Текст книги "Потерянные годы (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

  «Другой?»

  Она не ответила, и он принял ее молчание за согласие и купил большой джин. Рут ждала, когда он начнет рассказывать о делах Прайора. Каково это быть женатым на злодее? Он удивил ее, спросив, как она себя чувствует, будучи не в состоянии больше петь.

  «Не в состоянии? Что ты имеешь в виду?

  – Не думаю, что он сильно проникся этой идеей, не так ли? Жена на сцене, на шоу? Немного старомодно в таких вещах, я думаю.

  Прежде чем они поженились, Прайор повсюду ходил к ней. Выйдя на сцену, он стоит где-то в глубине зала, наклонившись, улыбаясь. Позже это было: «Господи, Рути! Ты должен начинать этот кошачий вопль каждую минуту этого чертового дня? Сначала карьера зашла в тупик, группы вокруг нее распались, контракты со звукозаписывающими компаниями не материализовались, ей было трудно об этом думать. Радость ушла, остались только порванные голосовые связки и тяжелая работа.

  «Разве ты не хочешь, – сказал Рейнс, – ты мог бы делать это снова, время от времени, просто ради удовольствия?»

  Рут потушила сигарету, машинально потянувшись за следующей. "Это было слишком давно. Любой голос, который у меня когда-то был, исчез».

  Он положил руку на ту, что подносила сигарету к ее губам. – Может, тогда не стоит так много курить?

  Она освободила его. «Мой отец, ты хочешь быть таким? Мой агент? Тебе не хватает роли полицейского курильщика? Что?"

  Рейнс подождал, пока она не заглянет ему в лицо. «Ты мне нравишься. Говорить с тобой, это хорошо. Я люблю это. Уделяя вам немного внимания, я считаю, что слишком давно никто этого не делал. Ты заслуживаешь лучшего. Это все.»

  Рут сидела там, ты, дерзкий молодой ублюдок, ты такой полный дерьма; но все равно слушала, зная, что он лжет, наслаждаясь каждым словом.

  Когда он вернулся в дом, все огни были выключены, и Резник предположил, что Элейн устала от собственной компании и поймала такси, чтобы кого-то приветствовать. Но она легла спать рано, и когда он зажег свет, ее лицо с подушки посмотрело на него. Она прикрыла глаза, и он отдернул их.

  «Кофе? Чай?»

  «Нет, спасибо.»

  Обычные любезности.

  Резник разложил кофейные зерна на ладонях обеих рук, наклонив к ним лицо. И все же оно задержалось: кисло-сладкий запах простыни, масло фиалки в дыхании. В гостиной он подумал о том, чтобы сыграть «Любовника» Паркера, одну из тех баллад, которые Билли Холидей пела с Лестером Янгом. Либо, понял он, приведет его к еще большей жалости к себе. Он взял блокнот со стола у окна и записал сегодняшнюю беседу с Мартином Финчем. Если что-то пойдет не так, ему потребуются все точные документы, которые он сможет собрать.

  Почти через час он позвонил Бену Райли.

  Голос Бена был тихим, и Резник подумал, был ли кто-нибудь с ним, женщина, которая была свидетельницей инцидента с дробовиком, или кто-то еще. – В чем дело, Чарли? Не можешь уснуть?

  – Извини, я не знал, что было так поздно.

  «Чтобы не волноваться. Что я могу сделать для вас?"

  «Сегодняшняя сделка с Финчем? Думаешь, все было в порядке?

  – Вы имеете в виду, что он доведется до конца?

  – Да, – сказал Резник.

  – Зависит от того, кого он больше боится, нас или Прайора.

  Они еще немного поговорили, Резник не хотел класть трубку.

  – Ты знаешь, о чем я говорил на днях, – наконец сказал Бен Райли. «Насчет выхода».

  – Уйти из отряда?

  «Бросить всю чертову партию, замок, приклад и ствол. Ну, я серьезно. Может быть, не думал, что я был в то время, но я. Я выхожу, Чарли. Начал разбираться, серьезно. На этой неделе у меня назначена встреча с представителем профсоюза».

  Желудок Резника был пуст и холоден. – Куда, черт возьми, ты делся?

  Пауза, а затем: «В Штатах, возможно».

