Текст книги "Незначительное (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

  Миллингтон перехватил Резника на обратном пути в CID. – Как дела? – спросил он и, увидев лицо Резника, пожалел об этом. «Это плохо?» – сказал он сочувственно.

  «Худший.»

  Резник вошел в свой кабинет, Миллингтон последовал за ним. – Ты, – сказал он, поворачиваясь, чтобы ткнуть сержанта пальцем, – пока Килпатрик твой. К концу дня вы будете знать о нем все: от того, где он отдыхает, до того, пользуется ли он зубной нитью и как. Правильно?"

  «Сэр.» Миллингтон уже был в пути.

  – И пришли сюда Линн.

  – Не уверен, что она вернулась, сэр.

  – Тогда верни ее.

  По словам Миллингтона, Бернард Килпатрик был гладким, как шелк, и почти таким же скользким. Да, на самом деле, он припарковал свою машину на полумесяце в воскресенье. Честно говоря, большую часть обеденного времени он провел в «Розе и короне», если бы кто-нибудь сделал ему дыхательную диагностику, он окрасил бы эту штуку в цвета радуги. Тем не менее, он сел в машину и поехал домой, свернул на полумесяц, и, прежде чем он понял, что делает, одно из его колес оказалось на бордюре. Ему не нужно было второе предупреждение. Прямо с водительского места и пошел. Вернулся за машиной позже. Состояние, в котором он был, все, что он мог сделать, это стянуть туфли и рухнуть на диван. Нет, он не знал, когда проснулся и когда вернулся за машиной, но был почти уверен, что уже темно. Ну, в это время года, в основном так оно и было.

  «Роза и Корона» был большим пабом, по воскресеньям в нем могло быть довольно многолюдно, но если Килпатрик пробыл там достаточно долго, чтобы напиться и напиться, кто-нибудь должен был его заметить.

  – Грэм, – позвал Резник в главный офис.

  «Сэр?»

  – Полагаю, мы проверили обеденный запой Килпатрика?

  – Дивайн сейчас там внизу, сэр.

  Бог! подумал Резник. Это как послать клептомана в «Сейнсбери» во время забастовки.

  Восемь часов, девять, десять часов, одиннадцать. Всякий раз, когда Стивен выключал электричество, он слышал, как Джоан двигалась над головой, ее шаги звучали сквозь струны и приглушенные медные инструменты дневной легкой музыки. Однажды она позвала вниз по лестнице, чтобы узнать, не хочет ли он кофе, но он не ответил. Кофе означал новые вопросы, и они возникнут достаточно скоро, даже если он не встретится с ними лицом к лицу.

  На самом деле, это было не так далеко от двенадцати.

  – Стивен, – крикнула его жена. – Тебе придется подняться. Полиция снова здесь, чтобы поговорить с вами.

  На этот раз инспектор был сам по себе, грузный, с необычным именем.

  – Извините, что прерываю, мистер Шепперд, это только одно. Прошлой ночью вы казались уверенными, что плавали в воскресенье, в воскресенье днем. Теперь у вас, возможно, была возможность немного подумать об этом, мне интересно, не передумали ли вы?

  Стивен моргнул. «Нет.»

  – Вы не бегали? – спросил Резник.

  – Нет, я говорил тебе…

  – Не бегать, а плавать?

  «Это правильно.»

  – В банях Виктории?

  «Да.»

  «Это не могло быть где-нибудь еще? Вы бы не…?

  Стивен покачал головой. «Это то место, куда я всегда хожу. Почему бы вам не спросить их? Они меня знают."

  – Спасибо, мистер Шеппард, – улыбнулся Резник. «Мы уже имеем.»

  Стивен стоял в напряжении, ожидая, что будет дальше, но это, видимо, было так. Он начал дышать свободнее, когда Резник повернулся в дверях.

  «Мы хотели бы, чтобы вы приняли участие в опознании сегодня днем. Формальность, на самом деле. Решите этот вопрос раз и навсегда».

  «Но я был в бассейне, спроси у них, ты сказал, что спрашивал…»

  – Так мы и сделали, мистер Шеппард. Это просто для подтверждения». Резник прямо посмотрел на него. – У вас не может быть причин для отказа?

  – Нет, – согласился Стивен, его голос был странно далеким, голос, который он не узнал. «Нет, конечно нет.»

