолько секретной? – спросил я.

– Да, – ответил Самос.

Мы добрались до этого места, через северо-восточные ворота, выходящие в дельту реки, на плоскодонной, закрытой барже. Только через лацпорт прикрытый заслонкой я мог отслеживать наш маршрут. Никто снаружи баржи, с переходов и мостков вдоль каналов, не смог бы рассмотреть экипаж баржи. Такие баржи, кстати, используются для транспортировки рабынь, которые не должны знать, где они взяты, и в какую часть города доставлены. Подобного результата можно достичь и более простым способом в открытой лодке, где девушек сковывают по рукам и ногам, надевают им на голову непрозрачный капюшон, и затем бросают под ногами гребцов.

Послышался лёгкий скрип, это колёсико зажигалки процарапало по кремню. Я не отрывал своих глаз от существ в дальнем конце комнаты, на полу, наполовину скрытых за большим столом. Пространство, видимое за столом, вело к разрушенному загону для тарнов. Было бы не разумно отводить взгляд от таких тварей, особенно если они находятся в непосредственной близости, и уж тем более повернуться спиной к ним. Я не знал, спали ли они или нет, но подозревал, что бодрствовали.

Моя рука сжала эфес меча. Эти звери, а у меня была возможность убедиться в этом лично, могли перемещаться с удивительной скоростью.

Фитиль зажигалки наконец-то разгорелся. Самос, осторожно, поднёс крошечный огонёк к фитилю уже незакрытого ставнями потайного фонаря. Тарларионовое масло, также залитое в фонарь, разгорелось, и теперь, при дополнительном освещении я удостоверился, что твари не спят.

Когда Самос разжигал огонь, то слабый звук, от касания стали и кремня, был ясно слышен для них, обладающих чрезвычайной остротой слуха, но я заметил лишь малейшие мускульные сокращения. Если бы они вздрагивали во сне, я уверен, такие движения были бы намного более заметными. Если вначале у меня были некоторые сомнения, то теперь их не осталось, существа прекрасно знали о нашем присутствии.

– Чем меньше, тех, кто знает о Кюрах, тем лучше, – сказал Самос. -Меньшинство должно знать, защищать и предупреждать, неготовое население. Даже охранники, оставшиеся снаружи, не имеют ясного представления, для чего мы приехали сюда. Да даже, если бы кто-то увидел этих существ, кто поверил бы их историям относительно существования подобных монстров? К ним отнеслись бы как к мифам или легендам о сказочных животных, таких как лошадь, собака или грифон.

Я улыбнулся. На Горе не было лошадей и собак. Большинство гореан знают о них только из легенд, которые, несомненно, возникли во времена, о которых уже не помнят, в эпоху, когда людей перенесли на Гор с Земли. Эти истории, невероятно древние, вероятно, восходят к времени первых Приглашений, предпринятых тысячи лет назад смелыми и любознательными существами чужой расы. На этой планете они известны большинству гореан, как Царствующие Жрецы. Безусловно, немногие из Царствующих Жрецов теперь склонны к подобному любопытству. Уже нет в них такой восторженной склонности к исследованиям и приключениям. В настоящие время, Царствующие Жрецы состарились. Я считаю что, наверное, каждый из нас может считаться стариком только тогда, когда теряет желание познавать новое. Только тогда, когда мы теряем любопытство и авантюризм, мы может сказать, что действительно пришла быть старость.

У меня было два друга, среди Царствующих Жрецов, Миск, и Куск. Я не думаю, что они, в этом смысле, могли бы постареть. Но их только двое -двое из небольшой горстки выживших представителей некогда могущественного народа, величественных и блистательных Царствующих Жрецов. Безусловно, мне удалось, много лет назад, возвратить в Гнездо последнее яйцо женской особи Царствующих Жрецов. Также, среди оставшихся в живых, был молодой самец, спасённый от уничтожения старшим поколением. Но я так никогда и не узнал, что же произошло в Гнезде, после возвращения яйца. Я не узнал, было ли это яйцо жизнеспособно, и был ли самец способным к спариванию. Я не узнал, вылупилась ли из яйца матка или нет. Я не узнал, вступила ли уже в свои права новая Мать. И если это произошло, то я не знаю судьбы старшего поколения, или сущности нового. Я не знаю, понимает ли новое поколение надвигающуюся опасность, так же как это понимало старое? Знает ли новое поколение, как это знало предыдущее, что представляют собой гигантские, косматые и мрачные твари, которые, скрючившись, лежат на полу заброшенной тарновой фермы в нескольких футах от меня?

– Я думаю, что Ты прав, Самос, – сказал я.

