Текст книги "Одинокие сердца (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

  Она с тревогой посмотрела на него, потирая одной рукой фартук, который был на ней поверх зеленого платья. Вместо мягких кожаных туфель на ногах были толстые разноцветные носки.

  – Я забыл… – начал Резник.

  «Насчет Дории? Но я уже сказал…»

  – Нет, но письма. Письма, которые он посылал тебе.

  «Да?»

  – Вы случайно их не сохранили?

  – О, Чарльз! Она положила руку на его предплечье жестом любви. – Конечно, они бы тебе дали – что? – подсказки. Это то, что вы, полицейские, всегда ищете. Одна прядь желтых волос, пуговица, оторванная от пиджака, роковой след… Видишь ли, Чарльз, я читал много мистических историй. Многие."

  «Но после того, как вы прочитали письма…» Резник сделал пустой жест руками.

  Мэриан слегка улыбнулась, вспоминая. – О, я сохранил их, Чарльз.

  «Ты сделал?»

  «Мои первые любовные письма за двадцать лет. Почти двадцать лет. И я полагаю, что не обманываю себя, называя их так. В старомодном смысле это то, что он делал, занимаясь со мной любовью своими умными словами, обнадеживающими и умными, – то, что он читал, видел в театре, на выставках, переживания, которые мы могли бы разделить, если бы я только уступил. ”

  Мэриан поднесла руку к своему лицу и опустила щеку, чтобы встретиться с ним. Движение маятника за спиной Резника казалось неестественно громким.

  «Ваш визит сегодня утром заставил меня задуматься о том, почему после того почти прекрасного вечера он не хотел меня больше видеть». Она отпустила руку от лица, глядя теперь не на Резника, а на какое-то невидимое пятно на стене рядом с дверью. «Я думаю, это было потому, что он больше не чувствовал в этом необходимости. Видите ли, это была игра, игра ума, и он ее выиграл. В тот момент, когда пришла моя записка к нему, в которой говорилось, что да, я с удовольствием пойду с ним на концерт, это была его победа. Конечно, он должен был провести вечер с шиком, получить мое одобрение еще больше, чтобы, когда мы расстанемся, он знал, что в тот момент, когда он попросит меня снова увидеться, я с такой готовностью скажу „да“. Она позволила себе короткую улыбку сожаления. „Для Дории этого было достаточно“.

  «Не для тебя?» – мягко сказал Резник.

  Улыбка расширилась, изменилась, померкла. "Да. Нет. Все, что я узнал, говорит мне, что мой ответ должен быть «да», мне этого тоже достаточно».

  «Но?»

  – Но если бы это был его палец на звонке, его лицо я увидела, когда открыла дверь… – Она слегка пожала плечами. «Я сожалею о письмах. Если бы вы спросили меня хотя бы три месяца назад, я бы отвел вас в ящик стола и показал вам их все.

  – Неважно, – сказал Резник. «Одна из тех вещей».

  – Эти глупости, а, Чарльз? Мартовские ветры, которые делают мое сердце танцором ». Она наполовину пропела строки, ее акцент стал более выраженным. Звонит телефон, но кто ответит?

  Она стояла рядом с ним, и ее руки были в его руках; ее глаза блестели, но если и ждали слезы, она была слишком горда, чтобы позволить им пролиться.

  – Ты знал, что эту дурацкую песню написал англичанин, Чарльз?

  – Джек Стрейчи, – сказал Резник.

  – Что он знал о жизни? – сказала Мариан.

  Двадцать семь

  «Ты знаешь, что есть идиоты, которые все еще бросают открытку в коробку, встретимся у львов в восемь часов, я буду с хорьком в штанах, и есть другие чертовы идиоты, толпящиеся там, чтобы встретить 'Эм!"

  У Колина Рича в одной руке была кружка чая, а в другой – кусок хлебного пудинга. Он стоял, прислонившись к зеркальному окну, этажом выше. Резник оставил искушение позади и попробовал кофе из урны.

  «Это так же плохо, как эти глупые ублюдки, которые втыкают в себя окровавленные иглы или возятся с какой-то щеткой у стены паба, не ударив сначала джонни по своей грязной тарелке. Тупые ублюдки! Заслужи то, что они, черт возьми, получают!»

  Вместо этого Резник выбросил кофе из окна.

