Текст книги "Незначительное (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

  – Где это было, миссис Саммерс?

  «Мне жаль?»

  «Когда Глория и Рэймонд увидятся, где это будет?»

  «Вокруг бульвара, рядом со школой. Иногда запись.

  – Площадка для отдыха?

  – Да, он был там иногда.

  «С друзьями?»

  "Нет. По крайней мере, я так не думаю. Сам по себе, скорее. Насколько я помню, он был всегда. Я никогда не помню, чтобы видел его с кем-то еще».

  «И он был бы где, раз вы видели его в записи?»

  «О, я не знаю. Почему? Почему все это вообще имеет значение?»

  – Рядом с качелями?

  – Да, я полагаю, он мог быть возле качелей. Но …"

  – А ты не замечал, что он дружит с другими маленькими девочками у качелей или…?

  «Теперь смотри …»

  – Или это была просто Глория?

  «Послушай, я не дурак, я вижу, о чем ты думаешь. Что ты говоришь."

  "Г-жа. Саммерс, я не говорю…

  «Да.»

  «Все, что мне интересно делать…»

  «Да, я знаю.»

  – Если бы он проявлял особый интерес к Глории, если бы она ему доверяла…

  – Послушайте, я сказал вам. Он был хорошим мальчиком, хорошим молодым человеком. Вежливый. Что вы предлагаете …"

  – В тот день, когда вы оставили Глорию кататься на качелях, миссис Саммерс, в тот день, когда она пропала, вы не помните, что видели там Рэймонда?

  «Нет.»

  – Ты точно не помнишь, или…?

  – Нет, его там не было.

  – Вы в этом уверены?

  Эдит Саммерс кивнула.

  – Совершенно уверен, потому что…?

  – Если бы он был там, я бы его увидел. Глория увидела бы его. Она вздохнула. – Если бы Раймонд был там, ничего бы этого не случилось.

  – Почему, миссис Саммерс?

  – Потому что я должен был оставить ее с ним, конечно. Попросил его присматривать за ней, как я делал раньше.

  Дивайн разговаривал с боссом Рэймонда по телефону, никакого серьезного расследования, почти ничего, уж точно не о чем было говорить самому юноше, но если бы можно было установить…

  – Вам лучше спуститься, – сказал управляющий.

  Дивайн припарковал свою машину на противоположной стороне дороги, в пятидесяти ярдах от нее. Невозможно сказать, что вы можете забрызгать лакокрасочным покрытием, проезжая среди фургонов доставки, потроха на синем электрике – не одно из его любимых цветовых сочетаний.

  "Мистер. Хатерсейдж не задержится, – сказал ему секретарь средних лет, провожая его через двор к кабинету управляющего, немногим большему, чем кабинка с заказами, сложенными в три стопки на высоком столе, и парой календарей упаковщиков мяса на стена, та, что машет вилкой между ног, заслуживает второго взгляда.

  Дивайн приоткрыла дверь и прислушалась к гудению холодильников.

  Хатерсейдж был коренастым мужчиной в перепачканном белом халате лет пятидесяти, один глаз опух, а его зрачок плавал в желтой слюне. Рука, пожимавшая руку Дивайна, была твердой и сильной.

  – Я бы никогда не взял его, если бы не был должен Терри кое-какие услуги. Это его дядя, вроде. Надеюсь, у меня не будет причин сожалеть об этом».

  – Еще нет?

  Хазерсейдж медленно покачал головой. – Я полагаю, у молодежи достаточно желания. Не из тех, кто выбегает за дверь, как только секундная стрелка встает на место. Тоже не сообразительный, но кто сейчас, типа у нас здесь работает, такая работа?»

  – Но надежный?

  «О, да. Что он сделал?

  Дивайн не ответил. Вместо этого он попросил менеджера рассказать ему о часах работы Рэймонда.

  Выяснилось, что некоторые из наиболее квалифицированных сотрудников работали посменно, в том числе и по ночам. Однако для Раймонда это был обычный день, с восьми до четырех или четырех тридцати.

  «Пять дней в неделю?» – спросил Дивайн. «Шесть?»

  «Пять с половиной, как правило, иногда по воскресеньям».

  – Обычный полдня?

  «Часовой механизм».

  – А в случае с нашим мальчиком?

  «Вторник.»

