Текст книги "Незначительное (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

  Стивен Шеппард лежал на простом тонком матрасе в полицейской камере, непрерывно отдыхая в течение восьми часов, без допросов, поездок или каких-либо помех. Всякий раз, когда дежурный офицер выглядывал из-за двери, Шеппард казался движущимся клубком под своим одеялом, поверхностностью прерывистого сна.

  – Значит, раскаяние, Чарли, это то, что, по-вашему, он чувствовал?

  Резник вздохнул. С момента первых мыслей о новом ковре Шеппердов он проработал почти шестнадцать часов. «О, да, раскаяния полным ведром. Даже тогда не прочь попытаться перекрутить вину.

  «Что ты имеешь в виду?»

  «Вы знаете, так красиво, так мило, я не мог удержаться от прикосновения к ней. То, как она улыбнулась, не как маленькая девочка вообще. Всегда улыбается, держась за мою руку. Как будто каким-то образом она была толкая его на „. Дрожь пробежала по нему, и он ударил кулаком в сторону стола Скелтон. «Попытка сделать ее соучастником. Шесть лет. Какой витой ум может убедить себя в том, что?“

  Свекор Скелтона уже давно прибыл, полный мочеприемника, сумки для ног и нового костюма-тройки из донегольского твида; три раза его жена звонила, чтобы узнать, когда он будет дома. – Ничего о девушке Моррисон? – сказал Скелтон.

  Резник покачал головой. – По-прежнему считает, что ничего о ней не знает. Помимо того, кто она, вещи, на которые он соглашался раньше.

  – Думаешь, он тоже ждет, пока у нас не будет доказательств?

  "Возможный. Либо так, либо он говорит правду».

  Скелтон вскочил, сняв куртку с вешалки за дверью. «Чарли, посмотри, что мы уже знаем. Посмотрите на факты. Шансы, что он не сделал этого для другого пацана, тысяча к одному против.

  «Извините, – сказала Линн Келлог, – по-прежнему нет никакой информации об Эмили, вообще ничего нового. Мы сообщим вам, как только наступит момент».

  Майкл и Лоррейн, не обращая особого внимания на лицо Линн, измученные, вскрикнули, глядя мимо нее в ночь.

  – Рэймонд, сколько бы ты ни пил?

  «Какая разница? Просто потому, что ты хочешь просидеть всю ночь над одним лагером и черным.

  Это была ее секунда, но Сара не спорила; она не знала, что нашло на Рэймонда, но спорить с ним о чем-либо явно не стоило. У него уже была одна кричащая драка с парнем, который плеснул пивом на его ботинок.

  – Что ты думаешь тогда? Это место, хорошо, не так ли?

  – Все в порядке.

  Они прижались к балкону, глядя вниз на толпу, снующую вокруг бара внизу, протискивающуюся между колоннами или растянувшуюся на скамьях по бокам. У самого бара они сидели впятером, призывая к себе внимание, размахивая десяти-двадцатифунтовыми банкнотами. Там, где были Рэймонд и Сара, было столько танцев, сколько позволяло пространство, ди-джей играл Top Forty и обычный соул, смешанный со свингбитом. Рэймонд пообещал себе, что если ди-джей-ублюдок еще раз сыграет «I Wanna Sex You Up», он подойдет и накажет его. Ублюдки с их большими ртами и большими членами.

  «Раймонд!»

  Он рассеянно гладил зад Сары, а она отвернулась, дав ему один из этих укоризненных, подожди, а то повезет, спец.

  Рэймонд думал, что они скоро переедут, после того как он допьет эту пинту, позаботьтесь о долгой дороге домой. Некоторые другие ночи, он попытается и вернуть ее на свое место, комнату, чтобы протянуть, не торопитесь. Не сегодня, хотя, он может сказать, что она была в настроении о чем-то. Не так, как некоторые парни, Раймонд подумал, нет чувствительности на всех, не имеет значения, что девочка чувствует себя, по-прежнему хотела свинину.