Он поднял фонарь, уже с открытыми шторками. И мы смогли рассмотреть существ лежащих перед нами.

– Они будут двигаться медленно, – предположил я, – для того чтобы не испугать нас. Я думаю, что и мы, должны поступать таким же самым образом.

– Согласен, – прошептал Самос.

– В загоне есть тарны, – сказал я, заметив движение, и отблеск лунного света на длинном, изогнутом как ятаган клюве. Я также увидел, что птица дважды подняла и сложила свои крылья. Из-за тени я не обнаружил их раньше.

– Два, – поправил Самос. – Твари прибыли сюда на них.

– Пойдём к столу? – предложил я.

– Да.

– Медленно, – сказал я.

– Да, – поддержал меня Самос.

Тогда мы, очень медленно, приблизились к столу, и встали перед тварями. Теперь, вблизи, в свете фонаря, я мог разглядеть, что мех одного из существ был темновато-коричневого оттенка, а у другого почти черным. Насколько я знаю, наиболее распространенный окрас этих бестий темно-коричневый. Они были огромными. Настолько огромными, что когда они лежали, как живые курганы, вершина этой горы, соответствующая хребту, на несколько дюймов возвышалась над поверхностью стола. Я не мог видеть головы. Ноги и руки, также, были скрыты. Я не мог, даже если бы захотел, выхватить клинок и напасть на них, мешал стол, находившийся между нами. Подозреваю, что позиция, которую они заняли, не была случайной. Что для меня, так я не был раздосадован, тем, что нас разделяет тяжелый стол, и даже, был бы, не против, если бы он был ещё шире. А ещё лучше, и со мной согласился бы любой человек, вообще, чтобы твари были закованы в цепи, с дюймовыми звеньями, или сидели за частой решёткой, с прутьями приблизительно три дюйма в диаметре.

Самос установил фонарь на стол. Мы замерли.

– Что будем делать? – спросил Самос.

– Понятия не имею, – отозвался я. Я весь вспотел. Я слышал свое собственное сердцебиение. Моя правая рука, лежала на эфесе меча, левая рука придерживала ножны.

– Может, они спят, – прошептал Самос.

– Нет, – прошептал я в ответ.

– Они никак не реагируют на наше присутствие, – удивлённо сказал Самос.

– Но они знают, что мы здесь, – сказал я.

– Так всё-таки, что мы будем делать? – переспросил Самос, вытянув руку в сторону стола. – Может, я коснусь его?

– Не стоит этого делать, – прошептал я напряженно. – Неожиданное прикосновение может вызвать защитный рефлекс.

Самос отдёрнул руку.

– Кроме того, – напомнил я, – Они – слишком гордые и тщеславные существа. Они не приветствуют прикосновения человека, приходят в ярость от этого, и могут просто разорвать того, кто осмелился на такой поступок.

– Приятные ребята, – заметил Самос.

– У них, так же, как и у любых других рациональных существ имеются чувство собственности и определённый этикет, – пояснил я.

– Ты можешь относиться к ним, как рациональным существам? – удивился Самос.

– Конечно, их умственные способности и коварство, заставляют считать их рациональными, – сказал я.

– Это Тебя поразит, – продолжил я. – Но Ты должен знать, что с их точки зрения люди абсолютно не рациональные создания, мы для них низшие существа, и для большинства из них мы занимаем нишу лишь немного отличающуюся от еды.

– Тогда, зачем они вызвали нас на эти переговоры? – ещё больше удивился Самос.

– Я не знаю, – ответил я. – На сегодня, это для меня, самая занимательная загадка.

– Они не обращают на нас внимания, – разозлился Самос. В конце концов, он являлся представителем Царствующих Жрецов, и кроме того был первым капитаном совета капитанов, фактически правящего органа Порт-Кара.

– Похоже на то, – согласился я с ним.

– Что будем делать? – в который раз спросил Самос.

– Подождём ещё немного, – предложил я.

Снаружи, раздался крик хищного Ула, гигантского, зубастого, крылатого ящера, пролетающего над болотами.

– А каким образом была устроена эта встреча? – спросил я.

– Пару дней назад, мой человек нашёл цилиндр с сообщением, прямо на земле, посреди воинской тренировочной площадки. – Скорее всего, кто-то сбросил его туда ночью, со спины тарна.

– Думаешь одним из них? – спросил я.

– Сомнительно, – не согласился Самос, – Вряд ли кто-то из них мог летать над городом.

– Правильно, – сказал я.

– А это означает, что них есть союзники среди людей, – заявил Самос.