  Дивайну хотелось бы, чтобы он помнил тот день, когда Глория исчезла, даже не мог вспомнить дату прямо в голове. Тем не менее, достаточно легко проверить позже. А пока Дивайн взглянул на свои часы, сверил их с часами на стене под прямым углом к ​​столу менеджера.

  «Серьезно, да? В этой беде молодежь.

  Дивайн покачал головой. – Не следует так думать.

  – Мне не о чем беспокоиться, вроде?

  Еще одно встряхивание головой.

  – Мелкое воровство?

  «Ваша касса в безопасности».

  Менеджер пренебрежительно хмыкнул. «То, что у меня там есть, можно сказать, берите, и добро пожаловать». Он постучал пальцами короткой руки по колену Дивайна. «У меня были бока говядины, которые исчезали отсюда, как будто они восстали из мертвых. Триста, четыреста фунтов в неделю. В итоге мы взяли на себя эту охранную фирму. Ночные патрули. Вот когда он пропал, типа. Это решил один из ваших парней. Подъезжай сюда на его машине „Панда“, короче через мост; забавно, подумал он, загружая это время ночи. Посветил фонариком на полторы дюжины туш, лежащих в кузове универсала Митсубиси. Пыхтящий охранник, держащий открытый багажник, делит его поровну. Феллер, стоявший за этим, был здесь шесть лет, последние три из них ухаживал за моей девушкой. Она сильно разозлилась, когда я признался, что не приду на свадьбу».

  Дивайн лениво подумала, что же было у нее в нижнем ящике: пара комплектов шелкового нижнего белья и полдюжины отбивных.

  – Вы можете подождать его здесь, – сказал управляющий. – Я его свистну.

  "Все нормально. Найдите время, чтобы размять мои ноги».

  – Тебя задевает, не так ли? – улыбнулся менеджер, открывая дверь кабинета.

  «Что это?»

  "Запах. Жена клянется, что если она родится свыше, то прицепится к вегетарианцу. Бесполезно, говорю я ей, пукает в два раза хуже, чем все, что я приношу с собой домой. Не их вина, ум; фасоль и тому подобное».

  Дивайн ждала у канала, облокотившись на парапет, наблюдая за стариком и мальчиком, глядящими на свои удочки, линии, спускающиеся в неподвижную гладь воды. За двадцать минут никто не шевелился, ни мужчина, ни мальчик, ни линии. «Если бы это было все, что может предложить жизнь, – подумала Дивайн, – то я бы сейчас же в нее вмешался». Он повернулся как раз в тот момент, когда Рэймонд свернул за угол, позади него вспыхнули прожекторы в гостевой части графства. Дивайн не сделал никакого другого движения, ожидая, пока юноша узнает его, колеблясь, взволнованный, прежде чем пройти дальше.

  – Это меня ты ждешь?

  Рэймонд встал, сгорбившись под недорогой кожаной курткой, швы на нескольких швах начали расходиться. Кое-где к его лицу и волосам прилипли частички свиного жира, веснушки запекшейся крови.

  «Вон из дома», – сказала Дивайн. «Машина там, я тебя подвезу».

  Раймонд неуверенно моргнул. – Нет, ты в порядке. Скорее пешком.

  Дивайн протянул руку к руке Рэймонда. «После рабочего дня? Вы этого не захотите.

  «Да. Я делаю.» Пальцы Дивайна сжимают его локоть. «Прогулка, мне нравится. Помогает мне очистить голову».

  Дивайн отпустил его руку. «Одевают.»

  Рэймонд быстро кивнул, моргнул и пошел обходить Дивайн, но детектив сместил равновесие, преграждая Рэймонду путь. – Вместо этого мы сядем в машину, – сказала Дивайн.

  – Итак, Рэймонд, Рэй, – теперь Дивайн расслабилась и открыла ближайшую дверь, чтобы Рэймонд мог проскользнуть внутрь, – как продвигается работа? Не плохо?"

  Рэймонд фыркнул и наклонился вперед, глядя в ветровое стекло.

  – Хорошо ладишь с боссом?

  – Хазерсейдж? С другой стороны, он все время кричит, что с ним все в порядке».

  «И остальные?»