  – Как интеллектуальная жизнь, Чарли?

  – Тихо, сэр.

  – Ты учился в университете, Чарли, я не помню? – спросил Скелтон, едва отрываясь от записей, которые он делал дотошной рукой.

  "Нет, сэр. Как-то не дошло до этого.

  – В те дни в кампусах кипела жизнь, Чарли. Особенно, если вы были в новом красном кирпиче. Боюсь, больше времени сидел и маршировал, чем учился.

  Держу пари, у вас есть Первый, не так ли, сэр? Резник не сказал.

  – Дело в том, что любой, кто копался бы достаточно глубоко в моих делах, находил бы меня в паре файлов Особого отдела – неудивительно, что в разделе «Опасность для безопасности королевства». Посмотри на меня сейчас».

  Резник сделал, как ему сказали.

  Скелтон отложил ручку, сначала закрутив колпачок. – Энди Хант в ярости из-за парня, работающего на железной дороге. Две женщины сказали, что он разозлился, когда они не позволили ему получить то, что он считал причитающимся в конце вечера. Немного ударил одну из них, ничего серьезного, хотя, видимо, она неделю сидела у кассы в «Сейнсбери» с синяком под глазом. А вот второй был еще неприятнее. Наставил на нее нож и приставил к ее горлу, пока она… – голос суперинтенданта изменил тональность… – мастурбировала его.

  – Не сообщили об этом тогда?

  Скелтон покачал головой. «Никто из них.»

  – Эта вторая девушка, есть ли шанс, что она теперь пожалуется?

  "Навряд ли. Кажется, она не думает, что ее муж поймет.

  «Если дело дойдет до суда, все выйдет так, как она захочет».

  «Кажется, она готова пойти на этот риск. Кроме…"

  – Вы не считаете его?

  «Согласился на интимный обыск сразу. Не обратил внимания на то, что его поверенный предупреждал его не делать этого. Судебная экспертиза еще не вернулась, но держу пари, что результаты оправдают его, как бы Энди ни хотел, чтобы все пошло по другому пути.

  – Кто-то должен поговорить с этим мужчиной о его технике ухаживания.

  – Не волнуйся, – сказал Скелтон. «Неофициально, кто-то будет. Я подумал, что позволю Ричу прочитать ему проповедь или две. В конце концов, потенциально серьезное преступление.

  – По крайней мере, они будут говорить на одном языке.

  Скелтон снял колпачок с авторучки, подумал, не написать ли что-нибудь, и остановился.

  «Мои надежды связаны с этим парнем, которого придумал Бернард Графтон».

  «Его психиатрическое дело».

  "Точно. Провел девять месяцев в доме престарелых после того, как оказался перед судом за разоблачение вне дома медсестер».

  – Он теряет там время, сэр, – сказал Резник. – Должно быть, им это надоело.

  «Было некоторое сомнение в его намерениях; он и сам беспокоился, что мог напасть на одну из них, когда она возвращалась со смены. Ничего не происходило, кроме как в его уме, так что никакого заряда не было. Но сотрудник службы пробации составил довольно полезный отчет о социальном расследовании и, следовательно, лечение. Судя по всему… – Скелтон перелистывал листы бумаги на своем столе, пока не нашел нужный… – будучи пациентом, он попросил лекарство, которое сдерживало бы его половое влечение, и ему прописали курс Андрокура. Ситуация улучшилась, Чаппи выписали, но лечение прекратилось».

  «Дела ухудшились, – вставил Резник.

  "Довольно. Тем не менее, к этому времени он перестал быть подглядывающим ради более законных развлечений».

  «Кажется, я могу догадаться», – сказал Резник.

  «Он списался с двумя десятками женщин в течение трех месяцев, и пять из них согласились с ним встретиться. От одного из них он отказался, не объяснив почему. Один взгляд на нее снаружи, где бы она ни была, и он сбежал. Но остальные четверо… ну, у них все еще берут интервью, хотя никто из них, похоже, не сомневался, что они надели себе забавного шутника. У нас должны быть полные отчеты к этому времени завтра».

  – Звучит интересно, сэр, – почти неохотно согласился Резник.

  Скелтон встал из-за стола, слегка постукивая по нему концом ручки. – Расскажу тебе кое-что, что, вероятно, покажется тебе еще более интересным, Чарли.

