Текст книги "Дикари Гора (ЛП)"
Автор книги: Джон Норман
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
– Независимо от того, что это было, – вздохнула она, – это было очень эффективно. И отлично меня контролировало.
– Конечно, – усмехнулся я. – Именно поэтому оно и используется для подобных дел.
Девушка продолжала:
– Через несколько мгновений мужчина соединил рукоятки цепи, и закрутил цепь. Так он мог держать её одной рукой. Он повернул руку и затянул цепь на моём горле, наполовину душа меня и затем вновь ослабил, немного. Он отлично продемонстрировал свою власть надо мной. Затем он дал ещё немного слабины. «Так-то лучше, не правда ли, детка?» – спросил он. «Да, Сэр»,-ответила я. «Хорошо, у нас будет долгая поездка вместе». Мы продолжали путь, я была испугана, а он сидел сзади и давал мне указания. Со стороны могло показаться просто, что человек на заднем сиденье, наклонился вперед, улыбается, возможно, разговаривая со мной. Если кто-либо видел тонкую золотую цепь на моем горле, он, несомненно, не мог знать о её назначение.
– Он не был в маске?– спросил я.
– Нет.
– Маска могла вызвать подозрения.
– Действительно, – согласилась она, и продолжила:
«Не бойся смотреть на моё лицо, если хочешь, Ты дольше его никогда не увидишь, после того, как тебя доставят», – засмеялся он. «Доставят!?» -воскликнула я. «Да, доставят, мой симпатичный товар». Мы продолжали путь. Он постоянно держал цепь слегка натянутой, я предполагаю, что это стандартная угроза и аргумент для захваченной девушки, но, тогда, когда мы ехали, это приводило меня в изумление и ступор. Легкого давления на цепь было вполне достаточно, чтобы держать меня в повиновении. Ландшафт становился всё более отдаленным и пустынным. Скоро мы поехали по гравийной дороге, а затем и по грунтовой, вдоль ряда темных, редко стоящих и выровненных деревьев. Я запомнила очень немногое из того, что происходило. Я была очень испугана, поймите, цепь была на моем горле. Лучи от фар впереди казались мне дикими на этой дороге. «Притормози здесь», – потребовал он, – «остановись среди тех деревьев». Я повиновалась его командам. Я выключила фары и заглушила двигатель. Я доставила сама себя, хотя, к кому, куда, и для чего, я не имела понятия. Он, цепью, вывел меня из автомобиля, и вскоре я была в руках уже других мужчин. Он отошёл в сторону, спрятав цепь с ручками, в карман своей куртки. Я была брошена на живот в траву.
Мои руки были закреплены сзади каким-то металлическим сдерживающим устройством. Оно было прочным и негнущимся. Мои лодыжки скрестили и связали короткой веревкой. Какой-то металлический ножной браслет был закреплён на моей левой лодыжке.
– Это идентификационный ножной браслет рабыни, – объяснил я. – Его сняли сразу после твоей доставки на Гор.
Ящикоподобное устройство появилось около моей головы, – рассказывала она дальше. – Оно представляло собой что-то вроде ящика, две половины которого соединялись посредствам петель с одной стороны, а с другой стороны, той, что была раскрыта, имелись полукруглые вырезы. Мою голову подняли за волосы, и поместили горло на один из вырезов, после чего вторая створка ящика была захлопнута, пряча внутри мою голову, и достаточно свободно охватывая мою шею. Моё горло обернули толстой тканью и втолкнули её в зазор между шеей и краями теперь закрытых полукруглых вырезов в створке ящика
– Интересно, – отметил я.
– Моя голова была скрыта в коробке, – меж тем продолжала она свой рассказ, – Я услышал звук отъезжающего автомобиля. Несомненно, моего собственного, управляемого парнем с цепью.
– Это вполне вероятно. Он хотел бы иметь средства для возврата в город, и конечно, следовало оставить автомобиль, далеко от излюбленного места похитителей.
– А я вынуждена была остаться там, – горько проговорила она.
– Конечно. Ты была всего лишь ещё одной доставленной пленницей.
