Текст книги "Потерянные годы (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

  «Не волнуйтесь. Я подержу перед ним блокнот».

  Элейн снова поцеловала его и выскользнула из машины. Резник наблюдал за ней в боковом зеркале, стройная женщина с красивыми ногами и каштановыми волосами, с маленькой кожаной сумкой, болтающейся на плече. Когда стало ясно, что она не собирается поворачиваться и махать рукой, Резник отъехал от тротуара и продолжил движение по Высокому Тротуару в сторону Ширхолла.

  Полтора часа спустя он давал показания против девятнадцатилетнего подростка, который зашел в магазин подержанных ювелирных изделий на Кастл-Гейт и попытался договориться о цене за дюжину предметов из списка, регулярно распространяемого полицией. Ювелир запросил время, чтобы дать точную оценку, попросил юношу вернуться в течение часа. Когда он это сделал, Резник и DC Рейнс уже ждали сзади.

  «Хорошая штука», – сказал Рейнс, рассматривая бриллиантовую скрепку через ювелирное стекло. «Стыдно отпускать его впустую. Скорее всего, владелец уже подал заявку на страховку.

  Резник предпочел не слышать.

  – И в любой момент, сержант, когда вы и детектив-констебль Рейнс брали моего клиента под стражу, знали ли вы, что детектив-констебль угрожал моему клиенту?

  «Нет, я не был.»

  – Вы вообще не видели и не слышали, как офицер делал предложение моему клиенту?

  – Я не уверен, что ты…?

  «Вас не было в полицейской машине, когда детектив-констебль Рейнс сказал моему клиенту: „У вас есть еще полдюжины, и вы будете кашлять из-за них, или я посмотрю, как ваши яйца поместятся в паре садовых ножниц“. ?»

  – Именно эти слова?

  – Вы слышали, как ваш коллега произносил эти слова, сержант?

  «Нет, я не.»

  – Ничего похожего на них?

  – Насколько мне известно, нет.

  – Но детектив-констебль Рейнс и вы допрашивали моего клиента о других предполагаемых правонарушениях?

  – В ходе нашего с ним интервью – да.

  «Это допрос, сержант, можно было провести в полицейском участке?»

  «Да.»

  – Не в машине?

  «Мне жаль?»

  «Полицейская машина везет моего клиента обратно в участок, собеседование там не проходило?»

  – Я же говорил тебе, что…

  «Что сказали моему клиенту в машине?»

  – Я не уверен, то есть не совсем. Но очень мало последствий. Насколько я помню."

  «Может быть, вам нужно время, чтобы обратиться к своим записям?»

  «Спасибо, но в моей записной книжке ни о каком подобном разговоре ничего нет».

  – Значит, путешествие было тихим?

  – По большей части, насколько я помню, да.

  – Ты был за рулем?

  «Да.»

  – А детектив-констебль Рейнс?

  «Был на пассажирском сиденье рядом со мной».

  «Наклоняясь над этим сиденьем, чтобы поговорить с моим клиентом, который был прикован наручниками сзади?»

  – У него может быть, у меня нет…

  – Вы не помните, да, сержант, мы привыкаем к вашим удобным провалам в памяти…

  «Я…»

  «Однако я сообщил вам, что вы, должно быть, знали, что ваш коллега наклонился к заднему сиденью, на котором ехал мой клиент, оба его запястья были скованы наручниками за спиной, наклонился и недвусмысленно сказал ему, что если он откажется признаться хотя бы в шести других случаях кражи со взломом, он лично кастрирует его?»

  – Я не помню такого разговора.

  «Ни о том, как детектив-констебль залез в заднюю часть автомобиля, схватил рукой яички моего клиента и скрутил их так злобно, что мой клиент вскрикнул, ударил ногой по спинке сиденья и, в конце концов, почти потерял сознание».

  «Нет.»

  «Вы не знали ни об одном из этих событий, которые я описал?»

  «Нет.»

  – В таком случае, сержант, мой клиент должен лгать?

  «Кажется возможным…»

  – А врач, который осматривал моего клиента в полицейском участке и обнаружил следы сильных кровоподтеков на области яичек и вокруг них, тоже лгал?

  – Это не мне говорить.

  – Вы совсем немного говорите, не так ли, сержант?

