Текст книги "Потерянные годы (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

  – Босс, вы хотите, чтобы мы с Кевом вернулись в Медоуз или что? Дивайн был на первой лестничной площадке полицейского участка, возбужденный и с открытым ртом.

  – Принеси туда пару мундиров, – сказал Резник, торопливо проходя мимо. – Ты будешь нужен на этом.

  В комнате уголовного розыска звонили телефоны, некоторые из них отвечали. Мебель заменили, доски – за исключением тех, что были в кабинете Резника, – поменяли. Было так же холодно, как и раньше, если не холоднее.

  Линн Келлог поднялась из-за стола, чтобы перехватить его. «Только что звонили из больницы. Гарри Форман, кажется, вне опасности.

  Беспокойство, мелькнувшее в глазах Резника, исчезло почти так же быстро. – Благодарен хотя бы за это. Запишите, чтобы выйти туда и сделать заявление.

  «Сегодня?»

  Резник уже шел дальше. «Я сомневаюсь.»

  Рег Коссолл появился рядом с ним в длинном коридоре, шаг за шагом подстраиваясь под Резника. «Что я слышал, это та же команда, жукеры сменили МО. Христос знает, с чем мы сейчас имеем дело. Кучка чертовых трансвеститов в масках Микки Мауса. Далее мы знаем, что чертовы студенты поднимут руки, благотворительный трюк. Тряпичная неделя. Осведомленность о СПИДе».

  Резник толкнул дверь в комнату для происшествий и позволил своему товарищу Дл войти перед ним. Большинство стульев уже было занято, и воздух сгущался от дыма. Офицер прикалывал полароидные снимки двух брошенных автомобилей, «Гранады» и «Вольво», к доске на боковой стене рядом с картой, показывающей маршрут побега банды – то, что было достоверно, то, что было предположением. На второй карте место ограбления было недавно отмечено, присоединившись к пяти другим.

  Перед брифингом Малкольм Графтон перебирал на своем столе карточки размером шесть на четыре. Рядом с ним Джек Скелтон репетировал, что он скажет перед телекамерами через час, задаваясь вопросом, правильно ли он принял решение, надев двубортный блейзер вместо костюма.

  Дверь снова открылась, и в комнату вошла детектив-инспектор Хелен Сиддонс, приветствуя Резника и Коссалла кивком, прежде чем двинуться к дальнему концу ряда стульев.

  – Ищу парня в костюме, – пробормотал Коссолл, – вот наш человек.

  Малкольм Графтон несколько раз кашлянул и привел собрание к порядку. Джек Скелтон встал и начал говорить.

  – Сто двадцать тысяч, – сказал Даррен. «Больше, в зависимости от того, какую версию вы слышали».

  Лицо Кита не выражало понимания; его кожа была цвета старой замазки, а глаза остекленели.

  – Что с тобой? – сказал Даррен. – Ты никогда не слушаешь новости?

  Кит покачал головой: не быстро, не далеко.

  «Более ста тысяч за то время, которое вам понадобится, чтобы вытереть задницу».

  Через кухню Райлендс повернул голову, но решил ничего не говорить. Он не проникся Дарреном в первый раз, когда увидел его менее пяти минут назад, когда удары молотком привели его к входной двери, Даррен стоял там, как скинхед с серьезными проблемами личности.

  – Эй, смотри, – сказал теперь Даррен. – У тебя там радио. Включи его, держу пари, есть бюллетень. Что-то новое."

  Он смотрел на Райлендса, указывая на портативный Sanyo на холодильнике.

  – Это не работает, – сказал Райлендс. «Нужны новые батарейки».

  Батарейки нужны были уже несколько недель, и он купил новый комплект, EverReadies, когда в прошлый раз был в магазине на углу, но он был бы долбанутым, если бы собирался сообщить об этом Даррену. Командует им в его собственном доме. Он хотел узнать новости, пусть потратит свои деньги, купит газету.

  «Не прошло и десяти минут, – говорил Даррен Киту, – и они ушли оттуда с более чем сотней тысяч фунтов. Знаешь, почему?

  Кит покосился на него. – Потому что они это спланировали?

  «Конечно, они это спланировали, болван. Это не то, что я имел ввиду."

  – Меньше имен, – сказал Райлендс.