– Потом в коробку пустили газ, – сказала она. – Я попытался бороться. Но нога мужчины держала меня на месте. Я потеряла сознание. А пробудилось я, не знаю насколько позже, в местности поросшей травой в этом мире, прикованной цепью за шею вместе с другими девушками.
– Интересно, – пробормотал я. – Я, конечно, не знаю точно, но тебя, похоже, хранили в течение нескольких дней, а возможно даже нескольких недель.
– Хранили? – удивлённо спросила она.
– Да, – задумчиво проговорил я, – может быть, в замороженном виде. А когда трюм был заполнен товаром, вас отправили всех сразу и сдали оптом.
– Вы говорите об этом, как если бы я могла быть вещью, – обиженно сказала девушка, – простым товаром.
– Ты, – рыкнул а.
– Да, Господин, – дёрнулась она от неожиданности.
Я потянул рабскую тунику, и затем, таща её вверх, сначала вынудил девушку сесть, потом поднять руки, и сдёрнул с неё одежду через голову.
– Вы возражаешь? – насмешливо, спросил я.
– Нет, Господин, – ответила она. – Я, не могу возражать. Я – рабыня.
Я отбросил скудный предмет одежды в сторону, на траву.
– Так значит Ты не вещь,– спросил я, глядя ей в глаза.
– Нет, Господин, я не вещь. Я – рабыня.
– Ляг на спину, руки раскинь в сторонах, ладони рук разверни к лунами Гора, – приказал я ей.
– Да, Господин.
– Подними левое колено. Ещё немного. Вот так, – управлял я её телом.
– Да, Господин.
Я стоял и смотрел вниз на неё.
– Я теперь лежу выставленная перед Вами, как рабыня, Господин.
– Это соответствующе и надлежаще для тебя? – спросил я.
– Да, Господин.
– Почему?
– Поскольку я – рабыня.
– Ответ верный и подходящий, – похвалил я девушку.
– Да, Господин.
– Действительно ли Ты – новая рабыня?
– Да, Господин.
– Этот ответ является неверным, – огорошил я её.
– Господин? – не поняла рабыня.
– Единственный смысл, в котором Ты – новая рабыня, – объяснил я, -состоит в том, что раньше твоё рабство не было юридический оформлено.
– Господин? – она всё ещё не понимала.
– В течение многих лет Ты уже была рабыней, только такой, на кого право собственности пока не было должным образом оформлено, всего лишь формальность, недавно исправленная на Горе.
Она смотрела на меня снизу.
– Это – то, что, уже давно, признала твоя тетя, – говорил я, любуясь распростёртой передо мной рыжеволосой рабыней, – хотя, возможно, она сделала это не вполне осознанно. Это, было признано ещё более ясно твоей бывшей начальницей, женщиной-руководителем. Она одевала тебя, и обращалась с тобой, как если бы Ты в действительности была рабыней, не так ли? – задал я ей вопрос, на который мог быть только один ответ.
– Да, – сказала девочка, сердито.
– Да?
– Да, Господин.
– Я думаю, несмотря на другие возможные соображения и преимущества, которые, могли быть вовлечены в её линию поведения по отношению к тебе, мне совершенно ясно, что она пыталась быть доброй к тебе, она пыталась пояснить тебе, кем Ты была на самом деле, пытаясь поощрить тебя средствами верными для твоей собственной природы.
– Возможно! – сказала девочка, всё ещё сердито.
– Тебе нравится красивая одежда, не так ли? Любишь быть привлекательной для мужчин.
– Да, Господин!
– На Горе, в противоположность Вашему миру, порабощать рабынь – это общепринятая практика.
Она сердито посмотрела на меня.
– Тебя уже заклеймили и поработили на Горе, не так ли?
– Да, Господин.
– Почему, как Ты думаешь?
– Поскольку я – рабыня? – спросила распростёртая передо мной девушка.
– Да, Ты рабыня!
Она сердито отвернула свою голову в сторону.
Я смотрел на неё. Она была необыкновенно изящна и красива. Я не сомневался, что Грант сможет сторговать за неё пять шкур желтого кайилиаука.
– Смотри на меня, Рабыня, – приказал я.
Она быстро перевела на меня свой взгляд.