  «Я даю показания о том, что произошло, насколько я помню…»

  – Так ты продолжаешь говорить. И, как с тревогой осознает суд, ваша память, сержант, не из лучших. Как, по-видимому, и ваша наблюдательность.

  Резко стоя на свидетельской трибуне в слегка потрепанном костюме и свежезапачканном галстуке, не глядя ни прямо на допрашивавшего его адвоката, ни на судью, а прямо перед собой, Резник ничего не ответил.

  – Вы были в машине? – спросил адвокат.

  «Да.»

  «Спать.»

  – За рулем, – сказал Резник. "Я был за рулем. Мое внимание было приковано к дороге, к другому трафику. Я концентрировался на том, что происходило снаружи машины, а не внутри».

  «Как удобно!» Адвокат не пытался сдержать свой сарказм.

  «Ну, – сказал Резник, – это означало, что мы добрались до станции без происшествий».

  – В таком случае, сержант, полагаю, мы должны поздравить вас с отлично выполненной работой. Я уверен, что после этого ваше начальство благосклонно отнесется к любой просьбе, которую вы можете сделать, чтобы продолжить свою карьеру в управлении дорожным движением.

  Глаза Резника сузились, а руки за спиной несколько раз сжались и разжались.

  – Спасибо, сержант. У меня больше нет вопросов. Вы можете уйти в отставку.

  Полчаса спустя Резник был через дорогу в таверне «Каунти», запивая сыр и лук пинтой разливного «Гиннесса». Он уже выпил две порции виски в баре, чтобы успокоить нервы, а голова все еще раскалывалась. Рейнс был последним человеком, которого он хотел бы видеть входящим в дверь, и вот он, подпрыгивая по ступенькам, туда, где сидел Резник, улыбаясь в тон часам, висевшим на его запястье.

  – У тебя в долгу, Чарли. На самом деле несколько. Его открытая ладонь хлопнула Резника по спине. «Ходят слухи, что ты заперт там как лучший. Примите участие в следующем тесте, если не будете осторожны».

  Он протянул руку, и Резник проигнорировал ее, откусив то, что осталось от его початка.

  – Итак, Чарли, я покупаюсь. Что это будет?

  «Ничего такого.»

  Рэйнс сжал обе руки плашмя, словно молясь, поднял их так, что они оказались у его рта: знакомый жест. – Ладно, будь по-твоему. Он сделал шаг назад. – Этот хлам из супермаркета – у нас сегодня встреча, в половине седьмого.

  Резник смотрел, как он уходит, высокий мужчина, на дюйм ниже шести футов, с узкими бедрами, в дорогом костюме, с темными волосами, профессионально уложенными и подстриженными, двадцати девяти лет от роду.

  На самом деле Рейнс сказал перепуганному юноше в машине: «Там еще с полдюжины припасено, ты, жалкий засранец, и если ты не будешь кашлять из-за них всех, я выпорю твои грязные маленькие яйца». секатором.

  Двадцать два

  Банда украла фургон Securicor на восемь тысяч фунтов плюс-минус мелочь. Они столкнули его с «Транзитом» на разгрузочной площадке возле нового супермаркета «Сейнсбери», и трое мужчин в масках выпрыгнули из «БМВ», резко затормозившего позади него. Покупатели разбежались в безопасное место, оставив брошенные тележки. Если бы самому молодому из охранников не взбрело в голову стать героем, все прошло бы так же гладко, как два подобных рейда, которые банда провела в предыдущие месяцы.

  Но по какой-то причине, ошибочной или благородной, двадцатипятилетний студент-археолог бросился к ногам ближайшего грабителя, сбив его с ног, и мешок с деньгами, который он нес, вылетел.

  В последовавшей суматохе и шуме достоверно известно только одно: у грабителя, которого схватили в регби, была повреждена коленная чашечка, которая, когда воздух был влажным, беспокоила его и по сей день; денежный мешок кувыркнулся на пути маленькой девочки, чуть старше малыша, которая бежала от своей матери, останавливая ее на своем пути, заставляя ее, по сути, опрокинуться на него, ее молодое тело удерживало его в безопасности и уменьшало улов банды примерно на одну пятую; Ближайший из других людей в масках к месту происшествия немедленно и без колебаний поднес к плечу обрез, который носил с собой, и выстрелил из обоих стволов в лицо и тело охранника. Через несколько часов операции удалось удалить почти все шарики Double Naught с его шеи и щеки, плеча и груди, и ему посчастливилось остаться в живых.

