Текст книги "Одинокие сердца (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

  «Что это должно означать?» – сказала Рэйчел.

  Филипс посмотрел на резкость в ее голосе.

  Лабрадор взял свой кусок полотенца и бросил его на ноги Рэйчел.

  – Я не ожидал, что ты вернешься так скоро, вот и все, – сказал он.

  «Мне жаль.»

  – Я не это имел в виду. Я…"

  – Я могу посидеть на кухне, если ты работаешь.

  Филлипс выдохнул, почти вздохнув. – Я думал, ты встречаешься с кем-то. Он поднял коробку и папки и обернулся. – Я думал, ты собираешься выпить.

  – Я была, – раздался из кухни голос Рэйчел.

  «И?»

  – А я выпил и теперь снова здесь.

  Он наклонился вперед и достал карточку, на которой писал, быстро закончил аннотацию и вставил карточку на место. Он знал, как ему следует реагировать на Рэйчел, когда она была в таком состоянии, знал, что ему нужно было оставить ее в покое, позволить ей самой найти выход из ситуации.

  – Я как раз собирался выпить виски, – сказал он, прислонившись к кухонной двери.

  Она повернула к нему голову, как бы говоря, молодец.

  «Хочешь присоединиться ко мне?»

  «Нет.»

  – Может, тебе станет лучше.

  «Нет.»

  Каким-то образом ему удалось настолько заглушить звук дождя, что, когда он вышел в сад, его свирепость застала его врасплох. Собака выбежала за ним и теперь сгорбилась возле роз, которые ждали, когда их срежут, и с надеждой смотрела на него сквозь мрак. Ты хочешь поиграть в мяч, не так ли? Хочешь еще раз прогуляться?

  Сквозь размытый квадрат окна он мог разглядеть темную прядь волос Рэйчел, когда она двигалась взад-вперед между плитой и раковиной.

  Шерсть лабрадора уже промокла, нос скользкий, а глаза блестели.

  Ладно, он знал, что у нее были тяжелые времена на работе, это положение рушилось вдобавок ко всему остальному, ребенок, за которого она действительно боролась. Но почему ей нужно было так много держать в себе, зачем так стараться не пускать его, как будто признание любой слабости означало показать щель, через которую он мог просунуть руку и удержаться? И кроме того, его день не был легкой прогулкой. Пара детей с таким количеством растворителя в носу, что дышать было более или менее невозможно; женщина, которая забаррикадировалась в своей квартире на тринадцатом этаже и грозилась отрубить себе пальцы, если ее не оставят в покое; старик, почти умерший от переохлаждения, который упал и пролежал два дня, завернувшись в ковер, пока «Еда на колесах» не подняла тревогу. Она была не единственной, кому было из-за чего плохо.

  Когда он вернулся в дом, вода стекала ему по лицу, Рейчел уже вышла из кухни, а чайник уже кипел, начиная пронзительно свистеть.

  В ванной Рэйчел стояла неподвижно, глядя на свое отражение в зеркале. Там, где ее скулы касались кожи, она все еще раскраснелась от дождя и холода. Через несколько мгновений она начала проводить расческой по волосам и остановилась. Почему она так себя вела? Потому что она позволила себе разозлиться на человека, которого едва знала? Глупый полицейский. Это было смешно.

  – Прости, – начала она.

  «Все нормально. Ничего такого.» Филипс закрыл дверь гостиной одной ногой, держа в каждой руке по кружке.

  Рэйчел попыталась улыбнуться. «Что это? Кофе?»

  «Чай.»

  Улыбка стала настоящей. «Только потому, что ваша жена сказала вам, что это то, что нужно женщинам в предменструальный период».

  – О, так вот оно что.

  «Часть этого.»

  «Я должен был знать.»

  – Я же говорил тебе, что эти маленькие красные точки должны быть в твоем дневнике.

  Он подождал, пока она сядет на диван, вручил ей чай и сел рядом, стараясь не теснить ее слишком близко. – Как прошла встреча?

  «Это прошло.»

  – Нет способа удержать его вместе?

  Рэйчел сидела, держа кружку обеими руками. – Нет, – сказала она. «Ни за что.»