– Да, Господин.
– На Земле, Рабыни вроде тебя, вовремя не обращённые с рабство согласно закону, часто используют их красоту для их собственной выгоды. Их красота открывает им двери, она облегчает их пути. Она делает жизнь легкой для них. Они используют её для дальнейшей карьеры, чтобы получить богатство, и умалить других женщин.
– Да, Господин, – прошептала она.
– Но здесь, на Горе, условия резко отличаются.
– Да, Господин.
– Здесь, на Горе, твоя красота полностью является собственностью, как и Ты сама.
– Да, Господин.
– Так кому твоя красота принадлежит, на Горе.
– Моему хозяину, Господин.
– Да, и именно он, а не Ты, моя дорогая, полностью будет решать, что должно быть сделано с ней, и как ею должно пользоваться.
– Да, Господин.
– Твои ладони,– напомнил я, – должны смотреть вверх, на луны Гора.
– Да, Господин, – исправилась она тут же.
– Тебя уже напоили рабским вином?
– Джинджер, одна из моих наставниц, заставила меня выпить горький напиток с таким названием.
– Почему твой хозяин, Грант, послал тебя на мои одеяла? Почему, он не счёл целесообразным, самостоятельно вскрыть тело своей рабыни для удовольствий мужчин? – спросил я девушку.
– Я не знаю, Господин.
Я присел около распростёртого голого тела прежней мисс Миллисент Обри-Уэллс, которая была дебютанткой, а теперь, превратилась в простую рабыню, и лежала на спине на моих одеялах.
– Каковы обязанности рабыни?
– Они трудны, и многочисленны, Господин.
– Говори о главном.
– Мы должны быть совершенно покорными, полностью послушными и абсолютно привлекательными.
– Существуют ли какие-нибудь условия в этом?
– Нет, Господин. Нет никаких условий. Мы – рабыни.
– И Ты готова исполнять обязанности рабыни?
– Да, Господин, – ответила она, – я должна, Господин, потому что я -рабыня.
– Ответы – правильные, и надлежащие, рабыня, – отметил я.
– Спасибо, Господин.
– Я заберу твою девственность, – сказал я. – Ты понимаешь это?
– Да, Господин.
– Ты предпочла бы, лишиться девственности, в то время как Ты была свободной женщиной?
– Нет, Господин, лучше бесправной рабыней, по решению и желанию сильного и властного Господина.
Я держал открытую руку, над её левой грудью. Она выгнула спину, стараясь прижать изумительный, пышный контур своей порабощенной сладости к моей руке.
Я не двигал своей рукой. Она откинулась назад, со слезами в её глазах.
– Вы хорошо знаете, как унизить рабыню, Господин, – простонала она, и я улыбнулся. Тест оказался интересным.
– Как Ты думаешь, со временем, Ты станешь горячей рабыней? – спросил я.
– Горячей? – удивилась она.
– Да, чувственной, сексуально отзывчивой, беспомощно и неудержимо страстной собственностью своего Господина.
– Я не знаю, Господин. Что будет, если у меня не получится?
– Тогда, скорее всего, тебя убьют, – спокойно и бесстрастно сказал я.
Она в ужасе задрожала.
– Но Ты можешь не бояться, – успокоил её я. – В большинстве своём рабовладельцы терпеливы. Скорее всего, у тебя будет месяц или больше, за это время вполне можно развить соответствующие способности к быстрому возбуждению и связанным с ним выделениям, а также развить в себе склонность к спазмам страсти!
Она со страданием смотрела на меня.
– Но я не думаю, что тебе, в действительности стоит волноваться по этому поводу, – продолжал я. – Большинство девушек, при таких обстоятельствах, не встречают трудностей в их превращении их в страстных рабынь. Также, вся гореанская действительность способствует развитию страсти в рабыне. Например, она одета определенным способом, на ней надет ошейник, она подвергается наказаниям, её действиями командуют, она подвергается исследованиям и дрессировке, и так далее. Главное состоит в том, чтобы попытаться полностью удовлетворить твоего рабовладельца, в любое время и любыми способами. А кроме того, у тебя всегда будет возможность оценить степень развития твоих способностей, просто если твой Господин не будет ими доволен, то Ты будешь избита или выпорота.