  «Им это сошло с рук, – продолжал Даррен, – потому что они пришли не с пустыми руками. Они были оснащены. У них был пистолет. Дробовик. С этим никто не спорит».

  – Кто ты такой? – сказал Райландс. «Вы когда-нибудь останавливались, чтобы послушать себя? Что-то из „Неприкасаемых“? ”

  «Что это за хрень, когда его нет?»

  «Понимаете, что я имею в виду? Ты даже не знаешь, что родился».

  – Пошли, – сказал Даррен, возвращаясь к кухонной двери. – Мы уходим отсюда.

  – Кит нездоровится, – сказал Райлендс. – Он никуда не денется.

  «Чушь».

  «Я чувствую себя грубо, – сказал Кит.

  Даррен схватился за переднюю часть его свитера и поднял его на ноги. «Пойдем.»

  – Ты, – сказал Райлендс. – Оставь его в покое.

  Лицо Даррена напряглось, глаза внезапно напряглись и потемнели, а потом он рассмеялся. – Да ладно, Кит, – сказал он, все еще глядя на Райлендса с дерзкой ухмылкой, в которую превратился смех. «Были выключены.»

  – Кит… – начал Райлендс.

  «Все в порядке, я буду в порядке».

  Райлендс повернулся к тому месту, где мыл посуду у раковины. Вода уже становилась холодной, поверхность плавала в жире. Кусочки кожицы бекона и кусочки яичной скорлупы задели его пальцы. Если это был тот тип, с которым Кит слонялся, неудивительно, что у него были проблемы.

  – Вы слышали, что произошло в том банке? – сказала Марджори Кармайкл Лорне, когда после обеда отпирала входную дверь. «Дробовики и все такое. Нам повезло, что с нами этого не произошло».

  Только тогда Лорна поняла, кто это подошел к ней накануне вечером, спросил, открыты ли они еще, пообещав, что он вернется.

  18

  – Ты же не серьезно? Что ты сказал раньше?

  – Перед чем? Даррен сосредоточился на том, чтобы набрать более одиннадцати тысяч очков, что было его предыдущим лучшим результатом на этой машине.

  – Вы знаете, о… ну, вы знаете.

  «Слушай, либо выплюнь это, либо перестань говорить и продолжать. Ты меня отталкиваешь».

  – Я имел в виду, – сказал Кит, – о пистолете.

  "Привет! Почему бы не кричать погромче, может быть, парочка парней сзади никогда не слышали, что ты сказал. Концентрация выстрела, игра окончена, Даррен был по-настоящему поражен. «Вот, смотри. Видишь, что ты сделал?

  Вернувшись на тротуар, моргая на свет, Даррен провел рукой по макушке; теперь его волосы были приятными на ощупь, не ломкими, а мягкими, мягким пушком толщиной менее полдюйма.

  «Вы должны кое-что понять, – сказал он, – я не собираюсь провести остаток своей жизни, просто слоняясь без дела, подрабатывая за несколько фунтов. Это то, чего ты хочешь, лучше скажи сейчас. Я собираюсь что-то сделать со своей жизнью. Получите немного денег, настоящих денег, пусть вас заметят».

  Быстро сгорбившись, Даррен направился к Слэб-сквер, и, после нескольких секунд колебания, Кит поспешил за ним.

  – Так что ты думаешь, Марджори? Как вы думаете, мне следует связаться с полицией и рассказать им или что?

  Должно быть, это был уже четвертый раз, когда Лорна задавала – более или менее тот же вопрос, более или менее те же самые слова – четвертый или пятый раз за последний час. Лорна, не желая казаться ни слишком взволнованной, ни слишком нервной. «Лорна, – сказала Марджори, – я не хочу быть грубой или типа того, но тебе не кажется, что ты немного параноик?»

  Это то, что она была? Или это была возможность провести еще немного времени с Кевином Нейлором, из-за которого она увидела потенциального торговца грабежами в невинных людях?

  – Жалко, что Бекки здесь нет, – сказала Марджори. – Она бы знала, что делать.

  Бекка прекрасно знала, что делать: остаться дома, отправить больничный лист и усердно работать, чтобы получить сочувствие. Скатертью дорога, подумала Лорна; они с Марджори могли прекрасно управлять филиалом без ее привередливой помощи.

