Текст книги "Потерянные годы (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

  Может быть, он все-таки не создан для Club Med, подумал ассистент. Работает в Скегнессе, больше в его духе. «Извините, – сказала она, – но мы сейчас закрываемся».

  Дивайн остановился на карманном разговорнике и путеводителе по Парижу в мягкой обложке, пролистал последний, когда вышел на пешеходную зону, остановившись на фотографии девушки в алых стрингах из салуна Crazy Horse. Мать с коляской врезалась ему в спину, и большая часть детского мороженого «Мистер Виппи» скатилась по его ноге.

  – Что, черт возьми, ты делаешь? Дивайн заревел.

  – Это ты, великий люммакс! – крикнула женщина в ответ. «Припарковав свою большую задницу прямо перед нами без твоего позволения. Что у тебя в голове вместо мозгов, опилки что ли?

  И она развернула коляску и плачущего ребенка вокруг него, предоставив Дивайну вытирать мороженое, которое все еще скатывалось с его второй лучшей пары брюк.

  Нейлор стоял рядом с стеклянным фасадом наверху, глядя на группы, которые начали собираться на площади. Вниз по холму от Концертного зала и Королевского театра, вдоль улицы Сент-Джеймс и мимо колокола напротив; справа мимо кинотеатров, Одеона и Кэннона, простирающихся по всей длине старой Рыночной площади, мимо фонтанов и львов к подземным туалетам и передвижному ларьку, торгующему горячими свиными рулетиками и бифбургерами с блестящим луком. Толкаются, толкаются и смеются. Полицейский фургон рядом с автобусной остановкой. Слушая бормотание в столовой, становилось все хуже неделя за неделей, месяц за месяцем, но Нейлор вспомнил, как Резник говорил, что, когда он был там в военной форме двадцать лет назад, в пятницу были проблемы, точно так же, как и в субботу вечером.

  Он думал о том, чтобы закончить свою половину и вернуться в бар, чтобы принести еще одну, может быть, и для Дебби, чтобы не стоять в очереди позже, когда она появится. Если бы она появилась. Он репетировал в голове ее оправдания – моя мать, ребенок, – когда увидел, как она выходит из двухэтажного автобуса на Бист-Маркет-Хилл. Темно-синяя юбка или платье, серебристый топ, тонкий синий жакет, кожаная сумка через руку. Прижавшись лбом к внутренней стороне стекла, он подождал, пока она поднимет глаза, и, ступив с перекрестка на широкий изгиб тротуара внизу, и, удивленно улыбаясь собственному удовольствию, именно это она и сделала.

  Кит знал, что есть вероятность, что если он просто выбросит «Ситроен», бросит его, он будет развален до того, как его найдут. Обычно это было частью дела, только это была не обычная машина. Скользя по трассе A52 на обратном пути в город, с почти бесшумным двигателем и подвеской, похожей на перья, Кит подумал, что умер и попал в рай.

  Он знал, что это рискованно, но впервые в жизни он был полон решимости вернуть мотор точно в то же место, где он его нашел.

  «Нам повезло, – сказал Даррен, – вы сможете купить себе такую ​​же». Кит жевал заусенец на мизинце правой руки. Смесь его удачи и глупости Даррена, и он мог представить себя снова в суде. Снова в тюрьме. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы его кишечник превратился в воду. Никогда в своей несчастной жизни он не был так серьезен, как тогда, когда пытался превзойти себя в той камере. И Даррен, зовущий на помощь, расстегивает простыню и опускает его. Зачем? Чтобы ему было кем командовать всю оставшуюся жизнь? Кто-то, кто будет равняться на него, выполнять поручения, угонять машины, вести его от одного все более рискованного ограбления к другому.

  Слышишь, как он убегает изо рта, прежде чем Кит высадил его. О том, как он собирался обменять этот жалкий игрушечный пистолет на настоящий; как он собирался зайти к этой Лорне Соломон и показать ее ей, увидеть выражение ее лица, сделать все правильно.

  Кит был благодарен ему за спасение его жизни, по крайней мере в некотором роде: с каждым днем ​​он становился все менее и менее уверенным. Поворачивая в потоке машин перед большим ночным клубом MGM, Кит показал, что переезжает на внутреннюю полосу, пытаясь припарковаться.