– Я понимаю, – прошептала девушка.
– Я видел много девушек, таких же, как Ты, – сказал я. – Обычно они быстро развиваются в самых горячих из рабынь.
Она испуганно вздрогнула.
– И помни, это – прежде всего в твоих интересах стать горячей рабыней, и даже, самой горячей рабыней, которой Ты только можешь быть. Это сделает тебя более приятной для твоего владельца, и для тех, кому он, по своему капризу, тебя отправляет.
– Да, Господин.
– Воистину поражает в этом вопросе, – отметил я, – и что кажется самым восхитительным для меня, является то, девушки постепенно разогреваясь, начинают развиваться изнутри, пока она не превратится в рабыню, действительно нуждающуюся в рабстве. Вот тогда она, не только юридически и телесно окажется во власти мужчин, но это будет необходимо ей духовно.
– Сколько же рабства будет в такой женщине! – воскликнула девушка.
– Никто и не утверждает, что для гореанской рабыни предусмотрена легкая жизнь, – усмехнулся я.
– Как жалка, судьба такой девушки! Надеюсь, мужчины могли бы её пожалеть!
– Возможно, но только если она достаточно красива и хорошо их ублажает.
– Вы думаете, что я смогу развить в себе такую страсть? – испуганно, спросила она.
– Да, я даже не сомневаюсь в этом.
– Вы думаете, что тогда, это могло бы побудить мужчин, чтобы быть ко мне милосердными?
– Ты уже начинаешь ощущать то, чем Ты можешь стать, не так ли?
– Да, – прохныкала она.
– Это – хороший сигнал.
– Вы думаете, что, если я стану такой девушкой, то мой Господин, и другие мужчины могли бы оказать мне милосердие? – спросила она с надеждой.
– Возможно, – ответил я, – ведь Ты достаточно красива, и если сможешь быть достаточно приятной для них.
– Я попытаюсь, – прошептала она.
– Ты – рабыня, не так ли? – спросил я.
– Да, Господин.
– Я думаю что, к тебе будут относиться милосердно, по крайней мере, иногда, – заверил я. – Да Ты и сама, уже через несколько недель, узнаешь ответ на свой вопрос.
– Через несколько недель? – переспросила она удивлённо.
– Да, как только Ты окажешься на коленях в ногах мужчины, или на животе ползя к нему, чтобы облизать его ноги, упросить его хотя бы прикоснуться к тебе.
И вот теперь, я начал нежно ласкать её. И всего через несколько мгновений, что интересно, она уже застонала.
– Я – рабыня! – стонала она, смотря на звезды и луны в небе Гора.
– Теперь, Ты можешь просить меня взять тебя, – сообщил я ей.
– Я прошу Вас Господин, возьмите меня, – сказала она.
– Я буду нежен с тобой в этот раз, – пообещал я, – но Ты должна понимать, что тобой также будут пользоваться и по-другому, например, с презрением или пренебрежением, с безжалостностью или жестоким безразличием, или, возможно, с беспощадной властью.
– Да, Господин.
– А ещё, тебя научат служить в любом положении, которое Ваш владелец пожелает и в любой одежде, или без одежды вообще, на его усмотрение.
– Да, Господин.
– И ещё вполне вероятно, тебе придется служить обездвиженной, даже жестко обездвиженной, такими вещами как ремни, верёвки и цепи.
– Да, Господин, – сглотнув, сказала она.
– И иногда, даже, не смотря на то, что твоя спина и ноги все ещё будут гореть от ударов его плети.
– Да, Господин.
– Ты будешь учиться служить ему всегда, везде, так как он пожелает.
– Да, Господин.
– И со всем старанием.
– Да, да, Господин.
– Поскольку он – Господин, и Ты – Рабыня.
– Да, Господин.
– Поскольку Ты – ничто, и он – всё.
– Да, Господин, – прошептала девушка.
– Теперь готова быть вскрытой? – спросил я, пристально глядя ей в глаза.
– Да, Господин, – шёпотом ответила она.
Я смотрел вниз, в её широко открытые глаза.