  Как бы она ни старалась, ей не удавалось вызвать в воображении лицо юноши, не совсем – волосы, нос и глаза, но не все лицо целиком. Однако прогулка, она могла себе это представить, медленная, дерзкая походка по тротуару – разве это не та же самая прогулка, что и до ее прилавка, только днем ​​раньше?

  Вот, заполни. Не заставляй меня ждать.

  Ну позвони в другой раз, а?

  – Я сделаю это, – сказала Лорна и потянулась к телефону. Номер был на карточке, которую дал ей Кевин Нейлор.

  «Извините», – сказала Линн Келлог, отвечая на звонок. «В данный момент его здесь нет. Могу я принять сообщение?

  – Да, – сказала Линн, когда Лорна закончила. – Я буду уверен, что он это получит. Однако я не могу обещать, когда он сможет вернуться к вам. Сегодня здесь довольно неспокойно».

  Лорна положила трубку, посмотрела в пытливое мясистое лицо Марджори и выдавила из себя улыбку. «Ну вот и все. Ничего другого я сейчас сделать не могу».

  Нейлор думал о своем разговоре с Дивайн, о Марке, сидящем в машине и дающем советы всему миру, как будто он что-то знал об отношениях. А затем выставляет напоказ этот грязный список сексуальных отношений на одну ночь и дрожащих коленей как своего рода доказательство того, что он разбирается в женщинах. То, что Дивайн знала о женщинах, можно было написать на внутренней стороне двери туалета, и обычно так и было.

  «Будь твердым», – сказала Дивайн. «Стой твердо, это единственный путь. Что бы ты ни делал, пусть тебя это не волнует.

  Да, подумал Нейлор, и посмотри, к чему это привело.

  Самые долгие отношения Дивайна с женщиной длились меньше десяти минут.

  Казалось вероятным, что, бросив «Вольво» и «Гранаду», банда удвоила свои усилия, возможно, используя целых четыре автомобиля. Единственный, кто не носил маску, по-разному описывался как худощавый мужчина в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет и привлекательная молодая женщина с довольно тяжелыми тенями для век и с легким намеком на усы. Маски, которые носили остальные, были украдены накануне вечером из магазина праздничной одежды и маскарадных костюмов. На них были маски Микки Мауса, Майкла Джексона, Удивительного Человека-паука и шерифа Ноттингемского. Обугленные остатки нескольких спортивных костюмов и кроссовок, а также то, что раньше могло быть полистироловыми масками, были найдены на пустыре недалеко от автомагистрали A60 к северу от Лафборо. Прах направлялся в судебно-медицинскую лабораторию без особой надежды.

  Возможная личность молодого злодея, не прочь замаскироваться под женщину, в настоящее время проверяла ресурсы компьютера Министерства внутренних дел.

  Когда Резник вошел в комнату уголовного розыска, с остатками поджаренного бутерброда с ветчиной и сыром в бумажном пакете, зажатым в левой руке, Грэм Миллингтон, откинувшись на спинку стула, в пальто, шляпе, ногами на столе и спал. Его не разбудили даже первые два звонка телефона.

  «Резник. УГО».

  Из всех людей, которые это могли быть, одним из последних, которых он ожидал, был Райлендс.

  «Нет», – сказал Резник, послушав несколько секунд. «Нет, все в порядке. Я приду к вам. От получаса до часа. да. До свидания."

  Когда он положил трубку, Миллингтон шевелился, смущенный тем, что его застали спящим.

  «Извините, я не знаю, что…»

  – Неважно, Грэм, в один из таких дней. Почему бы тебе не уйти домой? Ни на что другое сегодня вечером никто из нас не может надеяться.

  Миллингтона, который так или иначе дежурил с четырех утра, не нужно было просить дважды. – Рег Коссал велел передать сообщение, полагал, вы знаете, о чем оно. Ходят слухи, что парень, о котором вы говорили прошлой ночью, скорее всего, получит условно-досрочное освобождение.

  Итак, Резник был неправ.

  «Плохие новости?»

  «Возможно, нет», – сказал Резник. «Я не уверен.»

  Миллингтон снова надел шляпу на голову. «Возвращайся сейчас же, может, успеешь посмотреть снукер, пока жена не вернется из России».