  «Куда мы идем?» – спросила Дебби, когда Кевин Нейлор взял ее за руку и повел вокруг группы молодых белых мужчин в белых рубашках с короткими рукавами.

  – Вот увидишь, – усмехнулся он. «Сюрприз».

  Ресторан был довольно тускло освещен, со вкусом оформлен, круглые столы с единственным цветком в белой вазе в центре; меню были мягкими, толстыми и длинными.

  – Что ты думаешь? – сказал Кевин, оглядываясь. Он спросил Грэма Миллингтона, который пошел пообедать с женой в первую пятницу после получки, регулярно, как часы. Линн Келлог тоже. По общему мнению, из всех китайских ресторанов в городе этот был, пожалуй, лучшим.

  «Приятно, – призналась Дебби. „Только …“

  – Только что?

  Только ты знаешь, что я не очень люблю китайскую еду, вот что она собиралась сказать, но вместо этого покачала головой, коротко улыбнулась ему и сказала: «О, ничего».

  Он выглядел мило, стоя там, у Йейтс, ожидая ее, действительно мило, и хотя поначалу разговор был немного напряженным, теперь они оба начали чувствовать себя более расслабленно.

  «Ты следишь за ним, – сказала ее мама, – он должен быть за чем-то, помяни мои слова». Затем у нее появилось то выражение лица, которое она выставила напоказ, когда Дебби впервые сказала ей, что она возвращается домой, самодовольное и пророческое. – Готов поспорить, что он нашел себе кого-то другого, вот в чем все дело. Хочу уговорить тебя на один из тех самостоятельных разводов. Вы видите, если он не.

  Если бы это было так, подумала Дебби, вряд ли он сидел бы там с обручальным кольцом, сияющим на тыльной стороне ладони. Без предупреждения она подумала, что вот-вот расплачется, поэтому взяла свою сумку и, извинившись, пошла к дамам, предоставив Кевину распоряжаться.

  Кит позвонил своей маме, и его отчим ответил, поэтому он повесил трубку; его отец все еще таскал пачки старых газет и журналов из подвала, перебирая и раскладывая их стопками по всему полу в гостиной.

  Кит приготовил себе печеную фасоль на тосте и съел ее перед телевизором. Если бы в комнате на первом этаже, которую он занял как свою собственную, был магнитофон, он поднялся бы туда и послушал какого-нибудь Лютера Ингрэма или какого-нибудь Дэвида Пистона, Гальяно или Dream Warriors, но он не кассеты тоже есть, они все еще были у его мамы. По правде говоря, он не знал, что, черт возьми, он хотел сделать.

  Когда его отец высунул голову из-за двери и спросил, не хочет ли он помочь ему, Кит пожал плечами и сказал: «Почему бы и нет?»

  Это оказалось достаточно просто. Просмотрите страницы, чтобы убедиться, что они все на месте, ничего не вырвано и не пропало; если все нормально напишите дату и номер выпуска.

  – Для чего все это? – спросил Кит.

  «Делаю несколько бобов».

  – Из-за этого старого дерьма?

  Когда отец объяснил ему это, Кит был очень удивлен. Хотя он знал юношей, которые набрасывались на все, что у них было, в том или ином комиксе, десять фунтов за одного на японском, а потом слов не разобрать. Не считая вкусов некоторых людей.

  – Хочешь пива? – спросил Райлендс после того, как они проработали полчаса или около того.

  – Я думал, ты бросил его.

  – Это не значит, что ты должен. Я сам пью чай.

  «Чай в порядке».

  Пока они его пили, Райлендс рассказал Киту о его идее арендовать прилавок на рынке, сначала по пятницам и субботам, продавать старые номера NME и тому подобное, джазовые журналы – предполагалось, что дети интересуются джазом, разве нет? не так ли? – может быть, и другие вещи. Он забрел в один из букинистических магазинов на Мэнсфилд-роуд и наткнулся на пару сотен смешанных киножурналов, а также копии « Пикчер пост» и сделал предложение о покупке. Блок держал их для него до понедельника. Он и Кит прошерстили несколько распродаж автомобильных ботинок и тому подобное, скоро у них будет больше акций.