  «Не будь дураком. Что бы там ни было, ты бежишь отсюда, а там в десять раз хуже. Нью-Йорк. Л.А. Вы были бы…”

  «Большая страна, Чарли. Знаете, не во всех городах.

  «Если вам нужна спокойная жизнь, что не так с Девон? Корнуолл?

  На другом конце провода Бен Райли вздохнул. – Мне не нужна спокойная жизнь, Чарли. Это новый.

  Не зная, что сказать, Резник ничего не сказал. – Ложись спать, Чарли, – сказал Бен Райли. «Может быть, увидимся первым делом? Завтрак, а?

  – Возможно, – сказал Резник и отключился.

  На дне чашки было полдюйма холодного кофе, и он налил в нее столько «Белла», что она наполнилась наполовину. Выпил стоя у подножия лестницы. У двери спальни он прислушался к звуку дыхания Элейн и понял, что она крепко спит. В ванной он включил душ и долго стоял под ним, опустив голову. Потом пошел спать.

  Тридцать один

  – Рискованное дело, Чарли. Не могу сказать, что я бы так сыграл».

  «Нет, сэр.»

  Скелтон был в самом разгаре составления списка дежурных, цветные значки и наклейки были стратегически расставлены по четырем углам его стола, и каждый был готов к тому, чтобы вставить его на место. Он напомнил Резнику о тех пожилых мужчинах в туристическом центре BR, которым так хотелось, чтобы у них спросили, как быстрее всего добраться из Мелтона-Моубрея в Мевагисси в воскресенье, заезжая по пути в Вулверхэмптон и Уэстон-сьюпер-Мэр.

  «Сговор с целью предоставить известному злодею незаконное оружие – вот как это могут увидеть суды».

  «Да сэр.»

  «Тем не менее, теперь он пришел в движение, лучше пусть он разыграется. Но я хочу держать под пристальным вниманием, Чарли, понятно? Близкий глаз.

  Резник повернулся к двери.

  «Не могу вспомнить, Чарли-сквош, это твоя игра или нет?»

  – Не совсем так, – сказал Резник.

  Скелтон кивнул. «Немного сложно найти партнеров». Его взгляд скользнул вниз, в сторону мягко расширяющегося живота Резника. «Мог бы сделать намного хуже, чем подумать. Достигнув возраста, когда стоит заботиться о таких вещах, как здоровье, физическая форма, не стоит упускать их из виду».

  Резник задумался над этим, пока наслаждался сэндвичем с копченой ветчиной и бри, с легкой горчицей и большим количеством майонеза. Это и другие вещи. Стряхивая с пальцев крошки, он скомкал пустой пакет и бросил его в одну из черно-золотых мусорных корзин на площади. «Пора еще немного поохотиться за домом», – подумал он, направляясь к зданию старой почты, разделяющему улицы Кинг и Квин.

  У молодой женщины за первой партой цвет лица был как кислое молоко. «О, это должен быть наш мистер Галлахер», – сказала она в ответ на запрос Резника. – Он только что вышел из офиса ненадолго. Могу ли я чем-нибудь помочь?»

  Резник уже собирался уходить, когда прозвенел колокольчик над дверью, и Галлахер вернулся в другом сегодняшнем костюме, угольно-сером. Под мышкой у него был ранний выпуск местной газеты, плитка «Кэдбери Фрут энд Орех» и пачка двадцати «Бенсон Кингсайз» в руке. Он передал шоколадку молодой женщине, а сигареты сунул в карман. Казалось, он узнал Резника, но не точную связь.

  – Ричмонд Драйв, – подсказал ему Резник.

  «Ах, да, конечно. Значит, тебе интересно?

  Резник кивнул.

  "Хорошо хорошо. Не так давно на рынке, но уже проявили большой интерес».

  «Однако он пустой? Бесхозяйная недвижимость?"

  "О, да. Люди, которые там жили, уехали за границу. Франция, кажется, я помню. Он одарил Резника профессиональной улыбкой. – У вас есть, где продать?

  «Да.»

  «Возможно, мы сможем вам помочь. Обработайте оба конца. Но обо всем по порядку… – Он потянулся за ежедневником в кожаном переплете. „Вы захотите осмотреть недвижимость“.

  – Нет, в этом нет необходимости.

  – Но ведь ты не можешь…

  «Моя жена уже побывала дома».

  "О, я вижу. Прости, ты не сказал. я…”

  "Да. На самом деле, вы показали ей себя.

