Текст книги "Незначительное (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

  Майкл взглянул на Лоррейн, начал что-то говорить, но не мог подобрать слов.

  «Думаю, будет справедливо сказать, что сейчас я ближе всего к ней. Кроме самой Эмили. Я хочу, чтобы вы согласились, что я могу сказать ей, что вы не пойдете и не сделаете это сами. Потом, конечно, если это то, чего хочет Диана, вполне естественно, что вы должны поделиться этим».

  – Слушай, – фыркнул Майкл, – у тебя чертовски нервный характер. Вальсировать здесь, устанавливая закон о том, что я могу и не могу говорить тому, кого ты знаешь меньше шести месяцев.

  – Как долго вы были женаты на Диане?

  «Не бери в голову.»

  – И ты думаешь, что знал ее? Как вы думаете, за это время вы потратили много времени и энергии на знакомство с Дианой?

  «Конечно, черт возьми!»

  – Когда все закончилось, я сомневаюсь, что ты знал размер ее туфель или цвет ее глаз, не говоря уже о чем-то, что действительно имело значение.

  Когда Майкл поднялся на ноги, Джеки Вердон была уверена, что он ее ударит; она откинулась на спинку стула, подняв руки, чтобы защитить лицо. К тому времени, как она опустила их, Майкл уже выходил из комнаты.

  Джеки и Лоррейн посмотрели друг на друга через перекрывающийся круг дижестивов и лимонных кремов.

  – Мне очень жаль, – сказала Джеки. «Я не знаю, что на меня нашло. Я никогда не должен был этого говорить».

  «Майкл был под большим напряжением».

  «Конечно. Просто с Дианой я так защищаюсь. Знаешь?»

  Лоррейн кивнула. «Я так думаю.»

  Джеки потянулась к ее рукам. – Нет новостей об Эмили?

  Лоррейн убрала руки и покачала головой.

  – Хотел бы я что-нибудь сказать.

  – Нет.

  Джеки дала ей распечатанную карточку. «Я останусь там на несколько дней, до понедельника или вторника следующей недели. Если что-то случится, пожалуйста, дайте мне знать. Если после разговора с доктором я подумаю, что Диана что-то задумала, я расскажу ей об Эмили до того, как вернусь в Йоркшир. Все равно скажи ей что-нибудь. Она отвернулась. – Подготовь ее, я полагаю, к худшему.

  Лоррейн проводила ее до двери. Наверху был включен телевизор, повтор старого вестерна, тяготы семейной жизни на границе.

  «Скажи своему мужу, скажи Майклу, я извиняюсь за то, что сказала. Его более чем достаточно, чтобы смириться с моей ревностью и дурным характером».

  – Ревность?

  «Все то время, когда, даже несмотря на то, что они расстались, Диана все еще была эмоционально привязана к Майклу. Время, когда я хотел бы, чтобы она была со мной.

  Она прикоснулась щекой к щеке Лоррейн и открыла входную дверь. «Надеюсь, скоро появятся новости об Эмили, хорошие новости».

  Лоррейн стояла там, наблюдая за Жаклин Вердон, пока та не скрылась из виду, только тогда закрывая дверь и уходя в гостиную за кофейными принадлежностями, думая об отношениях Дианы и Джеки, о том, как защищала, как яростно заботилась пожилая женщина. казалось. Она знала, что сейчас ей следует подняться наверх к Майклу, хотя бы просто посидеть с ним и понаблюдать за движением лошадей, собак и людей, подержать, если он этого хочет, руку Майкла. «Ты будешь сожалеть об этом, – сказала ее мать, – помяни мои слова». Но она никогда не могла, подумала Лоррейн, даже не пытаясь сдержать слезы, никогда не имела в виду это.

  Сорок два

  Нейлор взял поднос, не пролив лишнего: два чая и кофе, сахар, пакеты ультрапастеризованного молока, пластиковые ложки. Резник стоял у окна и смотрел наружу. Шеппард почти не шевелился в кресле, его плечи опустились вперед, руки были вытянуты между ног, пальцы соприкасались, но не переплетались. Вскоре после первого сеанса Резник почувствовал, как Шеппер становится чрезмерно взволнованным, слова переплетаются друг с другом, ускоряется дрожь возле глаз, потеет. Либо он собирался совсем закрыться, отказаться отвечать, либо начать просить адвоката, юридическое представительство. Тут же Резник не хотел ни того, ни другого.