  – Итак, – сказал Райлендс, сидя со скрещенными ногами и прислонившись спиной к стене. «Что вы думаете? Думаешь, это сработает?

  «Мог бы.»

  – Значит, тебе интересно?

  «Мне?»

  "Почему нет? Что еще тебе нужно сделать?

  Кит пожал плечами и скривился.

  – Подумал, знаешь, мы могли бы провести его вместе.

  «Я бы потерял пособие по безработице».

  "Не обязательно. Зависит от того, как мы работаем. Да и вообще, чего ты хочешь, всю оставшуюся жизнь сидеть на пособии?

  «Нет.»

  "Ну тогда. Почему бы не попробовать?»

  Кит покачал головой. «Я не знаю.»

  Райлендс допил чай и поднялся на ноги. «Лучше садись. У тебя полно времени подумать об этом. Хотя может быть немного весело. Смейтесь, если не больше».

  – Что с Дарреном? – спросил Кит, глядя на первую полосу журнала « Melody Maker » за 1959 год: « Эмиль Форд и The Checkmates возглавят турне Moss Empires Tour. ”

  – Что с Дарреном?

  – Он будет ожидать, что я буду с ним.

  – Не беспокойся о Даррене, – сказал Райлендс, наклоняясь, чтобы взять из рук Кита пустую чашку. – У меня есть идеи, как с ним справиться.

  «Как-то по-другому на вкус», – сказала Дебби.

  Они стояли в коридоре первого дома, в который они с Кевином впервые переехали, того самого, где он все еще жил.

  «По крайней мере, заходи и выпей кофе», – сказал Кевин, когда такси, которое должно было его подвезти, приблизилось. – Через некоторое время всегда можно вызвать другое такси.

  Они вошли в парадную дверь и не намного дальше; не успел даже включить свет в холле.

  «Что отличается на вкус?» – сказал Кевин, снова целуя ее. Когда через несколько минут они раздвинули губы, она почувствовала, как он улыбается ей в темноте. – Не это, – сказала она.

  «Что тогда?»

  "Еда. Китайская еда. Как правило, оно такое соленое».

  – А, – сказал Кевин, ухмыляясь еще шире, – это потому, что я попросил их воздержаться от глутамата натрия, я полагаю.

  – Я не знал, что ты так умеешь.

  "О, да. Просто нужно знать, о чем спрашивать. Она рассмеялась и полезла под его куртку, щекоча его, и они оказались на полу.

  – Кевин, нет. Хотя было что-то особенно захватывающее, подумала Дебби, в том, чтобы быть там, так близко к входной двери.

  – Нет, мы не можем. Единственное место, где они с Кевином когда-либо занимались любовью, была в постели, в их собственной постели или в ночлежке с завтраком.

  «Кевин!»

  Его рука была высоко на ее колготках, подушечка большого пальца начала оказывать давление…

  «Нет!»

  «Что?»

  Она расправила юбку и подтянула колени к груди.

  – Мы все еще женаты, ты же знаешь.

  «Я знаю.»

  «Так?»

  – Кевин, включи свет.

  – Ты сердишься, да?

  «Нет. Нет.» Она потянулась к его руке и держала ее. – Правда, нет.

  «Что тогда?»

  Несмотря на то, что было темно и она могла разглядеть лишь очертания его лица, Дебби отвела взгляд. «Я больше не принимаю таблетки. Казалось, в этом нет никакого смысла».

  «Так?»

  – Я не думаю, что у тебя есть что-нибудь с собой. Любая, знаете ли, защита.

  – Неподалеку есть круглосуточный гараж. Они обязаны их продать. Я мог бы ущипнуть и…”

  «Кевин, нет. Может быть, на этот раз это не такая уж хорошая идея. Он вздохнул, и она сжала его руку. – Я не отвергаю тебя, ты же знаешь.

  "Нет? Ну, это то, на что это похоже».

  Дебби рассмеялась и ловко шевельнула другой рукой. – Нет, Кевин, мне так кажется.

  Он рассмеялся, удивленный, и снова потянулся к ней, но она быстро вскочила на ноги, и они оба заморгали от внезапного света. – А что насчет кофе? она сказала. – Пока ты будешь ставить чайник, я вызову такси.