  "Хорошо. Итак, три часа. О, и вы можете пригласить кого-нибудь с собой, если хотите.

  «Кто-то …?»

  – Знаешь, друг. Даже адвокат. Резник повернул ручку двери. – Тогда до полудня, мистер Шеппард. Три часа. Может быть, вы хотите, чтобы мы прислали машину?

  "Нет, спасибо. Нет. В этом нет необходимости.

  Резник кивнул и закрыл дверь; не оборачиваясь, Стивен знал, что Джоан стоит позади него и наблюдает.

  Миллингтон не знал, откуда у них взялась наглость, около сотни фунтов за пару кроссовок и кроссовок. Это все, чем они были. Ладно, по бокам было много причудливой работы, фиолетовой, черной и тому подобного, нелепые языки, торчащие спереди размером с наколенники, но если разобраться, кеды – это то, чем они были. кеды.

  – Продашь много таких, да?

  Килпатрик взял тренажёр из рук сержанта и взглянул на него с пылающим восхищением. «Не могу насытиться».

  – По такой цене?

  «Ходят слухи, что у нас есть несколько штук в наличии, они едут сюда на автобусе со всех концов. Ценность редкости, видите ли. Ни у кого из больших мальчиков их нет».

  Миллингтон выглядел ошеломленным. – Это важно?

  «Посмотри на это так, тебе семнадцать, восемнадцать, что ты делаешь большую часть времени, не так много денег, чтобы тратить? Вы идете гулять по городу со своими товарищами. Кучка парней, постоянно натыкающихся на других парней. Что ты делаешь? Проверяем друг друга. Брюки, прическа, футболка и, прежде всего, кроссовки. Вы идете с важным видом вдоль Брайдлсмит-Гейт или вокруг Брод-Марш в паре таких, может быть, в городе всего дюжина пар, максимум, люди будут смотреть на вас, думая: привет, он немного особенный. Понимаешь, что я имею в виду?

  «Да, – сказал Миллингтон, – но удобны ли они?»

  Двое черных юношей, один с зазубренной полосой вдоль одной стороны коротко подстриженных волос, другой с дредами, запутанными в сетку для волос, которую носила бабушка Миллингтона, осматривали костюмы-ракушки в задней части бара. магазин. Мужчина лет двадцати с минимальным чувством стиля в одежде и смесью серьезности и растерянности, из-за которой Миллингтон заклеймил его как социального работника, вечно тратил деньги, решая, какой цвет бадминтонного волана подходит для его игры.

  Миллингтон был вынужден работать с такими мужчинами, набожными, как моча, о сексизме, расизме, эйджизме и правах личности, не мог дождаться, когда вы вытащите вас в какое-нибудь богом забытое муниципальное поместье в шесть утра, стучишь в двери и забрать детей под опеку, не говоря уже о правах гребаных семей.

  Он спорил с боссом об этом раз или два, Резник, с тех пор, как у него завязалась эта история с тем социальным работником, который из кожи вон лез, чтобы увидеть их точку зрения. Хорошая женщина, Рэйчел Чаплин, жаль, что она не задержалась здесь дольше. Был близок к статистике в одном из дел об убийстве Резника, получил перевод в Уэст-Кантри, Эксетер, Бристоль, куда-то в этом роде, что угодно для более спокойной жизни.

  Бернард Килпатрик ударил по кассовому аппарату, и мгновение спустя раздался звонок в дверь. – Парень, который купил шаттлы, – спросил Миллингтон. – Случайно не знаешь, чем он занимается?

  – Викарий, – сказал Килпатрик. – Достаточно мило, но разве он не может болтать. Типа, для кого переход улицы является моральной дилеммой.

  – А где же его костюм? – спросил Миллингтон.

  «Дни святых и воскресенья».

  Миллингтон печально покачал головой. Наверняка не так давно все священники носили черные костюмы, собачьи ошейники и спортивную обувь, которую можно было купить в шерстяном магазине, мертвенно-белую за фунт?

  «Единственное, в чем мы все еще не слишком ясны», – сказал Миллингтон, как бы задним числом. – Когда ты вернулся и забрал машину.

  Килпатрик пожал плечами. «Я больше не тот».

  – Но примерно?