  Галлахер листал свою книгу. «Я не помню…»

  «Ну, – сказал Резник, подойдя ближе, – я уверен, что вы делаете много подобных вещей».

  Галлахер взглянул на него с быстрой, неуверенной улыбкой; он все еще перелистывал взад и вперед, от страницы к странице. – Боюсь, я еще не…

  – Наверное, нет причин. Моя жена, если подумать, тоже мало что могла сказать по этому поводу».

  – Если бы я мог узнать имя? – сказал Галлахер.

  «О, Резник. Миссис Резник. Элейн.

  Записная книжка выскользнула из его руки, и он поймал ее, прижав к телу со второй попытки. Большая часть краски, казалось, сошла с его лица. Он издал гортанный, заикающийся звук, который никогда не грозил превратиться в настоящие слова.

  – Если есть что-нибудь еще, – сказал Резник, – вы можете связаться с резидентом. Я полагаю, Элейн упомянула, что я полицейский. Детектив сержант. УГО».

  – Какого черта ты делал, Чарли?

  Элейн ждала Резника в тот момент, когда он повернул ключ в входной двери; не то чтобы подстерегая его, но там, в центре зала, у подножия лестницы. Он не был уверен, но подумал, что она могла выпить пару стаканчиков, чтобы укрепить свою решимость.

  – Что, черт возьми, ты думал, что делаешь?

  Он сказал ей, что ты думаешь? взгляд и сделал пройти мимо нее на кухню.

  – Нет, Чарли. Нет, не знаешь. Мы разбираемся здесь и сейчас».

  Он попытался еще раз, и она физически заблокировала его, упираясь руками в его руки. – Поговори со мной, Чарли. Говорить."

  Он посмотрел ей в лицо. – Не думаю, что мне есть что сказать.

  «Действительно?» Голова в одну сторону, саркастический. «Ты удивил меня.»

  – Хотел бы я думать, что ты меня удивил.

  Она ударила его, быстро и бездумно, ее открытая ладонь шлепнула его по щеке, край ее кольца зацепился за его губу. Когда он шевельнул языком, Резник почувствовал вкус крови.

  Он обошел ее, и на этот раз она не пыталась его остановить. Резник добрался до задней двери и понял, что не знает, что он там делает.

  – Опять выбегаешь, Чарли? Еще один футбольный матч, чтобы пойти посмотреть?»

  Он повернулся к ней лицом. Гнев в ее глазах почти не уменьшился.

  – Вы пришли туда, где он работал, и угрожали ему.

  «Он?»

  «Филипп».

  Итак: Филип Галлахер. Фил. – Я ему не угрожал.

  "Нет? Что ж, именно так он и чувствовал. Я полицейский. Сержант УУР. Господи, это как плохой фильм».

  – Я бы не знал.

  – Нет, ты бы не стал. Не слишком много в вашем социальном календаре в эти дни. Фильмы. И многое другое, если уж на то пошло. Не говоря уже о футболе, конечно. Выпивка поздним вечером, нет опасности забыть об этом. Она рассмеялась, пронзительно, коротко и горько. – Мы ходили в кино, Чарли, не знаю, помнишь ли ты. Кинотеатр. Танцы. Даже театр один или два раза, хотя у вас была склонность засыпать после антракта. Когда-то мы с тобой многое делали.

  «Почему я думаю, что это превращается в какое-то нападение на меня?»

  "Это? Может быть, потому что ты так чувствуешь. Католическая вина, Чарли. Все то, от чего, как ты думал, ты отрекся.

  Резник отошел от двери. «Я должен был подумать, если бы вокруг было хоть какое-то чувство вины…»

  «Монополия должна быть у меня?»

  – Это ты ускользнул от нее в обеденный перерыв.

  – Ускользнуть?

  «Заниматься любовью с другим мужчиной».

  Бутылка, которую она открыла, стояла рядом с ней, и она налила себе еще один бокал вина. Бутылка была почти пуста. – Мы не занимались любовью, Чарли, Филип и я. Мы просто трахались. Есть большая разница». Медленно она поднесла к нему свой бокал с вином. – То, что мы с тобой делали – раньше делали – это занимались любовью. Нежно, Чарли. Осторожный. Заботливый. Что мы делаем, я и Филипп, чужие кровати, мы трахаемся!»