  Резник уехал домой с Персикового дерева и покормил кошек. Почта содержала письмо из его банка, призывающее его подать заявку на одну кредитную карту, которая у него уже была, несколько одноразовых макулатурных писем и напоминание о том, что его взносы в местную Польскую ассоциацию не были оплачены. Он разрывал все, кроме последнего, пополам, когда заметил листовку, предлагающую три бесплатных пробных занятия в новом клубе здоровья.

  Вы никогда не могли сказать.

  Резник аккуратно сложил листовку и сунул ее между табаско и вустерским соусом. Бад дулся, потому что Диззи снова украл ее еду, поэтому Резник поднял кошку и усадил ее рядом с сушилкой, тихонько высыпав горсть куриных брекки с ладони перед ней.

  Через несколько минут он вернулся в свою машину и направился к вокзалу.

  У Грэма Миллингтона на столе стояло маленькое ручное зеркальце, и он подстригал маникюрными ножницами усы.

  «Грэм. Дом за домом?

  Миллингтон чуть не отрезал себе щедрый кусок губы, когда подпрыгнул. – Отчеты у вас на столе, – сказал он, вскакивая на ноги, его голос был слегка приглушенным.

  Резник пролистал формы, резюме звонков Келлога и Пателя в тот день. – Объясни мне суть, – сказал он, не поднимая глаз.

  – Еще много всякой ерунды об угрозах со стороны Маклиша, стучащего в дверь круглосуточно, обзывающего ее всеми именами на свете, по крайней мере двое утверждают, что он подождет ее в конце улицы до вечера…

  «Недавний?»

  «Большинство из них до того, как он упал, но не все».

  – Вот этот, – сказал Резник, отрывая один лист от остальных. «Мужчина 42 лет – это через дорогу, не так ли? – говорит, что видел, как Ширли Питерс выходила из дома в тот вечер, когда ее убили. Восемь часов."

  – Говорит, что знал время благодаря телевизору.

  «Увидел, как подъехало такси, и она уехала в нем».

  «Думает, что в кабине был только водитель, но он не мог поклясться в этом».

  Резник взглянул на отчет. – Я тоже не знал, что за фирма такси.

  «Никакой особой причины для него, чтобы заметить, звучит так, как будто она всегда была вне дома, эта».

  Резник резко поднял голову, услышав осуждающий тон в голосе своего сержанта. – Не собираешься высказать мнение, что она просила об этом, Грэм? – мягко сказал он.

  «Нет, сэр.»

  – И мы преследуем такси?

  – Констебль Келлог, она звонила. Пока ничего определенного, но обычно они довольно хороши, вот такие вещи.

  Резник собрал отчеты вместе и взглянул на часы. – Не при исполнении служебных обязанностей, не так ли?

  Миллингтон пожал плечами. «Вечер жены на уроке русского языка. Она подбросила мальчиков к своей матери. Я, наверное, просто выпью пинту, а потом вернусь.

  Резник кивнул, и сержант повернулся, чтобы уйти. – Грэм?

  «Да?»

  «Персиковое дерево» – это ваш паб, не так ли?

  Миллингтон кивнул.

  «Не следует заходить туда в таком виде. У тебя кровь на рубашке.

  Резник снова просмотрел отчеты, делая пометки тут и там. Был зарегистрирован звонок из Абердина, в котором сообщалось, что Тони Маклиш был взят под стражу прямо с поезда. Сержант второй смены был вызван, чтобы разобраться с парой нападений на частной семейной вечеринке. Владелец подержанного магазина на Альфретон-роуд позвонил и сказал, что пара молодых людей предлагала ему три видеомагнитофона; они возвращаются завтра, и офицер будет встречать их. Если бы владелец не был уже дважды осужден за получение краденого, это было бы альтруистично.

  Когда Резник понял, что уже несколько минут думает о Рэйчел Чаплин, он позвонил в стойку и попросил сержанта отправить одного из полицейских мимо Рино, чтобы забрать ему пиццу-пепперони, анчоусы и дополнительные оливки.

  Едва он положил трубку, как вошел Патель с женщиной.