  – Взята против, не так ли?

  «Не так уж и много. Она заставит меня снять плитку в ванной. Собирается сменить их на эту итальянскую голубую.

  – Спокойной ночи, Грэм.

  Резник принялся искать то, что осталось от его бутерброда, слушая, как Миллингтон насвистывает «Танец феи сахарной сливы», затухающий и фальшивый.

  Раньше паб был битком набит медиками из близлежащей больницы, смехом, большими бутылками джина и отточенными акцентами, которые прорезали окружающий звук, как скальпели. Теперь управление здравоохранения закрыло это место и продало его консорциуму застройщиков, планы которых варьировались от высокодоходных квартир, спроектированных архитекторами, до крытой площади. Это не только сделало паб тише, но и ускорило процесс выпивки.

  На очереди Линн Келлог, заметившая, что Нейлор входит до того, как она закончила свой заказ, и попросившая дополнительную пинту.

  – Сообщение для вас, – сказала она, передавая Нейлору его Шипстоун. «Лорна Соломон. Рейд на строительный кооператив. Вернешься ли ты к ней. Здесь же она оставила и свой домашний номер».

  Стараясь не краснеть, Нейлор взял лист бумаги и, не глядя, сунул его в нагрудный карман. Все, что ему нужно было сделать в тот обеденный перерыв, когда они делили китайцев в машине, – это протянуть руку, и она скользнула бы в его объятия. Это то, что он хотел сделать? То, как он говорил о себе и Дебби, как будто там ничего не осталось, ничего не осталось. Что было правдой? Он наклонился вперед, продолжая разговор, стараясь забыть о листке бумаги, сложенном в его кармане, потягивая свою пинту.

  19

  Райлендс пропылесосил дом, лестничные площадки и лестницу сверху донизу. Ковер из холла он вырвал и временно заменил обрезками линолеума, которые хранил в подвале. Он одолжил у соседа лестницу и вымыл наружные окна, соскребая копившуюся годами грязь. За десятку другой сосед одолжил ему пятисотфунтовый фургон на время, достаточное для перевозки семнадцати мешков мусора, в основном старых бутылок и банок, на свалку. Ковер в прихожей, промокший и испачканный, увезли вместе с потрепанным чемоданом старой одежды и двумя картонными коробками сгоревших сковородок, треснувшим фарфором и пакетами с едой, срок годности которых давно истек.

  Уборка началась через полчаса после того, как Кит и Даррен ушли: слишком рано для того, чтобы Райлендс начал пить, и с тех пор он не пил. Бреясь, он заметил, что впервые за несколько месяцев бритва не дрожала в его руке и не царапала шею или щеку. Перед бритьем он принял ванну, долгую и горячую; после нее он облачился в чистую одежду – серые брюки, которые когда-то принадлежали к лучшему костюму, белую рубашку, которую он заправил железом, серый пуловер с V-образным вырезом, нуждающийся в небольшой штопке. Черные туфли с кожаным верхом, которые он отполировал и отполировал. Волосы он подстриг как можно лучше, прежде чем расчесать их.

  Только когда все это было сделано, он набрал номер станции и спросил имя детектива-инспектора Резника.

  Теперь он и Резник сидели друг напротив друга в подвальной комнате Райлендса, Резник на слегка провисшем кресле, которое Райлендс притащил ранее.

  «Сегодня их чуть не подстрелили», – сказал Райлендс, указывая на груды пожелтевшей нотной бумаги на полу. «Надо вернуться на двадцать-тридцать лет назад. Не мог бы, в конце концов, глупо, не правда ли, за что ты цепляешься?

  Резник кивнул над кружкой кофе, не такого крепкого и темного, как ему хотелось бы. Райлендс пил то же самое, куря скрученную вручную сигарету, тонкую, как пальчик младенца.

  – Я узнал вас, – сказал Райлендс. «О, не совсем то, кем ты был, не думаю, что я когда-либо знал это, а если бы и знал, ну, я бы забыл, но лицо – да – все те ночи, стоявшие там, рядом с оркестром».

  Резник кивнул, вспоминая.

  «Большинство мужчин ходили туда только из-за девушек. Пиво."

  «Я встретил свою жену там».