  Patel посмотрел по комнате, где Alison сидел, играя с ее бокалом вина, ожидая его возвращение; он все еще не мог принять его, что она хотела быть здесь с ним. Тепло ее улыбка, когда он сел рядом с ней. Гудение беседы, глухой звук из динамиков сделали что-нибудь меньше, чем рупор пустой траты дыхания.

  Она допила свой напиток и указала стаканом на дверь. – Пошли, – одними губами пробормотала она, потянувшись за сумкой.

  Они прошли вдоль узкой платформы со столиками, где только что сидели, под картинами и растениями в горшках и через распашные двери вышли на улицу. Это было все равно, что выйти в самый разгар часа пик. Группа из десяти или двенадцати человек шла по центру дороги медленной рысью, блокируя движение, взявшись за руки и распевая во весь голос. В переулке, ведущем к карибскому ресторану, пара яростно обнималась, а в нескольких ярдах дальше юноша в лесной рубашке прислонился к стене и помочился.

  На углу Джордж-стрит Элисон взяла Пателя за руку. «Я смотрела эту программу, – сказала она, – о браках по расчету. Я удивлен, что ты до сих пор гуляешь на свободе.

  – Ты можешь сказать «нет», понимаешь?

  «Я не думал, что это так просто, давление семьи и все такое».

  «Легче, если ты мужчина».

  «Разве это не всегда.»

  Перед ними на улицу выбежали три молодые женщины в маскарадных костюмах: одна была в полицейском кителе и шляпе, в белых лыжных штанах и на четырехдюймовых каблуках; двое других были одеты как школьницы, в спортивных шлепанцах, черных чулках и белых поясах для чулок. Один держал гигантскую колбасу, завернутую в бумагу, другие несли чипсы и соус в открытых коробках.

  «Приклейте их!» позвала полицейскую к Пателю, размахивая колбасой перед его лицом. «Вы под арестом.»

  Патель отступил в сторону, и женщина рванулась прочь в объятия своих друзей, все трое согнулись пополам от истерического смеха, щепки рассыпались по тротуару.

  – Ты не можешь сказать, что не видишь жизни, – сказала Элисон, взяв Пателя за руку и уводя его прочь.

  – Согласен, – сказал Патель, когда они начали спускаться с холма, – но тебе обязательно так много видеть?

  Элисон рассмеялась и придвинулась ближе к нему, пока они шли.

  Раймонд воображал последний напиток в Турланд. Сара спорил с ним целых пять минут на тротуаре снаружи, прежде чем, наконец, поддаваясь. Потребовалось их в два раза больше времени, чтобы получить служил, другой возраст для Raymond, чтобы заставить свой путь в Gents и когда он получил там кто-то заблокировал один из туалеты, и он должен был стоять по щиколотку в партере, воды и хуже.

  Сара болтала с каким-то парнем, когда он вернулся, в черной спортивной рубашке, с волосами, собранными сзади в небольшой конский хвост, с золотым кольцом в одном ухе.

  – Чего он хотел?

  – Что ты думаешь?

  Раймонд посмотрел на юношу, который теперь смеялся вместе с двумя своими товарищами. – Должно быть, ошибся, посчитал тебя не тем полом.

  «Что это должно означать?»

  – Чертов рубашечник, не так ли?

  «Он – нет.»

  «Fucking фантазии его тогда, не так ли?» Нажимать ее в их направлении. «Go порево на то, увидеть, если я чертов уход!»

  «Раймонд, перестань! Я уже говорил тебе раньше о том, что ты меня терзаешь.

  «Да? Да? Хорошо, если ты так думаешь, иди домой, блядь, один. Или пригласи этого жалкого ублюдка забрать тебя.

  «Раймонд!»

  Но он ломился к двери, засунув руки в карманы и опустив голову. Сара сделала несколько нерешительных шагов за ним и остановилась. Она могла видеть ухмыляющегося ей парня с конским хвостом, а затем одного из его приятелей, который дрочил рукой. Сара втянула щеки и поспешила за Рэймондом.