– Вскройте меня, Господин. – Взмолилась она. – Вскройте меня, я прошу Вас, как рабыню, для удовольствий мужчин!
– Превосходно, – улыбнувшись, сказал я, и затем, она приглушённо вскрикнула. Я вскрыл её, неназванную рабыню, которая когда-то была дебютанткой, мисс Миллисент Обри-Уэллс, из Пенсильвании. Вскрыл, для удовольствий мужчин планеты Гор.
– Пожалуйста, не отсылайте меня к другим так скоро, Господин, -взмолилась она.
– Уже – почти утро, – объяснил я.
– Пожалуйста, Господин, – попросила она. Она обнимала меня под одеялом, прижимая свою теплую, уязвимую мягкость ко мне.
– Пожалуйста, – просила она.
Кровь на внутренней поверхности её левого бедра уже высохла. Пока кровь была ещё свежей, я обмакнул в неё палец и вставил его девушке в рот, на её язык, вынуждая слизать это.
– Да, Господин, – всхлипнула она. Я покрыл её кровью клеймо кейджеры, обычную метку для девушки-рабыни, ту, что теперь кровавым цветом горела на её бедре, а затем стёр остаток со своей руки об её левую икру. Я хотел быть уверенным, что этим утром остальным девушкам каравана было бы совершенно ясно то, как она провела эту ночь и что с ней было сделано.
– Возможно, – разрешил я.
– Спасибо, Господин, – счастливо, прошептала она.
Я протягивал свою руку в сторону. Трава была холодной и мокрой от росы. Было всё ещё темно.
Она нежно поцеловала меня.
– Как это невероятно! Я нашла себя в новой реальности, – проговорила она с восхищением. – Внезапно, я нашла меня рабыней, голой на одеялах хозяина, на чужой планете далеко от моего собственного мира.
Я промолчал.
– И, я окажусь в ней всего лишь обычной рабыней.
– Твоя новая реальность именно то, чем она кажется, – заверил я её, -Ты – рабыня, и всего лишь обычная.
– Да, Господин, – признала она.
– Твоё клеймо должно было бы объяснить тебе это, – добавил я.
– Я не знакома с гореанскими клеймами.
– Твоё – обычное рабское клеймо, – объяснил я. – Им отмечают большинство девушек ставших собственностью. Ты делишь его с тысячами тебе подобных.
– В своём мире я была членом высшего общества, – обиженно сказала она.
– Здесь, на Горе, твоего положения, статуса и престижа больше нет, они исчезли вместе с твоим именем и твоей свободой. Здесь Ты только всего лишь ещё одна рабыня, ещё одно двуногое домашнее животное.
– И я вела себя как одна из них, не так ли? – спросила она, откидываясь на спину, и глядя в темное небо.
– Это было соответствующе и надлежаще, – похвалил я девушку.
– Насколько же я унижена, – со стоном прошептала она.
– Своей чувствительностью и страстью? – спросил я.
– Да, – ответила она.
Я улыбнулся. В третий и четвертый раз, когда я использовал её, она отдалась почти как рабыня.
– Я ничего не могу с этим поделать, я просто возбуждаюсь в руках Господина.
– Даже не думай что-нибудь делать этим, – предупредил я.
– Я подозреваю, что если бы я не возбуждалась так, Вы бы просто избили меня.
– Да, – подтвердил я.
– Правда?
– Да, можешь не сомневаться.
– Я предала сама себя.
– Давай-ка внесём ясность в этот вопрос, – предложил я. – Твоё утверждение могло бы быть истолковано так, что Ты совершила предательство самой себя, или просто, что Ты показала, продемонстрировала себя. Давай рассмотрим, во-первых, вопрос измены. Свободная женщина могла бы, возможно, почувствовать, что она предала себя в этом смысле, если она столь отдалась мужчине, что могла дать ему некие, возможно, тонкие намеки относительно её скрытых рефлексов рабыни. Рабыня, с другой стороны, не может совершить измену против себя в этом смысле, поскольку она – рабыня. Чтобы допустить этот тип измены, нужно иметь право, скажем, обмануть других относительно чувственности, скрыть сексуальность, и так далее. У рабыни, находящегося в собственности животного, в подчинении её хозяина, нет этого права. Действительно, она же не имеет никаких прав. Соответственно, она не может совершить этот вид предательства, её правовой статус устраняет такую возможность. Она может, конечно, рационально, бояться последствий своей чувственности, и таким образом увеличения, её желательности. Так же она может солгать или попытаться солгать, о её чувственности, но она тогда, конечно, просто лживая рабыня, и рано или поздно об этом узнают, и накажут соответственно.