  С тех пор четырнадцать детективов и множество офицеров в форме посвящали большую часть своего бодрствования выслеживанию банды. Много сверхурочной работы и много кожи для обуви, а для тех, у кого есть жены или любовницы, много невыполненных обещаний и взаимных обвинений.

  – Элейн, послушай, извини… – сказал Резник в трубку.

  «Что?»

  – Я вернусь поздно.

  – Зачем ты мне это рассказываешь, Чарли? Опаздываете, как всегда.

  – Это может быть позже.

  Она не пыталась подавить вздох. «Если вы опоздаете без четверти восемь утра, я уйду на работу».

  Резник увидел, как Рег Коссал наблюдает за ним, когда он кладет трубку. – Ублюдок, не так ли, Чарли?

  Резник медленно покачал головой.

  «После третьего раза, – сказал Коссал, закуривая еще одну „Шелковую огранку“, – я подумал о том, как я ее разузнал. Никогда не давайте им повода ожидать чего-то, они не будут разочарованы». Он выпустил дым в потолок и тихонько засмеялся. «Корова все равно оттолкнулась. Взял один из моих костюмов, то хорошее пальто „Кромби“, которое у меня было, рубашки, носки, брюки, свалил все это в кучу в саду за домом, вылил на него канистру с керосином и сжег чертову кучу. Женщины! Другая чертова раса, Чарли, и не стоит об этом забывать.

  – Хорошо, господа. Успокойтесь сейчас. Посмотрим, что у нас есть». Джек Скелтон, два года проработавший инспектором, переведенный из Стивениджа, и до сих пор почти незнакомец, вскочил на ноги и выжидающе оглядывал комнату. Хороший результат здесь был тем, что ему было нужно, чтобы залезть под стол, и он собирался давить всех изо всех сил, пока все не закончится.

  То, что у них было, как впоследствии считал Рег Коссолл, было примерно таким же полезным, как евнух в борделе. Они были в питейном клубе на Боттл-лейн, столпившись вокруг столика в последней из череды маленьких комнат, Коссолл, Резник, Рейнс и еще четверо или пятеро. Любая претензия на умеренность, всего лишь пинта пива перед тем, как отправиться в путь, давно вылетела из окна. Теперь это были духи, двойники, Резник уворачивался от случайных раундов, желая не отставать от себя, зная, что все, что ему нужно сделать, это встать и уйти, зная, что как только вы прошли определенную точку, это самая трудная вещь в мире.

  Скелтон уже был с ними в пабе, его приветствие, несколько любезностей, а затем их ждали пригороды. Но у Джека Скелтона был чин не зря, у него была маленькая девочка, девочка по имени Кейт, которая ждала, когда он поцелует ее на прощание; у него была жена, что-то в администрации больницы, профессиональная женщина. Ожидания, которые он должен был оправдать.

  Когда Резник станет инспектором, все изменится; подобно Скелтону, он мог извиниться и уйти, прекрасно зная, что люди были рады, что его застрелили, свободно болтали, обзывали его за его отсутствующей спиной.

  Когда у них с Элейн родился ребенок…

  – А как ты думаешь, Чарли?

  – Как это?

  «То, что здесь говорил Рейнси, это болтовня до Прайора».

  – Я думал, мы уже прошли через все это?

  «У нас есть.»

  «Проверил его».

  Рейнс наклонился вперед, тыча пальцем в воздух. – Дважды задержали его, ненадолго прямо рядом с ним, на протяжении всего допроса, на каждом шагу этого гребаного пути.

  «Так, как это должно быть», сказал Резник.

  «Чушь!»

  – Алиби до подмышек, не так ли? – сказал Коссал.

  «В постели со своей старухой, середина дня…»

  «Я должен представить!»

  – Нет, если бы ты ее видел, ты бы не стал. Лицо кислое, как молоко прошлой недели. Настоящий мочалка».

  – Какая у него форма? – спросил Резник, заинтересовавшись почти вопреки самому себе.