  Грейс Келли понюхала комнату в поисках запаха брюта и была разочарована. Она и раньше бывала в полицейских участках, но никогда не работала в отделе уголовного розыска, и каким-то образом это не оправдало ее ожиданий. Она ожидала увидеть смесь геля для душа и королевского размера Benson, мужчин с лямками, плотно облегающими под тканью из полиэстера их готовых синих костюмов, но все, что она получила, это несколько открытых пишущих машинок, пару умирающих горшечных растений, а на ближайшем к ней столе фотография жены и двух детей, прислоненная к зеркалу. С тем же успехом, подумала она, она могла вернуться в машинописный пул.

  Наклонившись боком к столу, Грейс сняла туфли на высоком каблуке и помассировала свод стопы. Она видела, как молодой азиат разговаривает с другим мужчиной в дополнительном офисе. Мужчина стоял, прислушивался, теперь сидел, отодвинул стул и устроился поудобнее, не сводя глаз с лица азиата. Лишь однажды он отвел взгляд, скользнул взглядом по ее глазам, а затем быстро вернулся обратно.

  Грейс стянула вторую туфлю и стянула черные брюки на край стола. Два часа она ехала по автомагистрали, разгребая дорожные работы, тяжело дыша, чтобы показать Ширли новый мотор, смотреть на ее лицо, пока она стояла и смазывала себя сливками. Чего только не сделала бы Ширли ради Порше, красного и, вероятно, куда большего, чем она сделала сама. Учитывая шанс, бедная корова!

  Дверь в кабинет открылась, она оттолкнулась от стола и начала влезать обратно в туфли. Она уловила безошибочный запах пота и поняла, что он исходит от ее собственного тела.

  – Инспектор хотел бы поговорить с вами.

  Грейс пошатнулась и протянула руку, чтобы схватить Пателя за плечо, улыбаясь, когда он вздрогнул. – Спасибо, детка, – сказала она, вдавливая пятку в правый ботинок.

  Резник стоял, жестом приглашая ее сесть. – Мисс Келли?

  «Верно.» Она села, расправив края своего белого меха на металлических подлокотниках кресла.

  Резник оценивающе посмотрел на нее. «Милость.»

  Она открыла маленькую черную сумку, висевшую у нее на плече, и достала пачку сигарет. «У моей матери были идеи выше моего положения».

  Резник улыбнулся. «Он хорошо выглядит, когда улыбается, – подумала она, – моложе». Она остановилась, ожидая, пока он зажжет ее сигарету, затем сделала это сама, используя тонкую золотую зажигалку, которую бросила обратно в сумку, затягиваясь дымом и откидывая голову назад, прежде чем выдохнуть.

  – Нью-Кросс, – сказала она.

  «Прости?»

  «Моя станция. Ты должен сказать, когда я говорю о своей станции, ты должен сказать…

  – Какая станция?

  – А я говорю «Новый Крест». Она вытерла левую руку о медленную струйку серо-голубого дыма. – Даже это не совсем так. Дептфорд, правда. Она не забывала держать голову прямо, чтобы скрыть рыхлость, которая начала проявляться под ее подбородком. – Ты знаешь Лондон, к югу от реки?

  «Не совсем.»

  «Не много пропустил. Я выбрался, как только смог».

  – Изящно, – улыбнулся Резник.

  – Ты не можешь смириться с этим, не так ли?

  «М-м-м?»

  «Название.» Она посмотрела на пепел, образовавшийся на кончике ее сигареты, и Резник выудил из ящика стола пепельницу и пододвинул ее к ней.

  «Моя мама каждую свободную минуту проводила у картин. Дептфорд, Льюишем. Что угодно с участием Грейс Келли, она будет там, три, четыре раза в неделю. Половину своего детства я проводил, сидя в Гринвич-парке и слушая, как она снова и снова рассказывает мне о том, что произошло. Четырнадцать часов, полдень, Могамбо . Только когда я увидел некоторые из них позже, по телику, я понял, что она закрутила все сюжеты. Вон тот, набирайте „М“ для убийства , где муж Грейс Келли собирается…

  Она неловко наклонилась вперед и потушила сигарету. Дрожь пробежала по ней, и когда Резник снова увидел ее лицо, она плакала.