  «Зависит от того, как долго я спал. Час, а может и больше».

  – А когда ты вернулся домой? Три?"

  «Примерно тогда».

  – Значит, вы могли забрать машину еще в четыре?

  Еще одно пожимание плечами, все его внимание сосредоточено не на сержанте, а на том, что парочка сзади может попытаться подтолкнуть. «Может быть. Это важно?»

  – Вероятно, нет, – сказал Миллингтон. «Мы сообщим вам».

  Линн Келлог задержалась, наблюдая, как Джоан Шеппард вышла из машины, отказавшись от предложения мужа помочь отнести ее различные сумки и книги в школу. Она смотрела, как Стивен наблюдает, как его жена пробирается между визжащими, мчащимися детьми в класс. Только когда он уехал, Линн сама вошла в школу.

  Джоан Шеппард брала что-то из шкафа, когда Линн вошла в комнату с ордером в руке.

  Фломастеры попали ей между пальцев, когда она повернулась. «Мой муж должен быть в полицейском участке сегодня днем».

  – Я знаю, миссис Шеппард, просто…

  «Дети скоро пойдут в школу».

  «То, что ваш муж сказал о воскресном дне, о плавании…»

  «Это несправедливо».

  «Мы подумали, не думали ли вы, что он неправильно запомнил? Может быть, у него была причина быть сбитым с толку?

  Она нагнулась и начала доставать ручки; за дверью послышались голоса, нетерпеливое шарканье ног. «Если Стивен говорит, что плавал, значит, он был там».

  Линн наклонилась к ней и вложила ей в руку карточку. «Если есть что-то, о чем вы думаете, что-то, о чем вы хотите поговорить, возможно, со мной, а не с кем-либо еще, вы можете связаться со мной по этому номеру». Выпрямившись, Линн начала пятиться к двери. – Простите, что побеспокоил вас, миссис Шеппард. Возможно, я еще поговорю с вами.

  Маленькие дети обняли ноги Линн, когда она вышла из комнаты.

  Тридцать шесть

  Офис отдела находился в длинном низком здании с грязными, обшарпанными стенами и покатой гофрированной крышей; как центр обучения он имел вид и авторитет переоборудованного коровника. Но, возможно, если вы преподавали американистику и канадистику, вам это нравилось. Ощущение простора на открытом воздухе, новаторский дух. Секретарь одарила Резника улыбкой, которая показалась бы ему уместной на просторах Саскачевана или Манитобы, и снова направила его на улицу, в лекционный зал в конце квартала. Внутри комнаты Вивьен Натансон не читала лекции, по крайней мере, насколько Резник понял; она сидела в углу с семью или около того студентами, стулья отодвинуты от столов и образовали круг. Дождавшись индейцев, Резник улыбнулся и скользнул на сиденье у двери.

  «Если вам нужен центральный текст, – говорила Вивьен, – вы можете сделать хуже, чем тот МакАдам, которого мы рассматривали ранее.

  Когда мы встретились, я думал, что знания имеют пределы, что в любви мы конечные звери, разделяющие известные границы.

  но наблюдая, как ты прикасаешься к предметам, которых у меня нет желания, я вижу меру тоски в твоих глазах.

  это заставляет меня сказать, что я еще не знаю тебя. Это заставляет меня сказать, что в тебе есть места, которые я, возможно, не захочу знать.

  Кто-нибудь помнит, как это происходит?

  Пошуршав бумагами и внезапно заинтересовавшись обувью, девушка с пшенично-русыми волосами отважилась: «Это что, про бесконечность?»

  Вивьен ободряюще улыбнулась.

  «Звери бесконечности?»

  "Верно.

  В любви мы звери бесконечности, грубые в своем стремлении к вещам, которые могут разлучить нас.

  «Что интересно, одна из интересных вещей, так это то, как желание и сексуальность обсуждаются с точки зрения расстояния, места, границ. Я думаю, это то, на что вы должны обратить внимание в своих эссе. Хорошо?"

  Быстрая улыбка и закрытие книги, чтобы показать, что все кончено.

  – Ты не собираешься дать нам настоящий титул? – спросил один из молодых людей, дикая стрижка которого противоречила мягкому правильному акценту.