  Раймонд огляделся. Чего он добивался, спрашивая обо всем этом. Это было не совсем похоже на YTS. «Хорошо, я полагаю. Не имейте большого отношения к ним, на самом деле. Один или двое из них, однако, были там в течение многих лет, думают, что знают все, вы понимаете, что я имею в виду?

  Дивайн услужливо кивнул.

  «По крайней мере, здесь нет черных, и это хорошо». Пальцы Раймонда редко оставались неподвижными, то стягивая ткань его брюк, то сгибая, то сжимая в кулак. – Было бы неправильно, не так ли? Работать, знаете ли, с мясом и все такое. Оптовая. Сходи к мясникам за куском бифштекса, топсайда, чего угодно, ты же не хочешь думать, что какой-то ниггер приложил к этому все свои руки, не так ли?

  Дивайн должна была признать, что юноша был прав.

  – Где ты его хранил, Рэймонд? Где-нибудь дома, или вы все время носите его с собой?

  ошеломленный. «Что?»

  «Нож.»

  – У меня нет ножа.

  «Раймонд».

  – У меня нет ножа.

  Божественная смотрит на него, наслаждаясь этим сейчас.

  «Зачем мне нож? Что за нож вообще? Я ничего не знаю ни о каком ноже.

  "Под кроватью? Карман куртки? Насколько я знаю, он у вас с собой в эту минуту.

  «Нет.»

  «Нет?»

  – Он в ящике.

  – Какой это ящик?

  «В моей комнате.»

  – Вместе с носками?

  Рэймонд хотел выйти из машины. Он не понимал, почему полиция так интересуется каким-то ножом, какое это имеет отношение к чему-либо.

  – Зачем тебе нож, Рэймонд? Не забирать работу домой, срезая лишний жир?»

  «Защита».

  «Кто из?»

  «Кто-нибудь.»

  «Девушки?»

  «Конечно, не девочки. Что бы…?»

  – Но ведь он был с тобой в ту ночь, не так ли? Пот струится по лбу Рэймонда, начинает стекать на переносицу. – Какой ночью?

  – Знаешь, – улыбается Дивайн.

  «Нет.»

  «В ту ночь, когда ты был с Сарой; в ту ночь, когда ты нашел Глорию.

  – Закона против этого нет.

  – О, Рэймонд, вот тут ты ошибаешься. Ношение наступательного оружия, намерение нанести злонамеренный ущерб, получить не того магистрата, вы смотрите на время внутри».

  Теперь в машине было жарко, жарко и становилось жарче: Раймонд чувствовал теплый запах плоти, своей и чужих, собственного пота. – Я иду, – рука тянется к дверному замку. «Я хочу пойти.»

  – Вы никогда не использовали его, чтобы кому-то угрожать, Рэймонд? Заставлять их делать что-то против их воли?

  Рэймонд неуклюже потянул, и дверь распахнулась наружу, выпустив его на улицу. Сначала он подумал, что за ним придет полицейский и оттащит его обратно. Но все, что он делал, это сидел, скрестив руки на руле, и, ухмыляясь, смотрел на Раймонда, а тот пятился назад, наполовину бегом, через улицу.

  Всю дорогу по Лондон-роуд, проезжая мимо станции, мчась по буксирной дорожке у канала, Раймонд то и дело оглядывался, все время ожидая увидеть Дивину внезапно там, позади него и закрывающейся. К тому времени, когда он нащупал ключ в замке и упал на кровать, Рэймонда так сильно трясло, что ему пришлось сильно сжать руки в боках, не двигаясь, пока рубашка под его курткой не стала жесткой и холодной.

  Четырнадцать

  Конечно, это не должно было быть так просто. День, который имел значение, день, о котором идет речь, оказался субботой, а не вторником, независимо от того, сколько раз Марк Дивайн брал числа месяца, дни недели и встряхивал их, рассыпая по столу в надежде, что бинго. Всегда получалось одно и то же: суббота. Между часом и часом пятнадцатью. Дивайн проверила, и не было ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что Рэймонд пропал в тот день, разве что на пару часов. К тому времени, когда он выписался, самое раннее, Глория Саммерс отсутствовала по крайней мере четыре часа.

  Помимо этого, что еще было?

  Пятнистый пацан, нервный нрав и БО.

  Большое дело.

  Юноша, который сильно потел и носил клинок.