  «Вы могли бы остаться.»

  «Я знаю. Я буду. Один шаг за раз.»

  Кевин усмехнулся и поцеловал ее в лоб, рядом с ухом, быстро в уголок рта и, все еще улыбаясь, ушел на кухню.

  Сорок два

  «Общежитие, о котором мы говорили, – сказала Пэм Ван Аллен, – уже готово».

  Она ждала ответа Прайора, но, конечно, это не обязательно было его ответом. Большинство людей, обычные люди, которых вы встречаете на вечеринках, в супермаркетах, приемных у дантиста, делают подобное замечание, и они реагируют. «Да неужели?» Или «Это хорошо». Рычание даже. Что-то, что помогает разговору.

  В то время как Приор…

  Ему было достаточно сегодня продолжать смотреть на нее, не угрожая точно, ничего сексуального, как это было бы с большим количеством мужчин, запертых без преимуществ супружеских свиданий. Приора просто смотрела. И ждал. Ладно, ты здесь, делаешь то, за что тебе платят, а теперь скажи, что должен сказать.

  Пэм закинула одну ногу на другую, автоматически разглаживая юбку ниже колена. «Большой старый викторианский дом рядом с парком Александра. Действительно мило." Она сделала паузу. – Не знаю, знаете ли вы его там?

  На этот раз раздалось что-то вроде хрюканья, недостаточно выразительного, чтобы Пэм могла понять, означает ли это «да» или «нет». Возможно, он просто откашлялся.

  «В любом случае, как я уже сказал, это очень мило. Должен сказать, в хорошем состоянии, чем во многих общежитиях, которыми мы пользуемся». Она увидела, как его взгляд сфокусировался на ее руках, и поняла, что вертела серебряное кольцо, которое носило на мизинце правой руки. – Вы будете жить в одной комнате, я имею в виду. Я упоминал об этом раньше?

  Прайор покачал головой.

  «Извините, я так и думал. Вас двое, скорее всего. Это единственное, что комнаты такие большие. Все обычные правила, в значительной степени то, что вы ожидаете. Никакого алкоголя, никаких наркотиков. Ограничения по посетителям тоже. В спальни, то есть. Что с ней случилось? Почему она болтала? Она раздвинула ноги и откинулась на спинку стула; задержала на несколько секунд дыхание и ответила его взглядом.

  – Как только тебя освободят, мы поможем тебе найти работу и жилье, как я и говорил. Такие вещи, как убедиться, что вы в списке жилья. Те квартиры над Виктория-центром довольно часто пустуют. А еще всегда есть жилищные товарищества. Они отнесутся к вашему заявлению с пониманием из принципа.

  Воздух в комнате, казалось, становился все тоньше и тоньше. Пэм хотела бросить взгляд на часы, но не хотела даже пытаться. Казалось, она говорила целую вечность, монолог с едва посторонней помощью. Предварительно слушая, не заботясь; как будто все это не имело к нему никакого отношения. Как будто она строила планы на кого-то другого.

  – Ваша жена… – слова вырвались прежде, чем она успела их остановить.

  – Рут, – сказал Прайор.

  «Да.»

  «Что насчет нее?»

  – Думаю, я просто хотел узнать, не думал ли ты еще о том, чтобы попытаться связаться с ней.

  «Нужно ли мне?»

  Пэм неопределенно махнула обеими руками: «Я не знаю. Я имею ввиду нет. Я не думаю, что в этом есть необходимость. Я имею в виду, что это не обязанность.

  Теперь он снова смотрел, чувствуя давление, которому она подвергала себя, наслаждаясь этим.

  – Иногда, – осторожно сказала Пэм, находя дорогу, – особенно когда пары давно не виделись, возникает ощущение… что мне сказать? – незаконченное дело. Вещи, которые слишком долго оставались невысказанными. Много вещей, которые нужно убрать, прежде чем люди смогут жить своей жизнью?

  «Люди?»

  «Да.»

  «Рути и я».

  – Да, я имею в виду, я полагаю… Я просто подумал…

  – Нет, – сказал Прайор. «Я так не думаю. Как я уже сказал, все это было давным-давно».

  Пэм поднялась на ноги; ее трясло, но ей было бы трудно сказать, почему именно.