  Рейнс откинулся на спинку стула. «Пара растяжений, кража со взломом при отягчающих обстоятельствах. Восемнадцать месяцев назад он нравился ему для работы на почте, его лицо было повсюду, но мы ничего не могли доказать. В тот раз, по его прикидкам, он и его жена отвезли ее мать в Харрогейт, немного по магазинам, послеобеденный чай.

  – Семьянин, – тихо сказал Коссолл. «Это мило.»

  – Злодей, вот кто он, – сказал Рейнс. «Ничего больше.» Он снова наклонился вперед, вглядываясь в их лица. – Как ты думаешь, чем он занимался последние восемнадцать месяцев, заполняя свои купоны «Найди мяч»?

  Коссал пожал плечами, Резник посмотрел на часы, а Рейнс допил скотч и поднялся на ноги. – Еще один, а потом, я думаю, мы пойдем и опрокинем его, посмотрим, что он скажет.

  – Какие основания? – спросил Резник.

  Дожди подмигнули. «Информация получена. Обоснованное подозрение. Вероятная причина. Кто дает бросок? Скотч, Редж? Чарли? Водка?»

  Резник покачал головой.

  «Одевают.»

  – Господи, Чарли, – сказал Коссал, наблюдая, как Рейнс исчезает в направлении бара, – большинство из нас устают по мере того, как ночь становится длиннее.

  – Думаешь, в его словах есть что-нибудь? – спросил Резник.

  "Прежний? Он будет во что-то достаточно правильно. Его рода всегда. Это не считая того, что он трахнул свою жену не с той стороны Синего Питера. Может быть, не помешало бы дать ему покататься по этому поводу.

  Резник покачал головой. «Не так. Не сейчас.»

  «Не бей его настороже».

  "На сколько долго? Нет ордера, мы ничего не найдем. Отведи его на станцию, и он вернется на улицу еще до завтрака. Кроме того, состояние, в котором находится Рейнс, неизвестно, что он может вытворить.

  – Что, Чарли? Коссал рассмеялся. – С тобой, чтобы держать его за руку?

  – Тогда ты согласился бы с этим?

  «Черт возьми! Как Рейн накачивает себя, когда он доберется туда, будет достаточно близко к его черепу.

  Рейнс вернулся с двойниками со всех сторон, поставив одну перед Резником, как будто он никогда не говорил ни слова; судя по блеску в глазах Рейнса, он подсунул еще один, пока его обслуживали.

  – Тогда за нас. Рейнс поднял стакан перед лицом. – А вот и преступная жизнь. Он выпил виски одним глотком. – Что скажешь тогда, скип? Он положил руку на плечо Резника. «Настройтесь, чтобы увидеть, все ли у Прайора подтянуто?»

  Резник поднялся на ноги, оставив свой напиток нетронутым. «Пора нам всем идти домой. Выспался.

  «Чушь!»

  – Пойдем, – сказал Резник.

  – Держи от меня руки, – сказал Рейнс. – Оставь меня, черт возьми, одинокой.

  – Тихо, – сказал Резник. – Я прогуляюсь с тобой по площади, отвези домой.

  «Мне не нужно такси, у меня есть моя чертова машина».

  «Оставь его там, где он есть. Ты не хочешь водить».

  «Кто говорит?»

  «Ты пьян.»

  – Кто, черт возьми, пьян?

  Рег Коссалл тяжело встал, взяв их за руки. «Это не так уж хорошо. Люди начинают обращать внимание. Что скажешь, если мы подержим его?»

  Рейнс вырвался из хватки Коссалла. «Остальные могут делать, что хотят. Только не пытайся вмешиваться.

  Резник догнал его у подножия Бутылочного переулка. Рейнс прислонился к стене, мочился на неровные булыжники и собственные ноги. Ключи от машины были в правом кармане пальто Рейнса, и Резник нашел их и выудил до того, как Рейнс успел среагировать.

  «Вы можете получить их обратно утром. А теперь иди домой и протрезвей. И не подходите ближе чем на милю от Прайора. Прозрачный?"

  Глаза Рейнса остекленели, и он мотал головой из стороны в сторону, привлекая внимание Резника.

  – У тебя нет…

  Указательный палец правой руки Резника остановился не более чем в двух дюймах от центра лица Рейнса. «Не говорите мне, что я могу или не могу делать. Не вы. Сегодня я провел одно из худших утр в своей жизни в суде, из кожи вон лезя, чтобы не запачкать твою обувь. Я не в настроении делать одно и то же дважды. А теперь иди домой и приведи себя в порядок».