  – О, очень хорошо. Поднявшись, Вивьен взглянула на Резника в дальнем конце комнаты, что стало первым признанием того, что он здесь. «Как насчет „Желание и место: эротика расстояния в канадской поэзии“? Тебе этого достаточно?

  Двое или трое студентов засмеялись; юноша, задавший вопрос, покраснел и зашаркал ногами.

  «Должны ли мы ограничиваться поэтами, о которых мы говорили?» Девушка с пшеничными волосами шла вместе с Вивьен к двери.

  «Нет, совсем нет. Но Рона МакАдам, Сьюзен Масгрейв, вы можете начать с этого. После этого, – улыбнулась она, – возможности безграничны.

  Едва взглянув на Резника, студенты вышли из комнаты.

  «Я ждала драматического вмешательства», – сказала Вивьен, улыбка все еще не исчезла с ее лица. – По крайней мере, три минуты на личную безопасность и уход за вещами.

  Резник кивнул в сторону двери. «Бог знает, что они думали, что я здесь делаю. Кто-нибудь из отдела работ, подойдите, чтобы оценить место для покраски. Не то чтобы они казались заинтересованными в любом случае.

  «Ах, быть крутым. Не стоит демонстрировать большой интерес к чему-либо. Меньше всего работы или странных мужчин. Но если твоё эго задето, они, наверное, думали, что ты мой любовник. Я уверен, что они думают, что у меня где-то есть такая». Она тихо хихикнула. – По крайней мере, я очень на это надеюсь.

  Итак, подумал Резник, давай, каков ответ, ты или нет? И, как будто она знала, о чем он думает, в ее глазах мелькнул озорной огонек.

  «То стихотворение, которое вы читали», – спросил Резник. – Это было стихотворение?

  «Да.»

  – У него есть название?

  «Бесконечные звери». Вот, возьми это. Займи это."

  Резник перевел взгляд с ее лица на книгу в своей руке. «Все нормально.»

  «Нет, делай. Я закончил использовать его на данный момент. Вы можете вернуть его позже».

  Обложка книги была бледно-розовой, с черно-серой надпечаткой; он задавался вопросом, были ли ее линзы окрашены в синий цвет или это был естественный цвет ее глаз. «Человек, которого вы видели бегущим…»

  – Ты нашел его.

  «Мы так думаем. Мы бы хотели, чтобы вы пришли и опознали его, если сможете.

  – Ты имеешь в виду один из тех парадов, когда ты их видишь, а они тебя нет?

  «Не такой уж и высокотехнологичный», – сказал Резник. «Никакого одностороннего зеркала, просто комната, достаточно большая, чтобы все могли стоять и смотреть друг на друга».

  – Это звучит более пугающе, – сказала Вивьен.

  "Это. Но ты справишься. Без особой нужды он посмотрел на часы. «Если мы сделаем ход сейчас, все должно быть более или менее улажено».

  «Тогда вперед.»

  Проходя мимо офиса секретаря, она сказала: «Если мы поедем на твоей машине, значит ли это, что ты сможешь отвезти меня обратно?»

  "Не обязательно. Но это значит, что кто-то будет».

  Как бы она ни рассматривала эту перспективу, Вивьен Натансон держала ее при себе.

  Стивен Шеппард прибыл на станцию ​​в залатанном твидовом пиджаке и коричневых шнурках. Патель изо всех сил старался успокоить его, пока они ждали возвращения Резника, но Шеппард не собирался успокаиваться вежливостью и расспросами о температуре снаружи.

  Когда Резник вошел в комнату, где они ждали, Шеппард открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и вместо этого прикусил внутреннюю часть нижней губы.

  – Вы знаете, что имеете право на присутствие кого-то еще? – сказал Резник.

  Шеппард покачал головой.

  – Вы понимаете, что имеете право отказаться от участия в этом параде, но если вы сделаете такой выбор, мы можем организовать вам очную ставку со свидетелем?

  Шеппард кивнул.

  «Кроме того, если вы воспользуетесь своим правом не участвовать, этот факт может быть представлен в качестве доказательства в любом последующем судебном процессе?»

  – Какой суд?

  – Мы еще не знаем, мистер Шеппард. Любое испытание, которое может последовать».

  Шеппард прижал одну руку к лицу и дразнил зубами то место, где он прикусил губу. Резник кивнул Пателю, который вручил Шеппарду копию формы с подробным описанием процедуры.