  «Да сэр?»

  «Пятой женщиной, от которой он ушел, по его словам, была Ширли Питерс».

  Мелодия «Moonlight Serenade» была безошибочной. Резник застегнул молнию и открыл кран, когда вода в унитазе смылась, и появился Грэм Миллингтон, все еще насвистывая.

  – Это ты, – сказал Резник, вытирая руки.

  «Сэр?»

  «Гленн Миллер повсюду».

  «Да сэр.» Миллингтон покосился на свои усы в зеркале; почему слева он всегда казался полнее, чем справа, как бы тщательно он его ни обрезал? «У меня есть кассета, которую я слушаю в машине».

  – Тебе это не надоело?

  "Нет, сэр. То есть я действительно не знаю». Он пожал плечами, ожидая, пока Резник закончит с полотенцем на роликах. – Никогда не думал об этом, я полагаю.

  – Возможно, тебе следует.

  «Сэр?»

  "Подумай об этом. Ради остальных из нас».

  – Верно, сэр. «О чем он, – ошеломленно подумал Миллингтон. При чем здесь Гленн Миллер?

  – Есть что-нибудь новое о твоем борце? – спросил Резник. Они возвращались к комнате уголовного розыска.

  – Еще нет, сэр.

  – Я скажу вам, что делать, – сказал Резник.

  Миллингтон остановился у двери и стал ждать.

  – Детектив Графтон возлагает надежды на бывшего психиатрического пациента, который сбежал на свидание с Ширли Питерс. Посмотрим, сможешь ли ты переговорить с ним, выясни почему.

  Миллингтон пожал плечами. – Не любил ее.

  – Или он лжет о том, что ушел от нее, даже не поздоровавшись.

  – Я займусь этим, сэр, – сказал Миллингтон, толкая дверь.

  «Лучше раньше, чем позже.»

  Вместо того, чтобы последовать за своим сержантом в кабинет, Резник свернул вниз по лестнице в сторону улицы.

  После того, как вы выбросили ненужную почту, осталось немного. Резник игнорировал настойчивые крики своих кошек достаточно долго, чтобы смолоть немного кофе и высыпать его в фильтр. Немного Бэйси помогло бы очистить мозги доброго майора: в любом случае на небе не было луны, только мелкий дождь, падавший, как тонкий туман, сквозь тьму.

  "Голова кружится! Ешьте так быстро, и весь вечер у вас будет несварение желудка».

  Было письмо от заключенного с длительным сроком пребывания, которое он украл и видел, отправленное в Паркхерст, две стороны переработанной бумаги объясняли, как он обрел покой через Будду, хотя это никак не повлияло на качество еды. В коричневом конверте второе напоминание о его членстве в Польской ассоциации. Резник поднял локти и отвел плечи назад, пытаясь хоть что-то сделать с скованностью вдоль позвоночника. Он взял свой черный кофе с рюмкой виски и отнес его вместе с оставшимся письмом в свое любимое кресло. Почтовый штемпель был местный, почерк достаточно мелкий, чтобы почтальон потянулся за очками. Резник разрезал верхнюю часть конверта концом ложки.

  Дорогой Чарльз ,

  Я не уверен, было ли забвение заключенного уловкой памяти или просто прямой попыткой игнорировать собственную сентиментальность. В любом случае, будьте так добры, уничтожьте его, когда он вам больше не пригодится .

  С уважением ,

  Мариан Витчак

  Резник подсунул карточку из-под скрепки, которая удерживала ее, на листе писчей бумаги. Кремового цвета, дорогая, атласная поверхность, гладкая на ощупь. Пеппер пробормотал сбоку от стула и запрыгнул Резнику на колени, где он дважды повернулся и сел.

  Моя дорогая Мариан ,

  Я могу только надеяться, что наш вечер был таким же приятным, как мой. Я не могу припомнить, чтобы я присутствовал на концерте с компаньоном, который был бы таким же очаровательным и подходящим, как вы!

  Давайте оба с нетерпением ждем того времени, когда будущее представит нам подходящий случай для взаимного удовольствия и стимуляции .