  Райлендс грустно улыбнулся. «Ну вот».

  «Наступила ей на ноги».

  «Танцы?»

  Резник покачал головой. «Просто быть неуклюжим».

  – Они так говорят, не так ли? О котлах. Старая шутка».

  Резник смотрел на него.

  «Большие ноги.»

  Резник продолжал ждать, догадываясь, что что бы Райлендс ни пригласил его послушать, это будет нелегко сказать. На краю разума Резника тоже чесались мысли, требующие внимания; воспоминания, которые он не хотел стирать. «Оставь это в покое, – постоянно твердила ему мать, – ты сделаешь только хуже». Ну, что касается мелких недостатков подросткового возраста, то, скорее всего, это было правдой.

  – Ты все еще много слушаешь? – спросил Райлендс, еще не готовый к тому, чтобы разговор зашел так, как должен был зайти.

  «Снова и снова. Когда у меня будет время. Воскресенье в Театре; Дендрарий, иногда. Здесь и там."

  «Некоторые из старой группы все еще играют…»

  Резник кивнул.

  «Прямо вперед, джаз. R amp;B – дело прошлого, если их это касается».

  «И ты?»

  Райлендс смотрел на малые барабаны, собирающие пыль на полу. – Нет, – сказал он, а затем добавил: – Прошлой ночью, когда ты был здесь и искал Кита. Все, что я сказал… не обязательно было правдой».

  «Нет.»

  «Он был здесь, я видел его. Сказал, что собирается остаться. Я не знаю, на самом деле глупо, я знаю, что если ты хочешь его достаточно сильно, ты всегда найдешь его, и все же я не мог просто, знаешь, сказать. Полагаю, это было бы… купить его. Травить свою собственную траву.

  – Да, – сказал Резник. «Я понимаю.» Кружку с уже теплым кофе он поставил на пол.

  «Что я сказал …»

  «Мм?

  «Насчет того, что ему лучше вернуться внутрь…»

  «Да.»

  – Я не это имел в виду…

  «Нет.»

  – Не так, как это звучало.

  «Нет.»

  «Все равно…» Сигарета погасла, и Райлендс снова зажег ее, и струйки табака испарились. – Чем он еще занимался, машины и все такое, ничего серьезного…

  «Достаточно серьезно».

  Райлендс посмотрел на пол между своих начищенных ботинок. «Этот парень, с которым он сейчас бегает, держит на нем рот, как клоаку, обращается с Китом как с дерьмом, и все это время Кит смотрит на него снизу вверх, упиваясь этим. Я ненавижу это видеть».

  Когда он должен смотреть на тебя снизу вверх, подумал Резник.

  – Сколько об этом разговоров, я не знаю. Как я уже сказал, рот на него. Но то, о чем он говорил ранее сегодня, здесь, на кухне, о том, что он говорил о том, чтобы получить пистолет. Стрелок.

  Мгновение молчания повисло между ними.

  – Он сказал, зачем? – спросил Резник.

  «Не сразу, но эта работа в банке, сегодня, он был полон этого. Как им это сошло с рук из-за пистолета. Райлендс уронил окурок сигареты в кружку с кофе. „Может быть, все это было просто болтовней, показухой…“

  «Причина, по которой мы хотим поговорить с Китом, – сказал Резник, – была попытка ограбления филиала строительного общества. Два юноши, один, вооруженный молотком. Что-то случилось, все пошло не так; убежал, не получив ни копейки. Мы нашли отпечатки пальцев Кита – возможно, его – на машине, на которой они скрылись.

  – Молоток, – задумчиво сказал Райландс.

  «Будто бы сломал голову этому старику за то, что он встал на пути».

  Райлендс кивнул. «Если бы это был Даррен, я бы поверил. То, как он посмотрел на меня, всего на секунду, сегодня. Если бы у него в руках был пистолет, то…

  Остальное лежало между ними, недосказанное. Резник думает о том, чтобы зайти к Прайору с дробовиком в руках.

  – Кит знает, где он живет? – спросил Резник.

  – Думаю, да.

  – И он вернется сюда сегодня вечером?

  – Кит?

  «Да.»

  «Наверное. Насколько я знаю.»

  «Мы могли бы подобрать его, обвинить…»

  Но Райлендс покачал головой. – Должен быть другой путь.