  «… чтобы убить ее. Иисус!" Она встала, попыталась, но карман ее пальто зацепился за край стула так, что порвался, когда она дернула его. – Ширли, этот ублюдок! – Я, должно быть, до хрипоты говорил, пытаясь уговорить ее приехать в Лондон, пожить у меня ненадолго, сделать все, чтобы избавиться от этой свиньи, когда ее выпустят. Она размазала слезы по своему макияжу. „Она не могла этого видеть, полагала, что все будет в порядке, сидеть в этом захудалом месте и ждать, пока какой-нибудь проклятый Прекрасный Принц не появится на краю радуги. Как будто он когда-либо позволял ей жить с кем-то другим, пока не знал, где их найти. Она не могла жить с ним, и он собирался сделать так, чтобы она не жила ни с кем другим“.

  – Маклиш, – сказал Резник.

  – Кто еще, черт возьми? – сказала Грейс. А потом она ухватилась обеими руками за спинку стула и сказала: «У тебя, кажется, нет выпивки?»

  Резник встал и пошел в главный офис. Он взял полбутылки «Белла» из ящика стола Дивайн и налил немного в пенопластовый стаканчик.

  – Я мог бы послать за кофе, – сказал он.

  «Это только начинает доходить до меня», – сказала она. – Отсроченный шок, разве это не так называется?

  Резник снова сел. «Я думаю, что мой молодой DC испытал почти такой же шок, как и вы».

  «Бедная любовь! Не знаю, что, по его мнению, я собирался с ним сделать.

  – Я имел в виду, когда он нашел тело.

  В дверь постучали, и вошел констебль из Вест-Индии с пиццей Резника.

  – Здесь равные возможности, не так ли? – сказала она, когда констебль ушел.

  – Хочешь кусочек? – спросил Резник, вытаскивая его из коробки и кладя на стол.

  – Я не думаю… Боже мой! Анчоусы и пепперони, это отвратительно!»

  Слегка пристыженный, Резник поднес кусок ко рту, задаваясь вопросом, сможет ли он хоть раз съесть его, и нитки сыра не прилипнут к его подбородку.

  – Насколько хорошо вы знали Ширли Питерс? – спросил Резник между укусами.

  «Мы были хорошими друзьями. Насколько ты можешь быть хорош, когда живешь не в том же месте, больше нет. Я познакомился с ней около шести лет назад. Я жил в Бирмингеме, а потом я приехал сюда, какая-то работа по стимулированию сбыта или что-то в этом роде, знаете ли, шнырял между новыми машинами в торговом центре, высовывал свои сиськи и позволял торговым представителям щупать вашу задницу. то же время. Ширли тоже была там, подрабатывая своей офисной работой. Тони убил бы ее тут же, если бы знал. Мы просто поладили, знаете ли, поддерживали связь. Когда она, наконец, избавилась от Тони, я подошел и остался с ней на пару недель». Она налила себе еще немного виски Дивайн. – Однако это не место для меня. Слишком тихо. К половине двенадцатого все ложатся спать.

  У Резника было слишком много опыта вне городских дискотек в три часа ночи, чтобы поверить в это, но он не возражал ей. – Она тогда жила с Маклишом, не так ли?

  – Да, и я ему никогда не нравилась. Я всегда заставлял ее противостоять ему, вот почему. Один из тех парней, которые считают, что могут вытереть о вас руки, как будто вы коробка бумажных салфеток, и пощадят, если вы хотя бы кашляете перед другим мужчиной. Однажды он ударил ее в «Теско», не то что толчок, а настоящую пощечину, сильно по лицу, потому что она улыбнулась какому-то парню, отталкивающему свою тележку, чтобы пропустить ее.

  «Почему…?» Резник начал, но он знал, что вопрос никогда не был хорошим. Почему женщины остаются с мужчинами, которые их сбивают с толку? Почему стольким мужчинам это нравилось, они нуждались в этом, в обладании, в принуждении, в ощущении того, что кожа рвется под их собственной? Через двенадцать часов, а то и больше, он снова будет в суде и предстанет перед человеком, который издевался над его семилетней дочерью, как если бы имел на это право.

  – Вы когда-нибудь слышали, как он угрожал ей, угрожал Ширли?

  – Теперь ты шутишь.

  «Я имею в виду инциденты, которые вы можете вспомнить. Вещи, которые он сказал.

  – И сделал.

  Оливка скатилась с куска пиццы Резника. – Не могли бы вы вернуться утром и сделать заявление?

  «Все, что угодно, лишь бы вернуть этого ублюдка на место». Она внимательно посмотрела на Резника. – Он у тебя есть, не так ли? Он не бегал?