  В дружбе и восхищении-

  Уильям Дориа

  В четверти дюйма от низа карты горизонтальная линия была прервана в центре рельефными бордовыми буквами WJ Doria . Наверху надпись была сделана матовыми черными чернилами, настолько искусными, что каждое слово казалось скорее нарисованным, чем написанным. Круги os и as были красиво закруглены, точны и не экстравагантны; только в прописных буквах было росчерк, ощущение покинутости – то, как нижняя черта буквы « L » изгибалась под остальными буквами « Let », движение буквы « W » в его собственном имени продолжалось до тех пор, пока почти не встречалось с буквой « D » в слове Дориа , опускаясь вниз . расставить точки по пути.

  Когда Резник достаточно долго смотрел на карточку, он потянулся боком к своей кофейной чашке, потревожив недовольную Пеппер, которая с отвращением отскочила от его ног.

  Он уже подносил чашку к губам, когда зазвонил телефон, и на его рубашку брызнула чуть теплая чашка кофе.

  – Я собирался отключиться.

  "Прости. Я был занят, обливая себя кофе».

  – Надеюсь, ты не промахнулся со своим галстуком.

  – Никаких шансов, – сказал Резник, потирая его свободной рукой.

  – Просто хочу узнать тебя, когда увижу.

  – Я думал, ты отказался от меня.

  «Я имел.»

  Резник переминался с ноги на ногу, переключал трубку слева направо. Она была серьезной?

  – Я пыталась дозвониться до тебя, – сказала Рэйчел. «Либо ты где-то в другом месте, и никто не знает, когда ты вернешься, либо они все равно не знают, где ты». Она сделала паузу. – Чарли, ты же не давал указаний, что мне нужно дать отговорку, не так ли?

  – Почему ты думаешь, что я это сделаю?

  "Я не знаю. Может быть, потому что я был уверен, что ты позвонишь мне, а ты не позвонил.

  Резник ничего не сказал.

  – Ты не пробовал меня дома, не так ли?

  – Ты сказал мне не делать этого.

  «Я знаю.»

  «Что случилось с…?»

  – Думаю, нам пора пойти поужинать, Чарли.

  Он улыбался. «Ты так думаешь.»

  «Не так ли?»

  «Это возможно».

  – Двадцать седьмого.

  Резник посмотрел через комнату. «Это актуально?»

  – Это если ты собираешься встретиться со мной в восемь тридцать.

  «Сегодня вечером?»

  – Ты еще не ел, да?

  «Нет, но…»

  "Отлично. Я выбираю ресторан».

  «Почему?»

  «Я плачу».

  "О нет. Если мы…”

  – Чарли, просто послушай меня. Это праздник. Я угощаю. Хорошо?"

  Он представил ее себе в тот первый день, когда увидел ее при дворе. Как мог бестелесный голос так ясно вызвать в воображении падение темных волос на воротнике и лице, малейшее пятно синевы на фоне коричневой кожи?

  – Что мы празднуем? он спросил.

  – Подожди, пока я тебя не увижу.

  "Хорошо. Хочешь, я заеду за тобой, познакомлюсь, что?

  «Встреть меня.»

  «Где?»

  – Между львами, конечно.

  Что Колин Рич сказал об этих идиотах? «Разве мы не староваты для таких вещей?»

  – Говори за себя, Чарли!

  Он был.

  – Значит, половина восьмого, – сказал он.

  – Я постараюсь опоздать по моде, – сказала Рэйчел со смехом в голосе.

  «Не слишком модно, идет дождь».

  – Чарли, я обещаю тебе, мы не заметим.

  Интересно, что бы она сказала, если бы увидела, как он стоит там и ухмыляется, как – да, Колин Рич был прав на этот раз – как счастливый идиот.

  – О, и Чарли…

  «Эм?»

  «Во что бы ты ни был одет…»

  «Что насчет этого?»

  «Измени это.»

  Двадцать восемь

  К северу от Старой рыночной площади находился отель Black Boy, спроектированный Уотсоном Фотергиллом, где Резник и его друг Бен Райли обычно выпивали рано субботним вечером, прежде чем события начали развиваться слишком быстро. Теперь это был участок уродливой кирпичной стены, едва замаскированный под магазин Литтлвуда. С южной стороны фасад отеля «Бегущая лошадь» был датирован 1483 годом, но завалы позади него были более поздними. Во время своих редких поездок из Хейвордс-Хит в гости его родственники останавливались там и жаловались на обслуживание и шум уличного движения.