  Он взмахнул рукой, и она увидела, как он приближается, пытаясь заблокировать его, но безуспешно, основание его руки попало ей в переднюю часть левого виска, рядом с глазом. Стакан, который она держала в руках, разбился об пол. Элейн отшатнулась назад, столешница спасла ее от падения.

  Резник подошел к ней, раскинув руки, извиняясь; вместо того, чтобы вздрогнуть, она подняла к нему лицо, дерзнув, чтобы он ударил ее снова. Резник рывком распахнул заднюю дверь и захлопнул ее за собой, не в силах видеть, куда бежит, полуослепленный слезами стыда и гнева на глазах.

  Тридцать два

  «Если ты собирался кого-нибудь ударить, – сказал Бен Райли, – ты должен был дать ему пощечину».

  «Было бы бесполезно, – сказал Резник.

  Бен Райли покачал головой. «Я не уверен в этом. И, по моим подсчетам, девять из десяти людей думают так же».

  – Это не значит, что они правы.

  – Пошли, Чарли. Немного поздно быть чертовски разумным. И он, извините за выражение, трахал вашу жену.

  «Не преступление».

  «Не так ли?»

  Резник встал из-за стола и начал беспорядочно ходить по комнате.

  – Ради бога, Чарли, выпей.

  «Лучше не надо.»

  – Тогда кофе.

  «Хорошо.»

  – У меня только мгновенное.

  «Не бери в голову. Забудь это.»

  Когда пришел его друг, Бен гладил рубашки, склонившись над доской с бутылкой «Джеймсона» в руке и отмечая десятилетие хитов Джорджа Джонса на кассетной деке. Он выключил его, когда раздался звонок в дверь, и не чувствовал желания включить его снова. Он сомневался, что Резник был готов к «Ничто никогда не причиняло мне вреда (наполовину так же плохо, как потерять тебя)», не говоря уже о «Если выпьешь, не убей меня (ее память воля)».

  «Чем ты планируешь заняться?» он спросил.

  «Я не знаю.»

  – Хочешь, я схожу, поговорю с ней?

  Резник покачал головой.

  "Ты уверен? Потому что я буду.

  «Спасибо, нет. Трудно понять, как это поможет. Это то, с чем мы должны разобраться сами».

  – Да, я полагаю, ты прав. Он указал на бутылку, и Резник покачал головой. – Просто дай ему немного времени, а?

  «Да.» Резник снова сел, качая головой. – Я полагаю, это то, что нужно сделать.

  – Ты хочешь остаться здесь на ночь? Ты же знаешь, что здесь много места.

  Резник с благодарностью согласился, понимая, что это была не более чем временная передышка: ночь на диване вдали от того, с чем еще предстояло, мучительно, столкнуться.

  Они позавтракали у Паркера, Резник уверен, что у него не будет аппетита, но что-то – запах бекона? – делая его голодным в тот момент, когда он подошел к прилавку. Бен Райли остановился на чае с колбасой, забавляясь, глядя, как Резник берется за черный пудинг, бекон, консервированные помидоры, двойное яйцо, чипсы и бобы.

  «Господи, Чарли. Хорошая работа, тебе не часто делают рога. Тебе было бы больше восемнадцати стоунов.

  – Это не смешно, Бен.

  "Я знаю это. Как ты думаешь, для чего я шучу?

  Резник отрезал кусок черного пудинга, обтер его томатным соком, прежде чем положить в рот; одна из тех вещей, если не думать, из чего она сделана, она может быть восхитительной на вкус.

  «Случается, сегодня мы получим известие от Финча», – сказал Бен Райли без особой убежденности.

  Четверо пожарных, только что пришедших с ночного дежурства, рассказали о пожаре в промышленной зоне, и все они были убеждены, что это был поджог.

  – Что меня беспокоит, – сказал Резник, – если дрейфует слишком долго, Скелтон может струсить, если его втянут до того, как Прайор свяжется с ним. Это происходит, когда мы возвращаемся к исходной точке».

  – Он позволит сорок восемь часов, надо.

  Резник покачал головой, раскошелившись на последние бобы. «Не надо об этом».

  «Надо было сыграть с ним в сквош», – усмехнулся Бен Райли. «Занимайтесь потом в его хороших книгах».

  «Да.» Резник посмотрел на свою пустую тарелку. «Могу только представить, как я гоняюсь за маленьким зеленым мячиком за этой кучей».