  – Кроме того, – сказал Прайор, – я даже не знаю, где она.

  – Увидимся снова, – сказала Пэм, – в день твоего освобождения. После этого нужно будет еженедельно. Вы можете договориться о встрече, чтобы приходить в офис, регулярно, так будет лучше».

  Прайор кивнул в знак согласия и поднялся на ноги, снова протягивая ей свою руку, холодную, мозолистую и сухую.

  Резник был дома, когда раздался звонок. То одно, то другое он заработал себе час или два свободного времени. Некоторое время он нанял женщину с дороги, чтобы она приходила раз в неделю после обеда и содержала дом в чистоте, пылесосила и вытирала пыль. Пока Диззи не укусил ее за лодыжку третью неделю подряд, все шло хорошо. Вот он и таскает старомодный пылесос вверх и вниз по лестнице, нерешительно натирает стол в столовой лавандовым полиролью для мебели и шваброй на кухонном полу.

  Кошачья шерсть везде.

  Он сделал его более приятным, включив музыку достаточно громко, чтобы ее было слышно по всему дому. Эдди «Локджоу» Дэвис подстрекал толпу перед Basie Band, когда зазвонил телефон; он не слышал его, пока не закончилось первое соло и звук не уменьшился до редких нот графского рояля.

  Он чуть не споткнулся о расстроенного Бада, который дремал на лестничной площадке, прикрывая глаза одной лапой. Все еще бормоча извинения, Резник как раз вовремя поднял трубку.

  – В участке сказали, что вы были там, – сказал Райлендс. «Думали, что они, должно быть, ошиблись».

  – Подожди минутку, – сказал Резник. «Позвольте мне выключить эту запись».

  – Атомный мистер Бэйси, – сказал Райлендс, когда Резник вернулся к телефону. «Отличная запись. Я помню первый раз…»

  «Что ты хочешь?» – спросил Резник.

  – Та договоренность, о которой мы говорили… – Голос Райленда стал теперь тише, как будто в доме был кто-то, кого он не хотел подслушивать.

  «Что насчет этого?»

  – Я думаю, он захочет поговорить с той молодой женщиной, как мы и говорили.

  "Хорошо. А другое дело?

  Небольшая пауза, а затем: «Сейчас я не уверен, не могу быть уверен, но, тем не менее, я думаю, что знаю, где она может быть».

  Линн забрала Кита в нескольких кварталах отсюда, недалеко от Портлендского развлекательного центра, куда она иногда ходила купаться по утрам, дни, когда он открывался в семь тридцать, делайте все возможное на свободе до прибытия первых школьных вечеринок. Она выехала на набережную и припарковалась, ответ Кита, когда она предложила идти, был лишь наклоном головы. В конце концов она вышла из машины, и он последовал за ней, как и тогда, когда она направилась к Уилфорд-Бридж.

  Время от времени мимо них проходили группы гребцов, вода плескалась за их спиной, а рулевые кричали ясными и резкими голосами, подгоняя их. Азиатские семьи сидели на наклонной траве, женщины вместе в ярких сари, среди них играли дети; мужчины сидели в стороне и сдавали карты на ковер.

  Она удивлялась, какой он маленький, какое у него молодое лицо: как будто гуляла со стыдливым младшим братом, непокорным племянником. Сын. Ребенок, безусловно. И все же она видела его записи, знала, сколько времени он провел в YOI. Она прочитала отчет о его попытке самоубийства. «Слабый и ошибочный крик о помощи».

  «Каково это, – спросила Линн, – жить с отцом?»

  – Все в порядке.

  – Лучше, чем жить с мамой?

  – Допустим.

  «Когда я все еще жила дома, – сказала Линн, – моя мама всегда имела в виду только добро, но постоянно приставала ко мне, почему бы тебе не сделать то, почему бы тебе не сделать то?» Линн рассмеялась, застигнув Кита врасплох. «Вот я, лет двадцати, стою у нее на кухне, выше ее на полголовы, а она все еще мочит языком уголок платка и хочет вытереть вот эту грязь, которая у меня на лице. Дошло до того, что я вообще не мог этого вынести».

  – Да, – сказал Кит. «Я знаю, что Вы имеете ввиду.»