  Рэймонд вышел из паба так быстро, не глядя, что едва не свернул с широкого угла тротуара, прежде чем сообразил, куда идет. На несколько мгновений он подумывал вернуться за Сарой, хотя бы дождаться ее. Нет, какого черта он должен? Он был рядом с телефонной будкой через улицу и начал спускаться к площади, когда увидел, что они идут с другой стороны, четверо, напавшие на него у Дебенхэма. Почти два месяца назад, но он ни за что не собирался забывать. Свободные белые рубашки с закатанными рукавами, темные брюки со складками на талии, блестящие туфли. Один из них свернул в дверной проем магазина джинсов, крича остальным, чтобы держались, и наклонил голову, чтобы зажечь сигарету. В свете зажигалки Рэймонд мог ясно разглядеть его лицо: то, что смотрело на него в «Колоколе», закричало от гнева, когда он ударил Рэймонда ножом.

  «Привет!» – крикнул Раймонд, спеша к ним. «Эй, ты!» закрывается быстро.

  Юноша медленно реагировал, медленно после стольких недель вспоминал лицо Рэймонда.

  «Ты!» Рэймонд указывает. «У меня есть ты!»

  Один из друзей юноши недоверчиво рассмеялся, другой выкрикнул предостережение; тот, кто пытался перехватить, получил за свои старания кулаком в лицо.

  «Раймонд! Рэй-о! Если он и услышал голос Сары, то не подал вида.

  Она переходила дорогу, не совсем перейдя на бег, когда юноша понял, что Раймонд говорит серьезно, возможно, вспомнил, кто он такой.

  – Убирайся нахер и не будь таким дураком!

  Рэймонд нанес ему удар в лицо и высоко ударил ногой по телу, целясь в пах, носок ботинка задел его выше колена. Руки схватили Рэймонда, и он оттолкнул их локтем.

  – Какого хрена ты думаешь…? – начал было юноша, но Раймонд опустил голову и дернул ее вперед, уткнувшись лбом в центр испуганного лица юноши.

  «Раймонд! Не надо!»

  Один из них схватил Сару за руку и отбросил ее в сторону, обратно к входу в Клуб печенья, потеряв равновесие и рухнув на колени. Один из других ударил Рэймонда ногой сзади по ноге, но он, казалось, почти ничего не заметил.

  «Верно, – сказал он, схватив забрызганную кровью рубашку юноши, – ты понял. Рэймонд Кук, помнишь? Когда пришло осознание, лезвие ножа Стэнли Рэймонда вырезало кусок лица юноши рядом с его сломанным носом.

  Там, где они смотрели на футоны в витрине японского магазина наверху, Патель и Элисон услышали крики, крик.

  – Не надо, – сказала Элисон, держа Пателя за руку. «Пожалуйста, не вмешивайтесь».

  Патель коснулся ее руки, слегка отдернул ее пальцы. – Я должен, – сказал он.

  Казалось, что один человек лежит на спине в дверном проеме, другой склонился над ним, еще двое или трое нападают сзади. Патель побежал. Плечо сильно ударило Рэймонда о витрину, заставив ее завибрировать. Кулаки летели вокруг его лица, и он вскинул обе руки, чтобы защитить себя, хлестнув ногами, пытаясь вырваться. На земле, прижав руки к голове, юноша то плакал, то стонал.

  – Хорошо, – сказал Патель, схватив ближайшего юношу за руку и потянув его прочь. «Прекрати это».

  – Отъебись, Паки! – закричал юноша и ударил Пателя по плечу.

  – Ага, отъебись! И они роились вокруг него.

  – Я полицейский, – успел крикнуть Патель, прежде чем Раймонд прыгнул к нему, сила атаки отбросила его назад, сбила с ног, лезвие ножа, который все еще был в руке Раймонда, перерезало сонную артерию. артерия рядом с подбородком Пателя.