  – Как чай, Стивен? Сидя напротив него, они вдвоем, стул Нейлора чуть отодвинулся назад и повернулся.

  «Стивен? Чай?»

  «Отлично.»

  «Хорошо.» Резник поморщился, глядя на свой кофе, решив, что добавление молока – лучшая часть мужества. Он перевел взгляд на Нейлора и магнитофон. – Ну ладно, Стивен, что скажешь, если мы поторопимся?

  Нет ответа.

  Нейлор привел механизм в движение, две ленты начали наматываться одновременно. «Это интервью, – сказал Резник, – продолжилось в одиннадцать сорок семь. Присутствуют те же офицеры. Он откинулся на спинку стула, желая казаться расслабленным, нуждающимся в комфорте. «Давайте на время забудем об Эмили Моррисон; давай вместо этого поговорим о Глории.

  Тело Шепперд дернулось. – Я уже говорил тебе…

  – Не о Глории, Стивен.

  – Я же сказал вам, я ее не знаю.

  «Глория».

  «Да.»

  – Но вы знаете, кого мы имеем в виду?

  Голова Шепперда была опущена к столу, его голос был неразборчивым. – Ты имеешь в виду девушку, которая была… убита.

  "Верно. Глория Саммерс.

  – Я ее не знаю.

  – Но она была в классе вашей жены.

  «Не долго.»

  «Прости?»

  – Она была там недолго, Джоан. Она вообще почти не появлялась там».

  «Половина срока».

  «Нет.»

  «По словам завуча, ваша жена преподавала там почти половину семестра. Что это? Шесть недель? 8?"

  Шеппард сильно замотал головой. «Она никогда не была там так долго, никогда».

  – Но пока она была там, хоть и долго, ты ходил с ней в школу.

  «Я водил ее, да, обычно. Она не умеет водить.

  – Вы занесли ее вещи внутрь.

  "Нет?

  «Никогда?»

  – Не вряд ли.

  «Все те вещи, которые воспитатели берут с собой; коробки из-под яиц, картонные коробки, картины и бог знает что еще. Я не могу представить, как ты просто сидишь в машине и смотришь, как твоя жена борется со всем этим в одиночку».

  «Хорошо, я помогал, иногда, когда была необходимость, помогал».

  – А еще ты помогал в школе, – резво сказал Резник, слегка надавливая. «Завуч едва переставала петь вам дифирамбы. Все это свободное время, которое вы тратите, опыт. Так много было даже разговоров о презентации…»

  «Никакой презентации не было».

  – Только потому, что ты отказался.

  «Никакой презентации не было».

  «Они посчитали, что ты сделал достойное. Они были глубоко благодарны. Снаряжение починили, новые колышки в гардеробах…»

  «Посмотрите, что я сделал, это было пустяком. У меня совсем не было времени, поэтому я не хотел, чтобы они мне что-то давали».

  Резник понял, что сидит слишком далеко вперед, положив руки на стол; медленно, он откинулся назад и улыбнулся. – Ты скромный человек, Стивен. Ты не любишь, когда люди поднимают шум».

  Шеппард посмотрел в потолок, медленно закрыл глаза.

  – Когда позже, после того, как ваша жена ушла из школы, когда Глория исчезла, все, что было в газетах, все об этом говорили, ваша жена говорила об этом, как она, должно быть, и делала, вы знали, кого они имели в виду?

  Руки Шепперда снова оказались у него между ног, запястья были крепко сжаты.

  – Когда она говорила с тобой об этом, ты знал, кого она имела в виду?

  – Конечно.

  – Значит, вы ее знали?

  – Не знаю ее, нет, но когда она сказала «Глория», «конечно, тогда я понял, кто это».

  – Ты вспомнил ее?

  «Ее фотография была повсюду. Вряд ли вы могли бы заглянуть в витрину магазина в городе, если бы она там не была».

  – А вы не отозвали ее из школы, из класса вашей жены?

  – Нет, не специально.

  – Интересно, Стивен, ты можешь вспомнить, как она сейчас выглядела?

  "Зачем? Я имею в виду, я не вижу смысла, я…”

  – Как она выглядела, Стивен? Глория?