  Резник уронил ключи в собственный карман и отвернулся; оглянувшись из-за угла Брайдлсмитских ворот, он увидел, что Рейнс не двинулся с места. Резник поймал кэб, объезжавший площадь, и назвал свой адрес.

  «Спокойной ночи?» – любезно спросил водитель.

  «Да.» – сказал Резник. «Потрясающий!»

  Горел только свет в прихожей, и Резник выключил его, проходя на кухню. В холодильнике был кусочек «Стилтона», а в закрытой миске остатки пасты, которую приготовила Элейн. Он добавил к макаронам немного вустерширского соуса, нарезал ломтики сыра и сел за кухонный стол с местной газетой. Пятнадцать минут спустя, с туфлями в руках, он поднялся по лестнице в постель.

  Элейн была завернута в себя, большая часть одеяла была накинута на ее бок. Резник быстро разделся, скользнув рядом с ней, найдя немного места под простыней.

  – Чарли, – тихо сказала она. «Это ты?»

  «Да.»

  – Чарли, – сказала Элейн, повернувшись к нему, – от тебя пахнет выпивкой.

  Двадцать три

  В восемь часов Резник уже стоял за своим столом, а в восемь пятнадцать перед ним стоял Рейнс с извиняющейся ухмылкой.

  – Прошлым вечером было не по правилам, извини.

  Резник перевел дыхание.

  – Постарайся, чтобы это больше не повторилось, а?

  – Верно, – сказал Резник.

  – Никаких обид?

  Резник покачал головой. «Нет.»

  Рейнс протянул руку, сложенную чашечкой, и Резник бросил в нее ключи от машины. Рейнс улыбнулась. – Расскажу вам кое-что интересное, – сказал он. – Парня забрали этим утром, Росси. Ранние часы. Сверкая вниз по водосточной трубе рядом с замком. Сосед встал, чтобы выпустить кота, заметил его, позвонил. Ваш приятель, Бен Райли, вышел вовремя, чтобы помочь ему спуститься на землю. Как только он заставил его говорить, едва заставить его остановиться. Поднял руку за двадцать взломов, совершенных два года назад. Говорит, что есть еще, но он хочет заключить сделку.

  «Продолжать.»

  Рейнс пожал плечами. «Обычный вид. Не очень хочется возвращаться внутрь. Что-то про четыре стены, нехорошо для его нервов. Он хочет торговать».

  «Информация?»

  – Что еще у него есть?

  «Знаете, что мы можем потерять? Ложь и полуправда, Бог знает, сколько часов в погоне за вещами, которые мы не можем приклеить».

  – Тем не менее, – кивал Рейнс, – один маленький кусочек – считает, что он что-то знает о работе Сейнсбери. Считает, что знает шофера, друга друга.

  «Имя?»

  Рейнс покачал головой. «Еще нет. Не так просто.»

  «Хорошо, – сказал Резник, – отведите его в комнату для допросов. Я скажу наверху.

  Дожди ушли улыбаясь.

  На обратном пути после разговора с Джеком Скелтоном Резник столкнулся с Беном Райли на лестнице; Бен, все еще в форме, сержантские нашивки на месте. Когда Резник подал заявление о возвращении в CID, его друг предпочел остаться на месте. – Не я, Чарли, все эти шатания по пабам, общение с отбросами. Лучше держите их на расстоянии – близком, как конец этой дубинки, это примерно настолько близко, насколько я хочу. Кроме того, мне нравится униформа. Умная. Одному Богу известно, как ты будешь выглядеть, когда вернешься в гражданское. Без того, чтобы ты заставлял Элейн разбираться с тобой каждый день, и я не вижу, чтобы она сильно этому мешала.

  – Просто пошел поговорить с парнем, которого ты арестовал, – сказал Резник.

  «Пытался разыграть меня, что он из Visionhire», – рассмеялся Бен Райли. «Люди жаловались на проблемы с их изображением; он вышел, чтобы разобраться с антенной.

  – В четыре утра без лестницы?

  – Все это часть службы, – прикинул он. Это было до того, как я заставил его вывернуть карманы. Три отмычки, стамеска и шестидюймовая металлическая линейка.