  – Если хочешь, остановись еще раз, – сказал Бен, когда они оказались на тротуаре.

  "Спасибо. Лучше нет. Рано или поздно с этим придется столкнуться. Чем раньше, тем лучше.

  – Кого ты пытаешься убедить, Чарли? Я или вы?"

  На один вопрос Резник знал ответ.

  Резник должен был взять показания у тридцатилетнего священника, который стал свидетелем ограбления на обратном пути из приходского визита. Еще одно дело, над которым он работал. Они просидели большую часть часа в продуваемом сквозняками церковном зале, украшенном картинами Воскресной школы и плакатами, рекламирующими танец по сбору средств в конце Великого поста. Сидя и слушая, делая заметки и задавая вопросы, Резник попытался представить, как он и Элейн посещают кого-то вроде этого, чтобы обсудить свои проблемы. Это или консультант по вопросам брака. Это то, что вы сделали, когда больше не могли разговаривать друг с другом? Говорить через третье лицо? Он только сейчас начал понимать, что они не общались: что они делали, открывали рты, произносили слова.

  – Извините, – сказал он викарию. – Не могли бы вы просто сказать это еще раз?

  Когда он вернулся в отдел уголовного розыска, на его столе лежала кипа сообщений, последнее из них было наспех написано синим шрифтом Биро, Финч и шестизначное число. Внизу едва различимые инициалы RC.

  Рэг Коссолл беседовал с заключенным в тюрьме Линкольн. Резник набрал номер на бумаге, и после тридцати гудков никто не ответил. Он снова попытался позвонить на четверть часа в течение часа, и когда кто-то в конце концов взял трубку, это была девочка лет девяти или десяти, которая сказала ему, что он звонит в телефонную будку на Вэлли-роуд.

  Резник подумал о том, чтобы поехать туда, но передумал. Скорее всего, Финч мог позвонить снова, и если он это сделает, будет лучше, если он будет там, чтобы ответить на звонок. Поэтому он занимался бумажной работой, старался не смотреть на часы, прислушивался к голосу Коссалла на лестнице.

  Когда Коссал наконец вернулся, он был необычайно подавлен. Молодой человек, с которым он встречался, за два дня до своего двадцатого дня рождения в то утро пытался покончить с собой, проткнув себе запястье сломанным концом вилки, которую он украл в столовой. Когда это не сработало, он снова сломал его и засунул осколки себе в горло. – Все, что получил этот ублюдок, – это отстранение на шесть месяцев. Вероятно, испытательный срок. Но что-то в этом задело даже Коссалла – эта степень причиненной самому себе боли.

  – Рег, – сказал Резник, подходя. «Вы приняли это сообщение. Финч.

  «Ага. Хочет, чтобы ты позвонил ему. Обычный кот на горячих кирпичах, как ни крути.

  "Я пытался. Телефонная будка. Там никого нет.

  – Это потому, что ты тогда пытался не в то время, да?

  Резник показал ему записку. – Откуда мне было знать, что это правильно?

  Коссалл взял у него из рук листок бумаги. – Прости, Чарли. Должно быть, забыл записать».

  – Ты не забыл, что это такое?

  "Ни за что. Три часа. Четыре часа. В час».

  Было семь минут пятого. Резник набрал номер, затаив дыхание, желая, чтобы трубку сняли.

  – Да?

  Ему показалось, что он узнал голос Финча, но не был уверен. – Мартин Финч? он сказал.

  «Кто это?»

  «DS Резник»,

  – Какого черта ты раньше не позвонил?

  – Неважно, я сейчас. Что у тебя?"

  «Он был на связи. Я встречаюсь с ним сегодня вечером».

  – Он все еще хочет купить?

  «Что-то приближается. Очень скоро. Плохо хочет. Пытался отложить его на завтра, но нет, надо быть сегодня вечером, иначе он пойдет куда-нибудь еще.

  «Сегодня все в порядке. Где встреча?

  Голос Финча был подобен листу. – Со мной здесь все будет в порядке, не так ли? Ты не собираешься впутать меня в это? Если Прайор когда-нибудь заподозрит…

  – Послушайте, я вам сказал. Ты даже не будешь вмешиваться».

  «Замешаны до чертиков, вот и все!»