  Нерв сбоку его головы снова начал подергиваться. «Она была, я не знаю, как бы вы ее описали? Довольно, я полагаю. Светлые волосы, вроде длинные. Я не знаю, что еще можно сказать».

  – Но красиво, ты бы так сказал?

  «Да.»

  «Красивее, чем Эмили Моррисон?»

  «Что?»

  «Я спросил, она красивее Эмили Моррисон? Знаете, кого из них двоих вы бы назвали более привлекательным? Что вы предпочли?»

  «Теперь ты ведешь себя глупо. Ты думаешь, что ты умный, но ты ведешь себя глупо. Играть в игры."

  «Какие игры, Стивен? Что это за игры?»

  – Ты чертовски хорошо знаешь.

  «Тогда скажите мне.»

  – Пытаешься обмануть меня, вот что ты делаешь. Обмани меня, заставив признать то, что не соответствует действительности».

  – Признаешься, Стивен? Как вы думаете, что я хочу, чтобы вы признали? Что вы находите одну девушку красивее другой? Вряд ли это преступление.

  – Хорошо, – сказал Шеппард, отодвигая стул от стола и вставая. – Ладно, хватит.

  Резник и Нейлор снова посмотрели на него, но не ответили.

  – Вы спросили меня об Эмили, и я согласился: да, я знал, кто она такая, раз или два я разговаривал с ней на уроках Джоан. Вы испробовали всевозможные способы заставить меня сказать, что я был рядом с ее домом в день ее исчезновения, и это не сработало, потому что меня там просто не было. А теперь вы хотите, чтобы я сказал, что знал эту Глорию так же, как знал Эмили, и это неправда. Это не так. И это все, что нужно сделать. Я не собираюсь больше говорить об этом. И ты сказал, что не можешь меня заставить. Не без того, чтобы вы меня арестовали, не так ли вы сказали?

  Резник подал сигнал Нейлору выключить кассету.

  «Я спрашиваю вас сейчас, – сказал Шепперд, – это то, что вы собираетесь делать?»

  «Не сейчас, – сказал Резник. „Еще нет.“

  – Господи, это было глупо! Так черт… он даже сам это сказал, Шепперд, ты думаешь, что ты умный, но ты ведешь себя глупо, и, Боже, он был прав. Я толкнул, толкнул его слишком сильно и в неправильном направлении, и то, что я получил, было противоположным тому, что я хотел. Теперь он не даст нам ничего, пока мы его не арестуем, а мы не можем его арестовать, если он не даст нам больше, чем мы уже имеем. Господи, какой беспорядок!»

  Скелтон прошел от своего стола к кофемашине. «Жена, Чарли. Вот где это. Ответ. Если это она звонила.

  – Мы не знаем этого наверняка.

  Скелтон пожал плечами. «Келлог казался вполне уверенным. Ты должен хотя бы поговорить с ней. А пока запиши это.

  Резник взял кружку с кофе, держа ее обеими руками.

  «Если это он, Чарли, Шеппард; если это он и ты прав, ты знаешь, что это значит для девушки Моррисон?

  Медленно кивнув, Резник закрыл глаза. Кофе, который дал ему Скелтон, был несвежим и горьким, и он выпил его, каждый глоток.

  Диана всегда просила Жаклин принести фотоальбомы и альбомы для вырезок из дома, и, в конце концов, других оправданий не нашлось. Хотя она узнала правду, версию ее, от соседей, жаждущих перещеголять друг друга рассказами о пьяном муже, машинах скорой помощи, полиции и ножах, Жаклин предпочла ложь: какие-то молодые люди вломились и покинули это место в немного беспорядка, почти ничего не взято. Вместе они с Дианой сидели в углу дневной комнаты, расставляя книги как можно ближе к тому состоянию, в котором они стояли.

  «Как вы думаете, – спросила Диана, держа в руке фотографию Эмили, – как только мне станет немного лучше, Майкл позволит ей прийти ко мне?»

  – Надеюсь, – сказала Джеки, отворачиваясь. – Я думаю, он должен.

  Диана улыбнулась. Конечно, так и должно было быть. В конце концов, разве не из-за Эмили она оказалась здесь? Потому что она хотела, чтобы между ними все было хорошо; предосторожность, которую она должна была принять, чтобы убедиться, что ничего не пойдет не так.