  Резник усмехнулся и продолжил подниматься по лестнице.

  – Пинту позже? Бен Райли позвал его вдогонку.

  «Сомневаюсь.»

  – Ты будешь на матче в субботу?

  «Я попытаюсь.»

  «Не пытайся, черт возьми. Будь там."

  Мелвин Росси был невысоким мужчиной с слезящимся левым глазом и кожей, как мел. Сын отца-итальянца и матери-шотландки, он по умолчанию оказался в Мидлендсе. Семь лет жестокого взяточничества в отцовском бизнесе по производству мороженого в Долише закончились, когда его отец обнаружил, что он бессистемно берет верх. Его мать, давно вернувшаяся в свой родной Инвернесс, все равно никогда не уделяла ему много времени. Мелвин познакомился в автобусе дальнего следования с мужчиной, который сказал ему, что женщин можно собирать в городе, как плоды с деревьев. Это правда, обнаружил Мелвин, хотя его попутчик забыл указать, что вы должны заплатить за них.

  Росси вламывался в заднюю часть дома в Сент-Энн или у Дендрария, воровал наличные деньги, которые мог найти, а через пятнадцать минут отдавал их ради сомнительного удовольствия раздеться в комнате наверху с одностворчатым электрическим камином. , узкая кровать и красная лампочка.

  Именно крабы вылечили его от этой особой привычки. Теперь он тратил свои деньги на лошадей, пиво и постоянно растущую коллекцию порнографических видео. Были времена, когда он жалел, что никогда не отворачивался от мира 99-х, апельсиновых зумов и водяного льда с пятью одинаковыми вкусами, и это был один из них.

  Когда Резник вошел в комнату для допросов, Мелвин Росси сидел за простым деревянным столом, Рейнс стоял рядом с ним и благосклонно похлопывал Мелвина по макушке.

  «Мелвин решил быть хорошим мальчиком, – сказал Рейнс. – Мелвин расскажет нам все, что мы хотим знать.

  Что было не совсем так. Как и подозревал Резник, то, что он рассказал им в течение почти четырех часов, не имело большого значения. Если не считать краж со взломом, которые Росси совершил в одиночку, все остальное представляло собой смесь инсинуаций и уклонений. Слухи и контрслухи, большинство из которых не могли быть подтверждены, ни один из которых не подтвердился бы в суде, всегда предполагая, что Росси согласился бы повторить свои утверждения под присягой, что почти наверняка было не так.

  А если бы и знал, то какой судья, какие присяжные поверили бы ему?

  Мелвин Росси облокотился сначала на этот локоть, потом на этот, промокнул плачущий глаз уголком носового платка и почувствовал запах собственного пота.

  – Ограбление «Сейнсбери», – снова подтолкнул Рейнс, – когда был застрелен охранник. Вы знаете водителя.

  «Я говорил тебе.»

  «Расскажи нам еще раз».

  Мелвин был в пабе на Алфретон-роуд, когда хозяин запер двери изнутри и начал устраивать вечеринку. Мелвин почти наверняка получил приглашение случайно. Некоторое время спустя он был зажат в углу с рыжеволосой женщиной, которая, как он знал, участвовала в игре, кормила ее джином и думала, что с каждой минутой она все лучше выглядит. Он держал одну руку на ее ноге, а другой перебирал ее мясистое плечо, как пластилин, когда она начала рассказывать ему о том, как ей заплатили за секс вчетвером два настоящих злодея, парочка крепких чокнутых, листовки повсюду. кровать, а один из них хвастался, что взял около десяти тысяч из фургона службы безопасности возле супермаркета.

  «Имя?» – спросил Резник.

  – Вот чего я не могу вспомнить.

  «Имя!» – закричал Рейнс, сильно наклоняясь к лицу Мелвина.

  «Честно говоря, я не могу вспомнить. Может быть, она никогда не говорила.

  – А женщина?

  – Мэри, Маргарет, я не знаю.

  – Возможно, – медленно сказал Рейнс, глядя на Резника, – вы могли бы позволить нам с Мелвином перекинуться парой слов наедине. Посмотрим, не поможет ли это вернуть его память.

  Резник посмотрел на него в ответ. – Не такая уж хорошая идея.