  Через несколько мгновений все молодые люди исчезли. Там лежала только Патель, Элисон беспомощно смотрела вниз, кровь на ее брюках и туфлях начала течь между брусчаткой. На краю медленно формировавшейся толпы Сара поднялась с поцарапанных коленей и отвернулась, ее рвало прямо на руки.

  Сорок восемь

  Резник все еще был в оцепенении. Хотя он и видел тело, в это было трудно поверить. КОНСТЭБЛЬ УБИТ В РЕЗУЛЬТАТЕ НАПАДЕНИЯ С НОЖОМ. ПОЛИЦЕЙСКИЙ УБИТ В ГОРОДСКОЙ ДРАВОНИИ. За его спиной мелькали заголовки газет, воскресные таблоиды толпились на заднем сиденье машины. Детектив-констебль Диптак Патель был смертельно ранен прошлой ночью, когда пытался вмешаться в ожесточенную драку между вооруженными молодыми людьми. Констебль Патель, который в то время был не на дежурстве… Начиная с первых выпусков, первые страницы были изменены, сообщения о том, что Стивену Шеппарду было предъявлено обвинение в убийстве, были переведены на вторую страницу. На тематических страницах статьи о росте насилия и упадке бедных районов соперничали с психологами, описывающими тип мужчин, наиболее склонных к педофилии.

  «Почему? Почему? Почему?» Мать Пателя снова и снова плакала в больнице. «Зачем кому-то делать это с моим сыном?»

  «Прекрати это!» Его отец прервал ее, успокаивая ее яростью своего гнева. «Прекрати это немедленно! Мы все знаем, почему».

  Нет, подумал Резник, все не так просто: ни то, что случилось с Пателем, ни то, что случилось с Глорией Саммерс, ни то, что сделало Шеппарда тем, кем он стал, ни тот юноша, который в неведении и страхе набросился с лезвием ножа в руке. . Он увидел, что пропустил свой поворот, доехал до конца улицы и свернул назад, вымощенное галькой бунгало в одном квартале справа.

  Он сидел с Эдит Саммерс на набережной, глядя на Северное море, седое, как складки на шее старика. Эдит сказала, что то, что они продавали на фронте, было грабежом среди бела дня, и в любом случае в это время года большинство заведений было бы закрыто. Так они и сидели, попивая чай из термоса, закутавшись от холода.

  «Хорошо, что вы пришли и рассказали мне», – сказала Эдит. – Хорошо, что ты пришел и поговорил. Это не все, как хотелось бы».

  Внезапно Резнику пришлось отвернуться, испугавшись слез.

  – Когда он сделал то, что сделал, – запинаясь, сказала Эдит, – с Глорией, сказал ли он тебе, почему ему пришлось… лишить ее жизни?

  …внезапно раздался этот крик, и сначала я не понял, я имею в виду, что я не хотел, последнее в этом мире, я не хотел причинить ей боль, но она смотрела на меня и кричала, и, о Боже, я не хотела причинить ей боль, я обещаю, я обещаю, я пыталась заставить ее замолчать, я боялась, что кто-нибудь услышит, но она продолжала, продолжала и…

  «Я думаю, что на этот раз он увлекся, – сказал Резник. Я думаю, с девушками раньше он только смотрел, возможно, трогал, но ничего, знаете ли, ничего слишком серьезного. На этот раз, когда он понял, что произошло, я думаю, он был потрясен, пристыжен; боится того, что Глория скажет и сделает, кому она может рассказать.

  – Ты говоришь так, как будто тебе его жаль , – сказала Эдит.

  – Я? – сказал Резник. – Не думаю, что я это имел в виду. Хотя были времена, подумал он, с кем-то вроде Шеппарда, когда, возможно, я мог бы. О, меньше, чем для Глории или для вас, но немного, остаток сочувствия. Но не сегодня: сегодня вся моя печаль израсходована.