  "Расслабляться. Мы не подойдем к нему, когда он с тобой. Где угодно рядом с вами. Никто никогда не должен знать…»

  – Он узнает.

  – Просто скажи мне, – сказал Резник, возвращая твердость в голос, – где назначена встреча, место и время. Затем кивает в трубку: «Угу, угу», тщательно записывая подробности.

  Скелтон вскоре покинул корт для сквоша; его волосы, преждевременно начавшие немного седеть, были зачесаны назад, а лицо покраснело. Он был одет в темно-синий спортивный костюм и белые туфли Adidas с зеленой окантовкой. «Одну вещь я не готов одобрить: позволить ему получить оружие, а затем использовать его для совершения ограбления. Он не включен».

  «Наша информация предполагает, что что бы ни происходило, это произойдет довольно скоро. В это время мы можем держать его под наблюдением двадцать четыре часа. Как только он двигается, мы тоже двигаемся».

  «И все, что должно произойти, это то, что мы ошиблись ногой, кого-то застрелят, может быть, на этот раз их убьют, что нам остается? Прости, Чарли, риск слишком высок. Захожу с этим в офис супервайзера, и я скорее выйду снова с блохой в ухе, чем с чем-либо еще. Нет, мы сделаем простую вещь, и мы сделаем это правильно». Скелтон посмотрел на часы. – Комната инцидентов, восемь часов. Убедитесь, что все знают».

  Вернувшись в отдел уголовного розыска, Резник позвонил Элейн.

  «Послушайте, – сказал он, – сегодня вечером кое-что произошло. Мне жаль. Я понятия не имею, во сколько я вернусь».

  – Как удобно, – сказала Элейн и повесила трубку.

  Тридцать три

  Рут вылезла из ванны, вода стекала по ее бедрам. Она пролежала там слишком долго, бездельничая со своими мыслями, кожа на ее пальцах покрылась морщинами и морщинами. Потянувшись за полотенцем, она провела кулаком по запотевшему зеркалу. Иисус! Например, проснуться и обнаружить, что за одну ночь ты превратилась в свою мать. Она намотала на голову белое полотенце, другим стала вытирать ноги. Каково это после стольких лет неспособности петь? Самоуверенный ублюдок с руками вокруг стекла, ногти ровные и гладкие, как после маникюра, длинные пальцы. Каково это?

  – Рути, ты будешь всю ночь?

  Выражение его глаз, когда он взял ее руку и прижал к себе. Сволочь! Возбужденная, она ненавидела его за это.

  «Рути!»

  Каждую ночь, которую я заставлял ждать, она начинала петь про себя, лицо ее расплывалось в зеркале, изможденная и рассеянная. Все эти мечты и напрасные слезы…

  Прайор громко постучал в дверь. – Знаешь, в этом доме есть и другие люди.

  «Пара минут.»

  «Тебе бы лучше быть.»

  Были и другие люди, точно такие же старые лица вместе с несколькими новыми; разговоры, которые прекратились, как только она вошла в комнату. Телефонные звонки, которые будут прерваны при малейшей возможности быть услышанным. Что-то новое было в ближайшем будущем, что-то большое, и он ничего не сказал бы об этом, пока это не закончится. Затем последовало хвастовство: «Нужно было видеть их лица» или «Как кровавый сон, Рути, часовой механизм не был окровавлен» – празднества с шампанским хлынули, как вода, и отдых в экзотических местах. Ложь. «Документы. Рути, ты же знаешь, что они из себя представляют, раздувают все до предела. Их и пальцем не тронул». И в последний раз: «Все случайность, этого не должно было случиться. Ничего бы не вышло, если бы ему не взбрело в голову стать чертовым героем. Мне? Рути, давай! Когда ты знала меня так хорошо, как прикасалась к пистолету? Бог! Ложь. Как она ненавидела ту же старую бессмысленную ложь.

  «Рут!»

  «Хорошо!» Она распахнула дверь и быстро прошла мимо, в спальню, голос Прайора тянулся за ней.

  "Иисус! Чем ты здесь занимался? Как в кровавой сауне!»