  – В таком случае, почему бы нам не затолкать его обратно в камеры и не дать ему вариться? Хорошо, Мелвин, если ты решил, что хочешь сказать нам что-то еще, что-то серьезное, дай нам знать. В противном случае …"

  Рейнс жестом вытер руки об лацканы пиджака и направился к двери.

  «Послушайте, – сказал Росси, – я стараюсь изо всех сил».

  Резник кивнул. – Беда в том, Мелвин, что он недостаточно хорош.

  Через час Рейнс бросил пару слов на ухо надзирателю и вошел в камеру Росси. Менее чем через четверть часа после этого он снова был в комнате уголовного розыска, парил рядом со столом Резника, ожидая, пока сержант положит трубку.

  «Фрэнк Черчилль, также известный как Чемберс, также Фрэнк Черч. Адрес в Басфорде.

  Резник посмотрел на улыбку, играющую в уголках рта Рейнса. – Забавно, не так ли, – сказал Рейнс, – память? Как это приходит и уходит».

  Фрэнк Черчилль тоже ушел. – Манчестер, – сказала женщина, подошедшая к двери. «Надеюсь, этого ублюдка смоют в канализацию, где ему и место».

  – Ты не будешь возражать, если мы войдем, дорогая? – сказал Рейнс. «Посмотрите вокруг.»

  «Помогите себе, черт возьми».

  Они нашли несколько пар Y-образных чулок, странные носки, полосатый галстук, который выглядел так, будто его использовали как ремень; пластиковый тюбик геля для волос и пустой спрей от дезодоранта; корешок от Одеона; несколько потрепанных вестернов в мягкой обложке, написанных бывшим почтальоном из Мелтона Моубрея.

  – Если вы его найдете, – крикнула им вслед женщина на улицу, – скажите ему, чтобы он не возвращался сюда чертовски!

  «Мы могли бы позвонить в CID Манчестера, – сказал Резник. «Попросите их следить. Скорее всего, его знают и там.

  Рейнс кивнул, глядя в зеркало заднего вида, пока отъезжал от бордюра задним ходом. «Отряд полиции, я посмотрю, что они знают о рыжеволосой рваной по имени Мэри».

  – Или Маргарет.

  "Что бы ни. Посмотрите, кто еще принимал участие в этой маленькой четверке, у кого еще были причины праздновать. Оглядываясь назад, я бы сказал, что прошло не больше пары дней после того, как работа в Сейнсбери сорвалась».

  24

  Мэри Макдональд отсутствовала с восьми часов вечера. Короткая черная юбка, черные колготки, туфли на высоких каблуках, когда-то белая блузка, распахнутая на груди. Искусственный мех, до бедер, она носила расстегнутым. К десяти к Мэри подходили уже семь раз, машина замедляла скорость по мере приближения к бордюру, окна были опущены, лицо – всегда белое, обычно среднего возраста – склонялось к ней.

  – Ищешь дело, утка?

  Это было так далеко, как транзакция прогрессировала. Голова отодвинута, окно поднято, машина резко рванула прочь, что ищете? Кто-то моложе, стройнее, сексуальнее, ближе к их влажным и тайным мечтаниям?

  Мэри смотрела, как одни и те же машины ездят по кругу, некоторые из них так и не вышли за рамки первого обмена мнениями, обсуждением терминов: «Куда поехать? Полоска? Как насчет ночи? У тебя есть друг?" Мэри закурила сигарету, хотя должна была бросить, прислонилась спиной к камням высокой стены и медленно прошлась взад-вперед.

  От угла Гедлинг-Гроув вдоль Уэверли-стрит, побродите по краю Роли-стрит, затем снова вернитесь, стуча каблуками по тротуару, пока она поднималась обратно на холм. На другой стороне Уэверли-стрит деревья в парке потемнели и потеряли форму, и сквозь них она могла видеть только огни отеля «Дендрарий». Иногда по ночам хозяин разрешал ей сидеть за столиком возле бара, потягивая ром с черным, снимая туфли и время от времени протягивая руку, чтобы растереть ноги. В других случаях было достаточно выражения его лица, и если она была достаточно жаждущей, достаточно сытой, она шла в другом направлении, на Альфретон-роуд, где трактиры были менее суетливы в своем ремесле.

  Машина снова развернулась, темно-бордовая, она уже замечала ее раньше, медленно скользя мимо перил, замедляясь, плавно ускоряясь.