  Резник откинулся назад, закинул одну ногу на другую и подождал, чтобы услышать, что это было.

  Наверху ступенек подвала Резник сказал: «Прошлой ночью, после того, как я был здесь, я нашел старую пластинку „Wasted Years“».

  «Рути…»

  «Да.»

  «Прекрасный голос.»

  «Согласованный.»

  – Я полагаю, до сих пор не на связи?

  Райлендс покачал головой. – Не видел Рут много лет. Едва ли с тех пор, как этого ее парня отправили вниз. Что это было? Двенадцать лет?"

  «Пятнадцать.»

  – Господи, – тихо сказал Райлендс.

  «Ходят слухи, – сказал Резник, – что он возвращается».

  «Прежний?»

  «Да.»

  – Господи, – снова выдохнул Райлендс.

  – Мне лучше уйти, – сказал Резник, удаляясь. «То, что я слышал тогда, это несколько счетов, которые нужно свести, когда он вернется на улицу».

  Резник кивнул. «Возможный.» Он остановился недалеко от входной двери. – Когда-нибудь услышишь, где сейчас Рут, позвони нам, хорошо?

  "Да, верно. Хотя, как я уже сказал, не думайте…

  «Это другое дело, твой Кит, дай мне подумать об этом. Так или иначе, я вернусь на связь». Резник протянул руку. – Было бы хорошо, если бы мы могли что-нибудь придумать между нами, в старые добрые времена.

  Его глаза на мгновение задержали взгляд Райлендса, не желая, чтобы тот ускользнул от своей мысли.

  – Да, – сказал Райлендс. "Конечно. Я сделаю все, что смогу».

  «Хорошо.»

  Райлендс отступил назад и стал смотреть, как инспектор выходит на улицу; когда он закрыл дверь, он прислонился головой к твердому дереву, зажмурив глаза. Он останется там, как и был, до тех пор, пока не исчезнет острая потребность найти выпивку.

  Ночь была ясной, луна была на три четверти полной, и Резнику нужно было идти пешком. Через десять-пятнадцать минут он будет на Слэб-сквер и сможет поймать такси, если захочет. Руки в карманах, воротник пальто поднят, Резник ушел.

  Двадцать

  На площади пятидесятилетний мужчина в закатанных до колен брюках плескался в одном из фонтанов, выплескивая пригоршнями воду под мышки своего ветхого пальто. Молодая женщина с татуированным лицом пела старинную английскую мелодию стайке чумазых голубей. Резник стоял у одной из скамеек, прислушиваясь: девушка в джинсовых шортах и ​​футболках внахлест, сбритые волосы, кожаный жилет с мертвой головой на спине, стоит там, не обращая внимания ни на что, поет, голосом странно тонким и чистый, «Она прошла через ярмарку».

  Когда она кончила и Резник, желая поблагодарить, сказать ей, как это прозвучало, дать ей, быть может, денег, целеустремленно направился к ней, она повернулась к нему спиной и удалилась.

  На ступеньках, в тени львов, целовались парочки. Молодые люди в рубашках с короткими рукавами, высунувшись из окон своих автомобилей, медленно кружили по площади. Напротив того места, где стоял Резник, возвышался безвкусный кирпич и стекло магазина, который двадцать лет назад был пабом Black Boy, где он и Бен Райли встречались за пинтой пива ранним вечером. Стекло, которое десять лет назад разбивалось и снова разбивалось, когда бунтовщики хвастались и ревели по улицам города.

  Нет возможности сдержать все это сейчас.

  Внутри дома он принял душ, нагревая воду так сильно, как только мог, и подняв к ней лицо с закрытыми глазами; снова и снова намыливал свое тело, как он это делал после того, как его вызвали для осмотра какой-нибудь несчастной жертвы, убитой часто не из-за мелочи или ревности, оказавшейся не в том месте не в то время. Пар заволакивал ванную, забивал воздух, а Резник все еще стоял там, согнув спину под брызгами, довольный тем, что он омывает его.

  На кухне он почувствовал гладкость кофейных зерен на ладони. Он уже знал, какой альбом вытащит с полки, вытащит из рукава на проигрыватель.