  «Когда вы прочтете это, мистер Шеппард, подпишите его внизу и укажите, где говорится, что вы отказываетесь от своего права на присутствие кого-либо еще».

  Шеппард с трудом прочитал форму, рука держала ее менее твердо, а его подпись была похожа на каракули.

  У двери в комнату, где должен был состояться парад, Резник заставил его остановиться. «Там восемь мужчин, все выбраны из-за физического сходства с тобой. Теперь вы можете встать где угодно между ними, в любом месте в очереди. Вы увидите числа на карточках, разложенных на полу через определенные промежутки времени, по одному на каждого из вас. Когда придет свидетель, его попросят назвать человека, которого они видели ранее, если это возможно, и сделать это по соответствующему номеру».

  Взгляд Шеппарда двигался повсюду, ни разу не останавливаясь на лице Резника.

  – Это ясно?

  «Да.»

  «Поскольку у вас никого нет, парад будет сфотографирован до того, как войдет свидетель. Копия этого документа будет предоставлена ​​вам или вашему адвокату, если это будет необходимо».

  Резник отступил назад, предоставив Пателю вести Шеппарда внутрь. Он нашел Вивьен Натансон в тесном разговоре с Линн Келлогг, и все, о чем они говорили, оборвалось, как только Резник подошел.

  «Должен вам сказать, – сказал Резник Вивьен, возвращаясь в комнату, – человек, которого вы видели, может быть, а может и не быть на этом параде. Если вы не можете провести положительную идентификацию, это нормально, вы просто должны об этом сказать. Если вы кого-то узнаете, то указать это можно, обратившись к их номеру».

  – У них есть номера?

  «Ага.»

  – Вкруг им шеи?

  "Перед ними. Где они стоят.

  Через мгновение они уже были в комнате. Стивен Шеппард решил стать третьим в очереди. Пятерых остальных уговорили уйти с улиц, чтобы выполнить свой гражданский долг, остальные были людьми в форме, которые снова переоделись в уличную одежду.

  «Не торопитесь, – сказал Резник. „Пройдите вдоль линии хотя бы дважды, а затем, если сможете, если вы совершенно уверены, я хочу, чтобы вы указали, находится ли в этой комнате человек, которого вы видели бегущим по полумесяцу в прошлое воскресенье днем“.

  Вивьен Натансон думала, что это будет легко; она не представляла себя находящейся под каким-либо давлением. В конце концов, она была всего лишь свидетелем; она была тем, кто вышел вперед, добросовестный, стремясь помочь. Почему же тогда, когда она смотрела вдоль шеренги мужчин, у нее вдруг пересохло во рту, мышцы стенки живота стали напрягаться и сокращаться?

  Тридцать семь

  Дивайн пыхтел как свинья в навозе. Принеси мне что-нибудь на Килпатрика, сказал сержант, и пару банок с Томом Хэддоном из отдела нравов, и вот оно. Вот они, Миллингтон и он, едут в Булуэлл, Миллингтон насвистывает, выглядит щеголевато на пассажирском сиденье, готовый быть довольным. Только подстриг свои окровавленные усы, Дивайн усмехнулся, уже представив свою фотографию в газете.

  Когда они вошли, Бернард Килпатрик кого-то обслуживал, юноша в джинсовой куртке и джинсах примерял кроссовки «Найк» восьмого размера.

  – С вами через секунду, – нахмурился Килпатрик. Последнее, чего он ожидал, – УУР вернулся в магазин, такой резкий, и с подкреплением.

  "Нет простите. Не чувствую себя хорошо». Парень вернул Килпатрику кроссовки и вышел на улицу.

  – Есть чем заняться, – объяснил Килпатрик, возвращая ботинок в коробку. – Он был здесь в третий раз на этой неделе. Идеально подходит, он бы никогда не позволил себе это.

  В стороне Дивайн сняла одну из крикетных бит и практиковалась в броске над головным укрытием.

  – Милая летучая мышь, – ободряюще сказал Килпатрик. «Дункан Фернли. Если вы ищете что-то с небольшим дополнительным весом, это то, что вам нужно. Смотри, попробуй одной рукой, проверь баланс».

  – Во сколько, – спросил Миллингтон, – вы думали закрыться?