  Ступени между каменными львами были заполнены панками и детьми в кожаных одеждах, девушками в пальто из Top Shop или мисс Селфридж, пытающимися не смотреть на часы, парой парней в рубашечных рукавах, говорящих «круто».

  Половина из них, подумал Резник, считают меня дежурным полицейским, остальные воображают себе нечто худшее. Он знал, что Рейчел была на площади, прежде чем увидел ее, напряжение нервных окончаний заставило его повернуть голову и открыть глаза. Она шла за одним из фонтанов, руки свободно лежали в карманах ее верблюжьего пальто, лицо сияло в свете уличных фонарей и блеска мокрой мостовой. Каблуки ее сапог четко стучали по ступеням, когда Резник вышел, чтобы поприветствовать ее. Ее волосы были подняты, и ее лицо поднялось к нему, улыбаясь.

  "Видеть. Я не опаздываю.

  «Не очень.»

  Уголок ее рта, коснувшись его щеки, был почти теплым, хотя лицо было холодным.

  – Пошли, – сказала Рэйчел, взяв его под руку и повернув его, чтобы он пошел по Кинг-стрит. «Мы идем сюда».

  Он не чувствовал, что дождь все еще идет.

  Ресторан находился на первом этаже рядом с китайским супермаркетом. По обеим сторонам Г-образной комнаты стояли столы, большинство из которых были заняты. Официант, который взял их пальто, сказал: «Добрый вечер, мисс Чаплин» голосом, который уже больше напоминал восточно-мидлендский, чем гонконгский или пекинский. Он указал им на столик у окна, и Резник знал, что именно здесь она обычно сидела, в те времена, когда она была там с Крисом Филлипсом, а возможно, и с другими; ее место, ее территория, ее праздник.

  Официантка в накрахмаленном белом принесла Резнику бутылку китайского пива, а Рейчел водку с тоником.

  – Ура, – сказал Резник, поднимая свой стакан. «К чему бы то ни было».

  – Независимость, – сказала Рэйчел.

  Официант открыл перед ними большое меню в кожаном переплете и осторожно отошел в сторону.

  – Я никогда не видел тебя кем-то другим, – сказал Резник.

  «Все, что я могу сказать, это то, что я хочу, чтобы другие видели меня твоими глазами».

  – Ты имеешь в виду Криса?

  Она выпила еще немного водки. «У нас все было расписано, вдвоем. О чем это было и о чем не было. Много чего можно и чего нельзя. Верх списка: не становитесь собственником, не становитесь зависимым. Мы проводили вечер за вечером, разговаривая, проверяя друг друга, чего, как мы думали, мы хотели». Она пренебрежительно рассмеялась. «Составление списков».

  Любовь, хотел спросить Резник, а как насчет любви?

  «Списки подходят для Tesco, – сказал он.

  – И пока ты не забудешь взять их с собой.

  – Ты хочешь сказать, что Крис стал забывчивым?

  Она покачала головой. – Мы оба сделали.

  Резник задавался вопросом о том, как много в его браке его жена отложила в сторону от своего плана из десяти пунктов: как обрести истинное счастье на простых этапах и при этом оставаться одним из шести процентов в стране, у которых есть посудомоечная машина.

  «Восемнадцать месяцев…»

  Так долго, подумал Резник.

  «…и как будто ничего и не было сказано. Мы были как все. Во сколько ты вернешься на обед? В субботу вечером нас пригласили на вечеринку, на ужин, на годовщину свадьбы».

  «Звучит вполне нормально».

  Рэйчел посмотрела на него поверх очков. – Нормально, Чарли? Вы так живете?»

  «То, как я живу, возможно, не является полностью моим выбором».

  – Хорошо, но все же это твой выбор.

  «Это?»

  «Да.»

  – Как ты можешь быть так уверен?

  Она не ответила. «Я перестала думать о себе как о себе, – сказала она. „Я был не я, я был частью пары“. Она допила свой напиток. „Мне это не понравилось“.

  – Пара или нет, – сказал Резник, – я вас не вижу – что? – чувство угрозы, погружения в воду, потеря вашей идентичности».

  – Я тоже не мог, пока это не началось.

  Официант завис, ободряющая улыбка вокруг его глаз.

  «Ну, Рэйчел Чаплин, – сказал Резник, взяв ее за руку, – я не сомневаюсь, кто именно вы».