  – Только до Абердина. Он находится под стражей в полиции».

  – Жаль, что его когда-либо выпустили оттуда. Она встала. – Жаль, что он не будет качаться.

  На лестнице Резник спросил: «С тобой все в порядке сегодня вечером? Я имею в виду, тебе есть где остановиться?

  Улыбка была почти настоящей, но красный румянец был нанесен на одну щеку и на зубы. – Это предложение?

  «Если нужно найти отель…»

  Она коснулась его руки, но не более чем на мгновение. «Я привык находить отели».

  За конторкой сидели два полупьяных парня, в клетчатых рубашках с короткими рукавами, несмотря на погоду, ничего не было; их глаза следовали за ней до двери, и они собирались выйти с каким-то замечанием, но один ее взгляд заставил их почувствовать себя почти такими же молодыми, как они были, и они замолчали.

  – Во сколько ты хочешь, чтобы я был утром?

  Резник пожал плечами, понимая, что дежурный сержант с удовольствием наблюдает за ним. «Полдевятого, десять».

  «Спокойной ночи, инспектор. Спасибо за выпивку.

  Сержант все еще смотрел на него. – Ты должен мне двести пятьдесят за пиццу, – сказал он.

  Резник кивнул и пошел обратно вверх по лестнице.

  Рэйчел Чаплин лежала в постели, когда зазвонил телефон. Филипс позвал ее с лестницы. «Это для вас.»

  Она спустилась в толстовке и гетрах, по крайней мере, не спала.

  «Который сейчас час?» – спросила она, беря трубку.

  – Почти двенадцать, – сказал Филипс, уходя.

  – Привет, – сказала Рэйчел в трубку. «Это кто?»

  Резник сказал: «Я полагал, что есть вероятность, что завтра мы столкнемся друг с другом, и я просто, ну, я не хотел, чтобы это было неловко, вот и все».

  Больше он ничего не сказал.

  Рэйчел повесила трубку.

  Филлипс перевел взгляд с того места, где писал окончательный вариант своего отчета, склонив голову набок, как бы спрашивая, кто это был?

  – Никто важный, – сказала Рэйчел и вернулась наверх в постель.

  Семь

  Марк Дивайн сидел в приемной напротив стола для справок, который был обнесен картонной доской, оставляя место для раздвижного стеклянного окна, в которое можно было бы пропустить голову человека, но не его плечи. Не без сильного вытягивания головы. Из-под окна торчала прилавок с пластиковой крышкой, края которой были прожжены сигаретами. Плакаты с просьбой предоставить информацию о пропавших детях были приколоты к стенам рядом с деревянной скамейкой, на которой сидела Дивайн, листая страницы « Сан » . Пятнадцать, нет, двадцать минут они околачивались и не выпили ни одной чашки чая.

  Кевин Нейлор прошел через дверь мимо стола, и Дивайн сложил газету и встал. – Как раз вовремя, – сказал он.

  – Маклиш, он…?

  – Я думал, это то, что ты собирался выяснить. Нейлор покачал головой. «Я был на телефоне.»

  «Докладываю?»

  "Нет. Дебби. Я подумал, что позвоню ей, вот и все.

  Дивайн хмыкнул, снова сел и встряхнул бумагу. – Боишься, что она исчезнет или что?

  «Что это должно означать?»

  – Если она не услышит твоего голоса, она утонет в клубе дыма.

  «Не будь мягким».

  "Мне? Мягкий? Это ты должен звонить своей благоверной каждые пять минут.

  – Мне вообще не нужно ей звонить.

  Дивайн перевернула страницу, затем другую. – Нет, звонить не надо, конечно. Что вы все время говорите друг другу, вот что я хотел бы знать? Он ухмыльнулся Нейлору. «Эта милая голубка, недавно вышла замуж, дорогая, я скучаю по тебе, я не могу жить без тебя, месиво, не так ли? Милая, я пропал без…”

  – Заткнись, Божественная! Нейлор взмахнул рукой и выбил бумагу из рук Дивайна.

  – Ооо, сейчас, сейчас! Дивайн ухмыльнулся.

  – Я сказал, заткнись!

  Дивайн вскочил на ноги с опасной скоростью и пристально посмотрел на Нейлора.