– Да, – не стал я спорить. В моих путешествиях и приключениях на Горе, я встречал немало союзников этих тварей, как мужчин, так и женщин. Женщины, неизменно, были довольно красивы. У меня даже возникло подозрение, что они были отобраны, из расчёта выполнить определённое задание, а потом – ошейник, клеймо и рабство. Несомненно, этот запланированный вариант их использования, им при вербовке никто не разъяснял. Одна из них, та, что когда-то была мисс Элисией Невинс, а теперь рабыней по кличке Элисиия в моем доме, как раз сейчас нагой прикована цепью за ошейник к моему рабскому кольцу, была именно такой дурочкой. Правда, вместо того, чтобы оказаться рабыней своих инопланетных союзников, или просто оказаться на невольничьем рынке, она стала рабыней одного из своих бывших врагов. Я полагаю, теперь Гор, даст её рабству особенно интимный и пугающий привкус. До рассветных сумерек оставался последний ан. Уже скоро, она была бы отстёгнута от кольца. За ней присматривают, даже во время туалета и мытья. А потом она присоединится к остальным моим женщинами. Как и всем прочим, ей выдадут на завтрак рабскую кашу, а после завтрака мытья своей деревянной миски, её ждёт ежедневная работа по дому в течение всего дня.

Мы вновь услышали, крик Ула снаружи здания. Тарны в развалинах загона зашевелились. Ул не станет нападать на тарна, птица гораздо сильнее, и просто порвёт ящера в клочья.

– А ведь мы глупцы, – сказал я Самосу.

– Как так? – вскинулся Самос.

– Да ведь ясно же, что с точки зрения наших друзей, мы должны следовать их протоколу на этой встрече. Это разумно.

– Не понял, – сказал Самос.

– Поставь себя в их место, – стал объяснять я. – Они больше и сильнее нас, а кроме того, наверняка, более свирепы и жестоки. Также, они расценивают себя как более разумный вид, чем мы, и как следствие являющийся доминирующей расой.

– И что из этого следует? – не понял Самос.

– А то, – сказал я, – что они, вполне естественно, не собираются обращаться к нам первыми, они ожидают, что мы начнём первыми.

– Значит, – наконец понял Самос, – я должен первым обратиться к этим животным, я – первый капитан великого города Порт-Кара, сияющего бриллианта блестящего моря Тасса?

– Правильно.

– Никогда, и ни за что, – прорычал он.

– Ты хочешь, чтобы это сделал я.

– Нет.

– Тогда начинай сам, – сказал я.

– Пошли отсюда, – заявил Самос сердито.

– На твоём месте, – сказал я. – Я бы не рискнул бы вызывать их недовольство.

– Ты думаешь, что они разозлятся? – спросил он.

– Этого следует ожидать, – ответил я. – Я не думаю, что они хотели бы так бесполезно провести эту ночь, да ещё и быть униженными людьми.

– Ну что же, в таком случае, я должен заговорить первым.

– Я бы рекомендовал так, и сделать, – согласился я.

– Хотя именно они, – заметил он, – вызвали нас на эти переговоры.

– Всё верно, – поощрял я Самоса. – Кроме того, было бы обидно, быть разорванным на части даже не узнав, ради чего они нас сюда вызвали?

– Несомненно, – сказал мой спутник, мрачно.

– Я могу быть убедительным, – признался я.

– Да уж, – вынужден был согласиться Самос.

Самос откашлялся. Он, конечно, не очень доволен, говорить первым, но он сделает это. Как многие работорговцы и пираты, Самос был, в общем-то, добрым малым.

– Тал, – сказал Самос, очевидно адресуя это приветствие к нашим косматым собратьям.– Тал, большие друзья.

Мы заметили, что мех задвигался, гигантские мускулы медленно, равномерно, начали сокращаться. Поскольку они лежали, будет трудно обнаружить или поразить, жизненно важные органы. Извиваясь, медленно, эти два создания разделились, и затем, медленно, казалось, выросли прямо на наших глазах. Самос и я отстранились. Их головы и руки были теперь на виду. Свет отражался от пары огромных глаз одного из них. На мгновение они засветились, как раскаленные медные диски, как будто у волка, или койота смотрящего из темноты костёр освещающий лагерь.

Теперь я мог видеть, как моргают большие, глубоко посаженные шары – глаза этой твари. Я мог рассмотреть зрачки, контрастно выделяющиеся на глазных яблоках. Эти существа в основном ведут ночной образ жизни. Их ночное зрение сильно превосходит человеческое. Их способность приспосабливаться к изменению освещённости, также намного выше, чем у людей. Предками этих существ, скорее всего, были кровавые ночные хищники. Кроме как от глаза, свет также, отражался от его клыков, и я видел, как длинный, темный язык высунулся из-за губ, и затем втянулся обратно в рот.