  – Вот на что я рассчитываю, – сказала Рэйчел, убирая руку, чтобы перевернуть страницу меню. «Теперь, я должен сказать тебе, что хорошо…?»

  Морской черт и черные бобы шипели и шипели на узорчатой ​​железной тарелке.

  – Сядь поудобнее, Чарли. Нет смысла портить чистую рубашку.

  Ему потребовались минуты, чтобы найти один, сухой и помятый, и его нужно было обильно побрызгать водой, прежде чем его можно было погладить. Ногтем большого пальца он снял каплю соуса из хрена со своего лучшего галстука, темно-красного с диагональной белой полосой. Туфли, которые он быстро натер, вскоре потеряли блеск, пока шли на встречу с Рэйчел.

  На Рэйчел была бледно-голубая блузка с рюшами, облегающая шею и запястья. Серебряные серьги-подвески, которые отражали свет всякий раз, когда она наклоняла голову.

  – Перестань пялиться на меня, Чарли, – отругала она, совсем не выглядя недовольной этим.

  «Это сложно, – сказал он.

  – Не трать зря дыхание, Чарли. Вам это не идет».

  «Что?»

  – Что бы ты ни собирался сказать. Лесть."

  – Все, что я хотел сказать, это…

  «Чарли!» Она предостерегающе указала на него палочкой для еды.

  «Все…»

  «Просто не надо!»

  Он ухмыльнулся и переключил свое внимание на поднесение риса ко рту. Даже если ты взял миску со стола и опустил рот, это было непросто. Брокколи, кусочки курицы, кусочки перца, они были легкими, а вот рис…

  – Как долго ты думаешь, что пробудешь там? он спросил.

  – У Кэрол? Я не знаю. Пока не почувствую, что пора двигаться, или пока не почувствую, что мешаю».

  – Тогда ты получишь собственное место?

  – Да, – сказала она. «Что еще?»

  Следите за едой, приказал себе Резник, и не говорите этого. Даже не думай об этом, потому что если ты это сделаешь, она узнает.

  Она все равно знала.

  Мужчины! – подумала Рэйчел, слегка покачав головой. Почему они никогда не учатся?

  – Это расстроило тебя, не так ли? – спросила Рэйчел с набитым ртом. «Вердикт.»

  Резник не торопился с ответом. «Только потому, что это заставило меня снова подумать об этом».

  – Значит, ты все еще не хочешь об этом говорить?

  «Нет, далеко не так. Я делаю только с тобой… Я не знаю, что хочу сказать.

  «Или думать? Что ты думаешь об этом, Чарли, о приговоре?

  «Что этого было недостаточно. Что этого никогда не может быть достаточно».

  – Чарли, что хорошего?..

  "Знаю, знаю. Все аргументы. Месть, а не исправление. Запри человека, и чем дольше он будет внутри, тем хуже ему будет, когда он выйдет».

  – Ты говоришь так, как будто знаешь, но не веришь.

  Резник взял бутылку с вином, и Рэйчел положила руку на горлышко бокала; он пополнил свой собственный.

  «Нет ничего такого четкого. Я понимаю про потерю достоинства, про рецидив…»

  – Но твоя работа…

  «И то, что я делаю, чаще всего, чаще, чем я считаю разумным, приводит к тому, что преступников изолируют. Так бывает, Рэйчел. Это закон, его часть. В настоящий момент одно без другого невозможно, и если я верю в большую часть того, что делаю, мне, похоже, приходится принимать остальное».

  «Как отец Шэрон Тейлор получил три года?»

  «Это легче принять, чем большинство».

  «Не для него».

  «Христос!» – воскликнул Резник. – Не жди, что я почувствую к нему симпатию.

  Головы были повернуты к ним, разговоры звучали потише. – Все в порядке, сэр? Официант поклонился одному из столиков. – Все удовлетворительно, мадам? другому.

  «Я не.»

  – Он выйдет на свободу через два, а то и меньше.

  – Ты же знаешь, что они сделают с ним внутри, как только узнают, за что он.

  «Да.»

  – Ты так говоришь, как будто он этого заслуживает.

  «Трудно не думать об этом».

  Рейчел медленно покачала головой. – Я не понимаю, как… Чарли, может быть, я не очень хорошо тебя знаю, но я не думаю, что ты такой человек.