  Рут закрыла дверь и размотала полотенце со своего тела, накинув его на край кровати. В зеркале в полный рост ее груди становились меньше, плоть на бедрах и вокруг бедер уплотнялась. Вздохнув, она закрыла глаза. Все эти одинокие потерянные годы. Лицо Рейна с широко открытыми глазами от честности, даже когда он лгал. Ты мне нравишься. Говорю тебе. Начало хорошо обученной улыбки окаймляет его лицо. Ты заслуживаешь лучшего, вот и все. Что ж, она не получит его, если останется там, где она сейчас, с Прайором, вечно дышащим ей в затылок.

  Резник должен был ехать в головной машине вместе с тремя другими, Халлеттом и Сангстером, и новым парнем по имени Миллингтон. Скелтон будет во второй машине с Мэддоком, Макфарлейном и Терри Докером. «Покажи это, Чарли, я просто покатаюсь». В третьей машине находились Рейнс, Коссолл и Дерек Фенби. Униформа обеспечивала дополнительную поддержку, изолируя территорию вокруг дома Прайоров, как только подходило время. Резник попросил Бена Райли и получил его. По одному офицеру в каждой машине был вооружен.

  Одна только первая машина будет внимательно следить за пабом, где уже разместились два офицера в штатском, взятые на время из-за пределов города, чтобы было меньше шансов, что их узнают. Как только сделка была заключена, другие машины приближались.

  «Хорошо, – сказал Скелтон, – никто не теряет голову. Нам нужен результат здесь, а не перестрелка в OK Corral».

  Несколько офицеров вежливо рассмеялись.

  "Чарли? Последние мысли?

  Резник был на ногах. "Спасибо, сэр. Я так не думаю. Мы все знаем, что должны делать».

  «Да, – сказал Редж Коссолл, – сделай так, чтобы этот ублюдок Прайор заснул надолго».

  За это были аплодисменты.

  «Рут?» Он переоделся в светло-голубые брюки, темный свитер с круглым вырезом под коричневое кожаное пальто. Желто-коричневые туфли с кисточками. Где золотая цепочка, подумала Рут? «Я ухожу. Это ненадолго.

  Она спустила ноги с дивана. По телевизору дежурный хирург проводил экстренную операцию с помощью одного из ночных уборщиков и наспех простерилизованного швейцарского армейского ножа.

  – Собираетесь в клуб?

  – Нет, – сказал Прайор и подмигнул. «Посмотри на известного человека про известную собаку».

  Рут снова посмотрела на экран. «Это собака, которая принимает пули 38-го калибра, или та, которая предпочитает патроны для дробовика?»

  Прайор рассмеялся, закрывая дверь; Сквозь звук телевизора она могла слышать, как он очень плохо изображает Пресли в коридоре. «Сейчас или никогда», – подумала Рут, – возможно, это правильно.

  Бильярдные столы в боковой комнате были забиты зевак, случайные крики при удачном броске или неудачном промахе перекрывали общий шум. В задней части главного бара женщина в цветочном платье бросала монеты в электронный фруктовый автомат, словно кормила давно потерянного ребенка. Музыкальный автомат оборвал внезапный всплеск техно-попа восьмидесятых, затмив его магнитофонной кассетой с мелодиями в стиле вестерн, которая звучала из динамиков над барной стойкой.

  – Что, черт возьми, с тобой? – спросил Прайор, когда Финч вернулся из джентльмена во второй раз за пятнадцать минут. – Пробеги или что?

  – Этот эль, – сказал Финч, поднимая стакан. «Проходит сквозь меня, как никого не касается».

  – Так что перестань пить его, черт возьми, – сказал Прайор, который продолжал пить виски с водой и прогрыз пачку орехов, скорлупа которых переполняла металлическую пепельницу. – В любом случае, – сказал он, оттопыривая рукав куртки, чтобы посмотреть на часы, – почти раз нас здесь не было. Есть жена, к которой нужно вернуться, знаю, как они.

  – Дай ей одну, – нервно рассмеялся Финч.

  Прайор нахмурился и отодвинул стул. Монеты высыпались из фруктового автомата так обильно, что женщина не могла даже надеяться поймать их руками. – Припарковался сзади?

  – Да, – сказал Финч. – Подожди, пока я закончу это.

  Прайор взял у него из рук стакан и поставил его. «В свое время. Давайте сделаем это сейчас».

  Они прошли мимо игроков в бильярд, половине из которых было в лучшем случае шестнадцать. Тем утром в « Миррор» было что-то о несовершеннолетних алкоголиках, Эстер Рантцен, Аннеке Райс или одной из них, организовавших телефон доверия. – Любой мой ребенок… – начал было Прайор свою яичницу-болтунью, но выражение лица Рут заставило его замолчать. Насколько они знали, ни один из его детей еще не родился.