  – Его ведь не повесят? – сказала Эдит. «Так больше не делают. Вместо этого они поместят его в какое-нибудь место, Бродмур, присмотрят за ним с врачами, будут держать его взаперти. Люди будут писать ему, такое бывает. Скажи, что на самом деле это не его вина, пусть они поймут.

  Резник протянул руку и взял ее за руку. Пожилая женщина, седая, выгуливавшая свою собаку, сочувственно смотрела на них, проходя мимо, как приятно видеть, думала она, такую ​​пару, которая все еще так нежно относится друг к другу после стольких лет.

  – Хорошо, если я налью ему чаю?

  Сержант-надзиратель оторвался от своего стола и кивнул Миллингтону.

  Шеппард сидел на краю кровати, сложив руки между ног, в уже знакомой позе. Он что-то бормотал себе под нос, что Миллингтон не мог разобрать, и замолчал, когда дверь камеры закрылась.

  – Моя жена… – начал Шеппард.

  – Мы говорили с ней вчера, сказали, что она не хочет тебя видеть. С тех пор ничего не изменилось».

  – Ты не можешь спросить…?

  – Она знает, где ты.

  – Пожалуйста, спроси ее еще раз.

  «Посмотрим.»

  Ты, жалеющий себя ублюдок, подумал Миллингтон, я хотел бы вытереть твое лицо стеной. – Заинтересовался этим, – сказал он, указывая на кружку. «Чай?»

  Шеппард протянул руку.

  – Вас ждут два человека, – сказал Миллингтон. "Отчаянный. Мама и папа Эмили Моррисон. Жду, когда ты расскажешь им, что ты сделал с их дочерью и где она.

  – Я же говорил тебе, – простонал Шеппард. "Так много раз. Я понятия не имею.

  Миллингтон швырнул содержимое кружки высоко над головой Шеппарда и быстро вышел из камеры, опасаясь причинить вред.

  Лезвие огнем пронеслось по горлу, и, словно открывая кран, кровь хлынула вниз, брызнув обратно до ботинок, гоняя кругами в канализацию. Раймонд повернулся и прижал простыню к лицу, и простыня воняла его потом. Тело теленка продолжало трястись. Разрез по всей длине нижней стороны, и кишки выпали. Он запер дверь и врезался в нее сундуком. В течение, казалось, нескольких часов он смутно ощущал движение, голоса внизу. Второй разрез вскрывал животное от задних ног до грудины. Пот и моча: пот и дерьмо. Ванны свернутых розовых кишок, розовых и серых. Рэймонд плакал, боясь, что мать узнает и отругает его, он не знал, как это случилось, он сделал это не нарочно, честное слово, он не собирался пачкать постель. Он чувствовал между ног. В последний раз, когда он видел Сару, она стояла на коленях и плакала. Глупая сука! Поделом с ней, надо было послушать и сделать то, что он сказал. Он чувствовал, что начинает твердеть в руке. Кишечник скользит по желобу из нержавеющей стали, соскальзывая вниз. В новостях вчера вечером поймали парня, у которого была та девушка, на которую он любил смотреть. Два шара. Поцелуй Чейз». Смеются над ним с другой стороны улицы. «Рэй-о! Рэй-о! Рэй-о! Рэй! Ноги трясутся под ее маленькой юбкой. Когда он увел ее одну, что он сделал? Рэймонд натянул простыню на лицо и закрыл глаза. Сладкая вонь. Он сплюнул себе на руку и поднес ее к своему члену.

  Резник вернулся на станцию ​​ближе к вечеру. Миллингтон посмотрел на него со своего места и медленно покачал головой. – Адвокат Шеппарда снова звонил по телефону, – сказала Линн Келлог. – Пытался связаться с женой Шеппарда. Не берет трубку и не подходит к двери.

  – Возьми ключи, – сказал Резник.