  «Это кто?» – спросила Джеки. «Сначала я подумал, что это Майкл, но теперь вижу, что это не так».

  Диана взяла фотографию и посмотрела: мужчина сидит на расписной лошади, карусель на ярмарке. Эмили обвила ногами шею лошади перед ним. В водовороте движения ясно одно: радость на лице девушки, когда она запрокидывает голову, чтобы смеяться над мужчиной позади нее, который держит ее в безопасности, ее смех и его улыбка.

  – Джеффри, – сказала она.

  «ВОЗ?»

  – Брат Майкла, Джеффри. Он приезжал каждый год оттуда, где живет, с острова Мэн, просто чтобы отвезти Эмили на Гусиную ярмарку. Диана снова улыбнулась. Жаклин заметила, что сегодня она много улыбалась, точно так же, как когда они были в Йоркшире; она восприняла это как хороший знак. «Он не мог бы быть лучше с Эмили, если бы она была его родной. Я думаю, что Майкл иногда сильно ревновал, но разве это не всегда так, с братьями?

  – Мужчины, – рассмеялась Джеки. «Подойдут любые мужчины. Достаточно братьев, большинство из них, под кожей.

  Хотя они жили рядом, Джоан Шепперд почти никогда не заходила в рек. О, прорезаться между Черч-стрит и Дерби-роуд, особенно если это был хороший день. Но редко сидела, как сейчас, на скамейке у поля для боулинга, рядом с тем местом, где весной так красиво расцветала магнолия. Такой позор никогда не длился долго. В некоторые годы достаточно было одного попутного ветра.

  Она могла слышать детские голоса с качелей, теперь уже две группы, одна рядом с лужайкой, другая дальше, к воротам. Там всегда были дети, казалось, погода почти не имела значения. Конечно, многие из них знали ее и кричали, если она проходила мимо: «Миссис Уилсон». Шеппард! Миссис Шепперд! Мисс! Мисс!" Дети постарше играют в лапту, футбол. Мужчины в спортивных костюмах мчатся по дорожке, круг за кругом, сами отсчитывая время. Другие, как Стивен, не стремятся бить рекорды, довольствуясь просто медленной пробежкой, наблюдая за тем, что происходит.

  Когда она увидела, что Резник идет к ней, огибая край поля для боулинга, в бесформенном плаще, развевающемся вокруг него, ее первым побуждением было отвести взгляд, притворившись, что если она его не заметит, то и он ее никогда не узнает. Но она знала, что для этого уже слишком поздно; знала, в отличие от детей, которых она учила, что, когда вы уберете руки от лица и откроете глаза, призрак не исчезнет.

  Резник сел рядом с ней, стянув пальто. Некоторое время оба молчали. Позади них спринтерский поезд вез немногих счастливчиков к Мэнсфилду, городу, который Резник посещал только тогда, когда Каунти был в том же дивизионе и играл на выезде. В последний раз снег налетел с холмов на борт ветра, который издевался над игрой и угрожал расколоть Резника надвое. Только покупая пирожки одно за другим и съедая их между руками в перчатках, он спасал свои пальцы от обморожения.

  «Кто-то связался с нами сегодня утром, – сказал Резник, – с некоторой информацией. Это было связано с вашей работой и, следовательно, с вашим мужем.

  Джоан Шеппард продолжала наблюдать, как мать раскачивает своего ребенка, не старше трех лет, взад и вперед на одной из качелей. Тот же повторяющийся ритм.

  «Это было полезно, конечно, это было. Мы были искренне благодарны. Только я не уверен, что этого будет достаточно.

  Мать была осторожна, заметила Джоан, никогда не позволяла качелям качаться слишком высоко, чтобы ребенок не испугался, никогда не толкала их слишком сильно.

  – Я бы никогда не стала давать показания против своего мужа, инспектор, даже если бы была убеждена, что он поступил неправильно. Даже если он совершил ужасные вещи. Я никогда не мог заставить себя сделать это. Не в суде и не к вам. Мне жаль."

  Резник просидел там еще несколько секунд, проверяя в своей голове все вопросы, которые он мог задать в дальнейшем. Когда он убедился, что никто из них не прав, он встал и ушел.