  – Здесь, наверху, мы обычно оставляем такие вещи клиентам, – сказал сержант в форме из окна.

  Нейлор первым опустил глаза, и двое мужчин встали в стороне.

  – Ты здесь из-за Маклиша, не так ли?

  Они кивнули.

  – Пойдемте со мной, и я отведу вас в камеры.

  Сержант-надзиратель сидел за небольшой изогнутой стойкой, перед ним была открыта книга в кожаном переплете, разлинованная и заполненная черными чернилами. За его правым плечом висела темно-зеленая доска, на которой мелом записывались приходы и отъезды. Запах свежевыбрызганного дезинфицирующего средства, перекрывающий сладость сточных вод, поднимался по ступенькам в холодном воздухе.

  – Эти двое для Маклиша.

  «Да».

  Если не считать обвинений, которые они слышали, и этой единственной фотографии, ни Нейлор, ни Дивайн не имели четкого представления о том, чего ожидать от Маклиша. Поэтому, когда он медленно поднялся по каменным ступеням, они с удивлением обнаружили, что он худощав. Так казалось, пока не увидели натянутость мышц на руках почти без волос на теле, плоскость живота. На нем нет ни фунта лишней плоти.

  – Это все, что на нем было надето? – спросил Дивайн.

  Серый пуловер без рукавов, под ним черная футболка; джинсы со снятым ремнем, стоптанные потертые туфли без шнурков.

  Из-за прилавка вытащили дорожную сумку, вскрыли конверт и вывалили содержимое: несколько монет, огрызок карандаша, пятифунтовая банкнота, часы на прозрачном пластиковом ремешке.

  Офицер протянул ручку.

  Нейлор расписался в получении вещей, и они были возвращены в конверт, засунутый под молнию сумки. Нейлор снова подписал, и сержант вручил ему протокол задержания. – Будь осторожнее с ним.

  Сержант щелкнул одним наручником на правом запястье Маклиша, другим на левом запястье Дивайна.

  «Дерьмо!» – прошипела Дивайн, щипнув кожу.

  – Извините, – сказал сержант с ухмылкой и ослабил защелки, прежде чем снова защелкнуть их.

  «Прямо тогда?» – спросил Нейлор.

  Сержант кивнул, когда Нейлор и Дивайн отвели своего пленника к ожидающей машине; они не собирались многого добиваться от него по дороге домой. Улыбаясь, он ярко-желтой тряпкой стер имя Маклиша с доски.

  «В какой момент вы установили, что женщина, которая первой сообщила о предполагаемом правонарушении, на самом деле была не соседкой, а матерью девочки?»

  Резник проинформировал Миллингтона о процедуре, которой необходимо следовать, когда прибудет Маклиш: убедиться, что он будет в участке, чтобы допросить Грейс Келли и взять ее показания. Он предпочел бы сам оказаться там где угодно, чем вернуться в суд на перекрестный допрос.

  «Инспектор?»

  Резник закончил проверять свой блокнот. – Через три дня после первоначального отчета.

  «Три дня?»

  «Детектив-сержант Пирс вернулся домой с детективом Келлогом, и в этом случае миссис Тейлор согласилась, что она сама выдвинула обвинения. Затем, после некоторого обсуждения, она также согласилась привести дочь на медицинское обследование».

  – А этот осмотр, инспектор, где это происходило?

  «В городской больнице».

  – Кто присутствовал на этом экзамене?

  – Консультант-педиатр, полицейский хирург, миссис Тейлор, конечно же, и социальный работник, которому поручено ее дело.

  – Но не мистер Тейлор?

  Резник покачал головой. «Нет.»

  – Не отец ребенка?

  – Нет, очевидно…

  – Ты уже принял решение. Что касается его вины? Вы сами и социальные службы между вами определили…»

  – Ничего, – перебил Резник.

  Защитник улыбнулся. – Вы бы сказали, что у вас хорошие отношения с отделом социальных служб, инспектор?

  Резник хотел перевести взгляд туда, где, как он знал, сидела Рэйчел Чаплин. Он знал, что на ней темно-синий костюм в тонкую полоску, пиджак слегка подвернут на талии, а плечи надуты. Бледно-голубая блузка была застегнута высоко на шее. Сегодня ее волосы были убраны с лица, чтобы быть скреплены матовыми серебристыми гребнями.