  Она пропылесосила дом и вытерла пыль позже, чем обычно, но все же это было сделано. Напиток перед сном она приготовила для себя, ополоснув кастрюлю и чашку и оставив их в стороне, чтобы они стекали. Она налила стакан воды и отнесла его наверх в постель. Две пустые бутылочки с лекарствами стояли на тумбочке.

  Линн посмотрела на Резника и вернулась к телефону.

  Она не оставила записки. Вместо этого на подушке рядом с ней, где обычно лежала голова ее мужа, лежал желтый бумажник, последняя партия фотографий Стивена Шеппарда, последние несколько фотографий, сделанных почти ровно неделю назад: расплывчатая, но узнаваемая, Эмили с ее кукольной детская коляска, машущая рукой с лужайки перед ее домом.

  Сорок девять

  Детектив-сержант, встретивший Резника в аэропорту, был коренастым и лысым, в темно-зеленом анораке, черно-белых кроссовках и тяжелых хлопчатобумажных брюках.

  «Хороший полет?» – спросил он, предоставив Резнику открывать пассажирскую дверь.

  – Коротко, – сказал Резник.

  Остаток пути они проехали молча.

  Дом находился за окраиной деревни, высоко на мысе. «Выпустите меня отсюда», – сказал Резник.

  – Я тебя сейчас подниму…

  «Здесь. И ждать.»

  Засунув руки в карманы, он прошел мимо низких каменных стен и густой темной зелени кустов рододендронов. Кое-где сквозь туман виднелось море; где-то там была Ирландия. Дом был построен из серо-железного камня, башенки смотрели в плоское серое небо: чье-то представление о замке.

  Джеффри Моррисон, в тяжелом аранском свитере на зеленых шнурах, опирался на свою клюшку у подножия большого наклонного сада и разговаривал по радиотелефону. Его жена, Клэр, стояла повыше, возле оранжереи, стоя на коленях в мягком спортивном костюме, чтобы подвязать новую поросль на кустах логановой ягоды. Между ними, с надутыми и красными от ветра щеками, Эмили раскачивалась взад-вперед на ярко-зеленых металлических качелях.

  Счастливая семья, подумал Резник.

  Джеффри Моррисон прервал разговор. Он видел Резника только однажды, но сразу узнал его. В глубине души он ждал, что Резник завернет за угол, пройдет через эти ворота, Резник или кто-то вроде него.

  «Как ты узнал?» – спросил Моррисон.

  «Что вы делаете, – сказал Резник, – вы и ваша жена. Подготовь Эмили. Не суетись. Я не знаю, что ты уже сказал ей, но все, что ей нужно знать на данный момент, это то, что праздник закончился, ее мама и папа придут забрать ее. Они прилетят следующим рейсом. Правильно?"

  Моррисон хотел сказать полсотни вещей, но не сказал ни одной.

  Резник протянул руку. – Телефон, – сказал он.

  Моррисон отдал его ему и повернулся туда, где его жена медленно шла к нему, держа Эмили за руку.

  Всего было пять фотографий Эмили, сделанных Стивеном Шеппардом, когда он пробегал мимо дома Моррисонов в тот воскресный день, когда чуть не столкнулся с Вивьен Натансон. В одном из них все, что можно было увидеть от Эмили, была рука в перчатке, продолжающая махать. В дальнем конце этой картины, видимый прямо в рамке, номерной знак автомобиля, Форд Орион, пропавший без вести. Компьютерная проверка показала, что это арендованный автомобиль, базирующийся в аэропорту Бирмингема, менее чем в полутора часах езды. Остальные детали было легко получить.

  Джеффри Моррисон сидел в одном из кожаных кресел, ожидая прибытия брата и невестки. Эмили была наверху с Клэр, взволнованная, собирала свои вещи. Время от времени в тишину Г-образной комнаты, одна из стен которой была с двойным остеклением и выходила через сад к морю, врывался взрыв смеха.