  На этот раз остановилось.

  Нет движения.

  Затем окно опускается.

  Белизна лица.

  Мэри Макдональд шла через улицу.

  – Чарли, ты видел это?

  «Что?»

  «На коробке. Сейчас. Новости.»

  Резник неуклюже изогнулся назад и вытащил голову из-под раковины: если что-то и могло заставить его почувствовать себя некомпетентным, так это то, что он согнулся вдвое с полным набором шайб и разводным ключом.

  «Чарли!»

  «Хорошо.» Резник сполоснул руки под краном, поискал полотенце, но не нашел; он вытирал руки о штаны, входя в гостиную. На экране подожжен перевернутый автобус, перегородивший улицу города; на заднем плане горели огни других, таких же костров. Юноша, полумаскирующий лицо шарфом, подбежал к камере и швырнул бутылку. Микрофон уловил звон стекла, свист пламени.

  – Белфаст? – спросил Резник.

  Элейн покачала головой. «Брикстон».

  Резник подошел ближе к съемочной площадке и сел.

  Мэри Макдональд сняла комнату на Теннисон-стрит: полуторная кровать и платяной шкаф, меламиновый стол, стул, неустойчиво прикрепленный к стене газовый камин, который производил небольшой взрыв, когда она наклонялась к нему со спичкой. На выложенной плиткой полке над ней стояла пара открыток с пряжками, присланных теткой из Дени, пластиковый цветок в тонкой фарфоровой вазе, фотография ее самой и ее подруги Мари в Ярмуте, держащих в руках мороженое, в забавных шляпках и так смеющихся. они были вынуждены цепляться друг за друга, чтобы не упасть.

  – Мэри, не так ли? – сказал мужчина.

  «Я никогда не говорил…»

  Он был моложе среднего игрока, не толстый, высокий, неплохой вид. Что он хотел от нее?

  – Значит, Мэри?

  «Я никогда …»

  – Я знаю, ты никогда не говорил.

  «Тогда как …»

  "Я знаю? Ну…» улыбаясь, «… ты выглядишь как Мэри. Хорошая католичка. Возможно, мы встретились на мессе.

  «Я никогда не пойду.»

  – Я тоже.

  В горле Мэри было странно сухо. «Я не понимаю».

  "Нет нужды. Теперь, почему бы тебе не снять эту одежду?

  Она протянула руку. «Заплати мне сначала. Сначала ты должен заплатить мне».

  – О, да, не беспокойтесь. Я знаю правила. Ритуалы. Лучше многих». Полез в карман пальто за кошельком. «Итак, о чем мы договорились? Пятнадцать?"

  «Двадцать.»

  Розовый цвет его языка показался во рту, когда он улыбнулся. – Хорошо, тогда Мэри. Двадцать.

  Полицейские в форме, некоторые все еще в синих куртках, другие с рукавами рубашек, стояли на пустынной улице в изумлении. Молодой офицер, лет двадцати одного или двух, смотрел в объектив камеры, и одна сторона его лица была темной от крови. Камни, полукирпичи и бутылки продолжали падать. Были слышны сирены и пожарные машины, перекрывающиеся, непрерывные. Дым заполнил края экрана.

  – Не могу поверить, что это происходит здесь, – сказала Элейн.

  «Здесь?»

  "Эта страна?

  Резник кивнул. Лондон казался более чем в ста двадцати милях отсюда.

  Зазвонил телефон, и Элейн сняла трубку, прислушалась и протянула трубку. «Для тебя.»

  «Ты смотришь?» – спросил Бен Райли на другом конце провода.

  – Невероятно, не так ли?

  «Это?»

  – Что ты имеешь в виду?

  – Сколько времени, – сказал Бен Райли, – прежде чем оно распространится здесь?

  На экране полицейские, закрыв лица щитами, медленно продвигаются по усаженной деревьями улице под градом ракет. «Держи линию!» – крикнул хриплый голос. «Держи линию!» Мужчина возраста Резника, уже потерявший шлем, отшатнулся, ударил сбоку по голове, и леска оборвалась. Молодежь, черные и белые, хлынула через них.

  Голос диктора разносился по сцене. «Наши отношения с общественностью настолько хороши, насколько можно ожидать», – сказал комиссар столичной полиции сэр Дэвид Макни.