  Что раздражало Дивина, так это уверенность в том, что, если он пойдет к Резнику, руководствуясь не более чем интуитивным чувством, инспектор быстро с ним расправится. В то время как Линн Келлог, даже Патель, пользовались вниманием босса. Но Дивайн… что касается Резника, даже Миллингтона, он был набором мускулов с проблемой поведения, и не более того. Приведи себя в порядок, или ты вылетишь: это подразумевалось не раз; заявил прямо, когда его заключенный был найден в камерах с кровью на лице.

  Он пришел в ярость, сэр. Эти травмы; они были нанесены самому себе.

  Просить Резника поверить в это было все равно, что убеждать архиепископа Кентерберийского в том, что Мать Тереза ​​подрабатывала на стороне.

  «Успокойся, Марк, – сказал Миллингтон, несомненно, передав слово свыше. – Мы знаем, где твой Рэймонд. Как только что-нибудь еще укажет на него, мы схватим его так быстро, что он подумает, что у него выросли крылья.

  Итак, Дивайн вернулся к тому, чтобы помочь остальным сделать что-то для улучшения их раскрываемости преступлений, теперь колеблющейся около тридцатипроцентной отметки, несмотря на нытье в Министерстве внутренних дел, которые продолжали объявлять миру, что это были единичные цифры. То есть он снова стал тратить более шестидесяти процентов своего времени на ненужную бумажную работу; кто бы ни придумал PACE, подумала Дивайн, он был фанатиком канцелярских товаров, чьей фантазией была пятидесятифутовая форма, которую нужно было заполнить в трех экземплярах. А что касается блестящей идеи записывать интервью на пленку, вместо того, чтобы иметь какого-то бедолагу с больным запястьем и грязного Бика, пытающегося записать каждое слово – здорово! Потрясающий! Бесконечная экономия времени во время интервью, сохранение потока, конечно же, так оно и было. Снизил вероятность того, что какой-нибудь лживый ублюдок получит свое дело, чтобы обвинить вас в том, что вы его подставили, конечно, так и было. О чем, казалось, никто не думал, так это о том, сколько времени ушло на расшифровку вещей, каждого сопящего кашля, каждого гребаного слова. Прохожу второй раз, проверяя ошибки. Ходили слухи, что для помощи в борьбе наняли больше штатского персонала, но слухи, Дивайн знала, ни хрена не сделали.

  В то утро в офисе Патель болтал в наушниках, Линн Келлогг писала сводку для суда, где Нейлор пинал каблуки, ожидая дачи показаний против парня, который занимался автозапчастями и даже не уверен, что ему позвонят. Скорее всего, сержант прижался к зеркалу в джентльменском костюме, подстригая усы, а Резник сидел за своим столом и боролся с огромным бутербродом с ветчиной. Так кто там был, чтобы сделать это?

  Если бы у него было время еще раз, подумала Дивайн, он бы использовал свою голову: занялся бы регби профессионально, либо этим, либо нейрохирургом.

  Резник доел свой бутерброд и снова просмотрел окончательный отчет судебно-медицинской экспертизы. То, что было найдено на железнодорожных путях, было в таком состоянии, что потребовались дни, а не часы, чтобы разобрать и изолировать все, что соприкасалось с телом Глории. Большая часть ткани, которая была кропотливо извлечена из пластиковых вкладышей для мусорных ведер, была заражена плесенью и вряд ли могла дать что-то полезное. Однако из-под ногтей Глории лаборатория путей извлекла несколько крошечных волокон тканого материала, красного и зеленого. Ковер? Ковер? Хотя никто не делал ставок, разумные шансы были на последнее.

  Какие? Убийца завернул ее тело в ковер перед тем, как перевезти в другое место? До полиэтиленового пакета? Если да, то как ее транспортировали? На машине, на заднем сидении, или в багажнике, как лишний багаж? У кого-то есть доступ к фургону?

  Возможно, понял Резник, что нападение произошло на самом ковре; нападение, которое привело к смерти Глории, в дополнение к тому, что могло произойти ранее.

  Перед чем?

  Резник, стоя на ногах, обошел свой стол раз, другой, захваченный видениями того, чего он не хотел видеть. Перед чем? Прежде чем девушка запаниковала, отказалась, закричала, вырывалась и вырывалась; прежде чем ее нужно было удержать, успокоить, заставить замолчать, наконец, остановить. Хотя ковер, из которого были взяты эти волокна, почти наверняка был уничтожен, это не обязательно было так. Не исключено, что он неподвижно лежал в центре какой-нибудь совершенно обыкновенной комнаты; комната, где закончила свою короткую жизнь Глория Саммерс.