  – Послушайте, – сказала Линн, останавливаясь, чтобы оглянуться назад, откуда они пришли, – почему бы нам не пройти туда, в Мемориальные сады, и не присесть. Как правило, не слишком много людей. Может быть, проще поговорить».

  За исключением того, что все это место было подчинено монолитной дани королеве Виктории, это был общественный сад, как и многие другие: цветочные клумбы, за которыми заботливо ухаживали работники совета, разнообразные деревья и кустарники, участки лужайки, прерываемые гравийными дорожками.

  – Вы понимаете, – сказала Линн, – ничто из того, что я сказала, не является абсолютным обещанием?

  – Я не вернусь внутрь, – сказал Кит. «Сначала я убью себя».

  Она положила руку на голую кожу его предплечья, и он вздрогнул.

  – Как я уже сказал, мы сделаем все, что сможем. Я сделаю все, что смогу. Я обещаю вам, что." Она подождала, пока на секунду его глаза не метнулись к ее лицу. «Пока вы соблюдаете свою часть сделки».

  «Я же вам сказал …»

  "Я знаю. Но я должен быть уверен».

  Кит без труда вызвал в воображении лицо Даррена. Этот взгляд в его глазах, этот серо-голубой блеск становился все ярче, когда он играл с пистолетом в руке. Кит знал, что в следующий раз все будет по-настоящему.

  – Все в порядке, – тихо сказал Кит, глядя в землю. «Пока ты будешь играть со мной прямо, ты получишь то, что хочешь. Без ошибок."

  Сорок три

  Он и Элейн отдыхали здесь, в Нортумберленде, в череде арендованных коттеджей недалеко от побережья – к северу от Эмбла и залива Элнмут, через Сихауз и Бамбург до Берик-апон-Твид. Первый был самым худшим. Сама квартира, верхний этаж дома мелкого землевладельца, вполне подходила; там, где он упал, был панорамный вид. Безмятежное видение караванов сзади; вперед, насколько хватало глаз, капустные поля. Где-то за этими акрами темнеющей зелени лежали мягкие дюны и широкие пляжи, медленное движение Северного моря.

  «Возьми это на веру», – сказал владелец. «У нас с женой уже много лет. Разве мы не любим тебя?

  Резник и Элейн вернулись в другие места. Пески были в значительной степени пустынны, захватывающими дух замками, впечатляющими своим обветшанием. Они отправились на лодке к Фарнским островам, чтобы посмотреть на тупиков и морских птиц; шел по дамбе к Святому острову, и на обратном пути ему пришлось бежать против ветра, чтобы не попасть в ловушку прилива.

  Они занимались любовью в наемных кроватях, часто побуждаемых посещением местного паба, едой, съеденной в невысказанном предвкушении. Отчасти для этого и были каникулы.

  Резнику было трудно, сворачивая с главной дороги на восток и направляясь к побережью, с удовольствием вспоминать об этом.

  Дорога сузилась, и вскоре он оказался перед Т-образным перекрестком без знака, указывающего, в какую сторону повернуть. Остановившись, чтобы воспользоваться картой, он, тем не менее, сделал неверный выбор и еще дважды заблудился, прежде чем очутился, спускаясь по пологому холму с морем слева от него, в деревню, где теперь жила Руфь.

  Рыбацкие домики были построены вокруг лужайки, образуя три стороны квадрата; четвертой была низкая стена, отделяющая землю от пляжа. Здания были однородными, выкрашенными в белый цвет. Он догадался, что теперь они по большей части функционировали как жилье для отдыха, люди, которые хотели провести неделю или две подальше от всего этого. В дальнем конце площади располагался небольшой паб, а напротив магазин, похоже, давно закрытый. У некоторых коттеджей стояли машины, но не у большинства. Было уже достаточно далеко, чтобы в некоторых окнах слабо светились огни. Дым тянулся вверх из нескольких труб. Резник запер машину и размял ноги и спину: это была достаточно долгая поездка.

  Несколько мгновений он стоял возле плетеных горшков для омаров, сложенных высоко на одном конце волнолома. На юге можно было разглядеть замок Данстанборо на фоне темнеющего неба.