  Пурпурная почтовая марка на обложке, лицо Монаха в профиль в центре, фетровая шляпа скошена вперед и отведена в сторону, борода с козлиной бородкой рифмуется с изгибом полей шляпы. Риверсайд 12-209: Уникальный Телониус Монах. «Если бы только они сняли повязку с глаз и наручники, – говорила Элейн об игре Монка, – все могло бы измениться». Резник улыбался. Зачем играть правильные ноты, когда подойдут неправильные?

  Резник поставил кофе на столик рядом со стулом и включил второй трек.

  Монк неуверенно вытаскивает ноты из фортепиано, как если бы это была мелодия, которую он однажды услышал давным-давно, а потом невнятно услышал через открытое окно из квартиры дальше по улице. В том, как его пальцы спотыкаются, скользя между полузабытыми аккордами, удивляя себя фрагментами мелодии, вещами, которые он предпочел бы оставить в забвении, больше, чем неуверенность. «Воспоминания о тебе.»

  Моменты, когда легко представить, что он может встать из-за фортепиано и уйти, но вы знаете, что он не может, больше, чем когда соло, наконец, закончено, он может отпустить его. Когда ты уверен, что все кончено, пробуй еще парой нот, дребезжащим аккордом, затухающим аккордом.

  В конце дорожки он, кажется, слышит, как ее ноги ходят по этажу выше: дверь к туалетному столику, потом к платяному шкафу, от шкафа к туалетному столику, к кровати. Если он пойдет сейчас и толкнет дверь в коридор, услышит ли он ее голос?

  – Чарли, ты не идешь?

  Последние недели, когда они лежали под одними и теми же простынями, не разговаривая, не касаясь друг друга, затаив дыхание, боясь, что во сне их может повернуть внутрь какая-нибудь старая привычка или потребность.

  – Боже, Чарли! – воскликнул Бен Райли. «Что, черт возьми, с тобой? У тебя лицо, как кровавая смерть!

  И на самом деле так оно и было, потому что на самом деле это было так: умирать.

  Долгая и медленная смерть, по чуть-чуть каждый день.

  Фрагменты.

  – Разве ты не видишь, Чарли?

  Как только повязку сняли, все изменилось.

  Двадцать один

  1981 г.

  – Это почта, Чарли?

  «Мм?»

  – Я сказал, это…? О, неважно. Я возьму это». Резник отхлебнул еще кофе, наполовину слушая репортаж местных новостей, мать и двое ее детей чудом избежали пожара в доме в Билборо, наполовину слушая то, что Элейн кричала из холла.

  – Этот парень, – укоризненно сказала Элейн, спускаясь по ступенькам на кухню.

  «Который из?»

  «Мальчик, который разносит газету».

  – Я думал, это почтальон?

  Элейн покачала головой. «Бумага.»

  «Что насчет этого?»

  "Его. Это он. Подъезжает на своем велосипеде прямо к двери, едва успевает засунуть бумагу в откидную створку, и снова едет. В четырех случаях из пяти, посмотрите, что произойдет».

  Она бросила почту на стол, за которым сидел Резник. На разорванной и потрепанной первой полосе он увидел еще кое-что о новой принцессе.

  – Почему бы не поговорить? – сказал Резник. «В магазине.»

  «У меня есть.»

  «И?»

  Она указала на газету. «Вы сами видите, сколько пользы это принесло».

  – А как ты думаешь? Резник усмехнулся. – Спрятаться в кустах, предъявить ему мой ордер? Делать вилли в ограниченном пространстве?

  – Давай, пошути над этим.

  «Я не вижу, что еще я могу сделать».

  «Вы не платите за это, вот почему».

  – Я не читаю.

  «Вы ничего не читаете. Кроме последних страниц.

  «Лучше, чем третья страница».

  «В Mail нет третьей страницы».

  «Тогда не стоит возражать и против отсутствующих фрагментов первой страницы».

  "Бог! Что-то проникло в тебя сегодня утром.

  Резник потянулся к ее руке. «Часть моего нового имиджа».

  «О, да?» Позволив себе нежно потянуться к нему. – Что это тогда?

  «О, ты знаешь. Беззаботный, красноречивый».

  «Да?» Улыбка осветила лицо Элейн. – Ну, я не хочу тебя разочаровывать, но тебе еще многое предстоит сделать. И нет, я не собираюсь проводить следующие несколько минут, слоняясь у тебя на коленях.