  Резник снова сел. В одном он был уверен: где-то в городе бродит убийца Глории, ведущий вроде бы нормальный образ жизни. Одного он боялся: прежде чем его схватят, этот человек может быть вынужден нанести новый удар.

  Первым побуждением Рэймонда было пойти прямо туда и поговорить с ней. Скажи ей, для чего, шлепни по центру завитков из фундука и империалов с мятным кремом. Но он знал, что это неправильно. Характер. Ему пришлось научиться контролировать свой темперамент. Не раз дяде Терри приходилось отводить его в сторону, объяснять факты жизни. Рэй-о, ты не можешь так продолжать, слетая с катушек. Ты уже не ребенок, не больше. Продолжай в том же духе, люди подумают, что что-то не так. Ну, не было. Я имею в виду, это ерунда. Куча чуши. Он был в порядке.

  Вода начала остывать, поэтому Рэймонд вышел из душа и начал вытираться полотенцем. Сначала хорошенько потри волосы, потом спину, плечи, ноги и руки. Одного он терпеть не мог, снова надевать одежду до того, как каждый квадратный дюйм высохнет должным образом. С чем надо быть осторожным, простудиться не хотелось; хуже, шелушение кожи между пальцами ног, микоз; начни ходить в мокрой одежде, садись, потом у тебя появились геморроидальные узлы.

  Рэймонд распылил дезодорант в направлении подмышек, вниз к лобковым волосам. Он стряхнул немного душистого талька на одну руку и провел им между ног, вокруг яичек.

  Удар в основание двери. – Оставь это в покое, Рэймонд, и ударь кого-нибудь другого. Вы пробыли там больше получаса.

  Он собирался погладить свою синюю рубашку, но поверх надел джемпер с круглым вырезом, так что были видны только воротник и дюйм или два манжеты. Свитер протерся на одном локте, но его куртка позаботится об этом. Ему было интересно, во что будет одета Сара, он надеялся, что это будет что-то повседневное, а не тот костюм, в котором она шла в полицейский участок. Как будто это была церковь или что-то в этом роде.

  Он занял позицию рядом с одним из львов, держа его за спиной, таким образом, у него был хороший обзор мимо фонтанов до того места, где подъехал автобус, который, как он думал, скорее всего поедет Сара. Панки сидели на ступеньках, окликая случайных прохожих. Втыкать английские булавки в нос и нюхать клей, все это было нелепо, кроме негигиеничности, больше так никто не делал. Жалкий!

  Он отошел, когда Сара остановилась на краю тротуара, пытаясь разглядеть его. Очень мило она выглядела, свободные черные брюки, черный жакет поверх красной блузки. Последнее, что он собирался сделать, рискнуть испортить вечер, сказать что-нибудь о ноже.

  «Зачем мы пришли и увидели это?»

  «Шш. Посмотрите этот бит. Это потрясающе. Смотреть."

  «Где?»

  «Вот, входите в дверь. Смотреть!"

  «О Боже!»

  Сара изогнулась в своем кресле и закрыла лицо рукой почти так же быстро, как полуобнаженный герой вытащил магический меч из эфира в самый подходящий момент, чтобы перерезать горло одному нападавшему, одновременно соединяя летящий удар с челюстью другого. во-вторых, наконец, выпотрошив третье со всеми навыками патологического вьетнамского ветеринара и мастера-мясника, внутренности умирающего соскользнули с экрана, серебристо-серые и красные.

  «Удивительный!» выдохнул Раймонд, потерянный в восхищении.

  – Мне просто это не понравилось, – сказала Сара. «Все это насилие».

  – Все было не так уж плохо, – сказал Рэймонд. – Я видел намного хуже. Он хотел лучшего, но не собирался этого говорить. Заберись слишком далеко в нос Саре, и он даже не почувствует ее по дороге домой.

  Они были в Pizza Hut, в той, что поменьше, недалеко от Брайдлсмит Гейт. Другой, над домом Дебенхэма, был лучше, но у Раймонда не было хороших воспоминаний о том, как он шел туда в это время ночи.