  «Учитывая, что наши цели не всегда совпадают, я бы сказал, да, это хорошие рабочие отношения».

  Он смотрел прямо на защитника, лицо его ничего не выражало. Барристер колебался, тяготея к решению вопроса о целях, желая, но не позволяя себе, вместо этого продолжая пахать.

  Рэйчел Чаплин поерзала на скамье, снова скрестила ноги, правую на левую. В тишине двора она могла слышать звук нейлона, скользящего по нейлону. – Вы сегодня не даете показаний? – сказал Филлипс, когда она уходила. – Я так не думаю, почему? – Просто ты выглядишь очень умным.

  Она затаила дыхание, когда услышала вопрос, ожидая, когда Резник посмотрит через зал суда и найдет ее. Как бы вы описали свои отношения с социальной службой? Она была уверена, что он хочет посмотреть в ее сторону, всего лишь одним взглядом, и ее поразило, что он этого не сделал. Только позже до нее дошло, что это было его намерение, эффект, над которым он работал.

  Да, подумала она, ладно, я хотела бы с вами посидеть немного и поговорить о целях, намерениях, сесть и обсудить кое-что.

  «Теперь, инспектор, – говорил адвокат, – я хотел бы обратить ваше внимание на те фотографии, указанные как Доказательство А, которые были сделаны полицейским фотографом после первоначального медицинского осмотра девушки».

  Резник сжал переносицу и чуть больше чем на секунду закрыл глаза.

  – Недостаточно сил, – сказала Дивайн сбоку.

  Он ехал восемьдесят пять по внешней полосе, освещая дальним светом «Вольво» в пятнадцати ярдах впереди.

  «Остановитесь на следующих службах», – сказал Нейлор.

  «Снова?»

  «Снова.»

  В предыдущем случае двое мужчин поменялись местами, оставив Нейлора в тылу с заключенным. Почти сотню миль сидения менее чем удобно, чувствуя, как левая нога немела выше колена; ерзать ягодицами, не желая слишком много двигаться, потому что человек, который был прикован к тебе наручниками, вообще не двигался, только дышал, его глаза смотрели через боковое окно на пятна зелени, которые тускло поднимались и опускались между шорохом транспорта .

  – Ты больше не будешь звонить.

  «Есть одна вещь, которую нужно сказать о Дивайне», – подумал Нейлор. Как только ему в голову пришла идея, какой бы жалкой она ни была, он не отпускал ее так просто.

  «Мне нужна утечка», – сказал Нейлор.

  – Пара пончиков, – сказала Дивайн через плечо. «Лимонный творог.»

  «Только два?» – сказал Нейлор.

  «Для начинающих.» Неохотно Volvo переместился на центральную полосу, и они промчались мимо. – Как насчет счастливой чепухи? – сказала Дивайн. – Он уже захочет уйти.

  Нейлор посмотрел на Маклиша.

  Маклиш продолжал смотреть в окно, как человек, оказавшийся в другой стране, окруженный другим языком.

  Они припарковались рядом с VW Polo и подождали, пока ребенок был пристегнут ремнями в автокресле, а затем трое других детей в возрасте от трех до семи лет были упакованы в борт, споря и проталкиваясь между чемоданами, разнообразными играми, синим пластиковым горшком и йоркширским горшком. терьер. К тому времени, когда родители сели впереди, они выглядели слишком уставшими, чтобы выезжать с автостоянки.

  – Это будешь ты через несколько лет, – ухмыльнулась Дивайн, открывая дверь, чтобы Маклиш мог выйти.

  – Так не должно быть, – сказал Нейлор, следуя за ним.

  – О, да?

  «Есть и другие способы сделать это».

  Дивайн ухмыльнулся и поднял одну бровь.

  «Все зависит от того, как вы относитесь к ним, я имею в виду детей. Примите правильное решение, и чем больше у вас будет детей, тем больше они вам помогут. В пределах разумного."

  – Дебби тебе это сказала?

  – Здравый смысл подсказывает мне это.

  Они стояли рядом с видеоиграми и игровыми автоматами, пара байкеров, прислонившись к стене, делала жесты солидарности с Маклишом, который не заметил их присутствия. Мимо медленно прошла пожилая женщина с циммеровской рамой, всю дорогу глядя на наручники.