  Килпатрик моргнул. «Пять тридцать, шесть, почему?»

  – Подумал, что сегодня ты можешь сделать исключение. Килпатрик взял биту у Дивайн и теперь нежно похлопывал ею по внешней стороне ноги. – Может быть, тебе лучше рассказать мне, что происходит, – сказал он.

  – Не хотел, чтобы кто-то врывался и прерывал.

  – Прерывание чего?

  – О, всего несколько вопросов.

  «Такие как?»

  – Смотрите, – сказал Миллингтон, направляясь к двери. «Почему бы нам не изменить ситуацию?»

  – Здесь нельзя…

  Но сержант уже перевел «Открыто» на «Закрыто». Дивайн быстро оказался рядом с Килпатриком, взяв биту для крикета из его руки.

  «Послушайте, я…» Килпатрик, поворачиваясь к прилавку, глядя на телефон.

  Дивайн низко наклонилась к розетке, выдергивая вилку.

  «Лучше, – сказал Миллингтон, – нас никто не побеспокоит».

  – Верно, – улыбнулась Дивин. «Внезапный заказ от местных скаутов на шарики для пинг-понга».

  «Это кровавое преследование», – сказал Килпатрик.

  «Черт возьми, – сказал Миллингтон.

  – Что бы ни случилось, я хочу позвонить своему адвокату.

  «Нет», – Дивайн проходит прямо перед ним. «Я так не думаю. Не совсем."

  «Пока нет», – добавил Миллингтон.

  – Хочешь сесть? – спросил Дивайн.

  – Или ты предпочитаешь стоять?

  «Что я предпочитаю делать, я предпочитаю знать, что, черт возьми, происходит?»

  – Верно, – кивнул Миллингтон.

  – Верно, – кивнула Дивайн.

  – Двадцать третьего февраля, – сказал Миллингтон, – для начала подойдет.

  Килпатрик отступил к прилавку, пот начал собираться внутри спортивного костюма, который он носил на работе, демонстрируя его покупателям, свободных брюк с завязками и топа на молнии, серебристого с синим.

  – Ты помнишь двадцать третье?

  – Февраль?

  «Двадцать третий».

  – Это в этом году?

  «Не надо, – посоветовал Миллингтон, – бесить нас».

  «Я не, я не был, я…»

  Пара азиатских юношей постучала в дверь, и Дивайн подала им знак идти пешком.

  – Как насчет тринадцатого?

  – Февраль?

  «Июнь.»

  «Как, черт возьми, я знаю? Как-"

  – Спокойно, – предупредил Миллингтон.

  – Вспыльчивость, вспыльчивость, – ухмыльнулась Дивайн.

  – Давай, постарайся.

  «Июнь, тринадцатое».

  «Несчастливая тринадцать».

  «Не повезло некоторым».

  «Тогда так было и с девятым».

  – Сентябрь, насколько я помню.

  – Вот так, Сентябрь.

  «Первый полный месяц сезона».

  – В том же месяце пропала Глория Саммерс.

  «ВОЗ?» – сказал Килпатрик.

  «Глория Саммерс».

  «В возрасте шести лет.»

  «Отсутствует там, где она играла».

  – Нашел ее через пару ртов.

  – Вероятно, вы читали об этом.

  – Над Снейнтоном.

  «Железнодорожные разъезды».

  «Мертв.»

  – Хорошо, – Килпатрик развел руками, протиснулся между ними, почти у двери магазина, прежде чем повернуться к ним лицом. «Я не знаю, о чем все это. Я понятия не имею. Но ты врываешься сюда со всей этой рутиной Маленького и Большого, Пушки и Ядра. В одну минуту ты спрашиваешь меня о целой череде свиданий, которые ничего не значат, а в следующую – о том, что какую-то девочку убили. Что ж, я хочу знать, в чем дело, и я хочу поговорить со своим адвокатом сейчас. Прежде чем я скажу еще кое-что.

  Дивайн посмотрел на Миллингтона, который немного склонил голову, после чего Дивайн взялся за телефонный провод и возобновил связь. Подняв трубку с держателя, он протянул ее Килпатрику.

  Килпатрик не двинулся к ней.