  Сорок три

  Это была та часть города, которую Рэймонд ненавидел больше всего, от Миллетса и Маркса до места, где работала Сара, мимо Кэмп-Эмп; А. И по мере того, как тянулась неделя, становилось все хуже. Что с толпой вегетарианцев возле церкви, толкающей вам в лицо петиции о политических заключенных или промышленном сельском хозяйстве, со всеми леваками, ожидающими, что вы заплатите хорошие деньги за газету, в которой не было спорта или рассказов о том, что было по телику, а затем чудаки с плакатами и чтением Библии, это был обычный кошмар. «Черт возьми, они все, – сказал его отец, – хотят запереться». Рэймонд обычно не возмущался тем, что говорил его отец, но в этом случае он был почти прав.

  Сначала он не заметил Сару, разочарованный, думая, что, может быть, она взяла выходной, но потом она вошла в магазин из кладовой сзади. Раймонд подождал, пока она наполнит секции, прежде чем войти внутрь.

  Сара, которая уже видела его, видела сквозь стекло, продолжала делать то, что делала, даже когда он стоял у ее плеча.

  «Что происходит?» – спросил Раймонд.

  – Что ты имеешь в виду?

  – Почему ты не разговариваешь с нами?

  «Вы можете видеть, – используя металлическую ложку, чтобы закруглить клубничное наслаждение, – я делаю это». Повернувшись к нему лицом: «Раймонд, я занят».

  – Я только поздоровался.

  «Привет.»

  «Казалось глупо торчать дома, знаете, я был готов. Я думал, что зайду повидать тебя, погулять снаружи.

  Сара взглянула на управляющую, наблюдавшую за ними с алебастровым лицом; она обошла три закрома и стала пополнять старомодные мишени. – В любом случае, тебе незачем ждать, – сказала она.

  – Я думал, мы уходим?

  – Да, ну, мы не такие.

  – Что ты имеешь в виду…?

  – Рэймонд, говори тише.

  – Ты сказал, что сегодня все в порядке.

  "Значит это было. Только сейчас нет».

  «Почему нет?»

  – Я должен помочь маме.

  Рэймонд схватил ее за руку. – Ты имеешь в виду, что не хочешь меня видеть. Вот так, не так ли? Вот только у тебя не хватило смелости выйти прямо и сказать это.

  Управляющая шла к ним, прямиком через этаж, пальцы Рэймонда сильно тыкали в ее руку, и она была уверена, что они уже оставили синяк.

  «Сара?» позвонила управляющая.

  – Завтра, – сказала Сара. «Завтра после работы. Обещаю. Теперь иди. Идти."

  «Сара, – сказала управляющая, – ты же знаешь, что у нас есть правило на этот счет».

  – Да, мисс Тренчер, – сказала Сара, заметно покраснев.

  Мисс Тренчер, подумал Раймонд, уродливая корова, которую нужно хорошенько выпороть. Сзади лицом вниз в ванне с требухой. Засунув руки в карманы, Раймонд, сгорбившись, направился к выходу, не торопясь.

  – Он твой друг, Сара?

  – Не совсем, – ответила Сара, все еще краснея.

  – Потому что я не хочу, чтобы он снова был в этом магазине. Кроме всего прочего, он пахнет.

  Иногда Резник был достаточно счастлив, чтобы стоять в очереди к прилавку с деликатесами, в то время как один или другой из продавцов болтал по-польски с пожилым мужчиной в плохо сидящем костюме, пухлой женщиной с сумкой для покупок, выбирая семь разных видов колбасы. и рассказывает последние новости о своем двоюродном брате в Лодзи. В тот день он нервничал, суетился и, наконец, прервал его, не заработав себе благосклонности, заметив, что срок годности маринованной сельди может истечь до того, как он получит возможность ее купить.

  К тому времени, как он опустил свою сумку – полфунта селедки, три четверти ливерной колбасы, четверть черных оливок, чизкейк, сметану – на пол возле кофейного киоска и взобрался на табурет, он не в настроении видеть Сюзанну Олдс, улыбающуюся своей высокомерной улыбкой с противоположной стороны прилавка.

  «Капучино?» – спросила Марсия, здоровенная девушка с хорошим настроением, которая ездила на мотоцикле и играла на бас-гитаре в рок-группе.

  «Эспрессо.»