  – Он неудачник, – сказал Джеффри, – Майкл, всегда им был. Брак в клочья, Диана, скорее всего, проведет остаток своей жизни в кровавых психушках и вне их, все шансы, которые у него когда-либо были, сделать карьеру, заработать настоящие деньги, выброшены в гребаный унитаз. Ничего не может удержать вместе, ведет себя как чертов мужчина, зачем еще он идет и женится на какой-то девочке вдвое моложе его? Никто другой не оказал бы ему ни грамма уважения, вот почему. Бедняжка чертова Лоррейн не знает ничего лучшего, но, помяни мои слова, она научится, если еще не научилась.

  Он проигнорировал неодобрительный взгляд Резника и снова наполнил свой бокал бренди.

  «Хочешь увидеть, что возможно, посмотри на это. Вот такое место, есть идеи, сколько это стоит? Просто чтобы сохранить это зрелище больше, чем жалкая маленькая ипотека Майкла. Два состояния, которые я заработал за свою жизнь, два. И что он должен показать? Мой замечательный брат. Не то чтобы я его не просил, не умолял. Пойдем со мной. Мы вдвоем, семья. Он не стал бы слушать, черт возьми, не стал бы слушать. Голубоглазый мальчик. Чем он закончился? Ничего такого."

  – Не совсем, – сказала Клэр Моррисон с порога, держа в одной руке новый чемодан, в другой – руку Эмили. «Не совсем.»

  Джеффри глотнул бренди и посмотрел на него.

  «У вас не могло быть детей, – сказал Резник.

  Клэр сжала браслет Эмили. «Ирония судьбы, не так ли? Все остальное можно было купить за деньги. О, у нас были советы, лечение, инъекции гормонов. И вот Майкл и Диана, на полпути к повороту и в одном шаге от могилы нищего…»

  – Ради бога, перестань лезть в рот, – сказал Джеффри.

  «Бинго!» сказала Клэр. «Беременна в первый раз».

  «Молчи!» Джеффри угрожал, стоя перед стулом.

  «Конечно, мы могли бы усыновить, боже мой, мы могли бы купить ребенка. Но нет, этого было недостаточно, не для Джеффри, это была не семья, и хотя бедняга Майкл явно не годился ни для чего другого, казалось, что на мальчика можно рассчитывать в ставках спермы…

  Он бросился на нее, и Резник схватил его за руку и удержал, но Клэр стояла на своем.

  – Я же говорил вам... – начал он, но сердце его уже не было к этому.

  «Джеффри, – сказала Клэр, – ты в последний раз сказал мне, что делать. Пойдем, милая, пойдем на дорогу, посмотрим, увидим ли мы мамину и папину машину. И она вывела Эмили из комнаты.

  Резник отпустил Джеффри и наблюдал, как он опустился в кресло, как вчерашний воздушный шарик.

  «Я не знаю, – сказал Резник, – думали ли вы когда-нибудь, что вам это сойдет с рук, и как долго. Если все деньги ослепили вас до такой степени, что вы думаете, что можете делать все, что хотите: забрать ребенка, как и все остальное, и нарушить правила. Что угодно, лишь бы преподать Майклу урок, отомстить.

  Моррисон не смотрел на него, но Резник знал, что он все равно слушает.

  «Я не знаю, – сказал он, – есть ли у вас хоть малейшее представление о том, за что вы несете ответственность, сколько ненужной боли».

  Резник подошел ближе, желая, чтобы Моррисон хотя бы на мгновение посмотрел ему в лицо. «Джеффри Моррисон, – сказал он, – я арестовываю вас в связи с похищением Эмили Моррисон. Я должен предупредить вас, что вы не обязаны ничего говорить сейчас, но если вы решите это сделать, все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано в качестве доказательства против вас».

  Стоя возле дома, когда по сереющему небу мчались облака, Резник наблюдал за Эмили в конце дорожки, держащей Клэр Моррисон за руку. Когда Клэр наклонилась к ней и указала вдаль, Эмили начала прыгать вверх и вниз, а затем пробежала несколько шагов к приближающейся машине, крики возбуждения раздавались в зимнем воздухе.