  – Что он за человек, ради Христа?

  – Чарли, не…

  «Все, что я знаю, если бы это был мой ребенок…»

  – О, Чарли. Она взяла его руку, сжатую в кулак, и на мгновение прижала ее к своей щеке. «Не наказывай себя больше, чем нужно».

  Что я делаю? – подумала Рэйчел Чаплин, когда он отошел от стола. Сам по себе на сколько, неделю, и я звоню этому милому, неуклюжему мужчине и болтаю вещи перед его глазами, я знаю, что он не может иметь. И почему? Потому что я провел слишком много ночей подряд? Потому что мне нужно было что-то, кроме слишком разумной болтовни Кэрол, чтобы расслабиться после работы? Потому что мне всегда нравилось делать вещи, которые, как я знаю, навлекают на себя опасность?

  Она повернула голову, услышав, как он возвращается к столу, крупный мужчина с широкими плечами, который двигался, как танцор. Было ли это только потому, что ей нравился он, этот Чарли Резник? Не больше и не меньше? Мышцы стенки ее живота напряглись, зная, что она может лечь с ним в постель сейчас, в тот вечер, как только еда будет закончена, и зная, что она этого не сделает.

  Протянув палочки для еды, чтобы взять последнюю креветку, Рэйчел заметила, что по ее руке побежали мурашки. К кому ты несправедлив? – спросила она себя, обмакивая креветку в остатках сливового соуса, прежде чем положить ее в рот.

  Ни один из них не был за рулем. Спустившись с холма обратно в центр города, они остановили пустой кэб почти напротив паба, куда впервые зашли выпить. Резник предложил сначала высадить Рэйчел, и, хотя это было дальше всего, она согласилась.

  Они откинулись на спинку сиденья, одна рука Резника лежала у нее на плечах, а тыльная сторона ее левой руки покоилась на его ноге. После всех разговоров во время еды никто не говорил, пока водитель не свернул на улицу, где жила Кэрол.

  – Чарли, – сказала Рэйчел, повернувшись к нему лицом, – я очень рада, что ты был дома, когда я позвонила, рада, что ты пришел. Сегодня я хорошо провел время».

  Резник напрягся, ожидая но ...

  «Ты мне нравишься, Чарли Резник, по крайней мере, я так думаю, мне нравится быть с тобой, но не более того».

  – Что еще есть?

  Рэйчел рассмеялась и запрокинула голову. «Ты невозможен!»

  Резник наклонился вперед и поцеловал мышцу ее шеи. Она медленно повернулась к нему, двигая головой, пока он не поцеловал ее в губы. Когда такси остановилось, губы Резника приоткрылись, и ее язык скользнул по его языку.

  – Пора идти, Чарли.

  Резник вздохнул: «Конечно».

  Рэйчел открыла дверь, другой рукой потянувшись за сумочкой.

  – На мне, – сказал Резник. – Ты заплатил за еду.

  – Хорошо, – сказала она, выходя.

  – В следующий раз поменяемся местами, – сказал Резник.

  Рейчел подняла руку. – В следующий раз позвони мне.

  «Правильно.» Резник закрыл дверцу, и водитель развернул кабину на разворот. Он посмотрел в боковое окно, но она уже отвернулась и медленно шла по дорожке к входной двери. Несколько секунд, и она почти исчезла в тени.

  Рэйчел встряхнула сумку, похлопала себя по карману, куда она положила ключ? В доме не было света, что означало, что Кэрол либо не было дома, либо она уже легла спать, вымотавшись. Ей не хотелось стоять в холоде и сырости, как не хотелось и звонить в колокольчик, рискуя разбудить Кэрол. Звук такси, увозящего Резника, уже стих.

  – Никогда не делай этого, а?

  Резкие, эти слова на мгновение разорвали тьму, которая для нее была вечной, сердце Рэйчел остановилось. Сумка скользнула между ее пальцами к дорожке. Сначала она не могла определить даже голос, не говоря уже о том, откуда он исходил.

  «Меня всегда поражало, что такому организованному человеку, как ты, нужно полчаса, чтобы найти ключ от входной двери».

  Страх Рэйчел сменился гневом, когда Крис Филлипс вышел из тени к ней. Ей хотелось причинить ему боль за то, что он напугал ее, но он легко поймал движение ее руки и удержал ее выше запястья.