  «Не хочу быть снобом, Рэймонд, но это просто не мой фильм, вот и все».

  – О, так что же?

  «Я не знаю …»

  – Наверное, что-нибудь романтическое?

  «Не обязательно.» Сара жевала свой чесночный хлеб с моцареллой и думала об этом. – Что-то большее, я полагаю.

  – Ты имеешь в виду, серьезно?

  – Ладно, если хочешь, серьезно.

  – Ну, а как насчет того, что мы только что видели? Вся эта чепуха о том, как они неделями держали его под землей, абсолютная чернота, нечего есть, кроме крыс, которых ему приходилось ловить и убивать».

  «Что насчет этого?»

  Раймонд не мог в это поверить. Она была дурой или что? – Это показывает тебе, не так ли? Объясняет, почему это произошло».

  «Что?»

  «Почему он стал таким, каким стал. Посвященный мести. Нет чувств. Это как, – указывая на нее вилкой, – его мотивация. Психология и все такое. Не могу сказать, что это несерьезно».

  «Одна средняя глубокая сковорода с дополнительной говяжьей начинкой», – объявила их официантка Трейси, водя тарелкой между ними. “Один тонкий и хрустящий вегетарианец.”

  Рэймонд был уверен, что она заказала это нарочно, чтобы вывести его из себя.

  «Столик на двоих?»

  – Пожалуйста, – сказал Патель.

  «Курить или не курить?»

  Патель покосился на Элисон, которая сказала: «Нет».

  – Вы не против поделиться?

  – Нет, – сказал Патель.

  «Сколько нам придется ждать, – спросила Элисон, – чтобы добраться куда-нибудь самим?»

  Рэймонд доел свою пиццу, каждый кусочек, чесночный хлеб, больше, чем его порция салата; теперь он сидел и грыз кусок вегетарианского блюда Сары, не чувствуя ни малейшего вкуса. С тех пор как они поспорили из-за фильма, она не произнесла и двух слов, если не считать жалоб на заправку, которую он полил ложкой в ​​их тарелку с салатом, на то, что в любой день недели она предпочитала сыр с плесенью Тысяче островов. «В следующий раз возьми сам», – подумал Раймонд, ничего не говоря. Что за идиотское название «Тысяча островов» для заправки для салата?

  – Слушай, – сказал он, наклоняясь к ней.

  «Да?»

  «Этот мой нож: зачем тебе, черт возьми, говорить об этом с полицией?»

  Элисон остановилась посреди объяснения относительных достоинств ипотеки с фиксированной процентной ставкой.

  – Ты не слушаешь, да?

  Патель почувствовал, что начинает краснеть. «Да.»

  Элисон покачала головой. – Ты смотришь.

  «Мне жаль.»

  Она улыбнулась. «Все нормально.» И протянула руки. «Теперь все, что вам нужно сделать, это перестать возиться с этим ножом и вилкой».

  «Я …»

  – Я знаю, ты сожалеешь. Ты всегда такой извиняющийся, или это как-то связано со мной?

  «Извините, я постараюсь быть более позитивным».

  – Хорошо, – сказала Элисон, все еще улыбаясь ему глазами. «Сделай это.»

  «Вы готовы заказывать?» – спросил официант.

  – Э-э, я так не думаю, – сказал Патель, – не совсем.

  – Да, – сказала Элисон, – сейчас мы закажем.

  Патель улыбнулся, а потом рассмеялся.

  – Ненавижу это, – сказал Рэймонд.

  «Что?»

  «Вон там?»

  Сара повернула голову, следуя за его взглядом. "Что насчет этого? я не вижу…»

  «Девушка, сидящая с этим паки». Раймонд поморщился. «Вещи, которые я ненавижу видеть».

  Пятнадцать

  – Что с тобой сегодня утром?

  «Ничего такого. Почему?» Лоррейн, отвернувшись от кухонного окна, возится с фартуком.

  «Три раза я приходил сюда, три раза ты просто стоишь и смотришь».

  – Извини, – теперь направляясь к посудомоечной машине, закончи загружать ее вещами с вчерашнего ужина, каждой вилкой, стаканом и тарелкой, она не знала, как ее мать обходилась так долго без них.

  – Ты сожалеешь?

  «Я подумал.»

  «Как насчет?»