  «Девятого сентября, – сказал Миллингтон, – вас остановили в машине в районе Рэдфорд-роуд. Два офицера из полицейского управления сообщили вам, что наблюдали за вами большую часть часа, в течение которого вы замедлили шаг и подошли к нескольким женщинам, которых, как они имели основания полагать, привлекали к проституции. Они также видели, как вы проезжали мимо дома, который, как они подозревали, использовался как обычный публичный дом. Вам сказали, что данные о вашем имени, адресе и регистрации транспортного средства будут записаны и сохранены в файле, и вас предупредили о вашем будущем поведении. Вспомнил сейчас?

  «Да.»

  – А помните ли вы, что получали подобные предупреждения тринадцатого июня и двадцать третьего февраля?

  «Да.»

  «По словам некоторых ваших соседей, к вам на дом наведывались несколько молодых женщин, которые, как считается, оказывали услуги массажа».

  Килпатрик нахмурился. «Некоторым людям лучше заниматься своими делами».

  «Другим можно посоветовать держаться подальше от женщин в игре».

  «Это было плохое время для меня, плохой год. Мы с женой расстались…»

  «После чего ты переехал к семнадцатилетней девчонке, которая бросила тебя через месяц». Дивайн с энтузиазмом принялся за свою задачу, действительно начал получать удовольствие, чувствовать край.

  "18. Ей было восемнадцать.

  Дивайн рассмеялся ему в лицо. «Семнадцать лет, семь месяцев, и я способен выглядеть моложе. Гораздо моложе, если на это есть спрос.

  Килпатрик повернул голову, но Дивайн уже было не остановить. Он познакомился с девушкой через Тома Хэддона; расспрашивали ее в том месте, что недалеко от Карлтон-роуд, где она делала расслабляющий массаж, в обеденное время и в другие будние дни.

  – Когда вы с ней познакомились, она работала в отелях. Дайте сотрудникам службы безопасности небольшую халяву или десятку и бродите по коридорам с улыбкой и бутылкой массажного лосьона в сумке. Интересно, что тебя возбудило в тот первый раз, эта невинная школьная улыбка?

  Килпатрик быстро замахнулся, и мгновение, может, два, он собирался ударить Дивайна и сильно ударить его по этому самодовольному улыбающемуся лицу.

  – Играй в школу, Килпатрик, – ухмыльнулась Дивайн.

  «Прекрати это!» – закричал Килпатрик. «Ты можешь, черт возьми, остановить это! Вы можете положить конец этому гребаному делу прямо сейчас!

  – Морские школьные юбки, – поддразнила Дивайн, – волосы собраны в пучки. Классные игры».

  «Сволочь!»

  «Ты будешь непослушной маленькой школьницей, а я буду учителем».

  Килпатрик схватился за телефон, вертя его у себя на груди, пока перелистывал страницы адресной книги, открытой на прилавке.

  Дивайн повернулась к Миллингтону и подмигнула.

  – Сюзанна Олдс, – сказал Килпатрик в трубку.

  – Девятого сентября, – сказал Миллингтон, – вас остановила полиция, чтобы купить секс. Вторая неделя сентября. На той же неделе Глорию Саммерс похитили, изнасиловали и убили».

  «Нет, мне не нужна ее секретарша, – закричал Килпатрик, – я хочу ее лично, и если это означает вытащить ее из суда, вам лучше это сделать».

  Вивьен Натансон колебалась перед Стивеном Шеппердом во второй раз. Мужчина, который столкнулся с ней почти неделю назад, оглядывался через плечо, она видела только его лицо – для чего? – минута. Меньше. Достаточно того, что полицейский художник подразнил основные черты, увидев рисунок, она была уверена, да, именно так он выглядел, да. Но теперь в поте лица этой закрытой комнаты: глядя на тех восьмерых мужчин, один на другого; эти мужчины оглядываются на нее. Остальные смотрят и ждут.

  Она думала о пропавшей девочке.

  Фотографии, которые она видела, были воспроизведены.

  Чудовищность того, что, казалось, было сделано.

  Она подошла к концу очереди, прежде чем отвернуться; медленно, она подошла к Резнику, качая головой.

  «Человек, которого вы видели в прошлое воскресенье, вы видите его здесь сейчас?»

  Малейшее колебание, а затем: «Я не уверен».