  «Маленький или полный?»

  «Полный.»

  – Я возьму это, – сказала Сюзанна Олдс, подходя и садясь рядом с ним.

  «Нет, все в порядке, – сказал Резник.

  Сюзанна Олдс поставила сумку на полку под прилавком. – Что-нибудь с ним? – спросила она, указывая на стопки пончиков и булочек под пластиковой крышкой.

  Резник покачал головой.

  – Хм, – улыбнулась она, наблюдая, как его живот, казалось, изгибается над талией, – наверное, так же хорошо.

  Резник выпрямился и втянулся. Марсия поставила перед ним чашку эспрессо, а Сюзанна Олдс протянула ей пятифунтовую банкноту, протянув руку для сдачи. «Если мой клиент подаст на вас в суд, вам может понадобиться каждый пенни, который у вас есть».

  – Килпатрик?

  «Угу».

  – Я уверен, что вы даете ему лучший совет. Кроме того, из того, что я слышал, я сомневаюсь, что он хотел бы, чтобы его сексуальные предпочтения были во всех новостях.

  Сюзанна Олдс медленно подняла бровь. – Я не замечал тебя как ханжу.

  Резник попробовал свой эспрессо. – Еще одна ошибка, – сказал он.

  Сюзанна Олдс рассмеялась, но почувствовала, что, возможно, это правда. Однажды в полупьяном состоянии, слишком много шампанского слишком быстро после знаменитой победы, она не столько сделала ему предложение, сколько дала понять, что если он сделает ей предложение, она не будет ни шокирована, ни оскорблена. Резник ясно дал понять, что их отношения, какими бы ограниченными и профессиональными они ни были, уже были близки к границам того, что он мог вынести.

  – Эмили Моррисон, – сказала Сюзанна Олдс, – до сих пор не нашли?

  Еще одно встряхивание головой.

  – Не ближе к тому, чтобы получить зацепку?

  Бабушка Глории думала, что узнала на рисунке Стивена Шепперда кого-то, кого она помнила со школы, но не думала, что когда-либо видела его с Глорией. Завуч снова столкнулась с инцидентом в раздевалке, в результате чего теперь она сомневалась, была ли Глория вообще там. Линн Келлог познакомилась с Джоан Шепперд в конце школьного дня и заслужила поджатые губы и ледяные взгляды. – Нет, – сказал Резник. «Не много.» Он допивал свой эспрессо и потянулся за сумкой. – Спасибо за кофе, – сказал он, торопясь уйти.

  «Я здесь, чтобы увидеть Дебби», – сказала Линн Келлог, мать Дебби, неумолимая в кримплене, стояла на пороге.

  – Ты друг?

  "Не совсем. Хотя я ее знаю.

  – Ты друг Кевина. Это было не совсем похоже на обвинение в переносе заразной болезни, но похоже.

  «Кевин и я работаем вместе, да».

  – Не думаю, что Дебби захочет тебя видеть.

  Линн приняла позицию, которая говорила, что от нее не так просто избавиться. «Я думаю, что она должна», – сказала она.

  Если бы было куда идти пешком, они бы так и сделали, но вместо этого сели в машину Линн. Дебби, подумала Линн, отчасти была рада уйти из дома, подальше от матери, отчасти встревожена, как будто не знала, как ей поступить и что ей сказать.

  По мере того как вокруг них становилось все холоднее и темнее, они говорили о ребенке, о попытках Дебби устроиться на другую работу на полставки, об одежде, о чем угодно, кроме того, о чем, как они знали, они собирались поговорить.

  – Как Кевин? – внезапно спросила Линн, прямо посреди того, что Дебби говорила о кольцах для прорезывания зубов.

  – Не знаю, – запнулась она.

  – Но ты его видел?

  "Один раз. Только один раз, недавно. Это было нехорошо. Это было безнадежно».

  – Что ты имеешь в виду?

  «Мы гребли. Мы просто гребли».

  «Что вы ожидали?» – резко сказала Линн.

  «Что ж …»

  «Хорошо что?»

  «Какой в ​​этом смысл, если, когда мы видимся, спустя столько времени, мы только и делаем, что ссоримся?»

  «Конечно, это потому, что так было все это время».

  – Что ты имеешь в виду?