– Значит, такая измена, – сказала она, – может быть совершена только свободной женщиной.
– Да. Это – роскошь, не разрешенная рабыне, – согласился я.
– Это – только свободная женщина имеет право лгать, и обманывать, других?
– Да. Возможно, конечно, для рабыни, субъективно, психологически чувствовать, что она совершила предательство самой себя потому, что она может, по ошибке, все ещё расценивать себя как свободную женщину.
– Но она не может предать себя фактически, потому что она – рабыня?
– Да, – подтвердил я правильность её выводов.
– Я понимаю, Господин, – сказала она с горечью.
– Вы видишь, Ты всё ещё расценивала себя, неосознанно, по крайней мере, в настоящее время, как свободная женщина. Возможно, будет лучше сказать более узко, Ты рассчитывала на сохранение хотя бы одного из прав свободной женщины.
– Я не должна быть избита, Господин? – спросила она с дрожью в голосе.
– По крайней мере, не сейчас, – сообщал я ей.
– Спасибо, Господин.
– Во-вторых, чувство, которое могло бы иметь отношение к твоему замечанию об измене, это невинное чувство, раскрытия или проявления важных аспектов твоей природы, довольно подходящее чувство для рабыни. В этом смысле, у рабыни нет никакой альтернативы, кроме как выдать себя. Она действует в соответствии с обязательством, довольно жёстким и строгим, чтобы выпустить, проявить и показать себя полностью, и во всей её глубине и многогранности, цельность её характера, полноте её женственности.
– Да, Господин.
– А теперь мне кажется, пора приковать тебя цепью к другими рабыням.
– Вы можете вот так просто взять и посадить меня на цепь вместе с ними, не так ли? – сердито сказала она.
– Да.
– Вы взяли мою девственность. Неужели, это для Вас ничего не значит?
– Нет, – ответил я ей.
– Конечно, в конце концов, это ведь была только девственность рабыни! – воскликнула она.
– Совершенно, правильно.
Она сердито скривилась.
– Ты, правда, сердишься?
– А мне разрешают сердиться?
– Пока, я разрешу тебе это.
– Да, – сказала она, – я сержусь.
– Твоя злость совершенно не оправданна. То, что с тобой здесь произошло, было просто вскрытием рабыни, её взломом, её открытием, незначительной вступительной технической особенностью в истории её неволи.
– Конечно! – обиженно, сказала она.
– Что Ты думаешь о хряке, вскрывающем самку тарска, – спросил я. – Ты видела этих животных на улицах Кайилиаука, на рассвете следующего дня после твоей продажи, когда мы вступили в поход. Они используются, весьма часто, в небольших гореанских городах для уборки мусора.
Джинджер и Эвелин отождествляли этих животных с варварками их каравана. Они также сообщили им, что во многих городах, такое животное на рынке, могло бы стоить не меньше, чем они сами.
– Я – самка тарска! – горько сказала она. – Я – рабыня!
– Ты думаешь, что Ты действительно ценна?
– Нет, Господин.
– Посмотри туда. Ты видишь? – спросил я, указывая на горизонт.
– Да, – ответила она, – я вижу.
И она сердито откинулась на спину.
На востоке уже появилась узкая полоса света. Воздух всё ещё был влажным и холодным.
– Вы уважаете меня?
– Нет.
Она задыхалась, униженная и несчастная.
– Поцелуй меня, пятьдесят раз, и хорошенько, – приказал я ей.
– Да, Господин, – покорно отозвалась она, и начала целовать меня в лицо и шею. Я считал поцелуи. Когда их число достигло пятидесяти, она легла рядом.
– Сегодня Вы хорошо меня использовали.