  «Понимаете, сколько будет стоить привезти сюда такую ​​семью? Все эти рыбные палочки, гамбургеры, початки и чипсы. Отправляйся в отпуск, и ты вымотаешься еще до того, как съедешь с автомагистрали».

  «Тогда ты собираешь свои бутерброды перед уходом, – сказал себе Нейлор, – большую бутылку кока-колы и термос». Он знал лучше, чем сказать это вслух.

  «Дешевле приклеивать презервативы», – засмеялась Дивайн. «Не то, чтобы я сам ими пользовался, отнимаю большую часть удовольствия».

  «Принеси нам что-нибудь и отнеси в машину», – сказал Нейлор, кивая в сторону столовой. «Я не хочу идти туда в таком виде. Мы поедем в „Гентс“ и увидимся на парковке.

  – Уверен, что с тобой все будет в порядке?

  Нейлор кивнул Маклишу и повел его к туалету.

  – Надеюсь, он левша, – крикнула им вслед Дивайн.

  Хоть раз, думал Нейлор, хоть раз было бы неплохо пообщаться с Пателем, он был не таким плохим парнем, даже Линн Келлог. Были даже времена, когда он ловил себя на том, что ему нравится Линн. И это было еще кое-что, что застало его врасплох. Женись, думал он, и вся эта вожделение к другим женщинам пойдет наперекосяк. Во всяком случае, первые несколько лет. Боже, он задавался вопросом, что сказала бы Дебби, если бы он когда-нибудь набрался смелости сказать ей, чего он, конечно же, не сделал бы. Она даже не была хороша собой, Линн, не такой, какой должны быть женщины, но это не мешало ему иногда ловить на ней косые взгляды в дежурной части и задаваться вопросом, как она выглядит под этими свободными… подходящая одежда, которую она обычно носила. Вскоре после того, как ее повысили в CID, Дивайн убрала ее. Рот, как обычно, отхлопывается заранее. Снова и снова о том, как он увидит, что она будет принята хорошо и желанно, получит ее должным образом инициируется, и все такое дерьмо. Он не знал, что произошло, но после этого Дивина замолчала, как камень. Как камень. Он…

  Нейлор вдруг почувствовал что-то теплое и повернул голову. Маклиш поерзал на боку в своем стойле и стоял, весьма торжественно, держа себя в левой руке и направляя непрерывную струю мочи вниз по левой штанине Нейлора.

  – И ни разу, инспектор, вам не приходило в голову сомневаться в правдивости утверждений миссис Тейлор?

  – Суд должен установить истину. В чем мне нужно было быть уверенным, так это в том, что существует реальная возможность совершения правонарушения».

  – Кем ты был?

  «Да.»

  – Вне всяких сомнений?

  «Если существовала какая-либо вероятность того, что ребенок подвергается риску, я должен был следить за тем, чтобы обвинения были должным образом расследованы».

  «Быстро».

  «Да.»

  «Поспешно.»

  – Это ваше слово, – категорически сказал Резник.

  Молодец, сказала себе Рэйчел и улыбнулась.

  «Я не считаю необходимым, чтобы вы спорили о семантике с юристами», – сказал судья, слегка наклоняясь вперед. «Просто отвечай на вопросы».

  «Извините, ваша честь, – ответил Резник, – я думал, что уже это сделал».

  «Я полагаю, что то, что вы сделали, – сказал защитник, – состоит в том, чтобы объединить два удобных доказательства. То, что слишком прискорбно и убедительно доказывает, что этот несчастный ребенок неоднократно становился жертвой сексуальных злоупотреблений, а также обвинения со стороны очень расстроенной и расстроенной матери, у которой могло быть множество других причин, чтобы обвинить ее мужа за те же преступления».

  Раздались гневные возгласы, два из них, резкие и продолжительные, из разных частей зрительного зала. Рейчел поняла, что уже наполовину встала на ноги, и заставила себя медленно сесть.

  «Вы выбрали первое решение, потому что оно было самым простым, потому что в этих все более широко освещаемых делах стало почти аксиомой видеть отца или отчима в качестве преступника, и потому что, как вы так откровенно сказали ранее, хорошие отношения, которые вам нравятся с социальными службами, побудили бы вас прийти к такому же удобному и модному выводу».