  – Послушайте, – повернувшись спиной к своему месту, прижав руку к голове Дебби, – почему вы расстались, причины, кто от кого ушел, это не мое дело. Но учитывая, что это произошло, я не вижу, что вы можете ожидать, кроме как спорить. По крайней мере, поначалу.

  – Тогда в чем смысл?

  «Суть в том, чтобы попытаться разобраться во всем. Переспорьте их. Все пошло не так. Вы не собираетесь бросаться друг другу в объятия, милая голубка. Над этим нужно работать, и это будет нелегко, но это нужно сделать». Она подождала, пока Дебби снова посмотрит на нее. – Если только ты действительно не хочешь, чтобы все закончилось. В таком случае, я думаю, вам следует быть честным и сказать так: разводитесь».

  «Нет.»

  «Почему нет?»

  Дебби не ответила; вместо этого она посмотрела в окно, на ряд почти одинаковых домов, в которых светились огни. На двенадцатилетнего мальчика в красно-белой шерстяной шапке, катающегося на скейтборде по тротуару и переваливающегося через бордюр. В машине было достаточно холодно, чтобы покрыть ее руки мурашками; по крайней мере, она думала, что это был холод.

  – Он отец ребенка, – сказала Линн.

  – Он так себя не ведет.

  – Тогда, может быть, тебе следует поговорить об этом, а потом дать ему еще один шанс.

  Дебби снова отвела взгляд, теперь глядя прямо в ветровое стекло, красивое личико с маленьким ртом и крошечным шрамом слева от подбородка.

  – Он заходил ко мне прошлой ночью, – тихо сказала Линн. – Ко мне домой, было поздно. Теперь Дебби смотрела на нее, прямо на нее, не пропуская ни взгляда, ни слова. «О, ничего не случилось. Выпили кофе, поговорили. Говорили о тебе. Но это могло быть, и когда-нибудь скоро это произойдет. Не со мной, я не это имею в виду. Но кто-то. И не потому, что Кевин этого хочет, а потому, что он хочет кого-то. Он хочет тебя, и он хочет ребенка, и он не может найти способ сказать это». Линн улыбнулась. «Дебби, ты вышла за него замуж, ты знаешь, какой он. Ему нужна твоя помощь, он должен знать, что ты хочешь его вернуть, и сейчас все, что он видит, это то, что ты закрываешься от него».

  Линн слегка коснулась предплечья Дебби. – Я думаю, тебе следует позвонить ему. Так или иначе, это то, что вы должны сделать. И Дебби, не оставляй это слишком долго.

  Почти выйдя из здания, Резник развернулся и вернулся в свой кабинет. Он нашел номер университета в книге, а также домашний номер Вивьен, В. Натансон, приятный и нейтральный. Прошлой ночью в ее квартире он был брюзгой и занудой, и ему не мешало бы позвонить ей и сказать об этом. Извинитесь и предложите, возможно, еще одну встречу, еще одну выпивку.

  Ему потребовалось десять минут, чтобы понять, что он не собирается делать ничего подобного. Скрутив лист бумаги, на котором он написал оба числа, Резник бросил его в мусорное ведро, когда выключил свет.

  «Здорово!» – сказала Линн Келлог, входя в свою квартиру и оглядываясь. «Просто прекрасно!» На обоих стульях лежали груды белья, которые ждали, пока их погладят. Счета за часами, ожидающие оплаты, и сами часы остановились примерно на час и двадцать минут раньше, батарея разрядилась. На столе лежали единственные два письма, которые она получила за последнюю неделю, оба от матери и оба ждали ответа. Она знала, не глядя, что в холодильнике есть банка диетической пепси, сморщенный тюбик томатного пюре и еще немного. «Такой авторитет в чужих жизнях, как жаль, что ты ничего не можешь сделать со своей!»

  Сорок четыре

  Резник пролежал там несколько минут, проснувшись, сам того не осознавая, обрывки разговора болтались в его голове, беспорядочные и не связанные друг с другом. Путаница. Диззи, украсивший кровать Резника в силу приближающегося мороза снаружи, просунул лапу в простыню поверх руки Резника и начал копаться когтями, громко мурлыча. Странное слово: ерунда. Весь этот бардак. Осторожно он высвободил когти Диззи и укусил пальцы за свои старания. Шеппарды напротив него в своей гостиной, объясняя, почему они пропустили фоторолик по телевизору. Мой напиток , кто это был, Стивен или Джоан? Один из их напитков был опрокинут. Вот оно. Удобно, подумал Резник, либо так, либо наоборот. Их выпивка перед сном растеклась по всему ковру и там, указала ему в качестве доказательства, и да, он мог вспомнить и это, пятно. Его собственное вежливое выражение сожаления, сделанное не подумав, все это отвлекло от дела. Пятно.