  «О, я не знаю. Ничего особенного."

  Майкл поднял чайник, убедившись, что в нем достаточно воды, прежде чем включить его для кипячения. – Это то, что она говорила.

  Лоррейн поймала слово, прежде чем оно слетело с ее языка. Конечно, она знала.

  «Пришел один раз, не знаю, где был, где-то, не знаю, местный, недалеко, может быть, тащил кучу вещей вниз по острию, Диана была впереди; салон. На ней была верхняя одежда, плащ и красный шарф, которые она носила годами; стояла перед окном, в одной руке у нее была эта лопата, маленькая садовая лопатка с синей ручкой. – Диана, – сказал я, – что ты делаешь? И она просто поворачивается ко мне и улыбается, как будто я был последним человеком, которого она ожидала увидеть. 'Что ты делаешь?' У нее ничего нет под пальто, ни стежка. „Ничего, – сказала она. – Не думаю, что я что-то делал. А потом: «Становится довольно холодно. Я не удивлюсь, если нас не ждет дождь“.

  Лоррейн, слушая, не могла смотреть в лицо мужу, вместо этого она сосредоточилась на его руках, на том, как он медленно ложками наливал кофе в две кружки и, после щелчка чайника, добавлял воду, по одной ложке сахара в каждую, молоко.

  – Что она собиралась сделать, – сказал Майкл, – так это начать копать. Копаем для Джеймса».

  Лоррейн хотелось обнять его, обнять, сказать, что все в порядке, она знала, что это все еще задевает его, и все в порядке, она могла понять. Но она знала, что если она это сделает, он отмахнется от нее, нахмурится и бросит на нее свой взгляд, говорящий: «Не надо, не надо, просто оставь меня в покое».

  Взяв кофе с рабочей поверхности, она коснулась внешней стороны его руки своей.

  – Прости, – сказал он, глядя через комнату.

  «Нет никаких причин.»

  – Просто, когда я вошел и увидел тебя…

  – Я не Диана, – сказала Лоррейн, вытирая поверхность, на которой кружки оставили слабое кольцо. – Я совсем не похожа на нее.

  «Я знаю.»

  «Так.»

  Майкл глотнул кофе; было еще слишком жарко. – Ему было всего восемь дней от роду, Джеймс. Это все, чем он когда-либо был».

  Приглушенный вой силы отлетел в сторону, на некоторое время он умолк; затем из-за двери раздался внезапный взрыв смеха: Эмили смотрела воскресное утреннее телевидение. Лоррейн поставила кружку и прошла через комнату, чтобы включить посудомоечную машину. «Если я собираюсь привести все это в порядок, – сказал Майкл, – то лучше сделать это сейчас».

  Если бы Бог хотел, чтобы я стал сантехником, подумал Миллингтон, он бы послал меня на эту землю с полным набором шайб и шейкой, которая легко натягивается на U-образные изгибы.

  «Грэм!» – позвала его жена с лестницы. – Все в порядке?

  Миллингтон доверил свой ответ пауку, с которым он делил пространство под ванной, и возился с правильной регулировкой гаечного ключа.

  – Что случилось с тем милым молодым человеком, которого ты встретил в гараже? Знаешь, когда у тебя были проблемы с выхлопом. Где-то на твоей стороне Грэнтэма.

  – Ничего, мама.

  – Я думал, он собирается пригласить тебя на ужин или что-то в этом роде? Он починил выхлоп бесплатно».

  Что он сделал, так это выдавил какой-то быстросохнущий герметик, намазал его черной мазью и попытался быстро ощупать, пока ее «Нова» все еще была поднята на высоту головы. На ужин было специальное предложение Берни из трех блюд: майонез с креветками, ромштекс с картофелем в мундире и гарниром из кресс-салата, пирог из Шварцвальда. Он с трудом дождался момента, когда Линн выйдет на автостоянку и покажет ей, что он не зря получил сертификат лучшего механика Kwik-Fit.

  – Значит, на горизонте больше никого нет?

  «Нет, мама. Не только сейчас».

  – О, Линни, – вздохнула ее мать. – Я очень надеюсь, что ты не бросил все это слишком поздно.

  – И не раньше времени, – сказал отец Пателя, не в силах сдержать улыбку удовольствия второй степени в своем голосе. Патель мог представить себе лицо отца, мать и стоящих рядом сестер.