– Ты – просто рабыня, – объяснил я. – Это очень просто, хорошо использовать ничтожную рабыню.
– Несомненно, такие девушки как я, часто хорошо используются.
– Да, – не мог я не согласиться.
– И, мы должны подчиниться, несомненно, к даже нашему самому зверскому использованию.
– Конечно, – подтвердил я. – Тебя это беспокоит?
– Нет, Господин. В самом деле, нет. Просто, я ещё не привыкла к тому, чтобы быть домашним животным, рабыней.
– Я понимаю.
– Когда Вы использовали меня, то не давали мне даже шанса, чтобы использовать Вас.
– Нет, – согласился я.
– Это делалось намеренно? – поинтересовалась она.
– Конечно.
– Умный способ ясно дать понять мне, что я была только ласкаемым животным, беспомощным в Ваших руках.
Я промолчал.
– Я едва справляюсь со своими чувствами. Они настолько беспокойные, настолько волнующие.
– Говори, – разрешил я.
– Я должна была лежать здесь. Я не могла убежать. Я должна была подчиняться!
– Да, – подтвердил я.
– Мной управляли. Мной владели!
– Да.
– Я был бессильна, – признала она и воскликнула. – Как Вы властвовали надо мной!
– Ты использовалась с большой мягкостью, – пояснил я, – хотя, что и говорить, с твердостью и властностью, как и приличествует использовать рабыню. Что касается властвования, то Ты ещё не можешь даже начать подозревать, что такое для женщины, быть в полной власти Господина.
– На сколь же полно владели бы ей, – прошептала она.
– Да.
– Вы можете понять мои чувства чрезвычайной беспомощности и унижения? – спросила она.
– Я думаю, что могу, – ответил я, ожидая продолжения.
– У меня есть ещё и другие чувства, – шептала она.
– Какие?
– Я не могу поверить, что я полностью отдалась в Ваших руках, – тихо, шёпотом призналась она.
– Ты – просто рабыня, которая отдалась. Но Ты как рабыня, ещё даже не начинала изучать того, что является природой истинной рабской податливости.
– Несомненно, это мне будут преподавать.
– Ты красива, так что это не маловероятно.
– Я даже мечтать не могла, что такие чувства, какие Вы вызвали во мне, могут существовать, – прошептала она.
– Они были в значительной степени результатом отклика твоего собственного начального женского начала, плюс тот факт, что Ты поняла, что была моей рабыней. Они не могут пока сформировать прочного основания, на котором Ты могла хотя бы начать отдаленно представлять себе природу тех чувств, которые тебе ещё предстоит испытать. Вне чувств, которые Ты до сих пор испытала, лежат бесконечные горизонты ощущений.
– Я боюсь, – сказала она.
– Ну что же, значит к твоим чувствам унижения и беспомощности, мы можем также добавить эмоцию страха, – заметил я.
– Господин, но также во мне есть и другие эмоции и чувства.
– Какие же? – мне стало интересно
– Да, Господин
– Так какие? – допытывался я.
– Пыл, удовольствие, любопытство, возбуждение, чувственное пробуждение, желание понравиться, желание служить, желание принадлежать и иметь Господина, желание быть верной моей основной и изначальной женственности.
– Я вижу.
– Я, теперь лишь безымянная рабыня, никогда до этого вечера, не чувствовала себя в таком единстве с моим женским началом. Сегодня вечером я узнала, что быть женщиной – это моя реальностью. Это не биологическая банальность. Это не незначительное, прискорбное сопутствующее обстоятельство генетической лотереи. Это – нечто реальное и важное само по себе, что-то драгоценное и замечательное.
– Пожалуй, с этим я соглашаюсь, – заметил я.
– И я не должна притворяться мужчиной.
– Нет, – сказал я. – Я так не думаю.
– Странно, для того, чтобы это понять, я должна была оказаться раздетой, и в руках рабовладельца, и в мире далеком от моего собственного.