  «Почему нет?»

  «Потому что уже давно пора мне закончить собираться на работу».

  – Ты выглядишь готовым ко мне.

  – Я сказал для работы.

  Поцелуй Резника не попал ей в рот и приземлился между шеей и щекой.

  «Знаешь, сколько времени я потратила на то, чтобы нанести этот грим?»

  «Ко второму».

  – Тогда ты знаешь, что у меня нет времени переделывать это снова.

  Резник усмехнулся.

  «Чарли!» Она вскочила на ноги и встала над ним, изо всех сил пытаясь выглядеть раздраженной. – Если это то, что тебя интересует, ты должен был сказать об этом еще час назад.

  «Я сделал.»

  На мгновение выражение лица Элейн изменилось. – Почему я тебя не услышал?

  Резник покачал головой и отвернулся. – Не знаю, – сказал он.

  Новости закончились, и Нил Даймонд звучал бодро и бодро. Элейн прошла через комнату и выключила радио. Резник откусил холодный тост. Были времена, когда этот дом, который они купили, казался странно пустым и тихим.

  – Ты можешь меня подбросить? – спросила Элейн.

  "Конечно. Я в суде первым делом. Ширхолл.

  «Сколько времени у меня есть?»

  Резник посмотрел на часы. «Десять минут.»

  «Отлично.»

  С тостом в руке, он повернулся, чтобы посмотреть, как она уходит, и в дверном проеме она повернулась к нему, улыбка вернулась на ее лицо.

  – Будь осторожен, Чарли.

  «Что?»

  Но прежде чем он успел проследить за направлением ее взгляда, мармелад соскользнул с края корочки на гостеприимную ширину его галстука.

  Чуть меньше полугода назад Элейн устроилась на новую работу в рекламное агентство, которое открыло новые офисы на одной из викторианских фабрик на старом Кружевном рынке. Помещения открытой планировки, зеленые растения, партнеры с отвернутыми манжетами, призывающие всех называть их по имени. – Это хорошая возможность, Чарли. У них большие планы по расширению, и они действительно заинтересованы в продвижении изнутри».

  Ее письменный стол находился рядом с одним из арочных окон прекрасной формы, и, кроме ее клавиатуры, принтера и дисплея, на нем лежали два стелющихся плюща, алая герань, фотография ее и Резника на вечеринке, посвященной его повышению до сержанта-детектива. маленькое пушистое животное, которое было у нее с детства, карманный калькулятор и большая стеклянная пепельница – не то чтобы она сама курила, – но ее босс курил, и поскольку довольно часто он останавливался у ее стола, а не подзывал ее к своему, только разумно быть любезным.

  «Не то, чтобы с тем, как ты одеваешься, что-то не так, – сказал ее начальник, директор по продажам, стряхивая пепел с кончика сигареты, – но если бы мы увидели, как мы можем дать тебе аванс на твою первую премию, d – Думаешь, ты видишь, что можешь потратить их на что-нибудь побольше, ну, на что-нибудь поизящнее?

  Она ничего не сказала Резнику о разговоре. Она взяла деньги, потратила их, солгала о стоимости, сократив ее более чем на пятьдесят процентов, и ей все еще приходилось жить с выражением недоверия на его лице. "Что? Вы сколько потратили? На том? Чтобы сидеть на работе?

  Одежда, думал Резник, это то, что вы надеваете, чтобы не казаться голым. Это то, что вы накрывали бумажными костюмами, прежде чем выйти на место преступления.

  За такие деньги они могли бы нанять кого-нибудь, чтобы перекрасить дом снаружи, заменить ковер на лестнице, забронировать этот отпуск в Новом Орлеане вместо того, чтобы провести неделю в коттедже с самообслуживанием в Нортумбрии или рискнуть столкнуться лицом к лицу с половина остальных местных сил на Майорке.

  – Это ты? – спросил Резник, въезжая на бордюр на углу Высокого Тротуара и Стоуни-стрит.

  «Отлично.» Она перегнулась через переднее сиденье, чтобы ловко поцеловать его в щеку. – Вы не пойдете на свидетельскую трибуну в этом? – спросила она, косясь на пятно на его галстуке.