  Резник смотрел на нее, желая, чтобы она сказала что-то другое.

  – Я не уверена, – снова сказала она.

  Он серьезно кивнул. "Очень хорошо. Спасибо, что пришли. Ди-Си Патель доставит вас, куда вы захотите».

  Она колебалась, ища что-то кроме гнева или разочарования в его глазах.

  Патель указал на дверь.

  Когда она сомкнулась за ними, Резник подошел к Шепперду, чьи руки теперь были скрещены на груди, чтобы он не дрожал. «Если у вас есть какие-либо комментарии по поводу того, как был проведен этот парад, сейчас самое время их сделать».

  Тридцать восемь

  – Что же тогда, Чарли? Чем ты их кормишь? Вдруг сырой стейк?

  Резник взял каплю майонеза, которая каким-то образом оказалась на лацкане его пиджака. Второй раз за двенадцать часов на ковре суперкоманды он был не самым любимым местом. «Возможно, они поступили слишком резко и быстро, сэр, слишком рано поставили свои точки над i и поставили точки над i».

  – То, что они сделали, Чарли, выследили зацепку с помощью хорошей полицейской работы, а затем испортили ее тактикой хулигана, что дало бы какому-нибудь судье в будущем шанс выкинуть всю эту кутерьму из суда.

  – Только слова Килпатрика, сэр.

  – Ты ему не веришь?

  Резник не ответил.

  «Запугивание, словесное, конечно, не так далеко от физического; отказывается связаться с его поверенным – и вы знаете, кто это, я полагаю?

  Резник знал: он и Сюзанна Олдс были частыми спарринг-партнерами, которые время от времени вместе пили эспрессо в кофейне на рынке. Они относились друг к другу с невольным уважением и никогда не упускали возможности заработать очки.

  "РС. Олдс сейчас там, считает гонорар и потирает руки, как будто не может поверить в то, что мы принесли ей на тарелке.

  – Это все еще только слово Килпатрика против нашего.

  – А кого мы берем?

  Резник посмотрел сквозь голову Скелтона в окно, небо погрузилось в ту синюю черноту, которая никогда не бывает по-настоящему черной, в темноту городов. Еще день, а Эмили Моррисон не нашли. Неужели так трудно было понять поведение его офицеров, их разочарование?

  – Нетрудно понять, что произошло, Чарли. Дни рутины и тупиков, а потом это. Адреналин берет верх. Суждение? Соскоблил, как дерьмо с подошвы ботинка.

  Резник кивнул, соглашаясь. «Боже, я не удивлен. Но Грэм…

  «Копперы вроде Миллингтона, Чарли, следующие ступеньки вверх по лестнице, это как конец радуги. Все, что они могут видеть, все, что, по их мнению, им нужно, это один результат, это одно большое дело, которое принесет им славу. Теперь, так или иначе, ты будешь чистить его яйца, и негодование будет таким густым, что ты почувствуешь его на вкус.

  Ни один из них не говорил несколько мгновений; движение перевалило через гребень холма и пронеслось так быстро, что стены здания задрожали. Недалеко от того же холма Резник мог видеть Лоррейн Моррисон в своей кухне, которая поглядывала на часы, оценивая время и настроение своего мужа. Может быть, в поезде он выпил лишнего пива, два виски вместо обычного. О чем они будут говорить до обеда и после него, заполняя тишину, которую еще недавно нарушали крики и смех их дочери?

  – Что, если они правы, сэр? О Килпатрике?

  Скелтон покачал головой. – Ты видел рабочих на стройке, Чарли. Сбивает инструменты каждый раз, когда школьница идет по улице. Моя Кейт, на нее насвистывали, и еще хуже, когда ей было двенадцать, чаще в мундире, чем без него. Бог знает, что такое гольфы по щиколотку и плиссированные юбки, и я рада, что не знаю, но если бы мы привлекли каждого мужчину, у которого есть это, для фантазии, у нас была бы половина мужского населения за решеткой. Более. И если этот Килпатрик тратит хорошие деньги на то, чтобы женщины разыгрывали это для него, я думаю, что он скорее не наш человек, а скорее.

  Резник кивнул, задаваясь вопросом, брал ли Скелтон пару книг о сексуальном поведении или просто читал экземпляры « Компании» и « Космополитен» своей жены.