– В этом нет ничего странного, что Ты должна изучить это в мире, далеком от твоего собственного. В Вашем мире как в кривом зеркале извращаются даже самые заметные черты биологической действительности. И это не странно, что Ты должна изучить это, как раздетая рабыня. Твоё обнажение, особенно потому, что оно было сделано мужчиной, или по приказу мужчины, должно связать тебя с естественными женскими реалиями, такими как красота, мягкость, и способность подчинения мужскому доминированию. Твоя нагота должна также, посредством выставления на всеобщее обозрение, и через искусную стимуляцию кожи, должна усиливать твою уязвимость и чувственность. Будучи обнаженной, Ты станешь чувствовать более остро и поймёшь более ясно, основные истины, такие как различия, между мужчинами и женщинами, и что Ты, независимо от твоих желаний, не являешься мужчиной.
– Да, Господин.
– И наконец, и это наиболее важно, Ты находишь себя рабыней. Женское рабство – традиционно в цивилизациях, благоприятных для природы фундаментальных биологических отношений между полами. В традиции женского рабства эти основные отношения полов признаны, приняты, понятны, узаконены и применяются. Ты же видишь, что цивилизация не должна неизбежно быть конфликтом со своей природой. Рациональная, информированная цивилизация может даже, в некотором смысле, очиститься и улучшить сущность людей, она может, как бы получше выразиться, привести к наслаждению своей природой. Действительно, естественная цивилизация могла бы стать непосредственно естественным расцветом человеческой природы, не её антитезой, не противоречием с ней, не ядом, ни препятствием к этому, а стадией или аспектом этого, формой, которую может принять сама природа.
– Я боюсь даже понимать такие мысли, уже не говоря о том, чтобы рассматривать идею, что они могут быть верными, – прошептала она.
– Давай, рассмотрим случай рабыни, – продолжил я. – Когда-то она была примитивной, жестокой женщиной, невиновной согласно закону, но внезапно стала собственностью. И вот теперь она – порабощённая красотка в ошейнике, должным образом помеченная клеймом как товар, эффектно продемонстрированная, проданная, и принадлежащая на полном законном основании.
– Да, Господин.
– Кто будет сомневаться, что в этом случае такая цивилизация действовала, как улучшение и выражение человеческой природы?
– Конечно, никто, Господин.
– Также, Ты можешь отметить, что такая цивилизация усилила контроль женщин и эффективность их неволи, клеймения, идентификации владельцев, документов о праве собственности, и так далее. Побег, теперь для них становится невозможным.
– Да, Господин.
– И Ты – именно такая женщина.
– Да, Господин.
– Теперь пора отправить тебя к остальным, – сказал я, и встав, откинул одеяла в сторону. Она подтянула ноги, чувствуя прохладу утреннего воздуха. Я смотрел вниз на неё, она вверх на меня. Она была очень красива.
– Я у Ваших ног.
– И как Ты себя при этом чувствуешь?
– Очень женственной, очень, очень женственной, – призналась она.
– И чем Ты можешь объяснить эти чувства?
– Тем, что я – женщина, в ногах сильного мужчины. Того, кто владеет мной, того, кто господствует надо мной, того, кому я должна повиноваться.
– Ты не говоришь как женщина с Земли, – заметил я.
– Я быстро учусь на Горе, – ответила она, – и я многому научилась этой ночью.
Я, скрестив руки, смотрел над ней и смотрел вниз.
Она протянула пальцы, касаясь темных одеял. Затем, она повернулась, и посмотрела на меня.
– Это потому, что я теперь собственность, не так ли, Господин?
– Да, – согласился я.
– Я всегда чувствовала это сердцем, но я даже не думала, что это может осуществиться.
Я отошёл за её туникой. Я чувствовал, как острые листья влажной прохладной травы колют в мои щиколотки. Я поднял тунику и бросил ей. Она встала на колени, держа свою рабскую одежду перед собой. Она была крошечной, даже в её руках. На этом, темном, грубом куске ткани, блестели капли росы.
Она сжимала тунику, не надевая, и смотрела на меня.
– Я больше не девственница, Господин.
– Уверяю тебя, мне это известно не хуже, чем тебе, – усмехнулся я.
– Теперь я – всего лишь полностью открытая рабыня, – сказала она с грустью, – ничем не отличающаяся от других девушек, одна из них, легкодоступная при минимальном желании хозяина.