  «Позор, – сказал он. И Джоан Шепперд ответила: „Да, мы ненадолго… мы не так долго с этим справлялись“.

  Резник проснулся как никогда.

  Из-под ногтей Глории Саммерс криминалисты извлекли крошечные кусочки коврового волокна красного и зеленого цветов. Что бы ни случилось с Глорией, она боролась с нападавшим. Где? На ковре гостиной тридцатых годов, в сейфе за узорчатым кружевом? А если бы он напал на нее там, первый из многих ударов? Кровь. Пятно. У нас не так давно это было. Резник хотел знать, когда. А когда старый ковер убрали, что с ним сделали, куда он подевался?

  Двадцать минут спустя, небритый, с мешками вокруг глаз, Резник стоял на крыльце дома Скелтона и ждал, когда его впустят.

  Еще не светло. Двое мужчин сидят в маленькой комнатке рядом с холлом, которую называют кабинетом Скелтона, если она вообще называется как угодно. На самом деле это полки с книгами: тщательно отсортированная по алфавиту коллекция профессиональных обзоров и мемуаров, Алдерсон и Холдуэй, Макни и Уитакер; официальные отчеты Министерства внутренних дел и Фонда полиции; старые выпуски Police и Police Review , правильно переплетенные. К удивлению Резника, есть также разделы, посвященные механике двигателей, ремонту дома, японскому искусству и культуре; что менее удивительно, наркомания и лечение, несовершеннолетние правонарушители, бег и диета. Коробки в аккуратном порядке вдоль одной стороны пола помечены «Квитанции и страховка», «Отпускные дни» и «Выписки». Есть зеленая двухъярусная картотечная: АН, ОЗ. Именно в нижнюю половину этого Скелтон тянется за бутылкой, S означает скотч или W означает виски, Резник не уверен. В любом случае, он кивает, когда суперинтендант держит его над кружкой с растворимым кофе, готовым налить.

  – Прогони мимо меня, Чарли.

  Резник так и делает. Подозреваемый имел широкие возможности знать обеих девушек, по его собственному признанию, знал одну из них; его положение в школах, как человека, работавшего там, и благодаря его тесному общению с одним из учителей, делало его кем-то, кого дети знали бы в каком-то неопределенном официальном качестве и, вероятно, могли бы доверять. Время от времени практиковалось бегать по площадке для отдыха, где, как известно, играли оба ребенка и откуда один из них исчез. Было предположение, сильное, но не определенное, что он бегал в районе дома второй девушки примерно в то время, когда она пропала. Подозреваемый отрицал это, предоставив алиби, которое не выдерживало никакой критики. Кроме того, кто-то – возможно, собственная жена подозреваемого – обратил внимание полиции на тот факт, что он контактировал как с первым ребенком, так и со вторым. Она намекнула, что у нее могут быть доказательства против подозреваемого, хотя и отказалась сказать, что именно. Разве она не говорила: смотри, ответы здесь, если только ты присмотришься достаточно внимательно, чтобы найти их?

  Скелтон пробует свой кофе, подкрепляет его еще виски. Приглушенный, сверху, звук смыва унитаза, его дочь или его жена.

  – Значит, Чарли, не только дом, но и машина?

  «Да, – говорит Резник, – и дом, и машина».

  Незадолго до семи машины выехали на дорогу, холодное утро, окутанное мраком и морозом. Молоко плывет дальше по противоположной стороне; Медсестра, проходившая мимо, собиралась начать утреннюю смену в Квинсе. Резник перехватил газетницу с улыбкой, и, лишь вопросительно взглянув, она передала телеграф Шеппердса в его протянутую руку. Кивок, и Грэм Миллингтон резко постучал в дверь, надавил большим пальцем на звонок и оставил его там. Внутри дома зажегся свет, послышались шаги и встревоженные голоса.