  Она могла видеть, что верхняя часть его плаща почти промокла; он был с непокрытой головой, и его волосы плотно прилегали к голове.

  – Как долго ты шпионил за мной? – спросила Рэйчел, высвобождаясь.

  – Примерно столько же, сколько ты мне врешь.

  – Я не лгал.

  «Нет?» Крис медленно повернул голову к дороге, глядя в том направлении, куда уехало уезжающее такси Резника.

  – Ты сказал, что никого не было.

  – Нет.

  «Что это было тогда? Какой-то чертов призрак?

  – Это был друг.

  «Держу пари!»

  Рэйчел отвернулась и подошла к входной двери; в холле зажегся свет, Кэрол насторожила их повышенные голоса. Ее палец был почти на звонке, когда чья-то ладонь шлепнула мимо нее, встряхнув дверь на петлях.

  – Не поворачивайся ко мне спиной!

  – Слишком поздно для этого, Крис, – сказала Рэйчел, снова повернувшись к нему лицом. «Я уже сделал.»

  – О, ты такой умный, не так ли?

  «Я не пытаюсь быть умным…»

  – Это естественно, не так ли?

  «Крис…»

  «Как ложь!»

  «Сколько раз я не врал. Почему я должен? Какой в ​​этом смысл?»

  – И блуд!

  Кэрол стояла за дверью, ее силуэт был разбит стеклом. – Впусти меня, – позвала Рэйчел, и прежде чем она закончила говорить, дверь в холл была открыта.

  – Привет, Крис, – нейтрально сказала Кэрол. Он проигнорировал ее, глядя на Рэйчел с той же смесью ненависти и отчаяния, которую она узнавала у многих своих клиентов. Он сделал вид, что следует за ней, и Кэрол ловко втолкнула Рэйчел внутрь и прислонилась к двери. Филипс оказался в ловушке, прижавшись одной стороной тела к стене.

  – Кэрол, лучше впусти меня!

  – Я так не думаю, Крис.

  – Нам с Рэйчел есть о чем поговорить.

  «Нет, не слышали», – позвала Рэйчел.

  – Ты слышал ее, Крис, – сказала Кэрол.

  Он прислонился всем весом к двери и оттолкнул ее назад, но не настолько, чтобы протиснуться внутрь.

  – Тебе не следует этого делать, Крис, – сказала Кэрол. «Иди домой.»

  – Нет, пока эта лживая сука не вернется сюда, чтобы поговорить со мной.

  – Мне больше нечего тебе сказать, – сказала Рэйчел, спиной к плечу Кэрол, – а если я и сказала, то это заставило меня осознать бессмысленность этого. Просто иди."

  – Иди, Крис, – повторила Кэрол.

  – А если нет?

  – Не будь еще глупее, чем ты уже был, – сказала Рэйчел.

  – Пошлите за полицией, почему бы и нет? Ваш друг фашист может с ревом подъехать на своем скакуне и попрактиковаться в известной полицейской жестокости. Это то, что заводит тебя в эти дни, не так ли? Наручники и дубинки в кузове синего фургона».

  Рэйчел вырвала дверь из рук Кэрол и снова захлопнула ее, со всей своей тяжестью и гневом. Если бы Крис Филлипс не отскочил назад во времени, он бы лишился как минимум пары пальцев. Как бы то ни было, одна из стеклянных панелей раскололась из угла в угол, и вся дверь на несколько секунд завибрировала в своей раме.

  Кэрол ловко вставила болт на место, а за ним и цепь; наконец, она повернула ключ во втором, врезном, замке.

  – Оставь его, – сказала она.

  Они сидели на кухне в задней части дома, Кэрол пила чай, Рейчел джин. Каждый раз, когда раздавался необъяснимый звук, они думали, что это Крис, двигающийся возле дома, но ни один из них не упоминал об этом. Рэйчел подробно рассказала подруге о китайской еде, не упуская ни аромата, ни блюда. Несколько раз во время своего повествования она подумывала подойти к телефону и позвонить Резнику, но всегда останавливала себя.

  В половине первого Кэрол поднялась наверх и, не включая света, выглянула наружу. Крис Филлипс стоял почти там же, где и час назад, сгорбившись посреди дорожки. Она тихо спустилась вниз и налила Рэйчел еще стакан.