  – Только что вышел из паба, – сказал детектив в рацию. – Задняя парковка, их пара.

  Ружье было завернуто в кусок шерстяного одеяла, заключенного в толстый пластик; купюры были пятидесятые, туго скрученные и скрепленные резинкой. Обмен занял меньше сорока секунд. – Хорошо, – сказал Резник в трубку. «Были на.»

  Устав от телевизора, Рут забралась на обеденный стул и пошарила в коробке на верхней полке в нише над альбомами Прайора Брайана Ферри, его Рода Стюарта и его Элвиса Пресли. Книги в мягкой обложке Уилбура Смита и Джеффри Арчера. Углы обложки погнулись, один край порван. 1972 год. Она до сих пор помнила, как шла в студию звукозаписи. Манчестер. Еду туда с Райлендсом, через Пик и по Бакстон-роуд. Четыре трека, и это заняло у них большую часть дня. В студии было холодно, и ей было трудно подобрать тональность, поэтому Райлендс выскочил из-за своей ударной установки, чтобы купить четверть бутылки бренди.

  Рут вытерла пыль тыльной стороной ладони и отложила пластинку. Сыграй сейчас, пока он не вернулся домой. Сырость звука застала ее врасплох, эхо, ее голос. Задолго до того, как первая песня закончилась, она подняла иглу и вставила пластинку обратно в рукав. Эта угрюмая, расплывчатая картинка, голова у микрофона, как будто она Дженис Джоплин. Что ж, закуривая сигарету, она не была Дженис; она была жива. Просто. Не удосужившись вернуться на стул, она бросила пластинку обратно в коробку.

  Рут Джеймс amp; Ночные ястребы RIP.

  Халлет вел машину, получая удовольствие от этой части работы, хорошо с ней справлялся. Однажды проехал на угнанном Sirocco, от Эксетера до Честерфилда, по пяти разным автомагистралям, ни разу не замечен. Теперь он мелькнул призраком в восьмидесяти ярдах позади машины Прайора, которая сворачивала на Саутдейл-роуд, поворачивая на юг через Бейкерс-Филд в сторону парка Колвик-Вуд. В глубине Грэм Миллингтон начал свистеть, немелодично и неузнаваемо, пока остальные не уставились на него, и он не заткнулся.

  Другие машины медленно приближались с востока и запада.

  Ладони рук Резника были сухими и начинали чесаться. С тех пор как он позвонил несколько часов назад, он ни разу не подумал об Элейн.

  Рут собиралась лечь в постель до возвращения Прайора, но она снова включила телевизор, и ее внимание привлекла программа о женах заключенных. Во время разговора с камерой лица некоторых из них были искажены электроникой, чтобы их не узнали. История за историей о невозможных поездках на автобусе и поезде, часто с детьми. Месяц за месяцем, год за годом. Будь рядом со своим мужчиной. «Если мою срежут, – подумала Рут, – он может поиметь это ради забавы!»

  Сквозь звук телевизора она услышала, как снаружи подъехала машина, выключилась и быстро поднялась по лестнице.

  "Рут? Рути?

  Нет ответа. Приор включил телевизор и пролистал каналы. Основные моменты сегодняшней битвы за продвижение по службе. Он отломил пальцами кусок зрелого чеддера, открыл банку пива. «Если это вершина стола, – подумал он через несколько минут, – помоги Бог остальным».

  Он откинулся на спинку дивана, положив ноги на кофейный столик, когда Сэнгстер ударил кувалдой в дверь, второго раза хватило, чтобы начисто выбить петли.

  Резник был первым внутри, крича «Полиция!», Халлетт и Миллингтон следовали за ним по пятам. Прайор выбежал из гостиной, выкрикивая имя Рут, проходя по лестнице. «Чарли!» – крикнул Халлет. «Идти! Идти!» Прайор распахнул кухонную дверь и захлопнул ее за собой. Рут, натянув халат поверх ночной рубашки, вышла из спальни в хаос бегущих ног и резких голосов. Прайор прислонился всем весом к кухонному столу и врезался им в дверь; в окно он мог видеть смутные фигуры мужчин в тесных промежутках между розами.