  – Вы должны привести ее к нам в гости.

  – Слушай, я не знаю…

  «Скоро.»

  Мать Сары проводила воскресное утро в церкви Иисуса Христа и Святых последних дней, бывшем общественном зале с гофрированной крышей и видом на ипподром. Ее отец проводил воскресенья в постели с « Ньюс оф зе уорлд энд эн пипл » – единственный шанс хорошо почитать – по крайней мере, до открытия пабов.

  – Каков же он, этот Рэймонд? – спросила мать Сары, вытаскивая трехдюймовую стальную шляпную булавку из складок ее волос после химической завивки, мягкого серого фетра ее церковной шляпы. «Образованный, что ли? Красиво сказано? Она скривила губы в улыбке. „Пока он не обычный“.

  Дивайн схватился за белый фарфор, желая, чтобы его не вырвало в третий раз. В горле у него было ощущение, будто его выцарапали тупым предметом, а голова превратилась в мяч, отброшенный в восьмидесяти ярдах от поля. Если он когда-нибудь встанет с колен, ему придется спуститься в магазин на углу за парой пинт молока и двадцатью Бенсонами, кто бы это ни был в его постели, о которых они просили с тех пор, как она подняла голову с его подушки, тушью и тени для век размазаны прямо по нему. В полумраке дня ей было семнадцать, она где-то в офисе младшего возраста, вчера вечером они вдвоем торчали на танцполе, в одну минуту покачиваясь под какую-то электрическую чепуху, а в следующую притираясь к Филу Коллинзу. – Ты на самом деле не полицейский, не так ли? Нет, дорогой, я Леонардо да-гребаный Винчи!

  Кевин Нейлор не спал без семи, гладил свои рабочие рубашки на кухне, пока слушал «Шоу завтрака Бруно и Лиз» . было закончено, отдельные такси домой в Суррей или куда-то еще. Он пропылесосил весь верхний этаж и около половины нижнего, дурацкий мешок застрял, и он порвал его, доставая его, запчастей под раковиной не было, а его попытка текущего ремонта с помощью скотча закончилась катастрофой и пылью в доме. подножие лестницы ему пришлось подметать совком и щеткой.

  Когда он, наконец, позвонил, конечно, ответила ее мать; он думал, что она вообще не позволит Дебби подойти к телефону.

  – Значит, в три тридцать?

  На другом конце провода было угрожающе тихо.

  – Дебби?

  Он чувствовал, как ее мать стоит там, преувеличенно произнося слова для Дебби.

  – Ты все еще приносишь ребенка на чай?

  Он зашел в «Маркс и Спенсер» и купил один из тех тортов «Баттенберг», которые ей нравились, шоколадные эклеры, парочку в целлофановой коробке. Он вечно стоял в очереди в «Птицах» из старух и пожилых мужчин, чтобы купить губчатых мышей с глазами и маленькими хвостиками, каждая в глазури разного цвета, солодовый хлеб, имбирных человечков. На случай, если Дебби ничего не привезла с собой, у него были банки с десертами для детского питания, ревенем и яблоком, рисовым пудингом, яблоком и сливой.

  Теперь он хватал их с полок шкафа, холодильника, рвал на них обертки, швырял их в раковину и придавливал к стенкам, колотя кулаками.

  «Черт возьми, Рэй-о! Как ты это называешь?

  Рэймонд ударил концом своей клюшки о землю и увидел, как мяч отскочил на несколько ярдов от искривленного металлического флажка и покатился вниз по склону под живой изгородью на краю муниципального поля для гольфа.

  – Подумал, что тебе лучше засунуть его в яму, – подмигнул его дядя Терри.

  – Думает, что он Тони-черт-Джеклин, вот в чем его беда, – сказал отец Рэймонда, тут же роняя собственный мяч.

  – Перестань стонать, черт возьми, – сказал Рэймонд. «Вы сделали пять выстрелов в последний, а затем вам пришлось сбить его ногой».

  «Это то, что делают настоящие профессионалы, ты, невежественный придурок», – сказал его отец.

  «Откуда вы знаете?» – презрительно сказал Раймонд.

  – Потому что я наблюдал за ними.

  «В твоих мечтах.»

  «По телеку».

  – Мой выстрел, – сказал Терри, двигаясь вперед.