  Коттедж Руфи находился в северном углу, первым въездом в деревню. Не было ни огня, ни дыма. Резник направился к нему. Никакого ответа, когда он постучал в почтовый ящик, постучал в дверь. Он спрашивал в пабе.

  Рут сидела в дальнем углу бара, поставив ноги на другой стул и прислонив к столу раскрытую книгу. У ее правой руки стоял стакан, наполовину горький, на три четверти опустевший; в пепельнице слева от нее догорела сигарета. Она едва подняла глаза, когда вошел Резник.

  Собака, крупный бледный ретривер, свернувшись калачиком под столом, подняла голову и не сводила с Резника глаз. Когда он подошел к столу со стаканом Worthington White Shield в руке, собака зарычала.

  Как только Рут наклонилась и осторожно коснулась его между ушами, он остановился.

  – Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – сказал Резник.

  «Что произойдет, если я скажу „да“?»

  Лицо ее сделалось еще худее, впало в щеки; кожа вокруг глаз как-то отслоилась. Теперь в ее волосах почти не осталось рыжего; То, что там было, здесь и там, было белыми волосами, поразительно сильными и густыми.

  Резник пододвинул стул и сел.

  Рут продолжала читать. Чарльз Диккенс. Тяжелые времена. «Поздновато решил получить образование».

  Резник сделал большой глоток пива и подождал, пока она дочитала до конца главы. На ее месте стояла рваная пивная циновка.

  – Ты появляешься здесь вот так, – сказала Рут. «Не случайно».

  «Он получает условно-досрочное освобождение. Вопрос дней. Я не знал, слышали ли вы.

  Рут затянулась сигаретой; допила пиво и на мгновение подержала пустой стакан в воздухе. Бармен принес ей свежую, а старую унес.

  «В это время года не так много клиентов», – сказала Рут. «Относитесь к королевской семье». Она низко рассмеялась. «Не наш, чужой. Нет, – сказала она, выпив, – я не знала.

  – Он знает, где ты?

  Рут пожала плечами. «Какая разница? Ты нашел меня, не так ли? И не говорите мне, что это ваша работа. У него есть способы оказывать давление на людей, о которых большинство из вас только мечтают.

  «Вы можете двигаться дальше, – сказал Резник.

  «Бегать?»

  – Ты пришел сюда.

  «Это было приличное время назад. Мне здесь нравится. Большинство людей, одна неделя, две, они приходят и уходят, уходят. Никто не знает, кто я, кем я был, на чем был женат. Те, кто разбираются в мелочах, не их дело, им все равно».

  – Он наговорил много гадостей на суде.

  «Он всегда говорил гадости. Делаю их тоже. Он не может меня напугать. Уже нет. И даже если бы он мог, я перестал бежать. Она спустила ноги на пол, и собака сменила положение. – Теперь он пробовал что угодно, – сказала она, поглаживая шерсть животного, – это дало бы ему понять, для чего. Не так ли, дорогая?

  Собака повернула голову, чтобы лизнуть ее руку.

  «Он угрожал отомстить».

  "Зачем? Десять лет? Он думает, что это было из-за меня? Это никогда не было до меня. У вас были улики, свидетели – этот жалкий ублюдок Черчилль щипал траву. Господи, ты заморозил его с пистолетом в окровавленных руках. Для чего я был нужен?»

  Резник не ответил; правда в том, что подробностей он не знал. Сколько Рейнс выпросил у ожесточенной жены, сколько из других источников?

  «Ты должен отнестись к этому серьезно, проехав весь этот путь сюда».

  Резник кивнул. «Я делаю.»

  Рут снова рассмеялась, прервавшись на полпути к мучительному кашлю. – Что ты собираешься делать, – сказала она, когда снова взяла себя в руки, – остаться? Быть моим личным телохранителем?

  "Нет. Просто хотел, чтобы вы знали, вот и все.

  Она кивнула на его стакан. «Теперь ты захочешь вернуться. Дежурство завтра, скорее всего.

  Резник сделал быстрый глоток, прежде чем отодвинуть стакан в сторону. «Всегда осадок на дне; независимо от того, насколько тщательно вы его наливаете».

  – Ага, – сказала Рут, – немного похоже на жизнь, а? Она смеялась. «Христос, внемли мне. Не через одного Диккенса, а я говорю символами».

  Резник поднялся на ноги, и собака снова низко зарычала. – Одно дело, – сказал он.

  – Я все еще пою?

  – Когда вы в последний раз видели Рейнса?

  Какого цвета она сошла с лица. – С тех пор, как он меня бросил. Лучшая часть десяти лет. Лучше всего было не видеть его лживое лицо.

  Резник поместил карточку со своим именем и номером на обложку своей книги. "Любая причина. В любой момент. Станция всегда может поднять меня.

  Рут посмотрела на него, подняв бровь. – Обычный Лазарь, а? Что-то витает в воздухе, все эти парни восстают из мертвых.

  К тому времени, как Резник добрался до двери, она уже подняла ноги и снова принялась за чтение. Еще в нескольких окнах светились огни, и подул ветер с северо-востока. Подняв воротник, он шел через лужайку к своей машине. Он останавливался в первую очередь на главной дороге и пил кофе; движение должно быть относительно легким, и он не должен быть слишком долго, прежде чем он будет дома. Хотя кошкам, ожидающим, когда их накормят, это покажется возрастом.

  Фары машины Резника осветили побелку коттеджей, когда он обернулся, но не смог разглядеть фигуру, стоящую глубоко в тени у морской стены и выжидающую.

  Сорок четыре

  В то утро Миллингтон был таким бодрым, что в голове его жены мелькнула мысль, что у него может быть роман. Отчасти это был блеск в его глазах, отчасти аппетит, с которым он поглощал свои мюсли и сухофрукты, даже не поморщившись и не намекнув на безвкусность обезжиренного молока. Он ополоснул миску, принес ей вторую чашку чая без просьбы, коснулся ее щеки поцелуем, который был достаточно сильным, чтобы было ясно, что утром он подстриг усы.

  Когда она вышла в холл, он расчесывал плечи своего пиджака на вешалке и насвистывал что-то подозрительно похожее на «Любовь – это великолепная вещь».

  «Смотрите, Джеймс Ласт снова выступает этим летом в Концертном зале», – сказал Миллингтон. – Может, мне купить нам пару билетов?

  – После прошлого раза, Грэм, я вряд ли мог подумать, что ты захочешь пойти еще раз.

  В прошлый раз женщина сзади хлопнула жену Миллингтона по плечу и довольно громко спросила, не может ли она что-нибудь сделать с храпом мужа.

  – О, да, успокоительно, правда? Он накинул пальто и направился к входной двери. «Возможно, немного опоздал сегодня вечером. Пинта-три после работы. Бизнес, вроде».

  «Да, Грэм, – сказала она, – как скажешь».

  Блин, подумал Миллингтон, садясь в машину, что ее гложет? Лицо, как у одного из этих замороженных обедов, прежде чем оно увидит внутреннюю часть микроволновки.

  Он был в комнате уголовного розыска, рядом с дверью офиса Резника, прежде чем прибыл его начальник, слоняясь с намерением.

  – Хорошо, Кевин, – десять минут спустя послышался с лестницы голос Резника, – обо всем по порядку. Давайте взглянем на вчерашние файлы.

  «Сэр.»

  «Доброе утро, Грэм. Ярко и рано."

  Нейлор был там еще с семи, в раннюю смену, одной из его задач было систематизировать все сообщения, полученные в течение ночи, в общенациональные или местные, а другой – следить за тем, чтобы журнал, показывающий перемещение заключенных, был актуальным. Теперь он нес эти файлы в кабинет Резника, и Миллингтон протянул ему руку.

  – Я возьму их, парень. Вы могли бы сделать хуже, чем положить чай в пюре. Хорошо?"

  Нейлор пожал плечами и сделал, как ему сказали.

  Миллингтон положил файлы на стол Резника, затем закрыл дверь, прислонившись к ней спиной.

  – О чем-то, Грэм? – с ухмылкой спросил Резник. Его сержант мог хранить тайну примерно так же долго, как маленький мальчик может утаить монету в пятьдесят пенсов.

  «Этот парень, с которым я встречался, чтобы выпить пинту пива в Снейнтоне. Как я уже сказал, он очень маленький, но знает нескольких ребят постарше. Или любит изображать из себя».